Гномка в помощь, или Ося из Ллося Мари Ардмир
– Ну… было темно. А у них морды вытянутые, – попыталась я объяснить. Аре замер, подавившись очередным «ха-ха», кашлянул, прочищая горло.
– А зверя Вардо вы когда увидели?
– На вторые сутки проживания в поместье. Ночью явился, чтоб Реггена от переедания спасти.
– Тоже ночью, – отметил он и вдруг с надеждой спросил: – Так они помирились?
– Не совсем, но с вами щенок с радостью будет дружить. Лобастый – прелесть каких поискать!
– Верю, – отозвался ректор ВАМа и направился в академию, что-то бормоча об опаснейших созданиях, что на лис совсем не похожи, о добром звере одержимого, что этих лисов едва не порвал, и о слепоте наивности, что способна спасти жизнь.
Надеюсь, это он не обо мне, а в общем!
День был чудесным, торговля прекрасной, прибыль волнующей, не говоря уже о заказах на понедельник. В поместье я вернулась в самом приподнятом настроении, не обращая внимания на то, что опять споткнулась, чуть не разбила нос и, кажется, потянула спину. Иначе объяснить тупую боль в пояснице я не могла, и зря, ибо ночью мне стало плохо. И как водится, после подъема и тягания тяжестей тупая боль пресловутых недомоганий быстро сменилась на острые рези.
Регген проснулся после первого же стона, после второго, казалось, повторно поседел.
– Ося? Что случилось?
– Все хорошо, – заверила с широкой улыбкой и тут же скривилась, – просто мне плохо.
– Просто?! – Он резко сел, стукнулся о столешницу, но даже не потер ушиба. – Что значит «просто»? Ты больна?
– Ага, пожизненно, – ответила я и попросила подать мою аптечку, а затем еще и воды. Настойку выпила под тревожным взглядом мага, под ним же на полусогнутых посетила закуток. И только вернувшись, со вздохом объяснила Реггену, что к чему.
– Тебе нужно лечь, – всполошился задохлик, – и грелку теплую положить на живот… Чашку чая? Может, молока?
– Муку, – сипло выдохнула, расположившись на тюфяке, и зажмурилась в ожидании, когда ж меня отпустит. В лучшем случае утром, в худшем – через сутки.
– Что за «муку»? – с подозрением спросил меня граф-оружейник и прикоснулся шершавой ладонью к моему лбу.
– В смысле – пересейте… те полмешка, что стоят в углу. И дрожжи нужно залить теплой водой… на опару.
– Зачем?
– Затем, что пирожки на понедельник я быстро уже не напеку. А их там тысяча штук…
– Сколько?!
Рука мага дрогнула и съехала вниз по моему лицу.
– Да всего ничего, сто десятков, – возмущенно воззрилась на него я. – И не говорите, что это много. Парни в среднем берут от пяти до семи пирожков, девушки – от трех до пяти, итого: двое на десяток… Выходит, покупателей у меня от силы две сотни. А теперь скажите, сколько человек обучается и работает в академии?
– Семь тысяч, – глухо ответил Регген.
– Вот, то-то же! Так что просеивайте…
– И капусту нашинковать?
– Будьте добры, – постаралась выдать менее кривую улыбку и подумала о том, как бы до замеса дожить, а затем уже и до лепки.
Уснула под тихий шорох просевания, проснулась под звуки жарки. Что-то шкварчало и шипело, кто-то ругался, что-то горело.
Только не это! Распахнув глаза, я несколько мгновений надеялась увидеть Реггена все там же, у импровизированного стола, просеивающим муку из мешка. Однако застала его у плиты над сковородой, в которой я тушила начинку. Сизый дым вился под потолком и не спешил убраться в распахнутые окна. У стола высилась горка муки, в миске рядом пузырилась опавшая опара.
– Что горит? – спросила я сонно и потерла лицо.
– Капуста, – маг снял с огня сковородку, – третья головка подряд.
– Вы и их спалили?
– Не только, их я также пересолил и переперчил. – Он обернулся, посмотрел решительно и заявил: – Не волнуйся, я справлюсь, а ты еще поспи.
И этак аккуратненько за печь задвинул мусорное ведро. Проследив за его движением, я потянулась за настойкой и чашкой воды. Хочешь не хочешь, а встать придется.
