Война мертвых Прошкин Евгений

– Я про нас. Тех волков, настоящих, я не видела.

– На собак похожи.

– А собаки на кого?

Тихон собрался пошутить, но пока выдавливал из себя юмор, настроение ушло. Девочка не видела собак. Что смешного? Он и сам много чего не успел повидать, и теперь уже не успеет. Сплющенное солнце и красно-желтая пыль – эту картину ему предстоит лицезреть долго. Слово «всегда» ему употреблять не хотелось, в нем было что-то роковое.

– С Анастасией ты знаком, со мной, вроде, тоже, остальные сами представятся, если сочтут нужным.

– А можно на тебя посмотреть?

– Пожалуйста, – с улыбкой в голосе сказала она.

К Тихону подъехал Т-14. Собственно, ничего другого на этой планете к нему подъехать и не могло. Танк был такой же, как все остальные, лишь сзади, за башней, имел еще одну башенку, совсем маленькую и шарообразную, как юная грудь.

Сравнение явилось само собой, и Тихон, усмехаясь этой странной ассоциации, вдруг подумал, что Алекс действительно чертовски женственна – не снаружи, конечно. Внутри. То, как она с ним разговаривала, – с ним, а не с кем-то еще, – то, как она, слегка вильнув, затормозила, указывало на абсолютно не мужской склад ума.

Почему Тихон не чувствовал этого раньше? Два раза они общались – три, если считать сброшенный контакт, и четыре, если прибавить внушенный сон про расстрел пляжных дебилов, – но по-нормальному выходит два, и в те разы он ничего подобного не замечал. А теперь, гляди ж ты, заметил.

– Что у тебя с головой? Ты падала? Шишка на затылке.

Она не засмеялась, но оценила. Это тоже было приятно.

– Блок дальней связи. Как я еще могла войти в интервидение?

– Такой только у тебя есть?

– Сам не видишь?

Тихон видел: больше ни у кого второй башни не было.

– У вас обычное многоканальное радио, а мне вон чего поставили. Это когда меня случайно, – она сделала крохотную паузу, и Тихон мысленно отмахнулся: «да понял, понял». – Когда меня случайно занесло на пустую планету, где, как ни странно, находилась станция переноса. Игорь ведь не знал, что я взбрыкну. Он тогда только создавал свою Школу и собирался все машины такими блоками оснастить.

– Игорь? – скорее утвердительно произнес Тихон. – И эта станция тоже его?

– Они все его, но эта – особенная. Он решил, что здесь нам будет лучше. Ни лесов, ни морей. Раздолье. Лишь платформочка подкачала. В одну сторону работает.

– И ты меня хотела предупредить?..

– Вначале. Потом уж чего было предупреждать? Куда ты денешься, как не сюда.

– Значит, для меня все было предопределено?

– Неизвестно. Я твоего досье не читала – настоящего, а не того, что в сети болтается. Но тебя, наверняка, еще в Лагере приметили. Игорь по всей Конфедерации рыскал, таланты искал. Мы же здесь все жутко одаренные, ты в курсе?

Да, ему говорили – про дарование, про то, что от других отличается. Он слушал с удовольствием, как же, особенный! Психологи из Лагеря терзали своими тестами – не понимали ничего, или на Игоря работали? Что теперь об этом? Гори они все огнем.

Тихон прошелся по эфиру – двенадцать личностей вели какую-то сложную интеллектуальную игру. Высшие существа, однако. Еще шесть танков трепались о всякой ерунде, остальные, подавляющее большинство, либо освежали в памяти наиболее дорогие эпизоды, либо предавались созерцанию. Это, видимо, те, кто уже все вспомнил.

Инициативы по поводу знакомства никто не проявлял, а навязываться Тихону не хотелось. Алекс как-то незаметно отъехала в сторону, тащиться за ней было бы нетактично. Мало ли, какие у нее дела. Дела? Здесь?!

