Свои среди чужих. Политические эмигранты и Кремль: Соотечественники, агенты и враги режима Бороган Ирина
В аэропорту Франкфурта его остановили на пограничном контроле. Три строгие немки за 50 сказали ему, что для провоза биоматериалов через границу требуются специальные документы. Прохоров знал, что они правы, но решил рискнуть.
«Вчера я без проблем привез эти пробы из Москвы в Израиль», – сказал он.
«Мы не в Израиле», – ответила одна из женщин.
Тут Прохоров увидел возможность для контратаки. «Вот именно! И Израиль существует только лишь из-за того, что наделали ваши деды! – заявил он, разыгрывая искренний гнев. – Мой клиент – политический оппонент Путина. Сейчас он умирает в Москве, и, если он умрет, это будет холокост XXI века!»
Они молча его выслушали и махнули рукой – проходи.
Наконец образцы попали в руки экспертов Кинтца, небольшой лаборатории в двухэтажном особняке во французском городке Оберосбержан в десяти километрах от Страсбурга. Правда, когда Прохоров получил результаты, они его не обрадовали. Отчет признавал, что в крови и волосах содержится повышенная концентрация марганца – что «также наблюдалось в 2015 г.»[381], в нем также указывались другие вещества, уровень которых был превышен по сравнению с нормой. Но ответа на вопрос, какой яд был использован, отчет не давал.
Еще учась на истфаке, Вадим Прохоров заинтересовался историей советской тайной полиции. Он знал, что у спецслужб были специальные лаборатории, где разрабатывались яды для уничтожения врагов режима. Первая такая лаборатория появилась еще в 1926 г. Ее создали для нужд группы Яши Серебрянского, поэтому с самого начала в ее задачи входила разработка ядов для использования за рубежом.
Потом это учреждение было известно под многими именами – «Лаборатория № 12», «Лаборатория X» или просто «Камера». Исследованиями руководил профессор Григорий Майрановский, бывший врач с изможденным лицом и впалыми щеками аскета. В 1937 г. спецлабораторию, тогда в составе гражданского Института биохимии, переподчинили НКВД, а через год – передали под личный контроль шефа сталинской госбезопасности.
Майрановский на протяжении многих лет испытывал свои яды на заключенных – по примерным оценкам, его жертвами стали больше 200 человек[382]. После войны, когда Наум Эйтингон возглавил отдел политических убийств, под его началом оказался и Майрановский. Они провели несколько совместных операций, включая отравление американца Исайи Оггинса. Но в 1951 г. оба оказались в тюрьме, став жертвами внутриведомственной борьбы за власть.
После ареста Майрановского советские спецслужбы не отказались от ядов: секретные исследования в этой области никогда не прекращались. В 1978 г. болгарского диссидента Маркова отравили в Лондоне рицином, высокотоксичным веществом, содержащимся в касторовых бобах. Это был знаменитый укол зонтиком, в который вмонтирована ядовитая ампула. Болгарские спецслужбы получили этот яд от своих коллег из Управления внешней контрразведки КГБ.
Спецслужбы Путина тоже использовали яд.
Об этом стало известно после ликвидации полевого командира из Саудовской Аравии Хаттаба. Он много лет воевал в Чечне и Дагестане, и стал врагом номер один для российских спецслужб. В марте 2002 г. Хаттаб вместе с телохранителями скрывался в горах на Северном Кавказе. Чтобы его не отследили российские спецслужбы, Хаттаб общался с внешним миром через курьеров – оного из них удалось завербовать ФСБ. Агенты перехватили важное письмо из Саудовской Аравии, которого ждал Хаттаб, и пропитали его сильным нервно-паралитическим ядом с отсроченным действием. Хаттаб вскрыл письмо, прочитал его и бросил в костер. Три дня спустя у него изо рта пошла пена, а еще через несколько часов он умер[383]. ФСБ объявила об успехе спецоперации.
Прохоров не сомневался, что к отравлению Кара-Мурзы как-то были причастны российские спецслужбы. На его взгляд, это была месть за «акт Магнитского»[384]. Этот закон лоббировали несколько человек: Билл Браудер, экстрадиции которого Россия добивалась уже несколько лет; Борис Немцов, убитый в начале 2015 г.; и Владимир Кара-Мурза – младший.
И Кара-Мурза не собирался останавливаться. Теперь он ездил по разным странам, убеждая местных законодателей принять санкции, аналогичные «списку Магнитского». Вместе с Браудером они добились некоторых успехов. Британия приняла аналог закона Магнитского, направленный против нарушителей прав человека во всем мире; Литва, Эстония и Латвия запретили въезд лицам из «списка Магнитского»; аналогичный закон начал обсуждаться и в Дании.
Поскольку Кинтц не сумел идентифицировать яд, родные и друзья Кара-Мурзы – младшего продолжали свои попытки установить вещество, чуть его не убившее. Кара-Мурза уже больше десяти лет жил и работал в США, и он и Евгения надеялись, что у них остается еще одна возможность – ФБР.
Когда Кара-Мурза пришел в себя после второго отравления и прилетел с женой в Вашингтон, в аэропорту их встретили два агента ФБР. Евгения отдала им образцы волос и ногтей для исследования в лаборатории бюро.
Все ждали, что ФБР начнет расследование, но шли месяцы, а от ФБР не было никаких новостей. Наконец, в декабре 2017 г., федеральный агент позвонил Кара-Мурзе и пригласил на встречу в вашингтонском кофе.
«Мы думаем, что определили активное вещество, которым вас отравили, – сказал агент. – Это барий. Он именно так и действует – парализует сердце и дыхательную систему». По его словам, бюро готовит подробный отчет, в котором будет детальная информация о самом яде, а также будут изложены версии отравления. Он намекнул, что яд мог попасть в организм к Кара-Мурзе – младшему не только через еду.
Агент ФБР также сообщил, что, когда в следующем месяце в Вашингтон прилетят главы российских спецслужб, чтобы встретиться с новой администрацией Трампа, ФБР передаст им отчет с пометкой, что «на территории России было совершено покушение на убийство российского гражданина по политическим мотивам».
В январе агент позвонил снова. На этот раз он не просил о встрече. «Должен сообщить вам, что в соответствии с нашими правилами мы должны были провести второй тест, и только если результаты второго теста совпадут с первым, мы можем дать делу официальный ход. К сожалению, второй тест не подтвердил первоначальные результаты, поэтому, пожалуйста, забудьте обо всем, что я вам тогда сказал», – сказал он и быстро повесил трубку.
Кара-Мурза попросил нескольких знакомых конгрессменов отправить запрос в ФБР. Ответ был коротким: мы не можем предоставить вам никакой информации по этому делу из-за его конфиденциальности.
В феврале 2018 г. руководители трех российских спецслужб – ФСБ, СВР и военной разведки ГРУ – прилетели в Вашингтон, чтобы встретиться со своими американскими коллегами. Пытаясь узнать хоть что-то об этом таинственном визите, мы разговаривали со многими высокопоставленными чиновниками госдепартамента и конгрессменами. Но эта встреча с самого начала была окружена завесой секретности. Официально не разглашалась даже дата прибытия генералов из Москвы, а о визите сообщило российское информационное агентство, а не американские СМИ. И все, с кем мы разговаривали на эту тему, твердо заявляли нам, что не могут раскрыть никаких подробностей, поскольку это вопрос национальной безопасности США.
По слухам, переговоры прошли продуктивно – cпецслужбы США и России по-прежнему нуждались друг в друге. Затрагивалась ли на встрече тема отравления Кара-Мурзы, неизвестно.
