Бертран и Лола Барбера Анжелик
Бертрану казалось, что он отчаянно борется, как бывает в кошмарном сне, когда отбиваешься от невидимого чудовища. Кричишь, зовешь на помощь и знаешь, что никто не спасет. Я должен был встретить ее сегодня, а не месяц назад. Сестра промолчала. Как теперь признаться, что он был у ратуши в день ее свадьбы и понял, что она его не заметила? А он не подал знака…
Нет, ничего не изменилось. Еще одна фотография не нужна, у него уже есть та, первая, на которой она одной рукой придерживает прическу, а другой – обнимает новоиспеченного мужа. Этот снимок подобен украденному сокровищу. Через несколько часов она сделает тест. И окажется беременной.
А если нет?
8
Бертран заснул – с незаданным вопросом и Лолой в объятиях, а проснулся бесшумно и без ответа. Ему хотелось всю жизнь провести в постели с этой женщиной, которая никогда не будет ринадлежать ему по праву. Она дышала спокойно и размеренно, прогоняя одни тени и приманивая другие. Нарождавшийся вдалеке свет развеивал тьму, и он опустил веки, не желая вспоминать.
Лежал и думал о первой ночи на Тибете, когда все вокруг отливало холодной синевой, а потом вдруг стало светло, как по волшебству. Он хорошо поработал, и GEO предложил ему русский контракт. А все потому, что Лола со мной, во мне. Она пошевелилась, и он замер, затаил дыхание, чтобы не проснулась, не посмотрела на него, ведь тогда придется… облекать мысли в слова. Моя мать чертовски права. Дерзость и легкомыслие не равнозначны мужеству. Нельзя жить непринужденно. Взлетел – приземлился – снова взлетел. Притяжение обязывает. Факты остаются фактами. Любовь глубоко угнездилась в них обоих, и она подобна чудовищу с острыми клыками. Каждое ее слово, каждый взгляд причиняют боль.
До звонка будильника оставалось пятнадцать минут, но Лола вдруг проснулась, рывком села на кровати, закрыв ладонью рот, вскочила и кинулась в ванную. Бертран остался лежать на спине.
Лола вернулась без сил, ужасно бледная, и на его безмолвный вопрос сказала:
– Нужно подождать хоть две минуты. Не могу решиться, стою и смотрю на эту чертову штуку, которая должна вынести вердикт.
Она завернулась в полотенце и подошла к окну. На нее смотрели стада пухлых облаков, приникших к стеклу.
– Хочешь, я посмотрю? – тихим голосом, очень нежно спросил Бертран.
Она кивнула.
Вернувшись, он обнял ее и сказал:
– Твое желание исполнилось…
9
– Я не хочу быть твоим любовником, Лола. Не смогу сначала ждать тебя, а потом смотреть, как ты уходишь.
Она поцеловала его в губы. Посмотрела в черные глаза.
– Помолчи, прошу тебя!
Она влезла под душ, он прислонился к стене. Тест лежал на раковине.
Бертран молчал, боясь разрыдаться. У Лолы не было сил взглянуть на него. Она дрожащей рукой накрасила ресницы. Высушила волосы. Оделась в тесноте ванной. Собрала вещи. Ответила на звонок: «Уже спускаюсь, встретимся в холле». Они обнялись. Она взялась за ручку чемодана. Он удержал ее за локоть. Она поцеловала его долгим поцелуем, смотрела не отрываясь, погладила по щеке.
– Молчи, прошу тебя…
Она открыла дверь, не оглянулась с порога и пошла по коридору. В голове осталось всего две мысли. Я беременна. Я тебя потеряла.
III
– Правильно. Но вы наверняка заметили, что они не летают до бесконечности. Кто-нибудь знает, что случается потом?
– Они падают на землю, Мадам!
– Из-за притяжения! – пискнула маленькая девочка и сама удивилась, что ее голос прозвучал так громко.
1
Бертран оставался в номере, пока экипаж Air France не улетел в Париж. Чтобы не сразу захлебнуться одиночеством, он лежал на кровати с закрытыми глазами и представлял, что Лола рядом. Это был один из тех странных снов, которые погружают человека в гиперреальность настолько острую, что она ощущается физически. Он очнулся, как от тычка, посмотрел в окно и увидел плоское, унылое, однообразное серое небо. День без света.
Первый новый день без нее.
Бертран не пошел в ванную – там розовая полоска теста «материализовала» Лолину беременность. Рука и нога болели. Хотелось крушить и ломать все подряд. Хотелось поцелуев. Не прощальных. Он взял тюбики с мазями, подобрал с пола бинты, выбросил в урну и спустился в ресторан.
Между второй и третьей чашками кофе Бертран сказал себе: «Хорошо, что Лола убралась вместе с младенцем в животе…» Сделанный вывод привел его в состояние, необходимое для работы над репортажем. Говорят, квинтэссенция души народа сохраняется из века в век, переживая все изломы и любые политические режимы. А еще говорят, что время не властно над настоящей любовью. Он отодвинул тарелку, откинул назад волосы. Тучи стояли неподвижно, словно их прибили к небосводу гвоздями. Тишина. Беспросветность. Я просто хочу, чтобы она была здесь.
Бертран вернулся в номер, зажег везде свет, проверил, все ли документы на месте, бережно, почти нежно, упаковал фотоаппараты. В точно назначенное время появился его сопровождающий – «траченный жизнью» мужик лет пятидесяти. Седой ежик волос, стриженный почти «под ноль», черная трехдневная щетина, плечи лесоруба и глаза цвета голубого зимнего неба. Звали его Анатолий Васильевич Иванов. Рукопожатие мгновенно убедило обоих, что они найдут общий язык. Проводник разложил на столе карты, и остаток дня они намечали маршрут поездки, а поздно вечером отправились в бар, чтобы обмыть знакомство и грядущие приключения. Анатолий заказал бутылку водки, и она ушла под закуску, о которой у Бертрана не осталось ни малейших воспоминаний. Он не думал. Ни о чем. Ни о ком. Сиюминутное алкогольное счастье. Завтра будет болеть голова…
– …я вообще-то плохо переношу спиртное.
– Я ни черта не понял. Что ты сказал?
– Да здравствует водка!
– Да здравствует Россия! – добавил Иванов, и Бертран почему-то повторил:
– Да здравствует Россия!
2
На следующее утро Бертран и Анатолий взяли курс на восток. Из Москвы выезжали целую вечность. Ряды высоких уродливых домов-прямоугольников умирали от скуки среди безликих рекламных щитов.
– Их строили с одной целью – загубить все мечты на корню, – сказал Анатолий, – Россия – моя Россия – не такая.
Унылые окраины остались позади, и Бертран увидел стоящий навытяжку лес. Деревья собрались в армию, готовую отвоевать территорию, которую украли и изуродовали машины. Высоченные ели с угольно-черными стволами тянулись к небу. Самые настырные солнечные лучи пробивались сквозь зеленые лапы и падали на землю золотистыми кругляшами, другие по непонятной причине цеплялись за хвою.
– Остановись, – скомандовал Бертран.
– Действуй пошустрее, здесь нельзя останавливаться, того и гляди наряд нагрянет.
– Дела на две секунды.
Бертран видел линии, свет, все в совокупности, выбирал угол и ракурс съемки, кадрировал будущее изображение. Он караулил решающее мгновение и никогда не упускал его. Во всяком случае, профессионально. Охотничий азарт доставлял ему колоссальное удовольствие, и он вдруг понял, что делать снимки – акт чистейшего, беспримесного наслаждения. Щелк. С согласия или без оного. Щелк. Фотография принадлежит ему. Щелк. Так же было и с Лолой – я позвонил в дверь, чтобы «присвоить» ее. Щелк. Мысли проносились в голове, не отставая от пальца, жавшего на кнопку затвора. Щелк. Образы были такими же четкими, как золотистый отсверк реки внизу, в нескольких метрах за темными деревьями. Щелк. Я думал только о себе. Вот что я делал. Щелк.
– Пора! – крикнул Анатолий, и Бертран вернулся в машину.
– Хорошо получилось?
– Отлично.
– Точно?
– На все сто.
Анатолий ухмыльнулся. Фотограф взял другую камеру, открыл окно и дважды щелкнул.
– На цифру снимаешь? – поинтересовался Анатолий.
– Сейчас – да.
– Почему не просматриваешь?
– Потом.
– Почему?
– Сейчас незачем.
– Странный ты мужик, Бертран! – засмеялся проводник.
– Сказать, почему я люблю фотографировать?
– Наверное, потому, что это самая классная профессия на свете? – предположил Анатолий.
– Не угадал, – покачал головой Бертран. – Я люблю снимать, потому что все, попадающее в кадр, становится моим по праву.
– Но ты ведь должен на что-то жить, значит, иногда продаешь негативы?
– Да, лучшие.
– Надеюсь, с женщинами ты поступаешь иначе.