– Ося, лежи.
– Ага, сейчас-с-с! – с трудом поднимаясь, надела платье и неровным шагом пошла на мага. – Капуста, может, и бесплатная, а вот мука и дрожжи – нет. Так что с ними ошибки быть не может.
– Это еще почему? – не понял он. – Если что-то закончится, мы новое купим.
– Да? А кто продаст? Я на рынок не пойду, ибо холодно, и вас не пущу, ибо нечего! – Я не спеша забрала из рук Реггена сковородку с безвозвратно испорченной начинкой. Выбросила гарь в уже полное ведро. – Вы что же, забыли, как мы бегали по рынкам и как продавцы сбегали от нас?
– Я кого-нибудь попрошу…
– И этот кто-то при первой же возможности сбежит с корзинкой, деньгами и списком? – продолжила я мысль, и задохлик нехотя кивнул. – Да ни за что!
Пока умывалась, одевалась и причесывалась, он успел кое-как прибраться и накрыть на стол. Сделал чай, достал из моих запасов чуть припудренные крендельки и приготовил кашу. Гречневую, разваренную. Не знаю, на что Регген рассчитывал, но я ей так обрадовалась, что чуть не разревелась.
– Ося, что случилось? – насторожился следивший за мною маг.
– А? – спросила я сипло и прогнусавила: – Да так… вспомнила просто, что это первый завтрак, приготовленный для меня.
– Правда?
Он подался вперед, положил салфетку на мои колени.
– Ага, – пряча глаза, взялась за ложку. – Вы молодец, очень вкусно.
– Она разварилась.
– Зато масла много…
– Потому что соленая получилась, – чуть виновато заметил граф-оружейник. – Я не знал, чем разбавить.
– Так вы и посолили, и подмаслили от души, – не приняла его вины, улыбнулась.
– От души, – согласился он и наконец-то сел напротив.
Поели в тишине. Затем в той же неуловимо уютной тишине убрали со стола и взялись за тесто. Вернее, Регген взялся сам. Он непреклонно выставил меня за пределы кухонной зоны, указал на тюфяк и приготовил опару под моим неусыпным контролем. А контролировать там было что! Граф, чтоб ему было хорошо, рецепт забывал. Ибо каждые пять минут отвлекался, рассчитывая, как улучшить и ускорить процесс готовки. То сковороду вознамерился сделать в четыре раза больше, то миску для замеса теста пожелал углубить.
– Регген, оставьте это гиблое дело! – вспылила я, когда он взялся за долото и лист металла.
– Но почему?
– Потому что в емкости с большим объемом вы не вымесите тесто как надо, у вас не хватит сил. А что до сковородки… На ней капуста частично сгорит, частично сырой останется.
– Это не проблема, – отмахнулся любитель-улучшатель, – я что-нибудь придумаю!
А во взгляде обида на то, что я не поверила в него.
– Хорошо, – подавила негодующий рык и примирительно предложила: – Но только после того, как мы пожарим пирожки.
– Ладно! – Регген решительно вернулся к столу и тут же сник. – Так их еще лепить?..
– Ага, сразу после того, как сделаете вторую порцию теста и начинки. – Он поднял на меня очумелый взгляд и судорожно сглотнул. Мага стало жалко. – Я вам с ними помогу.
– Поможешь в лепке, – сказал как отрезал. – А пока, может, поделишься историей о вашем женском рабстве?
– Да оно у нас, как и везде, абсолютно обычное. Нет права голоса, нет права слова, и права на имущество тоже нет. Не говоря уже об авторских правах и свободе передвижения.
– А подробнее? – не отстал граф-задохлик. – Расскажи на примере… на своем.
– Только если вы опять ничего не пересолите.
– Ося, – протянул он с укоризной, и я сдалась. Обняла подушку, подтянула колени к груди. Вздохнула.
– Началось все как обычно. Я родилась.
– И?
– И отец сразу сказал, что пойду я по его стопам, стану плотником. Так уж у нас повелось, глава семьи выбирает дочерям имя, дорогу и мужа. С сыновьями проще, им только имя, нам же даже детские игры… Так что… с пяти лет я уже сидела в плотницкой, выявляла дефекты в древесине, – протяжно вздохнула. – К десяти годам стала мастером по подбору паркетных дощечек, а в пятнадцать научилась их настилать в одно идеально гладкое полотно.
