Больница в Гоблинском переулке Шнейдер Наталья

*** 14 ***

– …и мы должны ей помочь! – заключила Грейс.

Ланс опустил подбородок на скрещенные пальцы. Девушка сейчас была чудо как хороша: румянец окрасил щеки, огромные глаза пылали праведным негодованием – как могли довести бедную дворфу до края?! Под взглядом Грейс Ланс на миг ощутил себя старой циничной сволочью.

К слову, было ли среди зелий, назначенных госпоже Деахинай, антидепрессивное? Нет, определенно. А существуют ли такие, что подействуют без магии и не повредят новорожденному?

Он подавил соблазн углубиться в задачку по магофармакологии, отделавшись от Грейс какими-нибудь ничего не значащими, но успокаивающими словами. Девочка впервые столкнулась со злом во всей его мерзости. И теперь намеревалась спасти весь мир. Значит, кому-то придется побыть старой циничной сволочью.

– Мы должны. – Ланс выделил голосом первое слово.

Грейс поняла намек. Она вообще оказалась на удивление сообразительной. Впрочем, почему «на удивление»? Девушка, сумевшая не только заработать грант на бесплатное обучение в университете, но еще и стипендию, не может быть дурой по определению. Что не мешает ей быть до дурости наивной.

– Я надеялась, что… – Ее руки собрали юбку в складки, снова разгладили. Грейс упрямо вскинула голову. – Надо вовсе не иметь сердца, чтобы остаться в стороне!

– А ваше сердце, значит, большое и щедрое, – съязвил Ланс.

Девушка вспыхнула, открыла рот. Ланс жестом остановил ее.

– Знаете, у меня была тетушка… На самом деле она приходилась мне двоюродной бабушкой, но все мы звали ее тетушка. Удивительной доброты женщина. Ее муж застрелился, проиграв состояние, второй раз тетушка Марибет замуж не пошла, хотя кавалеры кружили вокруг нее еще долго и даже очень скромные доходы не пугали их. Детей у нее тоже не было, внучатые племянники выросли и перестали нуждаться в постоянной опеке.

– При чем тут…

– У нее было доброе сердце, как я уже говорил. Она не могла пройти мимо бездомного котенка, особенно зимой. Сначала их было три. Потом восемь. Потом… Доходы, как вы помните, у нее были очень скромные. Мы пытались с ней поговорить. Объяснить. Ничего не вышло, возможно, уже начали сказываться возрастные изменения. Она рассорилась со всеми, огородила особняк магией и прекратила пускать туда кого бы то ни было. Когда тетушка Марибет умерла, мы обнаружили в доме восемьдесят кошек разных возрастов. Тощих, облезлых, те, что посильнее, убивали и ели чужих котят. Но тетушка была уверена, что спасла их.

– Не понимаю, к чему вы клоните. – Грейс попыталась подпустить в голос холода, но вышло так себе. – Люди… разумные существа – не котята.

– У тетушки Марибет было доброе сердце, но ей не хватало холодного рассудка понять, где предел ее возможностей. Вы правы, разумные существа – не котята. Вы пообещали помощь отчаявшейся женщине, не подумав, как именно будете помогать. У вас есть средства хотя бы нанять няньку для ее малыша, пока она не получит первое жалованье?

Грейс опустила голову.

– Или, может быть, есть связи, чтобы найти тех, кто действительно в силах что-то сделать?

Девушка вскинула голову, и Ланс улыбнулся краем рта.

– Вы были уверены, что я с радостью соглашусь помочь, потому что чувствую ответственность за свою пациентку, так? И пообещали. Не подумав, как будете исполнять обещание, если я все-таки не соглашусь.

Он позволил молчанию повисеть какое-то время.

– Я извлек урок из истории тетушки Марибет. Нельзя спасти с улицы всех бездомных котят.

Врал, конечно. В первый год в этой больнице он довел себя до того, что свалился в обморок прямо на операции. Сколько он тогда не спал? Трое суток? Хорошо, что уже тогда был Киран, сумевший и вовремя выхватить инструмент, пока Ланс не навредил пациенту, и довести операцию до конца. Только тогда Ланс действительно что-то понял.

– Но… вы же можете…

– Варианты есть, – холодно согласился Ланс. – В городке Мышегребово, это тридцать лиг отсюда к северу, при церкви святой Тамары есть приют для женщин, таких как госпожа Деахинай. Действительно хороший. Приемные родители приезжают туда даже из столицы.