Приказав себе не скучать, Тихон отправился к озеру. Обычная яма с водой. По берегу – следы пенки. Сухие, как и все вокруг. На дне – слой чего-то темного. Ил? Откуда ему взяться! Тот же песок, помельче.

Тихон осторожно вкатился в воду. Теплая, словно кровь. Чистая. Минеральные соли и немножко металлов, в основном – железо. Возможно, когда-нибудь именно из этой лужи вылезет костистая пучеглазая рыбина, от которой и начнется новый род сапиенсов. Если, как сказала Алекс, они успеют до гибели своего солнца. Что ж, посмотрим.

– Утопиться решил?

Как она умудрилась подкрасться?

– А для озера ты название не придумала?

– Ему не положено, в нем никто не живет.

– Так ведь и на Ските никто не живет.

– А мы?

– Надолго мы здесь? – спросил, помолчав, Тихон.

– Надеюсь, навсегда.

Ну вот и любимое словечко.

– Зачем же надеяться на худшее? Чтоб некуда было разочаровываться?

– Это лучшее, Тихон, что только можно для нас придумать.

– Весьма оптимистично. Ну, а если, допустим, не повезет?

– Ты ведь уже был на Аранте, – ясно, но без укора произнесла она. – Аранта – это черновик. Теперь у них схема налажена: десяток провокаторов, сотня жертв и ввод регулярных войск. Но делали нас для другого, – она так и сказала: «делали». – Военный переворот на какой-нибудь нищей колонии – это всего лишь подсобные работы. Чтоб техника не простаивала.

– В чем же наша сверхзадача? – иронично спросил Тихон

– Война, – коротко ответила Алекс. – Настоящая война. Серьезная и очень жестокая, а не та канитель, что у нас с конкурами тянется. Большего я не знаю. На Аранте вот узнали, и правительство поменялось. Вдруг. И еще кое-где. Погоди… – она переместила внимание куда-то вглубь и, оторвавшись, грустно сказала. – Сейчас тоже. Ты как раз оттуда. На Тихом Ветре полицейская операция. Уж они-то что?.. Я эту колонию помню. Сонное царство. Славная планетка.

– У меня отец там родился, – к чему-то вставил Тихон.

– Да? Бывают же совпадения. Посмотреть хочешь? Могу пустить через свой КБ.

Тихон, не задумываясь, согласился. Вовсе не для того, чтобы посмаковать чью-то смерть – этого он хлебнул в достатке – и даже не за тем, чтоб убедиться в правоте Алекс, – он ей просто верил. Она предложила связь через ее командный блок, и это означало, что Тихон побывает у нее в гостях, в ней самой.

Алекс открылась, и Тихон проник внутрь. Сознание, располагавшееся в КБ, вызвало у него если не восхищение, то уж по крайней мере глубокую симпатию. Алекс сочетала в себе необыкновенную душевную силу и какую-то… хрупкость, что ли, но это не имело ничего общего ни с девичьими вздохами, ни с заурядным бабьим кокетством. Она много пережила, понял Тихон.

Теперь я знаю, почему ты была первой.

Да брось ты, с кого-то надо было начинать. Подвернулась я.

Нет, Алекс, такие, как ты, не подворачиваются.

Ты не забыл, зачем здесь находишься?

Ах, да…

Пронесясь по указанному ею пути, Тихон вынырнул в новом сознании, странном и противоречивом, похожем на льдышку, плавающую в кипятке.

Волк, одноместный. Оператор отличный, впрочем, плохого на Т-14 не посадят. Ближайший кандидат к нам на Скит. Это уже Алекс сказала. Или он сам? Не разделить.

Операция подходила к концу. Зеленый ковер травы был весь в язвах – где не упало пламя, там разрыли траки. Несколько сожженных таранов вокруг широкой воронки. Кто и с кем воевал?

Земля сместилась и помчалась навстречу – танк куда-то ехал. Относительно уцелевший берег. Берег, снова берег, изгиб – за поворотом неожиданно возник город. Тот самый, Тихон вспомнил его по чудесным мостам и башням, состоящим из одних окон. Город был уже не так красив, в нем отметилось звено перистов и два волка.