– Отец тобою гордился, – предположил обеленный мукою маг.
– Гордился. Недолго. Ибо пришло время меня отдавать.
– Куда?
– А как всех, в невесты. У нас в Ллосе невестят в пятнадцать, а в дом мужа отправляют после подписания договора о переходе, сбора приданого, подготовки невесты к статусу жены. У всех на эту подготовку уходило не больше года, у меня целых три, – призналась с гордым торжеством.
– Пряталась от женихов? – желтый взгляд сверкнул усмешкой.
– Нет. Договорилась со сватьей.
– Как у тебя это получилось?
Задохлик перестал муку с опарой смешивать, видимо, вспомнил о мадам Морукус, от которой убегал, унося меня на руках.
– Да проще не бывает. Я пригрозила бабке смертью. Она возьми и помри… через три года вместо оговоренных пяти. Прибыла новая сватья, а с ней общий язык я, как ни старалась, не нашла, – вспомнила, вздохнула. – Правду сказать, за эти три года я много что успела. Наладить свое первое тайное дело, найти покупателей, накопить небольшой капитал и рассориться с родителем в пух и прах. Он считает, как и считал, что пол класть – угодное дело, а шкатулки инкрустировать – это грех. Ибо ночью нужно спать, а не пазлы из опилок собирать.
– Ты работала по ночам? – удивился маг.
– Приходилось. – Я посмотрела на него с улыбкой. – У родителей дома особой свободы нет. Работаешь на благо семьи в строго указанном направлении. О собственном деле не помышляешь, да и не можешь. Ибо вначале докажи, что оно доходно, а затем уже переходи. Но когда ты целый день проводишь на вотчине отца…
– Сил на что-то другое не остается. – Меня поняли с полуслова и приободрили: – Но ты нашла!
– Длилось это недостаточно долго, чтоб прибыльность доказать. Вначале отец поймал меня за работой и устроил скандал, затем скончалась сватья, а после… нежеланный муж и новый дом. Благоверный мой, чтоб ему икалось на том свете, не пил, не курил, в карты не играл, девок в дом не водил, так как скрягой был страшным. Что бы он ни купил, все вскоре ломалось, а что ломалось – не чинилось, складывалось у стены под чудное «Не нужно мастера, я сам». Но сам он ничего не трогал, а то, что трогал, попросту доламывал.
– И как вы жили?
– Хуже, чем сейчас, – кивок на кузню. – Я терпела неделю, я терпела вторую, а потом взялась за новое дело.
– Ты бросила шкатулки?
– Ну, если денег на материалы не дают, место под мастерскую не выделяют и помощь не оказывают, иного выхода нет. Остается зарабатывать телом.
– Что? Телом?
Лицо Реггена приобрело сероватый оттенок. Он и ранее был не особо румяным, но пока месил, вроде как ожил.
– Но мозгами ж нельзя! Муж должен быть умнее жены раза в два, а то и в три, – изрекла я патетично и с улыбкой поведала: – Вот поэтому я и взялась за стариков. – Мага всего аж перекривило. Дрогнул он, дрогнули тесто и «стол» для замеса. – В первое время ходила по домам и работала как умела. А потом уже, с опытом и парой толковых книг, я начала свое дело.
– Это что ж за книги такие? С развратными картинками?
– Скорее, с отвратными. С людьми в разрезе, – скривилась я и пояснила на ошалелый желтый взгляд: – Как мышцы крепятся к костям, как устроена кожа, где сухожилия проходят…
– Погоди! Так ты стариков оперировала?
– Массажировала! – вскинулась я. И Регген, не снимая с рук налипшее тесто, прошел через кузню и сел на кресло. – Скажете тоже! Кто ж мне доверит вскрытие тел, да без образования? Никто. А вот разминанием заниматься куда как проще. Поначалу я ходила по домам, затем у местной знахарки сняла комнатушку, завела прием по записи. Тут уже из местных деревень люди потянулись, а потом из городов. Пришлось взять на обучение помощниц и еще одну комнатушку в аренду, а затем… мой муж умер.
– Он на чем-то сэкономил?
– Наоборот, попытался разжиться на жене – полез в мой кошель. Не будь он скрягой, все бы закончилось предупредительным ударом, а так как на брачных браслетах Рябой сэкономил, то получил от кошеля полноценный магический разряд. Затем второй… третий… Догнало его, когда пятый по счету медвежатник отказался вскрыть мой золотой запас. Объясняя это тем, что жить хочет долго и счастливо, и никак иначе. Муж не внял, в последний раз схватился за завязки… Вот так и скончался один из самых богатых людей округи, что считал каждую медяшку, жил в хлеву и ел как не в себя.
– А дальше что? – спросил граф-задохлик через долгую минуту моего молчания.
– А дальше – как требует того обычай, погребение, поминки и дележ имущества. Кошель мне вернул медвежатник, он же засвидетельствовал, что Рябой подавился мясом, а никак не антиворовским разрядом. После повторно пришел и сказал, что брат его зашлет сватов, как только закончится траур. Это чтоб хваткая гномка зря не пропадала.
– Сдается мне, не он один так решил, – хмыкнул маг, возвращаясь к тесту. – Женихов было много?
Шестьдесят претендентов за почти пять лет вдовства. Но вслух я сказала иное:
– Достаточно, чтоб свекровь учуяла наживу и сунула нос в мои дела.
– Жаль, не в кошель, – буркнул граф-задохлик.
– И то верно. Ведь пока я Рябая, я работаю на Рябых. Дело пришлось отдать и уйти в отчий дом, а оттуда в столицу. – Я улыбнулась, вспоминая. – После отъема массажных комнат число женихов поубавилось, но не их желание наживы. Пришлось палицей отбиваться. Тут еще отец чуть не подрядил меня стелить полы…
– А там, глядишь, опять бы выдал замуж, – буркнул маг.
– Ну да. И как можно скорее, куда ж бабе без мужика! – выдохнула я всем известную присказку и пытливо прищурилась: – А что, в столице знают о наших обычаях?
– Я пошутил! Дурная шутка получилась. – Он с ожесточением шмякнул тесто на тот самый «стол» и с удвоенным рвением взялся его вымешивать. – Свекровь, значит, отняла… а муж – скотина… и медвежатник этот. Упыри похуже вампиров!
Любо-дорого смотреть на обозленного Реггена. Глаза горят огнем, щеки пылают румянцем, волосы заплетены в колосок, и только одна прядка на лоб ниспадает. Плечи напряжены, жилы на руках вздуты, и весь такой грозный, словно не тестом занят, а врагом. Он долго месил, самозабвенно даже. И только я предложила прерваться на отдых, как вдруг граф застыл.
– Ося, но ты же все еще Рябая! У тебя и анкета была на это имя.
– И что с того?
Я взбила подушку и вновь ее обняла.
– Но как же?! Ведь если свекровь тебя найдет, она отберет твое пирожковое дело.
– Какое дело? – коварно улыбнулась. – У меня нет ничего. Пусть ищут хоть всем Рябым родом.
– Но…
– Судите сами: нет ни лицензии на торговлю, ни разрешения на производство, ни собственного жилья, – перечислила, загибая пальчики, и по секрету сообщила: – И даже капусту выращиваю не я. А если уж свекрови захочется хлебнуть моего, то я ее в подвал под лестницу заселю. Или в «Старом фениксе».
Регген крепко задумался, а после предложил:
– А просто поменять фамилию ты не можешь?
И на меня не смотрит, возможно, и не дышит в ожидании ответа. Уж не свою ли фамилию хочет предложить? С одной стороны, я под постоянной защитой его одержимости, с другой – на постоянном контроле стражей. Тут еще стоит учесть, что задохлик деньги спускает на ветер и ест как проглот. И что сказать, чтоб не обидеть?
– Я подумаю, – ответила тихо. – Лет через пять.
– То есть ты только думать начнешь лет через пять, – уловил суть удивленный Регген.
– Да.
И он замолчал на весь день и даже на следующее утро. Сам натер капусту, сам поджарил начинку. С лепкой я пыталась помочь, точно зная, что дело это муторное для мужика. Но маг удивил. Он не только не бросил производство, он еще и меня отстранил. Пирожки пожарил, затем разложил по сверткам, наполнил ими обе корзинки и отнес их в ВАМ. И это цены не узнав, меня не разбудив, не выстелив скатерками дно корзинок и обеда не дождавшись!
