Война мертвых Прошкин Евгений
– Вас?
– Меня и Влада, – быстро поправился Тихон.
– К великому будущему, мой дорогой. Раз уж с вами стряслась такая… такая неприятность, нужно ее использовать во благо.
– Естественно. Даже если б она не стряслась сама, ее стоило бы организовать.
– Не нравится мне твое настроение, сто семнадцатый.
– А мне оно тоже не нравится.
– Желаешь размяться? Есть два восстания: на Дебре и на Гринволде. Могу отправить.
– Восстание – это как на Аранте? – в лоб спросил Тихон.
– Примерно, – не моргнув, ответил полковник.
– А что-нибудь не такое грязное? Неужели всех конкуров перебили?
– Это слишком опасно.
– Значит, последняя операция была не опасной?
Тихон надеялся, что когда-нибудь полковник все же проговорится, но зачем ему слышать от Игоря то, что давно уже ясно, он сказать не мог.
– Выхода другого не было, понимаешь? – с какой-то незнакомой интонацией произнес тот. – Нет, ты не поймешь. Тебя ведь в Школу прямо из Лагеря взяли.
– Ну и?..
– Все. Отдыхай.
Отключившись, полковник забрал с собой все прямые каналы связи. Наступила гнетущая тишина. Обострив слух, танк уловил за толстыми стенами какие-то шорохи и вздохи. Все-таки он крыса, простая подопытная крыса. Их никогда не выпускают на волю.
Бункер, отзываясь на это страшное открытие, загудел, и все вокруг слилось в мощной вибрации. Два километра гранита, с тревогой подумал танк. Уж если завалит, то всерьез. Словно расхохотавшись, над головой что-то заухало – ближе, ближе, громче.
Верхние перекрытия обрушивались одно за другим и, складываясь в исполинский бутерброд, становились все тяжелее. Все меньше надежды на то, что потолок выдержит. Стократный запас прочности – это, оказывается, не так уж и много.
Первыми пострадали ворота. Отремонтированная створка заиграла, выгнулась и смялась пустым фантиком. Треснули стены. Разъехавшиеся щели протянулись от угла до угла, и в них что-то напряженно заскрипело. Все.
Потолок – уже бесшумно – сложился, на башню пришлось какое-то сквозное отверстие – вентиляция? кому она здесь нужна? – и в нем, точно ртуть в ускорителе, пролетел, победно воя, массивный стержень.
Он почувствовал, как проваливается – вниз, сквозь коробку КБ, сквозь ходовую часть, через бронированное днище, через бетонный пол – к самому центру, и еще дальше.
Это что – смерть?!
Танк выскочил с обратной стороны планеты и, удивительным образом перевернувшись, встал на траки.
Розовый закат. Или рассвет? Он всегда их путал. Убаюкивающий плеск. Если сосредоточиться, можно различить, как перекатываются песчинки. Кто-то поет в деревьях. Тихий ветер. Ему здесь нравится. Здесь можно остаться.
По пляжу идут люди, маленькая компания, но сосчитать их невозможно. Смеются, смотрят на солнце, загребают ногами дырявую пену волн.
– Эй! Не надо! Это рай для танков! Это мое место!
Не обращают внимания. Не видят. Проходят сквозь него и шлепают дальше. Он разворачивается и едет следом, крича в беспечные спины, но они не желают о нем знать. Они уверены, что все прекрасное принадлежит им.
И тогда он стреляет. Ему надоело быть жестоким, он собирается лишь попугать, но люди продолжают идти вперед, пока он не убивает последнего. Только что их было несколько, по крайней мере, больше одного, а теперь – ни души. Или они умирали не от его выстрелов? От чего же тогда?
Он вернулся назад, к той точке, откуда выпал, но там уже все было не так. Розовое солнце светило не для него, а песок шипел, словно миллион ядовитых змей. И даже тихий ветер дул не в ту сторону, куда ему хотелось. Что это, если не смерть?
– Это моя жизнь, – сказал Алекс, растворяясь. – А теперь и твоя.
– Извини, я пропустил. Пожалуйста, еще раз.
– …взапой на всех колониях. Такой книги еще не было.
Строгая дама в декоративных очках тронула планшет, и на рабочей поверхности проявился заголовок: «РЖАВЕЕТ ВСЕ».
– Есть и другой: «СТАЛЬНЫЕ СЛЕЗЫ», но первый более удачный.
– Да, слезы – это слишком, – отстраненно проговорил Тихон.
Он очнулся вконец вымотанным и обнаружил, что уже две минуты беседует с какой-то старухой. Чего она к нему привязалась? А, литератор. Эта порода уже была. Все равно напишет, как ей надо.
Тихон осмотрел помещение – потолок наверху, на месте, то есть. Ворота, рассыпавшиеся на отдельные, сложного профиля, планки, так и валяются в проеме. Ну, не можете починить, хоть уберите. И еще Тихон подумал, что его этаж в бункере, скорее всего, единственный.
– Я прошу прощения. Никак не пойму суть твоей просьбы.
– Просьба? – вспыхнула дама. – Совместное коммерческое предприятие, уважаемый э-э…
– Танк.
Женщина машинально кивнула, но повторить не решилась.
– Мы напишем биографическую книгу, сейчас для этого самое время. Пока публику не увлекло что-то другое, и твоя история не перестала быть актуальной.
– Биографическую? И что в ней будет?
– Структура обычная, три части: трудное начало службы, будни, трагический финал.
– А начало обязательно должно быть трудным? – осведомился он.
– Закон жанра, – развела она сухими ладонями. – Начало трудное, а финал трагический. Иначе не купят.
– Ну что ж, я вроде гожусь, – деловито заметил он.
– Да, очень удачно все вышло. Гонорар я предлагаю обсудить…
– Как-нибудь потом, – безразлично сказал Тихон, и острая мордочка литераторши выразила искреннюю признательность. – Соединись со мной через сорок восемь часов.
В буфере болтался еще один вызов.
Перед далеким объективом появился пожилой мужчина располагающей, в чем-то даже проникновенной внешности. Добродушные глаза говорили: «верьте мне, друзья», сильные брови остерегали: «бойтесь меня, враги». Это тип привык, что с ним никто не портит отношений.
– Я адвокат, – весомо произнес он. – Изучив все открытые материалы по твоему делу, могу уже сегодня гарантировать четыре миллиона. Ежегодно. Это наша с тобой минимальная ставка. Если удастся добыть какие-нибудь сведения о том, что для твоего спасения армия использовала не все возможности, то сумма, естественно, вырастет. Но это пока в плоскости желаемого, что же касается действительного, то я уже все подготовил. Подадим в суд хоть завтра.
– И на кого же?
– На Конфедерацию, – эффектно заявил он. – В таких делах мелочиться не стоит, нужно бить прямо вверх. Ты за них не переживай, они там сами разберутся, кто прав, кто виноват.
– Ну и зачем все это?
– Тебе мало трех миллионов в год? – изящно огласил адвокат свою предполагаемую долю.
– Зачем мне деньги? – настойчиво повторил Тихон.
– Обычно люди их тратят, – он был настолько воспитан, что не позволил себе даже легкой ухмылки. Зато в душе наверняка гоготал и вертел пальцем у виска.
– Люди, да?
– Ах, ну я не то… – умеренно смутился адвокат.
– Давай так: ты меня вызовешь не раньше, чем придумаешь, куда мне деть три миллиона конфов. Гараж, инкрустированный бриллиантами, сразу отпадает.
Тихон еще минуту проговаривал про себя разные варианты ответов, от ироничных до совершенно нецензурных. Ему все чудилось, что бесконечное общение с посетителями продолжается. Так много болтать Тихону не приходилось никогда в жизни. Стоять на месте и трепаться. Тысячи часов в подземной келье, и за все это время – одна короткая вылазка. Десяток, или чуть больше угробленных китов, и снова вниз. Недолго и свихнуться.