Рейд конкуров раздавил деревню, но здесь захлебнулся. Эти, на сияющих Т-14, не оплошают.

– Очнись! – не выдержал Тихон. – Они и так порядочно разрушили, и еще успеют. Тебе это зачем? Приказали? Ты хоть иногда думаешь, на что тебя толкают?

– Кто ты? – испугался оператор.

– Тихон, если тебя это волнует.

– Тихон?! Я пытался найти… Мне сказали, что это брехня, нет такого.

– Правильно, нет, но вслух моего имени лучше не произносить – вредно для памяти.

– Да, я понял.

С чего бы ему не понять, когда один сброс он уже имеет. Теперь будет второй.

Не будет, разве что сам проболтается. Я тебя прикрыла.

Алекс, ты умница.

Без толку это.

А я попробую. Жалко ведь человека.

Ну, давай, давай, только не долго. Мне тяжело.

– Любезный… Зигфрид, да? Зиг, я не про Тихий Ветер. Это тоже большая гнусность, но сейчас я говорю о тебе самом, о твоей жизни. Тебе необходимо уйти из армии. Пока еще можно, – Тихон отметил, что невольно повторяет слова Алекс, сказанные на Аранте, но оригинальничать было ни к чему. Лишь бы дошло. – Пока еще можно, Зиг, потом тебя не отпустят. Но и это не самое страшное. Ты перестанешь быть человеком.

– А без метафор?

– Ты литератор, что ли? Занесла же нелегкая! Я буквально: не будет у тебя ни ручек, ни ножек, ни шланга…

Алекс, само сорвалось, честно.

Ладно, я не маленькая.

– …ничего не будет, ясно Зигфрид? А будет один большой кусок железа.

Оператор заметил между домами движение и, не разбираясь, что там такое, поочередно тявкнул всеми тремя пушками. Его поддержали другие танки, и высоченное здание с острым шпилем медленно и страшно сползло к реке.

– Продолжай, – буднично сказал он.

– До встречи, волчонок. Ох, и несладко тебе придется.

Ну, как успехи? Получилось?

Что же он такой слепой?

– А ты был зрячий?

Алекс вежливо, но твердо выпроводила Тихона восвояси, и ее реплики снова стали восприниматься, как нечто постороннее.

– Поначалу я каждого будущего волка лично предупреждала. Вас отслеживали, сбрасывали, я опять с вами связывалась… Потом научилась шептать, так, чтобы чужие не слышали. Ничего не изменилось. Вашу память можно было и не уродовать.

– Оттуда все кажется таким быстрым и ярким. Вместо дней – часы, вместо праздника – война. Некогда притормозить. Это после… но после – другое дело.

Он спохватился, что до сих пор стоит в воде, и поспешно выбрался на сушу, хотя необходимости в этом не было. Рефлексы. В нем еще жило что-то от человека.

– Алекс, признайся, сон – твоя работа? Про Тихий Ветер.

– Он тебя не очень удручил? Это копится, копится… иногда нужно куда-то девать, иначе совсем плохо. Я выбираю того, кто посильнее, и выливаю это на него. Терпимо?

– А что он означает? Что это было?

– Сама не знаю. Может, отношение к действительности?

– Если тебе понадобится еще… ну, вылить. Выливай на меня, не стесняйся. Договорились?

– Спасибо.

Тихон хотел упрекнуть себя в позерстве, но оно того стоило.

Солнце уже преодолело верхнюю точку и теперь незаметно для глаза спускалось к западному краю их рыжей вселенной. До наступления ночи – целые земные сутки. Потом сутки до утра, и еще двое до следующей ночи. Так и будем жить-поживать.

Оба танка неторопливо возвращались в стаю, зачем – они бы не сказали, даже если б крепко задумались. Вроде, принято. Вроде, положено. Кажется, так надо.

– Вы посмотрите на них! Идиллия!

