Сломленный принц Уатт Эрин
Он не двигается.
– Если у тебя никого нет, это не значит, что мой член тоже никому не нужен, правильно, Эбс?
Эбби издает какой-то непонятный звук. То ли соглашается, то ли нет. Мне плевать. Я просто хочу забрать Истона домой, пока он не сделал того, о чем потом пожалеет.
– Твой член получает достаточно внимания.
– Может, мне нужно еще больше, – Ист ухмыляется. – А тебе-то что? Мы оба знаем, что я трахну ее лучше тебя.
Лицо Эбби становится багряным.
– Истон, – натянуто произносит она.
– Что? Ты знаешь, что я прав. – Его нахальный взгляд останавливается на ней. – Ты зря сохнешь по нему, детка. Он хоть раз говорил тебе, что любит? Нет, верно? Потому что он никогда и не любил.
Эбби обиженно ахает.
– Да пошел ты, Истон! Пошли вы оба!
И она пулей вылетает из комнаты.
Истон наблюдает за ее уходом, а потом поворачивается ко мне и начинает смеяться. Холодным, безжизненным смехом.
– Вот и еще одна от тебя сбежала, а, братец? Элла, теперь Эбби…
– Эбби убежала из-за тебя, – я качаю головой. – Оставь ее в покое. Она не игрушка, Ист.
– А что, слишком хороша для такого придурка, как я?
Да.
– Я не это хотел сказать.
Ложь.
– Чушь собачья. Ты не хочешь, чтобы я обесчестил твою непорочную, милую Эбби. Не хочешь, чтобы я испортил ей жизнь. – Истон неуверенной походкой делает несколько шагов вперед. Исходящий от него запах алкоголя чуть не сбивает меня с ног. – Чертов лицемер. Это ты паршивая овца в стаде. Ты единственный, кто портит жизнь девчонкам.
Он подходит еще ближе, почти вплотную ко мне, приближает рот к моему уху и шипит:
– Это ты разрушил Эллу.
Я вздрагиваю.
Все смотрят на нас. Ройалы катятся в ад, леди и джентльмены. Близнецы перестали разговаривать со мной. Наверное, Себ что-то сказал Сойеру, и теперь они оба смотрят на меня так, как будто я прокаженный. Ист пытается забыться от боли, перепихиваясь направо и налево. Гид злится на весь мир. А я? Я просто иду ко дну.
– Ладно. С меня хватит. – Я обхожу его, стараясь держать себя в руках. – Делай что хочешь, приятель.
– А в этом ты чертовски прав, – еле ворочая языком, отвечает он.
Я ловлю взгляд Уэйда и киваю на дверь. Он тут же встречает меня там.
– Убедись, что Ист доберется до дома целым и невредимым, – шепчу я. – Он не в состоянии вести машину.
Уэйд кивает.
– Я прослежу. А ты езжай домой. Завтра все станет лучше.
Если Элла вернется, то да. А если нет? Тогда мы в полном дерьме.
Чувствуя себя беспомощным, я еду домой и пытаюсь не думать о том, как моя жизнь катится в ад. Элла уехала. Ист сам не свой. Брук вернулась. Я не знаю, как справиться со злостью. И подраться пока нельзя. Ребра еще очень болят. Но с руками все нормально, и поэтому я спускаюсь в тренажерный зал в цоколе и направляю всю свою агрессию на боксерскую грушу.
Я представляю себя на месте этой груши. Я колочу по ней до тех пор, пока на костяшках не выступает кровь, а на ногах – красные отметины.
Но только вот легче мне совсем не становится.
Я смываю пот и кровь под душем, надеваю спортивные штаны и поднимаюсь наверх. В кухне достаю энергетический напиток и с удивлением обнаруживаю, сколько уже времени – перевалило за час ночи. Я провел в подвале почти полтора часа.
Изнеможенный, я тащу свое уставшее тело вверх по ступенькам. Может, сегодня мне, черт подери, удастся наконец поспать. В коридоре темно, все двери, кроме двери в комнату Истона, закрыты. Интересно, он уже вернулся с вечеринки?
Подойдя к своей спальне, я слышу звуки. Приглушенные стоны, вздохи.
Какого черта?
Не дай бог, там опять Брук!
Я рывком открываю дверь, и первое, что вижу, – это голая задница моего брата. Он на моей кровати. Как и Эбби, которая тихо стонет под Истоном. Ее руки сжимают его плечи, ноги обхватывают его бедра. Волосы веером разметались по моей подушке.