– А ты мнишь себя нормальным? – спросил Влад.
– Уже не совсем. Поклонники доконали.
– Поклонники – это здорово. Адвокат у тебя был?
– Был. А у тебя – писательница?
– Само собой. Сказать, как моя книга будет называться? «Стальные слезы». Там еще про ржавчину чего-то было, но мне не понравилось
– Ржавчина – это уж слишком, – согласился Тихон.
– А самоубийца?
– С завещанием? Появлялся, я его послал. А ты?
– Я время назначил. Пусть приходит, прожгу ему башку, мне не трудно.
– Слушай, Влад, а сны тебе не снятся? А то мне тут…
– Не, этого у меня никогда не бывает. Я же тебе еще в Лагере говорил. Представляешь! – вдруг оживился он. – У меня ведь братишка имеется.
– У тебя все – братишки.
– Натуральный младший брат, – вскинулся сто пятый. – Не веришь? Я справки наводил! Только погиб он у меня. Военным был братик мой…
Тихону отчего-то стало так муторно, что захотелось прервать разговор прямо сейчас, на этом самом слове. А то Влад расскажет про своих родственников, и…
– И отец в армии, – с достоинством продолжал тот. – Но пока война не кончится, его не разыщешь – секретный.
– А что же брат, – осторожно сказал Тихон. – Если он младше, когда погибнуть-то успел?
– На Гринволде. Мы с тобой туда не попали, а месили там, между прочим, ой-ой. Его даже в книгу какую-то записали.
Тихон закрыл линию и остро пожалел, что не сделал этого пятью секундами раньше. Зачем ему родственники Влада? У него они тоже есть. Собственные. У сто пятого – свои, а у него – свои. Вот так.
– Эй, куда исчез? – Влад легко выловил его на другом канале. – У тебя-то есть успехи? Помнится, ты тоже насчет родичей суетился.
Толстокожий, гаденыш.
– Мои попроще, – кисло отозвался Тихон. – Мама биолог, папа транспортный инженер, сестра – по части электроники.
– Замечательные, должно быть, люди, – посочувствовал Влад. – Связаться с ними не пробовал?
– Я же в списке погибших.
– И я в списке. Вместе с братом, – патетично добавил он.
Догадается, нет? Где уж ему! А про Марту он ничего не сказал, отметил Тихон. Что же ты сукой-сестрицей не хвастаешься? Это тебе не секретный папаша, это гораздо хуже.
– Ну ладно, заканчиваем, ко мне тут пожаловали.
– Опять?
– Да нет, техники пришли. Инструменты какие-то тащат, – с легкой тревогой проговорил Влад. – Ты не знаешь, чего им надо? Хоть бы датчики одели, стадо безмозглое.
– Спроси у полковника.
– Нет его.
– В сети пошарь.
– Да в какой сети?! – сорвался на крик Влад. – Перенесся он куда-то!
– Не ори на меня. Начальство в бункере осталось?
– Какое, к черту, начальство?! Они траки развинчивают!!!
– И ты позволяешь?
– А что мне делать, стрелять, что ли?
Где-то совсем рядом засмеялись, и к Тихону, перешагивая через ворох металлических реек у порога, вошла большая бригада в белых комбинезонах. Четверо последних тянули низкие тележки, которые энциклопедия опознала как домкраты. Расшвыряв железки ногами, они завели домкраты внутрь и недвусмысленно направились к танку.
Тихон спешно вызвал Игоря, но тот не ответил. Тихон объявил поиск по всей сети, но спустя долгие двенадцать секунд к нему вернулось категоричное «абонент недоступен».
– Говорят, они и думать могут, – сказал белобрысый паренек с орнаментальной татуировкой во всю щеку.
