Шепот за окном Норт Алекс
– Ну, конечно же!
– Потому что даже когда мы ссоримся…
– Мы все равно любим друг друга. Очень сильно.
Я опустился на корточки, и показалось, что крепкие объятия немного придали мне сил. Что такие вот обнимашки очень часто и поддерживали во мне жизнь. А потом Джейк метнулся ко входу вслед за миссис Шелли, даже не обернувшись на меня напоследок. Я медленно двинулся обратно к воротам, надеясь, что сегодня он не влипнет ни в какие неприятности.
Но если влипнет…
Ладно, пусть влипает.
«Дай ему быть самим собой».
– О, привет!
Обернувшись, я увидел чуть позади себя Карен, которая прибавила шагу, чтобы меня догнать.
– Здрасьте, – отозвался я. – Как вы?
– Жду не дождусь нескольких часов тишины и покоя.
Она пристроилась рядом.
– Ну как Джейк вчера?
– Попал в желтый квадрат, – сказал я.
– Совершенно не представляю, что это означает.
Я объяснил суть этой светофорной системы. Значение и предполагаемая серьезность проступка Джейка представлялись в свете ночных событий таким пустячными, что я чуть было не рассмеялся под конец.
– Охренеть, как кошмарно, – сказала Карен.
– Вот и я так подумал.
Интересно, мелькнула у меня мысль, не наступил ли тот определенный некими неписаными правилами момент, когда оказавшиеся на школьной игровой площадке родители решают отбросить некоторую долю притворства и ругаться, как все нормальные люди. Если это был он, то меня порадовало, что я его благополучно преодолел.
– Хотя на самом-то деле это в некотором роде вроде ордена, – заметила она. – Теперь все одноклассники будут ему завидовать. Адам сказал, что у них пока не выпадало особого случая поиграть вместе.
– Джейк сказал, что Адам ему понравился, – соврал я.
– А еще он сказал, что Джейк иногда разговаривает сам с собой.
– Да, с ним такое случается. Воображаемые друзья.
– Точно, – Карен кивнула. – Целиком и полностью его понимаю и сочувствую. Некоторые из моих лучших друзей тоже воображаемые… Шучу, естественно. Но Адам прошел через это, а наверняка и я тоже, когда была маленькой. Да и вы сами, скорее всего.
Я нахмурился. Некое воспоминание вдруг вернулось ко мне.
– Мистер Ночь, – произнес я.
– Простите?
– Господи, я сто лет об этом не вспоминал! – Я провел рукой по волосам. Как же я ухитрился про это забыть? – Ну да, у меня действительно имелся воображаемый друг. Когда я был значительно моложе, то, бывало, говорил матери, что кто-то приходит в мою комнату по ночам и обнимает меня. «Мистер Ночь». Так я его называл.
– Угу… Вообще-то малость жутковато. Но дети постоянно рассказывают всякие страшилки. Целые веб-сайты посвящены этой теме. Вам стоит записать это и запостить.
– Может, так я и сделаю. – Но это напомнило мне про кое-что еще. – Джейк недавно говорил другие странные вещи. «Если дверь прикрыть забудешь, скоро шепот слышать будешь». Вы никогда такого не слышали?
– Хм-м… – Карен призадумалась. – Действительно что-то смутно знакомое, я определенно уже слышала нечто такое… По-моему, один из тех стишков, которые дети рассказывают друг другу на игровой площадке.
Вот только не на этой площадке, поскольку Джейк продекламировал его вечером перед своим первым учебным днем. Может, это действительно был самый обыкновенный детский стишок-страшилка, которого я никогда раньше не слышал, – что-то из тех телевизионных программ, которые я ему ставил, сам при этом моментально переключаясь на какие-то собственные дела и мысли.
Я вздохнул.
– Просто надеюсь, что сегодняшний день у него пройдет получше. Я беспокоюсь за него.
– Это вполне естественно. А что говорит ваша супруга?
