Сотник из будущего. На Запад! Булычев Андрей

Глава 1. Тревожная зима

Порывистый ветер кидал в лицо снежинки. Третий день завывала затяжная пурга над стенами Нарвы, и вот она наконец-то пошла на убыль. Здесь, на самом верху, на крепостном парапете она все еще слепила глаза снегом, морозила щеки и поддувала в запах овчинного тулупа. Но все равно это было уже совсем не то, что недавно, когда от ее порывов чуть ли не вжимало в стену.

– Ничего, совсем скоро распогодится, – пробормотал Митяй и, развернувшись возле угловой башни, пошел в обратную сторону. Теперь ему дуло уже в спину, а вот Маратка, который шел навстречу, приподнял воротник тулупа, пряча лицо от ветра.

– Эй, берендей, вона, погляди, как нос обморозил, потри его маненько, а то ведь ежели отпадет, так и Акулинка не признает!

– Ты, лесовин, за своим лучше смотри, у тебя вон уже одного уха нет. Где ты его потерял-то?! – отшутился друг и шагнул в нишу стены. Здесь было потише, и караульные, притоптав наметенный сюда снег валенками, стали плечом к плечу.

– Не-е, Митяй, вчера хуже было. – Марат закинул самострел за спину и сбил с воротника налипшие снежинки. – Сегодня-то что, это так, игрушки. А вот вчерашний караул – он мне надолго теперь запомнится. Как там наш ближний дозор эту пургу пережил, я вот даже и не знаю.

– Да уж, чай, дядька Архип из опытных лесовиков сам, не оплошает, поди? – ответил Митяй. – Небось, просто не успела его пятерка, также как и все дальние дозоры, возвернуться. Те-то вон на санях все катались. Им что, по речному руслу пробежались быстро – и они уже в крепости, а вот этим да, из буреломного леса ох как непросто на лыжах выбираться.

– Ну да, похоже, что все так, – согласился с другом берендей. – Так-то еще пару часов повьюжит и совсем уже успокоится, а там, глядишь, и они к Нарве подойдут. Как сам думаешь, нас Малюта и правда отпустит дозорить? А то ведь давеча вон как гоношился, дескать, мне тут крепостная стража в сотне нужна, а не эти вон бродяги-пластуны!

– Да не-ет, отпустит, куда же он денется? – отмахнулся Митяй. – А то ты его и сам будто не знаешь. Ну, покричит он маненько, как обычно, да потом все одно отойдет. Комендант же вон сам сказал, чтобы молодые готовились поочередно к дозорным выходам. Дескать, нечего им безвылазно тут на стенах сидеть, пусть и они местность вокруг крепости изучают, да и вообще двигаются больше.

– Ну, ежели это Захар Игнатьевич самолично сказал, тогда конечно, – вздохнул Марат. – Сотнику нашему, видать, и самому завидно прогуляться, а ведь никак ему свою стену не бросить. Ну, ладно, постояли маненько, пойдем, что ли, дальше?

– Да пошли, – кивнул ему в ответ друг, и две фигуры, достав самострелы из-за спины, вышли из ниши и зашагали в разные стороны по верхнему ходу стены.

С каждым часом снега становилось все меньше, а завывавший до этого ветер постепенно стих. С высоты даже начали проступать очертания дальнего леса, и уже ближе к концу караульной смены Митяй заметил там какое-то шевеление.

– Движение на опушке у дальнего ручья! – выкрикнул он. – Ближе к обгоревшему дубу с обломанной вершиной!

Раздался топот, и из хода башни выскочил десятник Стриж.

– Чего ты там углядел, Митяй?!

Командир запрыгнул на приступок, поднялся повыше и, приставив ладонь ко лбу, вгляделся в белую даль. К нему присоединилось еще пять человек из отдыхающей смены, и все они застыли в напряжении у парапета.

– Точно, вижу, вижу! – выкрикнул Агафон. – Да вон же, во-он, прямо под обгоревшим дубом, кажись, человек стоит!

– А вот и второй, и третий с ним рядом! – подтвердил худой и высокий Гордей. – Да это никак наш ближний дозор, тот самый, что до пурги в крепость не успел явиться. Вона, вона, гляди, как они руками нам машут!

Вскоре четыре фигурки вынырнули из леса на открытое место и направились в сторону крепости. Двое за собой что-то тащили. Зазвенели цепи опускаемого через ров моста, скрипнули ворота, и в проем проскользнуло четверо пластунов. Пятый же въехал вовнутрь на самодельных санях, сделанных из широких охотничьих лыж.

– Парамон в лесной буерак сверзился. На склон его наступил, а там намет был большой, вон он вниз-то и обвалился, – объяснял командир пешего дозора. – Ногу сильно зашиб, сначала уж думали, что сломал, но не-ет, слава богу, пронесло. Однако раздуло ее сильно в голяхе, и никак дальше идти не можно было. Мы вроде бы как стянули ее, обездвижили и до дома подались, а тут небо хмуриться начало, ну, видно же, что быть скоро пурге. Вот мы ему самодельные сани-то соорудили и давай быстрее тянуть. Но не поспели, такой ветер начался, аж деревья валило! – и Архип передернул плечами. – Пришлось быстро лежку делать, благо место нам хорошее вовремя попалось, да и припас у нас с собой был. Ну вот, мы три дня там и просидели, как медведи в берлоге. А как уж стихать начало, так опять дальше пошли. Оказалось, что до Нарвы совсем уже недалече оставалось, можа, если бы поспешили, так и успели бы дойти. Хотя кто ж его знает, ни зги ведь не видно было.

– Все правильно вы сделали, Архип, – прогудел сотник Малюта. – У батюшки в селище сосед с промысла возвращался, так в трехстах шагах ведь от него он замерз. Тоже вот так же по пурге шел. Видать, закружило его, глаза отвела Метелица и сморила. А ведь какой опытный лесовин был, и вот надо же! Ничего, отогреетесь, в баньке косточки отпарите – как новые будете. Ну а Парамоху вы в лекарню тащите сразу. Чего там, в лесу-то спокойно ли все? Никаких следов в округе не углядели?

– Да нет, человечьих там точно не было, – отмахнулся звеньевой. – Мы же полный круг успели перед пургой дать. Зверь – да, тот ходит. Вон за дальним оврагом у Черной речки на следы волчьей стаи наткнулись. Они там лося загнали, ну и натоптали, искровенили все. Сохатый, видать, шибко сильный был. Все кустья и малые деревца вокруг того места обломаны. Не дался он просто так серым, хорошо постоял за себя. И все одно, сожрали. Стая-то большая, дюжины две в ней точно есть. Ну вот, мы и шли сторожко, чтобы на волков не нарваться. А вот человечьих следов там, стало быть, и не было вовсе. Небось, приметили бы – не прошли бы мимо.

Санный обоз возле главного городища Вирумии начали собирать на второй месяц зимы. После большого бурана от дальнего рода, стоявшего на реке Нымме, прикатили последние трое саней, и на совете старейшин постановили: к русской Нарве идти через два дня, старшим быть Каиро.

– Не скучай, Вилма. – Русский воин Серафим сжал в своих крепких руках маленькие ладошки девушки-эстки. – Вот испрошу разрешения у своего начальства и скоро обязательно тебя сватать приеду. Да еще и с такими дарами, что даже твой отец решится за меня замуж отдать. Небось, уж поймет дядька Расмус, что не в худой он род свою младшую дочь отдает!

– Приезжай, Серафиме, я буду тебя ждать, – девушка легонько кивнула, и ее щеки залил яркий румянец. – Я с мамой уже поговорила, она потихоньку смягчит его сердце. Ты, главное, сам береги себя и смотри за раной, она ведь у тебя еще не до конца зажила. На вот, держи, – и, сняв с плеча берестяной туесок, обшитый мехом, передала его воину. – Здесь все те снадобья, которыми тебя наша Майму и я все эти полгода лечили.

– Спасибо, милая. – Серафим крепче сжал руки и чуть подтянул к себе девушку, желая заключить ее в объятья. Но та резко выдернула их и отскочила от парня.

– Люди же смотрят!

– По саням! В путь! – донеслась команда Каиро. А из ближайших повозок обоза послышался насмешливый окрик друзей влюбленного:

– Фимка, а ну запрыгивай быстрее, мы без тебя сейчас тронемся! И Вилму тоже с собой захватывай, чего же ей скучать здесь?!

Серафим запрыгнул в отъезжающие сани и помахал на прощание рукой. Толпа провожающих кричала вслед отходящему от городища каравану. Несколько десятков мальчишек окружили его и с гомоном бежали вслед. Вот раздались резкие крики, они отскочили в стороны, а мимо обоза пронеслось три конных десятка воинов. Головной дозор, опередив обоз, выскочил на лед речки и пошел по ее руслу на север в сторону моря. За ним с пологго обрыва одна за другой скатились и три десятка саней, запряженных невысокими лошадками. Последними гнали табунок лошадей в сотню голов, и за ним уже следовал тыловой дозор.

Путь держали на север. Нужно было пройти по реке и, не доходя до владений датчан, сворачивать на восток. Дальше дорога была по озеру Консу, и потом по одной мелкой речке она заходила в огромную реку Нарву, а там уже и до самой крепости было рукой подать.

На ночевках разбивали укрепленное становище, выстраивая связанные между собой сани в оборонительный круг. Расставляли рогатки и срубленные, заостренные вершины деревьев. Подходы освещали большими кострами. Места перед этим обширным краем, с самым протяженным здесь озером Консу были землей спорной. На нее постоянно претендовали вирумцы и северные эсты из племени Харью. До больших столкновений между ними ранее дело не доходило, но вот с приходом сюда данов, попав под иго завоевателей, северные эсты начали вести себя более враждебно. И не раз уже вирумцам приходилось отражать их набеги.

Среди эстов Серафим, Первак и Истома были за своих, потому как выучили язык и обычаи племени, приютившего их на время излечения. И все-таки держалась тройка руссов всегда вместе, заступая в одну сторожу. Ели и спали тоже у одного костра, да и в дороге их сани всегда шли рядом. К исходу шестого дня пути обоз догнал тыловой дозор. Десятник Аксель подскакал к Каиро, и командиры, придержав своих коней, о чем-то долго толковали. Наконец десятник, взяв своих людей, ускакал по следу обоза обратно, а Каиро подстегнул коня.

– Быстрее, быстрее, прибавили ходу! – выкрикнул он. – До темноты совсем немного осталось, сейчас через болото переедем, а там на лесной излучине речки переночуем.

Возничие подстегнули своих коней, и санный поезд пошел быстрее.

Ночлег делали в удобном для обороны месте. Обрывистые берега лесной реки словно бы большой дугой огибали остров-поляну, на котором сейчас расставляли сани. Особенно плотно перекрывали смотрящий на лес перешеек шириной около сотни шагов. От человека к человеку, перетаскивающих сушняк и срубленные в лесу рогатины, передавалась тревожная весть: по следу обоза шел небольшой конный отряд. Дозор Акселя, пройдя назад, заметил с дюжину всадников, который при виде вирумцев сразу же свернули в сторону и ускакали по руслу ручья в лес.

– Харью, это харью, – шептали эсты. – За нами они идут, словно волки добычу чуют!

– На ночевке и в пути теперь особенно нужно быть на стороже! – предупредил своих людей полевой вождь. – Мы с санями все равно медленней идем, чем конные. День, два – и их подмога на нас может выйти. Ладно если там будут одни лишь харью, глядишь, и сможем от них отбиться, но они же могут и данов на нас навести. Вот тогда уже совсем худо будет.

В эту ночь русской троице выпало дозорить в третью смену. Лежали в сугробе у заросшего кустарником склона. Стоянка освящалась кострами, а здесь с самого края стояла темень.

Серафим смахнул с дуги своего самострела снег и, проведя рукой по тетиве, вздохнул. Тихо вокруг, только всхрапывали порой в табунке лошади. А в хижине вирумского городища, где спит его Вилма, сейчас душно. Плачет ребенок старшего брата Уго, бормочет его мать, успокаивая младенца. Вскрикивает во сне отец, представляя себя опять на поле боя. И тихонько сопит его белокурая красавица. «Приезжай, Серафиме, я буду тебя ждать…» – сквозь время и расстояние донеслись прощальные ее слова до караульного.

– Фимка, ты чего это, никак спишь, дурень?! – в ухо выдохнул ругательство Первак. – А кто же ночь слушать будет? Может быть, Вилма твоя?

– Не-не, я это, я слухаю, – встрепенулся караульный.

– Да тихо вы оба, бестолковые! – прошипел Истома. – Ничего не слышали сейчас?

– Не-ет, а чего там? – спросил Первак, приподнимаясь со своей лежки.

– Да ты вон, как на жениха только ругнулся и шуманул маненько, внизу-то, в кустах, у самой реки, ветка о ветку вдруг стукнула, а потом и еще раз, – объяснил Истома. – Можа, конечно, и птица это ночная али зверь какой? Но ведь ежели птица, так я бы тогда, небось, и шум от ее крыльев услыхал. Ну а коли это был зверь, так ведь он совсем тихо на лапах своих ходит, ведь чует же, что тут рядом люди есть. Странно все это.

– Так, Фимка, а ну беги к караульному десятнику, испроси у него пару смолистых факелов, – приказал признанный в троице за старшего Первак. – И тебе полезно будет размяться, а то вон, скоро ведь точно уснешь. Да дядьку Иво-то покамест не будоражь, вдруг Истомке почудилось. Поднимем еще всю стоянку ненароком.

Серафим отполз немного назад от обрыва, потом поднялся и бросился бегом к становищу. Через пару сотен ударов сердца он вернулся вместе с десятником и с пятеркой лучников.

– Тихо, тихо! – прошептал Иво, предостерегающе подняв руку. – Не вы первые странное в округе примечаете. Здесь вот у вас склон более пологий, чем везде, вполне даже могут сюда находники красться. Зажигай, – кивнул он своим людям, и те ударили кремнем о кресало, выбивая искры на трут. Русские взяли на изготовку свои самострелы, а эсты – луки.

«Тук, тук, тук», – стучало в висках. И вот вспыхнувшие факелы полетели вниз со склона. Один, зашипев, почти сразу же погас в снегу. А вот два других удачно упали и осветили подступы.

– Бей! – резко крикнул Иво и послал первую стрелу в человеческую фигуру. Вслед за ним раздались хлопки тетивы и резкие щелчки самострелов. Внизу яростно закричали. Десятка три под прикрытием дюжины лучников ринулись сквозь кусты наверх. Серафим, взведя рычагом «козьей ножки» свой самострел, перебежал чуть вправо, а в то место, где он только что стоял, ударило сразу две стрелы. Два лучника вирумцев уже лежали на снегу, окрашивая его красным.

– Берегись! – выкрикнул десятник и послал одну за другой три стрелы во врага. Ему в плечо впилась вражеская, и он, вскрикнув, выронил свой лук.

«Щелк!» – выцелив набегающего самым первым здорового бородатого мужика с мечом, Серафим разрядил только что взведенный самострел. Болт со стуком пробил бронзовую бляху на груди бородача и вошел дальше в тело. Пара человек подхватила убитого и попыталась было оттащить его назад, а из становища уже накатывала грозно гомонящая толпа вирумцев. В вылезающих наверх харью полетели копья и стрелы. Сотня воинов сбила оставшихся в живых вниз и устремилась за ними в погоню.

– Назад! Назад! – кричал Каиро. – Всем вернуться к стоянке, это может быть засада! В лес никому не соваться!

Выпустив в полной темноте вслед отбегающим несколько стрел, погоня вернулась обратно.

– С дюжину только смогли уйти. – Истома с досады скрипнул зубами, перезаряжая самострел. – В основном из тех лучников, кто вот этих прикрывал, – кивнул он на лежащие повсюду тела.

– И ладно, вот и правильно, что не дали за ними погнаться. – Первак, морщась, растирал кулаком грудь. – Помнишь, как нас дядьки-ветераны сами учили: покажи врагу свою слабость, замани его в удобное место, а потом всего там истреби. Хорошие стрелки, если бы не моя кольчуга, то же, что и с этими, было бы, – кивнул он на убитых вирумцев.

Исход ночного скоротечного боя был таков: вирумцы потеряли троих убитыми, и пятеро их воинов были ранены. У речного склона насчитали тридцать три трупа. Троих раненых харью удалось пленить, и не менее полтора десятка следовых дорожек уходило в лес напротив стоянки. В четырех из них были замечены следы крови.

– Каиро, двое там точно сильно ранены! – рассматривая след, прокричал снизу Аксель. – Может, я пару десятков возьму и пробегусь осторожно?

– Нет, я же сказал нет! – Походный вождь недовольно нахмурился. – Время тратить не будем, сейчас быстро поедим и затемно в путь двинем. Нельзя нам задерживаться, коли харью с нами не совладали, значит, можно ждать их господ данов. А нам до русской крепости еще три дня хода.

Сборы были быстрыми, вирумцы еще загружали на сани своих убитых и раненых, а передовой дозор уже ускакал разведывать путь.

– Вождь сильно тревожится, говорит, что одного пленного они разговорили, и тот поведал, что это дружина из южного рода харью на нас наскакивала, – рассказывал друзьям последние новости Первак. – Эи-то думали, что ночью у них удачно все здесь получится. Что нападут они на наш стан в темноте, сторожу побьют, а всех лошадей разгонят. Потом быстро в лес оттянутся и в засаду у своего следа залягут. Дескать, после такой вот сумятицы мы здесь точно много времени потеряем. Пока табун обратно сколотим, пока соберем все – вот и день уже к исходу. Глядишь, и еще на одну ночевку здесь останемся, сильно сторожась. А тем временем к ним и подмога подойдет. Они-то за ней в свое главное городище Йыхви гонцов уже отправили. А там замок Ярве их господ данов прямо совсем рядышком стоит. Вот они, небось, их-то с собой тоже зазовут.

– О-о-о, да эти даны только и рады будут пойти! – воскликнул Истома, укладывая котел в сани. – Насчет добычи они очень сильно жадные, сам видел, как они за трофеи два года назад друг с другом после боя дрались. А тут такой большой обоз эстов в чужую землю идет, да с добром и при охране из лесовинов. Конечно, ударят, непременно. Надо шибко спешить. До наших земель всего-то ничего осталось.

Наконец послышалась команда, и санные повозки одна за другой, оставляя за собой глубокий след, скатились на речной лед. На островке у излучины парили засыпанные снегом костровища, валялись раскиданные рогатины, да у обрыва лежало три десятка обобранных трупов.

Глава 2. Дальний дозор

Крепость Нарва была пограничной твердыней, стоявшей на перекрестке нескольких древних путей. Сюда шла дорога вдоль Варяжского – Балтийского – моря от датского Ревеля на Новгород, и потом, миновав его, она уходила уже дальше, в русские княжества и в Булгарию. Шел здесь сухой путь от земель латгалов и ливов, ну а теперь уже и от Рижского епископства, которое сейчас активно переваривало эти балтские народы. Подходил сюда путь и от эстов, и их племенных объединений под названием Вирумии, Угандии, Ярвы, Алемпойс и прочих. Не так уж далеко от Нарвы располагался форпост ливонских немцев и меченосцев в городе-крепости Дерпте.

Помимо торговых караванов, по всем этим дорогам ходили как отдельные воинские отряды, так и огромные армии. Поэтому держаться здесь приходилось всегда сторожко.

Каждую седмицу для контроля окрестностей выходили из крепости ближние лыжные дозоры и дальние конные на санях. Попробуй только поленись, оставь эту местность без пригляда – и на ней быстро выстроят временные крепостицы, а потом и каменные замки боевитые и предприимчивые немцы, как это уже случилось на землях ливов, латгалов и южных эстов. Да и датчане – те ведь тоже не промах, только и думают, как бы им расширить свои владения и примучить лесные племена. А уж об отданной русским нарвской земле они, небось, теперь крепко сожалеют. Только и ждут, когда ее обратно можно будет забрать.

Это учитывалось, и гарнизон делал все, чтобы показать своим беспокойным соседям, что русские здесь не просто надолго, нет, что они встали тут навечно и соваться к ним сюда не следует.

– Ладно, братцы, не тужите, в следующий дозор уже и вы пойдете, – успокаивал Оську с Гришкой Митяй. – Захар Игнатьевич ведь сказал, что он всех молодых обкатает по окрестностям. Ну вот, значит, так оно и будет. А чего, мы худые, жилистые, нас одно удовольствие в дальние дозоры брать. Все лошадям лишний вес за собой не тащить.

Дальний дозор на трех санях и с верхоконным десятком уходил в объезд, как правило, на пять-семь дней. Его дело было пройти на юг по реке Нарве до Чудского озера, а потом, делая петлю на запад по замерзшим руслам малых рек, он должен был дойти до земель данов. Проскочив по самой границе, ему потом надлежало возвращаться по берегу Балтийского моря обратно в крепость.

Сейчас скользить на санях по простору огромной реки было одно удовольствие, все вокруг отрыто, февральское солнышко ласково светит. Красота, да и только!

Заночевали возле небольшого рыбацкого селения на берегу озера. Старший дозора, десятник дядька Спиридон, поехал с пятеркой воев потолковать с местным старостой, а все остальные в это время разбивали стоянку. Прямо на санях вывезли из ближайшего леса сухостой и разожгли большие костры.

– Вот, принимайте. – Подъехавший десятник скинул на снег большой рогожный куль.

Обозный ветеран, Еремей, развязал горловину.

– О-о-о, никак Юхо нонче рыбой расщедрился? С чего бы это он? С него ведь и летом даже сорной мелочи на уху не выпросишь, а тут вон и судак, и сиг, и даже налим.

– Да я ему лепестковый наконечник для промыслового копья дал, – ответил Спиридон. – Мне-то он за ненадобностью, а местным вон любое железо тут за радость. Так что рыбкой побалуемся в дороге, зверя ведь скрасть времени не будет, если только он дуром перед нами на речное русло не вылезет. Ну и так побалакали мы маненько с рыбарями, чужих они в этих местах давненько не видали. Не врут уж, чай. На нас-то они безо всякой вражды смотрят.

На ужин сварили уху из рыбы помельче. Несколько крупных щучек разрубили и потом, нанизав куски на прутья, запекли их над углями. В конце трапезы, как обычно, попили горячего травяного чая из зверобоя, чабреца и душицы.

У Митяя сегодня караул был второй сменой, каждый из молодых стоял в нем с опытными дядьками.

– Ты, паря, вот на этом вязу лучше затаись, – показал на большое дерево, стоящее чуть поодаль от стоянки, Креслав. – Тебя костер здесь освещать не будет, а сам ты со стороны хорошо все видеть и слышать сможешь. Если что вдруг, то шумани и сразу же в сугроб сигай. Сам ведь знаешь: среди ветвей от стрелы не укрыться.

– Хорошо, дядька, все понятно, – кивнул Митяй и, подтянувшись на ветке, ловко вскарабкался по стволу вверх до развилки.

– О как, словно бы куница по деревьям скачет. Э-эх, молодость, – вздохнул ветеран и направился ближе к костру.

Второй день прошел в переездах с одного русла ручья в другое. С него в небольшую речку, а потом через промерзшее болото и через малый ручей опять в реку. Утомились все изрядно. Несколько раз приходилось выпрягать из саней лошадей и на руках перетаскивать повозки через лесные завалы. Прямого и удобного пути между руслами здесь не было, и всем пришлось изрядно попотеть. Хорошего, спокойного отдыха тоже не получилось. Ближе к вечеру на очередной переволоке натолкнулись на свежий волчий след и всю ночь сторожились. Стая ходила неподалеку вокруг и выла в темноте. Однако, потеряв двух «прибылых» – годовалых волков, близко серые уже не подходили.

– Эко зверь хитрый, – качал головой Еремей, поглаживая снятую с волка шкуру. – По ветру ведь встали, чтобы лошадей хорошо шугануть. Все переярки[1] или матерые – они-то подальше держались, а эта молодь ведь такого страха не знает, ну и подлезла под болт и стрелу. Вот и будет теперь тебе на шапку мех, Петро. Али вон у Сбыни второго выменяй, глядишь, и на душегрейку тогда хватит. Вроде он же второго подстрелил?

Волчья стая, поняв, что добыча им не по зубам, унеслась дальше по своим делам, а дальний дозор, перевалив через сгоревший участок леса, наконец-то вышел на удобный путь.

– Ну, все-е! – выдохнул уставший обозный. – Вот теперяча на закат можно будет долго ехать. Тут, считай, как бы зимняя дорога туды идет. В Виронию и потом дальше к южным эстам, ну и во всякие чужие немецкие земли. Там даже потом переволоки не такие изматывающие, как вот те, что мы только что прошли. Скачи и скачи аж до самых датских земель, а потом после реки Мустайки за озером Консу к морю на север заворачивай. Прошли мы, Митяй, самое трудное место, теперь-то уж быстро дальше поедем. Бери в руки вожжи, править будешь, а я, пожалуй, передохну маненько. – И дядька Еремей, передав кожаные ремни молодому, переместился назад к Сбыне, который, закутавшись в овчинную накидку, успел уже задремать. – Эй, снулый, подвинься, в дозоре, чай, находишься, а не на печи, чего храпишь-то?! – проворчал ветеран, натягивая на себя меховушку.

Лошади в парных упряжках резво бежали, следуя за передовой верхоконной пятеркой. Их теперь и подстегивать нужды не было. А Митяй сейчас вспоминал прошлую зиму, когда после окончания ратной школы он проходил службу в бригадной обозной команде. Вот где довелось-то ему по лесным заснеженным дрогам поездить! Бригада держала все окрестности вокруг Андреевского под своим пристальным вниманием. И в самые лютые, голодные года вывезла она множество людей из вымирающих селений Новгородской Деревской пятины. Была в ту службу и лютая стужа, и пурга, и даже случались яростные схватки с разбойничьими ватагами. Кто ему теперь посмеет сказать, что у обозных служба так себе, никчемная и совсем невидная? Да он ему первый в лицо бросит, что тот прелый лапоть и пустобрех! И правильно, что их, молодых, таких вот шибко умных и бойких, начальство протаскивает через такое дело. Ибо каждый должен и обозную, и крепостную лямку тянуть, а уже потом кому и куда старшины место укажут, где ему дальше служить. В пластуны ли, если ты шибко боевитый, в конницу, коли в этом верховом деле умел, ну или в ту же ладейную рать, если такое по душе. А вот кому-то, как, например, Оське, розмысловая или даже орудийная рать ближе. Тот вон по всяким механизмам бредит, о торсионах и о рычагах думает, а теперь все в мечтах пребывает, как бы ему в новую орудийную рать попасть. Спит и видит себя друг Оська возле надраенной до яркого блеска орудии да с большим яблоком-ядром в руках.

– Ну да, каждому свое, – пробормотал Митяй, вглядываясь в идущую шагах в ста впереди конную пятерку.

Погоню заметили за озером Консу. Сани обоза проскочили через небольшой перелесок по давней, заросшей кустарником вырубке и потом зашли в левобережный приток Нарвы – речку Мустайэги. Всего тридцать верст ходу по ней – и обоз окажется на льду огромной реки, а там уже и сама крепость будет недалеко.

От тылового десятка на переходе к лесной речке обоз нагнал встревоженный гонец.

– Вождь, на лед озера вышло пять десятков всадников, на головах у многих блестят стальные шлемы! – выкрикнул воин. – За ними еще из леса конные выходили, сколько их, не разглядели, меня к тебе Эйно с вестью послал.

Каиро зло ощерился.

– Все-таки навели на нас эти собаки своих хозяев данов. А уж эти просто так теперь не отцепятся.

Ускориться, как только можно! – отдал он команду для обоза. – Всем верхоконным собраться возле меня!

Нужно было во что бы то ни стало задержать погоню и дать возможность обозу пройти по лесной реке как можно дальше. Путь здесь был только один – по ее руслу. Лесом догнать вирумцев было невозможно, и теперь этот путь нужно было как-нибудь закрыть. Были срублены три огромных дерева, растущих на самом берегу, и они, с шумом рухнув вниз, создали искусственную преграду. Больше ничего сделать не удалось, послышался топот, и из-за поворота выскочил тыловой дозор.

– Этой стороной берега обходите! – выкрикнул Каиро, и за конными упали еще два подрубленных дерева, перегораживая теперь и обходной путь.

В выскочившую погоню из-за завала ударили стрелами четыре десятка луков и два арбалета. Несколько всадников и коней упали на лед, и отряд, развернувшись, ушел назад за речной поворот. Наступила пауза.

– Сейчас они все сюда подойдут и потом со всех сторон на нас полезут, – предположил Аксель. – Ладно, перед завалом мы их немного придержим, но они ведь по берегу лесом нас обойдут и потом с боков навалятся.

– Конечно, обойдут, – согласился Каиро, – но на это все им нужно время, а оно сейчас играет на нас. Эйно, Юхани, отойдите со своими десятками от берега шагов на сто в стороны, смотрите и слушайте лес. Как только вы увидите неприятеля, так сразу же отходите к реке. В бой не ввязывайтесь!

Десятники крикнули своих людей, и те, оставив товарищам лошадей, скользнули в лес.

Через четверть часа из-за поворота вышло более сотни воинов, они не спешили. У многих в руках были луки, и они еще издали повели обстрел затаившихся в завале вирумцев. Те, прикрываясь стволами поваленных деревьев, метали в ответ свои стрелы.

– Не высовываться! – крикнул Каиро. – Их много, и на каждую нашу стрелу, хоть мы и в укрытии, враг ответит пятью. Берегите себя!

Смотри, Аксель, близко уже не подходят, – кивнул он на стоящих в отдалении харью и датчан. – Словно бы приковывают они к себе наше внимание, а ведь могли бы уже решительным броском сюда налететь. Выжидают. Видать, действительно хотят окружить нас здесь и всех одним разом положить. Отводи воинов, и готовьте коней, а мы пока здесь стрелы покидаем, – и, зацепив крюком «самсонова пояса» взвод своего арбалета, с натугой натянул его тетиву.

«Щелк!» – болт подаренного русскими оружия ударил переднего вражеского воина в блестящем округлом шлеме, прикрывавшегося щитом. Даже такой слабый самострел и тот сумел его пробить, и до Каиро донесся резкий крик боли.

– Враг обходит! Близко! – донесся возглас, и с одного из склонов на лед скатился десяток Эйно.

Буквально через несколько ударов сердца с другого обрыва реки сбежали и люди Юхани. По команде вождя воины подхватили своего раненого товарища и бросились к тому месту, где вирумцы седлали лошадей. Не прошло и трех минут, как топот их коней стих, а перед нападающими, преодолевшими наконец завал, оказалось пустое и плотно утоптанное место.

– Ушли все-таки! – прорычал здоровенный датчанин и грязно выругался. – Это все твои люди виноваты, Нуути! – обвинил он рыжебородого вождя харью. – Все вы, эсты, одинаковы! Почему так медлили там в лесу?!

– Господин, мои люди двигались быстро и осторожно, – ответил эст. – Эти вирумцы оказались очень предусмотрительны и выставили по бокам реки свою сторожу. Вот она-то и предупредила всех остальных.

– Ну, так и нужно было большим, широким кругом их обходить, болваны! – взвился дан. – Чего вы прямиком туда поперлись?!

– Но, благородный господин Холдор, вы же ведь самолично нам сказали не терять время и повелели нам окружить и ударить вирумцев побыстрее, – возразил походный вождь харью. – Вот мои люди потому-то и спешили. Кто же знал, что все так получится?

– Нечего оправдываться, Нуути! – прорычал предводитель данов. – Мы из-за вашей нерасторопности потеряли двух воинов убитыми и троих ранеными! Я это еще припомню вам при дележе добычи! Распорядись, чтобы твои люди быстрее растащили завал. Мне не терпится поскорее настигнуть этих лесовиков и изрубить их всех! Седлаем коней! – распорядился он, и сотня датчан первая проскочила через освобожденный эстами проход.

Митяй резко натянул вожжи, лошади, пробежав немного по инерции, захрапели и встали.

– Чего там?!

Дядька Еремей, скинув меховую накидку, уже стоял на ногах, прикрываясь щитом, а в правой руке он держал сулицу. Рядом Сбыня, сжав в руках лук, обозревал окрестности настороженным взглядом.