– Приемные родители?

– Вы же понимаете, что женщина без образования и с ребенком на руках не сможет заработать на жизнь? Или сможет… определенным образом. – Он цинично ухмыльнулся, Грейс залилась краской. – Вы этого желаете дворфе? А так, без младенца, у нее будут развязаны руки, в приюте ей дадут профессию. Белошвейки, кружевницы, вышивальщицы. Профессию и рекомендации.

– И навсегда отказаться от ребенка? – Грейс вскочила. – У вас нет сердца! Вы только и можете, что искать в людях гадости. «Заработать только определенным образом», – передразнила она. – Вы такой же, как этот Рени! Вы…

– Вы устали, монна Амари, – холодно перебил ее Ланс. – Ступайте домой и отдохните.

– И не затыкайте мне рот! Думаете, если прогоните меня, я переменю свое мнение о вас? Вы жестокий, бессердечный…

Ланс подождал, пока она иссякнет. Надо признать, Грейс действительно была начитанной. Ни разу не повториться и не скатиться на площадную брань…

– Вы намерены продолжать практику под руководством жестокого, бессердечного и так далее и тому подобное типа? – поинтересовался он, когда Грейс замолчала, тяжело дыша, словно только что пробежала пару кварталов.

Она открыла рот… и закрыла. Румянец сменился белыми пятнами. Сообразила, пусть и не сразу, что не слишком разумно бросаться обвинениями в человека, от которого зависит, давать ли по итогам практики рекомендацию на последний курс.

– Да, мэтр Даттон, – пролепетала Грейс.

– В таком случае ступайте домой и отдохните, как я вам и советовал час назад. Вернетесь через три дня. Если я обнаружу вас в больнице раньше – уедете в столицу немедленно.

– Я… прошу прощения. – Было видно, что эти слова дались девушке нелегко.

– Вы поняли указания?

– Да.

– Тогда всего доброго, монна Амари. Встретимся через три дня.

*** 15 ***

Удивительно, как быстро человек привыкает к хорошему. Хватило лишь недели, чтобы Лансу стало казаться, будто Грейс была рядом всегда, – и как же ему недоставало ее последние три дня! Нет-нет, ничего такого – просто привык, что есть кому подать инструменты, провести несложную манипуляцию, заполнить историю болезни, на худой конец. Недоставало ее вопросов. А еще, оказывается, он привык проговаривать свои действия вслух, и пару раз Ланс ловил себя на этом.

Так что, снова увидев девушку, он расплылся в улыбке, как мальчишка. Грейс обдала его холодом, и улыбку пришлось пригасить. Все еще злится…

Додумать он не успел.

– Помогите, кто-нибудь! – раздался из коридора мужской голос с характерными рычащими нотками.

Грейс вылетела из кабинета, Ланс вышел следом.

– Папа, поставь меня! – послышался другой голос, такой же рычащий, но звонкий и ломкий. – Я отлично себя чувствую!

Ну да. Отлично. В нос шибанул запах гниющей заживо плоти. Здоровенный оборотень держал на руках еще одного – тоже взрослого, но поменьше и полегче, и затравленно озирался по сторонам. Расцвел, увидев Берта, выскочившего раньше Ланса.

– Проходите сюда, – сказал санитар, открывая дверь в смотровую. – Встретился взглядом с Лансом. «Плохо дело», – говорил этот взгляд.

Плохо дело – это Ланс заметил и сам, и не только по запаху. Ногу молодого оборотня раздуло так, что это было заметно даже из противоположного конца коридора.

– Извините нас, мэтр Ланселот. – Он попытался сесть на кушетке, но смог лишь приподняться на локтях и снова упал обратно. – Не знаю, чего папа переполошился. Я совершенно нормально себя чувствую…

Ланс окинул его взглядом. Ну да, совершенно прекрасно. Только лихорадочно блестят глаза, ноги отекли так, что штанины треснули по шву, а пальцы почернели. И пульс в три раза чаще нормы – нормы для оборотней, естественно.

Снова проклятие или что-то другое? Слишком сильный отек…

– Вечером у сына поднялась температура, но он уверял, что нормально себя чувствует, просто простыл, – сказал старший оборотень. – Ночью в доме появился запах…

Да уж, если Лансу хотелось заткнуть нос, то чувствительное обоняние оборотня должно было заставить забить тревогу еще раньше.