Очнулась я, когда портал с тихим звоном закрылся, и так разозлилась, что даже встала с тюфяка. И только распрямилась, только голову подняла, как чуть не села от безумного взгляда вернувшегося графа.
– Что случилось? – Еще не забыв про пирожки, я очень удивилась его взвинченному виду. Глаза тусклые больные, волосы дыбом и руки дрожат! – Регген, что?..
– Ничего, – выдавил он хрипло.
Рывком сбросил пальто, разулся и помчался умываться в закуток. Включил ледяную воду и, опустив голову под струю, простоял так добрых пять минут. Выключил, уставился в зеркало с сотней трещин на серебряном покрытии. Смотрел на свое отражение, но видел что-то другое, пугающее.
– Регге-е-ен?
– Ос-ся, не лезь, – буркнул он, выбивая себе еще пару-тройку минут.
– И все же? – не сдержалась и, прошагав-прошатавшись до закутка, дернула задохлика за пиджак. – Вардо… слышите?
– Чего тебе?! – взвыл несчастный.
– Где пирожки?
– У Бури, – моргнул, развернулся и вышел со словами: – Я ухожу. До вечера. Никуда не сбегай, никому не открывай.
Обулся, схватил трость, пальто и вышел… через входную дверь. В Бурфо.
Святые угодники! Это его что, на прогулку потянуло? Или вообще на волю? Неужели рычит из-за ожидания сроком в пять лет? Да вроде нет, тогда его снедала досада, а теперь вот злость. Знать бы на что. И что такого страшного случилось в академии.
Видимо, не я одна волновалась за графа-задохлика, ибо все обитатели поместья нет-нет да заглядывали в приоткрытую дверь кузни. Вначале редко, а ближе к обеду все чаще и чаще. Пока в один прекрасный момент вязкая тишина ожидания не прервалась звоном портала.
– Наконец-то, вернулся! – обрадовалась я, увеличив капелюшку до размеров двери. – Ну, задохлик, сейчас я тебя…
Слова угрозы растаяли, стоило мне увидеть белый мундир и синие глаза ледяного демона.
– Это вы меня так нежно? – удивился Буря, внося в кузню пустые корзинки и наплечную сумку. – И это после всего, что я сделал?
– А что вы сделали? – с подозрением заглянула в корзинки.
– Я все продал и взял заказ на завтра. Вот это от студентов, а это от моего отряда, – из наплечной сумки на стол перекочевали мешочек с медяшками и два списка. В первом было много фамилий и всего пятьдесят десятков товарных единиц, во втором пометка «Для ледяных» и количество пирожков, которые Регген вчера налепил.
– Полторы тысячи, – произнесла, не веря от радости и вместе с тем цепенея от страха. Если граф не вернется, я ничего сделать не успею!
– Да. Заберу завтра в то же время, – обрадовал демон и ушел порталом.
И я бы радовалась увеличению покупателей, я бы раньше от этого сияла, прыгала, летала. Но вот сейчас, всего лишь представив масштаб работ, малый срок и мизерность собственных сил, я с трудом удержалась от стона. И точно застонала бы, не раздайся в коридоре шаги.
Регген!
Вернулся с прогулки и теперь что-то упорно за собой тащил. Показалось, что это какой-нибудь кабан или косуля, нечаянно заглянувшая в Бурфо. Я даже представила, как студенты ВАМа обрадуются мясу в пирожках. И тут бесценная туша издала металлический лязг, а затем еще и протяжный «бдзынь» при столкновении со стеной.
– Это еще что?! – Я уперла руки в бока и преградила собой вход в кузню. – Регген, если это новый хлам, то тащите его обратно.
– Это чан для замеса, – ответил маг, аккуратно отстранил меня и уверенно продолжил тянуть за собой большую чашку на ножках, с лопастями внутри и странным механизмом снаружи.
– Что-что? В смысле, для замеса?
– Я… Ося, я не знал, чем отвлечь себя от тяжелых дум, пока не вспомнил о том, как работал с тестом.
– А ведь точно, – я улыбнулась, – замес умиротворяет.
– Он убивает, – не согласился задохлик. Сбросил пальто, пригладил волосы и заявил: – Так что месить мы больше не будем. Этим займется чан.