Между тем Кара-Мурза – младший продолжал отчаянные попытки получить от ФБР хоть какую-нибудь информацию, касающуюся его отравления. Он даже подал запрос в соответствии с Законом о свободе информации. В октябре 2018 г. он обратился к прессе в надежде, что внимание общественности к упорному нежеланию ФБР заниматься этим делом, усилит давление на бюро[385].
Но реакции не последовало.
Глава 33
Ничто не ново под луной
В мае 2018 г. Колумбийский университет пригласил нас в Нью-Йорк выступить на конференции «Политические изгнанники». Мы согласились: тема конференции была созвучна теме нашей книги, для которой мы как раз собирали материал, и нам надо было съездить в несколько мест в Нью-Йорке – почти все из них на Манхэттене.
И только одно место выбивалось из общего ряда – это ресторан Tatiana, расположенный на берегу океана в районе Брайтон-Бич, где живет русскоязычная диаспора. Советская девушка Татьяна, эмигрировавшая из Одессы в 1979 г., открыла свой ресторан на Брайтон-Бич 30 лет назад. Это место вряд ли понравилось бы global Russians, но среди местной публики оно сразу стало популярным. Меню состояло из блюд русской, украинской и кавказской кухни, а вечернее шоу обещало танцовщиц в псевдорусских народных костюмах и кокошниках в стиле ансамбля «Березка». Посмотреть такое шоу приезжали даже из других штатов и, конечно, среди посетителей было много русских туристов.
Это место полюбили и русские шпионы. Многие годы сотрудники нью-йоркской резидентуры по традиции приглашали на ужин в Tatiana начальство, прилетавшее из Москвы[386].
Брайтон-Бич встретил нас солнцем и соленым ветром. Яркую вывеску ресторана было сложно не заметить. Официанты в плохо сидящих черных костюмах поздоровались с нами по-русски и показали нам маленький столик на двоих. Спустя мгновение нам принесли два бокала, до краев наполненные красным вином. Оценив такую щедрость, мы осмотрелись.
Внутри заведение напоминало роскошный советский ресторан – возможно, именно в таких выпивал отец Ирины во времена своей молодости в советской Одессе: всюду сверкающая позолота, лакированное дерево на стенах и зеркала на колоннах.
Рядом с нами за длинным столом большая семья – женщины в обтягивающих черных и золотых платьях и мужчины в рубашках с расстегнутым воротом, из-под которых выглядывали массивные золотые цепи, – праздновала день рождения бабушки. Все говорили по-русски.
В холле на стенах висели десятки фотографий с автографами – хозяева явно гордились, что к ним заходили знаменитые певцы, актеры и телезвезды из России. Но среди них не было фотографий сотрудников российского диппредставительства. И, разумеется, не было ничего, что могло бы напомнить о визите 20-летней давности, летом 2000 г., который чуть не закончился трагедией.
В тот солнечный день в августе 2000 г. в Tatiana зашли трое крепких мужчин средних лет. Один из них, с очень короткой стрижкой, казалось, стремился выделиться на общем фоне, надев черные слаксы и гавайскую рубашку. Все трое заказали пиво и принялись что-то горячо обсуждать. Говорили они по-русски, и в разговоре часто звучало «Путин». Было очевидно, что один из этой троицы, человек в бежевом костюме, принимал гостей.
Этим человеком был Сергей Третьяков, заместитель руководителя резидентуры СВР в Нью-Йорке, и он угощал обедом двух гостей из Москвы. Виктор Золотов, человек в гавайской рубашке, был главным телохранителем Путина. Третий, очень крепкий и мускулистый, Евгений Муров, – главой Федеральной службы охраны. В Tatiana они собирались обсудить подготовку к предстоящему визиту Путина в США.
Третьяков был опытным советским, а теперь российским разведчиком. Он работал за границей сначала в Канаде, затем в США и сделал карьеру, умело играя по писаным и неписаным правилам КГБ. Его бабушка была начальницей машинописного бюро в НКВД, сам он вырос в Иране в семье советского торгового представителя и удачно женился на дочери дипломата. На излете СССР он возглавлял комсомольскую организацию внешней разведки КГБ, что давало отличные возможности наладить полезные связи в Ясеневе. Короче говоря, у Третьякова было все, чтобы построить успешную карьеру, – соответствующее происхождение и множество высокопоставленных покровителей в Ясеневе.
И вот теперь он принимал в Нью-Йорке двух незнакомцев, которые пользовались большим доверием Путина. Оба получили свои должности всего четыре месяца назад, когда Путин стал президентом.
Третьяков знал, что лучший способ узнать, что представляет собой новый кремлевский босс, – посмотреть на людей, которые ему служат. И ему казалось, что понять стиль Путина будет не сложно – в конце концов, новый президент тоже был выходцем из внешней разведки. Но с двумя гостями из Москвы Третьяков чувствовал себя неспокойно. Он думал, что понимает, как работает система, но теперь его охватили сомнения. Эти люди совершенно не походили на тех, с кем ему приходилось иметь дело в штаб-квартире СВР в Ясеневе. Пока они ждали заказа, Третьяков пытался развлечь двух начальников путинских спецслужб.
Пока у него получалось не очень. Золотов начал хвастаться тем, как хорошо его люди защищают президента. По его словам, каждый из его сотрудников был мастером боевых искусств, способным убить нападавшего одним ударом. Неожиданно он резко взмахнул рукой и ударил Третьякова в висок. Удар сбил заместителя резидента со стула, и тот без сознания рухнул на пол. Придя в себя, он услышал, как Муров кричит на Золотова: «Ты мог его убить!»
Если таков был стиль путинских генералов, подумал Третьяков, то это многое говорит о новом президенте.
Два месяца спустя, 11 октября, Третьяков вышел из своей квартиры в российском дипломатическом жилом комплексе в Ривердейле на севере Бронкса вместе с женой и дочерью. В руках у него была клетка, в которой сидела любимица семьи кошка Матильда. Заперев за собой дверь, они спустились в подземный гараж, где была припаркована их машина – Ford Taurus. В час дня большинство проживавших и работавших там сотрудников обедало, поэтому шансов избежать нежелательных встреч было больше.
Третьяков подъехал к воротам, нажал кнопку переговорного устройства и спокойно произнес: «Третьяков». Эту стандартную процедуру безопасности он выполнил в последний раз в жизни. Когда ворота открылись, Третьяков вырулил из гаража и прямиком поехал в специальное убежище ФБР. Он стал перебежчиком.
Повлиял ли на его решение тот неприятный обед с двумя друзьями Путина? Возможно, он осознал, что с приходом таких людей, как Золотов, у него мало шансов продолжить успешную карьеру. Или же он заметил какие-то признаки того, что ему грозит опасность: в конце концов, Третьяков уже несколько лет был двойным агентом, тайно работавшим на американские спецслужбы. Так или иначе, он понял, что пришло время уйти. К тому времени Путин уже провел в СВР ряд радикальных преобразований, переключив фокус разведки с Востока на Запад. Он сделал это тем испытанным способом, который всегда использовался российской бюрократией, – поменяв кадры.
В 1990-е гг. СВР возглавляли генералы, сделавшие карьеру в Индии, Пакистане и на Ближнем Востоке. В Ясеневе их называли ближневосточной мафией.