– Вона, дядька, передовой дозор как гарцует, видать, увидали всадники кого-то! – Молодой воин протянул вперед одетую в меховую рукавицу руку.

– И точно, гляди-ка! – Ветеран, как видно, тоже это углядел. – Вона, это они нам ведь машут. А ну разворачивай быстро сани! Тут, если что, только по одному этому руслу можно назад уходить!

Не успели они еще развернуться, как подскочил конный из передового дозора.

– Десятник говорит, что большой обоз впереди к нам катит, только вот странно, совсем он там безо всякого охранения. Одни лишь сани в нашу сторону идут. Повремените пока отходить, братцы, но, однако же, к бою приготовьтесь!

– А то мы и сами это не знаем, – проворчал Еремей, проверяя взвод своего самострела-реечника.

Через минуту показался и сам обоз. Не останавливаясь, мимо русского дозора, его сани проносились дальше.

– Даны и харью идут! – выкрикнули возничие эсты-вирумцы. – Близко они! Уходите!

Первая, вторая, третья повозки пролетели мимо. С четвертой, пятой и шестой спрыгнуло по воину, и они подбежали к саням русского дозора.

– Братцы, мы свои, русские! Узнаете?! – выкрикнул подбегающий крепыш. – Я Первак, а это Истома с Серафимом. Из той пластунской сотни мы, что летом в Вирумию заходила. С немцами и угандийцами бились и ранены были, а теперь вот с обозом в Нарву возвращаемся.

– Наши, точно наши! – подтвердил Митяй. – Мы в одном речном караване с ними в Нарву шли. Серафим, привет! – крикнул он, разглядев знакомого пластуна.

– Тихо! – осадил молодых воинов Еремей. – Потом ужо обниматься будете, вона, конные наши сюда скачут!

Как видно, старший русского дозора уже переговорил с вождем вирумцев, и теперь все всадники оттягивались к саням, а за ними вдалеке уже виделся большой конный отряд погони.

– Еремей! Перегораживай санями реку! Быстрее! – донесся крик десятника.

«Ну, вот и все, сейчас его отряд разметает этот заслон из лесовиков, посечет всех мечами, а потом бросится вдогон за санями с добычей», – думал Холдор, настегивая своего коня. Он выставил вперед копье, уже представляя, как его острый наконечник пробьет с хода тело первой жертвы. Вот они, всего-то чуть больше половины сотни воинов, что засели за тремя санями. Жалкая преграда для его отряда!

Громкий звук рога донёсшийся от стоявшего и трубившего в него перед санями воина, облаченного в хороший доспех, словно ударил его по голове. Точно такой же звук он не раз уже слышал от руссов, когда они шли в битву при Нарве, Раквере, Ярве или перед Ревелем два года назад. И этот богатый доспех, сочетающий в себе кольчугу с пластинчатой броней и островерхим шлемом, – он тоже сразу же бросался в глаза. Командир датской крепости Jeruius был опытным воином, и, располагаясь на границе с новгородской землей, он хорошо уже изучил ее воинов. Не было никаких сомнений – перед ним был русский, да еще из дружины!

– Hold op![2] – прокричал рыцарь, и его конь остановился буквально в трех шагах от пешего воина. Бока огромного коня, накрытого попоной, дрожали, а из широко открытых ноздрей слышалось шумное с хрипотцой дыхание. Он очень долго скакал, повинуясь желанию своего господина. А тот молча сидел, вглядываясь из-под забрала в стоящего. Острое жало копья дана замерло, нацелившись в его грудь.

– Прочь с дороги! – раздался глухой басовитый рык из-под шлема рыцаря. – Мы не воюем с русскими, но пусть и они не мешают нам наказывать наших врагов!

– Я старший дальнего дозора новгородской крепости Нарва, пластунский десятник Андреевской бригады Спиридон, по батюшке Святозарович, – русский, представляясь, хлопнул себя по броне на груди. – А вот кто такой будешь ты?

– Перед тобой, десятник, комендант датской крепости Ярве Холдор из славного и благородного рода Могенсона! – выкрикнул датчанин и поднял забрало. – Мы теряем время! – недовольно выкрикнул он, нахмурившись. – Прикажи своим людям растащить сани и освободить нам путь, а сами ступайте куда хотите!

– Я знаю тебя, рыцарь Холдор Могенсон, – с какой-то скрытой иронией в голосе проговорил русский. – Мы уже встречались больше трех лет назад на такой же вот зимней лесной дороге в ижорских землях, когда моя бригада шла походом на тавастов. И ты опять требуешь освободить тебе и твоему отряду путь, находясь снова на моей же земле. Как такое понимать, славный рыцарь? Или для тебя не указ договор твоего короля Вальдемара с нашим князем Ярославом о передаче всей Нарвской волости во владения Новгорода? Или, может быть, ты и вовсе не признаешь союзный договор между нашими державами и их властителями?

Холдор молча сидел на коне, вот только наконечник его копья опустился вниз. Наконец он каким-то тусклым голосом ответил:

– Указы моего короля священны для его подданных, и они обязательны к исполнению. Я признаю эту землю за русскими и признаю союзный договор между нашими державами, – и, побагровев, он вытянул копье в сторону стоящих за санями воинов вирумцев. – Но там, среди твоих воинов я вижу эстских собак из мятежного лесного племени. Они убили подданных короля и должны ответить за пролитую кровь! И ты, десятник, не вправе мешать нам вершить над ними суд! Отдайте их нам и идите туда, куда вам нужно! Если же вы будете нам препятствовать в этом священном праве мести, то она падет и на вас тоже!

– Каиро! – выкрикнул, не оборачиваясь, Спиридон. – Где на вас совершили нападение люди датской короны?

Из-за саней, отложив свой самострел, поднялся походный вождь вирумцев.

– Харью напали на нас первыми, когда мы шли по реке Алайыги, на спорной между нашими племенами земле. А вот даны – они напали уже после озера Консу, когда мы уходили на восток.

– Холдор из славного и благородного рода Могенсон, – покачав укоризненно головой, обратился к рыцарю Спиридон, – а ведь вы разбойничали на нашей, на новгородской земле. Меня не интересуют лесные войны между эстами, они постоянно и веками между собой ратятся, а потом вновь мирятся. Но вот по какому такому праву люди датского короля нападали на наших союзников, которые везли нашу долю добычи после битвы с дерптцами, да еще и возвращали наших раненных в этой битве людей?! Вот этого я никак не могу понять! Или вы этого не знали, или действительно хотели присвоить себе наши трофеи, а еще и убить наших людей? Так отвечайте же!

Над лесной зимней дорогой нависла напряженная тишина, только похрапывали и переступали кони в стоящих на льду сотнях. Да еще нет-нет доносилось позвякивание оружия и брони.

– Я этого не знал, – буквально выдавил из себя рыцарь.

Он пристально оглядел весь заслон, обдумывая свои дальнейшие действия. Так, тут полсотни лесовиков. Эти голодранцы его воинам всего на две-три минуты легкой сечи. Среди них полтора, а, нет, скорее все же два десятка руссов. Вот с ними, конечно же, будет гораздо тяжелее. У каждого в руках хороший самострел, а из брони как минимум кольчуга и шлем. Все они к тому же с мечами и копьями. И все равно окружить всех здесь двумя сотнями харью, а вот самим навалиться всей массой спереди. Уж они точно не устоят, все до одного полягут в бою. А вдруг у новгородцев здесь еще есть люди?! Они очень коварны и опасны! Он ведь и сам видел два года назад, когда они шли совместно на Ревель, как их лесные дружины выбивали латную немецкую кавалерию из засад. Точно, весь свой отряд можно здесь положить, а уж он будет для их стрелков самой первой и желанной целью. «Нет, очень опасно нападать, – колебался рыцарь. – Да и не скроешь потом такое». Нарвцы непременно будут искать своих людей, да и среди его подчиненных есть те, кто сможет донести в Ревель об этой схватке. Король и управляющий в Эстляндии от его имени герцог Кристофер сейчас очень дорожат добрыми отношениями с руссами. А ведь выживи он в этой сече – и его голову потом все равно могут отдать Новгороду с извинениями и золотом, лишь бы все поскорее забыли об этом инциденте. «Нет, все же придется уходить обратно. Пока не время пускать здесь русским кровь, – решил Холдор и начал разворачивать своего коня.

– Тебе и твоим воинам сегодня очень повезло, десятник! – крикнул он, обернувшись. – Я чту указы своего короля. А вот этим лесным собакам, что прячутся сейчас за вашими спинами, еще придется возвращаться назад. И с ними у нас будет особый разговор. Прощай, Спиридос, а лучше до встречи! – И он, пришпорив коня, взял с места в галоп.

Глухой топот стих вдали, и Митяй разжал ладони, удерживающие ложе самострела.

– Уф, неужто пронесло, братцы?

– Похоже на то, братка, – проворчал Марат, выпрыгивая из саней на лед реки. – Поживем еще!

– Спиридон, по батюшке Святозарович, а где же это ты так на чужом языке красиво балакать-то научился? – со смешком спросил десятника дядька Еремей. – Иной раз и по-нашенски-то немногословен, а тут так и чешет, так и чешет по-иноземному.

– Да это моему командиру, Родиславу, спасибо, – усмехнулся старший русского дозора. – Не раз, бывало, показывал он нам, неучам, как это полезно, когда ты по-чужеземному излагать умеешь. За три года мы ведь все в его полусотне освоили по паре языков. Это сначала вроде бы как тяжело, а потом потихоньку, помаленьку уже и втягиваешься. Ладно, расцепляй сани, лошадей запрягайте, – скомандовал он своим людям. – Нам еще обоз догонять, он-то с перепугу, небось, уже к реке Нарве подкатывает. Пойдем тоже с ним к крепости. Вряд ли, конечно, эти возвернутся, но все же поберечься нам следует.

Глава 3. За княжьим столом

– Я еще три года назад, после «ледяного похода» к тавастам, замыслил выбить немцев из нашего Юрьева, но вот видишь, как все случилось? – Ярослав поморщился и отпил ставленого меда из небольшого зеленого богемского кубка. – Наливай и себе тоже, Иванович, чай уж по-простому, по-свойски сейчас сидим, вот и нечего нам сюда чашечников звать, – князь кивнул на большой глиняный кувшин с напитком. – А ежели хочешь, так вон фряжского себе плесни, ты же у нас барон!

– Нет, княже, благодарю, довольно мне уже, – ухмыльнувшись, покачал головой Андрей. – Завтра нам в дальнюю дорогу с утреца, хочу, чтобы голова легкой была.

– Да проветрится твоя голова, не бои-ись, – засмеялся Всеволодович. – Сейчас, в конце февраля, вона как часто вьюги налетают. Пока вы там до поместья своего будете идти, чай, уж не в одну метель во время пути попадете. Давай, давай, наливай маленько, – подбодрил он Сотника. – Я ведь и сам бражничество не одобряю, но вот бывает надобно иногда так вот, после больших волнений и тревог посидеть. А уж тем более когда рядом с тобой человек хороший, надежный. Неужто не поддержишь ты своего князя, а, Андрей Иванович?

Сотник посмотрел на слегка захмелевшего Рюриковича и ответил ему с легкой улыбкой:

– Поддержу, Ярослав Всеволодович, ну как мне тебя не поддержать? Когда мне еще вот так, да за княжьим столом доведется сидеть?

Он подтянул к себе поближе кувшин, наполненный легким медом, настоянным с мятой и пряностями, и отлил из него в свой кубок.

– Ну вот, хотя бы и так, – хмыкнул Ярослав. – Здрав будь, воевода! – и он разом ополовинил свой кубок. – Тяжелые эти три года были для нас, ох и тяжелые, – продолжил он далее излагать свои мысли. – Я уж было подумал, что в этих кровавых междоусобицах и вотчину свою потеряю Переяславскую, и Новгородского стола навечно лишусь. Все ведь против меня было. Со многими же рассорился, яро сговаривая князей воедино против запада стоять. Прав ты был, Иванович, когда говорил, что в одних руках вся верховная власть должна быть. Коли будет единая Русь, так и отбиться от любого врага она сможет своим большим и общим войском. А вот сейчас у нас что? Каждый клан: Олеговичи ли, Мстиславовичи, Игоревичи, Святославовичи ли, да и все прочие, только лишь на себя одного одеяло тащат, и на междоусобной войне они кровь своих лучших воинов льют. Тех воинов, которым бы злым соседям надобно укорот давать. Ан нет! Пусть уж лучше чужой это соседское заберет, чем вдруг он сам сильнее тебя потом станет! Раздробленность наша нас и погубит, Андрей! – и князь стукнул с досады кулаком по столу.

Дверь хлопнула, и в светлицу заглянули три головы ближников.

– Вон подите! – крикнул недовольно князь. – Говорил же вам, что со своим человеком я буду сидеть!

Головы мигом пропали, а он, ворча, отпил из кубка.

– Ну ведь нигде мне покоя нет! Всюду я под приглядом и с прислухом. Да-а, тяжелые эти года были, ох и тяжелые. Еще этот голод, разбой и распря. Ослабла наша северная земля, Андрей. Если бы мы в свое время тавастов со свеями хорошо эдак не побили, небось, ты сам представляешь, что бы тогда было? Они бы точно карелу кончили, а потом и всю Ладогу под себя забрали, заперев тем самым нам выход в Балтийское море. А немцы с данами еще бы и водь с ижорой под себя подмяли, как вон недавно наш Юрьев. И так ведь даже уже в самом Пскове ливонцы обосновались. Еще немного, еще чуть-чуть – и уже на Новгород они полезут! Вот я, Андрей, и тужу за эти все потерянные года. А ведь как все хорошо начиналось! С Миндовгом мы по душам сговорились. Его от немцев к себе, к Руси склонили, и общим походом уже было на латинян пошли! А тут вдруг раз – и это чернолетье нагрянуло! И все мои труды разом насмарку!

– Ничего еще не потеряно, княже! – успокоил Ярослава Сотник. – Северная Русь, конечно, сильно от голода пострадала, но народ наш не сгинул. Сам же вот говорил давеча, когда мы стук топоров с колокольни слушали, что восстановится Новгород, и вся земля вокруг него тоже вскоре воспрянет. На семена зерно у нас есть, по весне, как и обговаривали, уйдут малые караваны по всем пятинам и раздадут его крестьянам. Года три пройдет – и снова здесь народ оправится. Набуянил, вкусил он кровавой свободы, теперь только лишь одним миром и трудом всем жить охота. Так что престол твой в Новгороде как никогда будет дальше крепко стоять, князь. Ну а уж мы его обороним от внешнего врага.

– Все так, – кивнул князь. – Мятежники к Михаилу Черниговскому сбежали и теперь его там подзуживают снова на Новгород идти. Брани усобной я не желаю, но и слабость показать мне никак нельзя. Иначе раздавят! Думаю я в этом году решить все внутренние свои дела. Здесь на престоле оставлю сыновей с малым войском, а сам с дружиной князю Михаилу и беглым мятежникам укорот дам. С братьями все обговорю, уж, думаю, поддержат они меня. Коли не захочет Черниговский князь от Новгородского престола отказаться, так, значит, быть брани! Оставлять его за спиной, когда я буду с немцами ратиться, никак мне нельзя. Вот уйду походом в Ливонию, а он тут как тут, обязательно ведь снова сюда нагрянет. Ну а коли захочет он все миром решить и поклянется на кресте, что не претендует более на власть в Северной Руси, да еще и изгонит от себя мятежников, так и ладно, значит, не враждовать нам с ним более. Пусть вон на юге свои дела делает, перед ним же бескрайнее Дикое поле, откуда постоянно степняки набегают. Вот и пущай с ними ратится и обороняет южные рубежи. На все это мне нужен год, Андрей Иванович. И вот коли решится все с Михаилом, так потом я уже смогу все свои полки на немцев двинуть. Но и этот год нам тоже терять никак нельзя! Перед большим походом надобно серьезно подготовиться. Самая большая опасность для нас – в объединении врагов. Мы-то, может, и одолеем их всех, но вот крови нам это будет стоить очень большой! Сам же понимаешь: неприятеля лучше бить поодиночке. Союз данов с немцами пока, слава богу, невозможен. Вольдемар никак не простит им отгрызенных от его королевства земель Шлейзвика и Голштинии, ну и того коварного натиска на Эстляндию, когда они по кусочку отъели ее всю. Только ведь благодаря нашей помощи удалось обратно ему ее земли вернуть. И король это пока помнит. Поэтому удара в спину, пока мы будем ратиться с немцами, я от него не жду. У него вон сейчас и со свеями своих забот хватает. Да и с нами ноне серьезный и взаимовыгодный союзный договор имеется. Так, далее – свеи. Нам они нынче тоже не помеха, мы их хорошо недавно в Тавастии потрепали. А потом, они сейчас внутренней своей войной и смутой внутри королевства ослаблены. Как там твой родственничек, Эрик, поживает, что был изгнан Кнутом Хольмгерссоном с престола?