В куче машин не возникло ни одного лишнего движения, но Тихон почувствовал на броне множество внимательных взглядов.

– А не вступить ли вам в брак?

– Ну хватит! – одернула Алекс, и ерничество тут же прекратилось. Ее слушали. Раньше не слушали, а теперь вот начали. Лучше поздно…

– К нам идет сорок четвертый, – сказала она.

Тихон удивился: неужели она всех знает по номерам? Затем понял. Сам он был сорок третий, этот – сорок четвертый. Натуральный ряд чисел бесконечен. Надо же, какой он умный.

– Новый гражданин нового мира, – торжественно произнесла личность, назвавшаяся Танком.

– Сотого надо будет отметить, – предложил Тихон.

– Я помню, как вы с Дионисом отмечали, – сказал кто-то. – Если так, то лучше не надо.

Раздался относительно дружный смех, видимо, та история получила широкую огласку. Земля слухом полнится – это из энциклопедии. Всем все известно. Вот и его уже записали в легенды и, как следствие, объявили сказкой. Сорок четыре оператора, и все – сказочные герои. Ну просто сага какая-то.

Эфир пополнился еще одним сознанием – загнанным, обозленным, растерянным.

– Здравствуй, Генрих, – доброжелательно произнесла Алекс. – Не бесись, самое страшное уже позади. Оставь в покое свой локатор, там только песок. Двигайся от солнца, часов через пять будешь с нами.

– Куда меня?..

– Скит, – терпеливо сказала она. – Наша планета.

– Алекс? Ты женщина?

– Так уж вышло, – усмехнулась она.

– Генрих, где я тебя мог видеть? – спросил Тихон.

– Сто семнадцатый? Ты?! Ладно, ребята, я уже не возражаю. В таком обществе можно и переждать.

– Ждать будем дольше, чем ты думаешь. Так где?

– На Шадане, Тихон, на Шадане. Меня потом замучили, всем хотелось узнать, какой ты.

– Да, на Шадане. Ты был сержант, а представился лейтенантом. Засранец. Напарник против этого не возражал?

– Я его уломал, – сказал Генрих, и Тихон вспомнил, каким образом уговаривал Филиппа сам.

– Ну что ж, оператор. К чему шел, к тому и пришел. Осталось всего четыреста километров.

– И?..

– Здесь друзья, Генрих, – вмешалась Алекс. – Не стой на месте, двигайся. А то затянет.

– Все, что со мной могло случиться дурного, уже случилось.

– Никогда так не говори! – суеверно воскликнула она.

– Значит, еще не все, – в его голосе звучало мрачное любопытство, граничащее со спортивным интересом.

Спустя два часа, раньше, чем Генрих успел появиться на радарах, прибыл еще один. Этот был какой-то тихий, неприметный. Без лишних слов покинул платформу и поплелся к озеру. По дороге два раза спросил, не сбился ли с курса, в ответ ему велели ориентироваться по солнцу – вот и весь разговор.

Через три часа после Генриха он приехал. Это был Зенон. Милый человек, с которым Тихону было так уютно. Маньяк, ради протеста умертвивший половину поселка. Он ничуть не поменялся, был все таким же рассудительным и невозмутимым. Кажется, Зенона не очень-то и заботило, куда он попал, и что с ним будет дальше. Его машина затерялась среди прочих, а сознание плотно вписалось в общий фон. Генрих еще повествовал о своих ратных подвигах, в пылу месил песок, искрил разрядниками, и этим до тошноты выделялся, а Зенон уже стал частью целого.

Вскоре вранье Генриха всем надоело, и танки постепенно переключились на другие линии. Он по инерции выдал пару общеизвестных эпизодов и, убедившись, что никто уже не слушает, умолк.

Внезапно где-то в самой гуще раздались выстрелы. Машины молниеносно развернулись к центру конфликта, но предпринимать что-либо не решились. Бестолково поездив по кругу, все наперебой стали вызывать Алекс.