– Но Ерар продолжал уверять, что чувствует себя хорошо, и отказался идти в больницу. Дескать, нечего беспокоить занятого человека. Он бы и сейчас не пошел, если бы я его не принес. Но хоть жар прошел.

Ланс встретился взглядом с Грейс. То, что температура снизилась, вовсе не было хорошим признаком – просто организм не выдержал ядов, которые выделяли омертвевшие ткани, и больше не мог поддерживать высокую температуру. Потому и давление упало, и пульс частит. И еще яды поразили мозг, из-за чего молодой оборотень толком не осознает свое состояние. Ему кажется, что все прекрасно, а что не может даже сесть – так это недоразумение.

– Не было никаких травм? Царапин? – уточнил Ланс, сканируя ткани.

Нет, это не инфекция. Проклятие некроманта. Что-то слишком уж часто стала попадаться редкая болезнь.

– Я иду домой! – заявил Ерар, снова пытаясь подняться. – Вы не имеете права меня тут держать. И ты, папа, тоже, я совершеннолетний оборотень и знаю, что дела…

Он осекся на полуслове и распластался на кушетке. Ланс подхватил заклинанием остановившееся сердце.

– Грейс, держите дыхание! – скомандовал он. – Берт, выведи отца!

– Я никуда не пойду! – зарычал тот. – Я должен…

– Пойдемте. – Берт обманчиво-мягко обнял старшего оборотня за плечи. – Мэтр Ланселот знает свое дело, не будем ему мешать.

Что ответил отец, Ланс не услышал. Не до того было. Продолжая поддерживать сердце, упорно не желавшее биться самостоятельно, он одновременно пытался просканировать оборотня и понять, насколько необратимые повреждения нанесли органам токсины из разлагающихся тканей. Печень поражена, но возможности для регенерации есть. Мозг тоже может восстановиться. Сердце… если каким-то чудом поддержать его, пока не удастся снять интоксикацию…

Не удастся. Почки не спасти, а значит, не спасти и парня.

Все же он попытался. Держал сердце, по каплям вливал в оборотня зелья, старался нащупать хоть какой-то очажок, из которого можно запустить регенерацию – проделывать все это было не проще, чем пройти по канату, жонглируя горшками с кактусами.

Бесполезно. Все было бесполезно.

До чего неудачное сложение обстоятельств! Если бы парень не был оборотнем… они живут меньше людей и болеют быстрее. Если бы оказался в больнице чуть раньше…

Ланс отпустил сердце.

– Мэтр! – вскрикнула Грейс.

– Все, монна Амари. Мы ничего не можем сделать. Посмотрите сами, и поймете.

Девушка прикусила губу. Она все понимала, только смириться не могла.

Ланс подавил желание со всей дури садануть кулаком по кушетке рядом с телом. А потом выйти, схватить оборотня за грудки и высказать все, что он думает о родителях, у которых сын – пусть и взрослый – горит в лихорадке и гниет заживо, а они ждут утра, чтобы никого не беспокоить. Возможно, ночью Киран смог бы что-то сделать.

Нет. Отец не мог знать, иначе наверняка примчался бы, не слушая сына. А теперь и без Ланса прекрасно начнет себя винить. Мертвого это не вернет. Просто самому Лансу хочется найти, на кого переложить ответственность, чтобы стало легче. Но так нельзя. Нечестно. Он мысленно воспроизвел свои действия. Все было правильно. Только бесполезно.

– Пойдемте, Грейс… монна Амари, – поправился он. – Бывает так, что мы бессильны.

Когда открылась дверь, оборотень вскинулся – и застыл, поняв, в чем дело.

– Все? – тихо и очень безнадежно произнес он.

– Простите, господин… – Ланс вдруг понял, что не знает имени оборотня. Парня звали Ерар. А отца? – Болезнь вашего сына развивалась стремительно. Состояние было очень тяжелым. Мы сделали все, что смогли. Мои соболезнования.

Оборотень молчал. Просто сидел и молча смотрел перед собой.

– Когда я могу его забрать? – произнес он наконец тихо и беэмоционально.

– Когда сочтете нужным. Мы можем перенести его в ледник, пока вы ищете помощников.

– Нет. Я заберу его сейчас.

Ланс не стал спорить.