– Вы издеваетесь? – рычу я.
Истон останавливается, но его рука не перестает сжимать грудь моей бывшей девушки. Он смотрит на меня через плечо и злобно улыбается.
– Ох, мужик, так это твоя комната? – насмешливо спрашивает он. – Наверное, перепутал со своей. Прости, брат.
Я захлопываю дверь и, спотыкаясь, отступаю назад по коридору.
Я сплю в комнате Эллы. Вернее, лежу на кровати Эллы и всю ночь размышляю. Утром на кухне натыкаюсь на Иста.
– Эбби была хороша.
Он усмехается и откусывает кусок от яблока.
Я мысленно задаю себе вопрос, как ему понравится, если я возьму это яблоко и засуну ему в глотку. Он, наверное, рассмеется и скажет, что хочет еще одно, только чтобы показать мне. Но что показать? Что он до смерти меня ненавидит?
– Я и не думал, что мы делим одну девушку на двоих, как близнецы.
Я хватаю кувшин, но с излишним рвением, и фильтрованная вода выливается мне на руку.
Ист вымученно смеется.
– А почему бы и нет? Может, если бы я трахал Эллу, она бы не уехала.
Мои глаза застилает кровавая пелена.
– Только коснись ее, и я…
– Если бы она была здесь, ты, придурок! – Он бросает недоеденное яблоко, и оно разваливается на части, ударившись в край шкафчика в сантиметре от моей головы. – Как бы мне хотелось, чтобы это был гребаный кирпич и чтобы он разбил тебе голову.
Да уж, а мы, Ройалы, тут неплохо справляемся.
До конца дня я избегаю встречи с Истом.
Глава 7
Проходит еще одна неделя. Элла по-прежнему не нашлась, и мои братья по-прежнему не разговаривают со мной. Жизнь пошла наперекосяк, и я понятия не имею, как это изменить, поэтому перестаю даже пытаться. Я сдаюсь перед душевной болью, закрываюсь от всего мира и каждую ночь провожу в раздумьях о том, чем сейчас занимается Элла. В безопасности ли она. Скучает ли по мне… Ну конечно, не скучает. Если бы она скучала, то уже давно бы вернулась домой.
В понедельник я встаю с кровати и иду на тренировку. Всем сразу становится понятно, что мы с Истоном в ссоре. Он стоит на одной боковой линии, я – на другой. Между нами больше чем стадион. Черт, между нами такая пропасть, что туда мог бы вместиться весь Атлантический океан.
После тренировки в коридоре меня останавливает Вэл. У меня возникает непроизвольное желание прикрыть яйца.
– Просто скажи мне, что с ней все в порядке, – умоляет она.
– У нее все отлично.
– Она злится на меня? Я что-то не то сделала? – спрашивает Вэл дрожащим голосом.
Проклятье. Почему никто не может взять себя в руки?
– Я кто, ваш личный психотерапевт? Понятия не имею, почему она не звонит тебе, – рычу я из-за охватившей меня злобы.
Лицо Вэл морщится.
– Это подло, Рид. Она и мой друг тоже. У тебя нет никакого права прятать ее от меня.
– Если бы Элла захотела связаться с тобой, она бы тебе позвонила.
Не надо было мне это говорить, но мир и так уже катится в тартарары. Я не могу забрать свои слова назад, потому что Вэл убегает прочь.
Если Элла еще не питает ко мне ненависти, то она точно возненавидит меня со всей силой, когда вернется и увидит весь этот беспредел, который я натворил.
Взбешенный и растерянный, я поворачиваюсь и бью ногой по шкафчику. Металлическая дверца перекашивается от удара, который отдается по всей ноге. Не сказать, что это приятное ощущение.
В коридоре раздается смех. Я разворачиваюсь и вижу, как Ист протягивает руку, а Доминик Брунфелд что-то кладет ему на ладонь. Еще несколько ребят из нашей команды достают банкноты и отдают их Истону.
– Никогда не думал, что увижу, как ты будешь сходить с ума из-за девчонки, – говорит Дом, проходя мимо меня. – Ты подвел всех нас.
Я показываю ему средний палец и жду, когда со мной поровняется Ист.
– Не хочешь объяснить, что здесь происходит?
Ист машет веером из банкнот перед моим лицом.