– Я вам что, чародейка? – раздраженно бросила она. – Кто сцепился?

– Феклиста с Танком.

– А, это в порядке вещей. Растолкайте их, что ли, в стороны. Побьются ведь, идиоты.

– Здесь и такое бывает? – спросил Тихон.

– Всякое. Да нет, это Танк, он все время Феклисту задирает. Недалекий он тип, вот что. Эй, ну растолкайте же их!

Две машины стояли друг напротив друга, угрожающе ревя и постреливая в воздух предупредительными вспышками. Наконец, у одного из операторов не выдержали нервы, и он ломанулся вперед, нарываясь на лобовое столкновение. Второй виртуозно уклонился и обжег ему спину неопасным, но обидным сполохом. Нападавший, взметнув тучу пыли, остановился и медленно, словно собираясь с духом, навел на него бойницы.

– Хватит, кретины! – крикнула Алекс. – Заигрались! Разнимет их кто-нибудь, или нет? Где вы, бойцы, где вы, гордость Конфедерации? Я бы и сама все сделала, но если что – без даль-связи останемся.

Несмотря на ее укоры, встревать никто не торопился. Реальная смерть против мнимой гибели с датчиком на лбу, да еще от залпа какого-то психа, была малопривлекательной. Тихон почувствовал, что первого шага все ждут от него, но решиться было непросто. Суицидальная истерика закончилась, и он худо-бедно начал привыкать к своему новому положению. Дальнейшее существование виделось чрезвычайно тоскливым, но теперь ему было, что терять.

Танк с Феклистой разъехались и вновь заняли исходные позиции. На этот раз они пошли навстречу одновременно – никто не увернулся, никто не затормозил, и две машины слиплись в скрежещущий тандем. Броня, царапаясь, выла, как истязаемая кошка. Из-под траков летели хлесткие струи песка – еще немного, и кто-то из драчунов точно пальнет, благо противник под самым носом, и целиться не нужно.

Продолжать бездействовать Тихон не мог, это становилось неприличным. Заводясь, он грубо оттолкнул какую-то машину – его поняли и не сказали ни слова – и выехал на импровизированную арену. Еще бы узнать, как их расталкивают, а то зажмет самого…

– Не надо, – еле слышно сказал теплый голос. – Я их сделаю. В сторонку, пожалуйста.

Тихон с огромным облегчением подал назад и попытался угадать в толпе машину Зенона. Он относился к нему все с тем же предубеждением, однако был признателен за эту отсрочку. Тихон не сомневался, что у маньяка с дерущимися танками ничего не получится, но уповал на то, что те передумают сами.

Зенон не умел шутить, будучи усатым дядькой с внешностью служащего, не научился и сейчас. Два параллельных голубых ручья обогнули сверху корпуса зрителей и ударили в бодающиеся машины.

От неожиданности волки замерли. В следующую секунду они должны были ответить, но Зенон им такой возможности не дал. Последовал еще один залп, потом еще. Неистовством здесь и не пахло. Зенон точно рассчитывал мощность, и когда стало ясно, что танки больше не двинутся, сразу же прекратил стрельбу.

Волки, устроившиеся вокруг, зачарованно попятились – в центре манежа, на стекленеющем блюде остались два одинаковых огарка.

– Всем видно? Кому не видно, можно подойти ближе, – медленно и жестко проговорила Алекс. – Теперь пусть каждый посмотрит на соседа. Мы что, чем-то отличаемся? Отличаемся, или нет?! Я спросила!

– Нет… Нет…

– А изнутри?

– Нет… Нет… Нет…

– Тогда почему? По какой причине? Что нас заставляет грызть друг другу глотки?

– Да мы-то что, Алекс? Это Танк. А Феклиста – ты же в курсе, кем она была прежде. А мы – ничего.

– Ладно, первый памятник у нас уже есть – Памятник Глупости. Будем надеяться, что других не появится.

– Первому памятнику – салют! – блаженно заорал Генрих и выпустил в небо длинную очередь.

