Сотник из будущего. На Запад! Булычев Андрей

Глава 5. Вильно

Небольшой обоз из восьми саней, пройдя Полоцк, зимником проскочил озера Нарочь и Свирь. Еще один небольшой переход по лесной реке – и за селом Ольховка уже совсем скоро должны будут начаться земли литвинов.

– Шумилович, мы совсем скоро из этой малой речки Страчи на большую Вилию выйдем, – объяснял следующему вместе с пластунским десятком Назару купеческий приказчик Малмыш. – Все, лихие места тут заканчиваются, ибо дальше уже князь Миндовг свою землю крепко держит. У него здесь, чай, не забалуешь! Чуть что, разговор у литвинов короткий: острая сталь или веревка – выбор небольшой для разбойных людей. Это вот у нас на окраине Полоцких владений они еще пока шибко озоруют, а там не-ет, там того не моги. Верст десять хода – и в устье этой речушки с Вилией будет на большом погосте воинский пост стоять. Тот пост, который мыто при въезде в Литвинское княжество со всех проезжих берет. У нас тут в обозе восемь саней, вот по парочке беличьих шкурок с каждой они и возьмут. И это, вы оружием там не бряцайте, литвины – народ гоношистый, как бы чего худого не вышло. Все-таки вы как бы из обычной купеческой охраны, а не из посольской, так что и статусом, выходит, поменьше.

– Да мы ведь, Малмыш, и сами из простых, – усмехнулся Назар. – Даже и не думали перед литвой хорохориться. С чего бы это нам? Так что ты даже не беспокойся, решай все дела по проезду, плати, сколько нужно, мзду, а нам бы только до Вильно поскорее добраться.

Обоз был небольшой, но охранялся он хорошо. На каждой из санных повозок, кроме возничего, сидело и по переодетому в самую простую одежу воину-пластуну. Пятеро их скакали рядом верхоконными. За всю дальнюю дорогу от Новгорода никаких нападений не случилось. Как бы ни велико было искушение у расплодившихся в смутное время многочисленных ватаг, но они, как видно, прекрасно своим нутром чувствовали, что перед ними не трусливые обозные мужики, а крепкие и закаленные в сечах вои. Видать, выдавали это взгляды, сама походка и манера держаться на частых здесь постоялых дворах. Такое читается внимательными людьми на раз. Ну а, как видно, непонятливых на этом оживленном и хорошо натоптанном торговом пути уже давно всех прикончили, еще задолго до подхода каравана.

Открывшаяся за поворотом преграда из трех саней вызвала скорее недоумение, чем чувство страха. Купец, скачущий на коне рядом с Назаром, резко потянул на себя узду, заставив коня вздыбиться. Остальные всадники действовали хладнокровно: придержав лошадей, они мгновенно распределились по всему речному руслу, а в их руках уже были самострелы и луки. То же самое случилось и с остановившимися санями. Восемь пластунов выскочили на лед. Две пары перебежали на берега, а четверка заняла позиции в голове обоза, выцеливая преграду из своих самострелов. Там же шло какое-то шевеление, мелькали за санями головы и тела, слышались громкие окрики.

– Малмыш, ты же говорил нам, что еще десять верст до погоста. Чего это тут нагорожено? – процедил Назар, поглаживая приклад своего речника.

– Так не доехали мы еще до него, – удивленно пробормотал купец. – Он ведь дальше гораздо, не знаю, кто это вообще тут может быть!

В это время от преграды опять послышались крики, и вперед вышли два разномастно одетых мужика. Передний, в богатой шубе, перепоясанный поверх нее широким кожаным ремнем, в блестящем округлом шлеме, вытащил из ножен меч, приосанился и, горделиво задрав подбородок, громко выкрикнул:

– Почто без почтения к княжьему посту подъезжаете, собаки?! Али вас вежеству не учили?! А ну быстро отвечать, кто вы такие и куда путь держите!

Назар напрягся, чуть приподняв самострел, и Малмыш легонько одернул его руку.

– Обожди, Шумилович, че-т я ничего не понимаю, а вдруг это и правда литвинский кордон? Там ведь тоже свои кичливые шуты есть. Нам вроде как не с руки ни с кем тут сейчас ссориться. Давай-ка я поговорю с ними покамест, их послушаю, вот мы и узнаем, что это за птица нам здесь попалась. А вы пока настороже и наготове все будьте.

– Ну, ладно, говори, – буркнул пластун, и купец выехал чуть вперед.

– Люди добрые, так мы караван купеческий из Господина Великого Новгорода! – громко выкрикнул Малмыш. – Везем товары в стольный град Вильно на постоялый двор Гостены Истомыча. Мы вашему князю Святославу Мстиславовичу мыто за проход сполна и исправно еще в самом Полоцке выплатили, у нас вот и береста с особым оттиском при себе есть. Почто же вы нас тут задерживаете?

– А кто вам сказал, бестолковые, что мы люди Святослава? – насмешливо выкрикнул тот, что был в шубе, и, поигрывая мечом, обернулся к соседу. Тот, одетый победнее, в подбитый мехом кафтан, как видно, желая поддержать своего старшего, оперся на длинное копье и в ответ громко рассмеялся.

– Вы уже находитесь на земле литвинского князя Миндовга и платить за проход должны ему, а то, я погляжу, порядков этого пути не знаете! – грозно нахмурившись, продолжил свою речь «мытарь».

– Да как же не знать-то? Знаю, – вздохнул печально купец. – А сколь с саней-то вам причитается, уважаемый?

– Да, как и обычно, как и всегда, по шесть шкурок белки с кажной! – решительно топнул ногой «мытарь». – Чаво-о? – повернулся он к подручному. Выслушав его, он коротко кивнул и опять крикнул купцу: – Ошибся я маненько, указ давеча был княжий, чтобы по восемь векшей брать с кажной повозки. Вот и давай, купец, отсчитывай, не жалей, а то ходу вам тут дальше никакого не будет! А коли вы будете ерепениться, так мы враз всех вас стрелами побьем! – кивнул он на стоявших за преградой своих людей.

