Дверь в декабрь Кунц Дин

36

Глаза Мелани следили за происходящим на экране. Она не издала ни звука, не шевельнулась, но глаза двигались, и Лаура полагала сие хорошим признаком. За последние два дня Лаура считаные разы становилась свидетельницей того, что девочка смотрит на что-то в этом мире. Почти час движение глаз указывало на то, что Мелани достаточно продолжительный промежуток времени, а такое произошло впервые, реагирует на внешние события. И не имело значения, следила ли Мелани за сюжетом, или ее просто зачаровали меняющиеся яркие образы. Главное состояло в том, что музыка, цвет и режиссерское мастерство Спилберга, захватывающие дух сцены и совершенно необычные ракурсы сделали то, чего не получалось раньше, — начали вытягивать Мелани из психологической ссылки, куда она сама себя загнала.

Лаура знала, что чудесного исцеления не будет, что после просмотра аутизм не пропадет, как по мановению волшебной палочки. Но это был первый шажок, пусть и маленький.

К тому же интерес Мелани к фильму облегчал поставленную перед Лаурой задачу: постоянно контролировать дочь и не дать ей уснуть. Девочка не выказывала признаков сонливости или погружения во внутренний мир.

Дэн кружил по Уэствуду, поворачивая с улицы на улицу. Всякий раз, останавливаясь на знак «Стоп» или на красный свет, ставил ручку переключения скоростей на «Парковку», выходил из автомобиля и торопливо осматривал маленькую часть днища в поисках миниатюрного передатчика, который, он уже в этом не сомневался, по приказу Симса закрепили на его седане. Он мог бы подъехать к тротуару и методично, от бампера до бампера, осмотреть автомобиль, но тогда едущие следом агенты ФБР догнали бы его и поняли, чем он занимается. А осознав, что он заподозрил наличие «маячка» и ищет его, они бы не дали ему возможности ускользнуть от них. Скорее всего, арестовали бы и доставили к Майклу Симсу. Поэтому на первом знаке «Стоп» он пошарил под левой частью переднего бампера и под левым передним крылом в надежде обнаружить электронный прибор с намагниченным корпусом, размером не превышающий пачку сигарет. Остановившись в следующий раз, осмотрел нишу над задним левым колесом. Еще две остановки ушли на то, чтобы разобраться с двумя правыми колесами и правой частью переднего бампера. Он знал, что другие водители таращатся на него, но, поскольку он все время менял направление движения, ни один из них не останавливался рядом более двух раз, а потому его поведение могло показаться им странным, эксцентричным, но никак не подозрительным.

И наконец, остановившись на перекрестке в жилых кварталах, чуть южнее бульвара Сансет, рядом, так уж вышло, других машин не было, он обнаружил то, что искал, под задним бампером. Оторвал «маячок», забросил в кусты, растущие у ближайшего дома, сел за руль, захлопнул дверцу и умчался, резко вдавив в пол педаль газа. Несколько следующих кварталов то и дело смотрел в стекло заднего обзора, опасаясь, что преследователи увидели, как он выбрасывал «маячок», и перешли на визуальное наблюдение. Но нет, от агентов ФБР ему удалось уйти.

Штанины до колен и туфли промокли насквозь, галлон холодной воды вылился за воротник, пока он обшаривал различные наружные части автомобиля. По телу волнами пробегала дрожь. Зубы стучали.

Он включил обогреватель на полную мощность. Но город покупал дешевые автомобили, поэтому оборудование если и работало, то работало плохо. Так что вентилятор гнал в салон лишь чуть теплый и влажный воздух, с легким привкусом сероводорода, словно у автомобиля было несварение желудка, так что Дэн не перестал дрожать, пока не добрался до Бел-Эра и не нашел поместье Бута на одной из самых тихих улиц.

