1947 Осбринк Элисабет
Теперь большинство стран — членов ООН поддерживают предложение. Тридцать три страны голосуют за, 13 — против, 10 воздерживаются. Принимается резолюция о разделе Палестины на два государства — независимое арабское и независимое еврейское, с общим управлением Иерусалимом. Британские войска уйдут. Самое позднее 1 октября 1948 года оба государства уже будут существовать, экономически сотрудничать и защищать права религиозных меньшинств. Ликование и боль, глубокие и одновременные. Двадцать девятое ноября еще не закончилось.
Хасан аль-Банна заявляет, что ООН — заговор русских, американцев и британцев под влиянием евреев. Верховный муфтий призывает арабов сплотиться и уничтожить евреев в тот момент, когда британцы покинут Палестину. Высший мусульманский совет немедля объявляет трехдневную забастовку. В Иерусалиме нападают на шведское и польское консульства. Бунты, мародерство, избиения. Еврейские террористы из «Иргун» жгут арабскую собственность. Происходят нападения на Ромему и Силуан под Иерусалимом, а также на поселения в пустыне Негев, близ Кфар-Явеца, близ Хисаса и в Галилее. Британские солдаты не вмешиваются.
Одно из самых влиятельных семейств в Палестине, Нашашиби, как будто бы нашло иное решение. Они открыты для добрососедства, поэтому разделенная страна и сионисты ищут у них поддержки в надежде, что арабы восстанут против верховного муфтия, что раз и навсегда вырвут власть из его рук.
Но влияние хаджи Амина аль-Хусейни глубоко укоренено — в силу семейных уз, богатства, поддержки «Братьев-мусульман» и угроз насилия. Кроме того, многие считают его героем, единственным, кто всегда шел наперекор англичанам, никогда не сдавался. Лига арабских государств поддерживает семейство Хусейни, а он сам забирает всю власть, какая идет ему в руки. В чем же иначе смысл власти?
Дружба между людьми, еврейские школьники, посетившие школу в Хирбете и принятые дружелюбно, мирная встреча евреев и палестинцев в Самарии, поддержание сотрудничества, попытки остановить насилие прежде, чем оно началось, — все напрасно. Песчаные бури, шквалы ветра, унесенные прочь надежды.
В Яффе нет работы, зато сколько угодно страха. Грабежи и кражи. Двери распахиваются для бегства, широкого бегства на все четыре стороны, с тысячами шипов в сердце.
В Лифте еврейские террористы «Иргун» врываются в городское кафе, шестерых мужчин убивают, семерых ранят. Дети, как обычно играющие рядом, пока мужчины разговаривают и курят кальян, всё видят: убитых отцов, застреленных, в крови. После этого население Лифты тоже бежит, и каменные дома на обрыве стоят пустые, а колодцами никто не пользуется. Пока не возвращается «Иргун» и не взрывает все.
Французские почтальоны бастуют. Не приходят письма от Нельсона Альгрена Симоне де Бовуар и от нее к нему. Двадцать девятого ноября она телеграфирует: «Забастовка останавливает письма, но не мое сердце».
Через несколько месяцев тьма накроет и деревню в галилейских горах — пыль, оружие, войска, первая бригада «Пальмах»[75] под командованием Йигала Алона.
В один из апрельских дней шестнадцатилетняя Хамде Джома, ее семья и все остальные жители деревни вынуждены бросить свои дома и уйти в другое место. Не куда-то, а прочь отсюда.
Нести свои вещи, идти. Нести свои пожитки, иметь лишь то, что несешь. Того, что было, уже нет. Оружие, поражение и утраты, покинутость. Предел подступил к Хамде Джома, настала ночь.
Все постройки в Араб-аль-Зубайде стерты с лица земли, так что панорама долины — река, источники, зелень и тени — остается в одиночестве, сама себе. В пещере, где Хамде пряталась в ту ночь, когда украла яйца, ни души, только эхо стрельбы. Мужчина с волшебным ящиком не возвращается, потому что возвращаться некуда.
Декабрь
Немецкое издательство в эмиграции, «Берман Фишер», публикует немецкого писателя-эмигранта. Шестисотстраничная попытка Томаса Манна сформулировать итог нравственной катастрофы родной страны, роман «Доктор Фаустус», выходит в свет.
Томас Манн посылает экземпляр композитору Арнольду Шёнбергу, с посвящением: «Подлинному».
Втайне Манн на протяжении нескольких лет поддерживал связь с Шёнбергом, собирая материал и умения, чтобы выписать образ главного героя повествования — больного сифилисом композитора. Герой его романа создает метод композиции, подобный додекафонической технике Шёнберга, причем у Манна это результат сделки с дьяволом, метафора немецкого народа и его сделки с нацизмом.
Глубоко оскорбленный, Арнольд Шёнберг разрывает знакомство, однако их ссора становится достоянием публики. Стареющий композитор защищается от нападок на дело своей жизни и от его политизирования. Манн же называет Шёнберга современным композитором и надеется, что он примет роман как признание своей значимости для современной музыки. Но и это воспринято как обида: «Через два-три десятка лет мы увидим, кто из нас двоих современнее».