– Самые легкие деньги в моей жизни. Ты съехал с катушек, брат. И все в школе об этом знают. Когда ты потеряешь самообладание, было лишь вопросом времени. Поэтому Элла и сбежала.
Я тяжело дышу через нос.
– Она вернется.
– Тебе волшебным образом удалось найти ее этой ночью? – он разводит руки в стороны и вертится на месте. – Потому что ее здесь нет. Ты ее видишь? Дом, ты видишь Эллу?
Взгляд Доминика перемещается с меня на Истона и обратно.
– Нет, он ее не видит. А ты, Уэйд? Ты ее видишь? Или она пойдет с тобой в туалет?
– Заткнись, Ист.
В его глазах вспыхивает боль, и он делает движение рукой, как будто закрывает рот на молнию.
– Затыкаюсь, Мастер Рид. Ты же единственный знаешь, как будет лучше для Ройалов, да? Ты все делаешь правильно. Получаешь хорошие оценки. Играешь в футбол. Трахаешь только правильных девчонок. Но вот только когда ты ошибаешься, это затрагивает всех нас. – Он обхватывает рукой мою шею и притягивает к себе так близко, что мы соприкасаемся лбами. – Так почему тогда тебе не заткнуться, Рид? Элла не вернется. Она мертва, как и наша дорогая мамочка. Только в этот раз это не моя вина. А твоя.
Меня захлестывает чувство стыда. Густая, мерзкая субстанция облепляет мои кости и тянет вниз. Я не могу убежать от истины. Брат прав. В маминой смерти есть доля и моей вины, и если Элла мертва, то здесь вина лежит на мне полностью.
Вывернувшись из хватки Истона, я возвращаюсь в раздевалку. До сегодняшнего дня мы с братьями никогда не ссорились на глазах у других. Мы всегда вели себя по принципу «один за всех и все за одного».
Мама ненавидела, когда мы ссорились дома, но совершенно не терпела этого, если мы были где-то за его пределами. Даже если кто-то из нас насмехался над остальными, она вела себя так, словно мы не ее дети.
Мальчикам Марии Ройал нельзя было опозорить ни ее, ни себя при посторонних. Ей достаточно было неодобрительно посмотреть на нас, и мы уже поправляли на себе одежду и закидывали руки друг другу на плечи, как будто это день открытых дверей на бейсбольном стадионе и мы просто счастливы так жить – несмотря на то, что секунду назад готовы были поубивать друг друга.
Дверь в раздевалку открывается. Даже не поднимая глаз, я знаю, кто это. И это точно не Ист. Когда он злится, то предпочитает держаться сам по себе.
– В пятницу, до игры, одна из Пастелей отрезала ножницами волосы у девятиклассницы. Девчонка выбежала из школы вся в слезах.
Я замираю. Плохо дело. Наверное, это та самая девчонка, которую видели мы с Делакортом. Она выскочила из здания и спряталась в «фольксвагене».
– Худенькая блондинка? Водит белый «пассат»?
Он кивает и садится рядом со мной на лавку, которая жалобно скрипит.
– За день до этого Дев Хан уничтожила научный проект Джун Чэнь.
– Джун ведь учится по гранту?
– Ага.
– Ха. – Я заставляю себя сесть ровно. – Еще есть интересные истории?
– Эти были самые интересные. Еще я слышал сплетни о других гнусностях, но подтвердить их не могу. Джордан плюнула на какую-то девчонку на уроке естествознания. Гуди Беллингем предлагает пятьдесят кусков любому, кто захочет пустить по кругу членов школьного совета.
Я устало потираю рукой челюсть. Идиотская школа.
– Прошло почти две недели.
– И за эти две недели твои братья перестали разговаривать с тобой, ты сцепился с Делакортом, разбил шкафчик. О, а до того, как уехала Элла, ты вдруг решил, что тебе не нравится внешность Скотта Гастонбурга, и немного поправил ему лицо.
– Он дерьмовое трепло.
Чувак оскорбил Эллу. И пусть я этого не слышал, но сразу это понял по нахальному выражению его лица, когда мы были в клубе. Он-то думал, что ему все сойдет с рук. Но он плохо меня знает.
– Может, и так. Все, что слетает с языка Гасти, не стоит того, чтобы слушать. Ты сделал всем огромное одолжение, сломав ему челюсть, но в школе становится все хуже. Тебе нужно взять себя в руки.
– Мне плевать на Астор.
– Возможно. Но если школой не будут управлять Ройалы, то она скатится в отстойник. – Уэйд ерзает на жестком металлическом сиденье. – Про Эллу тоже ходят слухи.
– Плевать. Пусть ходят.
– Ты это сейчас так говоришь. А представь, каково ей будет, когда она вернется? Они с Джордан уже на ножах. Да, их драка была чертовски горячей. Но потом тот случай с Дэниелом, а теперь она пропала. Все говорят, что она либо уехала делать аборт, либо восстанавливается после лечения венерических болячек. Если ты прячешь ее, то пора уже вернуть ее, показать всем свою силу.
Я молчу.
Уэйд вздыхает.
– Я понимаю, как тебе не хочется стоять во главе, но, мужик, ты главный, стал им сразу же, как Гид окончил школу. Если ты все пустишь на самотек, то к Хэллоуину здесь будет твориться адский ад. По стенам будут размазаны кишки и мозги. А на Джордан обрушится чей-нибудь праведный гнев, как в «Кэрри»[1].
Джордан. От этой курицы одни проблемы.
– Почему бы тебе не стать главным? – тихо говорю я. – У твоей семьи достаточно денег, чтобы купить родителей Джордан.
Уэйд из потомственных богатых аристократов. Мне кажется, часть их состояния до сих пор хранится у них в подвале в виде золотых слитков.
– Дело не в деньгах. Дело в фамилии Ройалов. Вас слушаются. Наверное, потому, что вас так много.
Он прав. Ройалы правят школой с тех пор, как Гид перешел в десятый класс. Не знаю, что именно произошло, но в один прекрасный день мы проснулись, и оказалось, что все смотрят на Гида. Если кто-то выходил за рамки, Гид урезонивал его. Правила были простыми – выбирай равного.
Равного в прямом смысле этого слова. Равного по социальному статусу, по количеству денег на банковском счету, по интеллекту. Если бы Джордан травила кого-нибудь из Пастелей – это было бы нормально. Но Джордан травит учеников-бюджетников, и это плохо.
Элла не попадала ни туда, ни туда. Она не принадлежала к бюджетникам. Но и не была из богатой семьи. А я вообще думал, что она спит с моим отцом. Что он притащил домой шлюху из элитного борделя. Они со Стивом любили наведываться в подобные места во время командировок. Да, мой папа – высший класс.
Я держался на расстоянии и ждал, а все остальные ждали вместе со мной. За исключением Джордан. Она сразу же увидела то, что увидел и я. Что Элла гораздо сильнее, чем те, с кем нам приходилось иметь дело в Астор-Парке. Джордан возненавидела ее. Меня же к ней тянуло.
– Мне не нужна власть, – говорит Уэйд. – Я хочу заниматься сексом, играть в футбол, действовать на нервы дружкам моей матери и напиваться. Я могу делать все это, даже если Джордан будет третировать любую симпатичную девчонку, которая дышит не так, как она. Но ты – другое дело. В тебе есть сознательность, мужик. Но из-за всего этого дерьма… то, что Дэниел продолжает ходить по школе, словно он и не пытался изнасиловать Эллу… короче, молчание считается вроде как одобрением.
Он поднимается с лавки.
– Народ рассчитывает на тебя. Это то еще бремя, я понимаю. Но если ты не возьмешь ситуацию в свои руки, то начнется кровавое побоище.
Я тоже встаю и иду к двери.
– Тогда пусть школа сгорит, – бормочу я. – Тушить пламя – не моя забота.
– Братан.
Я останавливаюсь в дверном проеме.
– Что?
– Дай мне знать, если сможешь, ладно? Я просто хочу быть в курсе, надо ли мне начинать носить защитный костюм.
Пожав плечами, я смотрю на него через плечо.
– Пусть все катится в ад, мне плевать.
За моей спиной раздается досадливый вздох, но я не собираюсь задерживаться ни на секунду. Пока Эллу не найдут, я не хочу отвлекаться на что-то, кроме ее поисков. Если кому-то еще плохо, ну и пусть. Нам будет плохо всем вместе.
Я плетусь по коридору, опустив голову. Мне почти удается дойти до класса, ни с кем не столкнувшись по дороге, когда вдруг меня окликает знакомый голос.
– Что случилось, Ройал? Обижаешься из-за того, что никто не хочет с тобой играть?
