Князь Рус Лопатин Георгий

– Надо идти, пока не уплыли.

– Их много, – каким-то безжизненным голосом вдруг протянул Волхов.

– Сколько?

Парень чуть подумал и трижды показал растопыренные пальцы обеих рук.

– Ого! – Словен вздохнул. – Но идти все равно надо.

Они отобрали десять сильных охотников, которых возглавил Рус. Порывался идти Вукол, но его не пустили: кто будет делать хорошие орудия, если с ним вдруг что-то случится? И вдруг Волхов заявил, что тоже идет.

– Зачем, Волхов? Мы сами справимся.

Русу возразил Тимар:

– Пусть идет. Пригодится.

Парень только зыкнул на него, но промолчал.

Как ни хромал Чигирь, а двигался по лесу быстро и тихо, родовичи едва поспевали за ним. Наконец он сделал знак остановиться.

– Там, за ольшаником, берег.

– Волхов, они там?

Тот кивнул.

– Нужно решить, как будем нападать.

– Сначала посмотреть…

Рус не узнавал Волхова, тот был одновременно и безжизненным, и твердым. Но все почему-то подчинились, хотя чего же возражать, разумно говорит.

К обрыву, нависавшему над берегом, скользнули Чигирь и Рус с Волховом. Они притаились, разглядывая в щели между камнями людей, возившихся на берегу. Тех было действительно много, даже больше, чем сказал Волхов. У берега стояли четыре большие доки, в каждую из которых легко поместится столько человек, сколько пальцев на двух руках, да еще и грузу место останется. Чужаки все рослые, сильные, таких одолеть даже при внезапном нападении очень и очень трудно. Рус с тоской подумал, что если и удастся победить, то слишком большой ценой, мало кто из сильных охотников вернется к родовичам. О себе не думалось совсем.

Но и не пытаться тоже нельзя. Дело не в награбленном, в стороне сидели связанные девушки. Кроме того, уйдя с добычей, чужаки обязательно вернутся вновь, а это значит, что спокойной жизни больше не будет. Роды найдут и уничтожат либо подчинят себе, превратив в рабов. Поэтому перебить врагов нужно любой ценой, чтобы хоть дети смогли жить без страха.

Да и девушек тоже жалко, что их ждет с такими хозяевами? Рус заметил, что, увидев Мсту, Волхов побледнел сильнее обычного. Видно, не зря Порусь приметила что-то между ними. И как эти женщины все видят?

А Волхов вдруг сделал знак молчать и вперился взглядом в двоих чужаков, что тащили к лодкам мешки. Рус был готов поклясться, что в глазах парня словно что-то полыхнуло, и свет этот не был добрым! Волхов чуть вытянул вперед ладонь правой руки, а потом медленно повернул ее. И словно повинуясь этому движению, сначала один, а потом и второй чужак… улегся на землю! На них изумленно уставился третий, что-то прокричал, но это не помогло, те двое лежали, словно вокруг был не берег и копошащиеся товарищи, а мягкая подстилка у очага!

Товарищ еще раз крикнул, потом даже пнул одного из них ногой, но ничего не изменилось. А ладонь Волхова уже оказалась направлена на него. Вытаращив глаза, Рус и Чигирь смотрели, как и этот послушно пристраивает свою голову на животе у спящего друга, укладываясь поудобней.

В душе Руса восторг боролся с ужасом, он вдруг осознал, какая сила в руках у Волхова!

Теперь переполошились на берегу многие. Они топтались, пытаясь разбудить спящих мертвецким сном товарищей, галдели, пинали их…

Волхов сделал Русу знак, чтобы быстро уходили к лесу. Скрываясь в зарослях, Рус краем глаза успел заметить, как парень с усилием толкнул большой камень, едва державшийся на самом краю, и мысленно похвалил: молодец, валун обязательно покалечит хотя бы кого-то! И действительно, снизу раздались крики ужаса и боли.

Но чужаков так просто не взять: едва сам Волхов успел скользнуть к прятавшимся сородичам, как наверх уже выскочили трое. Они оглядывались, пытаясь понять, откуда опасность. Но ничего не заметили. Только чуть покачивался куст, видно задетый вспорхнувшей птицей, и слышны были голоса лесных обитателей.

Один из чужаков остановился спиной к обрыву, всматриваясь в заросли. И тут у Волхова снова зло блеснули глаза. Рус понял, что сейчас что-то будет. Так и есть, парень вытянул вперед руку, а чужак вдруг сделал назад один шаг, потом другой… Он упорно сопротивлялся неведомой силе, толкавшей к обрыву, но эта сила была больше. Что-то в ужасе кричал второй, не имея возможности помочь товарищу. Глаза Волхова чуть сузились, и чужак с воплем отчаянья полетел вниз на камни! Двое других бросились прочь.

Русу стало страшно:

– Волхов, хватит! С остальными справятся наши стрелы и копья. Они уже достаточно напуганы.

– Не мешай!

Слова доносились из уст Волхова, но это был не его голос! Низкий голос показался Русу знакомым, но где слышал, вспомнить не смог.

Волхов снова скользнул к выступу, жестом остановив Руса и Чигиря. У Чигиря от ужаса не попадал зуб на зуб.

Спрятавшись за другим камнем, Волхов окинул взглядом берег. И сразу увидел того, кто ему нужен, – перепуганные чужаки скрывались кто за щитом, кто за лодками, и только один стоял, крепко расставив ноги и всматриваясь в край обрыва. Было ясно, что это вожак, если подчинить его, остальные пойдут, как овцы за пастухом, несмотря на всю их мощь и силу. Этот человек явно презирал опасность и даже саму смерть и был готов сразиться с неведомым. От фигуры веяло несокрушимой мощью.

Рослый, крупный, даже крупнее Словена, человек попирал ногами землю, зная себе цену и понимая свою силу. Широкие плечи переходили в затылок так, словно шея вырастала из спины, на руках и ногах буграми вздувались привыкшие к напряжению мышцы. Но не это делало вожака таким страшным, весь его облик говорил о жестокости и готовности уничтожить каждого, кто пойдет поперек его воли! Напротив Волхова стоял достойный противник!

Сначала нужно поймать его взгляд. Это оказалось несложно, человек словно сам искал глаза Волхова, нет, он не видел парня за камнем, но упорно смотрел в расщелину. Зацепившись за его взгляд, Волхов стал осторожно гнуть свое, подчиняя волю чужака. Это оказалось трудно, тот не был ни колдуном, ни волхвом, но был очень волевым и жестоким, сам подчинившим очень многих. Тем интересней с ним справиться.

Казалось, прошло очень много времени, прежде чем Волхов почувствовал, что перебарывает! Стержень противника не должен сломаться, кому нужен побежденный вожак, которого никто не будет слушать? Нет, Волхову было необходимо его послушание, а не гибель!

Еще чуть, и вожак приказал бы своим людям садиться в лодки и уплывать, бросив награбленное и девушек. Волхова совершенно не интересовало ни то, ни другое, для него существовал только вот этот человек и его сопротивление.

И тут… все испортил Инеж! Это Волхову казалось, что прошла целая вечность, в действительности все было очень быстро. Родовичи услышали грохот падающего камня, крики и метнулись на помощь. Остальных успели перехватить Рус с Чигирем, а Инеж выскочил прямо к лежавшему на краю Волхову и тут же упал, сбитый стрелой. Рана оказалась не смертельной, пробило плечо, но вожак отвел глаза, и связь с Волховом была потеряна!

Берег мгновенно закрылся щитами, ощерился копьями и стрелами. Теперь их не взять совсем.

Волхов сообразил также мгновенно. Он больше не владел волей вожака и, увидев его звериный оскал, словно вызывающий на бой, понял, что второй попытки не получится. Парень собрал все силы, и… Инеж потом клялся, что из глаз Волхова полыхнуло настоящее пламя. Вряд ли его увидели чужаки, но их вдруг охватила паника. Сильные, много повидавшие мужчины никогда не испытывали такого дикого, всепоглощающего ужаса!

Единый жуткий вопль-рев разнесся по берегу, поднимая на крыло всех птиц в округе. Чужаки бросали щиты, копья, топоры и мчались к воде, но не прыгали в лодки, а пускались вплавь, одержимые каким-то невообразимым стремлением оказаться как можно дальше от этого места!

Только вожак не поддался всеобщей панике, пытаясь остановить безумие, он что-то кричал, размахивал оружием. Его сбили с ног, а когда поднялся, какой-то огромный, как медведь, сородич ударил вожака своим топором в висок, угомонив навсегда.

Прошло немного времени, и берег был пуст, только мертвый вожак, трое мирно спавших набежника да связанные девушки. Можно быть уверенными, что если кто-то и выплыл, то навсегда закажет дорогу к страшному месту своим сородичам.

Родовичи спустились к воде в смятении. Сильный, жестокий враг был изгнан без единой выпущенной стрелы, единого удара копьем, для этого хватило только умения Волхова. Но от этого умения становилось так страшно, как не было перед врагом.

Сам Волхов лежал ничком там же, за камнем. Рус наклонился, осторожно спросил:

– Как ты?

– Уйди! – И снова Рус не узнавал голос. В хриплом рыке слышалось что-то звериное.

Девушки были связаны по рукам и ногам, а в рот Мсты даже набит мох, видно, чтобы не кричала. Они с трудом пришли в себя, напуганные не только похищением, но и непонятным бегством своих мучителей.

Не забирая ничего с берега (вернутся потом), родовичи отправились обратно. Немного погодя, когда на большой поляне собрались вперемешку хозяева и родовичи Руса и Словена, чуть пришедшие в себя девушки рассказали, как было дело.

Мста не собирала травы вместе с Елицей, Тигодой и Таей, она ходила сама по себе, а возвращаясь, услышала шум. Тихонько подкравшись, девушка увидела, что подруг схватили какие-то здоровенные мужики. Не раздумывая, кто это и почему, Мста с криком набросилась на них и успела поранить двоих из трех, пока ее саму все же не скрутили. Она так кричала и кусалась, что ей действительно набили рот мхом.

Связанные девушки уже не чаяли, что будут спасены, когда вдруг на берегу стало происходить что-то непонятное. Сначала ни с того ни с сего прямо посреди снующих сородичей улеглись спать двое чужаков, потом к ним присоединился третий, а потом… Елица с содроганием вспоминала, какой ужас был на лицах у бежавших чужаков! Казалось, люди увидели перед собой разверзшуюся бездну… Девушки испугались этого дикого ужаса, если бы не были связаны, то, пожалуй, побежали бы вместе со всеми.

Слушая рассказ о чародействе Волхова, остальные перепуганно жались друг к дружке, а вот Мста смотрела широко раскрытыми глазами, словно впитывая каждое слово Инежа. Это заметили Рус и Чигирь, но они не успели углядеть, когда девушка вдруг исчезла с поляны. Рус понял, что между Мстой и Волховом не просто тоненькая ниточка, а крепкая нить.

Понял он и другое – теперь Волхов стал колдуном, и его будут бояться и избегать. Подошел к Тимару:

– Что делать?

– Теперь уже ничего, думать нужно было тогда, когда он ходил к Чаргу.

– Неужто Волхов и впрямь знается с темными силами?

– А ты думаешь, светлые могут внушить такой ужас?

Рус помотал головой.

Чуть помолчав, Тимар с надеждой добавил:

– Может, Мста удержит его?

– Они любят друг дружку?

– Рус, ты вспомнил, что в жизни есть любовь?

– Я что, бревно осиновое? – почти обиделся князь.

Мста действительно искала Волхова. Парень не остался лежать у обрыва, он ушел глубоко в лес и сидел, прижавшись спиной к дереву, обессиленный, опустошенный. Ради победы над врагом Волхов отдал себя во власть Чарга, и, хотя его душу отпустили, он понимал, что это пока. Теперь он чужой в обоих Родах, ему нет места среди людей, его удел жить отдельно и ловить на себе боязливые взгляды. Тимар был прав – темные силы берут страшную плату за свою помощь.

Но Волхов не обманывал сам себя, он уже понял, что, доведись еще раз, он снова проделал бы то же самое. Слишком заманчивой оказалась эта власть над людьми, жалел только о том, что не удалось подчинить вожака.

Мста остановилась на обрыве, где недавно лежал Волхов, но никак не могла почувствовать, куда тот делся. Следов на камнях не оставалось, да и все вокруг так истоптано множеством ног…

– Волхов, ты где? – Безмолвный клич понесся по лесу. Ответа не было. – Ты где?! – Мста выставила перед собой ладони и принялась медленно поворачиваться, словно к чему-то прислушиваясь.

Волхов услышал этот зов, но отвечать не торопился. И все же его естество помимо воли откликнулось на призыв девушки. Она поняла, где парень, двинулась в ту сторону. Но самому Волхову никого не хотелось видеть, даже спасенную им Мсту, слишком тяжелым был день.

Поняв, что парень бежит от нее, Мста вздохнула и отправилась обратно в весь.

– Отец, – голос у Волхова чуть хриплый, незнакомый, – мне жилище поодаль нужно.

– Что ты, Волхов, все забудется.

Тот помотал головой:

– И сам чую, что нет. Помоги поставить, колдуны испокон века чуть в стороне жили.

– Пути обратно нет?

И снова сын помотал головой:

– Теперь нет. Но я не жалею, то моя Доля. Не бойся, вредить не стану и Тимара не трону.

Волхов и сам не мог понять, что изменилось в нем. Совсем недавно хотелось уничтожить Тимара и Руса, подчинить себе отца, а вот после поединка с вожаком такое желание пропало. Словен силен, но он не жесток, а теперь Волхову был интересен только такой противник, как погибший вожак! Это спасло и Словена, и Тимара, и даже Руса от злой силы, поселившейся в Волхове. Пройдет немало лет, прежде чем эта сила снова вырвется наружу.

Молодому колдуну действительно поставили жилище чуть в стороне. Каждый день Порусь относила к большому пню ближе к его полянке еду, оставляла там и поспешно уходила. Первые два дня Волхов даже ничего не забирал, Порусь пожаловалась Тимару, и волхв пришел к бывшему ученику сам.

Но волхву нельзя входить к колдуну, позвал издали:

– Волхов, выйди.

Тот показался из-за ели, подошел, усмехнулся:

– Что, пришел посмотреть, каким я стал, превратившись в колдуна? – Голос у Волхова чужой, чуть хрипловатый.

– Ты им и был давным-давно, только силы своей не знал, а ныне знаешь.

– То не моя сила…

– Я не об этом, Волхов. Людей не чурайся, в одиночку погибнешь.

– Это они меня чураются.

– А как ты думал, такое увидеть? Но почему еду не берешь?

Колдун помолчал, усмехнулся:

– Не хочется ничего…

Они долго сидели, глядя на двух синичек, деловито сновавших туда-сюда. Лес звенел тысячами голосов, всюду что-то пищало, ползало, свистело, перекликалось… Жизни не было дела до них и их забот, она текла своим чередом.

– Мста сама не своя ходит. Чего от нее бегаешь?

– Жаловалась?

– Нет, из нее слова не вытянешь. Сам вижу.

– Ни к чему ей с колдуном знаться! – Волхов поднялся с пня, на котором сидел. – Скажи, чтоб не подходила и меня не искала!

Тимар тоже встал.

– Ничего я говорить не стану! Мста не телок, чтоб ее куда на веревке тащить или за ногу привязывать. – И уже уходя, вдруг бросил: – Она не дочь Чигиря, у Мсты отец колдуном был.

– Стой! – Волхов бросился следом за Тимаром. – Откуда знаешь?

– Сама сказала. Видно же, что и в ней ведьмино есть…

– А… где отец?

– Не ведаю. Погиб, что ли…

– Все одно, скажи, чтоб держалась подальше.

Топая к веси, Тимар ворчал:

– Ничего я говорить не буду…

Первак с охотниками вернулся быстро, словно они бежали всю дорогу. Принесли далеко не всю рыбу, что добыли, много бросили недокопченной, не до нее. А выбравшись на свою поляну, замерли – ее население словно удвоилось! И только увидев рослую фигуру Руса, Первак понял, что пришли их Роды.

Рус пошел навстречу, радостно улыбаясь:

– Низкий поклон хозяевам. У вас гости нежданные, но мы недолго, уже свои дома ставим спешно.

Первак крутил головой, не совсем понимая. Если страшными чужаками, испугавшись которых отправил гонца Чигирь, были сородичи Руса, то их зря сорвали с хорошей ловли?

Подошел сам Чигирь, кивнул на Руса:

– Они нас от смерти спасли, Первак. – Помотал головой, словно что-то вспоминая: – Если б не они…

– Что тут было?

– Да уж все быльем поросло. Потом расскажем. Ты прости, что распоряжаюсь, точно ты гость, а я хозяин, но вы с дальней дороги, разреши попотчевать сначала, – Рус повел рукой, приглашая к костру.

К охотникам уже бросились их родные, галдя, принялись рассказывать, видно, что-то страшное.

А к князьям с другой стороны поляны спешил Словен. Перваку и объяснять не нужно, кто это, одного взгляда достаточно, чтобы понять – брат Руса.

И снова стояли три князя – сильные, рослые, лучшие в своих Родах. Родах, два из которых уже поневоле слились за время долгого пути, а теперь предстояло объединиться и с третьим. И от мудрости этих троих во многом зависело, будет ли крепким новый Род, сможет ли выжить и противостоять нападкам врагов. Станут тянуть каждый на себя – пропадет Род, сумеют править мудро – окрепнет. Смотревшим на своих князей родовичам так хотелось, чтобы все получилось.

Жизнь потекла своим чередом. Перетаскали с берега и из лодок все награбленное, оказалось с прибылью, у чужаков нашлось немало и своего – хорошие сети, гарпуны, ножи, много шкур, но главное – оружие! Такого у родовичей не было…

Задумчиво глядя на него, Первак покачал головой:

– Они вернутся, пройдет время, и они вернутся…

– Они так перепугались, что надолго забудут дорогу сюда, если вообще остались живы!

– Если хоть один выжил, то запомнил, что здесь богатая весь, найдутся те, кто не поверит рассказам, а эти люди привыкли грабить и убивать.

– С чего ты взял? – Рус спросил, просто чтобы что-то сказать.

– Ты на их оружие посмотри. С таким топором на медведя или лося не ходят и деревья им не рубят. Таким только убивать…

Рус и сам обратил внимание на страшные топоры врагов. Они вызывали ужас и восхищение одновременно. Прекрасно отполированный камень выточен умелой рукой, отверстие, в которое вставляют рукоять, гладкое, от всего оружия веяло такой же мощью, какая была в самих людях, его державших. Тяжелым топором не всякая рука не то что ударит, даже замахнется, силища нужна огромная. Да, таким оружием только убивать, причем не зверя – человека.

А это значило, что путь к их веси нашли убийцы, которые обязательно вернутся, пусть не сейчас, не в следующем году, но Первак прав – пройдет время, оставшиеся в живых забудут пережитый ужас и поведут следующих за добычей и рабами.

И выхода было всего два – либо самим браться за такое же грозное оружие, окапываться рвами, защищаться тынами и жить в страхе перед нападением, либо… уходить из этих мест.

Но пока беда не пришла, нужно продолжать жить. Снова спешно ставились дома, теперь уже с помощью родовичей Первака. Тем странно обзаводиться жильем наспех, пытались показывать, как ставить на века. Но рубить огромные лиственницы некогда, лето коротко, можно не успеть обзавестись крышей над головой.

Снова запасались и запасались, стараясь не думать о будущей опасности, не терять ни одного погожего денька… Коптилось мясо, птица, сушились травы, стучали топоры, весь жила общей жизнью всех трех Родов. Хозяева поляны решили, что пришлым ни к чему селиться отдельно, да и выживать легче сообща. Произошло то, о чем загадывали родовичи еще у себя в веси: молодежь быстро слюбилась меж собой, как рвать по живому, если видно, что дочь готова уйти к пришельцам, а сын привести к себе любушку оттуда же? Не лучше ли поселиться вместе?

Пар действительно образовалось много, парни и девушки словно ждали этой встречи. Вот и приходилось сразу учитывать будущие семьи, ставя жилища и для них. Князья смеялись: как же вырастет Род на следующий год?

Но заботы были радостные, если бы не воспоминания о нападении, жить да жить…

Ливень, не слишком частый для этих мест, начался, как всегда, неожиданно. Сначала зашуршало где-то вверху, потом капли застучали и по нижним листьям, и, наконец, полилось рекой. Звери укрылись в норах, кустах, уползли в траву, люди спрятались под крыши, и только одинокая фигура пробиралась через мокрые заросли. Кому это не сиделось в доме?

Волхов сидел в своем жилище, чиркая костяным ножом по шлифовальному камню, – даже колдун должен иметь хорошее оружие. Он ни с кем не собирался биться, но резать мясо тоже чем-то нужно. Одиночество – вот отныне его судьба. В Треполе от колдунов шарахались, не подпуская близко к жилью. Волхова никто не гнал, но он сам решил уйти. Постепенно закрадывалось сомнение: а может, не стоило уходить? Но вернуться он уже не мог, разве когда-нибудь позже… Скоро закончится теплое лето, наступят ненастные осенние дни, потом все заметет снегом, а он будет один. Страшную цену предстояло платить Волхову за помощь Чарга. Успокаивало только сознание, что не для своего ублажения попросил эту помощь, помогал родовичам.

Только легче от этого не становилось.

И вдруг Волхов напрягся, снаружи, кроме хлеставшего ливня, ничего не было слышно, но он нутром почуял, что у входа кто-то есть. Медленно поднялся, тревожно глядя на вход и перекладывая нож в руке. Шкура, загораживающая дверь, отодвинулась, и в жилище шагнула… женская фигура.

С Мсты ручьями текла вода, волосы прилипли к лицу, она дрожала неизвестно от чего – холода или возбуждения.

– Ты?!

– Волхов, я пришла… Не гони меня…

– Мста…

Ее мокрые пальцы закрыли его рот:

– Не гони меня, я все равно не уйду.

Она не стала ждать, пока Волхвов ответит, обвила руками его шею, губы прижались к губам. Волхов обхватил послушное горячее тело, гладил мокрые волосы, плечи…

Когда они опомнились, ливень уже прекратился, только с листьев все еще звонко падали отдельные капли. Девушка встала и подошла ко входу как была – нагая, все еще мокрая. Откинув шкуру, она остановилась в полосе света и вдруг радостно объявила:

– Радуга!

Волхов прикрылся набедренной повязкой, подошел тоже. После ливня в небе сияла яркая цветная полоса.

Мста глянула в глаза любимого и еще раз повторила:

– Я не уйду!

Волхов счастливо засмеялся впервые за несколько лет:

– А я тебя и не отпущу.

Его руки снова обвились вокруг ее тела, а губы слились с губами. Горячая рука нашла грудь, она не сопротивлялась, напротив, сама взялась за его повязку.

Радугу увидели не только Мста с Волховом, дети, которым невмоготу усидеть под крышей, когда можно шлепать по лужам, выскочили на поляну, как только сильный ливень закончился, отдельные капли никому не страшны, и счастливо закричали:

– Радуга! Радуга!

Взрослые тоже поспешили увидеть это небесное чудо. Но радуга оказалась не одна, в небе одна под другой сияли целых две!

Это сулило счастье. Теперь наружу выбрались уже все, стояли, любуясь, пока сначала вторая, меньшая, а потом и большая радуга постепенно не погасла…

Но какое счастье бы ни сулила небесная краса, думать о будущем приходилось. На зиму сделали хорошие запасы, поставили достаточно теплые жилища, принялись за заготовку лыж, чтобы не остаться без такой полезной вещи, когда все завалит снегом.

В повседневных заботах шли день за днем, теплые весенние денечки сменились летними, но таежное лето недолго, наступила и осенняя пора. Роды уже совсем перемешались, князья правили слаженно, люди меж собой не чинились, пришедшие слушали бывалых местных и многому учили сами. Дома строить пришлось не для всех, многие хозяева попросту потеснились, приняв к себе новых сородичей.

Особенно подружились два коваля – Вукол и Одул, даже поселившись вместе. Рус с Порусью жили в доме Чигиря, где после ухода к Волхову Мсты не было хозяйки. Сначала неприкаянным остался Словен, уступив свое жилье двум молодым парам, но потом и он нашел пристанище у младшего брата. В доме Первака жили Инеж с Далей, у некогда сердитой на Руса Ибицы поселился… Тимар! Всем нашлось место и тепло у новых сородичей.

Быстро не только образовались новые семьи, но и наметились будущие дети – к зиме утицей ходила Порусь, счастливо блестели глаза у Елицы, радовалась будущему дитю от сына Радока Летослава Тигода… Еще несколько молодух горделиво поглядывали на незамужних, вызывая у тех зависть. Великая Богиня-Мать одобряла объединение Родов, столько детей никогда не ожидалось ни у тех, ни у других.

Но одобрила она не только живущих в веси, дите ждала и Мста. Когда молодая женщина поняла, что тяжела, долго не решалась сказать Волхову. Но радость, плещущую в глазах, не скроешь, сам заметил.

– Чему ты радуешься?

– А чего мне не радоваться, коли все у нас хорошо?

Было и впрямь хорошо, Волхов все еще держался в стороне от веси, но любовь Мсты словно отогрела его, стал нормальным голос, отпустил вяжущий по рукам и ногам страх, что власть Чарга вернется, появился блеск в глазах. Они оба не ленились, потому запасов хватало и в этом доме. Но главное – Мста ни на мгновение не оставляла любимого наедине с собой, словно чувствуя, что только так сможет уберечь его. Вместе ходили на охоту, вместе ловили рыбу, валили деревья, собирали травы, горячо обнимались по ночам, каждую минуту Мста была рядом.

И Волхов успокаивался, не зная, что ему еще многое предстоит.

Но пока они были счастливы!

Когда еще завывали ночами злые метели, занося дома снегом по самые крыши, у Поруси родилась дочь! Старая Ибица придирчиво осмотрела девочку и объявила, что все в порядке, у новорожденной есть все, что нужно для жизни. Когда счастливая мать впервые вынесла малышку к очагу, Тимар, как положено, поинтересовался, как родители хотят назвать дитя, чтобы узнать, согласны ли боги с таким именем.

Рус не успел ответить, первой воскликнула Порусь:

– Полистью!

По тому, как обернулся к ней муж, стало ясно, что Порусь так решила сама. Верно, это право матери выбирать имя девочке.

Родовичи замерли, хотя о Полисти давно не вспоминали, но и забыть не забыли. Люди Рода Первака с удивлением смотрели на новых сородичей, но вопросов не задавали, понятно, что с этим именем было связано что-то необычное…

– А если еще будет, назову Илмерой!

– Пусть будет Полисть, – согласился Тимар.

Так в Роду появилась новая маленькая Полисть, как напоминание о той, погибшей…

Чуть позже Рус смущенно спросил жену:

– С чего ты так?

– Рус, ты любил Полисть, пусть это будет память о ней.

– Но это будет и тебе напоминание.

– Я не забывала Полисть и не ревную тебя к прошлому. Знаешь, Рус, я и тогда любила тебя, только ты меня не замечал.

– И тогда? – с сомнением покосился на жену князь.

Порусь рассмеялась:

– Ты, Рус, слепой и глухой! Я с тебя глаз не спускала от самого Треполя. И теперь не спущу! Ты мой и только мой!

Князь обнял любимую так крепко, как только мог, чтобы не причинить ей боли.

– А ты моя! А дочерей и сыновей у нас еще будет много-много!

Весной родила и Мста. Своего живулечку они с Волховом назвали Желотугом. Всю зиму Волхов упорно держался подальше от родовичей, а Мста постепенно стала приходить все чаще. Но весной они вдруг пришли вдвоем. Сверток в руках у Мсты все объяснил, родовичи собрались вокруг, стали обрадованно интересоваться: кого родили? Но счастливые родители молчали. И только подойдя к Тимару и князьям, Волхов вдруг взял из рук жены малыша, протянул волхву и, блестя глазами, произнес:

– Сын родился. Примите в Род.

Тимар важно кивнул:

– Как назвали?

– Желотугом.

Все три князя поднялись, шестеро рук приняли от Волхова его драгоценность, чуть подержали и вернули обратно:

– Род принимает Желотуга!

Ни от кого не укрылось, как смотрела на все эти действия Мста, готовая в любой миг броситься на защиту сына, да и сам Волхов глядел не на отца, Руса или Первака, а на спеленатого сына.

Немного позже Словен попросил:

– Внука-то покажите.

Вокруг вдруг сообразили, что Словен стал дедом! Рус глянул на брата и заметил седину в его волосах. Словен заметно сдал за эти годы, пережив крушение своей мечты, но за ним опыт и мудрость лет.

Хотя если бы спросили родовичей, то те бы ответили, что у самого Руса опыта уже не меньше. И все же Словен, как и Первак, был старшим князем, а Рус младшим. Хорошо, что его это не беспокоило, иначе не миновать беды. Правда, и брат с Перваком прислушивались к младшему. Его слово иногда бывало главным.

И снова пришла весна, а за ней лето и осень. Постепенно забывалось страшное происшествие прошлого года, иногда казалось, что это был просто сон.

В новом Роду теперь было много детей, а потому прибавилось забот. Но это приятные заботы, для чего человек живет на этой Земле, если не для заботы о детях? А еще о стариках.

Произошло много радостных событий, но были и грустные. Один за другим умерло несколько стариков, видно, пока шли, это и держало их на свете. Среди умерших был Тимар, который пережил подругу своих последних дней Ибицу всего на полгода.

Тимар, понимая, что ему уже недолго топтать Землю-матушку, исподволь, незаметно готовил Руса к мысли, что взять на себя большинство его обязанностей придется именно князю. Сначала Рус и слышать не хотел, он слишком хорошо помнил, что бывает иногда с волхвами.

– Рус, я не хочу, чтобы ты становился волхвом, это не обязательно. Но ты должен многое запомнить и передать следующим. Подумай, что было бы, не обучи Илмера Порусь? То, что узнали отцы и деды, не должно пропасть, иначе каждое поколение будет начинать все сначала. Ты должен учиться, Рус!

Видя, что князь задумался, Тимар настаивал:

– Я однажды уже говорил тебе, что издревле с богами говорили самые достойные в Роду – князья.

Рус помнил такой разговор. Он тогда был еще совсем молодым и главное, что понял, – князь должен быть достоин!

– Сейчас ты не мальчик, Рус, многое вынес и многому научился, ты должен стать настоящим князем!