*** 16 ***

Я вышла из палаты и бездумно побрела по коридору. Слышала, как за спиной мэтр Ланселот дает распоряжения Берту, а после спокойно и выдержанно отвечает на вопросы убитого горем отца.

«Ну как же так, как же так… Ведь Ерар утверждал, что чувствовал себя хорошо, разговаривал и вдруг… мертв!»

Ни о чем другом думать не получалось. Вот мэтр Даттон – каменная глыба, а не человек: ни эмоций, ни сострадания. Что-то вроде механического мобиля: только кажется, что у него тоже есть сердце.

Я обманулась его чуткими руками и профессиональными навыками, пришла за помощью, а он отчитал меня, как бестолковую первокурсницу.

Хотя, следует признать, урок я усвоила. Нельзя обещать пациентам того, чего не можешь исполнить. Впредь буду рассчитывать только на себя.

Я забилась в закуток между двух дверей – небольшую нишу, где хранились швабры и тряпки, опустилась на перевернутое ведро и спрятала лицо в ладонях.

Надо взять себя в руки. Умыться. Проверить пациентов, посмотреть истории болезни. Хотя пустое это все, пустое… Главное, что нужно сделать, – набраться смелости, зайти в палату госпожи Деахинай и признаться, что я поступила не очень умно, обнадежив ее.

Все три дня я провела в поиске работы для дворфы. Начала с хозяйки пансиона – самой близкой моей знакомой в Свином Копытце. Гоблинка удивилась, когда утром после завтрака я не сбежала, как обычно при ее появлении, а напротив, заговорила первой. О природе, погоде и о том, как женщине без образования, но очень старательной и милой трудно найти работу в маленьком городке. Госпожа Тоби призналась, что ей как раз нужна помощница по хозяйству, пойдет и необученная девушка, наука-то невелика – пыль мести да полы скрести. Но как только я сообщила, что работница – молодая мать, весь интерес хозяйки сошел на нет.

– С довеском, значит? Да еще и без мужа. – Она отрицательно затрясла головой. – Нет-нет, греха не оберешься, у меня приличное заведение!

– А может быть, вы знаете кого-то…

– Нет!

Она резко встала, давая понять, что беседа окончена.

– А тебе, незамужней девице, не стоит водиться с такими! Гулящими! Это ведь как зараза – не успеешь опомниться, как сама с пузом!

Этот разговор сильно меня раздосадовал, но я не сдалась. Спрашивала в лавках, куда заходила купить хлеба, спрашивала в цветочных магазинах – везде, где предоставлялась возможность. На меня косились кто с удивлением, кто с раздражением, но принять на работу мать с младенцем на руках никто не пожелал: никому не нужна была обуза.

На практику в больницу я возвращалась с тяжелым сердцем. Мысленно перебирала слова утешения: «Мне жаль… Никогда нельзя сдаваться…» Госпожа Деахинай пробудет в больнице еще несколько дней, а потом вернется в свою ветхую лачугу, да не одна, а с малышом. Ей не утешения сейчас нужны, а помощь.

И будто мук совести было недостаточно, утро оглушило меня смертью молодого оборотня! Ему бы еще жить и жить…

Я энергично потерла лицо, похлопала по щекам. Давай, Грейс, приходи в себя! Надо работать! Пациенты нуждаются в помощи, а госпожа Деахинай заслуживает честного признания.

В палате дворфы многое изменилось с тех пор, как я там побывала в последний раз. Шторы раздвинуты, люлька с младенцем стоит рядом с постелью матери, а сам малыш на руках госпожи Деахинай, полулежащей на подушках. Я огляделась в поисках Марты, но сиделки не увидела.

Дворфа заметила меня и улыбнулась светло и искренне.

– Светик, посмотри, кто к нам пришел, – заворковала молодая мать, приподнимая мальчонку так, что мне стал виден его остренький носик и сложенные домиком тонкие бровки. – Это тетя-целитель. Она хорошая.

Не знаю, как у меня сердце не разорвалось от боли и стыда. Как сказать ей?..

Я осторожно приблизилась и улыбнулась ребенку.

– Светик, значит?

– Светозар. Мой маленький солнечный лучик!

– Госпожа Деахинай… – Горло перехватил спазм, пришлось начать заново: – Уважаемая госпожа Деахинай…

Но дворфа не слушала меня, продолжая ворковать с младенцем:

– Она хорошая, очень добрая. И дядя-целитель добрый. Дядя-целитель чудесный. Они так много сделали для нас! Через три дня мы с тобой отправимся в новый дом, в теплый и уютный дом.

– Приют при церкви святой Тамары? – прокаркала я каким-то осипшим, совершенно чужим голосом.

Дворфа вскинула удивленный взгляд.

– Нет, никогда не слышала о таком приюте. Мы поедем в дом монны Беларикс, где я буду работать кормилицей. Монна Беларикс вчера заходила познакомиться со мной и Светиком. Добрейшая эльфийка. Они с мужем больше полувека мечтали о ребенке, но счастье улыбнулось им только сейчас.

У меня вдруг ослабели ноги, и я, не спрашивая позволения, присела на край постели. Дворфа подвинулась, уступая место, и продолжила:

– Монна Беларикс знает о моих обстоятельствах, но она сказала, что каждый младенец – благословение небес и неважно, в браке он рожден или вне его. А когда ее сынок подрастет и не будет нуждаться в кормилице, я стану няней. Мы все обговорили.

– Так это мэтр Ланселот устроил?..

Госпожа Деахинай рассмеялась:

– Вы меня не проведете, монна Амари! Господин целитель сказал, что это все благодаря вам! Монна Амари? – Голос дворфы сделался встревоженным. – С вами все хорошо? Вы так побледнели!

– Трудное утро, – выдавила я. – Выпью воды… Я еще навещу вас и Светика.

О великие боги и все их святые! Какой же я была идиоткой! Снова! Нужно отыскать мэтра Ланселота и извиниться перед ним.

Руководитель нашелся в пустой палате, откуда уже забрали тело несчастного оборотня. Сидел, сгорбившись на кушетке, уронив руки между колен, и его лицо сейчас вовсе не казалось безразличным. Для него смерть пациента тоже стала ударом… Да только я сбежала от убитого горем отца, а он уйти не мог, не имел права.

Я тихонько приблизилась и встала рядом. Мэтр Ланселот увидел движение и вскинулся, заметил меня и улыбнулся растерянно, будто мальчишка.

– Вы молодец, монна Амари, – сказал он. – Вы отлично держались и очень мне помогли.

– Вовсе я… не молодец…

Я хотела сказать, что сожалею о тех жестоких словах, которые наговорила ему в порыве злости, и что вовсе не считаю его безжалостным мерзавцем, но вместо извинений вдруг разразилась рыданиями.

Как глупо! Недостойно целителя! Я должна немедленно успокоиться, должна!..

Мои ладони неожиданно оказались в теплых руках мэтра Ланселота, а я сама – между его колен.

– Тихо, Грейс, тихо… Пальцы совсем ледяные.

Он поднял голову, глядя на меня снизу вверх. Впервые я так близко видела его лицо, уставшее, но очень красивое. Тени под глазами его вовсе не портили. Мэтр Ланселот смотрел на меня, но не строго, как начальник, – я успела изучить этот его суровый взгляд. И не с иронией, ему присущей, а… Как мужчина смотрит на заинтересовавшую его женщину…

Я так удивилась, что даже плакать перестала, но он не заметил перемены в моем настроении.

– Так бывает, Грейс. Иногда пациенты умирают. Несмотря на все наши усилия, несмотря на всю их волю к жизни… Мы можем только облегчить боль, помочь им уйти достойно.

– Отпустите меня.

– Что?

Он посмотрел вниз на свои руки и будто сам несказанно удивился, увидев, что держит мои ладони. Немедленно выпустил их, откашлялся, отодвинулся назад.

– Прошу простить меня, монна Амари.

И голос такой серьезный, чуть ли не сердитый.

– Я пришла поблагодарить вас за помощь госпоже Деахинай. – Я тоже придала своему голосу строгости. – Спасибо.

– Не за что. А теперь, если вы не заняты, заполните, пожалуйста, историю болезни юного Ерара и напишите для родственников свидетельство о смерти.

– Конечно.

Вот и поговорили. Мэтр Ланселот больше не касался моих рук, а мне до зубовного скрежета хотелось, чтобы он снова гладил мои пальцы. Хотелось подойти ближе и опять почувствовать запах его тела: трав, медикаментов и еще чего-то терпкого, горьковато-полынного, мужского…

– Что указать причиной смерти? – тихо спросила я.

Мэтр Даттон взъерошил волосы.

– Проклятие некроманта.

Неужели снова оно? Уже не первый случай в маленьком городке. И главное – совершенно неясно, почему возникает болезнь. Буквально на ровном месте! Но свои переживания я оставила при себе, а вслух сказала только:

– Как жаль.

*** 17 ***

Жизнь продолжалась, и новые пациенты требовали внимания. Порой некогда было даже пообедать. Если появлялась возможность, я бегала домой. Госпожа Тоби готовила однообразно, но сытно: похлебка на бульоне, мясо из которого шло в кашу, – вот тебе и первое, и второе, благо что пансион полностью оплачен университетом. Когда времени было в обрез – перебивалась пирожками, которые мальчишка-лоточник приносил прямо к больнице. Те пациенты, что держались на ногах, услышав звонкий голос паренька: «Сдоба, сдоба! Пышная, добрая! Для здоровья и радости!» – тянулись к выходу, будто зачарованные, а потом съедали свежие булки и пироги, расположившись прямо на ступеньках крыльца. Мэтр Ланселот ругался на мальчишку, отчитывал пациентов, но толку было мало.

– Вы хотя бы руки мыли? Уверен, что нет! Тебе мало перелома, Варк? Хочешь заработать кишечную инфекцию?

– Не знаю я никаких финфекций! – бурчал орк. – И не собираюсь я на них зарабатывать!

– Монна Амари, и вы туда же?

– Я руки мыла!

Разговор обычно заканчивался на том, что мэтр Ланселот качал головой и удалялся. Сразу понятно, что он вырос в районе, где пирожки с лотков покупать не принято. А мы с Верикой, младшей сестренкой, каждое летнее утро начинали с того, что бежали на перекресток, где дядя Руи, старенький гоблин, продавал медовые колечки, обсыпанные орехами.

Мэтр Даттон, мне кажется, вовсе не обедал, только пил кофе с утра до вечера. Можно подумать, это полезно!

Пробежала неделя с того дня, как руководитель практики согревал мои ладони. Больше он ни словом, ни взглядом не намекал, что я ему интересна не как стажер, а как девушка… Да и был ли тот особый взгляд? Или я придумала его? Из-за госпожи Тоби с ее вечными опасениями за мою честь – хотя ей-то какое дело до моей чести! – мне стала мерещиться всякая чепуха. Да, он взял меня за руки, но лишь для того, чтобы утешить, когда я так отчаянно рыдала. И говорил правильные вещи… Глупая история! Оставим ее в прошлом!

День, пришедшийся ровно на середину срока практики, я решила отметить тем, что уже с утра пораньше купила себе вкуснейший пончик и съела его по дороге в больницу. Почти съела – в дверях столкнулась с Кираном, который как раз отправлялся домой после ночной смены. Последний кусочек упал на пол, а мы с Кираном едва не столкнулись лбами.

– Торопитесь поскорее сбежать от наших пациентов? – пошутила я. – Понимаю! Наверняка Варк опять всю ночь колобродил!

Киран тускло улыбнулся, видно, устал за долгую ночь.

– Хорошего вам дня, монна Амари.

И день действительно обещал стать хорошим! Мэтр Ланселот ожидал меня с саквояжем, который брал на визиты к пациентам.

– Сегодня я слишком занят в больнице, однако попросил бы вас навестить госпожу Досси, позавчера она родила. Домашние роды прошли благополучно, но надо осмотреть младенца. Еще нужно наведаться к господину Тутто. Он давно не встает с постели, и, несмотря на все старания родственников, появляются пролежни.

Он протянул мне записку с адресами.

– Что-то еще?

– Нет, остальные осмотры терпят. После обеда прогуляемся вместе… Хм… Я хотел сказать, отправимся к пациентам вместе.

Мэтр Ланселот так забавно оговорился и так мило смутился, что я не могла не улыбнуться.

– Да, конечно. Я вернусь очень быстро и помогу с текущими делами.

За время трехдневной опалы я успела как следует изучить район и познакомилась со многими жителями. Сама удивилась, сколько раз я поздоровалась за сегодняшний день.

Я без труда нашла многоэтажный кирпичный дом, высокий и узкий, похожий издалека на свечу из красного воска. Прямо в лестничных пролетах сушилось белье, здесь же на полу ребятишки играли в резиночки и камешки. Они расступались при виде меня, а вслед донесся шепот:

– Это наша новая целительница.

– Какая милая!