– Да хорошо все у него, – пожал плечами Сотник. – Говорит, что ему у меня нравится. Лечится, читает запоем, гуляет вон постоянно. Недавно даже в ратную школу сподобился заходить, несколько раз в седмицу молодым про античную историю рассказывает и латинскому с греческим языком их учит. Здоровье на поправку у него пошло, порозовел вон даже. А то ведь худой и бледный, как смерть, был, ходил, весь согнувшись, нога не сгибалась. А сейчас ведь и не узнаешь его. То ли термы помогли, то ли снадобья моих лекарей, а может, и то, что груз забот державных разом спал с его плеч, и на душе оттого стало легче.

– Да-а, – вздохнул Ярослав, – груз забот спал. Как бы я вот так же хотел: без забот, без тревог и без всякого страха за свою жизнь и за жизнь детей пожить. Но ведь нет! – и он с силой сжал кулаки. – Нужно все время быть готовым к бою, чуток зевнешь – глядь, а тебя уже и слопали. Ладно, привет ему передавай, немного спокойнее станет – обязательно я к нему наведаюсь. В термы твои опять сходим, пива, медов вместе отведаем, – он усмехнулся и допил из кубка. – Все, довольно на сегодня, – и отодвинул посудину из зеленого богемского стекла в богатой серебряной и золотой отделке подальше от себя.

– Так, про данов и свеев мы обговорили, удара пока от них мы не ждем. Остаются немцы и литвины, – перечислял Ярослав. – Литвины, хм, – хмыкнул князь. – Ну, что сказать, сильный и свободолюбивый народ. Не раз уже мы с ними ратились. Было время, большая часть их ведь под Киевом ходила, но это пару сотен лет назад было. Когда вся наша земля в едином кулаке была. Чего уж теперь-то об этом толковать? Сейчас восточные литвинские племена сбиваются князем Миндовгом в одну державу. Под его сильной рукой уже все русины, литва, аукшайты, селы и ятваги находятся. Им противостоят западные племена – это жмудь, скальвы, курши и земгалы. Которые, в свою очередь, объединяются князем куршей Мацеем. Западные племена – они более восточных разобщены. У них у всех впереди только лишь свое «я», а уже потом «общее», и Миндовг понемногу начинает их одолевать. Но сил у него для решительного удара пока что недостаточно, и он остро нуждается в помощи. И вот тут на арену всего этого противостояния между балтами выходят немцы. У меня есть сведения, что рижский епископ вместе с магистром Ордена меченосцев ведут здесь свою давнюю и хитрую игру. С каждым из племенных объединений они пробуют договориться и пытаются исподволь, понемногу подчинить их своей воле. Не все тут у них пока еще получается, балты – они ведь тоже не дураки и прекрасно видят исходящую от немцев опасность. Но вот то, что те настойчиво окутывают их своим влиянием, – это правда. Если вдруг так случится, что литвины станут вассалами ливонцев, как это уже произошло с теми же ливами, латгалами и угандийцами, то они сметут русские Полоцкое и Смоленское княжества, ну и, разумеется, полностью заберут под себя наш Псков. Нет ничего страшнее, Андрей, для нас вот этого союза балтов и немцев! – стукнул кулаком по столу Ярослав. – Вот поэтому я и думаю, что было бы правильным поддержать князя Миндовга в его борьбе с Мацеем за верховенство над всеми литвинами. А уж потом мы совместно, как это и планировалось три года назад, по немцам ударим. Как тебе такое?

– Ну-у, вполне разумно, Ярослав Всеволодович, – согласился с князем Сотник. – Как сила, противостоящая натиску немцев в Восточной Прибалтике, литвины подходят более всего. Народ этот сильный и свободолюбивый. Уж лучше нам с ним союзником быть, чем постоянно ратиться. Тем более что с Миндовгом у нас и так уже есть добрые отношения. Еще бы вот породниться с князем, так и вообще бы хорошо было.

– Всему свое время, – усмехнулся Ярослав. – Мы предварительно уже об этом с ним говорили. Препятствие тут только в том, что сын Миндовга, да и он сам, язычники, но думаю я, что и это со временем решаемо. Немцы вон активно к литвинам засылают своих миссионеров и настойчиво пытаются их склонить к латинской вере. Но насаждают они ее, как это у них водится, огнем и мечом, для нас же такое непозволительно. Ничего, вот сдружимся, прольем кровь в бою под одними стягами, глядишь, и присмотрятся к нам литвины. А уж там и по обращению их в православие можно будет решать. Но до этого пока далеко, давай-ка мы будем сейчас о близком для нас думать. Помнится, три года назад, во время встречи с Миндовгом, когда он в Новгород с посольством приходил, ты рассказывал, что в его свите у тебя есть человек? Хорошо бы было, Андрей, с ним опять встретиться. У меня в Вильно тоже есть тот, кто приглядывает потихоньку за литвинами. Но он близко во власть не вхож и смотрит как бы со стороны за всеми тамошними делами. Было бы правильно нам объединить наших людей, чтобы они могли активно влиять на прорусскую сторону Миндовга и чтобы попробовали оттеснить от него всех тех, кто клонит князя к ливонцам. Много времени на это у нас нет, поэтому придется там действовать быстро. Моя к тебе просьба: отложи на день свой отход в поместье, а я к тебе с утра своего человека пришлю, вот ты и потолкуешь с ним о делах литвинских. Подбери хороших людей, и вот пусть они вместе-то и отправляются в Вильно. Ну а к следующей зиме, я думаю, туда правильнее будет отослать и воинскую силу, чтобы она помогла Миндовгу в борьбе за верховенство над всеми литвинами. Если все там удачно сложится, то потом можно будет и совместно уже нам на Псков идти, очищая его от немцев, а то и дальше. И я думаю, что твоей дружине это все вполне по плечу. Не хочу я тебя в усобицу втягивать с черниговцами. Знаю, что тебе такое не по нутру. Вот и разбирайся ты лучше с врагом на западе, пока я буду все внутренние дела решать.

Андрею, конечно, не по нутру было лить кровь, пусть и соперников Ярослава, но все же русских людей. А без этого сейчас, похоже, обойтись было никак нельзя. Объединение Руси под одной дланью мирными убеждениями было явно невозможно.

«Пусть уж этим действительно сам князь занимается, а по мне, так лучше с внешним врагом воевать!» – подумал он и решительно кивнул.

– Я готов, Ярослав Всеволодович! К следующей зиме моя тысяча конных с обозом присоединится к рати Миндовга и поможет ему.

– Ну, вот и ладно, – улыбнулся Ярослав. – А то в дорогу, в дорогу ему поскорее нужно идти. Даже и со своим князем посидеть некогда. Ну, давай, что ли, еще по одному кубку, да и, пожалуй, хватит, вона, на дворе-то ужо ночь давно. Пора нам и в опочивальню идти.

Через день в последних числах февраля большой обоз и конная рать Андреевцев уходили из Новгорода в сторону Ильмень-озера. Провожало их масса народу. Огромному русскому городу вымирание теперь не грозило, и во многом заслуга в этом была вот этих самых ратных людей.

Через три дня на лед Волхова выкатили и запряженные в парную упряжь восемь крепких саней. Небольшой обоз уходил в дальние литвинские земли. Зеваки, традиционно слоняющиеся у берега реки, уже знали: купеческий караван расторговаться в Вильно пошел. А почему в его охране столько боевитых воев? Так ведь и время же нонче худое! Без хорошей сторожи сейчас и по торговым путям ведь даже не пройти!

В десятых числах марта из Новгорода на юг уходили Переяславские полки во главе с Ярославом. Князь сумел унять всякое волнение в городе, предал суду пойманных лихоимцев и разбойников, навел повсюду строгий порядок. Люди этого свободолюбивого и своевольного города, измученные голодом, неопределенностью и кровавыми мятежами, хотели сейчас только лишь одного – уверенности в завтрашнем дне, стабильности, работы и покоя. На всех ключевых постах во власти теперь стояли лояльные Ярославу люди, а на княжении оставались его сыновья Федор и Александр. Самого же Ярослава Всеволодовича ждали теперь дела в центре Руси. Ему нужно было решать вопросы со своими соперниками и конкурентами за власть.

Глава 4. Прогресс

– Илья Ярилович, а по сколько зарядов у тебя сейчас на каждое орудие? – Сотник, стоя у большой, поблескивающей бронзой пушки, похлопал ее по массивному стволу.

Старший всей орудийной дружины достал древнюю разновидность блокнота, представляющую собой переплетенную между дощечками стопку плотной бумаги, и, пролистнув несколько страниц, читая, зашевелил губами. Потом, как видно, подбив все в уме, неспешно доложился:

– По семи самым малым пушкам, на каждую по двадцать зарядов, по десять ядер и еще два раза по пять – это картечи. Пять, стало быть, – это мелкой ближней, и пять дальней крупной. Так, теперяча средняя пушка. Их у нас сейчас имеется пять штук. Тут по всем зарядам все столько же, сколько и у мелких. Ну и вот у тяжелых пушек, – погладил он отшлифованный гладкий ствол. – Вот эту третью после испытаний на полигоне мы закатили сюда только позавчерась, к ним у нас зарядов всего ничего. На каждую по восемь получилось. Пять для ядер и три для дальней крупной картечи.

– Да-а, мало, считай, что даже совсем ничего, – сокрушенно покачал головой командир бригады. – Тут ни на полевое сражение, ни на штурм замка не хватит, так, если только попугать кого маленько. Добрила Воятович, совсем все с порохом у нас худо? – спросил он стоящего среди мастеровых старшину порохового дела.

Назначенный на эту должность из кожемяк, дубильщиков и затравщиков серьезного вида коренастый мужик сделал два шага вперед и, приложив руку к груди, легко поклонился.

– Андрей Иванович, я по вашем приходе из Новгорода уже докладывал, а сейчас и для всего нашего уважаемого порохового совета повторюсь. Готовой пороховой смеси, еще не разложенной по зарядным мешкам и по боевому припасу, у нас считай, что и вовсе даже нет. Серы, привезенной из италийских земель, аж целый огромный сарай стоит. Углежоги Василия хорошего угля из крушины нажгли много, ну, просто немерено. Но вы ведь и сами уже знаете, в чем сейчас загвоздка, а она в том, что свободной селитры-то у нас вообще даже не осталось. Все то, что было вывезено из дальних заморских земель приказчиками Путяты Селяновича, уже полностью нами выработано, а слаженные, готовые заряды переданы орудийщикам. Даже на испытание этого нового грану… грану… гранульного, – Добрило с трудом, буквально по слогам произнес совершенно новое для него слово, – грану-ли-ро-ван-но-го. Во! Гранулированного пороха где-то с четверть пуда всего осталось.

– Ну да, с этим мы пока ничего поделать не сможем, – огорченно вздохнул Сотник. – Ждем конца лета, когда Рузиль Имамеевич свои селитряные бурты вскроет. В прошлое, в холодное и дождливое мы их смотрели, и там белый порошок уже начал откладываться. Золы, поташа в эти бурты добавили, вот теперь я надеюсь, что ближе к августу-сентябрю дадим мы тебе селитру, Воятович. Сколько у нас всего тех буртов? – спросил он у главного животновода поместья берендея Рузиля.

– Тех, что мы почти три года назад закладывали, у нас шесть, – доложился тот. – Ну и так, каждый год мы еще по три новых наваливали. А в этом году, если нам погода даст, так даже и пять, а то, глядишь, и все шесть сладим. Лука Мефодьевич обещал нам большие щиты наколотить и навесы, где надо, поставить, для того чтобы лучше все в этих буртах зрело.

– Сладим, чаво уж тут! – проворчал главный плотник. – Чай, бревна ужо на распиловке лежат, своего часа дожидаются. Вот как только большое половодье пройдет и вал начнется крутиться, так в первую очередь для тех селитряных буртов мы все те наготовленные бревна на доску распустим.

– Андрей Иванович, я, пока суть да дело, пожалиться вам хотел. – Главный пороховой старшина вытащил из кармана два небольших мешочка и развязал на каждом узелок. – Вот это, стало быть, самый обычный порошковый порох, – встряхнул он перед зрителями содержимым одного. – Да вы его и сами не раз уже видели. Ну а вот здесь у нас насыпан гранульный, тьфу ты, гранулированный. Вот, гляньте.

Десяток мастеровых старшин каждый взял по щепотке этого нового порошка и рассыпал его у себя на ладони.

– Ну, видите, как он отличается?

– Ну да, пупырчатый такой, словно бы крупный песок, – пробасил главный кузнец Никита.

– Во-от! Мы с Андреем Ивановичем долго думали тут и потом измыслили, как бы это нам порох усилить. Вернее, я-то, конечно, не очень тут все понимаю, и Иванович как бы сам мне все объяснил. А уж потом и до меня его задумка дошла, и я ее уже потом воплощать начал. Ну, вот, чтобы вы тоже знали, о чем я сейчас речь веду. Горючего у нас здесь никакого нет в этом самом орудийном сарае, ибо весь боевой припас – он ведь отдельно от пушек хранится, так что я проведу перед вами один очень антиресный опыт. Ванька, Ефимка, а ну тащите сюда те доски, что я давеча отложил!

Два мастеровых быстро подбежали с широкими длинными досками и положили их на землю перед высоким собранием.

– Воду теперяча не забудьте притащить! – наказал им Добрило и, нагнувшись, рассыпал на каждой доске по тонкой длинной дорожке из пороха. – Вот это обычный, порошковый, – показал он на одну дорожку, – а вот тут у нас, значится, рассыпан гранульный. Ну а теперяча начинается и сам наш опыт.

Выбив кресалом о кремень искру на сухой трут, он раздул огонек и потом поднес его к доске с обычным порошковым порохом. Дорожка эта ярко вспыхнула, и огонек с шипеньем и дымом побежал по доске.

– А вот теперяча гранульный! – и он снова поднес огонек уже к другой доске. Здесь горение происходило гораздо ярче, громче и, главное, быстрее. Не успела еще прожечься до половины первая дорожка, как вторая с гранулированным порохом уже выгорела вся полностью.

– Вот, всем понятно, чего у нас здесь получается? – Пороховой мастер с победоносным и важным видом оглядел всю толпу зрителей.

– Горит быстрее, – пробасил Никита.

– Жара у гранульного больше и шума, – выдал свою версию литейщик Федор.

– Во-о! – поднял указательный палец вверх Воятович. – Силы в этом новом порохе гораздо больше, чем в обычном. А это значит что? Значит, что его можно гораздо меньше в заряд класть, ибо он и так сильнее старого, порошкового. И ядра или там картечь станут у нас теперяча гораздо дальше лететь и, стало быть, будут сильнее ворога бить.

– А ежели он нам теперь стволы на пушках разорвет?! – забеспокоился главный орудийщик. – Мы-то испытывали их все на самом обычном, а не на гранульном. И так ведь вон сколько намучились, пока кузня Никиты Еремеича не начала нам вкладыш для казенной части ствола выковывать. Пушек пять точно у нас на испытаниях в прошлом году разорвало с цельнолитыми стволами.

– Ну, Илья, теперяча это уже твоя забота все в орудиях до ума доводить, – пожал плечами Добрила. – Думаю, что придется теперь их все сызнова испытывать. А то ведь, не дай Бог, в бою вы маненько заряда не рассчитаете, и тогда всю орудийную прислугу может одним взрывом побить. Сила-то ведь сами знаете, какая могучая в этом порохе.