Второго декабря Шёнберг пишет, что, очевидно, можно трактовать искусство как фашистское, большевистское, левое или правое, но музыка есть музыка, искусство есть искусство, и к свободе, равенству и братству они имеют столь же мало отношения, как и к тоталитаризму.
Первая волна. Можно и так описать множество людей, которые собирают свои пожитки под пулями и взрывами бомб, под крышами, где ожидают убийцы-снайперы с заряженными винтовками.
Дети и их школьные учебники, фотографии, украшения, трубка, бесконечная тяжесть прожитых дней, чувственные впечатления, сложившиеся в опыт. Ключи на шее — на шнурке, на цепочке, ключи, оставляющие свои замки, дети, оставляющие игры под розовыми кустами, дети, оставляющие позади двери и замки, вешающие ключи в своей памяти. Ключи в руках, под одеждой, на цепочке вокруг шеи, холодный ключ на коже, невыразимый, как скорбь.
Халисса — 4 декабря это первое название в списке тех, что причиняют боль, в списке брошенных оливковых деревьев и дорожной пыли, в списке, высеченном в камне, в памяти примерно 750 000 беженцев. Далее следуют: Хайфа, Лифта, Масудия, Мансурат-аль-Хейт, Вади-Ара, Кесария, Аль-Харам, Аль-Мирр, Хирбет-аль-Манара, Аль-Мадахиль, Ульмания, Араб-аль-Зубайд, Хусейния, Тулейль, Кирад-аль-Ганнама, Эль-Убейдия, Кумия, Кирад-аль-Баккара, Мадждаль, Гуайр-Абу-Шуша, Хирбет-Насир-ад-Дин, Тиверия, Кафр-Сабт, Ас-Самра, Самах, Мадхар, Хадатха, Улам, Сирин, Ат-Тира, Араб-ас-Субейх, Вифлеем, Умм-аль-Амад, Йаджур, Балад-аш-Шейх, Араб-Гауарина, Дейр-Мухейсин, Бейт-Джиз, Бейт-Сусин, Дейр-Аюб, Сарис, Аль-Касталь, Бейт-Наккуба, Калания, Эйн-Карем, Аль-Малиха, Дейр-Ясин; в Дейр-Ясине убили всех мужчин.
Названия, собранные за несколько месяцев: первая волна первой волны, прелюдия к прелюдии. Жители, бросающие все, кроме ключей, становятся первыми беженцами. Они бегут, но постоянно оглядываются назад. Постоянно.
Шестого декабря Симона де Бовуар впервые за несколько недель получает письмо из Чикаго от Нельсона Альгрена. Почтовая забастовка наконец-то закончилась, но то, что он пишет, огорчает ее. Его привлекла некая женщина, однако он не уступил влечению.
Де Бовуар в разладе с собой. Ведь он должен чувствовать себя свободным и делать что угодно, пока не предает их любовь. Симона полностью доверяет его любви, и он может спать с другими. С другой же стороны, ее физическая, сексуальная любовь к нему так сильна, что она ревнует. Но пытается урезонить себя, совладать с тем, что она называет животным инстинктом, инстинкт не должен ею командовать. Дать Нельсону свободу на другую женщину — это дар, и то, что он отказывается от него, тоже дар. Ничто не должно становиться обязанностью.
Несколько изолированных и уязвимых арабских деревень пытаются заключить с сионистским паравоенным движением «Хагана» соглашения о ненападении.
В деревне Аль-Шайх-Муаннис террористы из «Лиги Штерна» похитили деревенского лидера. Угроза насилия постоянна. Жители деревни ищут контакта с тель-авивской секцией «Хаганы»[76], чтобы достичь соглашения о двустороннем мире. Представители «Хаганы» освобождают похищенного и ведут переговоры с руководством деревни, но ничего не обещают. Деревня, расположенная на полоске побережья между Тель-Авивом и Хайфой, остается, где была, жители живут, где жили. Пока что.
И Дейр-Ясин. Тихая деревня, примерно 700 жителей, в нескольких километрах к западу от Иерусалима. С благословения «Хаганы» они заключают договор о мире и добрососедстве с двумя еврейскими поселениями — Гиват-Шаул и Монтефиори. А взамен обещают не защищать арабских бунтовщиков.
Но соглашение — ложь. На деревню нападают. 130 сионистских террористов, отколовшихся от «Иргун», нападают на деревню. При поддержке «Хаганы». Террористы получают оружие, боеприпасы и прикрытие; цель нападения — ускорить изгнание арабского населения. Как выясняется, убито по меньшей мере 110 человек, мужчин, женщин и детей, тела сброшены в колодцы, дома сожжены, все разграблено, уцелевшие жители лишены своего имущества.
Волны насилия шумят, ширятся. Слухи становятся правдой, а правда — слухами: беременным вспарывают животы, женщин и детей насилуют, подвергают издевательствам и забрасывают камнями, мужчин казнят прямо на месте, сотнями.
Расправа в Дейр-Ясине ждет впереди, до нее еще несколько месяцев. Название сохранится. Накба[77].