– Всякая тварь думает, – философски заметил второй, постарше. – Ну-к, давай левый передний.
Под днище подпихнули тележку, и Тихон отпрянул назад.
– Тпррру, чучело! – незлобиво цыкнул философ и хозяйски похлопал по броне.
Тихон обшарил внутреннюю сеть бункера, но она пустовала. Никто даже новости не смотрел. Не было там и Влада.
Что, уже?! Разобрали по винтикам?
Его окружили со всех сторон так, что сдвинься он хоть на метр, непременно кого-нибудь задавит. Снизу, скрипнув о пол, втиснулись сразу четыре домкрата.
– Ну? – победно произнес старший. – С ним сладить мо-ожно.
Тихон вышел в интервидение и попытался пробиться в сеть бункера снаружи, чтобы оставить сообщение для техников.
«Данного адреса не существует».
В другой раз эго бы это позабавило. В другой. Не в этот.
«…не существует».
Но ведь доставали же его как-то все эти самоубийцы, литераторы и прочие маньяки.
– Абонент находится по адресу: Тихий Ветер, Западное побережье, специализированный пансионат…
– Повторить! – рявкнул он.
– Колония Тихий Ветер, Западное…
Подъемники тонко запели, упираясь в днище мягкими лопастями. Звякнули опоры тележек, и нагрузка на траки стала падать.
– А он не пальнет? – с опаской спросил татуированный.
Домкраты выдвигались все дальше и дальше. По миллиметру за три секунды. Еще минута, и он окажется в воздухе.
– Не до-олжен, – добродушно протянул старший. – Они своих не убивают.
– Кроме тех случаев, когда приходится, – сказал Тихон, но его, конечно, не услышали.
Двигатель грохнул всей своей мощью, и провисшие траки, царапнув бетон, бросили машину вперед, прямо на мускулистую женщину с инструментальным чемоданом. Белобрысый завизжал и отскочил в сторону. Остальные еще только разгибались, оборачивались, медленно удивлялись.
– Стоять, стоять, зверюга! – повелительно произнес кто-то рядом, и башня как-то сама собой повернулась, а пушки, не дожидаясь сформулированного приказа, просто уловив настроение, облили голубым огнем весь угол.
Пять человек – те, кто не угодил под струю, – вопя и размахивая руками, побежали к выходу. Споткнулись о гнутые рейки, со звоном рассыпали, повалились друг на друга. Заковырялись, начали хвататься за все вокруг – за спины, волосы, лица. От ужаса заорали еще громче, кого-то оттолкнули, у кого-то намокли штаны, и Тихон, уже ничего не соображая, снова выстрелил, лишь бы избавить себя от этого зрелища.
Эфир пронзили тревожные запросы, но он загородился уведомлением «абонент занят». Раньше надо было разговаривать.
Раскрошив траками что-то угольно-черное, почти невесомое, он выехал в тоннель. Справа, из бездонной тени, которую он считал тупиком, надвигалось семь тонн металла. Тихон одновременно потянулся и к пушкам, и к радару. Сработали синхронно. В лопающемся кузове угадывалось нечто земное, но менее совершенное.
В коридоре – топот. Люди неслись прочь, к какой-то своей норе, или дыре, или ко второй станции, ведь могла же быть в бункере вторая станция. Но искать он ее не собирался, ему бы пробиться к первой, к той, что вместо лифта. На поверхность. Там солнце и такие волны… Такие маленькие тихие волны.
Он добрался до боковой ниши и сверкнул прожектором – платформа выглядела нормально. Код доступа могли изменить, адрес-получатель – тем более, но это был единственный выбор. А разве так бывает, чтоб выбор был единственным? Что же это тогда за выбор?
Тихон заехал на шаткий квадрат и по памяти ткнулся в нужный участок контура. Доступ не сняли. Уж куда-нибудь он точно попадет. А еще точнее? Надо надеяться на удачу.
– Удачи тебе, танк.
– Влад?!
– Уходи, братишка… Куда угодно уходи… Только не оставайся… Здесь.
– А ты?
– Я… – он мучительно помолчал. – Все…
Сверху рухнула бездна света. Звуки стали отчетливыми: кто-то бежал – от него, кто-то ехал – за ним. Его боялись, но хотели удержать. Им гордились, но прятали, словно заразного. Его не считали ни человеком, ни машиной. Тихон и сам не знал, кто он такой.
– Быстро ты управился, – сказал Алекс.
Песок. Больше ничего. Низкое зловещее небо и рыжая рябь – на сотни километров вокруг. Будто кто-то подслушал его желание видеть волны, и вот, пожалуйста: вечные волны, без конца и края.
Тихон скатился с приподнятой платформы и по оси завяз в сухой золотистой трясине.
– Там стоять нельзя, зыбучие пески. Держи ровно на солнце и не забывай про локатор. Через двести пятьдесят километров пеленганешь.
– Кого?
– А кто поближе будет, того и пеленганешь. Мы, вообще-то, тебя позже ждали. По-хорошему хоть ушел? Я-а-асно, – протянул Алекс, верно истолковав паузу. – Не переживай, они задарма редко отпускают. Как тебе наша среда обитания? Местечко называется Скит. Мое изобретение.
– Почему Скит?
– А что же это?
Траки наполовину погружались в мелкий песок, и две трети усилий пропадали впустую. Тихон не знал, имеет ли смысл куда-то ехать, но не ехать было тоже нельзя.
Анализатор обнаружил в атмосфере порядочное количество двуокиси углерода. Значит, это не та планета, на которую они с Владом попали вместо Гринволда. Тихон почему-то не удивился. Впрочем, если бы планета оказалась той самой, он бы не удивился тоже.
Черная, как гнилой зуб, платформа осталась позади. Сначала Тихон решил: далеко позади. Переключив зрение на панораму, увидел: совсем даже не далеко. Пройденный путь приборы соотносили с оборотами двигателя, и при буксующих траках определить реальное расстояние было практически невозможно.
– Дели на четыре, не ошибешься, – подсказал Алекс.
Или подсказала? Тихон все никак не мог понять, какого же он – она? – пола.
– И ты себе такими пустяками голову забиваешь? Женщина я. Девушка, вернее. По-твоему – сука.
Тихон не смутился.
– А все о тебе говорили, как о мужике.
– Потому, что вроде герой. Не может же герой быть бабой, правда?
– И еще говорили, что тебя нет.
– Так меня и нет. Разве это я? Это танк.
– Чья здесь платформа? – Тихон рассержено посмотрел назад: выступающая в песке плита отдалялась. Но медленно. – Кто ее программировал?
– Все станции переноса наши. У конкуров несколько иная транспортная система. Ты сам знаешь.
– Наши? А случаи, когда танки забрасывало не по адресу…
– Случаи – то, что бывает случайно. Извини, если коряво сказала, я не с Земли. Кстати, все «случаи» странно похожи: во-первых, это происходило только с волками, во-вторых, они всегда оказывались где-нибудь вне охвата своего Поста. И вообще за пределами подконтрольного нам пространства.
– На территории конкуров? – попытался Тихон проявить сообразительность.
– Станции-то наши, – напомнила Алекс.
Не получилось у него быть сообразительным. Ну и не надо.
– И часто система так промахивалась?
– Увидишь, – загадочно отозвалась она.
Платформа наконец-то скрылась за пологим барханом, но легче от этого не стало: исчез единственный ориентир. Поездка превратилась в топтание на месте. Кой-какое движение можно было отследить по косым гребням, но Тихон не исключал, что это песок под действием ветра или черт-его-знает-еще-чего ползет ему навстречу.