– Бездушная машина?!
– Дай ему имя, будет с душой, – не понял моего возмущения изобретатель и примирительно добавил: – Ося, если тесту необходимо прикосновение человеческих рук, оно их получит во время лепки и просева муки. А теперь скажи мне, Буря приходил?
Вот так он тему и перевел. Выслушал мой отчет и заявил, что больше время терять не будет. Закинул в рот пару лепешек, что остались с вечера, и взялся за опару, за просев муки, за установку чана и нарезку капусты. Крутился словно ужаленный, а может, так и было. И ужалило его в ВАМе.
– Регген, а что утром случилось?
– Ничего.
Ответил он вроде бы спокойно, но вот капусту шинковать стал вдвое быстрее.
– Так уж и ничего? – не сдержала я сомнений, а он не посчитал нужным их развеять. Но медяшки уже пересчитаны, трещинки на крышке стола пересмотрены, оба бока отлежаны.
Словом, отдыхать на тюфяке мне надоело до зубного скрежета, ибо вставать маг запретил. Вот пусть теперь расплачивается разговором. – А ведь вы впервые со дня озверения взялись мастерить. И что так смотрите? – насторожилась, едва он поднял взгляд. – Сами говорили, что, если в работе что-то шло не так, вы злились, зверели, пугали всех и вся.
– И портил образцы… Ты помнишь, что я говорил? – произнес он изумленно.
– Конечно, – улыбнулась. – Мне с вами еще год рядом жить.
Посветлевший лицом маг вновь нахмурился, назвал меня Злосей, продолжил споро шинковать. Молчал он, пока не сделал зажарку, не влил в чан опару, не насыпал в него муки. Постоял, сложив руки в молитвенном жесте, затем опустил в механизм кристалл и замер. Напряжение, разлившееся в кузне, не заметить я не могла. Выбралась из-под стола, доковыляла до графа.
– Что не так? – В ответ тишина. – Что случилось, Регген?
– Ничего. – Он помолчал еще немного. – Просто опасаюсь. Все же образец испытательный.
– Испытательный… – Я посмотрела на опару и последнюю муку, что отправилась в чан. Сверилась с поздним временем и до скрипа сжала зубы. Если этот образчик все испортит, пирожков к утру нам не видать. – Р-р-регген, – начала я в надежде уберечь тесто от маговской ошибки, – Ва-а-ар-р-рдо, а давайте лучше ручками, да? А испытания как-нибудь потом.
– Не трусь!
Меня обняли за плечи, чтоб не помешала, и сдвинули на чане рычажок.
Время превратилось в вязкую трясину, а я – в напряженную струну. Чан дрогнул и чихнул, лопасти сделали первый оборот, смешивая бесценные опару и муку, кристалл заискрился и погас, как по волшебству.
– Слава святым угодникам! – невольно вырвалось у меня. Тесто спасено.
– Да чтоб я сдох! – вспылил задохлик. Вернул рычажок в первоначальное положение, выудил из механизма кристалл. И пошел проверять его на повреждения. Ругался, рычал, а нашел изъян и счастливо выдохнул: – Кристалл испорчен, не чан… Не чан!
Пока он по полкам искал новый магический накопитель, я мягко позвала его в надежде образумить:
– Ре-е-егген? – Небольшая заминка и еще более тихое велеречивое: – Граф Лофре?
– Нет, я сказал! – рявкнул, не прерывая поисков. – И не отвлекай меня.
– Да я бы с радостью, но время не ждет. Опара падает. К тому же с тестом лучше работать ручками. Тогда оно будет мягкое, доброе.
– Ручками я уже пробовал, до сих пор болят.
– Так давайте моими. У меня после сотен массажей знаете какая сила? Колоссальная! – Он бросил на меня колючий взгляд обиженного мастера. – Регген, я не отказываюсь от чана, нет-нет! Как только он заработает, так мы сразу. Но вот сейчас… – не договорила. Задохлик умный, должен понять, что никто не проводит испытаний с последними, считай, бесценными ингредиентами. – Ва-а-а-ардо?
– Ося! – тихий окрик.
– Ну чего? – возмутилась я интонации мага, осуждающе-обвиняющей, и этим его губам то ли презрительно, то ли сердито поджавшимся.