Снега на площадях Москвы еще нет, зато есть хорошие новости. Советские граждане, у которых есть деньги на кино, смотрят 14 декабря киножурнал, где их информируют о новой победе послевоенного мирного строительства: вводятся новые деньги и отменяются карточки. В киножурнале мужчины и женщины со счастливой улыбкой на лицах аплодируют. Голос диктора заявляет, что это решение наполняет сердца народа гордостью за могучую родную страну и демонстрирует миру огромные преимущества социализма перед капитализмом.
После войны инфляция быстро росла. И 15 декабря все деньги частных лиц, кооперативов, организаций и ведомств подлежат обмену. Пять старых рублей на четыре новых. Победа, говорит радостный голос в киножурнале. Последнее самопожертвование народа, гласит декрет Центрального комитета ВКП(б).
До сих пор советскому гражданину разрешалось на месяц 2 кг мяса, кг сахара, 800 г пищевых жиров, 800 г хлеба и 1 кг крупы. Теперь карточная система отменена, и цена на хлеб, как обещано, будет по всей стране одинакова. Все продукты питания получат новую цену. Пшеничная мука и одежда подешевеют, цена на водку останется прежней. На рынке будет доступно неограниченное количество всевозможного мяса.
С новых сторублевых купюр за своим народом наблюдает Ленин.
Журнал «Дер вег» — это одно. Но у европейских фашистов из Мальмёского движения есть собственная платформа, названная в честь идеи британского фашиста Освальда Мосли: «Nation Europa» («Нация Европа»).
Этот журнал, стало быть, учреждает в Кобурге бывший штурмбаннфюрер СС Артур Эрхардт. В редсовете заседает Пер Энгдаль вместе со швейцарским нацистом Хансом Элером и голландцем Паулом ван Тиненом, тоже бывшим эсэсовцем.
Вначале самым крупным акционером становится шведский миллионер Карл-Эрнфрид Карлберг. После него — Вернер Науман, бывший замминистра в министерстве пропаганды Йозефа Геббельса. Позднее же экономической поддержкой журнала занимается исключительно Освальд Мосли.
Мосли регулярно печатается в журнале и оказывает серьезное влияние на его направленность. Строится будущее, белый бастион мечтаний — Европа для европейцев.
Прошлое старательно отмывают, СС тщательно отбеливают, геноцид последовательно отрицают. По мнению британской секретной службы, журнал «Нацьон Ойропа» «имеет все предпосылки стать опаснейшей частью послевоенной неонацистской пропаганды».
Авторов у них много. Кое-кто из самых значительных печатается и в «Дер вег», и в «Нацьон Ойропа». Пишут Пер Энгдаль, Бардеш, Пристер, Ханс Гримм, Йоханн фон Леерс и Ханс Элер, Юлиус Эвола и Жан-Мари Ле Пен.
Так и продолжается. Если взять карту мира, пометить места проживания этих людей, а потом соединить линиями их имена, линий окажется так много, что получится густая сеть и карта мира почернеет, как фашистская рубашка, как погасшая звезда.
Семнадцатого декабря Пауль Анчел получает удостоверение, выданное сборным лагерем для беженцев в венской больнице Ротшильд-шпиталь. В Вене представители Международного комитета по делам евреев — узников концлагерей и беженцев констатируют, что рост его 168 см, вес 62 кг, что ему двадцать семь лет, волосы черные, глаза серые. Его подпись черными чернилами подтверждает все эти факты.
Он один из 3000 румынских евреев, бежавших из Бухареста от коммунистического режима, который становится все более юдофобским, все более опасно несвободным. Беженцы идут пешком, по дороге в Вену проходят мимо венгерской столицы Будапешта. Ночуют на заброшенных вокзалах, подкупают пограничников, идут вдоль железной дороги, которая всего несколько лет назад увезла на смерть их родных и друзей. В Австрии уже находится около 200 000 беженцев. Каждый рельс звенит. Все, что блестит, блестит от износа.
Пауль Анчел — одно из тысяч одиночеств, странствующих по Европе. Многие ищут дом, он ищет язык.
Родился он в Румынии, в немецкоязычной семье, говорит по-румынски, по-английски, по-французски, на идише и по-русски, но немецкий, на котором он пишет, думает, сочиняет стихи, все-таки не его язык. Он пережил годы рабского труда в армии, 18 месяцев пробыл узником трудового лагеря в Табарешти. Его родители, Лео и Фрицци, были депортированы за месяц до него, отец умер от тифа, а мать — от выстрела в голову. Он знает, что их нет, и носит это знание в себе. Пишет стихи, когда есть возможность. Но как писать на языке убийц? Как язык может быть и языком убийц, и его языком одновременно? Немецкий выстрел в голову его матери. Как писать? Сборник стихотворений становится для него попыткой ответить на этот вопрос.
«Сдается мне, я пытаюсь сказать вам, что нет на свете ничего такого, ради чего поэт откажется сочинять, пусть даже он еврей, а язык его стихов — немецкий».