За высокими массивными соснами и дубами возвышалась кирпичная стена цвета запекшейся крови, высотой в семь или восемь футов, прикрытая сверху навесом из черной шиферной плитки, из которой торчали черные металлические пики. Стена была такой длинной, что, казалось, она огораживает колледж, больницу, музей, но никак не частное поместье. Но в конце концов Дэн подъехал к тому месту, где стена плавно загибалась внутрь. Точно такая же, с таким же загибом стена тянулась и дальше, а загибы на пару образовывали подъездную площадку у утопленных относительно улицы на двадцать футов металлических ворот с двумя кирпичными башенками по флангам. Кованые, мощные ворота при всей своей красоте могли выдержать взрыв не одной бомбы.

На мгновение Дэн подумал, что ему придется выходить из машины и искать кнопку вызова, но тут же заметил, что в одну из башенок искусно встроена сторожевая будка. Охранник, в галошах и сером дождевике с капюшоном, вышел из-за кирпичной стенки, которая маскировала вход в будку. Только теперь Дэн разглядел круглое окошко, через которое охранник и увидел седан.

Мужчина подошел к водительской дверце, спросил, чем может помочь, взглянул на удостоверение Дэна и сообщил, что его ждут.

— Я открою ворота, лейтенант. Вы поезжайте по главной дороге и остановитесь на кругу перед особняком.

Дэн поднял стекло, пока охранник возвращался в будку, а потом колоссальные ворота распахнулись с удивительной для такой махины легкостью. И Дэн миновал их с ощущением, что за ними находится не тот мир, в котором он жил. А другой, лучший, и ворота на самом деле магический портал между мирами, через который можно попасть и в еще более странные и удивительные миры.

Поместье Бута занимало восемь или десять акров и наверняка было одним из самых больших в Бел-Эре. Дорога чуть поднималась, а потом плавно повернула налево, проложенная по ухоженному парку. В доме, стоявшем по другую сторону круга, в который вливалась дорога, мог бы жить и господь бог, если бы располагал соответственными финансовыми возможностями. Внешне он напоминал старинные дворянские особняки, знакомые по фильмам, действие которых разворачивалось в Англии, скажем, «Ребекка» или «Возвращение в Брайдсхед», с кирпичными стенами, гранитными угловыми камнями и перемычками окон, трехэтажный, с выложенной черной шиферной плиткой крышей, окнами мансарды, уходящими под углом флигелями. Дюжина ступеней вела к старинным дверям из красного дерева, на которые пошли как минимум один толстый ствол и два размером поменьше.

Дэн припарковался у фонтана, занимавшего середину круга. Сейчас он не работал, но выглядел точь-в-точь как фонтан из какого-то старого фильма с Кэри Грантом и Одри Хепберн о европейской романтике и интригах.

Дэн поднялся по ступеням, и одна из дверей открылась, прежде чем он начал искать кнопку звонка. Вероятно, охранник позвонил и предупредил о его приезде.

Оглядев просторный и роскошный холл, Дэн прикинул, что на таком пространстве смог бы жить со всеми удобствами, и не один, а с женой, если бы в конце концов женился, и двумя детьми.

Дворецкий Бута отказался от традиционного наряда киношных дворецких в пользу серого костюма, белой рубашки и черного галстука, пусть и говорил с английским акцентом. Взял мокрый плащ Дэна и постарался не обращать внимания на мокрую и мятую одежду.

— Мистер Бут ждет вас в библиотеке, — сообщил дворецкий.

Дэн взглянул на часы. 15.55. Из-за задержки, связанной с поиском «маячка», поставленного на его автомобиль, он не смог приехать раньше назначенного срока. И вновь буквально физически почувствовал, как утекает отпущенное ему время.

Дворецкий вел его по огромным комнатам, красиво и элегантно обставленным, по персидским и китайским коврам. Выложенные деревом наборные потолки, должно быть, вывезли из классических европейских поместий. Стены были украшены полотнами чуть ли не всех классиков импрессионизма, причем не возникало и мысли о том, что хоть одна из этих картин — копия или репродукция.

Стоимость предметов старины, красота интерьеров производили должное впечатление, но с каждой остающейся позади и поражающей царским убранством комнатой нарастала и тревога Дэна. Он чувствовал, что какие-то мощные и зловещие силы пока еще дремлют за этими стенами и под полами, но могут очень даже быстро проснуться. Создавалось впечатление, будто колоссальная машина, способная сеять зло, урчит где-то рядом на холостом ходу, и перевести ее в рабочий режим — сущий пустяк. Несмотря на отменный вкус и безграничные ресурсы того, кто строил и обставлял особняк, несмотря на огромные комнаты, а может, и в силу того, что рассчитывались они не на людей, а на великанов, атмосфера особняка давила, прямо-таки как в средневековом замке.

И Дэн не мог не задаться вопросом, как вышло, что Палмер Бут, построивший себе столь утонченный и изысканный дом, мог приговорить маленькую девочку к мучениям в серой комнате. Такое противоречие требовало раздвоения личности. Доктор Джекилл и мистер Хайд в одном флаконе. Великий издатель, либерал и филантроп, который по ночам бродил по темным улицам с дубинкой, замаскированной под тросточку.

Дворецкий открыл одну из тяжелых дверей библиотеки и переступил порог, одновременно объявляя о прибытии мистера Холдейна. Дэн последовал за ним, прошел мимо книжных шкафов, между которыми располагались двери. Дворецкий тут же отбыл.

Потолок высотой в двадцать футов, отделанный панелями красного дерева, плавно спускался к десятифутовым стеллажам того же дерева, заставленным книгами, до некоторых добраться можно было лишь с помощью лесенки. В дальнем конце комнаты большущие французские окна занимали единственную стену, не полностью отданную книгам. Из них открывался вид на прекрасный сад, хотя зеленые портьеры наполовину суживали обзор. На начищенном паркете лежали дорогие персидские ковры, уютные кожаные кресла так и манили к себе. На огромном столе стояла лампа от «Тиффани» с абажуром из цветного стекла. Из-за этого стола и поднялся Палмер Бут, чтобы встретить своего гостя.

Высокий, под шесть футов, широкоплечий, с тонкой талией, пятидесяти пяти или шестидесяти лет, но с внешностью и энергетикой намного более молодого человека. Слишком узкое, с удлиненными чертами лицо на красоту не тянуло, но аскетизм тонких губ и прямого тонкого носа, благородство подбородка и линии челюсти вызывали на ум слово «утонченность».

— Лейтенант Холдейн. — Бут приближался, протягивая руку. — Я так рад, что вы смогли подъехать.

Прежде чем Дэн сообразил, что делает, он уже пожимал протянутую руку, хотя сама мысль о прикосновении к этому злобному ящеру вызывала отвращение. Более того, он вдруг понял, что им манипулируют, что он реагирует на Бута частично как вассал, приглашенный к королевского двору, частично как случайный знакомый, приглашенный в дом к известному человеку, доброе отношение которого ему хочется заслужить. Какими средствами достигался такой результат, Дэн объяснить не мог. Вероятно, в этом заключалась причина того, что Палмер Бут стоил несколько сот миллионов долларов, а Дэн делал покупки в «Кмарте», но никак не в «Найман-Маркусе».

Дэн уловил движение в темном углу и, повернувшись, увидел высокого, тощего, с ястребиными чертами лица мужчину, который поднялся из кресла со стаканом виски с кубиками льда в руке. Необычайно яркие, с пронзающим взглядом, глаза мужчины максимально полно характеризовали его: высокий интеллект, жгучее любопытство, агрессивность и… толика безумия.

Бут еще не успел раскрыть рта, чтобы представить мужчин друг другу, как Дэн произнес:

— Альберт Ахландер. Писатель.

Ахландер, вероятно, знал, что по части манипуляций людьми он Буту не чета. Поэтому не улыбнулся. Не сделал попытки обменяться рукопожатиями. Тот факт, что они находились по разные стороны баррикады и исповедовали враждебные идеологии, не составлял для Ахландера тайны, как, впрочем, и для Дэна.

— Могу я предложить вам что-нибудь выпить! — Радушие хозяина, с учетом сложившейся ситуации, начинало выводить из себя. — Шотландское? Бурбон? Может, стакан хереса?

— Господи, да нет у нас времени сидеть и выпивать! — рявкнул Дэн. — Ваше время истекло, и вы оба это знаете. И если я хочу попытаться спасти ваши жизни, то лишь для того, чтобы испытать огромное наслаждение, видя, как вы отправляетесь в тюрьму на долгий-долгий срок.

— Очень хорошо, — холодно ответил Бут и вернулся за стол. Сел на клубный стул, обтянутый темно-зеленой кожей, и практически полностью растворился в тени. Видимым осталось только его лицо, ставшее зелено-желтым от света, падающего через абажур из цветного стекла.

Ахландер подошел к французскому окну и встал спиной к стеклянным панелям. Снаружи серый от дождя и тумана день уже перетекал в ранние зимние сумерки, так что в окно библиотеки много света не попадало. Однако окно все-таки выделялось световым пятном между темно-зелеными портьерами, и на его фоне писатель превратился в темный силуэт. Тени скрывали и его глаза, и выражение лица.

Дэн подошел к столу, ступил в круг многоцветного света, посмотрел сверху вниз на Бута, который уже держал в руке стакан с виски.

— Почему человек с вашим положением и репутацией путается с такими, как Вилли Хоффриц?

— Он был умницей. Гением в своей области. Я всегда общаюсь только с самыми умными людьми, — ответил Бут. — Во-первых, они обычно и самые интересные люди. А во-вторых, их идеи и энтузиазм частенько приносят немалую практическую прибыль.

— А кроме того, Хоффриц предложил вам абсолютно покорную, полностью зависимую молодую женщину, готовую терпеть любые унижения, которым вам хотелось ее подвергнуть. Не так ли, Папочка?

Наконец-то в броне самоуверенности Бута появилась трещина. На мгновение глаза его сузились от ненависти, челюстные мышцы напряглись, от злости крепко сжались зубы. Но контроль над собой он упустил лишь на доли секунды. Лицо тут же расслабилось, он отпил виски.

— У всех людей есть… слабости, лейтенант. В этом я такой же человек, как и любой другой.

Что-то в его глазах, выражении лица, тоне отрицало признание собственной слабости. Скорее он просто проявлял великодушие, признавая, что слабости свойственны ему также, как обычным людям. Не вызывало сомнений, что он не находит ничего постыдного в своих отношениях с Реджиной, но при сложившихся обстоятельствах посчитал целесообразным потрафить собеседнику.

— Хоффриц, возможно, и был гением, но с извращенными моральными принципами, — продолжил Дэн. — Он использовал свои знания и талант не для разрешенных законом исследований коррекции поведения, а для разработки новых методов «промывки мозгов». Люди, которые его знали, говорили мне, что он — тоталитарист, фашист, элитист худшего толка. Как такое может сочетаться с вашим широко известным либерализмом?

Во взгляде, обращенном к Дэну, читались жалость, пренебрежение, насмешка. А заговорил Бут, словно обращаясь к ребенку:

— Лейтенант, каждый, кто верит, что проблемы общества можно решить политическим процессом, является элитистом. То есть большинство людей. И тут неважно, правый ли вы, консерватор, умеренный, либерал или крайний левак. Приклеивая к себе тот или иной политический ярлык, вы становитесь элитистом, потому что верите: проблемы общества может решить правильная группа людей, пришедшая к власти. Так что элитизм Хоффрица меня не волновал. Я, однако, уверен, что массы нуждаются в контроле, управлении…

— «Промывке мозгов».

— Да, в «промывке мозгов», для их же пользы. Поскольку население мира растет, а современные технологии способствуют все более широкому распространению информации и идей, прежние институты, такие, как семья и церковь, разваливаются. Появляются новые, более опасные способы и средства, через которые недовольные демонстрируют свои страдания и враждебность. Вот мы и должны найти методы подавления недовольства, контроля мыслей и действий, если мы хотим жить в стабильном обществе, стабильном мире.

— Теперь я понимаю, почему вы использовали либеральные политические комитеты как ширму для финансирования исследований Маккэффри и Хоффрица.

Брови Бута приподнялись.

— Так вы знаете и это?

— Я знаю гораздо больше.

Бут вздохнул:

— Либералы — такие безнадежные мечтатели. Они хотят свести государство к минимуму, практически искоренить политику. Я подумал, что будет забавно финансировать работу, преследующую прямо противоположные цели, используя в качестве прикрытия либеральный крестовый поход.

Альберт Ахландер все еще стоял спиной к французскому окну, молчаливый силуэт, который приходил в движение лишь для того, чтобы поднести ко рту стакан с виски. Лицо его по-прежнему полностью скрывала тень.

— Итак, вы финансировали Хоффрица, Маккэффри, Коликникова, Толбека и еще бог знает сколько «гениев» с извращенной моралью, — кивнул Дэн. — А теперь, столь упорно ища способ контролировать массы, вы потеряли контроль над ситуацией. Один из экспериментов пошел не так, как хотелось, и в результате что-то быстро убивает всех, так или иначе связанных с этим экспериментом. И скоро доберется до вас.

— Я уверен, что такой ход событий вызывает у вас чувство глубокого удовлетворения, — ответил Бут. — Но я не верю, что вы знаете так много, как вам кажется, и, когда вы услышите всю историю и поймете, что происходит, думаю, у вас возникнет не меньшее, чем у нас, желание остановить убийства, положить конец ужасу, который вырвался из серой комнаты. Вы дали клятву защищать и охранять жизни, и я достаточно хорошо знаком с вашим послужным списком, чтобы знать, что к этой клятве вы относитесь очень серьезно, словно к обету, данному господу. И хотя жизни, которые вы должны защищать, моя и Альберта, и пусть мы вам противны, вы сделаете все, что необходимо, чтобы защитить нас, после того как выслушаете всю историю.

Дэн покачал головой:

— Вы не испытываете ничего, кроме презрения к чести и порядочности простых людей вроде меня, и однако вы полагаетесь на эту честь, чтобы спасти свой зад.

— На это… и на некоторые стимулы, — от окна подал голос Ахландер.

— Какие стимулы? — спросил Дэн.

Бут пристально всмотрелся в него. Яркие цвета стекол «Тиффани» отражались в ледяных глазах магната.

— Да, пожалуй, не повредит начать со стимулов. Альберт, принеси их, пожалуйста.

Ахландер вернулся к креслу в углу, на котором сидел, поставил стакан на ближайший столик, подхватил стоящий на полу чемодан, которого раньше Дэн не замечал. Принес, положил на стол Бута, открыл.

Чемоданчик заполняли аккуратные пачки банкнот по сто и пятьдесят долларов.

— Полмиллиона, наличными, — мягко произнес Бут. — Но это лишь часть моего предложения. В «Джорнэл» требуется начальник службы безопасности. Вы будете получать в два раза больше, чем теперь.

На деньги Дэн даже не посмотрел.

— Вы демонстрируете такое завидное хладнокровие, но этот чемоданчик показывает, в каком вы отчаянии. Ваше предложение можно объяснить только паникой. Вы сказали, что знаете меня. Значит, вам известно, что такие «стимулы» дадут обратный эффект.

— Да, — согласился Бут, — если бы мы хотели, чтобы за деньги вы сделали что-то противозаконное. Но мы надеемся доказать вам, что поступок, на который мы хотим вас подвигнуть, правильный, только так и может поступить честный, совестливый человек в сложившихся обстоятельствах. Я уверен, узнав, что произошло, вы поступите правильно. Именно этого мы от вас хотим. Заверяю вас, вы увидите, что деньги предложены вам не для того, чтобы заглушить чувство вины, но… скажем, как премия за хорошо выполненное доброе дело. — Он улыбнулся.

— Вам нужна девочка.

— Нет, — ответил Ахландер, его глаза блеснули, лицо в смеси цветов и тени стало еще более ястребиным. — Мы хотим, чтобы она умерла.

— И быстро, — добавил Бут.

— Вы предлагали Россу Мондейлу такую же сумму? Уэкслершу и Мануэльо? — спросил Дэн.

— Господи, нет! — ответил Бут. — Но теперь только вы знаете, где найти Мелани Маккэффри.

— Единственный во всем городе, — поддакнул Ахландер.

Со своей стороны стола они пристально наблюдали за Дэном.

— Судя по всему, вы даже хуже, чем я думал. — Дэн покачал головой. — Вы считаете, что убийство невинного ребенка, чем бы оно ни обуславливалось, может считаться правильным поступком, добрым деянием?

— Ключевое слово — невинный, — ответил Бут. — Когда вы поймете, что произошло в серой комнате, что убило этих людей…

— Я, возможно, уже знаю, что их убило, — перебил его Дэн. — Мелани, не так ли?

Они молча уставились на детектива, удивленные его проницательностью.

— Я прочитал часть вашей книги, о выходе в астрал. — Дэн смотрел на Ахландера. — Она подтолкнула меня к решению головоломки, и я смог собрать отдельные элементы в целостную картину.

Он-то надеялся, что ошибался, боялся подтверждения своих самых худших подозрений. Но от правды никуда не уйти. Волна холодного отчаяния, такого же реального, как дождь за окнами, окатила его.

— Она убила их всех, — ответил Ахландер. — Пока шесть человек. И убьет остальных, если у нее будет шанс.

— Не шесть, — поправил его Дэн. — Восемь.

Фильм Спилберга закончился. Эрл купил билеты на следующий фильм в этом же мультикомплексе. Они перешли в другой зал, Лаура и Эрл вновь посадили Мелани между собой.

Лаура пристально наблюдала за дочерью во время первого фильма, но ребенок не проявлял желания ни заснуть, ни впасть в более глубокое кататоническое состояние. Глаза Мелани следили за происходящим на экране до самого конца фильма, а однажды уголки рта буквально на мгновение искривились в улыбке. Во время просмотра она не произнесла ни слова, не издала ни звука, только раз или два шевельнулась, устраиваясь поудобнее, но даже минимальное внимание к происходящему в реальном мире говорило об улучшении ее состояния. У Лауры вновь возродилась надежда на выздоровление девочки, хотя она и понимала, что рассчитывать на быстрый прогресс не приходится.

А кроме того, где-то, то ли рядом, то ли нет, находилось Оно.

Лаура посмотрела на часы. Две минуты до начала просмотра.

Эрл оглядывал зрителей, которых собралось в два раза меньше, чем на предыдущий фильм. Все вроде бы пришли посмотреть кино и не вызывали никаких подозрений. И волновался он меньше, чем перед первым фильмом. До того как погас свет и осветился большой экран, только раз проверил, на месте ли пистолет.

Мелани глубже утонула в кресле, выглядела более усталой. Но широко открытыми глазами смотрела на экран, на котором начался показ рекламных роликов новых фильмов, до начала проката которых оставалась неделя-другая.

Лаура вздохнула.

Большая часть второй половины дня прошла тихо и спокойно. Может, теперь все образуется.

— Восемь? — в ужасе переспросил Ахландер. — Вы говорите, что она убила восьмерых?

— Вы знаете насчет Коликникова в Вегасе? — спросил Дэн.

— Да, — кивнул Бут. — Он был шестым.

— Вы знаете насчет Рензевеера и Толбека в Маммоте?

— Когда? — спросил Ахландер. — Когда она до них добралась?

— Прошлой ночью.

Двое мужчин переглянулись, и Дэн буквально почувствовал, как их соединил воедино поток страха.

— Она избавляется от людей в определенном порядке, — пояснил Ахландер, — в соответствии с тем, как много времени они проводили в серой комнате и сколько причинили ей неудобств. Палмер и я бывали там реже, чем любой из остальных.

Дэн с трудом сдержался, чтобы не возразить, что слово «неудобства» он выбрал неправильно, куда больше тут подходило другое слово — боль.

Теперь он понимал, почему они держались так спокойно, когда его провели в библиотеку, почему не сомневались, что у них есть время выпить и не спеша объяснить Дэну, чего от него хотят. Они полагали, что станут жертвами в последнюю очередь, а уверенность в том, что Говард Рензевеер и Шелдон Толбек еще живы, позволяла им только бояться, не впадая в панику.

За огромными французскими окнами серый день сменился короткими сумерками.

В библиотеке тени росли и перемещались, словно превратились в живых существ.

Свет лампы от «Тиффани» становился все ярче по мере того, как день угасал. Многоцветные пятна и полосы в сочетании с тенями уменьшали размеры комнаты, создавали впечатление, что стены надвигаются на стол и людей, собравшихся вокруг него.

— Но если Говард и Шелби мертвы, — заговорил Бут, — тогда мы — следующие, и… она… она может прийти в любой момент.

— В любой момент, — подтвердил Дэн. — Поэтому у нас нет времени на выпивку и подкуп. Я хочу точно знать, что происходило в серой комнате и почему.

— Рассказывать нет времени! — воскликнул Бут. — Вы должны остановить ее! Вы, вероятно, знаете, что мы развивали в девочке способность ВИТ — выхода-из-тела, и она…

— Что-то я знаю, еще больше подозреваю, но пока мало что понимаю, — ответил Дэн. — И я хочу знать все до мельчайших подробностей, прежде чем решу, что делать дальше.

— Мне нужно выпить. — В голосе Бута слышалась дрожь, он поднялся и нетвердым шагом направился к бару, который занимал один из углов библиотеки.

Ахландер плюхнулся на стул, который освободил Бут. Посмотрел на Дэна.

— Я вам все расскажу.

Дэн пододвинул к столу ближайшее кресло.

В баре Бут так нервничал, что уронил на пол пару ледяных кубиков. А когда наливал себе бурбон, горлышко бутылки выбило дробь о край стакана, прежде чем Бут сумел унять дрожь в руках.

Лаура продолжала следить за лицом Мелани.

Девочка все глубже утопала в кресле.

Этот фильм, который шел только десять минут, похоже, не увлекал ее, как картина Спилберга. Пока глаза девочки оставались открытыми, и она вроде бы следила за происходящим на экране, Лауре оставалось только гадать, сколь долго фильм будет занимать девочку.

Палмер Бут мерил библиотеку шагами и пил бурбон, удивляя столь нехарактерной для него потерей самоконтроля.

Альберт Ахландер, втянув голову в узкие плечи, отчего еще больше стал похож на птицу, рассказывал о проекте, который реализовывался в серой комнате.

Дилан Маккэффри, пусть и был доктором психологии, всю сознательную жизнь интересовался различными аспектами оккультизма. Он прочитал несколько первых книг Ахландера, начал с ним переписываться и постепенно особо заинтересовался ВИТ, выходом-из-тела, или так называемым выходом в астрал. Феномен выхода в астрал базировался на теории, согласно которой в каждом человеке соседствуют две сущности: физическое тело из плоти и крови и астральное, или этерическое тело, иногда называемое психогейстом. Другими словами, каждый человек имеет двойную природу, включает в себя двойника, который может функционировать отдельно от физического тела, позволяя человеку находиться одновременно в двух местах. Обычно двойник, астральное тело (Ахландер называл его «тело чувств и ощущений»), пребывал в физическом теле и оживлял его. Но при крайне необычных обстоятельствах (как правило, со смертью) астральное тело покидало физическое.

— Некоторые медиумы утверждают, — продолжал Ахландер, — что могут по собственной воле выйти из физического тела, но весьма вероятно, что они лгут. С другой стороны, есть много историй заслуживающих доверия людей, которым снилось, как во время сна они поднимаются из своих тел. Они рассказывают и о путешествиях в невидимом состоянии, часто в те места, где их близкие умирали или им грозила смертельная опасность. К примеру, десять лет тому назад такое случилось с одной женщиной в Орегоне. Во время сна она поднялась из тела, поплыла над крышами домов в сельскую местность и прибыла на то место, где машина ее брата перевернулась на узкой дороге, по которой редко ездили автомобили. Его зажало в разбитой машине, и он истекал кровью. Она не могла помочь, будучи астральным телом, силы у которого нет, только чувства. В таком состоянии можно только наблюдать. Но она вернулась в спящее тело, позвонила в полицию, сообщила о месте аварии и спасла ему жизнь.

— Обычно астральное тело невидимо, — вставил Бут. — Чистый дух.

— Хотя известны случаи видимости астрального тела и даже обретения им плотности физического, — уточнил Ахландер. — В 1810 году, когда лорд Байрон, поэт, лежал в Патрасе, Турция, потеряв сознание от высокой температуры, несколько друзей поэта встречали его в Лондоне. По их словам, он прошел мимо, не сказав ни слова, и его видели среди людей, которые справлялись о здоровье короля. Позже Байрон находил все это странным, и ему в голову не пришло, что он испытал ВИТ крайней интенсивности, но напрочь забыл об этом после того, как температура упала и он пришел в себя. В общем, каждый более-менее серьезный оккультист пытался инициировать у себя ВИТ… обычно безуспешно.

Бут вернулся к бару, чтобы долить себе бурбона.

— Не напейтесь, — предупредил Дэн. — Будьте уверены, потеря сознания не поможет. Только все усложнит.

— За всю жизнь я ни разу не напился, — холодно ответил Бут. — Я не убегаю от проблем, лейтенант. Я их решаю, — он вновь закружил по библиотеке, но пил бурбон уже не так жадно, как раньше.

— Дилан не только верил в выход в астрал, — вернул разговор в нужное русло Ахландер, — но думал, что знает, почему так трудно добиться ВИТ.

Дилан, по словам Ахландера, не сомневался, что когда-то люди были наделены способностью выходить из тела и возвращаться в него, когда им заблагорассудится, все люди, все до единого. Но он также верил, что сдерживающая, ограничивающая природа человеческого общества и обучение, с длиннющим перечнем того, что можно делать и чего нельзя, что допустимо, а что — нет, эффективно «промывали» мозги детей в столь раннем возрасте, что потенциал ВИТ не реализовывался, как и многие другие психические способности, заложенные в человека. Дилан верил, что ребенок может раскрыть и развить этот потенциал, если будет воспитываться в культурной изоляции, если будет получать только ту информацию, которая позволит ему острее почувствовать существование психической вселенной. При этом необходимым условием являлись длительные периоды времени, проводимые в камере отсечения внешних воздействий, с тем чтобы ребенок сосредотачивался на своем внутреннем мире и искал собственные скрытые таланты.

— Изоляция — способ достижения ребенком максимальной концентрации, — вставил Бут, — способ отсечь все отвлечения повседневной жизни для того, чтобы сфокусировать мозг на вопросах психики.

— Когда миссис Маккэффри решилась развестись с Диланом, — продолжил Ахландер, — тот увидел возможность воспитать Мелани в соответствии с его собственными теориями и похитил девочку именно с таким намерением.

— И вы его поддержали. — Дэн повернулся к Буту. — Пособничество в похищении, соучастие в насилии над ребенком.

Седовласый издатель подошел к стулу Дэна, склонился над детективом, посмотрел на него с неприкрытым презрением. Бута нисколько не волновала боль, которую он причинил людям своими действиями.