– Я нашел кристалл. Мы замесим в чане. И впредь принимай заботу как должно. – Каждое произнесенное им слово было сродни сухому удару топора. Я оторопела. А задохлик выдержал долгую паузу, прежде чем с кривой улыбкой огорошить: – Другими словами, скажи «спасибо» и не мешай.
Далее кристалл был вставлен в механизм, рычажок сдвинут, обескураженная гномка прижата к маговской груди с заполошно стучащимся сердцем. И, нагоняя его ритм, лопасти чана сделали вначале первый медленный круг, затем второй более быстрый, третий, а после, как преданные слуги мастера, начали легко и быстро вымешивать пузырчатое дрожжевое тесто.
– Получилось? – спросил вдруг Регген, отвлекая меня от невиданного доселе чуда.
– Да, – ответила тихо.
– Точно? – А скрытой надежды в голосе – через край.
– Ну да. Вы же сами видите! – всплеснула я руками, подняла голову, чтоб посмотреть на задохлика и его крепко зажмуренные глаза. – Это как?! Вы что… Вы сами не верили в успех предприятия, но сподобились нарычать на меня?
Он молчал.
– Регген, ну и как это называется?! Вы… я…
– Всегда пожалуйста, Ося, – ответил этот невозможный маг, чмокнул меня в ухо и отправился праздновать. То бишь запоздалый страх заедать.
Глава четырнадцатая
Пирожки мы и налепить, и пожарить успели до двенадцати ночи. Поэтому проснулись полные сил и довольные собой. Утро было прекрасным, несмотря на бурю за окном, отсутствие муки для следующей партии товара, невзирая на слизней, что в этот раз не просто заглянули в кузню, а заползли. О чем свидетельствовали многочисленные блестящие дорожки на полу.
– Не трогай их, я сам, – потребовал Регген, затем собрался и ушел в академию ВАМ, так и не уточнив, что он намерен делать сам – бить бронированных или мыть полы.
И вот что удивительно: в портал маг вошел довольный, счастливый даже, а вернулся снова злой.
– Я схожу с ума! Я схожу с ума…
– Регген, что случилось?! – Сегодня он был более безумный, чем вчера, и в чем-то даже растерянный. – Вардо?! – позвала я громко, и маг очнулся, но ненадолго.
– Ося! – Он кинулся ко мне, сжал в руках до хруста и уже у самых губ шепнул: – Прости.
Святые угодники, что это был за поцелуй! Грубый, покоряющий, отбирающий и в то же время горячий, яростный и такой… такой отчаянный. Что, улетев в заоблачные дали, я не сразу поняла, о чем шепчет прервавшийся граф.
– Не получается! Не выходит… выбросить из головы… Проклятье! – Короткий чмок в мой лоб и печальное: – Прости, Ося, я не должен был.
Чего не должен был – опять-таки не досказал. Ушел на прогулку в Бурфо, оставив меня потрясенную, немного уязвленную, с припухшими губами.
Исключительно чтобы жить в чистоте, а не унять беспокойные мысли, я взялась за пол. Медленно и методично отдраила блестящие дорожки, не напрягаясь, чтоб не усугубить свое состояние, и в то же время не переставая думать. О задохлике, его сумасшествии и поцелуе, о котором маг сожалел. Я вот не сожалела совсем. А он почему-то раскаялся, затем еще и сбежал в неизвестном направлении, с неизвестными намерениями. И долго бы я мучилась предположениями, если бы в кузню не постучался Буря. Как и в прошлый раз, он принес пустые корзинки, два списка с прежним количеством заказов и позвякивающий медяшками мешочек.
Я поблагодарила ледяного демона за труды, он отдал должное пирожкам. Я понадеялась на дальнейшее сотрудничество, он от него не отказался. А дальше мы оба воззрились друг на друга с тревогой в глазах.
– Что с Реггеном?
Обоюдный вопрос, прозвучавший одновременно, был удивителен и ужасающ. Мы замерли от осознания.
– Вам неизвестно?!
Совпало вновь и натолкнуло на неприятные домыслы.
Буря нахмурился и потер подбородок, я же подбоченилась, проклиная тот миг, когда согласилась с походом задохлика в академию. И хотя он сам решил и сам пошел, меня это не прощало.