Книга Джошуа Перла де Фомбель Тимоте

30. Мальчик-с-пальчик

Четверть века спустя я вновь смотрел на эти мостки для стирки. И вспоминал снимок, который сделал в тот день. В лодке, наполненной ивовыми прутьями, стояла девушка. Вместо весла у нее была длинная жердь. Она спокойно позволила себя сфотографировать, и я обрадовался. Обычно девчонок сложно уговорить позировать.

Теперь мостки для стирки были наполовину разрушены. Как дом господина Перла. Как мои воспоминания. Единственный свидетель – светлый пожилой человек – покоился в заросшей могиле рядом с домом.

Но как же быть с посылкой? Она-то существовала в реальности. И я не мог просто проигнорировать факт ее появления под моей дверью. Возможно, объяснение крылось в ней самой.

Вернувшись в Париж, я снова изучил содержимое ящика. Осторожно встряхнул коробочки с пленкой, проверяя, не пропало ли что.

В тот же вечер я отправился обратно к семье, захватив с собой посылку. Меня встретили хорошо: без особых эмоций, без упреков. Никто не знал, что я переживаю.

Жизнь вновь вошла в привычное русло.

Иногда во время обеда или ужина я уходил в ванную, чтобы проверить, не пропала ли посылка, спрятанная под раковиной.

В ближайшем городке был магазин, где проявляли старые пленки. Продавец удивился, увидев, какую древность я принес.

– Пленки вашей покойной бабушки?

Я объяснил, что это мои фотографии и что я до сих пор жив. В доказательство чего неестественно расхохотался.

– Использованы только четыре пленки, но проявите все семь. Я не знаю, какие именно с фотографиями.

Продавец попросил заплатить сразу, потому что клиенты часто забывают неоплаченные заказы.

– Не развешивать же чужие фотографии у себя в гостиной, – пояснил он.

Проявка длилась целую вечность. Пленки пришлось отвезти в дальнюю лабораторию. Возвратить их обещали почтой. Они сказали, что позвонят. Но всё не звонили. Я уже уверил себя, что пленки потеряли и просто не знают, как сообщить мне об этом. Я снова сходил в фотоателье. Меня отправили домой, уверив, что всё в порядке, просто надо подождать.

Через пару дней, когда я чистил баклажаны на кухне, раздался звонок. Фотографии прибыли. Я чуть палец себе не отрезал.

– Хотите сразу просмотреть? – спросила дама, доставая пакет.

– Нет.

Она назвала цену.

– Я уже заплатил молодому человеку.

Она посмотрела на пакет и на счет.

– Вы заплатили за четыре пленки.

– Да.

– А их семь. Проявлены все. Хотите проверить?

– Нет, спасибо.

Дрожащими руками я протянул деньги. Значит, после моего изгнания Перл пользовался фотоаппаратом.

Я не сразу поехал домой. Остановил машину среди холмов. Отошел немного. Я всегда искал подходящее место для чтения важных писем, словно обстановка могла изменить содержание.

Фотографии в пакетах оказались разложены в хронологическом порядке.

На первых была моя семья – братья, младшая сестра, наша квартира. Фотографии задумывались как произведение искусства с оригинальной рамкой и более или менее удачным эффектом размытости. Чужой человек счел бы их, разумеется, очень плохими, но меня они ужасно растрогали.

Последние три снимка из этой серии я сделал уже по дороге на курсы. Они были идеально размытыми.

Вторая пленка рассказывала о первых днях приключения. Всё начиналось с нескольких кур, портрета цыпленка, который словно улыбался, и натюрморта – лук-порей и морковь на кухонном столе. Мне дали задание найти тему. И я послушно искал.

На большинстве других фотографий запечатлелась река. Глядя на некоторые снимки, я даже немного жалел, что бросил заниматься фотографией в пятнадцать с половиной. Увидев на фото первых лягушек, я ощутил ком в горле. Роковое видение приближалось.

Но третья пачка начиналась с фотографии мертвой собаки. Я резко отодвинул снимок в сторону.

Большая черная собака лежала на спине в луже крови. Я дрожал. Это было фото не с моей третьей пленки.

Сердце стучало и обрывалось, будто я встретил змею. Несколько минут я сидел неподвижно, не прикасаясь к фотографиям.

Наконец взял еще одну пачку.

На этот раз я испытал облегчение.

Я держал в руках фотографии, которые сделал в доме Перла, пока хозяин отсутствовал. Дом на рассвете. Раки на понтонном мосту. Чемоданы, удивительная груда старья. Я вспомнил сокровища, завернутые в шелковистую упаковочную бумагу. Я и не представлял, какое волшебство меня окружало. Да и теперь, глядя на снимки, я эгоистично видел в них лишь доказательство подлинности моих воспоминаний. Да, я бывал в этом доме. Я действительно встречал этого человека. Вот и всё, что меня интересовало.

Может, следовало на этом остановиться?

Я взялся за четвертую серию фотографий. Я увидел лягушку на мостках для стирки, а вдали – приближающуюся лодку. Я быстро просмотрел фотографии одну за другой: охапки веток, жердь среди кувшинок, отражение серого неба в воде, снова лодка…

На фотографиях было всё, кроме девушки.

Она пропала. Я снова ощутил ужас, словно наступил на змею.

Куда исчезла девушка? Ни одно воспоминание не казалось мне таким четким. Я помнил каждую секунду, которую фотоаппарату полагалось запечатлеть. Помнил очертание колена под платьем, согнутую руку на жерди, цветок в волосах.

Я искал разумную причину, какое-то внятное объяснение, связанное с погодными условиями или качеством пленки. В те дни шел сильный дождь. Может, негативы размыло. Я грешил на лабораторию. Уж слишком долго они занимались проявкой, подозрительно долго. Наверное, против меня плели заговор.

Я встал и громко закричал. Я кричал так же, как много лет назад, потерявшись в лесу. Этот крик был вызовом всему миру.

Затем я снова сел, чтобы рассмотреть последние три серии фотографий.

Я начал с мертвой собаки. Она лежала на спине в высокой траве. Это был один из верных псов Перла. Я медленно просмотрел остальные фото. Их оказалось штук сто.

Мне понадобилось больше года.

Я говорил знакомым, что работаю над проектом, требующим многочисленных исследований. Я называл проект Книгой Джошуа Перла и описывал его такими общими словами, что все любопытные быстро теряли интерес.

Сотня фотографий рассказывала одиссею. Джошуа Перл начал снимать в день, когда завладел моим фотоаппаратом. По определенным приметам мне удавалось датировать некоторые снимки. Я понимал, что фотографии охватывают период длиной в двадцать лет, а то и больше. Значит, Перл делал по четыре-пять снимков в год.

Пока я рос, пока мы жили, Перл ехал.

На каждой фотографии я видел одно и то же зрелище – путешествие с сотнями чемоданов. Эта кочевая жизнь выглядела совершенно фантастической.

Чемоданы колесили по всему миру. Они скользили по заснеженным полям, грелись у моря, переплывали реки. Их хранили в конюшнях и палатках. А иногда – просто под деревом в поле. Попадались и очень странные снимки: чемоданы, унесенные течением, одиноко покоящиеся на горе рядом с двумя ослами.

Я чувствовал себя Мальчиком-с-пальчик, который в темноте леса медленно идет от одного белого камушка к другому. Так и я двигался от фотографии к фотографии, пытаясь нащупать дорогу этой истории.

В посылке было также две кинопленки. Мне удалось посмотреть их на старом проекторе. Коротенькие, трехминутные фильмы практически ничего не показывали, но приводили меня в исступление. Первый фильм я снял на реке, а потом в доме Перла и рядом с ним. Второй снял сам Перл: по траве бежала собака, а по реке лодка тащила плот с грудой чемоданов.

По фотографиям я видел, что количество чемоданов мало-помалу уменьшалось. Путешествия проходили не без потерь. На последних снимках чемоданы были сложены в идеальный куб, упакованный в сетку. Собаки тоже одна за другой исчезали с фотографий.

На последнем снимке виднелась передняя часть лодки. Мне показалось, что путешествие закончилось там же, где началось: в доме на реке. Идеальный финал истории. Я вспомнил могилу рядом с домом. Искатель приключений вернулся домой умирать.

Прекрасно.

Зимой я отправился в экспедицию, надеясь найти какие-нибудь места с фотографий. Я узнавал деревни, пейзажи, пляжи. Я шел по следам Перла.

Однажды поздно вечером я закончил писать историю Перла, распечатал ее и положил на стол.

Сотня фотографий была тоже здесь. Я чувствовал облегчение. Книга Джошуа Перла напоминала приключенческий роман. Наконец-то я освободился от своих воспоминаний. И от призрака девушки.

Однако ночью меня разбудил образ, вдруг мелькнувший в голове. Я бросился к столу, чтобы рассмотреть одну из фотографий.

Я называл этот снимок «Прощание с домом», это было самое начало приключения. На фотографии виднелись дом и понтонный мост, снятые с лодки. Я вгляделся и заметил крохотную деталь, которая раньше от меня ускользала. Могилу в траве у дома.

Могила уже была.

Значит, я всё перепутал. Глупец! Либо фотографии сделал не Перл, либо не он похоронен около своего дома. А если это не его могила, то он, возможно, еще жив.

А наутро после бессонной ночи я обнаружил в почтовом ящике анонимное письмо. Некто назначал мне встречу через три дня. Кроме того, в письме был вопрос, повторенный дважды – маленькими, а затем большими буквами:

Что вы делаете?

ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ?

Слова чернели на белой фирменной бумаге лавки Перла.

31. Видение

Это был дом в центре Венеции с несколькими маленькими окнами, выходящими прямо на канал. Я долго не мог его отыскать. В письме говорилось, что входить надо с воды. Но я пришел пешком, потому что не хотел зависеть от перевозчика. Я не знал, с кем встречаюсь, и предполагал, что, возможно, придется быстро сбегать, если это ловушка.

Теперь-то я понимаю, что реальная опасность, которая угрожала мне в тот день, не идет ни в какое сравнение с теми, что я себе воображал.

Я десять раз ошибся, наивно пытаясь отыскать вход в желтый дом с суши. Венеция не лабиринт, а два или три лабиринта, сплетенных вместе, чтобы запутывать людей.

Я ждал назначенного часа. Я отыскал дверь, но прошел мимо до конца улочки и посмотрел на часы. Было воскресенье. Приближался полдень. Вдали слышались рев моторной лодки на широком канале, мяуканье кота, звон колоколов, цокот женских каблуков.

Три дня я провел как в лихорадке. Я уничтожил свою рукопись, несколько раз перечитал анонимную записку, взял билет до Венеции, чуть не выбросил его, всем наврал…

Месяцами я посыпал свои раны солью – страница за страницей, фотография за фотографией. И вот через несколько мгновений я, возможно, узнаю смысл всего.

Я нажал на звонок, но он не издал ни звука. Я подождал секунд двадцать и снова позвонил. Чтобы придать себе уверенности, я отступил на шаг и сунул руки в карманы. Подняв голову, я вдруг заметил, что на втором этаже всколыхнулась белая занавеска. Хотя в тот день было абсолютно безветренно.

Я ждал новых знаков человеческого присутствия, переводя взгляд от окна к окну. Наконец опустил глаза и обнаружил, что дверь распахнута настежь. В доме было темно.

Когда я входил, мне почудилось, что за дверью стоит ребенок. Лестница начиналась прямо от порога и была такой узкой, что я задевал стены плечами. Кто-то поднимался вслед за мной, шлепая босыми ногами, и это успокаивало. Не станут же меня резать на куски в присутствии ребенка.

Лестница заканчивалась комнатой, залитой солнечным светом. Я увидел два стула, стол, два стакана и графин с водой. Вот и всё. Моего загадочного корреспондента не было.

Я остановился. Мне нравились квадратное окошко, маленькая комната, выложенный плиткой пол и кувшин с водой, сверкающий, как на старинных картинах.

Я хотел попросить своего провожатого передать хозяину, что я пришел. Однако, обернувшись, я вдруг почувствовал, будто ребенок прошел сквозь меня. Я крутанулся вокруг своей оси и замер.

Это была она.

Она разливала воду по стаканам.

Та самая девушка.

Я был близок к обмороку. Голова кружилась. Ноги словно онемели. Я не знал, доберусь ли до стула.

За двадцать пять лет она совершенно не изменилась.

Я чувствовал себя котом, который падает с крыши. Я падал, но голова продолжала работать. На самом деле я догадался еще по фотографиям. Но теперь пытался поместить невозможное в мир возможного. Я крутился и вертелся, падая в бездну, но тратил все силы на поиск логического объяснения.

И я его нашел:

– Скажи своей матери, что я здесь.

Девушка, разумеется, была ее дочерью. Вот в чем разгадка.

Услышав мои слова, она устало оперлась рукой о спинку стула, словно потеряв надежду. При виде ее разочарования я ощутил ком в горле. Я больше не мог себя обманывать. Это была она. Мой мир перевернулся в мгновение ока.

Я шагнул вперед и рухнул на стул. Девушка в широких шелковых штанах продолжала стоять.

Мы смотрели друг на друга. Иногда опускали глаза и вздыхали.

Необходимо было время, чтобы прийти в себя.

Наконец она тоже села. Поставила перед собой стакан и сказала:

– Вы совершенно ни на что не годитесь.

Я принял вид виноватого ребенка. Она продолжала:

– Вы получили посылку?

Я кивнул.

– Ну и? – спросила она. – Что вы делаете?

Это был ключевой вопрос – тот же самый, что и в письме. И я по-прежнему не понимал его.

– Что вы делаете? – повторила она.

– Пишу, – тихо ответил я.

– Что?

– Пишу.

Я, наверное, выглядел довольно жалко, однако ее лицо оставалось неподвижным. Она поднялась, чтобы закрыть внутренние ставни, которые я не заметил. Вновь опустившись на стул, она мягко спросила:

– Значит, вы ничего не поняли?

Я засомневался, но затем признал:

– Нет.

Я был искренен.

Она осушила стакан.

– Они приходят по двое или по трое. Они ищут его.

– Кто?

– Меня они тоже ищут.

– Кто вас ищет?

Она не ответила.

– Он очень стар и больше не может убегать.

– Кто?

Наконец я догадался и переспросил:

– Перл?

Она кивнула. Это придало мне смелости задать следующий вопрос:

– Кто вы?

Она налила себе еще воды и заговорила…

Всё, что вы читали в этой книге, от первого до последнего слова, – ее рассказ. Я бы никогда не осмелился выдумать такую историю.

Слушая ее, я понимал, почему уничтожил свою первую рукопись, повествовавшую о безумном скитальце с горой чемоданов. Там не хватало главного: понимания, что все перемещения Перла были вызваны смертельной опасностью, следовавшей за ним по пятам.

Проходили часы, а я всё слушал. Про любовь и смерть, про озеро и кабанов на снегу, про ласку на крепостной стене и изгнанных влюбленных.

Смеркалось. Кувшин пришлось наполнить несколько раз. Когда девушка уходила за водой, я оставался наедине со своими мыслями. Мне становилось холодно. Я прислушивался к ее шагам над моей головой, к тому, как вода течет из крана.

Девушка возвращалась.

Рассказывая о нашей встрече на реке, она делала долгие паузы, старательно подбирая слова, которые меня не заденут.

К тому моменту, как я впервые попал в дом Перла, тот собирал свою коллекцию уже сорок лет. Олия понимала, что, возможно, он не остановится никогда. Ведь доказательств никогда не будет достаточно. Он так боялся, что ему не поверят…

– Он боялся, – повторила она.

Я вспомнил, как Перл листал свои записи, перекладывал чемоданы, забирался наверх по приставной лестнице.

– И вот однажды утром я увидела, как ты фотографируешь лягушек.

Она слегка улыбнулась.

– Я чуть не влюбилась, честное слово.

Я тоже улыбнулся. Но со слезами на глазах.

– Я видела, что ты меня фотографируешь. И знала, что это напрасно.

Она засмеялась. Я опустил глаза. Я пытался не выглядеть чересчур печальным. Но у меня плохо получалось.

– Я лишилась магии. Но у меня сохранилась одна способность. Необязательно в прошлом быть феей, чтобы ею обладать.

Она говорила очень тихо. Я напрягал слух.

– Я умею делать людей печальными.

Воцарилась тишина.

Я понял, что меня привела сюда печаль. Отзвук моей давней любовной тоски заставил заниматься этим исследованием.

Пока я был в доме Перла, она приходила туда, открывала чемоданы, играла роль призрака. Она старалась разжечь мое любопытство, и ей это удалось. Именно из-за нее я решил сфотографировать сокровища Перла.

Но он поймал меня с поличным и выгнал.

Она говорила «Илиан» с долгим «а», словно вздыхая. Ей достаточно было произнести это имя всего раз, чтобы я понял, как она его любит. Я и вообразить себе не мог такую любовь.

Она снова заговорила и поведала о том, как через четыре года после моего изгнания на дом случайно набрел стрелок. К счастью, Перл был в отъезде. Стрела пронзила одну из собак. Две другие вцепились стрелку в горло. Но прежде чем он погиб, Олия заставила его рассказать, что творится в королевстве.

Стрелка отправил король. Сторож плавучего маяка в конце концов выдал Таажа. Ян знал, что его брат и Олия живы. Он также знал, что Илиан готовит свое возвращение.

Старик-отец давно умер. Фара, слуга, наверное, тоже.

Ян окончательно разорил королевство. Он поставил народ на колени. Он отправлял своих солдат всё дальше и дальше. Пока один из них не достиг этого мира. Он случайно утонул в канале в Брюгге, но за ним последовали другие. Охота на Илиана началась.

И один из стрелков вот уже два дня бегал по крышам Венеции.

Олия говорила, что всегда носит с собой лук, оставшийся от стрелка, которого загрызли собаки Перла.

Стемнело. Я уже не видел свою собеседницу. Лишь время от времени слышал, как ее ножки скользят по полу.

– А что за могила рядом с домом? – спросил я.

– Это могила собаки.

– Чего вы ждете от меня?

– Я увидела вас, когда вы танцевали.

– У пожарных? Я не танцевал.

Она тихонько засмеялась.

– Да, вы были заняты тем, что падали в обморок.

Я не стал объяснять, что чуть не потерял сознание, когда на долю секунды заметил ее.

– Я последовала за вами, чтобы оставить посылку, – сказала она.

– Так это вы?

Ее голос вдруг сделался очень серьезным, и она произнесла:

– Илиан скоро умрет. У вас есть все доказательства. Вы должны всё рассказать.

Я ушам своим не верил.

Она просила, чтобы я изменил их судьбу!

Я хотел сказать, что я уже не тот, кем был в четырнадцать лет. С тех пор я потерял доверие людей, потому что стал рассказывать выдуманные истории.

Теперь мне никто не поверит.

– А вы? – спросил я.

– Моя судьба – его судьба. Я буду с ним.

Она рассказала мне о двух неподвижных юных телах, спрятанных в ущелье около плавучего маяка. О телах, уже почти столетие ожидающих возвращения своих хозяев. Я попытался представить себе эту могилу, окруженную ласточкиными гнездами.

– Где Перл? – спросил я.

– В Венеции.

– Я хочу с ним поговорить.

32. Дворец вечности

Когда Аттила и его люди захватили Европу, беженцы спасались из горящих городов и прятались на островах. Они строили хижины на болотах и на песке. В пустынной лагуне ни всадники, ни вражеские корабли не могли их обнаружить. Так появилась Венеция.

Полторы тысячи лет спустя Джошуа Перл спрятался здесь по тем же причинам.

Издалека я смотрел на строение, обитое досками. Камень был одет в дерево и закреплен балками, чтобы дом ни при каких обстоятельствах не упал. Зрелище напоминало Ноев ковчег.

Олия сказала, что дом постепенно погружается в воду и больше туда никто не заходит. Я сперва не поверил, но оказалось, что это правда. За последние годы дом опустился на несколько метров. На поверхности виднелись только верхняя часть двери и несколько окон, перед которыми плескались волны. Последние этажи безропотно ждали своей очереди.

Я понял, куда надо идти, лишь к девяти часам утра. После минувшей ночи я был немного не в себе, словно пребывал в двух мирах одновременно. С одной стороны, я находился в Венеции, с ее набережными, ветрами, ароматами кофе и жасмина на улицах. С другой – погрузился в приоткрывшийся мне волшебный мир, который сейчас казался даже реальнее, чем мой собственный.

У меня будто началась лихорадка. Голова шла кругом.

Олия велела дождаться ночи, чтобы войти к Перлу, а днем посоветовала изучить окрестности. Она настаивала на крайней осторожности. Я должен был изображать туриста, не останавливаться перед домом Перла и не смотреть на него подолгу, не шляться по безлюдным улицам, в общем, не привлекать внимание врага.

Враг. Услышав это слово, я испытал настоящее удовольствие. Олия впервые дала понять, что мы с ней заодно, раз у нас общий враг.

Я стал ее защитником.

Но, выйдя от Олии на ночную улицу, где из-за ветра то и дело хлопали ставни, я вспомнил окровавленные стрелы солдат Яна. И мне резко расхотелось иметь врагов.

В последний раз я подошел к дому Перла во второй половине дня. Олия рассказала мне о потайном проходе, который я наконец обнаружил.

Под водой вдоль фасада тянулись балки. Надо было пройти по ним, чтобы добраться до квадрата из деревянных досок, прибитых одна к другой. Квадрат находился чуть выше и представлял собой что-то вроде лазейки для кошек, только чуть побольше. Олия знала об этом тайном отверстии и порой оставляла там корзину с едой. Она говорила, что раз корзина помещается, то и я пролезу, но я в этом сомневался.

Поздно вечером на корабле, среди туристов, подплывая к дому Перла, я вспомнил четырнадцатилетнего мальчика, который бежал по кровавым следам в лесной чаще. Теперь я снова был этим мальчиком с разыгравшимся воображением.