Делить расстояние на четыре – это тысяча километров в субъективном исчислении. Больше трех часов. И не до стоянки, а до предполагаемой пеленгации. Успеть бы до вечера, родилась атавистическая забота. Родилась – и умерла.
Тихон педантично придерживался солнца. Чужая звезда висела хоть и не в самом зените, но достаточно высоко, так, что рыжие волны совсем не отбрасывали теней.
Воздух разогрелся до семидесяти по Цельсию, поверхность – еще сильнее, но Тихона это не трогало. У него в запасе оставалось около тысячи градусов, только потом механика начнет давать сбои. Минус тоже не страшен: в бесфрикционных сочленениях смазка не используется, мерзнуть нечему. Траки по песку вовек не изотрутся. Что еще – реактор? Если уж убогий Т-12 славится вечным сердцем, то он, модель нового поколения, вечен вдвойне. Короче говоря, живи да радуйся. Еще так можно: живи – не хочу. Это гораздо ближе.
– Алекс, а Скит – чья планета? – спросил он, чтобы хоть как-то себя занять.
– А ничья.
– Здесь что, один песок?
– И лужи.
– Оазисы, стало быть.
– До оазисов еще пара миллиардов лет, и то при большом везении. Планета старая, аминокислоты и прочие частности бытия со своей эволюцией могут не успеть. Так что вся фауна – это мы. Homo bellans. Тоже мой термин, но тебе разрешаю пользоваться.
– «Человек прекрасный»?
– «Человек воюющий». Стадию прекрасного мы благополучно миновали.
Через два часа и сорок минут, чуть раньше, чем он планировал, локатор ухватил первую метку.
– Кого-то засек! – обрадованно поделился Тихон.
– Здороваться надо, когда встречаешься.
Это он уже слышал.
– Здрасьте.
– Здравствуй.
Анастасия… Смешная старушенция.
– Давно ты здесь?
– А как с тобой в один экипаж попала, так и… Не сразу, но в общем-то, в результате.
Тихон почувствовал, что ответа от него не ждут, да и что он мог ответить? Попросить прощения? Это самый бессмысленный поступок из всех возможных. Потому, что никакой не поступок. Слова.
Количество точек на радаре росло, через несколько минут их было уже сорок две. За пять часов, что он провел в пути, солнце почти не сдвинулось, лишь забралось чуть повыше. Песок засиял, отбрасывая микроскопическими гранями множество мелких неуловимых бликов. Сейчас он был похож на цветной искусственный снег.
Преодолев очередную дюну, Тихон неожиданно очутился у самой стоянки. Строго говоря, стоянкой это не было – машины неторопливо разъезжали туда-сюда, а те, кто все-таки стоял, настолько не соблюдали порядок строя, что в этом виделся явный умысел.
Недалеко, примерно в двух километрах, находилась упомянутая лужа – причудливой формы озерцо размером… Тихон задумался, с чем его можно сравнить, но кроме озера Нежень в голову ничего не пришло. Нет, это поменьше будет.
Воздух над гладкой водой играл и струился вверх, песок сквозь него казался текущим. Кстати, в районе стоянки он так не сыпался, поверхность здесь была тверже, и траки уже не зарывались.
– Ну вот, до темна поспел, – сказал Тихон, въезжая в гущу машин.
– До полудня, – поправил кто-то. – Суточный цикл Скита – ровно сто часов, секунда в секунду. Такого, между прочим, ни на одной колонии нет. Удобно для десятичного счета.
– Ты кто? – по-детски спросил Тихон.
– Я? Танк! – с вызовом ответил незнакомец.
– Тезки, значит.
К сорока двум машинам, зафиксированным еще на подходе, не прибавилось ни одной – танки кучковались достаточно плотно, в радиусе полукилометра.
– С тобой нас сорок три, – сказала Алекс. – Скоро, я полагаю, будет раз в десять больше.
– С чего это такие прогнозы?
– Волки с людьми не уживаются.
– По-моему, очень даже уживаются.