Путин выбрал на должность директора СВР человека из другой группировки. Новый начальник внешней разведки сделал карьеру на Западе. До своего назначения он был официальным представителем СВР в Соединенных Штатах. Возглавив разведслужбу, он начал продвигать на ключевые посты оперативников с опытом работы в США. Это коснулось даже пресс-бюро: выбранный им руководитель пресс-службы в 1990-х гг. работал в Нью-Йорке под прикрытием корреспондента «Комсомольской правды». По иронии судьбы большую часть этого времени он подчинялся Третьякову.
Третьяков проработал при Путине всего семь месяцев, но не мог не заметить кардинальных изменений. Через несколько лет он сказал нам по телефону из своего дома во Флориде: «Российская разведка, то есть СВР, стала еще более агрессивной [по сравнению с КГБ и началом 1990-х гг.]. По крайней мере, судя по тому, какие запросы стали приходить, какие аппетиты проявились. Объясняется это тем, что в нашем правительстве очень много бывших наших сотрудников, а у нас у всех мозги сделаны на одном заводе»[387].
Эти перемены не остались незамеченными. Уже весной 2001 г. три западные страны – Соединенные Штаты, Великобритания и Германия – сообщили о росте активности российской разведки[388]. В последующие годы им пришлось констатировать это снова и снова.
Изменились не только приоритеты, но и масштабы разведывательных программ. По словам Третьякова, примерно в то же время СВР резко увеличила расходы на «программу нелегалов», в рамках которой происходило внедрение на Запад секретных агентов с вымышленными именами и легендами. Шпионы нередко засылались под видом эмигрантов – СВР полагала, что тем будет легче затеряться в потоке постсоветской эмиграции[389].
Но десять лет спустя стало ясно, что не всем из них удалось справиться с поставленной задачей.
В июне 2010 г. ФБР арестовало десятерых российских нелегалов, уже долгое время находившихся под наблюдением, что вызвало крупнейший шпионский скандал между двумя странами за последнее десятилетие. Восьмеро из них жили под вымышленными западными именами и имели американское, канадское и перуанское гражданство. Двое – 28-летний Михаил Семенко, арестованный в Арлингтоне, Вирджиния, и рыжеволосая Анна Чапман, его ровесница, арестованная в Нью-Йорке, – жили под своими настоящими именами. Семенко приехал в США учиться и остался; на момент ареста он работал в вашингтонском туристическом агентстве Travel All Russia. Чапман выдавала себя за эмигрантку новой волны.
Анна родилась в Волгограде в семье высокопоставленного сотрудника КГБ, окончила МГУ. На одной из вечеринок она познакомилась с британцем Алексом Чапманом, быстро вышла за него замуж, получила британское гражданство и переехала в Лондон. В 2009 г. она перебралась в Нью-Йорк и запустила сайт по продаже недвижимости. Вскоре она попала под наблюдение ФБР – это было частью масштабной контрразведывательной операции под кодовым названием «Истории призраков» (Ghost Stories), вскрывшей сеть СВР на территории США. Внимание федеральных агентов привлекли ее контакты с сотрудниками российской разведки, действовавшими в Нью-Йорке. Анну заметили, когда, сидя в кофейне Starbucks на Манхэттене, она со своего ноутбука связывалась по закрытой сети Wi-Fi с припаркованным неподалеку минивэном, за рулем которого сидел российский чиновник[390].
Хотя карьера в разведке Анны Чапман закончилась, это вовсе не означало, что Кремль свернул свои разведывательные программы. В том же году, когда была выявлена сеть нелегалов в США, российская разведка фактически открыто заявила о своем интересе к эмигрантскому сообществу, когда ее высокопоставленный сотрудник стал членом межведомственной координационной правительственной комиссии по работе с соотечественниками за рубежом[391].
Все говорило о том, что при Путине старую схему КГБ, созданную еще Андроповым и Крючковым в 1970-х гг. для борьбы с «подрывной деятельностью» эмигрантов и их вербовки, не только восстановили, но и расширили. Так же обстояло дело с испытанными временем методами борьбы с врагами режима.
Спустя десятилетия после краха советского режима российская разведка продолжала чтить свои традиции. Когда в конце 2016 г. Путин назначил главой СВР ветерана КГБ Сергея Нарышкина, тот не стал скрывать, что в Ясеневе висит портрет Василия Зарубина[392].
Возможно ли в принципе порвать с традициями КГБ и реформировать российскую разведку? Ельцин упустил свой шанс сделать это, но был ли у него такой шанс?
Солнечным июньским днем в Лондоне мы задали этотвопрос Ричарду Олдричу, высокому и улыбчивому историку британской разведки. Он объяснил нам, что в демократической и авторитарной системах «смысл разведки понимается абсолютно по-разному».
В демократических странах, сказал он, разведка используется для сбора информации. В авторитарных режимах «разведка призвана защищать режим и держать под контролем эмигрантов».
Внешняя разведка КГБ и все вышедшие из нее структуры явно относятся ко второй категории.
Глава 34
Страхи олигархов
Генералы на Лубянке и в Ясеневе, конечно, могут продолжать использовать методы КГБ, а Путин – пытаться восстановить некоторые советские правила. Но невозможно не учитывать новый фактор, не существовавший 30 лет назад, – олигархов и просто очень богатых россиян, у которых есть выходы на Кремль.
Тысячи из них скупили дорогую недвижимость на юге Франции и в Лондоне, в Нью-Йорке и в Майами, попутно получив иностранные паспорта. Многие сделали свое состояние задолго до Путина и предпочитают хранить свои активы на Западе, вне досягаемости Кремля: это, в теории, дает им пространство для маневра, если Путин зайдет слишком далеко.
Двое сверхбогатых россиян попробовали проверить эту теорию на практике. Даже среди олигархов они занимали особое положение. Оба заработали свои состояния еще при Ельцине, и у них сложилась неплохая репутация на Западе. И оба с большим умом распорядились этим активом, сделав глобальными не только свои деньги и собственность, но и бизнес.
Кроме того, эти двое россиян были выходцами из КГБ, поэтому лучше многих понимали, как играть на российской и западной шахматных досках в условиях, созданных Путиным.
15 ноября 2017 г. церковь Святого Павла во Франкфурте была закрыта для посторонних, а вход охраняли полицейские и охранники. Внутри, в круглом, залитом солнечным светом главном зале, все пространство было заполнено рядами стульев, которые заняли высокопоставленные немецкие чиновники, бизнесмены и иностранные инвесторы.
Церковь давно не использовалась для проведения служб: в 1848 г. в ней заседал первый германский парламент, и как политический символ единой Германии церковь стала идеальным местом для собраний немецкого истеблишмента. В этот ноябрьский день собравшиеся вместо молитвенников держали в руках программки с расписанием мероприятий Германского экономического форума.
Выступить на форуме пригласили нескольких иностранцев, включая Евгения Касперского, основателя одноименной антивирусной компании. В темно-синем пиджаке и голубой рубашке, с развевающимися седыми волосами, он отдаленно смахивал на Ричарда Брэнсона. Сходство не было случайным: Касперский был немного одержим эксцентричным британским магнатом – «Лаборатория Касперского» спонсировала гоночную команду Брэнсона Virgin Racing, на рабочем столе в кабинете Касперского на видном месте лежала книга сэра Ричарда Брэнсона, а недавно он купил билет на полет в космос на корабле, созданном компанией Брэнсона Virgin Galactic.
Обычно расслабленный на публике, в этот раз Касперский явно чувствовал себя не в своей тарелке. Сидя на сцене в церкви Святого Павла, он ерзал в кресле и так неуклюже шутил, что ведущий не всегда его понимал[393].