– Не литвины это, Шумилович, – тихо проговорил Малмыш. – Я же говорил уже, что все время при заезде к ним мы по две векши мыто отдавали. Лихоимцы это, разбойные люди, похоже.

– Ну, добре, – кивнул с кривой усмешкой пластун. – Их тут пару десятков всего, никак не более. Нам здесь этих шутов на одну минуту боя. Сейчас проучим. Ты, Волесович, главное, зубы им покамест заговаривай, чтобы мы подойти смогли поближе.

Назар обернулся к своей пятерке и коротко переговорил с людьми. Вскоре от общего каравана отделилась пара саней, и в окружении всей пластунской охраны они покатили к преграде.

– Люди добрые, у меня ведь совсем при себе беличьих шкурок не осталось! – прокричал громко купец. – Дорога от Новгорода дальняя, а ведь везде в пути платить приходилось. В повозках только лишь один товар остался, да еще харч лежит. Будьте милостивы, возьмите, чего надо, в уплату за проезд? А уж мы шибко рядиться о его стоимости не будем.

– Это смотря какой товар! – насмешливо выкрикнул в ответ «мытарь». – А то, может, будет проще и все сани ваши забрать. Да еще и вас заодно охолопить!

Раздался резкий свист. Проскакивая к самой преграде, Назар мимоходом ударил плоской стороной своего меча по голове испуганно метнувшегося в сторону «мытаря» и тут же резко пришпорил коня. Вот всадник взметнулся вверх и перенес себя и хозяина через стоявшие поперек реки сани. Вслед за ним перескочили через них и еще двое воинов. Щелкали самострелы пеших пластунов, слышались истошные крики, а конная троица рубила мечами разбегавшихся в панике разбойников.

Пластун Лагута, стоя на правом берегу, прицелился и выжал спусковой крючок самострела. Тяжелый болт ударил почти что добежавшего до леса мужика в спину, и он, раскинув в стороны руки, свалился в снег, словно куль.

– Шустрый какой, – хмыкнул стрелок, перезаряжая оружие. – И сообразительный: быстрей всех к лесу деру дал.

На речном льду и по обоим берегам лежало девять трупов. Двое окровавленных разбойников громко стонали, привалившись к саням. Рядом с ними стояло восемь испуганных подельников. Предводитель, пачкая кунью шубу кровью, что струилась из большой ссадины, сидел на льду и тряс головой.

– Хорошо ты его приложил, Назар Шумилович, – кивнул на «мытаря» пластунский десятник Ипатий. – Не пришел он еще в себя, мычит чегой-то там себе под нос. Мы уже по-быстрому его людей допросили: ватажка Ярыги это из местных русинов. Непонятно вообще, чьи они тут будут, то ли литвинов, то ли полоцких, а скорее сами по себе на этом приграничье.

– Да и пес с ними, – махнул рукой старший андреевцев. – Растаскивайте, запрягайте сани, сажайте в них всех вот этих и руки ноги им крепко вяжите. Некогда нам тут с ними цацкаться, вон до литвинского погоста довезем и там же их в руки мытарям сдадим. Пущай сами с ними разбираются и суд свой вершат.

Через час хода по правому берегу реки открылось приличного размера селище. Сама же она была перегорожена длинной лесиной, стоявшей на толстых рогатках. Тут же, прямо на берегу виднелась пара изб, а у самой лесины прохаживалось пять воинов с копьями в руках. Один из них, завидев обоз, пронзительно свистнул, и из большой длинной избы выскочило еще с пару дюжин ратников.

– Обоз из Господина Великого Новгорода, следуем в Вильно на русский торговый двор к купцу Гостене Истомычу, везем ему товар, – доложился старшему литвину Малмыш.

Высокий воин с русой бородкой, одетый в добротный светлый овчинный полушубок, кивнул на связанных людей в санях и проговорил с легким акцентом:

– Это есть ваш товар? Что-то вид у него не очень. Почто так биты?

– Да вот, лихоимцы верстах в десяти вверх по реке нас ограбить хотели, – кивнул на связанных пленников купец. – Людьми вашего князя они прикинулись, мыто требовали и охолопить обещали, ну, вот моя охрана и осерчала с того маненько.

Литвин прошелся вдоль обоза, внимательно оглядывая разбойников. Так же внимательно и с прищуром он посмотрел и на присматривающих за ними пластунов.

– С такой охраной грех лихоимцев было не побить, хорошие люди у тебя в ней, купец, небось, в свое время под княжим стягом ходили?

– Да, было дело, – с легкой улыбкой ответил Назар. – Теперь вот сюда подрядились.

– Ну-ну, – неопределенно хмыкнул литвин. – На Руси усобица какой уже год идет, вот и уходят добрые воины из дружин. У нас Миндовг – сильный и справедливый князь, не жадный, идите к нему, он хороших воинов любит. Скажите, как в Вильно будете, что от сотника Юргиса с поста на Страче вы. Тогда легче возьмут.

– Хорошо, Юргис, мы подумаем, – кивнул Назар. – А с этими-то, с полоняниками, что делать?

– Арнас, Пятрас! – крикнул, обернувшись к своим, старший литвин. – Берите людей и тащите этих к деревьям, развешивайте их всех, где и обычно. А этого в шубе в избу волочите, с ним в Вильно отдельный разговор будет! Что, uo[3], отбегался? Предупреждали ведь тебя: беги, пока жив! – и он наотмашь ударил Ярыгу кулаком в ухо.

Тот свалился с саней, а Юргис ударил его ногой в живот.

– Шубу замарал, падаль, – сплюнул он на подвывающего на льду мужика. – Разденьте их всех и хорошенько обыщите, там у каждого, небось, припрятано награбленное.

– Все, что с разбойных взято, вы оставите здесь, – твердо глядя в глаза Малмышу, проговорил Юргис. – Они на княжьей земле орудовали. Оружие – ваше, тут без разговоров. Можете ехать дальше. Держи, купец, – и он протянул кусок бересты с виднеющимся на ней черным оттиском.

Четверо воинов подхватили лесину и, сняв ее с рогатин, освободили проезд.

– А мыто как? Сколь отсчитывать-то нужно? – поинтересовался купец.

– Отсчитали уже, – усмехнулся Юргис, кивнув на стоящие поодаль четверо саней. Езжайте спокойно. Мы за этим Ярыгой уже год охотимся, все никак его не можем изловить. А тут на тебе, купеческая охрана его взяла, – и он покрутил удивленно головой.

Восемь саней покатили через освобожденный проход, а по левому, заросшему деревьями берегу на ветках уже сноровисто развешивали раздетых до исподнего и вопящих разбойников. Одного за другим, включая и раненых.

Дальнейший путь проходил по широкому, но сильно изгибистому руслу реки Вилии. Раз пять за последующие три дня пути обоз останавливали воинские конные отряды, и каждый раз после предъявления им куска бересты с оттиском они отпускали его дальше.

– Гляди-ка, Шумилович, чувствуется порядок у литвинов, – кивнул на отъезжающую конную полусотню Ипатий. – Лишнего не болтают, все у них по делу, даже не грабят чужих купцов и мзду с них не требуют, как это зачастую в наших княжествах бывает. Эдак Миндовг действительно всех в округе под себя подомнет и сильную державу сколотит.

– Конечно, сколотит, – подтвердил слова пластунского десятника Назар. – Лишь бы эта сильная держава потом на нас не пошла. Сам ведь знаешь, Ипатий, для чего мы в Вильно идем. За всем приглядывайте и побольше слушайте, для литвинов мы с вами самая обычная купеческая охрана.

Вильно открылся за большим изгибом реки, город был сильно растянут вдоль обеих ее берегов. Виднелись здесь и богатые усадьбы, но основная масса домов была бедная, темная и какая-то серая. Каменного зодчества здесь практически вообще не было. Улочки, уходящие от Вилии вверх, были все кривыми и грязными. «Благо сейчас зима, а вот что тут по весне будет?» – думали андреевские, оглядываясь. До нужного им русского торгового подворья добирались очень долго. Но вот наконец-то уже и оно. За высоким, словно бы крепостным забором, выстроенным из заостренного частокола, брехали собаки.

– Кого тут к ночи ближе принесло?! – выкрикнули из-под навеса небольшой околовратной башенки.

– Свои! Открывайте, братцы! – крикнул, подойдя к воротам, Малмыш.

– Все свои дома сидят, а вот чужие по улицам шатаются. – Пожилой страж в дружинном шлеме на голове выглянул из-под навеса вниз и теперь внимательно рассматривал весь подъехавший к подворью обоз.

– Тише, тише, ты не ори, служивый, – негромко сказал купец. – Передай Гостене Истомычу, что к нему приказчик от Путяты Строкова из Новгорода прибыл. Пускай сам сюда к нам выходит. Надеюсь, он дома?

– Дома, где ж ему быть? – ответили из башенки, и голова пропала.

Скоро за забором послышались крики, и большие двухстворчатые ворота, сколоченные из крепких вершинок деревьев, перехваченные железными полосами, громко заскрипели и распахнулись.

– Малмыш! Чтоб тебя! – Дородный осанистый мужик, широко раскинув руки, пошел навстречу гостю. Два купца крепко обнялись и теперь стояли перед воротами, похлопывая друг друга по спине.

– Чего ты верхового-то вперед не послал? – проворчал хозяин, поправляя съехавшую набок шапку. – Сейчас бы и баня уже была натоплена, и столы бы от яств и пития ломились!

– Да успеется еще, Гостена Истомыч, – улыбнулся Малмыш. – Надо бы сани во двор загнать и людей завести, ни к чему нам лишний глаз.

– О как! – Хозяин подворья сразу построжел и пробежал быстрым и цепким взглядом весь обоз и его охрану. – Острога, Рубец! – крикнул он своим стоявшим за спиной приказчикам. – А ну-ка быстро все сюда завозите, дворовых людей подгоните, пущай все у дальнего сарая разгружают.

Тут же раздались крики с наказами, кому и что делать, и на подворье началась суета.

– Это Назар Шумилович, – заходя за хозяином в большой дом, представил андреевца Малмыш. – Жми, жми ему руку, – хмыкнул он, видя, как недоверчиво оглядывает его купец. – Не простой это охранный вой, а человек от князя Ярослава Всеволодовича, что опять по праву свой стол взял в Новгороде. Вернее, даже от его воеводы, Андрея Ивановича. У него к тебе, Истомыч, особое дело будет, а какое, я даже и сам не ведаю. Так что вам с глазу на глаз переговорить надобно будет.

– Ну, здравствуй, княжий человек. – Гостена крепко сжал протянутую ему руку.

– Здравствуй, купец, – улыбнулся Назар.

В языческой Литве время весеннего равноденствия праздновалось широко. Отгремели потешные бои на льду реки, отшумели обильные пиры у всех, начиная от простого смерда и заканчивая самим князем.

Всем было привольно и весело, но были и те, для кого такие праздники были большой заботой и головной болью. Старший чашечник княжьего двора Миндовга Марич был именно из таких. Свита и все многочисленные званые гости веселились себе без забот, а его делом было следить, чтобы люди, ответственные за веселящие напитки, были всегда расторопные и умелые. А ведь дело их было очень непростое! В голове всегда нужно было держать, какие напитки разливать пирующим и в какую посуду. Когда и кому подавать их по очередности, и даже вообще – как это правильно делать, ибо тут было важно не обидеть княжьего гостя или человека из свиты, принизив тем самым его статус перед всеми окружающими. Тут важно было соблюдение целого ритуала. Потом уже, когда пир разгорался и были выпиты первые бочки меда, пива или вина, становилось немного попроще. И все равно нужно было держать все в голове и внимательно следить, чтобы простые чашечники делали свою работу проворно.

Придворная должность была важная, и Марич этим гордился. Ведь именно благодаря ей он и был вхож в самые богатые дома литвинской знати и был уважаемым человеком в высшем обществе. А ведь совсем недавно он мерз в походах дружины князя и рисковал своей шкурой, ожидая получить стрелу или болт самострела. Мог он быть и покалеченным при осаде крепости или даже попасть в плен! Ведь военная удача такая капризная и изменчивая, и, вспомнив былые неприятности, шляхтич зябко передернул плечами.

– Айварас, бездельник! Где ты там?! – выкрикнул он недовольным голосом. – У меня уже дрова в камине прогорели, а тебе до того и дела нет! Шевелись быстрее, старый дуралей!

Послышались шаги, и в светлицу вбежал чумазый истопник с вязанкой поленьев.

– Сейчас я все подложу, хозяин, просто вы же сами сказали, чтобы вам не мешать.

Развязав веревки, он заложил одно за другим поленья в очаг камина, и огонь в нем начал вновь разгораться.

– Ну, все, все, хватит уже, – пробурчал недовольно Марич. – Чего ты пихаешь так много? Хочешь опять, чтобы здесь, как у русских в их бане, жарко стало? Смотри мне, старый пень, перетопишь как-нибудь – и все из-за твоей нерасторопности погорим!

Из длинного коридора опять послышались шаги, и в комнату заглянул самый старший всей дворовой сторожи шляхтича Лукас.

– Господин! – Воин, приложив ладонь к груди, сделал легкий поклон. – У ворот стоит человек. Он представился как приказчик от русского купца Гостены и сказал, что ему очень нужно увидеться лично с вами. Что прикажете с ним делать? Прогнать его прочь?

Русский! Это слово вызвало гримасу недовольства на лице Марича. От русских в его жизни было много боли и неприятностей, но именно благодая им, а вернее, их серебру ему удалось взойти так высоко в придворной иерархии. Интересно, с чем же к нему сейчас пришел приказчик от этого купца? С ним ему еще знаться не приходилось, ибо все хмельные напитки поставлялись ко двору через других торговых людей. «Небось, ставленого меда санным обозом притащили вот и собираются перебить цену других поставщиков. Ну, ну, поглядим!» И шляхтич кивнул Лукасу.

– Заводи его ко мне, только пусть он отряхнется перед крыльцом, на улице вон какая грязь и распутица, а он через весь город, небось, сюда топал.

– Что, самому купцу ко мне совсем зазорно было прийти, да?! Всякую рвань к большим людям присылает! – недовольным голосом крикнул Марич, увидев заходящего в сопровождении Лукаса и его воина приказчика. Всем своим видом он старался сейчас подавить, как-то принизить этого незваного гостя. За спиной у русского стояли двое крепких и вооруженных воинов, а прямо перед ним сидел у пылающего камина сам грозный хозяин, опирающийся одной рукой на длинный и обнаженный меч.

Но «торгаш» оказался не из пугливых, оглядев своим цепким взглядом всю комнату и самого шляхтича, он затем спокойно, с каким-то прищуром уставился ему прямо в глаза.

– Пан Марич, я седмицу назад прибыл из Господина Великого Новгорода, и купец Строков Путята Селянович повелел вам лично передать следующее: «На Новгородском торгу шкурка белки в цене хорошо выросла, ну а кунья зато вниз пошла».

– Ты что, дурной?! – воскликнул, багровея, Марич. – На кой ляд мне все эти шкурки сдались?! Я тебе что, торгаш мехами?! Да я!.. – и он вдруг резко замолчал, не докончив начатую было фразу.

Дернувшиеся вперед охранники схватили русского под руки, готовые сделать с ним все то, что прикажет их господин. Русский не вырывался. Он даже не дернулся и все так же продолжал стоять, ничего не говоря и не сопротивляясь.

– Отпустите его, – тихо проговорил шляхтич. – Отпустите и сами выйдите вон.

Вдали, в доме затихли шаги воинов, а Марич и русский, все молча, смотрели друг на друга. Наконец посетитель глубоко вздохнул и опять произнес ровным голосов все ту же заученную им наизусть фразу: «На Новгородском торгу шкурка белки в цене хорошо выросла, ну а кунья зато вниз пошла».

– Как зовут тебя и от кого ты на самом деле ко мне пришел? – нахмурившись, проговорил недовольным голосом литвин.

Русский молчал, все так же продолжая глядеть на него.

– Ну, хорошо, – поморщился Марич. – «Так куниц-то ныне Карела много стрелой набила, вот и сбросила она оттого свою цену в четверть», – медленно произнес он. – Теперь будешь говорить?

– Меня зовут Назар, пан Марич, – спокойным голосом ответил посетитель. – Я пришел сюда от хорошо известных вам людей. Имена Будай или Варун вам что-нибудь говорят?

При этих словах шляхтич заметно напрягся и до боли в пальцах сжал оголовье меча. «Зарубить его прямо здесь, – думал он, – прямо сейчас, а уж как объясниться, я потом придумаю». Но нет, просто так они от него не отстанут. Такие люди даже здесь, в Вильно, до него добрались, как и обещали тогда в том вонючем сарае три года назад. А ведь была еще и первая встреча в разоренном торопецком селище, где погибли все его воины. И был тот разговор в лесу, где он получил рану. Марич непроизвольно почесал вдруг вновь зазудевшее плечо.

– Не серчай, пан Марич, – как-то легко улыбнулся русский. – Я не принес тебе худых вестей, а только лишь заверение о дружбе и пожелание доброго здравия от моих командиров. И еще у меня для тебя есть подарки и серебро. Мы ведь знаем, что при княжьем дворе очень трудно быть тому, у кого мало денег. Пост старшего чашечника, наверное, весьма дорого стоил, и у тебя сейчас не все хорошо со средствами? Мое начальство просило тебе передать, что мы снова можем быть полезны друг другу. А ты, по их мнению, вполне себе достоин более высокого места при дворе, ну, скажем, должности старшего княжьего кравчего. Да и ремонт твоего родового замка на Немане можно будет продолжить и уже наконец-то даже его завершить.