– Она умерла в прошлом году, – ответил я. – Не совсем представляю, насколько хорошо он с этим справляется. Полагаю, это вполне объяснимо.
Карен немного помолчала.
– Мне очень жаль про это слышать.
– Спасибо. Не совсем представляю, насколько хорошо и я сам со всем этим справляюсь, если честно… Никогда не знал, хороший я отец или нет. Хотя делаю для него все, что в моих силах.
– Это тоже естественно. Уверена, что вы можете не сомневаться.
– Хотя, может, куда более серьезный вопрос – это насколько хорошо можно оценить эти мои силы.
– И опять-таки я уверена, что переживать вам на этот счет не стоит.
Карен остановилась и засунула руки в карманы. Мы подошли к перекрестку, и по нашему взаимному «языку тела» стало ясно, что дальше она собирается идти прямо, а я – повернуть вправо.
– Но, тем не менее, – произнесла Карен, – похоже, что вам обоим пришлось пережить довольно тяжелые времена. Так что я думаю – не то чтобы вы спрашивали мое мнение, я понимаю, но в жопу все эти тонкости, – что, может, вам не стоит относиться к себе столь сурово?
– Может.
– Хотя бы немножко, по крайней мере?
– Наверное.
– Легче сказать, чем сделать, я знаю. – Она взяла себя в руки, словно вздохнув сразу всем своим телом. – Но все равно. Вечером опять пересечемся. Хорошего дня!
– Вам тоже.
Я думал об этом всю оставшуюся дорогу домой. «Может, вам не стоит относиться к себе столь сурово…» Наверняка в этом была какая-то доля правды, поскольку, в конце концов, я всего лишь пробиваюсь сквозь жизнь, барахтаясь в ней в меру сил, как и любой другой, разве не так? Действительно делаю, что могу.
Но, уже дома, я все еще расхаживал по первому этажу, не особо представляя, что мне делать с самим собой. Раньше я подумывал, что было бы неплохо провести какое-то время без Джейка. Теперь же, когда дом стоял вокруг меня пустой и безмолвный, я чувствовал стремление оказаться к нему как можно ближе.
Поскольку мне было нужно, чтобы ему не грозила никакая опасность.
И я точно не вообразил себе то, что случилось ночью.
Это вызвало укол паники. Если полиция не собирается нам помочь, то, значит, придется это сделать мне самому. Проходя по пустым комнатам, я ощутил прилив отчаяния – назойливое стремление сделать что-то, хотя я и не имел ни малейшего представления, что именно. В итоге забрел в свой кабинет. Лэптоп всю ночь простоял в спящем режиме. Я ткнул пальцем в трекпэд, и экран пробудился к жизни, открывая набранные на нем слова.
«Ребекка…»
Она-то точно знала бы, что сейчас делать, – она всегда знала. Я представил, как Ребекка сидит на полу рядом с Джейком, поджав ноги, с энтузиазмом перебирая какие-то разбросанные между ними игрушки. Или, уютно свернувшись на нашем старом диване, читает ему – его голова у нее под подбородком, а их тела так близко друг к другу, что они кажутся одним человеком. Когда бы он ни позвал ночью, Ребекка всегда уже мчалась к нему, пока я еще только просыпался. И звал он всегда маму.
Я стер слова, которые написал вчера, после чего напечатал три новых предложения.
Мне не хватает тебя.
Кажется, я теряю сына и не знаю, что делать.
Прости меня.
Секунду я таращился в экран.
Хватит.
Хватит ныть! Как бы ни было трудно, это моя задача присматривать за своим сыном, и если эти «мои силы» недостаточно эффективны, тогда их нужно удвоить.
Я опять направился к входной двери. На ней и замок, и цепочка, но этого явно недостаточно. Так что вдобавок установлю еще и защелки-блокираторы, причем повыше, чтобы Джейк не дотянулся без посторонней помощи. Датчики движения в низу лестницы. Все это легко сделать. Все это выполнимо и вполне подъемно, как бы ни грыз меня червячок неуверенности в собственных силах.
Но имелось и кое-что еще, что я мог сделать прямо сейчас, так что я переключил внимание на кипу почты, лежащую на лестнице у меня за спиной. Здесь появилось еще два письма, адресованных Доминику Барнетту, оба – извещения от коллекторских агентств. Я отнес их в кабинет, закрыл на лэптопе «Ворд» и открыл веб-браузер.
«Давай-ка посмотрим, кто ты такой, Доминик Барнетт!»
Я точно не знал, что рассчитывал найти на него в Интернете. Может, страничку в «Фейсбуке» – что-то с фотографией, которая подскажет мне, не тот ли это человек, который приходил вчера, – а если и нет, то, по крайней мере, любого рода адрес, который я могу посетить в реальном мире. Да что угодно – только бы помогло мне защитить Джейка и выяснить, что, черт побери, творится в моем новом доме!
Фотографию я нашел с первой же попытки. Доминик Барнетт не был моим загадочным гостем. Он оказался моложе, с густой иссиня-черной шевелюрой. Но снимок обнаружился вовсе не на сайте какой-нибудь социальной сети. Нет, он открылся в блоке новостей на самом верху страницы с результатами поиска: «Полиция рассматривает смерть местного жителя как убийство».
Стены комнаты словно сжались вокруг меня. Я таращился на эти слова, пока они не начали терять смысл. В доме воцарилась полная тишина, и я мог слышать тугое биение своего сердца.
И тут…
Кр-к!
Я бросил взгляд на потолок. Опять какой-то скрип – такой же, как в первый раз, словно кто-то сделал единственный осторожный шажок в комнате Джейка. По коже пробежали мурашки, когда я вспомнил, что произошло ночью, – фигуру, которую, как я вообразил, стояла в ногах моей кровати, со свешивающими набок волосами, совсем как у той девочки, которую нарисовал Джейк. Ощущение, будто меня дергают за ногу.
«Проснись, Том!»
Но, в отличие от мужчины в дверях, это было всего лишь мое воображение. Тогда я все еще наполовину спал, в конце концов. Ничего более, чем остатки ночного кошмара из прошлого, которому придали реальные очертания страхи из настоящего.
Ничего такого у меня в доме нет.
Решительно настроенный отвлечься от этого шумка, я заставил себя щелкнуть на ссылке на статью.
Полиция рассматривает смерть местного жителя как убийство.
Недавно полиция официально объявила, что смерть Доминика Барнетта, тело которого было обнаружено в лесном массиве во вторник, является убийством.
Барнетт, 42 года, проживающий на Гархольт-стрит в Фезербэнке, был обнаружен на берегу ручья детьми, играющими в Холлингбекском лесу. Сегодня старший детектив-инспектор Лайонс сообщил прессе, что смерть Барнетта наступила в результате «значительных» повреждений головы. Изучаются сразу несколько возможных мотивов для этого нападения, но предметы, обнаруженные на месте преступления, позволяют предположить, что ограбление исключается.
«Мне хотелось бы воспользоваться случаем и успокоить людей в общем и целом, – говорит Лайонс. – Мистер Барнетт был хорошо известен полиции, и мы считаем, что это единичное происшествие. Однако мы усилили патрулирование данного района и просим всех, кто располагает какими-либо сведениями, немедленно выйти на связь».
Я еще раз перечитал заметку – зарождающаяся во мне паника только усилилась. Судя по адресу, это, несомненно, был тот самый Доминик Барнетт. Он жил в этом доме. Может, сидел точно на том самом месте, где сейчас сижу я, или же спал там, где сейчас спальня Джейка…
И был убит в апреле этого года.
Пытаясь сохранять спокойствие, я щелкнул на «возврат» и поискал еще какие-нибудь статьи. Факты, которых оказалось негусто, обнаруживались в час по чайной ложке и зачастую между строк. «Мистер Барнетт был хорошо известен полиции». Достаточно осторожная формулировка, но, как выяснилось, намекала она на то, что он был каким-то образом замешан в торговле наркотиками, и именно это, как предполагалось, и могло стать мотивом убийства. Холлингбекский лес располагался к югу от Фезербэнка, на другой стороне реки. Почему Барнетт там оказался, было совершенно неясно. Орудие убийства обнаружили неделю спустя, после чего эта тема достаточно быстро заглохла. Из того, что мне удалось найти в Интернете, убийца так и не был пойман.
Что означало, что он – или они – по-прежнему где-то здесь.
От осознания этого меня всего перекорежило. Я не знал, что делать. Опять позвонить в полицию? То, что я выяснил, вряд ли многое добавляло к тому, что я им уже рассказал… Нет, все-таки позвоню, решил я, поскольку надо хоть что-нибудь делать. Но сначала надо получить побольше информации.
После некоторых раздумий дрожащими руками я порылся в кипе бумаг, которые сохранил после покупки дома, нашел нужный адрес и подхватил ключи. Дополнительные меры безопасности пока могли обождать. Имелся один человек, который точно мог кое-что рассказать мне про Доминика Барнетта, и я решил, что сейчас самый момент переговорить с ней.
25
«Всегда заканчивается там, где начинается», – подумала Аманда.
Она как раз просматривала записи с камер наблюдения, полученные с окружающей пустырь территории, и не удержалась, чтобы не вспомнить, как два месяца назад изучала изображения тех же самых улиц. Тогда это делалось в надежде засечь того, кто похитил Нила Спенсера. Теперь она искала того, кто вернул тело мальчика. Но пока что результат был тем же самым.
Нулевым.
«Пока рано, мы только начали», – повторяла она себе, хотя и понимала, что эта успокаивающая мыслишка – полная чушь и самообман. Откуда рано? Вообще-то на самом деле слишком поздно, чертовски поздно, в первую очередь для самого Нила Спенсера. В памяти постоянно вспыхивали яркие образы, виденные на пустыре, даже хотя мысленно задерживаться на ужасах, которые Аманда видела прошлой ночью – на том, что оказалась неспособна вовремя отыскать Нила – было абсолютно без толку. То, что надо сделать взамен, – это сосредоточиться на работе. Шаг за шагом. По одной подробности за раз. Это и есть тот способ, каким они со временем возьмут того мерзавца, который сделал все это с малолетним мальчишкой.
Еще одна вспышка.
Аманда помотала головой, а потом посмотрела вглубь комнаты, где за выделенным ему письменным столом тихо работал Пит Уиллис. После того как у нее наконец появилась возможность присесть, она ловила себя на том, что постоянно украдкой поглядывает на него. Время от времени он снимал трубку и куда-то звонил; остальное время все его внимание было полностью сфокусировано на фотографиях и бумагах перед ним. Фрэнк Картер что-то знал, и Пит внимательно изучал историю посещений его тюремных дружков и приятелей, пытаясь выяснить, не мог ли кто-нибудь из них оказаться ответственным за передачу Картеру информации из внешнего мира. Но сейчас Аманду больше занимал сам Пит.
Как он может быть таким спокойным?
Хотя она прекрасно знала, что он тоже страдает, где-то глубоко под поверхностью. Припомнила, каким он был вчера, после посещения Фрэнка Картера, а потом ночью на пустыре. Если сейчас Пит казался отстраненным, то лишь потому, что отвлекал себя точно так же, как это пыталась сделать она сама. И если ему это удавалось, то попросту по той причине, что у него в этом деле было куда больше опыта.
Аманде хотелось спросить у Пита, в чем тут секрет.
Но вместо этого она заставила себя переключить внимание на видеозаписи, уже где-то в глубине души зная, что толку не будет, – точно так же, как и два месяца назад, когда ее группа постепенно, одного за другим, опознавала и исключала из расследования людей, попавших под объективы немногочисленных камер городка. Это было крайне тоскливое занятие. Чем больше было просмотрено, тем сильней ее охватывало неверие в собственные силы и правильность выбранного пути. Но это было необходимо.