У миллиардера были причины для тревоги. Это было непростое время для его компании и для него лично. Совсем недавно на слушаниях в сенате США шестеро высокопоставленных руководителей американских спецслужб, в том числе руководители ФБР и ЦРУ, заявили, что не считали бы себя в безопасности, если бы использовали на своих компьютерах антивирус Касперского[394]. Вскоре министерство национальной безопасности США предписало всем правительственным учреждениям удалить программные продукты «Лаборатории Касперского» из своих систем. За месяц до этого выяснилось, что антивирус Касперского скачал секретные файлы Агентства национальной безопасности США с плохо защищенного компьютера подрядчика агентства. Начался громкий скандал с обвинениями, что продукты «Лаборатории Касперского» крадут конфиденциальную информацию у американских пользователей[395]. Все это нанесло серьезный ущерб «Лаборатории Касперского», давно переставшей быть чисто российской компанией. Хотя ее штаб-квартира находилась в Москве, компания имела свои офисы и клиентов по всему миру.
Затем начались неприятности дома. ФСБ арестовала и посадила в Лефортово руководителя одного из самых важных подразделений компании – отдела расследований киберпреступлений ОРКИ[396]. Его обвинили в госизмене и шпионаже на США. Касперский прекрасно понимал, что после этого ареста ФСБ может всерьез взяться за его компанию. Иллюзий по поводу того, как работает эта спецслужба, у него не было – он сам начинал карьеру в КГБ.
Теперь, после провала в США, Касперский приехал во Франкфурт в надежде открыть для своей компании немецкий рынок, крупнейший в Европе. И он хотел произвести хорошее впечатление.
Ведущий, немецкий журналист из еженедельной газеты Die Zeit, отлично подготовился к разговору. Когда Касперский назвал себя «продуктом математической школы», журналист добавил: «КГБ». Касперскому не понравилось это замечание, и он возразил, что это был просто «институт криптографии». Затем он принялся говорить о талантливых русских программистах и хакерах. Но ведущий прервал его неожиданным вопросом.
«Вы читали книгу Андрея?» – спросил журналист. Он имел в виду нашу книгу «Битва за Рунет»[397]. Андрей выступал в дискуссии до Касперского и говорил о давлении Кремля на российские ИТ-компании после аннексии Крыма и хакерских атак в США.
«Нет», – покачал головой Касперский.
«О, неужели? – с улыбкой воскликнул ведущий. – Там же говорится и про вас. Андрей описывает ситуацию в ИТ-отрасли после 2014 г. Крымский кризис многое изменил. Вы заметили эти изменения? Почувствовали их на себе?»
«Нет, – твердо ответил Касперский. – Никаких, ноль!» И для пущей убедительности показал двумя руками два ноля. Казалось, он хотел показать невидимому Путину, что не собирается поддаваться на провокации. «Поэтому меня не интересует эта книга. Я думаю, что мы с Солдатовым живем в разных реальностях».
Ведущий сказал, что хотел бы задать еще один вопрос о российских властях, и Касперский нервно рассмеялся. Журналист спросил, что он думает об аресте своего сотрудника.
«Понятия не имею, – ответил бизнесмен. – Единственное, что мне известно, – его арестовали за то, что он сделал еще до прихода в нашу компанию. Поэтому это никак не связано ни с нашим бизнесом, ни с его деятельностью в нашей компании»[398].
Разговор закончился, и Касперский быстро спустился в зал, стараясь бодро улыбаться. Хотя он приехал во Франкфурт, чтобы завоевать доверие немецкого истеблишмента, его выступление оставляло впечатление, будто его слова были адресованы не залу, а совсем другому слушателю. И казалось, что Касперский так хотел понравиться этому слушателю, что даже не стал защищать своего сотрудника, который в тот момент находился в тюрьме, но еще не был осужден.
Если до сих пор российские ИТ-бизнесмены обманывали себя, полагая, будто глобальный характер их бизнеса обеспечивает им независимость от Кремля, то теперь пришло время проснуться.
Но тревожный звонок прозвенел не только для него.
Солнечным воскресным июльским утром было приятно вести машину по ухоженному Рублевскому шоссе, вдоль аккуратно подстриженных газонов.
Эти места были популярны среди элиты еще с царских времен. В советскую эпоху власти поселили здесь высокопоставленных партийных функционеров, известных деятелей культуры и выдающихся ученых. После краха советского режима здесь появилась новая русская элита, впрочем, чиновники тоже никуда не делись – для правящего класса территория вдоль Рублевского шоссе все еще оставалась самым любимым местом в Подмосковье.
Повернув к поселку Раздоры, Андрей заехал на парковку и заглушил двигатель. Именно сюда Александр Лебедев, российско-британский медиамагнат, банкир и бывший офицер внешней разведки КГБ, с которым у него была назначена встреча, сказал ему приехать.
Высокий, подтянутый, с седыми, коротко стриженными волосами и мягкими и уверенными манерами, Лебедев производил впечатление выходца из элитной московской семьи. Его отец был профессором Московского высшего технического училища имени Баумана. Сам он закончил московскую спецшколу, где сдружился со многими умными молодыми людьми из хороших семей. В конце 1970-х гг. он поступил в престижный институт МГИМО, а после окончания учебы сразу попал в Первое главное управление КГБ в Ясеневе, в отдел экономической разведки – который, несмотря на громкое название, состоял из дюжины оперативников, считавших себя специалистами по экономике Запада. В конце 1980-х гг., незадолго до распада СССР, Лебедева отправили в резидентуру ПГУ в Лондон.
Перестройка открыла для молодых и предприимчивых людей в Москве много интересных возможностей. Но в столице Великобритании их было еще больше. Многие из тех, кто увидел эти возможности, служили в советском посольстве в Лондоне. Недаром именно там начался ряд впечатляющих постсоветских карьер: люди оказались в правильном месте в правильное время.
Одним из них был Александр Лебедев. Времена стремительно менялись, и, когда новоиспеченным российским бизнесменам требовалась помощь в Лондоне с открытием счетов в английских банках, Лебедев был всегда был под рукой на своем голубом «Форде», готовый помочь[399].
В начале 1990-х гг. он вернулся в Москву, ушел из КГБ и основал собственный банк, который начал работать с российскими долгами. Благодаря работе в Лондоне он знал большинство игроков в российском банковском бизнесе. Помогало и то, что эта сфера находилась под присмотром Службы внешней разведки, где у Лебедева оставались хорошие связи.
Это принесло ему состояние, и к концу 1990-х гг. Лебедев стал одним из первых российских миллиардеров.
Начиная с этого времени Лебедев строил карьеру, опираясь не только на выходцев из КГБ, но и на мир московской интеллигенции. Умный и харизматичный олигарх позаботился о том, чтобы наладить хорошие отношения с журналистами. Он начал поддерживать авторитетное либеральное издание «Новая газета», которое выкупил в 2006 г.[400] Он также подружился с Михаилом Горбачевым и стал финансировать его фонд[401]. Лебедев хорошо понимал, как важна хорошая репутация на Западе.
К концу 2000-х гг. именно репутация помогла Лебедеву добиться немыслимого для бывшего сотрудника лондонской резидентуры КГБ: британские власти позволили ему приобрести две влиятельные, хотя и испытывавшие финансовые трудности британские газеты – Evening Standard и The Independent.
Всегда наступает момент, когда бизнес пересекается с политикой, и Лебедев тоже не остался в стороне от политических игр. В середине 1990-х гг. он участвовал в финансировании переизбрания Ельцина в президенты, а также приобрел пакет акций «Аэрофлота», крупнейшей российской авиакомпании, которую возглавлял зять Ельцина. Лебедев добился успеха при Ельцине и сумел остаться успешным при Путине.
В 2000-х гг. он стал депутатом Госдумы и баллотировался в мэры Москвы. Лебедев не забывал своевременно консультироваться с Кремлем и регулярно встречался с Владимиром Путиным. Казалось, кому как не ему процветать во времена, когда у руля страны стоит его бывший коллега, также служивший во внешней разведке.
В конце концов Лебедев стал одним из немногих российских олигархов, успешно действующим на по-настоящему международном уровне – гораздо выше, чем «глобальные русские».
Его медиабизнес в Великобритании успешно развивался. Две приобретенные им газеты, которыми управлял его сын Евгений, процветали, и тиражи росли. Евгений, бонвиван и любитель экстравагантных нарядов, вошел в британский истеблишмент: он дружил с Элтоном Джоном и Борисом Джонсоном, а также с младшими членами королевской семьи[402]. В отличие от Александра Лебедева, который мало походил на «глобальных русских», его сын влился и в это сообщество, к которому присоединился сразу после запуска проекта «Сноб».
Удача отвернулась от Лебедева весной 2008 г., когда финансируемая им небольшая московская газета опубликовала статью о том, что Путин расстался с Людмилой Путиной и собирается жениться на 24-летней чемпионке мира по художественной гимнастике Алине Кабаевой. В тот момент президентом только что избрали Медведева, и дальнейшие карьерные планы Путина – в том числе собирается ли он вернуться в Кремль – были неизвестны.
Путин пришел в ярость. «Существует частная жизнь, вмешиваться в которую никому не позволено. Я всегда отрицательно относился к тем, кто с каким-то гриппозным носом и своими эротическими фантазиями лезет в чужую жизнь», – гневно прокомментировал он скандальную публикацию[403].
Лебедев поспешно закрыл газету, но было уже поздно. Было очевидно, что он разозлил Путина, что не могло остаться без последствий.
Вскоре у Лебедева начались проблемы с большинством его компаний. ФСБ провела обыски в его банке. Он лишился своей авиакомпании. Лебедев даже продал свой пакет акций «Аэрофлота», чтобы спасти свой банк, оказавшийся в тяжелом финансовом положении из-за постоянных проверок[404]. Это было медленное падение некогда могущественного олигарха в пропасть. В декабре 2011 г. Лебедев, как и его собрат по несчастью Михаил Прохоров, пришел на митинг протеста на проспекте Сахарова и, стоя в стотысячной толпе, слушал Каспарова и Немцова[405].
В 2011 г. Лебедева пригласили на телевизионное ток-шоу, на котором один из гостей – владелец девелоперской компании, известный своим вздорным характером, – заявил, что у него есть большое желание дать олигарху в морду. Тогда Лебедев встал и ударом кулака свалил того на пол. Сцену драки транслировали по телевидению, и большинство решило, что, хотя Лебедеву и не стоило терять самообладания, ему ничего не угрожает.
Они ошибались. Последовали месяцы допросов, и в конце концов Лебедев предстал перед судом, был признан виновным и приговорен к 130 часам общественных работ. Его отправили убирать московские улицы и ремонтировать детский сад в деревне в 200 километрах от Москвы. Государственное телевидение показывало всей стране кадры, как Лебедев метет улицы.
Акция была задумана как унижение олигарха и четкий сигнал другим: вы можете быть отставным высокопоставленным сотрудником КГБ, миллиардером и медиамагнатом, владеющим газетами в Лондоне и Москве, но не нужно забывать о том, что вы полностью зависите от Кремля. Принял ли Лебедев к сведению это послание? Вот что нам интересно было узнать.
Едва Андрей припарковал свой «Опель», как из стоявшего неподалеку черного джипа выпрыгнул крепкий молодой человек, похожий на бывшего офицера спецназа. «Андрей? Можно ваш паспорт? – спросил он. – Следуйте за моей машиной, только медленно».
Через четверть часа езды по узкой дорожке среди сосен они подъехали к забору, за которым виднелся высокий особняк из серого кирпича. Проводник велел Андрею оставить машину перед воротами. Затем к машине подошел другой охранник в камуфляжной форме, забрал паспорт, видимо, на проверку, и исчез. Вскоре появился сам Лебедев. В серой футболке и шортах, он выглядел так, словно только что закончил тренировку. Бодро поприветствовав Андрея, он провел его вокруг дома к веранде с видом на сад, где стояли стол и два стула.
Лебедев извинился, сказав, что ему нужно завершить встречу в доме, и попросил подождать на веранде. Вскоре принесли чай с двумя зефирками на фарфоровом блюдце. Андрей взял чашку и огляделся. В хорошо ухоженном саду виднелся батут, у веранды стоял мангал и гриль, а на заборе – небольшое ведерко с веревкой, которое, видимо, служило для обливаний под открытым небом. Веранду от дома отделяли стеклянные двери, но все они были закрыты.
Прошло 20 минут, Лебедева все не было. Андрей подумывал, не съесть ли второй зефир. Начал накрапывать дождь. Дождь усилился, наконец, одна из стеклянных дверей открылась, из нее выглянул Лебедев, пригласил Андрея зайти в дом и снова исчез.
Андрей оказался в просторной гостиной с двумя бежевыми, под цвет стен, диванами и большим камином. У стены стояли две огромные картины в авангардном стиле – портреты жены Лебедева; скорее всего, полотна вскоре собирались повесить. На полках стояла странная подборка книг: Айн Рэнд, Сью Таунсенд, иллюстрированная история нижнего белья, шпионский роман Джона Ле Карре, мемуары Маркуса Вольфа, шефа внешней разведки Штази. На столе лежали два экземпляра свежего номера журнала Elle с женой и дочерью Лебедева на обложке, а на спинке одного из диванов остался забытый золотой клатч.
Прошло еще полчаса. Андрей съел второй зефир и заглянул в приоткрытую дверь, за которой находилась небольшая комната, похожая на кабинет Лебедева, – с рабочим столом, креслом и книжными полками, заполненными банками с пищевыми добавками и томами Льва Толстого и Ивана Ильина, белоэмигранта и любимого философа Путина.
Внезапно распахнулась боковая дверь, и в гостиную влетел человек в поварском колпаке. «Александр Евгеньевич, – крикнул он, – ваш обед будет подан через пять минут!» Через несколько минут снова появился Лебедев. Он посмотрел на Андрея, на мгновение задумался, словно принимая решение, после чего спросил: «Хотите еще чая?» И исчез за дверью, через которую вошел его повар. Андрей сделал еще один круг по гостиной. Дождь прекратился, и он вышел во двор.
Прошло почти два часа. В саду какой-то человек начал растапливать дровами мангал. Собирался ли он что-то жарить к ужину? Из дома не доносилось ни звука. Если хозяин хотел создать о себе впечатление как об очень занятом человеке, он немного перестарался.
В конце концов Лебедев вышел к гостю и сказал, что теперь готов к разговору. Андрей ответил, что рад застать своего собеседника в Москве, ведь Лебедев постоянно находился в разъездах. Тот подтвердил, что только что вернулся из Крыма, где отмечал годовщину свадьбы.
«Да я всюду чувствую себя как рыба в воде – мне что в Италии, что во Франции, просто я так к ней отношусь… Мне все равно, где находиться – что в Африке, там, в Кении, в Танзании и Ботсване отлично себя чувствую, или в Баренцевом море ныряю, мне абсолютно все равно. Мне главное, чтобы было интересно. Это, конечно, большое достижение». Он на секунду задумался. «Другое дело, это странное поведение большевиков закрыть страну. На кой это надо было? Для чего нужна была такая мобилизация, чтобы прям заборы и границы с собаками охранять, непонятно. Такая логика была у режима. Это большое достижение [что сегодня мы можем свободно путешествовать], мы его не ценим, не помним, как это было, невозможно было выехать вообще».
Он старался говорить энергично и деловито, но голос его выдавал. Потом разговор зашел о новой волне русской эмиграции. «Сегодня стратегия нашего государства – тратить деньги на оборону, а не вкладывать их в человеческий капитал, поэтому лучшие уезжают. Мы уже потеряли сотни тысяч умных людей – нам еще только предстоит оценить масштабы этой потери. Это наносит нам серьезный ущерб. Может показаться, что уезжает не так много, но уезжают-то действительно лучшие. Они добиваются успеха в другом месте – а мы остаемся в проигрыше».
Андрей неожиданно спросил: «Вы же дружите с Владимиром Кара-Мурзой – старшим?»
Лебедев мгновенно насторожился: «Да, я его хорошо знаю. Мы учились с его женой в одном классе. А что с ним случилось? Мы не виделись целую вечность».
Утверждение про «целую вечность» было не совсем точным. Когда Лебедев выдвинул свою кандидатуру на пост мэра Москвы, Кара-Мурза – старший участвовал в его предвыборной кампании[406]. А когда в декабре 2011 г. Лебедев пришел на митинг на проспект Сахарова, он стоял в толпе с Кара-Мурзой – старшим.
Андрей сказал, что с Кара-Мурзой – старшим все в порядке, и он спросил про него только потому, что хотел узнать о его сыне, ближайшем соратнике Бориса Немцова, который едва выжил после двух отравлений в Москве. Оппозиция подозревала, что покушения совершили по заказу Кремля. А что об этих отравлениях думал Лебедев?
«И чем его отравили, "новичком"?» Упомянув о боевом веществе, использованном для отравления в Англии бывшего русского шпиона Скрипаля, Лебедев тем самым хотел дать понять, что подозревать в причастности Кремль довольно абсурдно. Но это не сработало. Его выдало то, что случай Скрипаля оказался первым, что пришло ему в голову. Складывалось впечатление, что использование «новичка» тревожило каждого, с кем мы разговаривали, работая над этой книгой, – от прокремлевского священника-финансиста Петра Холодного до бывшего олигарха Ходорковского, а теперь и Лебедева.
«Ну, не знаю, – продолжил он. – Я не сторонник всей этой конспирологии». Было видно, что он не знал, что ответить. «Ну, во-первых, если честно, ну кому нужно его травить? Ну нет у нас такой практики – травить оппозицию. У нас и так есть способы оппозицию помножить на ноль. И потом, где у нас оппозиция, вы ее видели? И была ли она. Ну нету у нас [оппозиции], вот так получилось, что нету. Вот на 145 миллионов человек нету никого, есть диссиденты какие-то, и это все».
Это был классический случай отрицания реальности. Отравления Кара-Мурзы не было, потому что такие методы не используются против оппозиции, потому что в стране нет оппозиции. Это звучало не слишком убедительно. И Лебедев это чувствовал.
Вскоре он заговорил о себе и своих отношениях с Кремлем.
«Знаете, я ограничил себя резервацией. Раньше я, условно говоря, на многих клетках чего-то из себя изображал. Потом я понял, что система настроена так: ты должен сидеть в какой-то клетке, шахматной. Мне там объяснили: "У тебя есть миллиард долларов, ты чего себе не купил на юге Франции виллу, яхту и самолет?"» Лебедев, видимо, намекал на Романа Абрамовича, олигарха, который всегда играл по кремлевским правилам, благодаря чему ему дали возможность продать свои активы в России по очень хорошей цене. «А, сука, ты, значит, на подозрении будешь. Потому что ты там то в выборах каких-то участвуешь, то партии какие-то организовываешь, то газеты издаешь, – продолжил Лебедев, – ты, б***ь, сука, значит, смотри, мы тебя накажем. Стали меня воспитывать. Все, я свою клетку знаю – вот малый бизнес, семья, вот у меня клетка». Лебедев вздохнул. «И не прыгается с клетки на клетку».
А как насчет его британских газет? Как к этому относится Кремль?
«Ну, я думаю, что с этим примирились. Ну что я в этих газетах пишу? Где надо, газеты мои критикуют Россию, а, допустим, по Сирии мы поддерживали российскую позицию… Ну и интерес ко мне поиссяк. В силу того, что все бизнесы мои позакрывали. То есть, грубо говоря, у меня нету никакого миллиарда, значит, я уже и не опасен. Я так думаю. Поскольку они забрали мою авиакомпанию, вывели из моего банка все деньги, то есть помножили банковский бизнес на ноль, а потом осудили меня, не на тюрьму, а на работы, ну и я так понимаю, что мы более-менее как-то договорились. "Ты там не лезь никуда, и пожалуйста, живи себе"».
Через четыре года после того, как Путин вернулся в Кремль, для таких людей, как Касперский и Лебедев, многое изменилось. Крупных игроков поставили на место. Конечно, эти успешные и богатые люди сохранили многие из своих прежних привычек, в том числе любовь к путешествиям по экзотическим странам. Но, кажется, двух бывших сотрудников КГБ во всех этих поездках все равно преследует знакомый голос, тихо, но настойчиво звучащий в их головах: куда бы вы ни поехали, от нас вам не скрыться.
Эпилог
В мае 2018 г., когда мы ехали на нью-йоркской подземке на Брайтон-Бич в ресторан Tatiana, в дальнем конце вагона мы заметили трех женщин с усталыми лицами. У каждой на груди была прикреплена георгиевская ленточка. Одна из них держала в руках небольшой транспарант, на котором рядом с красной звездой было написано русское имя – Гелетин Михаил Иванович.
Мы поняли, откуда они ехали. Этим утром более двух тысяч русских американцев прошли маршем вдоль реки Гудзон до Бэттери-парка на Манхэттене, а над статуей Свободы пролетел самолет с развевающейся гигантской оранжево-черной лентой. Многие несли в руках плакаты с портретами своих родственников, воевавших в Великую Отечественную.
Это был марш «Бессмертного полка», похожий на те, что в России проходят с 2012 г. В Москве акция «Бессмертного полка» 9 мая ежегодно собирает десятки тысяч – и во главе главной колонны с портретом отца обычно идет Путин. Кремль позаботился о том, чтобы такие марши проводились не только во всех крупных городах России, но и в Америке.
В 2015 г. прокремлевские активисты при поддержке церкви Св. Николая, штаб-квартиры Русской православной церкви в Нью-Йорке, провели первую такую акцию в Америке. За проведение маршей «Бессмертного полка» взялась малоизвестная прокремлевская группа «Русская молодежь Америки» во главе с недавним эмигрантом, который одновременно возглавлял отдел по делам молодежи РПЦ в Нью-Йорке.
В тот день, когда мы встретили трех женщин с плакатами в нью-йоркском метро, эти шествия прошли также в Вашингтоне, Бостоне, Денвере, Сан-Франциско, Сиэтле, Филадельфии, Сан-Диего, Чикаго, Детройте, Таллахасси (Флорида), Орландо, Майами, Лос-Анджелесе, Хьюстоне, Портленде (Орегон), Финиксе (Аризона), Роли (Северная Каролина) и Канзас-Сити (Миссури)[407]. Самое масштабное мероприятие состоялось, конечно, в Нью-Йорке, а на загородной территории православной церкви в Нью-Джерси даже собрались ролевики, переодевшись по такому случаю в военную форму времен Второй мировой.
Ньюйоркцы спокойно отнеслись к новой акции в их городе. В конце концов, Нью-Йорк привык к массовым шествиям разных диаспор: ирландцев в День святого Патрика, итальянцев – в День Колумба, греков – в День независимости Греции. По сравнению с ними русский марш в День Победы был относительно скромным и тихим. Но не для Кремля.
С 2014 г. оранжево-черная лента обрела новый политический смысл. После аннексии Крыма кремлевские пропагандисты сделали георгиевскую ленту символом агрессивного антизападного патриотизма с милитаристским душком. На улицах Москвы замелькали машины с оранжево-черной лентой на антеннах и стикерами «1945 год – можем повторить» на заднем стекле. Смысл понятен: русская армия может снова прийти в Европу, если потребуется.
Кремль грамотно задействовал прокремлевские общественные движения эмигрантов, а также церковные организации, чтобы обозначить свое присутствие в Америке.
Но готов ли Кремль использовать эти организации для чего-то большего?
Президентские выборы 2016 г. в США имели огромное значение для Кремля. Путин давно на дух не переносил Хиллари Клинтон и считал, что хорошо знает, чего ожидать от Дональда Трампа. По всем меркам, это был отличный повод использовать все имевшиеся в распоряжении Кремля методы, чтобы усложнить Клинтон жизнь. Москва начала с масштабной кибератаки, которая вылилась в крупнейшее активное мероприятие в истории советских и российских спецслужб.
Но все же Кремль действовал, проявляя известную сдержанность. Многие поколения сотрудников советской внешней разведки, включая Путина, были обучены относиться к США – независимо от того, какой президент находился там у власти, – как к главному противнику, а это означало прежде всего осторожность. Вместо того чтобы пустить в дело сеть прокремлевских эмигрантских организаций в Америке, Кремль предпочел использовать хакерские команды, действующие с территории безопасных секретных баз в России, и выкладывать украденные данные на серверах далеко за пределами США. Многие в Москве посчитали, что риск того, что хакерская атака приведет к серьезному конфликту с Америкой, не слишком велик, и даже если хакеры засветятся, тактика полного отрицания поможет Кремлю, как и всегда, выпутаться из неприятностей.
Их поймали с поличным почти сразу. Компанию CrowdStrike, предоставляющую защиту от хакерских атак, наняли расследовать взлом серверов Национального комитета Демократической партии, и уже в июне 2016 г. CrowdStrike заявила, что обнаружила следы российских хакеров – еще до того, как всплыла первая партия украденной информации. По иронии судьбы, одним из основателей CrowdStrike и автором отчета о хакерских атаках был еще один русский эмигрант Дмитрий Альперович.
Могло ли это разоблачение и последовавший за ним скандал вокруг вмешательства России в выборы отрезвить Кремль и заставить его отказаться от использования сетей прокремлевских эмигрантов в США? Мы точно не знаем, но это кажется вполне вероятным.
Прошло почти два десятилетия с тех пор, как Путин начал выдавливать своих оппонентов из страны, возродив политическую эмиграцию, – и все это время новые изгнанники искали любые возможности нанести ответный удар.
Одну из таких возможностей представляли собой олигархи. Будучи частью режима Путина, они попали под удар в результате введения западных санкций после аннексии Крыма. США, Великобритания и европейские страны заинтересовались их активами. Российские и западные издания начали расследовать их офшорные счета и подставные компании. А новые политические эмигранты и активисты развернули кампанию против грязных русских денег на Западе.
Когда отравление бывшего российского шпиона Сергея Скрипаля в Солсбери в марте 2018 г. заставило британский парламент заняться финансовыми схемами, используемыми российскими олигархами в Лондоне, новые политические эмигранты охотно дали показания. Был среди них и Гарри Каспаров[408]. Политические изгнанники считали, что тем самым вносят свой вклад в борьбу с путинским режимом. Тут действовала простая логика: если невозможно добраться до самого Путина, по крайней мере можно добраться до его приближенных.
Илья Заславский – бывший менеджер ТНК-BP, ставший побочной жертвой в борьбе за эту нефтяную корпорацию между британцами и россиянами, – был одним из тех, кто с радостью присоединился к этой борьбе. Он считал всех олигархов в той или иной мере пособниками Кремля. Если эти люди отнеслись к нему как к маленькому, незначительному человеку, то они сильно просчитались. Заславский инициировал несколько публичных кампаний, привлекая внимание к тому, что олигархи, стремясь создать себе хорошую репутацию на Западе, спонсируют самые уважаемые западные университеты, включая Оксфорд и Гарвард[409]. В январе 2019 г. Виктор Вексельберг, российский магнат, которого за два года до этого пригласили на церемонию инаугурации президента Трампа в Вашингтоне, вылетел из Совета попечителей Массачусетского технологического института. Заславский гордился тем, что его деятельность наконец-то привела к какому-то результату[410]. Здесь присутствовал и личный мотив: Вексельберг был одним из главных российских акционеров ТНК-BP.
Будучи системным человеком, Заславский решил превратить свою борьбу в работу. В 2016 г. он возглавил в фонде «Свободная Россия», созданном в США для привлечения внимания к деятельности Кремля, группу по расследованию деятельности российских олигархов[411]. Фонд с таким названием уже существовал в 1950-х гг. – тогда он был создан по инициативе Кеннана и Фишера, чтобы помочь борьбе политических эмигрантов с советским режимом. Но на этот раз фонд основали не американцы, а политические эмигранты из России.
Тем временем в России Кремль продолжал воевать с книгами.
В ноябре 2018 г. юрист из Санкт-Петербурга заказал на Amazon книгу Маши Гессен The Future Is History: How Totalitarianism Reclaimed Russia («Будущее – это история: Как тоталитаризм снова завоевал Россию»). Таможня задержала посылку DHL с книгой, для проверки на предмет «пропаганды определенных интересов»[412]. В конце концов покупатель ее получил, но стало ясно, что в России книги снова под прицелом.
В Кремле всегда осознавали разрушительное влияние некоторых книг на устойчивость политического режима в стране – будь то «Капитал» Карла Маркса, воспитавший поколение революционеров, или «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына, распространявшийся диссидентами. Многие в окружении Путина еще помнили, как тысячи советских граждан зачитывались романом Солженицына, несмотря на все усилия КГБ изъять и уничтожить каждый экземпляр.
А люди продолжали покидать страну.
Летом 2017 г. Ольга Романова узнала, что за ней следит ФСБ. Знакомые предупредили Ольгу, что на Лубянке начали расследование в отношении ее организации «Русь сидящая» и ищут предлог посадить ее саму. После обысков в офисе организации ее муж Алексей Козлов испугался. Он понял, что повторяется сценарий, который привел его самого в тюрьму десять лет назад, и он не хотел, чтобы это случилось с его женой.
В ноябре 2017 г. Романова и Козлов улетели в Берлин. Там Романова начала работать ведущей на местном русскоязычном телеканале, пополнив растущее сообщество российских журналистов, которым пришлось покинуть страну. Романова и Козлов продолжали руководить движением «Русь сидящая», хотя делать это из-за границы было гораздо сложнее: Романова курировала деятельность организации через Facebook и Skype. Козлов раз в месяц летал из Берлина в Москву.
Было ясно, что долго так продолжаться не может.
В сентябре 2018 г. Романова и Козлов решили поехать в Нью-Йорк в отпуск, где Романова не была с начала 1990-х гг. Там Козлов признался жене, что у него роман с другой женщиной. Расставшись с Ольгой, он снова занялся бизнесом, но не отказался от общественной деятельности.
Осенью 2018 г. Козлов рассказал нам, что его мать опубликовала книгу тюремных писем Наума Эйтингона[413]. На последней странице этой книги была фотография сына Козлова, подростка в кадетской форме. Любопытно, что сказал бы сегодня сам Эйтингон, главный киллер Сталина, увидев потомка Зарубина в форме белоэмигрантского Кадетского корпуса? Вероятно, он бы сильно удивился.
Романова тяжело перенесла расставание с Козловым. Но у нее осталось ее дело – движение «Русь сидящая», ее детище, которое нуждалось в ней и ее энергии. В ноябре 2018 г. Романова снова стала приезжать в Россию. Друзья предупреждали ее, что это опасно, но она сделала свой выбор и теперь живет между Москвой и Берлином.
Владимир Кара-Мурза – младший, чудесным образом выжив после отравления, также постоянно прилетает в Россию. Он сказал нам, что, как российский политик, не может оставаться вдали от своей страны.
На протяжении десятилетий, если не столетий, российская власть использует один и тот же аргумент, оправдывая авторитарный характер управления страной тем, что Россия уникальна. Россия – это микрокосмос, непостижимый извне, живущий по правилам и законам, подходящим только для этой огромной территории. Здесь не применимы никакие общие нормы. В доказательство всегда найдутся цитаты из российских политиков (Путин назвал Россию отдельной цивилизацией), историков и великих поэтов, включая неизбежное:
- «Умом Россию не понять,
- Аршином общим не измерить:
- У ней особенная стать –
- В Россию можно только верить».
Другими словами, Россия не может и не должна копировать другие страны, а именно, западные демократии. У нее свой путь – авторитарный, поскольку только авторитарные лидеры – Петр Первый, Ленин, Сталин, Путин – могут эффективно управлять такой огромной страной и двигать ее вперед.
Эта же логика особого пути России во многом объясняет и знаменитую эмигрантскую ностальгию по родине. На протяжении более чем столетия Россия теряла своих лучших и умнейших людей. Как и цари, советские правители навсегда закрывали политическим эмигрантам путь назад.
Тюрьма и изгнание всегда были тесно переплетены в российской истории. Когда в 1922 г. Ленин решил избавиться от философов, поэтов и журналистов, он хотел придать этой акции законный вид и применил существовавшую при царе практику ссылки. Просто цари отправляли своих противников по железной дороге в далекую Сибирь, а Ленин посадил на пароходы и навсегда вышвырнул за пределы страны[414].
Но времена, к счастью, меняются. Ольга Романова сумела снять стигму с заключенных и покончить с многовековой традицией, когда российское общество сразу и навсегда забывало о людях, оказавшихся в заключении. Благодаря Романовой и другим организациям помощи зэкам, теперь у них появился шанс на возвращение в нормальную жизнь.
Сегодня оказавшиеся за рубежом противники режима, которые раньше не могли рассчитывать на возвращение, приезжают в Россию, несмотря ни на что. Поможет ли это снять еще одну российскую стигму? Мы надеемся, что да, – и сделать таким образом еще один маленький шаг к тому, чтобы Россия стала, наконец, «нормальной» страной.
Благодарности
Работа над этой книгой далась нам нелегко. Отрезок истории, который мы рассматриваем, охватывает сто лет, а, как журналисты, мы не привыкли иметь дело с такими длительными периодами. И довольно быстро мы поняли, что в России история – это не столько архивы, все еще тщательно охраняемые, сколько люди.
Когда Ирина отправилась в Государственный архив социально-политической истории, бывший Центральный партийный архив, первым же сотрудником, с которым она столкнулась, была очаровательная дама, оказавшаяся племянницей сталинского шпиона Анатолия Горского, сменившего Зарубина на посту руководителя резидентуры в США после того, как тот был отозван в Москву. Таких случайных встреч было множество – они-то во многом и определили наш подход. Мы везде искали людей, чьи предки, родственники, друзья и коллеги были частью этой истории.
Мы глубоко признательны Ольге Романовой, Алексею Козлову, Владимиру Кара-Мурзе – младшему, Вадиму Прохорову и Никите Петрову за их терпеливые ответы на наши бесконечные вопросы. Спасибо также Евгению Киселеву, одному из основателей НТВ, сейчас работающему на Украине, – еще одному нашему соотечественнику, который был вынужден покинуть страну.
Мы хотели бы поблагодарить тех сотрудников и ветеранов спецслужб в России и США, а также их родственников, кто оказал нам неоценимую помощь, но чьи имена мы не можем назвать. Ценным источником информации стала для нас книга бывшего агента ФБР Роберта Бейкера «Резидент» – тщательное и подробное исследование шпионской карьеры Василия Зарубина.
Мы благодарны Нателле Болтянской за то, что она щедро поделилась с нами своими материалами по поправке Джексона – Вэника, а также Дэвиду Хоффману, который прочитал некоторые главы и внес свои предложения.
Наши друзья Минди Энг, Ник Филдинг и Марина Латышева неизменно нас поддерживали. Мы также в долгу перед Аллой Аркадьевной Шейниной, учителем Андрея, и ее сыном Алексеем Хавиным, которые помогли найти некоторые источники для первой части книги.
Особое спасибо Кате и Егору, которые летом 2018 г. терпели нас на своей даче посреди зеленых холмов в ста километрах от Москвы – это было непросто, учитывая, как горячо, а порой и очень громко, мы спорили о каждой главе.
Мы также очень благодарны Ивану Крастеву за предоставленную нам возможность провести декабрь в Институте гуманитарных наук (IWM) в Вене – как раз в тот момент, когда нам требовалось тихое место, чтобы превратить наши записи в рукопись.
Мы также хотим поблагодарить Эвана Осноса, потрясающего журналиста из The New Yorker. В некотором смысле именно Эван подал идею этой книги, когда за обедом в легендарном Tabard Inn в Вашингтоне он сказал нам: «Послушайте, вы написали книгу о госбезопасности, потом о технологиях. Почему бы теперь вам не написать книгу о людях?»
Мы глубоко признательны отцу Эвана, Питеру Осносу, основателю издательства PublicAffairs. Он поддерживает нас с тех пор, как ровно десять лет назад согласился прочитать проект нашей первой книги «Новое дворянство».
Эта книга никогда бы не состоялась без Клайва Придла, главного редактора PublicAffairs, который никогда не терял доверия к нам даже в довольно сложный период весной 2019 г.
Мы безмерно благодарны Афине Брайан из PublicAffairs и Лайзе Кауфман, нашему редактору, – за удивительно короткий срок они помогли превратить нашу рукопись в полноценную книгу.
И, как всегда, мы благодарим Роберта Гинслера из Sterling Lord Literistic, нашего агента и друга.
Мы также хотим сказать отдельное спасибо Никите Петрову, Александру Шмелеву и Льву Данилкину за помощь в редактуре русской версии, а Эндрю Кремеру и Оливеру Кэроллу – за творческий подход к поиску названия.
Об авторах
Андрей Солдатов и Ирина Бороган – журналисты, основатели сайта Agentura.ru и авторы книг «Битва за Рунет» и «Новое дворянство». Об их работе писали The New York Times, The Moscow Times, The Washington Post, Online Journalism Review, Le Monde, Christian Science Monitor, CNN и BBC. Газета The New York Times назвала Agentura.ru «сайтом, который раскрывает русские секреты изнутри».
Читать бесплатно другие книги:
