Доверие Дуглас Пенелопа

Глава 3

Зевнув, я чую аромат свежесваренного кофе, выгибаю спину и потягиваюсь на кровати.

Проклятье. Мне дерьмово спалось.

Я тянусь к прикроватной тумбочке за телефоном, чтобы посмотреть, который час, но моя рука ничего не нащупывает – просто проваливается в пустоту.

Что?

Именно в этот момент я замечаю жесткость нового постельного белья. Скрип кровати. Подушку, совершенно не похожую на перьевую, к которой привыкла моя шея.

Моргнув, вижу на потолке бледные лучи утреннего солнца, пробивающиеся в мою комнату сквозь стеклянные раздвижные двери. Не мою комнату, вообще-то.

Я приподнимаюсь на локтях. Голова кружится. Еле держу веки открытыми и снова зеваю.

Все наваливается на меня разом. Что произошло. Где я. Как я, действуя бездумно и скоропалительно, сбежала. Неопределенность, от которой немного сводит живот, ведь все вокруг такое незнакомое.

То, что мне не нравится вся эта ситуация; то, как я забыла, насколько не люблю перемены.

То, как он смотрел на меня вчера.

Навострив уши, слышу треск ветвей, раскачиваемых порывами ветра, и завывание этого ветра в дымоходе.

Никаких приглушенных разговоров, доносящихся из офиса моего отца с шестью плоскими телевизорами, которые он включал, готовясь начать свой день. По лестницам не бегает свита стилистов и ассистентов, помогающих моей матери привести себя в порядок. Она не выходила из дома без макияжа и укладки.

Не звонят телефоны, не ревут газонокосилки садовников.

На мгновение меня охватывает тоска по дому. Незваные образы всплывают в памяти. Теперь мои родители лежат на холодных металлических носилках. Их засовывают в холодильники. Отец с синюшной кожей, мать с мокрыми волосами и без косметики. Все, чем они жили – благодаря чему их знал мир, – исчезло.

Я лежу, оцепенев, и жду, когда появится ощущение жжения в глазах и болезненный спазм в горле.

Жду слез.

Желаю, чтобы они пролились.

Но этого не происходит. И данный факт беспокоит меня больше, чем смерть родителей.

Есть слово, которое характеризует людей, не испытывающих угрызений совести, не способных на сочувствие, демонстрирующих явное асоциальное поведение.

Я не социопат. То есть я плакала во время битвы за Винтерфелл в «Игре престолов»[8]. Однако не проронила ни одной слезинки – ни разу – после смерти обоих родителей?

По крайней мере, в этом городе всем плевать на меня и на то, каким образом я справляюсь с их гибелью. Мираи – единственная из моего окружения, кто способен понять.

Вдруг я моргаю, едва меня осеняет.

– Мираи…

Черт. Я сбрасываю с себя одеяло, встаю с кровати, иду к комоду, где заряжается телефон. Подхватив его, включаю и вижу список уведомлений – в основном пропущенные звонки от ассистентки моей матери.

Проигнорировав записи автоответчика, набираю ее номер, попутно обратив внимание, что сейчас на западном побережье еще и шести утра нет, и подношу мобильник к уху.

Она берет трубку практически мгновенно.

– Мираи, – произношу я прежде, чем она успевает что-нибудь сказать.

– Тирнан, хвала небесам.

Мираи тяжело дышит, словно бежала к телефону или только проснулась.

– Извини, у меня звук был отключен, – объясняю я.

– Ты в порядке?

– Со мной все нормально.

Озноб пробегает по рукам, поэтому я открываю свой чемодан, достаю черную толстовку и буквально жонглирую телефоном, пока пытаюсь натянуть ее на себя.

– Значит… ты останешься? – спрашивает женщина после короткой паузы. – Ты ведь знаешь, что не обязана. Если дом неуютный или тебе непривычно…

– Я в порядке. Дом хороший, а хозяин… – Умолкнув, я подбираю следующие слова. Какой он? – Гостеприимный.

– Гостеприимный, – повторяет Мираи с явной подозрительностью.

Прокашлявшись, я меняю тему и задаю вопрос:

– Как там обстановка в мире? От меня что-либо требуется?

– Просто позаботься о себе. – Я замечаю, как она меня перебивает. – Больше не стану тебе надоедать. Звони мне, если захочешь – я бы этого хотела, – но впредь буду только присылать эсэмэски время от времени, интересоваться, как ты. Мне лишь хочется, чтобы ты на время забыла о происходящем здесь, ладно? Я со всем разберусь.

Я окидываю взглядом комнату, в которой спала, благодарная за то, что она в моем полном распоряжении. У меня хотя бы есть собственное место, где я могу побыть в одиночестве.

Однако от мысли, что придется отсюда выйти и столкнуться с новыми людьми, в животе все переворачивается, и я…

Так и тянет сказать: «Забронируй мне обратный билет домой, Мираи».

Но я этого не делаю.

Джейк, похоже, согласен оставить меня в покое и не оказывать особого давления, а Ной дружелюбный. Слишком дружелюбный.

И мне только предстоит встретиться с Калебом – еще одним незнакомцем.

Я подхожу к раздвижным дверям, нуждаясь в глотке свежего воздуха.

Меня меньше всего должно беспокоить то, что думают и говорят люди о моем отсутствии дома – что они думают и говорят о моих родителях, – но ничего не могу с собой поделать. Внезапно отдаление и неосведомленность о текущих событиях кажутся не самым лучшим выбором. Я наивно спряталась в глуши у черта на куличках, где пахнет лошадиным навозом и разлагающимися тушами оленей, положившись на парня, которого мой отец ненавидел.

Прижимая телефон к уху плечом, распахиваю двери.

– Мне следует приехать на…

Едва створки широко раздвигаются, я умолкаю из-за представшего передо мной вида.

У меня отвисает челюсть. Я вдруг чувствую себя крошечной.

– Ты должна делать только то, что нужно тебе, – отвечает Мираи.

Но я с трудом разбираю ее слова. Устремив взгляд вперед, завороженная, выхожу на широкую деревянную террасу. Вчера в темноте я не заметила этих просторов.

Сердце колотится в груди.

Значит, это и есть «пик». Мне и в голову не приходило, что город неспроста получил свое название.

Вдалеке, над кронами деревьев под моим балконом, открывается прекрасный вид на гору. Серый гранитный пик, окруженный зелеными соснами и увенчанный белыми облаками, кажется зловещим. Картина настолько красивая, что у меня на миг перехватывает дыхание.

Просто невероятно.

Он как на ладони. Словно собор на фоне голубого неба. Не сдержавшись, я поднимаю руку и тянусь к нему, будто хочу поймать, но мои пальцы хватают лишь утренний воздух.

Я вдыхаю запах сырых камней, который ощущается даже на таком расстоянии, и он полностью вытесняет воспоминания о вони мертвого животного. Пахнет свежестью, водой и землей. Закрыв глаза, снова делаю вдох.

Волоски на моих руках встают дыбом.

Я должна уехать сейчас. Не хочу привыкать к этим ароматам, потому что вскоре они перестанут быть особенными.

– Если захочешь присутствовать, значит, приезжай, – продолжает Мираи, словно мне все еще есть дело до того, что мы обсуждали. – Если нет, думаю, никто не усомнится в том, что единственная дочь Ханнеса и Амелии де Хаас слишком потрясена смертью обоих родителей, чтобы посетить их похороны.

Я открываю глаза. Отчасти меня тянет улыбнуться. Отчасти я разочарована в себе, потому что знаю: я не уеду. По крайней мере, не сегодня. Поднимаю взгляд и смотрю на пик, не желая пока расставаться с этим видом.

Сглотнув, вспоминаю о Мираи.

– Спасибо. Я подожду несколько дней, подумаю, как поступить.

До похорон еще дня четыре-пять. Люди со всех концов света должны добраться до Калифорнии, к тому же нужно все скоординировать и организовать. У меня есть время.

– Я люблю тебя, Тирнан.

После этих слов я замираю. Она единственная, от кого я их слышу.

На меня накатывают воспоминания – только сейчас я обращаю внимание на вещи, которых не замечала прежде.

Сколько раз Мираи, а не мать или отец, звонила мне в школу, спрашивала, нужно ли мне что-нибудь. Все подарки под рождественскими елками и открытки ко дню рождения, которые покупала и подписывала она, а не мои родители. Все фильмы категории «18+», на показы которых я бы не попала без нее. Путеводители, которые Мираи оставляла в моей сумке, потому что знала, как я люблю их читать.

Первую пару длинных сережек мне подарила она.

И я просто киваю, мать твою, потому что только на это и способна.

– Дыши, хорошо? – добавляет Мираи.

– Пока.

В горло словно иглы вонзаются; я сбрасываю вызов и продолжаю любоваться шикарным пейзажем. Легкий ветер колышет мои волосы, воздух, переполненный ароматами дикой природы, пьянит подобно наркотику.

Где-то дятел стучит по дереву. Ветер покачивает осины и сосны. Травяной настил темнеет по мере углубления в чащу, где уже ничего не разглядеть.

Они ходят в горы? Джейк, Ной и Калеб? Забредают дальше в лес? Тратят время на прогулки?

Громкий рев бензопилы нарушает тишину, и я моргаю. Чары рассеиваются. Развернувшись, бросаю телефон на кровать, подхожу к одному из своих чемоданов, откуда достаю косметичку, затем иду к двери, сжимаю ручку и медленно ее поворачиваю. Она скрипит, заставляя меня вздрогнуть. Моим родителям не нравился шум по утрам.

Я тихо выхожу в мрачный коридор. Темный деревянный пол и панели тускло освещены лишь двумя бра и минималистичной люстрой. На цыпочках миную спальню, которую Джейк вчера назвал своей, направляюсь к следующей двери. Когда тянусь к ручке, дверь вдруг распахивается, в коридор проливается свет, и передо мной предстает практически голая молодая женщина. Растрепанные темно-рыжие волосы обрамляют ее лицо, спадают чуть ниже обнаженных грудей.

Господи… Я отворачиваюсь. Какого черта? Она жена моего дяди? Он не упоминал, что женат, однако и обратного не утверждал.

Бросив очередной мимолетный взгляд на девушку, замечаю, что она улыбается, скрестив руки на груди.

– Извините, – говорит незнакомка.

Плоский подтянутый живот, гладкая кожа, на пальце нет кольца – это не его жена. И точно не мать мальчиков. Понятия не имею, сколько лет Калебу, но Джейк сказал, что Ной младший, а она слишком юна, чтобы иметь взрослых сыновей.

Вообще-то, похоже, что эта девушка старше меня всего на несколько лет. Возможно, подружка одного из парней?

Она просто стоит на месте, и мой шок начинает трансформироваться в раздражение. Ты подвинешься или как? Мне нужно войти.

– Разница между пиццей и твоим мнением заключается в том, что пиццу я хотела, – произносит девушка.

Запнувшись, я поворачиваю голову и смотрю на нее. Ее взгляд направлен на мою толстовку. Я опускаю глаза и замечаю надпись, которую она прочитала.

Девушка хихикает и выскальзывает из ванной, обогнув меня. Поспешив внутрь, я уже собираюсь закрыть дверь, но спохватываюсь и выглядываю в коридор. К сожалению, мне удается услышать лишь щелчок замка – я не успеваю разглядеть, в какой комнате она скрылась.

Вернувшись в ванную, я умываюсь, чищу зубы и развязываю ленту, которой собираю волосы каждую ночь, чтобы они не лезли в лицо. Мать начала так делать много лет назад после того, как ей сказали, что это полезнее для волос, чем резинки.

Поэтому я по какой-то причине тоже стала заплетать волосы лентами.

Расчесавшись, все так же тихо открываю дверь и с опаской выглядываю в коридор на случай, если мне встретится очередной голый незнакомец. Полагаю, отрадно знать, что мое появление не нарушило стиль их жизни.

Я никого не обнаруживаю, мчусь в свою комнату и улавливаю аромат кофе, поднимающийся с первого этажа. Он-то меня и разбудил. Заправив постель, надеваю джинсы, топ с длинным рукавом, после чего начинаю разбирать чемоданы, но, достав стопку футболок, останавливаюсь.

Ведь я могу и не задержаться здесь. Решив подождать, кладу футболки обратно и закрываю чемодан.

Еще восемь секунд стою посреди комнаты, однако, сколько бы я ни тянула, все равно не смогу придумать себе занятие, чтобы отсрочить встречу с новоиспеченными родственниками. Я выхожу из спальни, шумно выдохнув, закрываю за собой дверь и стремительно спускаюсь по лестнице с намерением скорее со всем покончить.

Но когда я вхожу в гостиную и осматриваюсь вокруг, мои плечи слегка расслабляются. Внизу никого нет. Пара ламп освещает просторное помещение. Я перевожу взгляд влево, в сторону кухни, слабо освещенной несколькими светильниками над центральным островком. Там тоже пусто. Хотя на кофеварке заметен красный индикатор. Шагая к ней босиком, я поглядываю по сторонам в поисках парней, беру кружку с сушилки для посуды и наливаю себе кофе.

– Доброе утро.

Я подскакиваю, едва не выронив кружку. Несколько капель проливаются через край и обжигают мой большой палец. Зашипев, я оборачиваюсь через плечо. Джейк входит в кухню и открывает холодильник.

– Доброе утро, – бормочу в ответ, вытирая горячую жидкость со своей кожи.

– Как спалось? – спрашивает он.

Снова бросив взгляд назад, я вижу, как мужчина достает себе напиток. Его руки, шея и спина уже блестят от пота, а футболка свисает из заднего кармана джинсов. Сейчас около семи утра. Как рано они встают?

– Нормально, – бурчу я, отрываю бумажное полотенце и вытираю остатки кофе. Вообще-то спала я хреново, но честный ответ лишь вызовет больше вопросов, поэтому легче солгать.

– Хорошо, – отвечает Джейк, просто стоя на месте, и я буквально чувствую его взгляд на себе.

Взяв еще одно бумажное полотенце, продолжаю вытирать деревянную стойку.

– Достаточно тепло было? – допытывается он.

Чего? Я вопросительно смотрю на него.

– В твоей комнате прошлой ночью? – поясняет мужчина. – Тепло было?

Его светлые волосы, промокшие от пота, липнут ко лбу и вискам.

Кивнув, я вновь отворачиваюсь.

Только Джейк не уходит.

У меня появляется желание вздохнуть, ведь в такие моменты люди обычно ожидают, что я постараюсь поддержать беседу.

Кухня словно сжимается в размерах, молчание становится все более оглушительным, слышно лишь карканье птиц где-то вдалеке. Пока я пытаюсь придумать тему для разговора, секунды неловкости тянутся, отчего мне хочется сбежать.

Внезапно он приближается, и я настороженно выпрямляюсь. Его грудь почти касается моей руки. Я собираюсь сдвинуться, но он протягивает руку передо мной, выключает кофеварку и говорит, овеяв дыханием мою макушку:

– Я просто согревал его для тебя.

Сердце начинает колотиться сильнее. Согревал?.. Ох, кофе. Джейк оставил кофеварку включенной.

– У тебя красивые руки, – подмечает он.

Я смотрю на кисти своих рук, обхвативших кружку.

– У твоего отца тоже были красивые руки, – добавляет мужчина. От моего внимания не ускользает его язвительный тон.

Я хмурю брови. Это насмешка?

– У моего папы были красивые руки, – задумчиво повторяю, не глядя на него, и делаю глоток. – Значит, настоящие мужчины пользуются бензопилами и пикапами вместо ручек Montblanc и сотовых телефонов?

Повернув голову, бросаю взгляд на Джейка. Он прищуривает свои голубые глаза.

– Ну, теперь он мертв, – говорю я. – Ты победил.

Он опускает подбородок, уставившись на меня, и я замечаю, как играют его желваки. Я отворачиваюсь, снова отпивая кофе.

Несмотря на личную неприязнь между ним и отцом, оскорблять сироту – последнее дело. Манеры никто не отменял. Этот парень ведет себя по-свински.

Правда, в животе все равно разливается тепло, и я делаю очередной глоток, стараясь скрыть свою нервозность.

Я чувствую потребность вступить в спор.

Помимо грусти, злость была моим постоянным спутником в детстве. Потом злость уступила место безразличию. И я совсем забыла, насколько приятно отвлекаться на свои эмоции. Мне нравится то, что я не испытываю к нему симпатии.

– Ладно! – выкрикивает кто-то и заходит в кухню, судя по звуку шагов. – Я ухожу.

По-прежнему ощущая на себе взгляд Джейка, я оглядываюсь и вижу, как обнаженная девушка – теперь одетая – подходит к моему дяде с коричневым кожаным рюкзаком на плече и обвивает рукой его шею. Когда она льнет к нему, он все еще продолжает смотреть на меня, однако после секундной заминки наконец-то поворачивается к ней и позволяет себя поцеловать.

Значит, это его женщина. Я рассматриваю гладкую кожу ее лица, затененную козырьком бейсболки, упругое, подтянутое тело. Она ему далеко не ровесница.

Парни не так уж оторваны от цивилизации, как я думала. По крайней мере, до тех пор, пока погодные условия не ухудшатся.

Кончик ее языка проскальзывает Джейку в рот на долю секунды, потом девушка отстраняется. Вернувшись к своему кофе, я ощущаю непонятное раздражение. И часто сюда будут наведываться посторонние?

– Увидимся вечером? – спрашивает она.

– Может быть. – Он умолкает, после чего повторяет: – Может быть.

Похоже, девушке такой ответ не понравился.

Снова поцеловав его, незнакомка уходит. Я выдыхаю, радуясь, что Джейк не представил меня еще одному человеку.

– Не хочешь мне помочь? – интересуется он.

Подняв взгляд, я забываю вопрос, который собиралась задать. Сын Джейка очень похож на отца. Вчера я даже не поняла насколько.

Копна белокурых волос на голове, растрепанных после сна. Ленивая полуулыбка. Неизменная искорка юмора в глазах. Сколько ему лет? Отцу было сорок девять, а Джейк младше. Это все, что я знаю.

С сыновьями, которым по меньшей мере двадцать… вероятно, Джейку слегка за сорок?

Разумеется, он может оказаться старше. Ему часто приходится бывать под солнцем, к тому же мужчина держит себя в форме. У моего отца не было лишнего веса, но он выглядел совершенно иначе.

Я вновь смотрю вперед и отпиваю кофе.

– С чем помочь?

– Увидишь, – отвечает Джейк. – Обуйся.

Он уходит, позвав с собой Дэнни и Джонни. Спустя мгновение собаки следуют за ним в гараж, и я едва не закатываю глаза. Его собак зовут Дэнни и Джонни? Еще одна отсылка к фильму «Парень-каратист»[9].

Сделав пару глотков остывшего кофе, выливаю остатки в раковину, разворачиваюсь и иду в свою спальню.

Надев обувь, я хватаю мобильник, сую его в задний карман, но сразу же достаю, смотрю на него и, засомневавшись лишь на миг, выключаю, после чего ставлю на зарядку.

Закрыв за собой дверь, направляюсь к лестнице. Когда прохожу мимо комнаты сына – того, с которым познакомилась, – на секунду прислушиваюсь, гадая, проснулся ли он уже. Однако ничего не слышу.

На террасе я замедляюсь, изучая панораму при свете дня, и перевожу взгляд вправо. Отсюда заметна только вершина пика, выступающая среди крон деревьев.