– Лицо у нее доброе! Хорошо, что теперь у дяди Ланса есть помощница, а то он все один да один.

Стало и радостно, что меня уже узнают, и в то же время немного совестно – ведь я в городке ненадолго, скоро закончится практика, я уеду, и мэтр Ланселот снова останется в одиночестве.

Госпожа Досси хлопотала по хозяйству, перетянув живот простыней вместо бандажа. Зеленое лицо озарилось улыбкой от уха до уха. Все же забавные улыбки у гоблинов – сразу видно, когда тебе рады.

– Вам бы лежать!

– Да зачем же! – всплеснула руками молодая мать. – Я отлично себя чувствую! А дела не ждут.

Она заканчивала укладывать печенье на противень, а прошлая партия как раз подходила – в воздухе витал аромат корицы.

– Где же новый член семьи?

– Помогает мне готовить!

Госпожа Досси улыбнулась и поставила на стол корзину, стоявшую у ее ног. Точно, ведь у гоблинов принято использовать широкие корзины вместо люлек, а я-то изначально приняла ее за корзину с овощами. Да и сам малыш, которого мне предъявила гордая мать, напоминал чудесный молоденький огурчик: такого же яркого зеленого цвета.

Яркий зеленый цвет у младенцев – показатель здоровья, о чем я сообщила госпоже Досси. Она важно кивнула, будто ничего иного и не думала.

Я проверила врожденные рефлексы, немного волнуясь про себя, как ничего не забыть. Безусловные рефлексы новорожденных гоблинов частично совпадали с рефлексами новорожденных человеческих детей, но были и особенности.

Я поставила малыша на стопы и чуть наклонила вперед, он принялся шагать пухлыми ножками. Перевернула на животик и подставила ладонь к подошвам – маленький гоблин оттолкнулся, будто собирался ползти.

Госпожа Досси всплеснула руками и рассмеялась:

– Ах ты мой умница! Вы только посмотрите, еще немножко – и побежит!

Побежит-то малыш, конечно, еще не скоро, но все же значительно быстрее, чем человеческий ребенок, – в шесть месяцев.

Хватательный рефлекс можно не проверять, у гоблинов он отсутствует, зато есть так называемый рефлекс копателя. Если малыш долгое время лежит один на твердой поверхности, он начинает энергично скрести пальчиками, будто стараясь выкопать себе ямку и спрятаться. Он достался гоблинам от далеких предков, когда дети, оставшись без родителей, могли закопаться в землю и провести в состоянии глубокого сна несколько дней.

– Поздравляю, госпожа Досси, у вас прекрасный мальчуган!

– Спасибо, монна Амари! Позвольте мне за добрые вести угостить вас печеньем? Не отказывайтесь, пожалуйста. Ведь это наше традиционное печенье, которое готовится только на рождение ребенка. Каждый гость, пришедший в дом, обязан его попробовать и пожелать малышу что-то хорошее.

– Конечно!

Разве я могла отказать молодой матери в такой малости? Печенье само таяло во рту!

– А как целитель я, конечно, пожелаю вашему сыночку, чтобы он рос здоровеньким!

– Вот спасибо, монна Амари, самое нужное пожелание! Если вы хотите знать, мы все очень рады, что у мэтра Ланселота появилась такая помощница! Он, по-моему, даже спокойнее стал, улыбается чаще!

– Да? Не замечала…

– Точно, точно!

Не знаю почему, но от госпожи Досси я вышла в прекрасном настроении! То ли благодаря вкусному печенью, то ли из-за теплых слов в мой адрес. Впервые после трагического случая с Ераром на душе сделалось легко и спокойно. Что же, рождение и смерть всегда шагают рука об руку, это закон жизни… А целители – не боги.

У господина Тутто в самом деле образовались пролежни, и я затянула их магией. Правда, перед этим я едва втиснулась в крошечную гномью квартирку. Вот мэтр Ланселот, вот хитрец. Он-то знал, что не пролезет!

– Как же мэтр Ланселот сюда помещается?

– С большим трудом, милая барышня, – подмигнул мне гном.

Утро выдалось отличное. Тем удивительнее, что ноги в туфлях вдруг так устали. Ведь и прошла немного… Наверное, отекли от жары. Ничего, вернусь в больницу и остужу их в тазике с прохладной водой.

*** 18 ***

Страницы: «« « 12345678 » ... »»