– Салют! Салют! – отозвалось несколько операторов и вверх полетели новые залпы. В веселье приняли участие не все, однако и возражений тоже не возникло. Те, кому это пришлось не по душе, тихо отъехали в сторону.

– Девка была психически неуравновешена, а следовательно, непредсказуема, – равнодушно заметила Алекс. – Дурачок, возомнивший себя идеальным солдатом, напротив, ужасно предсказуем. И бесполезен. Туда им и дорога, – заключила она. – А ты всегда такой?

– Какой? – удивленно спросил Зенон.

– Радикальный. Похоже, всегда. А правда, что тебя приговорили к абсолютной каре?

Зенон находился метрах в ста от Алекс, но Тихону показалось, что они стоят чуть ли не впритирку. Его это разозлило. В конце концов, что такого героического совершил маньяк-инфекционист? Убил двоих? Это мог сделать любой. Убить – это самое простое.

– Тихон, вы, кажется, знакомы?

– Да, вместе воевали.

– Ты знаешь его историю?

– Смотря какую. Одну знаю – как он попал в Школу.

– Ну, это когда было! В прошлой жизни. Зенон, расскажи Тихону, за что тебя приговорили.

– Я тогда еще на таране служил, – начал он так, будто его прервали на полуслове. – Обычная оборонительная операция, меня водителем поставили. Я люблю водителем. Из станции вышли, смотрю – Земля-2. Я же оттуда. Но место не совсем то, я километров на семьсот севернее жил. В общем, повоевали, быстро как-то все вышло, надо отлипать. А тут три часа езды, и дом! Стрелка своего я отключил и поехал. Мне кричат: стой, а я еду. Чего им от меня надо? После операции все равно отдых положен, так что как оператор я им не понадоблюсь. Машина – тем более под самоликвидацию. Ее конкуры немножко попилили, она даже ремонту не подлежала. Но это ладно. Короче, еду. Посылают за мной двоих, а меня зло взяло: чем я им помешал? Сперва ругались, потом как-то так пушки у меня заработали. Я и не думал про пушки, я же водитель. Получилось, что попал, в обоих. За мной перисты. Танки ведь уже не догонят, а станций у нас на колонии мало. Не перехватить. А перисты угнались, они быстрые, сволочи. Двенадцать штук было. Мне уж чего – все равно накажут. Справился потихоньку. Добрался до своего поселка, люди – врассыпную, танк никогда не видели. Смешно. Съездил на ферму, туда-сюда. Ну и все. Отлип.

– Все? – не поверил Тихон.

– Ты объясни, где отлип, – сказала Алекс.

– В госпитале. Ну, не в самом, а во дворе. Там люди с костным гриппом долеживали – те, что с того раза. Он ведь у людей не лечится. Лежали, умирали. По моей вине. Совесть что-то заела, решил помочь. Взял и самоликвиднулся, прямо под стенами. Там, оказывается, еще больные были, и не смертельные, и совсем легкие, но не мог же я их рассортировать! На Посту – трибунал. Абсолютная кара. А потом предложили выбор. Это вроде сброса, только наоборот: не для меня, а для окружающих. Ну мне-то что, мой труп уже всплывал в реке Черничная Дорожка, одним разом больше, подумаешь! Согласился. Уложили в кабину, одели датчик, а когда влип, выяснилось, что обратно уже не вернешься. Показали мертвое тело. Мое. Говорят: ты понял? Я говорю: да, понял. И сжег их на фиг. Там шесть человек было. Игорь на связь вышел, спрашивает: еще убивать будешь? Буду. Я себя высоко ценю. Разве это неправильно? Себя нужно уважать. Открыли доступ к платформе, сказали, если через пять секунд на нее не встану, они бункер взорвут, чтоб я наружу не выбрался. Ну, я встал. А с платформы – прямо сюда.

– Как тебе рассказец? – спросила Алекс, точно это было с ней самой.

– Не ошеломил. Я знал, что Зенон способный. А на тебя это произвело впечатление?

– Мне нравится слушать всякое такое. Что здесь еще делать? Можно скачивать по сети книги, у меня в резервной памяти их штук пятьсот, но это быстро надоедает.

– Тебе повезло, ты можешь выходить в интервидение.

– Я же для всех призрак. Кроме тебя мной никто не интересовался.

– Еще Карл.

Алекс замолчала. Тихон попробовал ее окликнуть и уперся в непробиваемую стену.

– Зачем о нем вспоминать? Его ведь убили.

– И все же интервидение – это мир.

– Если хочешь, я буду тебя пускать, иногда. Не часто.

Этого он от нее и добивался. Плевал он, конечно, на сеть, а уж тем более – на мир. Но путь туда лежал через КБ Алекс, через маленький домик, заполненный ее душой. Входить в него, значит прикасаться к ней самой.

Солнце окончательно зарылось в песке. Часа полтора на Западе еще колыхались вишневые портьеры, потом и они опустились. Луны Скит не имел, это стало ясно сразу: такая темень бывает только в безлунные ночи.

Тихон переключил диапазон и прижался поближе к толпе. Сейчас бы костерок. Не для тепла – для разговора.

– Ночью мы обычно молчим, – вкрадчиво шепнула Алекс. – Нужно же когда-то побыть наедине с собой.

И в этом она была права. Она всегда оказывалась права, сильная девушка Алекс.

Воздух быстро остывал. Вместе с холодом просыпался ветер – секущая песчаная вьюга, трогавшая броню колючими пальцами. Она пыталась отыскать хоть какие-то неровности, зацепиться и налипнуть на них невесомыми сугробиками, но обтекаемая форма корпуса этого не позволяла. Легковесно скребясь о покрытие, песок летел мимо и пропадал между горбами текущих волн.

От безымянного озера поднимался туман, в белом конусе света он смахивал на старую простоквашу. Тихон не выключал прожектор до самого утра.

Как рассвело, он снова проверил озеро. Он почему-то был убежден, что станет свидетелем зарождения новой жизни.

В это утро она не зародилась.

Днем появился новый танк – некая Рада. Тихон о ней ничего не знал, и смотреть на нее не поехал. Ему было достаточно и своего отражения, а все, что говорилось, он прекрасно слышал по радио.

Ночью на Скит занесло еще двоих. Следующим днем к ним присоединились трое, а следующей ночью – еще пятеро. Потом словно прорвало.

Платформа переносила танки все чаще и чаще, иногда с промежутком в несколько секунд. Лаборатория на Тихом Ветре была не единственной, их оказалось много, таких бункеров-тюрем-лабораторий. Из каждой волки шли только на Скит, и усмотреть в этом случайность даже при всем желании было трудно.

За первую тысячу часов прибыло чуть больше ста машин, за вторую – уже триста. Стоянка разрослась до невообразимых размеров, коснувшись южной оконечностью еще одного озера. Тихон съездил на разведку – такая же лужа. Обследовал и берег, и дно, и поверхность – ни грамма протобелка. Рано.

Он приобрел привычку регулярно наведываться к воде. Брал пробы, следил за химическим составом, делал прогнозы. Изнасиловал энциклопедию на предмет палеоэкологии, выудил из нее крупицы бесполезных для воина знаний и понял, что на Ските жизни никогда не будет, в привычных формах, по крайней мере. И все же продолжал свои анализы.

Стоянка как-то незаметно развалилась на несколько частей. Пятьсот личностей – слишком большой коллектив. Позже нашлось еще несколько озер, и между ними пролегли невидимые границы. Пересекать их не возбранялось, однако и здесь, и там лежал тот же песок, а для общения необходимым и достаточным было радио.

Если понадобится, они соберутся, говорила Алекс. Танки – не люди, им делить нечего. А то, что раскололись, так это социальный реликт.

Она имела хорошее образование, Алекс. Где-то там училась – всерьез, уже после Лагеря. Ей было интересно наблюдать за процессами в обществе.