Бертран обомлел. Проводник сосредоточился на дороге, молчал минуты три, не меньше, и наконец изрек:
– Я знал, что в тебе есть русская кровь…
Тишина. Дорога. Лес. Патрульная машина, возникшая из ниоткуда. Вопросы. Досмотр. Выкуп. Новые вопросы. Еще выкуп. Слава богу, отстали.
Бертран искоса посмотрел на Анатолия, тот закатил глаза и тронулся с места. Справа и слева стоял густой лес, навстречу, на разной скорости, изредка ехали машины. На обочинах тут и там мелькали перваншевые цветки. Бертрану было все равно, как они называются, он просто любовался ими, как волшебными голубоватыми огоньками на фоне темной зелени. Мягкий свет обволакивал ездоков.
– Знаешь, я часто думаю, что женщины всегда будут лучше мужчин, – сказал Анатолий.
– Потому что не воюют?
– Нет, потому что рожают малышей и кормят их грудью.
– У тебя есть дети?
– Двое. А у тебя?
Бертран покачал головой:
– Нет. Мальчики или девочки?
– Сыновья. Взрослые. Я бы хотел вырастить еще и дочку.
Голос русского сорвался, как случается от неожиданности или испуга. Бертран спросил взглядом: «Что-то не так?» – и услышал односложный ответ: «В другой раз…»
Да, чтобы приобщиться к некоторым вещам, нужно всегда быть наготове. Уметь дождаться правильного света, не терять веры в успех и вовремя «открыть шторки». Не стоит пытаться притормозить время – пусть течет как хочет. Забыть о датах, не считать часы. Вчера она лежала в моих объятиях, и я чувствовал ее кожу. Касался рукой волос. Целовал. Наши сердца бились в унисон. Мы смотрели в глаза друг другу. Она брала меня за руку. Ее голос не лгал. В нем звучала любовь. Времена года сменятся много раз. Цветы раскроются, явив миру свои чудные индиговые лепестки, а я отучусь ждать.
– Остановись, – скомандовал Бертран.
Он вышел. Опустился на колени и сделал три снимка. Всего три. Река внизу исчезла из виду. Вокруг не было ни одного цветка. Анатолий не понял, что же снимает этот странный француз. Какая разница! Разобрать все по косточкам – не главное. Их взгляды встретились. Они спустились по насыпи. Солнце удалялось от мира, и на десять секунд установилась полная тишина. Совершенная. Восхитительная.
3
Франк ждал Лолу в зале прилета – хотел застать врасплох, но сюрприз не удался. Она подтвердила ему великую новость без пяти четыре утра, сидя в такси с двумя коллегами. Он отвечал с бесконечной нежностью, волнением и гордостью будущего папаши, который, конечно же, должен был примчаться в аэропорт.
Полет на этот раз напоминал черную дыру. Лола отвечала на вопросы, улыбалась и… чувствовала себя пленницей собственной жизни. Время текло, меняя направление. Час, потом два отделяли ее от Бертрана. И приближали к Франку. В небе все остальное не имело значения, а теперь она шла к выходу, искала глазами мужа и могла думать об одном: начался очередной обратный отсчет. Я беременна.
Они встретились взглядами, синхронно улыбнулись, и молодая женщина снова почувствовала себя Лолой Милан.
– Ты взял отгул? – спросила она.
– Сегодня воскресенье, детка! Прекрасный, восхитительный день!
Франк поцеловал Лолу, она отстранилась, посмотрела мужу в глаза и все поняла.
– Я согласился.
Они застыли посреди зала прилетов аэропорта Руасси, мимо проходили тысячи людей, вокруг стоял немолчный гул голосов, но Лола словно бы оказалась в безвоздушном пространстве. Повышение Франка означало неминуемый переезд во Франкфурт.
Четыре месяца назад он вернулся с работы раньше, и вид у него был сияющий. Его проект «солнечной стены»[22] будет претворен в жизнь, но, возможно…
– Да нет – наверняка! – в штаб-квартире Bayercom.
– То есть?
– Во Франкфурте, твоем любимом немецком городе.
Лола присела на низкий серо-перламутровый журнальный столик.
– И ты вот так запросто решил, что мы переедем?
– Я не могу отказаться от своей мечты, такой шанс выпадает только раз, дорогая. Да, наша жизнь изменится, но упускать возможность нельзя.
Франк присел на корточки рядом с женой.
– Ты понимаешь?
– А как же я?
– Некоторые твои коллеги живут в Женеве. И в Ницце, а она дальше от Руасси, чем Франкфурт.
