Бертран и Лола Барбера Анжелик

Смертельно-бледная учительница подошла к окну и застыла, глядя на листья, неуклюже планирующие с деревьев на землю. Детям казалось, что она молчит уже тысячу лет, но они боялись шевельнуться: а вдруг провалишься в мир, откуда нет возврата?

1

Отель, где Бертран восстанавливался после госпиталя, находился на Тумбату, третьем по величине острове архипелага Занзибар, островной части Танзании. Дядя Дафны Александр Делатур (у них были прекрасные отношения) пригласил его вместе с семьей.

– Я знаю место, которое тебе понравится, спокойное, на отшибе, с прекрасным видом на океан. Хозяин – мой добрый друг. Побудь там с семьей, Париж сейчас будет слишком утомителен для тебя…

– Почему бы и нет, – ответил Бертран, лежа на койке в хартумском госпитале с фотоаппаратом-подарком-Ксавье в руках. Мгновение спустя он скомандовал брату:

– Сядь напротив. На ту кровать. Смотри на меня.

День на день не приходился, чувствовал себя Бертран по-разному, но, если силы были, фотографировал: врачей, брата, санитаров, мебель, родителей. Взметнувшиеся белые занавески. Голое окно. Он снимал цифровой камерой, не доверяя глазам, чтобы беспристрастно оценить свои силы и возможности. Ожило желание работать. Его надо было напитать светом, солнцем, пространством – без стен-дверей-решеток. Это желание поддерживало Бертрана, пока он восстанавливался. Размышлял.

Отец прочел ему статью Дормана в Le Monde. «Не говорить о прошлом, чтобы забыть его». Он понимал «механику» заголовка, но точно помнил, что произнес фразу иначе. Как ее поймет Лола? У него задрожали руки, и он спрятал их под голову. Остается надеяться, что в Германии не так-то просто купить французскую газету. Он закрыл глаза и услышал детские голоса. Интересно, она научилась жить без него? Когда она ответит? Встреча с Лолой пугала. Она тоже боится?

Ты еще любишь меня?

Три ночи спустя, 12 января, Бертрану пришло в голову зайти на сайт Bayercom и выяснить, остался ли Франк Милан одним из руководящих сотрудников. Тут-то он и узнал, что «вся компания поддерживает инженера в эти тяжелые времена». Выздоравливать придется не один месяц, сейчас его ввели в искусственную кому из-за обширной площади ожогов. Лола держала мужа за руку. Склонялась над его израненным телом. Бертран закрыл ноутбук. Решение было принято. На рассвете он связался с братом. «Открой ссылку, которую я тебе только что послал». Через десять минут Ксавье ответил: «Я бы подождал месяцев шесть». Мгновение спустя фотограф связался с Александром Делатуром.

«Время – наш союзник», – часто говорила его мать. Индийский океан стал его утренним спутником. Он ходил босиком по песку и ощущал блаженство. Ремень приходилось застегивать на последнюю дырочку, чтобы шорты не сваливались. Бертран не думал о том, как выглядит. Какая разница, худой ты или толстый, длинноволосый или бритоголовый, бородатый или усатый? Бертрана интересовал окружающий мир. Нужно было заставить время двигаться. Он только что выиграл «соревнования по долготерпеливости» и теперь использует полученные навыки. Что-нибудь одно за раз… Почувствовать под ногами песок, услышать его шуршание на заре. Присесть на корточки, чтобы поймать тень собственных следов. Полюбоваться жемчужной пеной, качающейся на ленивых волнах. Попробовать морскую соль. Пройтись по воде в моем ритме. Восхититься линией горизонта. Вспомнить мозаику пола на улице Эктор. Думать только о работе, чтобы не думать об открытке без ответа. Бертран каждый день ждал освобождения и страшился его. Ответит мне Лола или нет? Франк сильно обгорел. На этой нестерпимой мысли Бертран отправлялся завтракать.

Они уединялись с Ксавье, пили пиво, и Бертран эксплуатировал брата как профессионала – расспрашивал о психологии человека. Слушал очень внимательно и находил много «созвучного» тому, что чувствовал сам.

– Уже неплохо.

– Очень даже. Что касается этой твоей… любви, которая обитает в тебе, мне сказать нечего, – признался Ксавье. – Из умных книг я ничего не почерпнул. Личного опыта нет… В отличие от моих пациентов. До сих пор не знаю, считать это везением или наказанием.

Братья переглянулись.

– Они мало что рассказывают, но глаза у них в точности как у тебя сейчас.

Бертран достал из холодильника бутылку водки.

– Об этом лучше не сегодня, Ксавье.

Другой день не пришел. Говорить о Лоле или времени, проведенном в плену, было невыносимо. Фотограф слушал разговоры родителей. Они были деликатны и не приставали с расспросами. Просто находились рядом. Бертран наслаждался принадлежностью к семье, хотя многие вещи изменились. У всех. Однажды вечером Флоранс призналась:

– Мы вам не сказали, но эти несколько дней – наше «превентивное» свадебное путешествие. Я решила выйти замуж за вашего отца.

– Наконец-то! – воскликнул Марк, а Ксавье поинтересовался:

– Почему только сейчас?

– Сама не знаю.

– Зато я знаю, – заявил будущий супруг. – Раньше было некогда. Мы встретились, съехались, через два месяца родился Ксавье, за ним Бертран.

– То есть вы просто не успевали?

– Я не закончил!

Бертран смотрел в тарелку, но улыбался, и все это видели.

– Я сделал предложение, подарил кольцо («Я до сих пор его ношу!» – уточнила Флоранс), но ваша мать считала, что платья ее уродуют («Я была огромной!»), официальная бумажка никому не нужна, а церемония – цирковое представление… Короче говоря…

– Почему теперь? – спросил Бертран, не поднимая глаз.

– Хочу носить фамилию Руа.

Он поднял голову:

– Простите, что заставил вас пройти через все это.

2

– Я не вернусь с вами во Францию, – объявил Бертран несколько дней спустя, после ужина.

– Что ты сказал? – Марк Руа побледнел.

Флоранс ничего не знала, но поняла – как «по щелчку пальцев». Она посмотрела на сына, и они обменялись улыбками.

– Бертран упал с лошади, теперь он заново учится ездить.

– Я возвращаюсь к жизни.

Марк привстал и снова без сил рухнул на стул. Ему хотелось плакать, как трусоватому малышу, который даже днем боится пройти через лес. Пришлось признаться, что он «ни черта не понимает!».

– Мой контракт в силе, и я хочу его выполнить, – объяснил Бертран. – Хочу работать. Зарабатывать деньги.

– Сынок…

– Бертран знает, что ему делать, – отрезал Ксавье, – и что для него хорошо.

– Я хочу вернуть себе место под солнцем, папа.

Выдержав паузу, он добавил ровным / непререкаемым тоном:

– Открытка доставлена три дня назад. Лола мне не позвонила.

Позже Флоранс пришла в комнату Бертрана. Он сидел на кровати и молча смотрел на нее. Она не произнесла ни слова, просто обняла его.

– Ты принял правильное решение. Работа помогает скоротать время.

Присланных страховщиками врачей удовлетворили анализы Бертрана, редакция GEO не возражала – при условии, что Бертран согласится на вооруженную охрану в особо опасных командировках. Фотограф убедил главного редактора Тристана отказаться от специального номера журнала «Озера», а помещать каждый месяц материал о каком-то одном. «Идею поддерживаю. При условии, что будешь участвовать в каждом номере, пусть и на удаленном доступе». – «Нет проблем, согласен». – «Просмотрю контракт и пришлю тебе». – «Спасибо». – «За что?»

Нельзя сказать, что властям очень понравилось решение Бертрана, но Александр Делатур умел ждать и быть убедительным. Пока Бертран набирал вес и занимался под присмотром врача в спортзале, журналист пустил в ход связи.

Сначала Кения, потом Танзания, Патагония, озера Титикака, Маракайбо, Никарагуа. А дальше – Европа, включая Исландию.

Ксавье повторил, что как профессионал должен признать: его брат «готов». Марк поругался с сыном – вполголоса, но «с сердцем». Однажды утром Бертран вошел в ванную, где брился отец, и произнес на едином дыхании, глядя в зеркало:

– У меня было кольцо. Я получил его в подарок от одного индуса десять лет назад. Он сказал, что оно рассказывает историю своего хозяина. Я отдал кольцо похитителю – по первому требованию – и подумал, что моя история подходит к концу. Я ее продолжу, чего бы это ни стоило. Хочу чувствовать себя свободным на дорогах, папа. Не желаю ждать и медленно сходить с ума.