– Вы слишком много знаете обо мне, – немного помолчав, ответил литвин. – И слишком глубоко лезете в мои дела. Не боишься лишиться своей головы, русский?

– Наше дело служивое, – пожал плечами Назар. – Тут уж кому какая судьба выпадет, умирать-то все одно каждому когда-то придется.

– Так и умирать можно по-разному, – фыркнул Марич. – Бывает так, что человек и сам смерти просит, как избавления от мук. Ан нет, голуба, пока все, что он знает, не расскажет, ну, или не отдаст, не идет она к нему, эта смерть-то.

– Моя смерть ничего хорошего тебе не даст, пан, – с улыбкой произнес Назар. – Серебра при мне сейчас мало, ничего нового даже и под пытками я тебе не скажу, все ты и так уже знаешь. Прости меня за такие слова, но вот потом за твою жизнь я бы и сам даже худой векши не дал. Неужели ты думаешь, что некому будет поведать Миндовгу, от кого вот это твое нечаянное богатство прибыло и с чьей помощью ты в княжьем дворе наверх пошел? Да и старая твоя, былая помощь по Торопецкому набегу – она ведь большой крови всему объединенному литвинскому войску стоила. Как бы, узнав про такое, князь и сам тебя головы не лишил, уважаемый пан Марич. После вдумчивых и о-очень долгих разговоров.

– Ты мне угрожаешь в моем же доме, пес?! – Литвин побледнел и приподнялся со своего места.

– Нет-нет, что ты, пан Марич! – воскликнул русский и примирительно поднял обе руки. – Я ни в коем случае тебе не угрожаю. И нам незачем сейчас ссориться. Я просто хотел сказать, что мы можем быть полезны друг другу. А вот любое противостояние приведет лишь к одному – к смерти, причем для нас обоих. Оно разве нам надо?

Шляхтич молча, пристально глядя на русского, постоял и потом опять сел в свое массивное дубовое кресло.

– Что вам сейчас-то от меня нужно? Уж не думают ли в Новгороде, что я готов подвергать себя опасности, отрабатывая их подачки?

– Нет, конечно же, нет, пан, – примирительным тоном ответил Назар. – Мы не хотим, чтобы ты рисковал собой и своим добрым именем. Нам от уважаемого пана нужно лишь одно – чтобы он внимательно слушал и передавал нам все то, что касается внешних сношений князя Миндовга с соседями. И особенно с нашими общими врагами, то есть с немцами. Больших трудов для тебя, пан, это же вообще не составит, ведь по своей придворной должности ты и так присутствуешь при этих встречах и бываешь на всех пирах. А какое же может быть застолье с иноземными посланниками да без доброго и обильного хмельного? И за все эти маленькие услуги, уважаемый пан Марич, тебя будет ждать весьма и весьма богатое вознаграждение. При котором ты, как я думаю, вполне даже сможешь занять более высокую должность при дворе. Кравчий[4] Раймондас уже ведь весьма стар, и ему давно пора уходить на покой. А у него на выданье сейчас есть красивая младшая дочь. С нашими средствами, уважаемый пан, ты вполне сможешь породниться с этим главным придворным, а потом и вообще взять у него эту должность. И это, заметь, совсем даже не предел, со временем ты сможешь подняться еще и выше. Тебе для этого нужно будет только лишь время и дружба с нами.

– Вы уже, как видно, и так все за меня рассчитали и решили, – покачал головой шляхтич. – Хорошо, я подумаю. Приходи через месяц, скоро к нам прибудет посланник от нового рижского епископа, канонник Балдуин. А потом можно будет ждать и представителей от братьев Ордена меченосцев. В Ливонии после смерти епископа Альберта между этими двумя силами сейчас нет единства, и идет большой раздрай. Вот они и тешат себя надеждой склонить князя Миндовга на свою сторону. Каждому нужна опора из литвинских полков. А у нас и своих забот с куршами хватает.

– Вот, пан Марич, я сейчас слышу речь умудренного мужа, – улыбнулся русский. – Нам это все очень интересно. А чтобы тебе там и дальше лучше слушалось, я оставлю здесь небольшой подарок, – и он положил на стоящий рядом с ним столик кожаный кошель. – Это только малая часть того, что ты получишь, если расскажешь мне интересующие нас новости. Я буду у тебя, пан, через месяц.

Русский ушел, а Марич еще долго сидел молча у камина. Наконец он поднялся с кресла, подошел к столу и высыпал на него содержимое кошеля. На столешнице поблескивала кучка серебряных монет самого разного достоинства, от дальних южных, арабских дирхемов и западных любекских пфеннигов до соседских киевских и новгородских гривен. Лежала здесь и пара золотых монет с выбитыми на них профилями правителей.

– Хм, небольшой подарок, – покачал головой шляхтич. – Скупыми русских назвать язык точно не повернется!

Глава 6. Поместные хлопоты

– Парфен Васильевич, ты уж сам смотри, где и что лучше сеять, – устало ответил своему главному хозяйственнику Сотник. – Ты и твои агрономы теперь во сто крат лучше меня со всем этим разбираются. Вскрывай все наши семенные амбары и готовь зерно к выдаче. Когда после большого половодья будут уходить в дальнюю дорогу ладьи, все они захватят с собой, помимо товаров, еще и часть яровых. Сам ведь понимаешь, у крестьян семян вообще в заначке не осталось, погодное лихолетье закончилось, а сеять-то им нечего. Вот тут мы хоть чем-то нашему русскому мужику поможем. По поводу подмоги людьми ты можешь не беспокоиться. Отправку воинов на смену дальним крепостным дружинам я покамест немного задержал, ибо сейчас упор у всех на посевную. Нам нужен такой урожай, чтобы осенью он всех смог накормить, а еще и чтобы с него большой избыток его иметь. Серьезных военных дел до первого снега не предполагается, так что работников у тебя будет все это лето в избытке.

– Очень хорошо, – удовлетворенно кивнул управляющий. – Люди, конечно же, нам нужны будут. А то у нас из поместья сейчас много народу по своим селищам разъезжается. Две, а кто так даже и три лихие годины здесь пережил в тесноте, но вот далее оставаться им уже более не хочется. На родную землю человека, словно бы птицу, тянет. Уж я им и хорошие наделы за Ямным и за Полометью пообещал, и плотников в помощь, чтобы избы рубить, да и всякой другой подмоги. Нет, мало ведь кто согласился. Сотня семей вот уже за этот месяц к себе выехала. Некоторые аж по самой грязи потянулись, из тех, кому подальше до своих росчищ добираться. Две сотни лошадей и мешки с зерном для семени и для прокорма каждому семейству было выделено. Чуть попозжа, когда посевная пройдет и у нас маненько поспокойнее станет, мы к ним, али они сами к нам, глядишь, доберемся, вот и посмотрим, чем бы еще кому можно помочь.

– А зерновой сев закончится – потом я на огороды людей выведу, – делился далее своими планами управляющий. – Вон как у Архипа это дело-то задалось, за ним и соседи по Лосиной пади теперь повторяют. Первуша половину земельного надела под посев овощей в этом году выделил. А что, выгодное дело, ничего тут не скажешь. Один даже только жгучий, стручковый перец – и тот вон как все труды оправдывает. Его у нас с руками и ногами чуть ли не на драку иноземные купцы забирают. Не знаю, заметил ты или нет, Иванович, что за стеклом в избах у многих теперяча вообще ничего не видно? Не заглядывал ведь в окна, поди?

– Да не знаю, – пожал плечами Сотник. – Окна как окна везде. В каждой избе их по два небольших под стеклами. Да я как-то и привычки-то подглядывать в них не имею.

– Э-э-э, да я не про то! – фыркнул Парфен. – Окна те все изнутри в зелени. Вот потому и прикрыто там все. Народ-то у нас смекалистый. С февраля месяца все их ящичками с землей заставили, а потом уж семенами этого самого жгучего перца засадили. Вот как только тепло встанет, так бабы всю свою рассаду на гряды под солнце высадят. А по осени серебром по весу за урожай возьмут. Это ведь какой доход для семьи! Во-от, ну и нам, конечно, торговать с немцем – это тоже прибыток. Я вот думаю, может, вообще этих самых заморских перекупщиков сюда не пускать? Ну а чего, мы и сами, что ли, не в состоянии его размолотый к ним на торг поставлять? Хоть в Булгар, хоть в Любек, а хоть даже и к англам или франкам. Везде же наши ладьи ходят, и всюду эта вот самая приправа дороже золота идет.

– Может быть, ты и прав, Васильевич, – задумчиво сказал Сотник. – Уж больно любекские приказчики сюда в последнее время повадились заходить. Пользуются моим к ним покровительством. Уже раза три ведь пытались у нас семена выкупить или выкрасть, и все то они подглядывают, что у нас тут нового появилось. Вот так вот один самострел реечник стащат, разберут его у себя по самой малой детали и копировать, ну-у, в смысле вот так же, как и мы, делать их начнут. А оно нам надо – давать в руки возможному врагу такое мощное оружие?! Напишу я, пожалуй, бургомистру, пусть он более не засылает ко мне своих купцов. И верно, будем мы лучше сами туда на торг свои ладьи отправлять.

Весна была дружная, люди истосковались по крестьянскому труду, и всюду в огромном поместье шли полевые работы. Да и вокруг него на пару сотен верст крестьяне распахивали свои заросшие за годы лихолетья росчища и бросали в землю семена.

Ратное обучение на время прекратили даже в школе. Посевное дело очень важное, тут, как говорится, один день – он потом весь год кормит. Производства не простаивали, вот-вот уже уйдет большая вода с рек, что несет сейчас по ним бревна, деревья и крупный мусор, и с причалов или пологих берегов скатятся по особым мосткам вниз ладьи. Два-три дня погрузки – и побегут они из поместья во все стороны. Какая-то с выделанным тканым полотном и с уже готовым пошитым платьем. Какая-то с гончарными изделиями или стеклом. А какая даже и с бронным или с оружным железом, починенным из тех трофеев, что были захвачены в прошлые походы.

Домой Андрей приходил уже к ужину. Марта укоризненно ворчала:

– Целыми днями тебя дома нет, а осенью так и вовсе на полгода в поход уйдешь. Ленька и я ведь скучаем. Хоть иногда, но нужно себе выходной делать!

– Ну ты и зануда, сестренка, – подшучивал над ней Эрик. – Наши предки в набегах по два, а то и три года бывали, и то ведь ничего. Привезут на своих кноррах и драккарах из заморских стран золотых безделушек и красивых одежек, а жены и рады. Муж живой пришел – хорошо, все одно не вдова, а ведь замужняя женщина.

– Ну, ты тут это, не особо его защищай, братец! – грозила пальцем Марта. – Он совсем скоро в поход от нас сбежит, а ведь тебе с женщинами предстоит здесь оставаться. Уж мы тогда тебя с Ингеборгой точно тут одолеем!

– Может, и правда с собой возьмешь, ну что я тут с женщинами сидеть буду? – спросил как-то после ужина Андрея Эрик. – Чувствую я себя хорошо, обузой в походе уж точно не буду. Да и вся моя дружина тогда рядом в одном кулаке будет. За последний год вон сколько из Швеции от этого кровавого Кнута Хольмгерссона сюда народа сбежало. Уже целых три пеших сотни и несколько судовых команд в этом поместье с нами живут.