– Не забыл, что бывают очень ранние рейсы? Иногда я прилетаю ночью. Случаются задержки и опоздания…
Лола замолчала – было ясно, что у Франка уже есть решение.
– Будешь ночевать у матери, оставим там машину.
Голос, глаза, жесты мужа молили: «Не говори нет!»
– Это всего на три года…
На лице Лолы отразилось неприкрытое сомнение.
– Правда-правда, детка, контракт с пролонгацией срока действия, а не бессрочный.
– А как же наш дом? Мы только что переехали, столько труда вложили…
– Сдадим. У меня будет служебное жилье, служебная машина и такая прибавка к зарплате, что ты сможешь уйти с работы, если…
Лола задохнулась от негодования.
– Ты думаешь, что говоришь? Я никогда – слышишь, никогда! – не собиралась сидеть дома. Я, как и ты, люблю свою работу, сколько бы мерзостей ни изрыгала о бортпроводницах твоя бабка!
– А если ты быстро забеременеешь? Мы ведь хотели двух детей-погодков, чтобы не росли в одиночестве и не скучали, как я когда-то.
– Я пока не жду ребенка.
– Но мы стараемся, родная, разве нет?
Лола промолчала, и Франк продолжил, воспламеняясь все сильнее:
– Девять месяцев плюс год декретного отпуска, перерыв, второй «заход»… Три с половиной года семейной жизни, о которой мы мечтали. – Он улыбнулся и выдал еще одно «рационализаторское» предложение: – Можно перейти на полставки и летать только на дальние расстояния.
– А что, если я останусь во Франции и ты будешь приезжать на уик-энды? Многие так живут.
Они «прощупывали» друг друга, как соперники на ринге. Лола предложила вариант, который явно не приходил Франку в голову.
– Ты часто работаешь по субботам и воскресеньям, а я не хочу жить без тебя, Лола, так что это неприемлемо.
Франк взял руки жены в свои, и она почему-то сказала – ни к селу ни к городу:
– Говорят, в Германии нет яслей…
– Мы найдем решение, обещаю.
– Неужели? И какое? Попросим твою бабушку понянчиться с малышом?
– Обожаю тебя! – рассмеялся Франк.
– Предупреждаю: моя мама тебя возненавидит.
– Ты будешь проводить со своими гораздо больше времени, чем оставаясь в Сен-Тибо-де-Винь.
– Между двумя «прибавлениями» семейства?
– До или после, как сама решишь, Лола. – Франк посмотрел жене в глаза и добавил самым проникновенным тоном, на какой был способен:
– Я хочу занять этот пост. Во что бы то ни стало.
Любой ценой.
Тогда разговор на том и закончился. Потому что Лола внезапно вспомнила руки Бертрана и сдалась: «Ладно…»
– Ты уже очень хорошо говоришь по-немецки.
– Спасибо прабабушке-голландке!
– Люблю тебя, родная.
Они вернулись к неприятной теме… Лолу затошнило, она прикрыла рот ладонью. Где-то там, из самого центра огромного пространства, Бертран смотрел на нее, как этим утром, и прошлой ночью, и в парке Бют-Шомон. Франк снова обнял жену и повторил срывающимся от счастья голосом:
– У меня будет работа мечты, и мы родим ребенка.
Тошнота прошла. Бертран не испарился.
– Когда? – спросила Лола.
– Сейчас я буду проводить во Франкфурте два дня в неделю, а 1 сентября начнется работа на постоянной основе.
Лола отстранилась.
– Ты знал.
– Нет. В последние дни все завертелось со страшной скоростью. Мой сменщик освободился раньше, чем предполагал. Когда он сообщил, ты была в Москве. Я решил, что ты уже легла спать, и не стал тревожить, а сегодня утром был в таком восторге от твоей великой новости, что и думать забыл о работе.
Лола взялась за ручку чемодана. Сегодня утром… Вчера… Франк отобрал у нее багаж.
– Мне придется на несколько дней урезать отпуск, но ты ведь будешь в Олероне, с Наташей и остальными. Я…
Она подняла глаза, и Франк заткнулся. Нет, повторил, как попугай:
– Это мой шанс. А ты беременна. Идеально точное планирование! О лучшем я и не мечтал.
Лола сделала шаг, другой, Франк положил руку ей на плечо, и вот они уже на стоянке, у ее машины. Она открыла сумочку, достала ключи, протянула их Франку. Он положил чемодан в багажник и сказал, что во второй половине дня они могут нанести виртуальный визит в квартиру.
– Ты уже посмотрел?
– А самим выбирать не положено?