3

За несколько дней до отъезда Дафна зашла навестить Бертрана. Он не удивился. Молодая женщина не питала романтических иллюзий насчет своей «счастливой звезды» и потому пользовалась обстоятельствами и людьми, то есть всем, что могла взять от жизни. Дафна обожала свою профессию и блистала в области модной журналистики благодаря врожденному вкусу, природному любопытству, дерзости и упорству. Она открыла и уже несколько лет «вела» одну африканскую стилистку. Шутинг[54] ее творений на соседнем острове Занзибар был запланирован очень давно, потому что все это…

– …уточняется за полгода, – объясняла она за столом, глядя на Ксавье. – Я уже тысячу лет держу в объективе Анжелу Бассо. На мне, кстати, одна из ее вещей.

– Красивое платье, – похвалила Флоранс.

Дафна кивнула и пустилась в долгие рассуждения о тканях, культуре творчества, «натуральных красках», потом завела речь о фотографиях, упомянув, что Хлоэ Блан делает репортаж.

– Помнишь ее?

– Мне нравится, как она работает, – кивнул Бертран.

– Исключительно по-женски, – вставил свои пять монет Ксавье.

– Согласна и очень этим горжусь, потому что стиль Анжелы нежный, но ей поддаются и очень грубые, «первозданные» ткани. Мне нужна была женщина-репортер, чтобы красота платьев заиграла по-настоящему. Пришлось ждать Хлоэ – она сегодня нарасхват.

Дафна взахлеб рассказывала «о себе любимой», но не забыла восхититься мужеством Бертрана. Она откровенно объяснила, что сделала – о, конечно вместе с другими французскими журналистами! – для «тебя и остальных».

– О проблеме заложничества говорят недостаточно. И не под тем углом. Необходимо кричать об этом на всех углах, снова и снова. Не позволить обществу привыкнуть к ужасу происходящего.

Флоранс посмотрела на сына – тот слушал и молчал, добавить было нечего.

Он знал, что Дафна очень поддерживала его родителей, но была безукоризненно корректна – в дом не пришла ни разу за все время его «вынужденного отсутствия». До их расставания она встречалась с его родственниками шесть раз. У нее была исключительная память, она могла описать погоду, ожидание у ворот, его комнату, где они дождливым летним днем занимались любовью. Именно тогда Дафна познакомилась с Ксавье и Женнифер, приехавшими на день рождения Флоранс (Бертран, кстати, блистательно отсутствовал на празднике).

В госпитале его мать по достоинству оценила общение с Дафной. «Наши разговоры не были бессмысленными или неуместными…» Бертран промолчал. No comments[55].

Ксавье наблюдал за братом и не видел в его глазах гремучей смеси боли и счастья. А вот лицо Дафны выражало любовь… другую форму любви. Описать ее словами доктор не мог, но очень бы хотел, чтобы Женнифер смотрела на него так же, как молодая женщина с идеальными ножками смотрит на его брата.

Такая любовь – не производное девяти лет совместной жизни, она – первопричина этой самой жизни. Спокойная любовь. Ее легче проживать, чем чувство, подобное страсти брата к незнакомой Лоле. Ксавье знать не знал и не хотел знать, какая она – уродина или секс-бомба, в жизни все работает иначе. Любовь – алхимическое чувство, в том числе любовь с первого взгляда и еще кое-какие отношения между двумя людьми. Неврологи согласны с такой концепцией. Психологи тоже. Как-то раз, в баре, Бертран сказал, глядя в стакан:

– Один охранник давал мне воду, когда я хотел пить, даже просить не приходилось.

Ксавье размышлял, но не забывал поглядывать на ноги Дафны. А она восторгалась желанием Бертрана занять свое прежнее место.

– Ты прав, и жизнь подтверждает твою правоту, все устроилось и без моего участия!

Этим Дафна и ограничилась. В ее намерения не входило раздражить хрупкого загорелого мужчину в белой рубашке, которому так идет короткий ежик волос. Дафна наслаждалась ужином в кругу семейства Руа, воспринимала его как стартовую площадку, шаг вперед, маленькую победу, кое-что еще между ним и мной. Она одарила окружающих правильной улыбкой, изящным выверенным движением положила ногу на ногу.

За едой Бертран расспрашивал про общих знакомых, Дафна отвечала – обстоятельно и точно.

– А как там улица Эктор?

– Я давно не живу по этому адресу.

– Ну конечно, – спохватился Бертран, но Дафна и тут оказалась на высоте:

– У бакалейщика родилась восьмая дочь. С ума сойти, согласен?

Флоранс на полном серьезе объяснила, что «бывают «девчачьи» и «мальчиковые» семьи, а еще семейки «дурачин», да-да, не смейтесь, у них даже младенцы глупые». Ксавье поддержал мать озорной улыбкой, сказал:

– Мы не из таковских, вот только папа вечно мной недоволен.

Дафна искоса взглянула на Бертрана и сообщила, что в начале года встретила в самолете свою соседку-бортпроводницу.

– Ту, что вышла замуж, помнишь? Она родила близнецов и дала им имена, совершенно друг с другом не сочетающиеся: Ленни и Мария. Ее подруга рассказывала, что Лола с удовольствием нянчится с малышами во Франкфурте, а ее муж – соруководитель лаборатории – продвигает собственный проект.

Мадам Жианелли заметила, как напрягся ее сын. Конечно, заметила, на то она и мать! Бертран не дернулся, не моргнул, но душа его рвалась на части.

– Беременность близнецами – почти всегда риск, – заметила Флоранс.

– Лоле пришлось лежать на сохранении, роды начались преждевременно, и ей сделали кесарево. Дети получились замечательные, но рожать она больше не сможет, – сообщила подробности Дафна.

– Иногда это приводит к разводу… – задумчиво произнесла Флоранс.

Дафна улыбнулась (Ксавье!) и сказала:

– К счастью, Франк есть Франк – честный малый, как говорили раньше, – он ведь очень хорош, так что в отсутствие Лолы вокруг него наверняка крутились барышни.

Бертран допил вино. Она не знает, что он чуть не сдох. Его отец спросил, как назвали последнюю дочку бакалейщика, признался, что всегда мечтал о дочери, и Бертран ушел в туалет. Надолго. Стоял и смотрел на воду в унитазе. Вода была прозрачная, и несколько недель назад он пил бы и пил ее с величайшим наслаждением, даже не подумав нажать на спуск.

Бертран опустил крышку и сел. В голове была глухая пустота – за 378 дней он научился освобождаться от мыслей и отправлять себя в другое пространство. Сегодня оно причиняло ему невыносимую боль.

Вернувшись к столу, он обнаружил, что родители ушли к себе в бунгало. Ксавье и Дафна разговаривали в баре. Бертран выпил два прохладных пива подряд и отправился спать. Через четверть часа молодая женщина посмотрела на часы.

– Я улетаю завтра, рано утром, – сказала она. – А ты когда возвращаешься во Францию?

– Через три дня. С родителями, – ответил Ксавье. – Бертран покинет Африку на следующей неделе.

– Он достаточно окреп?

– Я считаю, это пойдет ему на пользу.

– Тебе виднее, ты – врач.

Ксавье улыбнулся и проводил Дафну к ее хижине.

– Бертран много работает над своими материалами, думаю, он не оставил мысли составить книгу о воде.

– Понимаю, – кивнула Дафна, – хоть и не представляю себе, что такое настоящая жажда. Ну ладно, пока, рада была повидаться.

Она исчезла за дверью.

Убедившись, что Ксавье отошел достаточно далеко, Дафна вышла на узкую аллею, петлявшую между бунгало. Мужчина, которого она жаждала заполучить любой ценой, находился в нескольких метрах от нее, но журналистка передумала и вернулась к себе.

Она лежала на кровати, под вентилятором, и размышляла. В сентябре их роману, отношениям, дружбе исполнится десять лет… «Проеденных дырами» наподобие швейцарского сыра. Как там говорила ее бабушка: «У нас не бывает грюйера без дырок». Эта достойная, благоразумная женщина заметила бы сейчас: «Хочешь чего-нибудь добиться, делай все, что в твоих силах». Встреча с семьей Бертрана доставила Дафне невероятное удовольствие и оказалась очень полезной. Она не знакома ни с одним издателем книг по искусству, но жизнь может дать ей шанс, если правильно взяться за дело.

Дафна поставила будильник, чтобы проснуться на рассвете. Бертран был жаворонком и вообще плохо спал. В отличие от Ксавье она находила, что он осунулся и выглядит неважно.

Утром она надела легкое белое платье, заплела в косу длинные темные волосы, закрыла чемодан, отправилась в холл, спросила кофе и села за столик с видом на океан. Портье принес чашку.