Она с трудом продиралась сквозь размытые изображения. Стоп-кадры мужчин, женщин и детей. Всех предстояло опросить, пусть даже никто из них и не видел ничего существенного. Человек, которого они искали, был для этого слишком осторожным. И то же самое с транспортными средствами. Ее убежденность во время инструктажа была искренней, и какая-то часть ее продолжала культивировать эту убежденность, но в глубине души она сознавала, что в данном случае они бессильны. Оставался непреложный факт – по Фезербэнку можно спокойно ездить, избегая камер наблюдения. Особенно если знаешь, что делаешь.
Эту мысль Аманда записала в блокнот, лежащий под рукой.
«Знание расположения камер?»
Но опять-таки – точно такую же запись она делала и два месяца назад. История повторяется.
«Всегда заканчивается там, где начинается».
Она раздраженно отбросила ручку, после чего встала и подошла туда, где работал Пит, настолько поглощенный своим занятием, что даже не заметил ее. Из принтера у него на столе одна за другой вылезали фотографии – стоп-кадры с посетителями тюрьмы. Пит сверял их с данными на экране и что-то отмечал в блокноте. На столе лежала также распечатка какой-то старой газеты. Аманда наклонила голову, чтобы прочитать заголовок.
– «Тюремная свадьба Кокстонского Каннибала»? – спросила она.
Пит вздрогнул.
– Что?
– Да я про эту статью. – Она перечитала это еще раз. – Мир никогда не перестает меня удивлять. В основном своими ужасами.
– А-а, ну да. – Пит махнул рукой на фотографии, которые успел отсортировать. – А это все его гости. Настоящее имя – Виктор Тайлер. Двадцать пять лет назад он похитил маленькую девочку. Мэри Фишер.
– Помню ее. – Аманда кивнула.
Они с ней были примерно одного возраста. И хотя Аманда не сумела представить себя лица девочки, мозг немедленно связал имя со страшными историями и зернистыми фотографиями в старых газетах. Двадцать пять лет. Трудно поверить, как давно это было и как быстро люди теряются в прошлом и забываются всем остальным миром…
– Она и сама уже могла бы выйти замуж, – сказала Аманда. – Хотя странно, правда?
– Да. – Пит вытащил из принтера очередную фотографию и секунду вглядывался в экран. – Тайлер женился пятнадцать лет назад. На некоей Луизе Диксон. Невероятно, но они до сих пор вместе. Хотя ни единой ночи вместе не провели, естественно. Но сама знаешь, как это иногда бывает… Такие люди обладают определенной привлекательностью. Романтика.
Аманда кивнула сама себе. Преступники, даже наихудшие из них, никогда не испытывают недостатка в собеседниках по переписке из внешнего мира. Для определенного сорта женщин они словно валерьянка для кошки. «Он этого не делал», – убеждают они себя. Или что он изменился – а если нет, то как раз им-то под силу оказать на него благотворное влияние. Может, некоторым из них даже нравится опасность. Для нее самой все это не имело ни малейшего смысла, но это было так.
Пит что-то написал с обратной стороны фотографии, после чего отложил ее в сторону и потянулся за другой.
– А Картер с ним в друзьях? – спросила Аманда.
– Картер был его шафером.
– М-да, представляю себе эту церемонию… Кто выходит за таких замуж? Сам сатана?
Но Пит ничего не ответил. Оторвавшись от экрана, он полностью сосредоточился на фотографии, которую только что достал из принтера. Еще кто-то из посетителей Тайлера, предположила Аманда, хотя этот снимок полностью захватил его внимание.
– Кто это?
– Норман Коллинз. – Пит поднял на нее взгляд. – Я знаю его.
– Расскажи.
Он вкратце просветил ее. Нормана Коллинза, местного жителя, допрашивали в ходе расследования двадцать лет назад – не потому, что против него имелись какие-то конкретные улики, а по причине его поведения. По описанию Пита, он представлял собой нечто вроде одного из тех уродов, которые иногда пытаются влезть в проводящееся расследование. Опытные детективы уже умеют их вычислять. Это те, что толкутся в задних рядах на пресс-конференциях и похоронах. Те, что пытаются подслушать какие-то ваши разговоры или задают слишком много вопросов. Те, что проявляют избыточный интерес или просто болтаются где-то поблизости. Поскольку, хотя подобное поведение и может объясняться просто болезненным любопытством или недостатком воспитания, именно так зачастую действуют и сами убийцы.
Но Коллинз – явно не тот случай.
– Ничего у нас на него нет, – сказал Пит. – Даже меньше, чем просто ничего, вообще-то говоря. У него железное алиби на время всех похищений. Никаких связей ни с детьми, ни с их родственниками. Вообще ни хрена. Под конец он стал просто примечанием к делу.
– И все же ты его помнишь.
Пит опять уставился на фотографию.
– Мне он никогда не нравился, – произнес он.
Наверняка это тоже была пустышка, и Аманде не хотелось поднимать свои надежды на излишнюю высоту, но при всей методичности и разуме, есть еще и такая штука, как интуиция. Если Пит до сих пор помнит этого человека, наверняка к этому его что-то подталкивало.
– И вот теперь он опять вылез, – сказала она. – Есть адрес?
Пит пощелкал по клавиатуре.
– Угу. Он по-прежнему живет там же, где и раньше.
– Хорошо. Съезди пообщайся с ним. Это наверняка ничего, но давай выясним, зачем он посещал Виктора Тайлера.
Пит еще секунду вглядывался в экран, после чего кивнул и поднялся.
Аманда направилась обратно к своему столу. Детектив-сержант Стефани Джонсон перехватила ее на полпути.
– Мэм?
– Пожалуйста, не называй меня так, Стеф. Из-за этого я чувствую себя, как чья-нибудь бабуля. Есть что-нибудь с подомового обхода?
– Пока ничего. Но вы ведь хотели знать, если вдруг что-нибудь поступит от озабоченных родителей? Сообщения о бродягах – такого вот рода…
Аманда кивнула. Мать Нила поначалу упустила кое-что важное, и Аманда не хотела, чтобы они повторили ту же ошибку.
– Есть кое-что, вызов поступил рано утром, – сказала Стеф. – Позвонил один мужчина; сказал, что кто-то находился рядом с его домом и разговаривал с его сыном.
Аманда подошла к столу Стефани и повернула экран к себе, чтобы прочитать подробности. Мальчику, о котором шла речь, было семь. Школа «Роуз-террас». Какой-то мужчина за входной дверью предположительно разговаривал с ним. Но в рапорте также упоминалось, что мальчик вел себя как-то странно, и между строк читалось, что прибывшие по вызову патрульные не восприняли сказанное всерьез.
Наверное, придется сказать им пару теплых слов.
Аманда выпрямилась и двинулась по комнате, бросая вокруг сердитые взгляды. Заметила детектива-сержанта Джона Дайсона. Вот он и сгодится – ленивый поганец просто просиживает штаны за кучей бумаг и играется со своим мобильником. Когда она подошла к нему и щелкнула пальцами у него перед физиономией, он просто уронил его на колени от неожиданности.
– Пошли со мной, – приказала она ему.
26
До дома миссис Ширинг – женщины, которая продала нам наш новый дом – было десять минут езды.
Я припарковался рядом с отдельно стоящим двухэтажным строением с двухскатной крышей и большой мощеной подъездной дорожкой, отделенным от тротуара металлической оградой с черным почтовым ящиком на столбе. Это был куда более престижный район Фезербэнка, чем тот, в котором теперь жили мы с Джейком – в доме, которым некогда владела и который некогда сдавала миссис Ширинг.
И в последнее время, судя по всему, Доминику Барнетту.
Просунув руку между прутьями ворот, я открыл защелку. Едва толкнул створку, как где-то внутри дома неистово залаяла собака, и шум только усилился, когда я подошел к входной двери, нажал на кнопку звонка и стал ждать. Миссис Ширинг открыла на втором звонке, но цепочку снимать не стала, присматриваясь сквозь щель. Пес крутился позади, сердито тявкая на меня, – маленький йоркширский терьер. Его мех подернулся сединой, и выглядел он таким же старым и дряхлым, как и его хозяйка.
– Да?
– Здрасьте, – сказал я. – Не знаю, помните ли вы меня, миссис Ширинг. Меня зовут Том Кеннеди. Я купил ваш дом несколько недель назад. Мы встречались пару раз, когда я его смотрел. Я был с сыном.
– Ах да. Конечно… Фу, Моррис! А ну давай назад. – Последнее было адресовано собаке. Миссис Ширинг отряхнула платье и повернулась ко мне спиной. – Простите, он очень возбудимый. Что я могу для вас сделать?
– Это насчет дома. Мне вот интересно, можно ли поговорить с вами насчет одного из предыдущих жильцов?
– Понятно…
Похоже, при этих словах она испытала некоторую неловкость, словно хорошо понимала, кого конкретно я имею в виду, и предпочла бы не обсуждать эту тему. Я решил дождаться, пока она выйдет. После нескольких секунд молчания воспитанность все-таки взяла верх над какими-то иными соображениями, и миссис Ширинг отстегнула цепочку.
– Понятно, – повторила она. – Тогда лучше заходите.
Внутри хозяйка явно засуетилась, принявшись спешно приводить в порядок одежду и волосы и рассыпаясь в извинениях за состояние дома. В чем абсолютно не было никакой нужды: дом был просто роскошный, настоящий дворец – одна только прихожая размером с мою переднюю комнату, – и безукоризненно чистый, с широкой деревянной лестницей, загибающейся полукругом ко второму этажу. Я последовал за миссис Ширинг и восторженно путающимся у меня в ногах Моррисом в уютную гостиную. Перед камином полукругом стояли два диванчика и кресло, камин был пуст и без единого пятнышка, а вдоль одной из стен стояли шкафы, за стеклянными дверцами которых виднелся тщательно расставленный на одинаковом расстоянии друг от друга хрусталь. Картины на стенах изображали сельские виды и охотничьи сцены. Фасадное окно в глубине комнаты было закрыто красными бархатными шторами, закрывающими вид на улицу.
– Дом у вас просто замечательный, – сказал я.
– Спасибо. Вообще-то он великоват для меня, особенно после того, как дети разъехались, а Дерек скончался, упокой, Господи, его душу. Но теперь-то я слишком стара, чтобы куда-то переезжать. Каждые несколько дней приходит одна девушка, прибирается тут… Жуткая роскошь, но что поделаешь? Пожалуйста, присаживайтесь.
– Благодарю вас.
– Не хотите чаю? Кофе?
– Нет, спасибо.
Я уселся. Диванчик оказался жестким и неудобным.
– Ну как вы, уже устроились? – спросила миссис Ширинг.
– Да вроде все нормально.
– Приятно слышать. – Она растроганно улыбнулась. – Знаете, я выросла в том доме и всегда хотела, чтобы под конец он достался кому-нибудь достойному. Приличной семье. Ваш сын… Джейк, если я правильно помню? Как он?
– Только что пошел в школу.
– «Роуз-террас»?
– Да.
Опять та же улыбка.
– Очень хорошая школа. Я ходила туда, когда была маленькой.
– А отпечатки ваших рук тоже есть на стене?
– Есть! – Она гордо кивнула. – Один красный, один синий.
– Здорово. Так вы сказали, что выросли на Гархольт-стрит?
– Да. После смерти моих родителей мы с Дереком сохранили его просто как вложение денег. Это была идея моего супруга, но меня не потребовалось долго уговаривать. Я всегда была в восторге от этого дома. Столько воспоминаний, знаете ли…
– Ну да, конечно. – Я подумал про человека, который болтался вокруг, и попытался сделать кое-какие подсчеты. Он был значительно моложе миссис Ширинг, но такая возможность ничуть не исключалась. – Кстати, а у вас не было ли, часом, младшего брата?