– Нет, Эрик, извини, никак тебе нельзя со мной идти, – покачал головой Андрей. – Одно дело, когда под моим началом в дружине твои воины состоят, а вот другое – когда они при своем короле на войну идут. Прости, ты хоть и в изгнании, но ведь все равно остаешься властителем из славного рода Эрриксонов. Все это потом может сильно осложнить тебе возврат своего законного трона. Твое дело, как сказал Ярослав Всеволодович, – это ждать удобного момента и собирать вокруг себя сторонников. Пусть этот Кнут в королевстве сейчас шишек набьет и настроит против себя побольше людей. Не зря же его уже прозвали в Швеции «кровавым». Как видно многие подданные сейчас там тебя добрым словом вспоминают и сильно жалеют, что отказали в свое время в поддержке. Ну, вот и пусть трижды подумают, как потом бунтовать, когда ты уже обратно на свой трон вернешься.

– Ох, как ты далеко заглянул! – засмеялся Эрик. – Я вообще даже об этом не думаю. Мне вон, как только занятия снова в школе начнутся, сразу же семь уроков там нужно будет проводить. Когда они по два, по три раза в неделю, это все как-то спокойно для меня проходит. А тут из-за этой вот посевной, что их так сдвинула, столько ведь разом навалится. Даже волнуюсь я вот теперь. Мальчишки – это ведь, я скажу, те еще слушатели, они сразу же чувствуют незнание или лень учителя. Ладно, Андрей, ты тогда возьми с собой побольше моих людей. Они воины добрые, засиделись уже здесь без дела. Да и мне тут, ну, вот для чего такая огромная охрана и свита? Здесь и так вся округа дозорными крепко-накрепко держится. И захочет даже чужак проскочить, а все равно у него ничего не получится. Вон ведь всех моих подданных, что сюда из королевства бежали, они еще загодя, при заходе в Полометь перехватывали, не один еще самостоятельно сюда не явился. Все лишь под оружным конвоем.

– Людей я возьму, – согласился Сотник. – Видно, что воины они годные. Из двух Фолькунгов один ярл при тебе, здесь останется, а вот второго я с собой в поход заберу. Хоть Ульфа, а хоть Биргена Магнуссона, это уже ты сам с ними решай.

В двадцатых числах мая первые ладьи спустили на воду, и по перекинутым мосткам в них забегали с мешками за спиной крепкие мужики. Грузили каждую под контролем управляющего и старшего ладейной дружины Бояна Феррапонтовича. Помимо ремесленного товара, в них закладывалось еще и семенное зерно с провиантом.

Готовился к выходу и караван из семи судов в Волжскую Булгарию. Старшим ладейным на него был назначен Молчан, а вот за его охрану отвечал пластунский командир Лютень.

– Не переживай, Риночка, – успокаивал он, обнимая на прощание, жену. – К месяцу августу можешь меня обратно ждать. Сейчас мы по большой воде на волоках пороги проскочим, а там уже совсем скоро и возле Торжка будем. По пути опять в твое родное селище загляну да и в самом Булгаре у нужных людей поспрашиваю, глядишь, и отыщется кто-нибудь из родичей. Мальца береги, – и он прижал к груди жену с младенцем.

– Отходим! Всем к веслам! – крикнул Боян, и прощающиеся с друзьями и родными воины побежали к своим ладьям.

– Отдать концы! – последовала новая команда.

Лодейные выбрали толстые пеньковые канаты, а затем оттолкнулись баграми от бревен причала. Речные, тяжелогруженые суда медленно отошли от длинной поместной пристани. Впереди у них была долгая дорога и множество тревог и опасностей.

После суматошной посевной жизнь в поместье начала входить в привычное русло. Готовился к выпуску очередной курс ратной школы. Шло расширение и боевое слаживание бригадных подразделений. Дозорный эскадрон было решено преобразовать в полк или в тысячу. Под началом берендея Азата формировалась Вторая Степная сотня. Орудийная дружина, состоящая из пушечной и камнеметной сотен, разбившись на расчеты, осваивала свое новое и грозное оружие.

В подготовленных к войне людях недостатка пока не было. Слава об Андреевской дружине прокатилась по многим русским княжествам и соседним с ними землям. А в славной и крепкой рати любому воину за честь было служить. Так что принимали к себе не каждого, вдумчиво и внимательно изучая прежде всего самого кандидата, стараясь понять, каков он человек и что умеет. Да и ратная школа отроков готовилась уже к третьему выпуску, а это ни много ни мало больше трех сотен пусть и молодых, но умелых бойцов.

– Конницы, считая Дозорный полк, Обережный эскадрон и две Степных сотни, у нас уже, в общем, более полутора тысяч, – перечислял начальник штаба бригады Филат. – Две пластунские сотни, крепостные, орудийные и ладейные дружины. Плюс имеем судовую рать, большую обозную и приличную лекарскую службу. А это уже две с половиной тысячи воинов. Если к ним еще прибавить три сотни рубак Эрика, то мы чуть-чуть только до трех тысяч не доходим. А ведь я даже про ратную школу пока не сказал, ну и так по всякой мелочи. В общем, братцы, мы по своей силе ничем любой княжьей дружине не уступим. Теперь нам можно и на большие дела замахиваться.

Андрей сидел за столом перед расстеленной на нем огромной собственноручно расписанной картой. В самом центре ее лежала Северная Русь, окруженная самыми разными соседями. Было среди них немало союзников, однако врагов или явных недоброжелателей тоже хватало.