В Берлине писатель Ханс Вернер Рихтер носится с идеей новой немецкой литературы, словно с охапкой кирпичей, готовый реставрировать руины. Хочет возродить немецкий язык, чтобы дать голос тем, кто вырос при нацизме, воевал ради него, голодал, пытался выжить. Речь идет о новом реализме без прикрас, чтобы найти «за реальностью нереальное, за рациональностью иррациональное». Новая литература должна жить здесь и только здесь. Должна смотреть вперед. «Группа 47» открыта для обсуждений, чтений и новых голосов.
В Вене находится беженец Пауль Анчел, его немецкие стихи — языковая фуга смерти[78]. По-румынски фамилия пишется Анчел — Ancel, — теперь он переделывает ее, переставляет буквы, называет себя и так же, и по-новому. Таким же образом он подходит к немецкому языку, поворачивает слова, чтобы в нем можно было жить. Боль остается, но ему нужно найти другие способы выразить ее, точно так же, как нужно рассказать о плотском желании и отсутствии умерших как о басовом тоне, звучащем сквозь дни. Ему нужно говорить об этом, но новым, новоизобретенным способом. Анчел становится Целаном, его стихи выходят на ином немецком, он беженец, и он поэт.
Через несколько лет Пауль Целан встретится в Берлине с «Группой 47», будет искать разговора и единения, прочитает вслух Хансу Вернеру Рихтеру и остальным свои стихи, но уйдет с болью в ожесточенном сердце. Нет места для того, кто смотрит в себя и назад, нет единения с тем, кто ищет новых слов, оттого что старым нужно придать новый смысл, иначе все, что причиняло боль, причиняло ее напрасно.
Как пройти мимо случившегося? Как не слышать то, чего больше не говорят? Как смотреть в будущее, не внимая эху молчания? Это ведь все равно что снова убивать мертвых, снова убивать убитых. Руины Рихтера и руины Пауля Целана не одни и те же.
Сын часовщика способен уважать Запад за научный прогресс — но за все остальное? Непомерный индивидуализм противопоставил человека человеку и класс классу, говорит Хасан аль-Банна. Освобождение женщин подрывает семью. Демократия сплелась воедино с капитализмом и ростовщичеством и не сумела освободиться от своего прирожденного расизма. Коммунизм, с другой стороны, нелепо материалистичен при своих чисто мнимых правах на свободу слова, мысли и действий. Предсказуемые системы, без сокрытых пространств, где расцветает чудо жизни, без близости к творцу нашего мира. Системы, где люди слишком заняты вещами, деньгами и плотью, чтобы посвятить себя чудесам и покорности.
Лидер «Братьев-мусульман» декларирует, что алчность, материализм и угнетение парализуют людей на Западе, подрывают общественный порядок и разрушают связи между разными нациями. Человечество измучено и убого, руководство следует еврейским пророкам, и для Востока пришло время подняться.
Восток есть Восток, Запад есть Запад, а меж ними лежит Палестина. Предложение разделит эту территорию на два государства заставляет Хасана аль-Банну назвать в первую очередь США империалистическим государством, купленным на еврейские деньги. Раньше он обрушивался с позиций антиимпериализма на британцев и французов, но отныне начинает нападки на США.
Помимо оружия есть слова. Аль-Банна и его последователи будут все острее оттачивать их в борьбе против самой идеи Запада, как они ее видят.
После смерти Хасана аль-Банны его дело продолжит Сайид Кутб, который возьмет на себя идеологическое руководство «Братьями-мусульманами».
«Культурное нашествие… оглупляет мусульман, лишает их знаний о своей вере и наполняет их умы мелочными истинами, сердца же оставляет пустыми», — пишет Кутб.
Он объявляет священную войну ментальному империализму, который, как он считает, опаснее империализма политического и военного, поскольку не вызывает сопротивления, проникает в умы людей и создает иллюзии о свободном мире. Кутб направляет свое оружие против ЮНЕСКО и других западных организаций, против «перьев и языков демократии».
Сайида Кутба казнят, он становится мучеником и находит преданных сторонников. Его идеи ведут дальше, действия, основанные на его идеях, ведут дальше. Имеющий уши слышит, как приверженцы насилия оправдывают убийства и по сей день пишут кровавую историю терроризма:
«Исламское государство — идея Сайида Кутба, обоснованная Абдуллой Аззамом, глобализированная Усамой бен Ладеном, осуществленная Абу Мусабом аз-Заркави и развитая Абу Бакром аль-Багдади».
Против перьев и языков демократии.
Нацистский журнал «Дер вег» по-прежнему новый, еще не вполне обретший форму. Но главный тон отчетливо звучит уже в самом первом номере 1947 года, и если проследить за журналом в последующие десять лет, то крепкая рука редактора Фрича уводит его все дальше в отрицание геноцида. Статья за статьей доказывают статистическими данными и опросами населения, что сейчас численность евреев куда больше, чем до войны. Пишут и о том, как названные поименно евреи устраивают заговор, чтобы добиться мирового господства.
После падения президента Перона атмосфера в Буэнос-Айресе становится менее дружелюбной к нацистам. Верховный муфтий хаджи Амин аль-Хусейни приглашает своего друга Йоханна фон Леерса в Египет, где возникла новая нацистская колония. Сообща они работают над третьим изданием книги верховного муфтия «Хака’ик ан кадийат филастин» («Правда о палестинской проблеме»). Книга выходит в Висбадене, издает ее Карл-Хайнц Пристер, ближайший сотрудник Пера Энгдаля и один из лидеров Мальмёского движения. При поддержке президента Насера фон Леерс получает работу. Согласно данным шведской полиции безопасности, он работает в министерстве пропаганды, руководит пропагандой против Израиля. Под надзором верховного муфтия Йоханн фон Леерс принимает ислам и арабское имя Омар Амин, в честь своего друга.
В номере, посвященном десятилетнему юбилею, «Дер вег» публикует большой репортаж с портретом верховного муфтия, который встречается с журналистами у себя дома, в «маленькой, изысканной вилле в фешенебельном предместье Каира Гелиополисе». Там же опубликовано письмо муфтия в редакцию, в виде факсимиле, с собственноручной подписью:
«Журнал „Дер вег“ выходит уже десятый год, что наполняет меня большим удовлетворением. На протяжении десяти лет вы без устали боролись за свободу, которая есть естественное право всех без исключения народов. „Дер вег“ всегда поддерживал арабов в их борьбе за свободу и в их справедливой борьбе против сил тьмы, которые, воплотившись в мировом еврействе, дерзнули отнять у палестинских арабов древнюю землю их предков и украсть их собственность. Уважаемые господа, я желаю вам и впредь с несокрушимой стойкостью продолжать борьбу за справедливость и надеюсь, что она увенчается успехом».
После вечерней молитвы перед Бирла-Хаусом люди собираются для духовного напутствия. Махатма Ганди опять говорит о продолжающейся катастрофе, о боли Индии, о ее разделе и о насилии над женщинами. Он часто говорит о женщинах, которых похищают и насилуют до смерти. Сегодня вечером речь идет о тех, что были в рабстве, но выжили, о тех, что вернулись домой без носа, без рук, с унизительными надписями на лбу и на теле. Мы должны принять их, снова и снова повторяет он в этот жаркий вечер 26 декабря:
«Это проблема не десятка и не двух десятков девушек. Их сотни, а то и тысячи. Никто в точности не знает. Где все эти девушки? Индусских и сикхских девушек похитили мусульмане. <…> Я получил длинный список девушек, похищенных в Патиале. Некоторые из весьма состоятельных мусульманских семей. Когда их отыщут, им будет нетрудно вернуться к родителям. Что же до индусских девушек, то сомнительно, чтобы их снова приняли в семью. Это очень плохо. Если девушка потеряла родителей или мужа, это не ее вина. Тем не менее индусское общество смотрит на нее без всякого уважения. Но ошибка не ее, а наша. Даже если девушку силой заставили вступить в брак с мусульманином, даже если над нею совершили насилие, я бы все равно принял ее обратно с уважением. Я не хочу, чтобы хоть один индус или сикх считал, что если девушку похитили мусульмане, то ее более нельзя принять в индусское общество. Мы не должны ее ненавидеть. Мы должны проявить к ней сострадание и симпатию. <…> Эти девушки невинны».
Симона опасается, что сегодня, 30 декабря, почерк у нее менее разборчивый, чем всегда. Ручка с красными чернилами, подарок Нельсона, сломалась, пишет коряво, но она не хочет писать другой ручкой, только этой, подарком медового месяца.
«Второй подарок, самый бесценный, серебряное кольцо, в целости и сохранности. Я не снимаю его ни на минуту. Люблю этот тайный знак, свидетельствующий, что я принадлежу тебе».
Любовь Симоны де Бовуар и Нельсона Альгрена продолжится — еще несколько поездок, письма, встречи. Но, поняв, что она никогда не оставит Жан-Поля Сартра, Нельсон прекращает роман. Некоторый контакт они поддерживают, хотя Симона вскоре съезжается с семнадцатью годами младшим Клодом Ланцманом, а Альгрен снова вступает в брак со своей первой женой. Узы сохраняются.
Только когда из печати выходит ее автобиография «В расцвете сил», Альгрен обрывает контакт, обиженный тем, чт она написала о нем. Молчание меж ними продолжается вплоть до его смерти в мае 1981 года.
Через несколько лет, 14 апреля 1986 года, Симону де Бовуар хоронят на парижском кладбище Монпарнас, в той же могиле, что и Жан-Поля Сартра. На пальце у нее серебряное кольцо Нельсона Альгрена.
Рафаэль Лемкин.
Понимал ли он, что о нем надо помнить?
Понимал ли, что его забудут?
Он следит за судебным процессом по делу айнзацгрупп и одновременно ведет бумажную войну, добиваясь от стран — участниц ООН поддержки конвенции о геноциде. Прекрасный мир с прекрасным человечеством надо защитить от его же уродства.
Социально-экономические нападки на меньшинство, стремящиеся сделать невозможным само его существование, для Лемкина тоже форма геноцида. Но когда ООН наконец принимает Конвенцию о геноциде, туда включено физическое, биологическое уничтожение, но не культурное. Попытки ликвидировать группу людей путем насильственного переселения, создания гетто или принудительных работ тоже не учитываются. Как и запрет на использование собственного языка, принудительная ассимиляция такой группы или разрушение ее культурного наследия. Слишком много наций не желают учитывать эти критерии, слишком у многих есть слишком явные причины не объявлять подобные действия преступными.
Зато ООН придает очень важное значение работе Элеоноры Рузвельт, касающейся прав человека. Эти права связаны с каждым отдельным индивидом, и вкупе с Конвенцией по геноциду они обеспечат народам мира бльшую защиту, нежели ранее. Но в конце концов документ о правах человека становится декларацией, то есть юридически ни к чему не обязывает.
Геноцид устроить легко, констатирует Рафаэль Лемкин, потому что, пока не становится слишком поздно, никто не ерит, что такое возможно. Мир твердит свое «больше никогда». Но Лемкин знает историю геноцида, знает, что на самом деле логика гласит: «В следующий раз». Такое уже случилось и потому может случиться вновь.
Сейчас 1947 год. Лемкин еще не прочитал окончательную формулировку Конвенции о геноциде, которую в одиночку пробивает в ООН. Он не предполагает, что будет шесть раз номинирован на Нобелевскую премию мира, но так и не получит ее. Он ничего не знает о своей безвременной смерти, не знает, что умрет в Нью-Йорке, на автобусной остановке, больной от изнеможения, держа в руке портфель с наброском автобиографии. На его похороны придут семь человек. Ничего этого он не знает.
Рафаэль Лемкин знает только одно: если закон о преступлении, которому он дал определение, найдет применение, если убийство многих людей будет вызывать такое же возмущение, как убийство одного человека, то мир станет лучше. И он в печали набрасывает свой портрет:
«Превыше всего парит прекрасная душа, любящая человечество и оттого одинокая».
Время асимметрично. Оно движется от порядка к хаосу, и вспять его не повернешь. Стакан, что падает на пол и разбивается, снова стать целым не может. И не найти мгновения, которое более Сейчас, нежели какое-либо другое.
Пожалуй, я хочу собрать вовсе не год. Я собираю самое себя. Собираю не время, а себя и разбитую боль, которая все усиливается. Боль от насилия, стыд за насилие, боль от стыда.
В этом и заключается мое наследие — в моей работе? В этом моя главная задача — в собирании дождя, в собирании стыда? Грунтовые воды отравлены насилием.
В движении часы идут медленнее, нежели в покое. Вследствие того, что время не абсолютно, понятие одновременности не имеет смысла. Дни идут, один за другим, и я следую за ними. События лежат одно подле другого, и я выбираю среди них. Собственно, получается простое уравнение: время, события плюс мой выбор. Результат — колючая проволока.
Часть последствий насилия — то, что людей, живших до меня, уже нет, что память уничтожается, что целая вселенная погребена под взорванными домами. Боль переходит по наследству, в постоянном течении от порядка к хаосу, вспять не повернешь. Вот они, воспоминания, я вижу их во тьме, в дожде. Они — моя семья. Тьма — мой свет.
Благодарности
Эта книга основана на множестве биографий и исторических источников, однако есть несколько авторов, чьи работы имели решающее значение.
Главный источник — работа Элада Бен-Дрора о деятельности Особой комиссии ООН по Палестине. Анализ Доналда Блоксхэма в книге «Геноцид под судом» лег в основу раздела о значении Нюрнбергских процессов для истории. В эпизодах, где речь идет о лорде Маунтбеттене в Индии, я обращалась прежде всего к книге Стэнли Уолперта «Позорное бегство». Раздел об антиеврейских беспорядках в Англии базируется на книге Тони Кушнера «Августовские беспорядки 1947 года». События вокруг голосования в ООН по Палестине основаны на «Бессмысленной, нелепой войне» Нормана Роуза, а изображение Телониуса Монка в значительной части опирается на его биографию, написанную Робином Д. Г. Келли.
Хочу выразить благодарность основателям Архива Накбы, в особенности Махмуду Зейдану из Бейрута, за помощь в использовании собранных ими материалов. Благодарю также Хенрика Крюгера, который помог с информацией касательно Вагнера Кристенсена, Йоханна фон Леерса и его встречи с Пером Энгдалем, а также Рагнара Хагелина и Бенджамина Ференца, которые любезно дали мне интервью.
Дополнительные данные об Особой комиссии ООН я разыскала в архиве ООН в Нью-Йорке, например цитату из дневника верховного муфтия, где он пишет о встрече с Адольфом Гитлером.
Информацию о том, как Великобритания действовала в кризисе с «Исходом» и вообще по вопросу о беженцах, я нашла в архиве американского Мемориального музея Холокоста в Вашингтоне.
В Немецкой национальной библиотеке в Лейпциге, а также в берлинском Центре исследований антисемитизма я изучила всю подшивку «Дер вег» за 1947–1956 годы и все номера «Нацьон Ойропа» за 1952–1957 годы.
Данные, касающиеся участников Мальмёского движения я отыскала прежде всего в архиве Шведской полиции безопасности, размещенном в Государственном архиве в Арнинге, а также в архиве Бюро по делам иностранцев в Государственном архиве в Мариенберге.
Информацию о лагере в Ансбахе, где в 1947 году находился мой отец, я получила из документов ЮНРРА в нью-йоркском Архиве ООН, а также из материалов Яд Вашем в Иерусалиме.
В 1947 году происходит несколько решающих изменений в мировой экономике — например, начинает действовать Международный валютный фонд и формулируется Генеральное соглашение по таможенным тарифам и торговле, но я не стала о них упоминать.
Большое спасибо Карен Сёдерберг, Джохару Бенджелулу, Арису Фиоретосу, Юнасу Аксельссону, Ричарду Херолду и особенно Аннике Хультман Дёвендаль и Стивену Фарран-Ли за беседы и прочтение рукописи.
Хочу также поблагодарить моего отца, позволившего мне написать о нем. Спасибо и Юакиму, моему мужу, за разговоры о 1947 годе за завтраком, на прогулках и ночами.
Стокгольм и Копенгаген, июнь 2016 года
Элисабет Осбринк
- The past is never dead.
- It’s not even past[79].
Библиография
Achar G. The Arabs and the Holocaust. The Arab-Israeli war of narratives. Picador, 2009.
Alami M. The future of Palestine. Hermon books, 1970.
Algren N. A walk on the wild side. Canongate, 2006.
Algren N. Nonconformity. Seven Stories Press, 1996.
Andersson Ch. Operation Norrsken. Norstedts, 2013.
Arnold A. Smerteflden. Aronsen, 2013.
The Anglo-Jewish Association. Germany’s new Nazis. Philosophical library publishers, 1952.
Bardche M. Souvenirs. Buchet/Chastel, 1993.
Barnes I. I am a fascist writer: Maurice Bardche — Ideologist and defender of French fascism // The European legacy: toward new paradigms. Vol. 7. Issue 2. 2002.
Barrett J. Q. Raphael Lemkin and the «Genocide» at Nuremberg // The Genocide Convention: The legacy of 60 years. Martinus Nijhoff, 2012.
Beauvoir S. de. America day by day. University of California Press, 1999.
Beauvoir S. de. Beloved Chicago man. Victor Gollancz, 1998.
Beauvoir S. de. Letters to Sartre. Arcade Publishers, 2012.
Beauvoir S. de. Det andra knet. Norstedts, 1995 [Рус. изд.: Бовуар С. де. Второй пол. М.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2017].
Ben-Dror E. The Arab struggle against partition // Middle Eastern Studies. Vol. 43. № 2. 2007. P. 259–293.
Ben-Dror E. Ralph Bunch and the Arab-Israeli conflict: Mediation and the UN, 1947–1949. Routledge, 2015.
Bergeron F. Bardche. Qui suis-je? Pards, 2012.
Beyer K. W. Grace Hopper and the invention of the information age. MIT Press, 2012.
Bjrk K. Kominform. Utrikespolitiska institutet, 1948.
Bloxham D. Genocide on trial. War crimes trials and the formation of the Holocaust history and memory. Oxford University Press, 2001.
Bokstverna jag frdas i / ed. by A. Olsson. Themis frlag, 2001.
Boroumand L. & R. Terror, Islam and democracy // Islam and democracy in the Middle East. John Hopkins University Press, 2003.
Braham R. L. The Hungarian labor service system 1939–1945 // East European Quarterly. 1977.
Buruma I. Year zero. Atlantic Book, 2013.
Bttiger H. Die Gruppe 47. Deutsche Verlags-Anstalt, 2012.
Celan P. Adningsvndning, vers. Anders Olsson. Lublin Press, 2014.
Clarke D. How UFOs conquered the world. Aurum Press, 2015.
Cooper J. Raphael Lemkin and the struggle for the genocide convention. Palgrave Macmillan, 2015.
Danius S. En fantastisk svensk Mann // Dagens Nyheter. May 25th, 2015.
Dagens Nyheter. 1947.
Der Weg. 1947–1956.
Del Boca A. & G. M. Fascism today. Heinemann, 1970.
Dewhirst R. Encyclopedia of the United States congress (Facts on the file library of American history). 2006.
Dior Ch. Dior by Dior. V&A Publications, 2007.
Documents on the history of European integration / ed. by W. Lipgens, W. Loth. Walter de Gruyter & Co., 1988.
Earl H. Prosecuting genocide before the genocide convention: Raphael Lemkin and the Nuremberg trials 1945–1949. URL: www.akademia.edu
Earl H. The Nuremberg SS-Einsatzgruppen trial 1945–1958. Cambridge University Press, 2009.
El-Awaisi A. al-F. M. The Muslim brothers and the Palestine question 1928–1947. Taric Academic Studies, 1998.
Engdahl P. Fribytare i folkhemmet. Cavefors, 1979.
Feisst S. Schoenberg’s new world. The American years. OUP, 2011.
Fioretos A. Flykt och frvandling. Ersatz, 2010.
Flanner J. Janet Flanner’s world. Harvest/HBJ, 1979.
Flanner J. // The New Yorker. May 1947.
Glendon M. A. A world made new. Eleanor Roosevelt and the Universal Declaration of Human Rights. Random House, 2001.
The golden age of couture. Paris and London 1947–1957 / ed. by C. Wilcox. V&A Publications, 2007.
Goi U. The real Odessa. Granta, 2002.
Halamish A. The exodus affair. Holocaust survivors and the struggle for Palestine. Vallentine Mitchell, 1998.
Hilberg R. The destruction of the European Jews. Vol. I–III. Yale University Press, 2003.
Hitchcock W. I. The bitter road to freedom: A new history of the liberation of Europe. Free Press, 2008.
Jacobsen J. Tour de France. Natur och kultur, 2014.
Judt T. Postwar. A history of Europe since 1945. Penguin Books, 2005.
Kelley R. D. G. Thelonius Monk. Free Press, 2009.
Khalaf A. Politics in Palestine: Arab fractionalism and social disintegration. State University of New York Press, 1991.
Khalidi W. Nakba 1947–1948. Institute of Palestine studies, 2012.
Klemperer V. The lesser evil. The diaries of Victor Klemperer 1945–59. Phoenix, 2003.
Krger H. Nazismen genfdtes ved Danmarks grnse // Politiken. April 29th, 1994.
Krger H. & F. H. Flugtrute Nord. Lynge: Bogan, 1985.
Krmer G. Hasan al-Banna. Oneworld Publications, 2010.
Kushner T. Anti-semitism and austerity. The August riots 1947 // Racial violence in Britain in the the nineteenth and twentieth century. Leicester University Press, 1996.
Kntzel M. Jihad and Jewhatred. Telospress Publishing, 2009.
Lagercrantz O. Den pgende skapelsen. Wahlstrm & Widstrand, 1966.
Levi P. r detta en mnniska? Albert Bonniers frlag/Mnpocket, 1990.
Levi P. Fristen samt De frlorade och de rddade. Albert Bonniers frlag, 2013.
Lipstadt D. Denying the Holocaust. Plume, 1994.
Lowe K. Savage continent. Penguin, 2013.
Macklin G. Very deeply dyed in black. I. B. Tauris, 1988.
Masalha N.-e. On recent Hebrew and Israeli sources for the Palestinian exodus, 1947–49 // Journal of Palestine studies. Vol. 18. № 1, 1988. Special issue. Palestine, 1948. P. 121–137.
Mazover M. Dark continent, Europe’s twentieth century. Vintage books, 2000.
Mitchell R. P. The Society of the Muslim Brothers. Oxford University Press, 1993.
Morris B. The birth of the Palestinian refugee problem, 1947–1949. Cambridge University Press, 1987.
Nation Europa. Jahrgang 1951–54, 1955, 1957.
Nerman T. Kommunisterna. Tiden, 1949.
The New York Times. 1947.
Orwell G. The Orwell diaries. Penguin, 2009.
Orwell G. A life in letters. Penguin, 2010.
Orwell G. Politics and the English language. Penguin, 2013.
Patterson D. Encyclopedia of Holocaust literature. Greenwood, 2002.
Pettersson B. Handelsmnnen. S skapade Erling och Stefan Persson sitt modeimperium. Ekerlids, 2001.
Pochna M.-F. Christian Dior. The biography. Overluch Ducksworth, 2008.
Qutb S. Milestones // SIME Journal. 2005. URL: http://majalla.org
Rose N. A senseless and squalid war. Pimlico, 2009.
Ross A. The rest is noise. Listening to the twentieth century. Picador, 2007.
Sachs N. Samlade dikter. Mnpocket, 2001.
Sastamoinen A. Nynazismen. Federativs, 1966.
Sebald W. G. Luftkrig och litteratur // Dikt, prosa, ess. Bonniers, 2012.
Schn B. Dr jrnkorsen vxer. Mnpocket, 2002.
Shields J. The extreme right in France. From Ptain to Le Pen. Routledge, 2007.
Schnberg A. Is it fair? (1947) // Style and idea. University of California Press, 1992.
Spotts F. The shameful peace. How French artists and intellectuals survived the Nazi occupation. Yale University Press, 2010.
Stangneth B. Eichmann before Jerusalem. Knopf, 2014.
Stiller A. Denial of right to existence. Reassessing the Nuremberg military tribunals. Berghahn Books, 2014.
Strmmen . Den sorte trden. Cappelen Damm, 2013.
Szwed J. Billie Holiday. The musician and the myth. Viking Press, 2015.
Tauber K. P. Beyond eagle and swastica. German nationalism since 1945. Vol. I, II. Weleyan University Press, 1967.
Thomson I. Primo Levi. Vintage, 2002.
Tiden. № 4, 1956. Nynazismen och Sverige.
The Time. 1947.
Totally unofficial. The autobiography of Raphael Lemkin / ed. by D.-L. Frieze. Yale University Press, 2013.
Weiner T. Legacy of ashes. The history of CIA. Doubleday, 2007.
Weissberg A. Historien om Joel Brand. Natur och Kultur, 1958.