– Нет, я была единственным ребенком. Наверное, как раз поэтому так привязана к этому дому. Он был мой, понимаете? Весь мой. Я любила его. – Она вдруг слегка скривилась. – Когда я была маленькой, мои друзья его немного побаивались.
– Почему побаивались?
– О, это просто такой тип дома, по-моему. Вид у него и вправду немного странноватый, не правда ли?
– Пожалуй. – Карен вчера сказала мне практически то же самое, и в ответ я повторил те же слова, что сказал ей, хотя, честно говоря, это начинало звучать пустым звуком: – У него есть характер.
– Именно! – Миссис Ширинг была явно польщена. – Именно то, что я тоже всегда думала! Вот потому-то я так рада, что теперь он опять оказался в надежных руках.
Я это просто проглотил, поскольку сам дом не представлялся мне даже отдаленно надежным. Но, как я подозревал, кем бы ни был человек, который болтался вокруг, он явно соврал насчет того, что вырос там. И еще меня поразили некоторые ее формулировки. Теперь опять в надежных руках. И она хотела, чтобы он достался кому-нибудь достойному под конец.
– А до этого он был не в надежных руках?
Миссис Ширинг опять явно испытала неловкость.
– Вообще не особо… Просто, скажем так: в прошлом мне не очень-то сильно везло с жильцами. Но теперь это так трудно признать, верно? Люди могут показаться очень приятными, когда с ними только знакомишься. И вообще у меня никогда не было настоящих причин жаловаться. Платили вовремя. Дом содержали вполне в порядке…
Она не договорила, словно не зная, как объяснить, в чем заключались настоящие проблемы, и предпочла бы закрыть эту тему. Но, в отличие от нее, я не мог позволить себе такой роскоши.
– Но?..
– Ой, ну не знаю… У меня никогда не было против них ничего конкретного, иначе я не стала бы медлить. Просто подозрения. Что, наверное, еще какие-то люди живут в этом доме…
– Что они сдавали комнаты в субаренду?
– Да. Такие некрасивые вещи иногда случаются. – Миссис Ширинг скривилась. – В доме иногда как-то странно пахло, когда я туда заглядывала, – но, конечно, в наши дни вам нельзя делать такое без договоренности… Можете в это поверить?! Договоренность, чтобы посетить свой собственный дом! Даже просто заранее предупредить – и то мало. Единственный раз, когда я появилась там без договоренности, он меня не впустил.
– Это был, наверное, Доминик Барнетт?
Она замешкалась.
– Да. Он. Хотя тот, что до него, был не лучше. По-моему, я только что избавилась от полосы неудач с этим домом.
«Которую ты передала мне».
– Так вы в курсе, что случилось с Домиником Барнеттом? – спросил я.
– Да, конечно.
Миссис Ширинг опустила взгляд на свои руки, аккуратно и деликатно лежащие у нее на коленях, и некоторое время молчала.
– Что было, конечно, совершенно ужасно. Такой судьбы никому не пожелаешь. Но из того, что я слышала потом, он действительно вращался в тех самых кругах.
– Наркотики, – брякнул я.
Еще секунда тишины. Потом она вздохнула, словно мы говорили о каких-то аспектах окружающего мира, которые были для нее абсолютно чуждыми.
– Не было никаких свидетельств тому, что он торговал ими в моем доме. Но – да. Это было очень прискорбное дело. И я полагаю, что смогла бы найти другого жильца после его смерти, но я уже слишком стара и решила отказаться от этой затеи. Подумала, что настала пора продать дом и подвести черту. Таким образом я смогла бы дать своему старому жилищу новый шанс с кем-нибудь другим. С тем, кто сумеет распорядиться им лучшим образом, чем я в последнее время.