– Ярослав Всеволодович считает, что сейчас самое время бить по немцам, – наконец поднял он глаза на своих первых помощников и друзей. – В Ливонии со смертью рижского епископа сейчас творится полный раздрай. Местный капитул выбрал епископом магдебургского каноника Николауса, однако бременский архиепископ, который претендует на верховенство во всей Восточной Прибалтике, назначил туда своего кандидата – бременского каноника Альберта Зуербеера. Папа Григорий IX поручил разобраться в смуте легату Отто де Монферрату и его помощнику вице-легату Балдуину. Посланники папы, прибыв в Ригу, поддержали местного кандидата, но этому категорически воспротивились рыцари Ордена меченосцев. Они наотрез отказались признавать власть Николауса и пожаловались на злоупотребления легата германскому императору Фридриху, главному сопернику папы за власть в Европе. Каждая из сторон, соответственно, обратилась за внешней поддержкой. Но в германских землях, а особенно вокруг Бремена, сейчас бушуют большие крестьянские восстания, и массово набрать пилигримов в Прибалтику пока никому не удается. Я это к чему вам сейчас так подробно все рассказываю? Вижу же, как вон Лавр Буриславович горестно морщится и тяжко вздыхает. Все это для того, чтобы вы поняли: сильной централизованной власти, как прежде, в Ливонии сейчас нет, там разгорается великая смута, и порой дело доходит даже до открытого военного противостояния. Разумеется, нам все это на руку. Именно такого разобщенного противника и удобнее всего бить. На большую помощь Ярослава Всеволодовича нам рассчитывать пока что не приходится, ибо он будет разбираться с Михаилом Черниговским и со всеми теми, кто его поддерживает. А это, я вам скажу, такая тяжелая свара, в которую нам соваться ну никак нельзя! Так что мы будем начинать давить на немцев сами, а там по мере решения всех своих княжьих вопросов, глядишь, к нам в Ливонию и Ярослав со своей дружиной подтянется. Первая наша цель – это оказать помощь литвинскому князю Миндовгу. Он Ярославу союзник, и его боевитые и опытные воины будут большим подспорьем в битвах с ливонцами. Лишь бы они его к себе в друзья не сосватали, давно ведь вокруг да около ходят и все пытаются охмурить. У нас в Вильно сейчас люди Варуна Фотича во главе с Назаром находятся. Ждем вот от них вестей, что у литвинов сейчас творится, да и они сами, я думаю, там бездействовать не будут. Хотя, конечно, и маловато воинов у Шумиловича.

– Хорошие все люди, надежные, – подтвердил Варун. – И, главное, с понятием. Назар уж точно не подведет.

– Хорошо, – кивнул Сотник. – По крепкому пути в начале ноября месяца Дозорный полк с обозом идет к литвинам и помогает там князю Миндовгу против куршей. Ко второй половине зимы мы всеми остальными силами направляемся ко второй своей цели – это к освобождению Пскова от меченосцев. Ну и если все удачно сложится, то будет и третья – это удар по Дерпту и Оденпе, или, как ее еще называют, по крепости Медвежья голова. Для похода на Ригу у нас пока сил явно не достаточно, и ее мы будем оставлять на следующую зиму. Как вам такие планы?

Помощники Андрея, сидевшие с ним за одним столом, загомонили:

– Давно пора немцам укорот дать! И по Риге можно попробовать ударить! А еще стоит и пруссам супротив псов-рыцарей помочь!

– Смело! – подвел итог всем обсуждениям начальник штаба. – Если немцы сразу не объединятся перед лицом внешней угрозы, то все может и получиться. По моим сведеньям, у меченосцев сейчас тысячи две с половиной воинов, никак не больше. У дерптского епископа под началом примерно столько же. Тысячу имеет Оденпе. Про рижского епископа я сейчас не скажу, но и у него войско уж точно не больше орденского. И нужно еще учитывать, что, помимо всех этих войск, у ливонцев еще есть дружины местные князей из племен Ливов, Латгалов и Угандийцев. А все местные к своим захватчикам особой любовью не пылают. Думаю, у них большого желания проливать за немцев свою кровь сейчас нет. И на этом, кстати, я полагаю, нам тоже можно сыграть.

– Обязательно сыграем! – воскликнул Сотник. – Для того-то в Рижский залив и ушли три наши ладьи под командой Святозара. Не доходя устья Западной Двины, на которой и стоит Рига, верстах в сорока к северу есть речка Гауя. Если по ней подняться немного вверх, то можно дойти до главного городища ливов. Вот туда-то и держит сейчас свой путь Святозар, а что лежит в трюмах его ладей, вы и так уже прекрасно знаете. Думаю, рижскому епископу и его людям очень не понравится, когда по ним будут бить из лесной чащи пусть даже из простых, но все-таки мощных самострелов, а ливская дружина вдруг окажется вооруженной не только одними копьями, но и мечами. Так что, думаю, Риге в этом году будет уж точно не до дел на востоке. Усидеть бы за своими каменными стенами и удержать город. Еще бы на начальном этапе Псков от Дерпта отвлечь, так и вообще бы хорошо было. А вот для этого мне придется уже тебя, Варун Фотич, снова к виронцам посылать. Ты там у них в доверии, как-никак за их главное городище в прошлом году воевал, вот и попробуй эстов склонить к набегу на угандийцев. Угандийцы ведь союзники Дерпта, и думаю, что Герман Буксгеведен со своими рыцарями будет вынужден им помочь. Вам брать каменные крепости или даже лесные городища вовсе даже не нужно, навяжешь противнику лесную войну, отвлечешь его на себя – вот и будет уже хорошо. А там, глядишь, и мы к Пскову подтянемся.

– И не нужно забывать, братцы, про нашествие монголов, – вздохнул Сотник. – Всего пять лет, по моим прикидкам, до него. Степняки сейчас на самом дальнем Востоке государство Коре завоевывают и с чжурчжэнями бьются, а потом за саму Поднебесную возьмутся. Ну а после того, добив половцев и разорив Волжскую Булгарию, они уже к нам придут. К этому времени мы должны разобраться с западными врагами и быть готовы противостоять нашествию. Если Ярославу Всеволодовичу удастся сплотить хотя бы центральные и западные русские княжества, хорошо, а если нет, так мы все ляжем. Нам против монголов, разумеется, никак не выстоять, хоть ты сколько пушек отливай и самострелов готовь. Там великое и сплоченное войско с железной дисциплиной и с огромным боевым опытом. Мы с Азатом много думали, как против монголов воевать, потом придет время – своими соображениями и со всеми вами поделимся, а пока нам нужно начинать разведку. Это уже твоя епархия, Варун Фотич, думай, как это сделать, но нам нужны хоть какие-нибудь сведенья о них. Сам понимаешь, пять лет пролетят, что их даже и не заметишь. Купеческими караванами или еще как, но мы должны начинать приглядывать за Чингизидами.