Я останавливаюсь. Лающий смех Дэниела Делакорта заставляет меня развернуться к нему лицом.
– Прости, не расслышал тебя, – сухим тоном говорю я. – Может, повторишь? Только в этот раз для моего кулака?
Он спотыкается о собственные ноги, потому что трудно не заметить угрозу в моем голосе. Коридор наполняется учениками, у которых закончились факультативы: музыкальный кружок, команда по дебатам, команда поддержки, научный кружок.
Я намеренно надвигаюсь на него, в крови бурлит адреналин. В прошлый раз мне удалось ударить ублюдка, но лишь единожды. Мои братья оттащили меня, пока я не покалечил его.
Но сегодня меня никто не остановит. Стая зверей – ученики Астор-Парка – почуяли кровь.
Делакорт отодвигается в сторону, не глядит на меня, но и боится поворачиваться ко мне спиной. «Я не из тех, кто бьет в спину, – хочется сказать ему. – Скорее, это в твоих привычках».
Но Делакорт считает иначе. Он чокнутый и всегда охотится за теми, кто, по его мнению, слабее его.
От его худощавого тела исходят волны злобы. Ему не нравится показывать свою трусость. В конце концов папочка всегда отмажет его. Да и пусть, но только папочки сейчас здесь нет.
– Ты всегда за насилие, да, Ройал? Думаешь, что кулаки решат все твои проблемы?
Я усмехаюсь.
– Ну, я хотя бы не использую наркоту, чтобы решать свои проблемы. Девчонки не хотят тебя, и ты накачиваешь их наркотиками. Такие у тебя методы, да?
– Элла хотела этого.
– Мне не нравится, когда ты произносишь ее имя. – Я делаю шаг вперед. – Тебе лучше забыть его.
– Или что? Мы будем драться на дуэли, пока один из нас не умрет?
Он раскидывает руки, приглашая остальных посмеяться вместе с ним, но они либо ненавидят его, либо боятся меня, потому что никто не издает ни звука.
– Нет. По-моему, ты ничтожество. Ты напрасно забираешь воздух, который с большим успехом мог бы вылетать из чьей-то задницы. Я не могу тебя убить – все эти идиотские законы и все такое, – но я могу причинить тебе боль. Сделать каждую минуту твоей жизни несчастной, – уверенным тоном говорю я. – Лучше бы тебе уйти из этой школы, парень. Никто не хочет тебя здесь видеть.
Дэниел начинает тяжело дышать.
– Это тебя здесь никто не хочет видеть, – презрительно усмехается он.
Затем оборачивается к толпе в поисках поддержки, но наших зрителей интересует лишь одно – когда же прольется кровь. Они сдвигаются ближе, выталкивая Дэниела вперед.
Тут его трусость выходит наружу. Он бросает в меня свой телефон, пластиковый корпус ударяется в мой лоб. Ученики ахают. По лицу течет теплая алая струйка, застилая глаза, капая на губы.
Я мог бы ударить его. Это проще простого. Но я хочу, чтобы он действительно страдал. Чтобы мы страдали оба. Поэтому я хватаю его за плечи и бью своим лбом в его лоб.
Его лицо окрашивается моей кровью, и я довольно улыбаюсь.
– Ну вот, твое личико заметно похорошело. Посмотрим, что я еще смогу сделать.
И я даю ему пощечину. Со всей силы.
Он краснеет от злости, вызванной пренебрежением, с которым я ударил его. Пощечина – оружие девчонок, парни так не дерутся. От очередного шлепка открытой ладонью раздается хлопок. Дэниел делает шаг назад, но далеко ему не уйти – путь к отступлению загораживают шкафчики.
Ухмыляясь, я делаю шаг вперед и снова отвешиваю ему пощечину. Он блокирует меня рукой, и при этом вся левая сторона его лица остается открытой. Я два раза шлепаю его по левой щеке и отхожу.
– Ударь меня, – кричит он. – Ударь меня кулаком!
Моя ухмылка становится шире.
– Ты не заслуживаешь моих кулаков. Так я буду драться только с мужчиной.
Я опять шлепаю его по щеке, но в этот раз сильнее, и кожа лопается. Из раны выступает кровь, но это не удовлетворяет мое желание отомстить. Я хлопаю его по одному уху, потом по другому. Он слабо пытается защититься.
Дэниел надувает губы, собирая слюну. Я делаю ложный выпад влево, и плевок пролетает мимо. С выражением отвращения на лице я хватаю его за волосы и бью лицом о шкафчик.
– Когда Элла вернется, ей не захочется видеть здесь мусор типа тебя, так что уходи или тренируй способность становиться невидимым, потому что я не хочу больше ни видеть, ни слышать тебя.
Я не жду, когда он ответит мне, снова бью его лбом о шкаф и отпускаю.
Он – все семьдесят семь кило убожества – валится на пол, словно поломанная игрушка.
Я оборачиваюсь и натыкаюсь на стоящего рядом Уэйда.
– Думал, тебе плевать, – шепчет он.
Я улыбаюсь ему, но, должно быть, в моей улыбке слишком много звериной жестокости, потому что все, кроме Уэйда и его вечной тени, Хантера, отступают назад.
Наклонившись, я поднимаю с пола телефон Дэниела, потом переворачиваю его самого и беру его обмякшую руку. Затем прижимаю его большой палец к экрану, чтобы разблокировать телефон, и набираю номер своего отца.
– Каллум Ройал, – с раздражением отвечает он.
– Привет, пап. Тебе нужно приехать в школу.
– Рид? С какого номера ты звонишь? – сердито спрашивает отец.
– С телефона Дэниела Делакорта. Сына судьи Делакорта. И захвати свою чековую книжку. Я как следует навалял ему. Но он сам напрашивался на это, в буквальном смысле, – радостно сообщаю я.
Я вешаю трубку и провожу рукой по лицу, потому что кровь из раны на лбу затекает в глаз. Переступив через Дэниела, я нараспев произношу:
– До скорого, Уэйд. Хантер, – я киваю на прощание нашему огромному молчаливому нападающему.
Он отвечает таким же кивком, и я выхожу на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха.
Папа вне себя от ярости, когда входит в приемную, соседствующую с кабинетом директора Берингера. Он ничего не говорит про мой разбитый лоб. Просто хватает меня за лацканы школьного пиджака и притягивает к себе.
– Этому пора прекратиться, – шипит он.
Я высвобождаюсь из его хватки.
– Успокойся. Я уже больше года не дрался, – напоминаю я ему.
– И хочешь медаль за это? Или похлопать тебя по спине? Господи, Рид, сколько еще раз нам придется проходить через это? Сколько еще чертовых чеков мне нужно будет выписать, пока ты не поумнеешь?
Я смотрю прямо ему в глаза.
– Дэниел Делакорт накачал Эллу наркотиками на одной из вечеринок и попытался изнасиловать ее.
Папа резко втягивает в себя воздух.
– Мистер Ройал.
Мы поворачиваемся на голос секретаря Берингера, которая стоит у открытой двери в кабинет директора.
– Мистер Берингер готов принять вас, – чопорно объявляет она.
Папа проходит мимо меня.
– Оставайся здесь. Я со всем разберусь, – бросает он через плечо.
Я стараюсь не показать свое ликование. Мне придется болтаться здесь, пока папа попробует уладить неприятную историю, в которую я попал. Хотя я не считаю это «неприятной историей». Делакорт сам напросился. Он заслуживал расправы с той ночи, когда хотел надругаться над Эллой, но я отвлекся от своей мести, потому что был занят тем, что все больше влюблялся в эту девушку.
Я опускаюсь на мягкое сиденье стула и старательно избегаю встречаться с осуждающими взглядами директорского секретаря, которые она то и дело бросает в мою сторону.
Папина встреча с Берингером длится меньше десяти минут. А точнее, семь, если часы над дверью показывают правильное время. Он выходит из кабинета с триумфальным блеском в глазах, каким обычно бывает после заключения очень выгодной сделки.
– Все улажено, – говорит он мне и дает знак следовать за ним. – Возвращайся на занятия, но после школы езжай сразу домой. И скажи своим братьям сделать то же самое. Никаких лишних остановок. Я хочу, чтобы вы все были дома.
Я моментально напрягаюсь.
– Зачем? Что происходит?
– Я собирался подождать и сказать тебе после уроков, но… раз я все равно уже здесь… – Папа останавливается посреди огромного, отделанного деревом вестибюля. – Детектив нашел Эллу.
Пока я пытаюсь переварить эту потрясающую новость, отец выходит через парадный вход, оставляя меня в полном недоумении пялиться ему в спину.