Франк пропустил вопрос мимо ушей, и Лола поняла, что муж сделал выбор. Как и она, когда решила позвонить Бертрану, а потом бросилась в его объятия.
– Я хорошо знаю квартал. Он выходит на парк. Увидишь, тебе понравится.
Дорога до дома заняла сорок минут. Все это время Франк объяснял, как ему нравится идея работы за рубежом. Ликующим голосом он описывал преимущества и анализировал неудобства. Сообщил, что специальный человек займется всеми бумагами, порекомендует самого опытного гинеколога и лучшую клинику для…
– …нашего ребенка. Ты очень вовремя забеременела.
Лола вспомнила Москву, облака, заглядывавшие в окно, и закрыла глаза. Ну и хорошо. Хорошо, что я жду ребенка, ведь… Что? Она, как наяву, услышала голос Бертрана: «А ты?» Я не ответила, потому что не могла думать о себе. Бросила бы я Франка, окажись тест отрицательным? В тот момент у меня не было сил задуматься об этом, Бертран.
Франк взял ее за руку, пообещал как можно чаще приезжать в Олерон.
– Будет возможность…
– Какая?
– Я думал, ты заснула.
– Нет. Но очень устала.
– Мы почти приехали.
Она вышла из машины, заметила автомобиль Франка и спросила, как он добирался до Руасси.
– Конечно на такси, дорогая! Денег нам, слава богу, хватает.
Он взял ее на руки и перенес через порог, как новобрачную. Они занимались любовью в гостиной, на диване цвета маренго. Небо прошивали десятки пассажирских самолетов. Куда они летят? Что я за женщина?
– Хочешь, пообедаем в ресторане?
– Вообще-то нет.
– Тогда я сделаю омлет с сыром. Будешь?
– Давай…
Франк поправил подушки и посмотрел Лоле в глаза:
– Спасибо.
4
– Здравствуй, мама.
Жеральдина сразу поняла, что у дочери важные новости.
– Ребенок?
– Да. Я сделала тест. Вчера. В Москве.
– Поздравляю, милая! Я счастлива за вас! – воскликнула мадам Баратье, подумав, заметила ли Лола крошечную заминку после первой фразы. – Почему ты раньше не позвонила? Плохо себя чувствуешь?
– Нет, просто устала, и тошнит от всего.
– Сильно?
– Я…
Лола вздохнула, подошла к стоявшему у окна диванчику, устроилась поудобнее, посмотрела на свежеподстриженную лужайку и начала рассказывать. Жеральдина слушала не перебивая, потом спросила:
– Когда вы переезжаете?
– Очень скоро.
Мадам Баратье пристукнула кулаком по светлому дубовому буфету. Она, конечно, знала о грядущем назначении и связанных с ним последствиях. Мать Лолы искренне надеялась, что немцы окажутся придирчивыми и не сговорятся с зятем. Если старшая дочь поселится во Франкфурте, жизнь изменится. Эльза никогда не ездит ни на автобусе, ни на поезде, в машине может выдержать от силы двадцать километров, а если она перестает узнавать дорогу, отстегивает ремень безопасности и впадает в неконтролируемую панику. Один раз и вовсе убежала, и догнать дочь Жеральдина не смогла. Фобия очень стойкая, тут ничего не поделаешь.
Женщина обводила указательным пальцем с обломанным ногтем жилки на светлом дереве, а Лола объясняла, что контракт на три года с пролонгацией, что на время беременности она бросит летать, тем более что они решили не тянуть со вторым малышом.
– Ну, тогда все и правда удачно, – ровным голосом согласилась Жеральдина.
– Да.
– Ты счастлива? Я хотела сказать: счастлива, что ждешь ребенка?
– Да.
– Видишь, ты зря тревожилась.
Лола промолчала. Мадам Баратье вздохнула, прислонилась спиной к буфету.
– Я рада за вас, но злюсь на Франка за то, что увозит тебя от нас. Я никогда не увижу внука. Или внучку.
– Он утверждает, что теперь я буду проводить с вами больше времени, и так оно и есть.
– Тогда поздравь мужа и горячо его поблагодари – от меня.
– Обязательно, мама.
Жеральдина застыла. Ровный голос Лолы причинил ей боль. Она знала этот тон и хорошо представляла себе ее взгляд. Безучастный и неумолимый.
Она снова провела пальцем по буфету.
– Прости. Просто… новость меня не радует.
– Знаю.
– А ты-то сама рада, что едешь?
Лола закрыла глаза. Квадрат ярко-зеленой лужайки запечатлелся под веками.
Читать бесплатно другие книги:
