Ступени из пепла Бояндин Константин
— Может ли валериановый настой быть использован для длительной поддержки управляемых галлюцинаций? — поинтересовалась я.
— Но…
— Отвечайте.
— Нет… исследования показывают… нет, тахе-те.
В глазах её мелькнул ужас. Ты не сможешь лгать мне, подумала я, глядя в её глаза без эмоций, без осуждения. Дальше!
Я задавала самые интимные вопросы. Самые неожиданные. Церемониал не запрещает! Мало-помалу они начинали смотреть мне в глаза. Вероятно, думали, что я тяну время, что не в состоянии ничего предъявить по делу. За моей спиной, на фоне ровного шелеста камер и слабого скрипа обуви, то и дело слышались отдельные, но явственные смешки.
— Вы должны помочь мне, — обратилась я к молодому человеку, уже без боязни смотревшему мне в лицо. Прокурор пошевелил рукой, в раздражении. — В чём, тахе-те? — спросил он весело.
Вот кто убил Дени.
Передо мной стоял тот, кто помогал мне изучать такую невероятно сложную вещь, как автоматическая стирка.
Ты не сможешь лгать мне.
— Скажите, может ли любой человек освоить управление бытовыми комбайнами?
— Разумеется, тахе-те, — ему было весело. Я кивнула.
— Вас не очень утомляет совмещение работ?
— Нет, никоим образом, тахе-те. У меня хватает времени на всё.
— Часто ли вам попадаются постояльцы, которые доставляют особенно много хлопот?
— Случается, тахе-те. Мне не позволено давать личные оценки наших уважаемых гостей.
Я кивнула. Вскоре, задав ещё несколько заставляющих понервничать вопросов стоявшим рядом, я вернулась к Ланте — так звали молодого человека.
— Забавно, правда, что некоторые постояльцы пытаются убирать в своих комнатах сами?
— Я не могу делать личных замечаний, тахе-те.
Ты не сможешь лгать мне.
— Но вы всегда следуете ограничениям, которые устанавливают постояльцы, если только правила Университета не вступают с ними в противоречия?
— Именно так, тахе-те.
— Но сегодня вы забрали пылесос из апартаментов четыре-три-три в нарушение воли тех, кто там обитает.
Есть.
Он что-то подумал… тень его сомнения отозвалась… я словно услышала что-то. Зрение… помоги мне. Дени, в луже собственной крови. Лас, у позорного столба. Ты не сможешь лгать мне.
— Да… нет…
— Да или нет?
— Да, тахе-те, но какое…
— Вы часто посещаете вечеринки, Ланте?
— Иногда, тахе-те, когда выпадает время.
— Вы знали Дайнакидо-Сайта эс Фаэр, работника буфета в южном крыле рекреационного корпуса?
— Нет, — он отвёл взгляд.
— При допросах вы говорили иначе.
Я не слышу его мыслей. Я вижу только, как он нервничает… вижу эмоции. Ты не сможешь лгать мне!
— Да, тахе-те.
— Почему вы солгали?
Он молчит. Может, имеет право, это косвенный вопрос. Неуверенность… опасение.
— Вы знаете, что несколько раз вас видели, когда вы совершали не дозволенные постояльцами визиты в их апартаменты?
— Нет, тахе-те, не знал, — уверенность пропадает из его взгляда.
Попался. Немного, но есть. Ты не сможешь лгать мне! Страх. Наконец-то. Я узнаю, чего ты боишься.
— Я упоминала инцидент с пылесосом.
— Помню, тахе-те.
— Вы заметили в номере, в кабинете, шкатулку красного дерева с эмблемой Федерации Никкамо?
— Нет, тахе-те.
Если бы он только подал протест… всё, всё могло бы быть кончено. Прокурор жаждет взглянуть Ланте в глаза. Я вижу боковым зрением.
— Вы знаете, что послу Федерации был отправлен запрос относительно похищения шкатулки?
Молчит. Этого не опровергнуть. Пока что. Страх усиливается… ты попался, воришка.
— Вас видели выносящим шкатулку.
— Нет! — воскликнул он. — Я не…
— Вы вскрыли её, — только бы не ошибиться, только бы угадать.
— Нет…
— Затем поняли, что от неё надо избавиться. Вы не могли знать, что вас видели. Ваши перемещения учтены в протоколах допроса, отыскать её будет нетрудно. Шкатулка содержит документы…
— Нет! — перепугался. Его могли видеть. Конечно, он прихватил её… как прихватывал мелочи и ранее. Ему сказали, что владелица шкатулки не сможет подать даже жалобы относительно косого взгляда, уж какие там драгоценности…
— Там не было…
— Там не было документов, верно. В виде бумаг — не было. Вы ведь вскрыли шкатулку? Я объявлю перерыв на её обнаружение и осмотр. Если только вы не солгали на допросе, отыскать её содержимое нетрудно.
Он задрожал. Но взял себя в руки. Сейчас признается в краже. Чувствую…
— Да, тахе-те. Я готов понести наказание. Я готов заплатить любой штраф. Я всё немедленно верну.
— Вы уже не в первый раз берёте предметы из номеров постояльцев, — заметила я.
Нервно кивает. Ты не сможешь лгать. Тебе сказали, что я ничего не знаю.
— Вы думали, что я ничего не знаю?
— Нет… не думал, тахе-те.
— Вы полагали, что я буду задавать вопросы только по данному делу?
Часто дышит. Чувствую уже не страх, ужас… «зрение», помоги мне. Ради Дени, ради Лас. Его мысли всё громче, они оглушают. Диадема обжигает голову. Чтение мыслей не запрещено. Его вообще не бывает!
Саванти, которого опускают, связанного, к голодным псам в зловонную яму.
Ты не сможешь лгать мне!
Реа, повешенная, среди слетающихся ворон.
Ты не сможешь лгать мне!
— Вы полагаете, что можете лгать мне?
— Не… — отвернулся. Понял, наконец, что надо молчать.
— Вы думаете, ваши наниматели не знают, что вы иногда крадёте?
— Я… — молчит. Молчи. Копи. Старайся не думать ни о чём.
— Вы думали, что невозможно обнаружить дубинку, которой был оглушён Дайнакидо-Сайта эс Фаэр прежде, чем его отравили?
Молчит.
— Вы думали, что на дубинке не останется отпечатков пальцев и маркерного следа?
Молчит.
— Вы ошиблись, трещина на её ручке…
— На ручке не было… — осёкся.
Всё. Ни звука больше, пока я не отчаюсь добиться слов признания. Паника… отчаяние…
— Тот, кто велел убить Дайнакидо знает, что вы его обманываете?
Молчит.
— Знает, что вы намерены сбежать из страны?
Вздрогнул. Молчит.
— Что вы взяли часть препарата, для сбыта?
Молчит.
— Полагаете, что ампула, которую вы проглотили, не будет обнаружена, не будет повреждена?
Молчит.
— Я не ограничена временем. Понимаете?
Молчит, сжал, стиснул зубы. Понимает, всё понимает. Кишечнику не объяснить, что нужно подождать. Несколько часов подождать. Чувствую… сейчас сломается… отчаяние… подтолкнуть его, чуть-чуть…
Я сглотнула… подняла пальцы к виску, споткнулась.
Выронила жезл. Тот покатился по полу.
Наклонилась, чтобы подобрать его… и тотчас же камеры нацелились на мою руку. Всё. Поздно. Выпускать его было нельзя.
Я присела, закрыла лицо ладонями. Судорожно вздохнула.
Гробовая тишина…
Ланте захихикал. Засмеялся.
Я молчала, шевеля губами. Не поднимаясь. Слегка покачиваясь.
— Тебе конец, ведьма, — заявил Ланте. Продолжал смеяться. — Что бы я ни сказал, я не пострадаю. Да, это я.
Я молчу. Не поднимаюсь.
— Я убил его, — он засмеялся истерически. — Я… у меня много… Да, я убил его. А ты опоздала! Ты опоздала! Ты не сможешь ничего! Даже если я плюну тебе в лицо и…
— Заткнись, идиот! — приказал Прокурор сухо. — Довольно.
— Нет, я скажу… Я дождусь, тахе-те… Я посмотрю на ваше изгнание…
Он смеялся и смеялся, когда Майтенаринн поднялась, отняла ладони в чистых и сухих перчатках от лица и произнесла, холодно и равнодушно.
— Дознание окончено.
Ланте продолжал смеяться. Все прочие замерли. Ждали.
Ланте остановился, резко, словно его ударили. Майтенаринн пристально смотрела ему в глаза.
— Я… — он оглянулся. Все смотрели на него, замерев. Коллеги по центру медленно отодвигались. «Жуки» не шевелились.
— Я не… Чтоб ты сдохла! — завопил Ланте, срывая с себя куртку. — У меня… у меня больны родственники… я… мне нужно…
Майтенаринн смотрела на него, не выдавая никаких эмоций.
Ланте упал на колени.
— Я… прошу, тахе-те… Светлая, пощадите… Я не… Умоляю…
Руки его тряслись.
Майтенаринн продолжала смотреть…
— Я… я…
Он вскочил на ноги. Специальная охрана Её Светлости двинулась к неподвижно стоящей Майтенаринн. Встала по левую и правую руки.
— Я…
Он кинулся. Но не на Майтенаринн. Прочь от неё. Увернулся от «жука», споткнулся, вскочил на стол и головой вперёд ринулся в приоткрытое окно.
Звон стекла. Несколько секунд спустя глухой звук удара снизу.
Один из «жуков» выглянул в окно, обернулся, сделал знак — всё.
Прокурор пошевелился.
— Благодарен вам, тахе-те, за удачное проведение церемонии. Мы немедленно проведём пересмотр дела. Безусловно, тяжесть наказаний, которым подлежали…
— Он не смог бы так много сам, Ваше Превосходительство, — перебила его Майтенаринн. Мягким голосом.
Ты не сможешь лгать.
— Он не знал, как правильно использовать наркотик. У него не было средств, чтобы маскировать отпечатки пальцев. Он не смог бы сделать всё сам.
Ноар-Мане смотрел в её глаза.
— Если бы мы заглянули в ваши бумаги, в ваш портфель, сколько ещё мы бы увидели там подписанных обвинительных заключений?
Прокурор продолжал молчать. Гвардейцы Её Светлости встали кольцом вокруг Майтенаринн. Положили руки на оружие. Прокурор не пошевелился.
— Если моё присутствие чисто формально, зачем вы поместили снайперов в соседних корпусах?
Молчание.
— Вы опасались полагаться на одного лишь Ланте, не так ли?
— Вы превышаете полномочия, тахе-те, — произнёс прокурор, улыбаясь. — Вы не имеете права допрашивать меня. Пересмотр дела — моя обязанность. Мой иммунитет к…
— У вас нет иммунитета, — выступил вперёд советник Её Светлости.
— Что вы сказали? — Прокурор улыбнулся шире.
— Вы препятствовали отправлению правосудия. Пока тахе-те не произнесла формулу завершения церемонии, вы не имели права давать указания свидетелю. В соответствии с законами Южного Союза и графства Тегарон, вы теряете иммунитет должностного лица. Мы имеем право изучить имеющиеся при вас документы.
В руке у Прокурора возник «Скорпион». Разумеется, оружие ему положено.
— Взять её, — приказал он. — Взять немедленно.
«Жуки» не шевелились. Они, как зачарованные, смотрели на Майтенаринн. Светлая смотрела в глаза Прокурору, оставаясь бесстрастной. Не уклонилась в сторону от дула пистолета, не шевельнулась.
Гвардейцы уже заняли оборонительные позиции. Воздух вокруг Майтенаринн наливался синеватым свечением.
— Светлая, — воскликнула одна из женщин — сотрудница центра. — Прошу о милости! — упала на колени. — Я подписала для них… Мне было сказано… Я прошу Вас…
Прокурор отвёл пистолет в сторону и прострелил ей голову. Не изменившись лицом, не издав ни звука.
Тут же беззвучная молния разбила окно. Майтенаринн ударило в правое плечо, развернуло, едва не бросило наземь. Она выпрямилась. Взглянула в сторону окна, из которого прилетела пуля.
Вторая пуля лишь задела её висок — ослепительный белый штрих отвёл снаряд в сторону. Майтенаринн продолжала стоять, не обращая внимания ни на что, глядя в лицо Генерального. Кровь пропитывала её одеяние.
— Синий код! — крикнул советник в личный «свисток». — Спасайте Светлую! Нейтрализовать «Жуков»!
Описание того, что произошло в Зале Заседаний, заняло много места в разных источниках. Вероятно, больше всего повезло зрителям канала Трио студии спутникового вещания Южного Союза, которая тем же вечером как-то раздобыла фрагменты оперативной съёмки. Те, где всё было видно наиболее эффектно.
Где была видна неподвижно замершая Светлая, окутанная зыбким синим ореолом оборонительной подсветки штурмовых «Барракуд» спецназа Её Светлости.
Где были видны вспыхивающие непереносимым серебром трассы контрмер, отводящие нацеленные на Майтенаринн пули, замедляющие их, разрывающие на части, превращающие в пар. Воздух плыл и плясал, разогретый на пределе работающим полем. Многих из тех, кто держал «Барракуды», стараясь прикрыть все направления атаки, иссекло осколками, шрапнелью от отбитых снарядов, брызгами кипящего металла. Но всякий раз находились те, кто принимал из мёртвых рук тяжёлые разогревающиеся «Барракуды».
Видны были «Жуки», спокойно и сосредоточенно выпускающие очереди в Майтенаринн и вокруг, старающиеся рассеять защитников, заставить их отвести в сторону, выронить раскалившиеся от перегрузки штурмовые ружья.
Был виден тот самый седовласый корреспондент, который, подхватив одну из «Барракуд», несколько раз выстрелил в оконный проём, превращая в кипящую лаву позицию снайпера напротив. Было видно, как снайпер из соседнего здания успел прострелить насквозь его руку, прежде чем корреспондент двумя выстрелами не обезвредил и его.
Основной кадр был смят и искажён оборонительной подсветкой, но службы новостей повторяли его вновь и вновь. Прокурор, поднявший «Скорпион», выпускающий пулю за пулей в лицо Майтенаринн… Замерла его рука… Неожиданно изменилось бесстрастное выражение лица…
Он медленно повернул пистолет дулом к себе и, помедлив, нажал на спусковую скобу.
Всё кончилось разом. Майтенаринн стояла, не отрывая взгляда от лица Прокурора — на последнем застыло величайшее изумление. Словно в последний момент он понял что-то очень важное.
Восемь убитых у её ног. Трое из них — гвардейцы. С пола, залитого кровью, медленно, прихрамывая, поднялся водитель «буйвола», всё ещё подсвечивающий синим конусом пространство прямо перед Светлой. Ему помогли отойти в сторону, выпустить из обожжённых пальцев горячее ружьё.
Майтенаринн опустилась на колени. Медленно, вся измазанная кровью, своей и чужой.
— Vorgh as en Tae, — произнесла она бесцветно, спотыкаясь на каждом слоге.
Те, кто выжили… кроме немногих, что предпочли взирать на происходящее через видоискатели, последовали её примеру.
«Смерть очищает всё».
— Vorgh vert Tae faer beart, — проговорила Светлая, поднимая плохо повинующиеся руки над головой, исполняя знак Всевидящего Ока. — «Смерть прощает и учит».
Хор голосов повторил слова.
После этого Светлая упала, ничком.
Тут же оцепенение спало со всех тех, кто не был мёртв.
12. Плачущие небеса
— Вам нужна медицинская помощь, тахе-тари, — советник, Омлан Эстерен эс Темстар, дал знак врачам. Те замерли: Светлая запретила прикасаться к ней, позволила только перевязать руку и произвести общий осмотр — на предмет не замеченных ранее ранений.
— Таха-тиа Омлан, — возразила я, стуча зубами. Мне было очень плохо. Во всех смыслах. Но надо было сделать ещё немного. — Я уже не истекаю кровью. Есть несколько пунктов, по которым мне нужна ваша помощь.
— Слушаюсь. Учитывая обстоятельства событий, и то, что прежний Генеральный Прокурор нарушил присягу в момент проведения следственных действий… Принимая по внимание…
— Пожалуйста, сам вывод.
— Формально сейчас исполняющей обязанности Генерального Прокурора являетесь вы, тахе-тари. Как ни неприятно бы это было для вас. Через два часа Парламент начнёт слушания по данному инциденту и предложит вам передать полномочия другому лицу. Надеюсь, это то, чего вы хотите.
Да уж. Даже если свихнусь до конца, начинать драку за такой пост… ни за что. Достаточно крови. Так много крови. Так много грязи…
Грязь останется. Я догадываюсь, кто может занять место Генерального. Не всё ещё забыла. Ох, Май, пожалеешь… Да и что изменится, в целом? Но я опять пошла наперекор очевидным доводам.
— В соответствии с временно присвоенными полномочиями, — я едва не уронила жезл, но никто не посмел улыбнуться. Я была готова придушить всех тех, кто сейчас снимал происходящее на видео, но они были нужны мне. Ненадолго.
— Слушаю вас, — секретарь прежнего Генерального «достался по наследству».
— Первое решение. Первым заместителем и секретарём Генерального Прокурора становится советник… — я назвала имя советника, едва не перепутав титулы и всё полагающееся.
Секретарь сделал всё возможное, чтобы скрыть эмоции. Власть уплыла из его рук. А он не мог сказать ни слова. Не мог даже скривиться. Но он был мерзок… Он не мог лгать мне. «Зрение» скоро должно было погаснуть, когда я упаду, наконец. «Зрение» истощало меня, истощало стремительно. Пожалуйста, ещё немного. Совсем немного.
Советник поклонился.
— Благодарю вас, но…
— Дождёмся, когда посторонние покинут помещение. Благодарю. Второе решение. Вот список имён, — я перечислила. — Нужно срочно отозвать все постановления прежнего Прокурора, касающиеся этих людей. Отменить все санкции. При необходимости, объявить оправдательные заключения.
— Слушаюсь.
— Третье. Пожалуйста. Я понимаю, как это трудно. Мне нужна аудиенция у Её Светлости. Как можно скорее.
— Это очень тяжело, — признался советник, — учитывая состояние её здоровья. И состояние вашего. Но, полагаю, она сейчас внимательно изучает то, что произошло.
Я замерла.
— Слушаю вас, тахе-тари, — советник оглянулся. Секретаря уже след простыл. Но он успел посмотреть мне в глаза… он всё понял.
— Четвёртое решение будете принимать уже вы. Я хочу просить Её Светлость о назначении вас Генеральным Прокурором. Вы можете отказаться. Но я очень прошу вас согласиться.
Советник поклонился.
— Я с радостью подчинюсь вашему требованию, но Парламент не утвердит мою кандидатуру. Это очевидно. Извините, тахе-тари. Я признателен вам за оценку, но вы не сможете убедить их. Даже вы.
— Если я правильно понимаю, — я сжала зубы, стараясь удержаться в сознании. — В соответствии с пунктом…
Советника словно озарило внутренним светом.
— Верно, тахе-тари! — воскликнул он. — Её Светлость в данном случае в состоянии назначить меня без утверждения Парламентом. Но вам предстоит убедить Её Светлость.
— Я приложу все усилия. Теперь, прошу вас, пусть меня оставят в покое. И… окажут помощь. Когда я смогу рассчитывать на аудиенцию?
— Думаю, часа через два.
— Буду ли я в состоянии разговаривать через два часа? — спросила я врачей.
— Только если… Светлая… Вам нельзя принимать стимулирующие препараты. В такое время и при таких ранениях…
— Я настаиваю. После этого я буду в вашем распоряжении, столько, сколько потребуется.
Я попросила выйти всех, кроме советника.
— Таха-тиа Омлан, — попросила я его тихо. — Относительно людей, о которых я говорила. Для меня это очень важно.
— Генеральный Прокурор никогда не повторяет приказаний дважды, — сухо заметил советник. — Вам следует запомнить это. Отдыхайте, Светлая. Не беспокойтесь. Я не подведу вас.
— Я знаю, — глаза закрывались… закрывались…
— Каким образом? — не выдержал он. — Да, и откуда у вас такие познания в юриспруденции? Простите меня…
— Не знаю. Не смогу объяснить.
Укол был очень болезненным. Саванти, Реа… Где они? Хочу, чтобы они были рядом.
Я проснулась оттого, что из темноты ко мне протянула длинные когтистые лапы мило улыбающаяся тётушка Ройсан. Лапы, источающие жуткий холод. Я села рывком, сбрасывая с себя остатки кошмара.
— Прошу прощения, — советник повернулся ко мне. — Мы привезли вас в летнюю резиденцию Её Светлости. Вас было велено не тревожить. Как ваше самочувствие?
— Могло быть и лучше, — призналась я. — Но я не могу медлить.
— Меня просили передать вам. Её Светлость не в состоянии принять вас должным образом. Не в состоянии соблюдать церемониал приветствия. Я приношу официальные извинения за такую непочтительность.