А Тихон все ездил к озеру. Каждый имеет право на свою блажь.

Время от времени Алекс давала ему допуск к сети. Тихон старался проходить как можно медленнее, чтобы успеть почувствовать тесноту ее КБ, близость ее ментального тела. Алекс это видела, но не торопила. Наверное, потому, что между тремя и пятью наносекундами особой разницы нет. Но для Тихона разница была огромной.

Включаясь в интервидение, он делал вид, что для него это крайне важно: запрашивал давно выбывших операторов, разыскивал по архивам несуществующие досье, морочил головы глупым сержантам и всегда оставлял что-нибудь на потом, лишь бы Алекс в следующий раз не отказала.

Вольно или невольно ему приходилось касаться военных новостей, и тогда Тихон транслировал информацию в радиосеть Скита. Сводки были на удивление однообразны: отбили-уступили, проиграли-захватили. Некоторые колонии перескакивали из рук в руки так часто, что превращались в загаженные пустыни, да и население после двух-трех эвакуаций – это когда успевали – не особенно рвалось назад.

Из передач, а впоследствии из перехватов Алекс, стало известно, что армия Конфедерации обзавелась новой техникой. Судя по всему, ничего революционного изобретено не было – очередные вариации на тему старого доброго Т-12. Эксперименты с волками постепенно сошли на нет, даже перисты заменили умопомрачительными летающими штуками, именовавшимися длинной, заковыристой аббревиатурой. И уж, конечно, никаких животных в названиях.

Конкуры, чтобы не сказать большего, в хвосте не плелись: полностью сняли с вооружения всю ракетную технику, а за ней и лазеры. Вновь модернизировали электромагнитные пушки и излечились от гигантомании – слоны и киты ушли в прошлое, им на смену явились другие машины, получившие у операторов совсем не боевые клички: «боров», «ишак» и почему-то «соловей».

В результате между земной и конкурской техникой держался относительный паритет, и если какая-то из сторон разрешалась свежей технологией, то другая в это время уже вынашивала достойный ответ. Научная мысль, а с ней и военная удача, как две шлюхи таскались по враждующим домам и не могли решить, где же им остаться. После прослушивания новостей на Ските возникали стихийные дискуссии, неизменно выдыхавшиеся на одном и том же: эта война никогда не кончится.

Тихона данная тема не волновала. Во время жарких споров, грозящих новыми перестрелками, он предпочитал беседовать с Алекс. Из-за дополнительного блока связи ее машина всегда выделялась в общей массе, но даже и не видя второй башни, Тихон научился ее узнавать по мельчайшим царапинкам на броне. У каждого танка этот рисунок был неповторимым и заменял то, что у людей принято называть внешностью.

Разговоры с Алекс иногда были интересны, иногда не очень, но они никогда не утомляли. Со временем Тихон к ней так привык, что начал неосознанно воспринимать ее как реальное лицо из собственной биографии. Ему все казалось, что они встречались раньше, и он мучительно выжимал из памяти эпизоды, где она могла бы появиться. Это смахивало на самоистязание, ведь они давно уже выяснили, что пересечься им было негде: Алекс, также как и он, покинула свою колонию лишь однажды.

Вот это Тихона и угнетало больше всего. Он был уверен, что встреться они в жизни, в нормальных человеческих телах, их судьбы сложились бы иначе, и, самое главное, они сложились бы в одну. Алекс против таких фантазий не возражала, хотя как-то намекнула, что кроме расстояния существуют и другие причины. Тихон не стал допытываться, какие именно, – он боялся разрушить свой воздушный замок. Позже он перебрал в уме все возможные препятствия и пришел к выводу, что непреодолимых среди них нет. Единственной помехой могла быть разница в возрасте, однако он вспомнил, что его отец на двенадцать лет моложе матери, и отверг эту версию, как и все прочие. Да, он не сомневался: сведи их жизнь, они бы навсегда остались вместе. Значит, просто не повезло.