Осколки прошлого Слотер Карин
Энди села.
У Лоры была только одна грудь – левая, над сердцем. Хирург удалил правую, и Лора пока не делала операцию по восстановлению, потому что не могла вынести мысли о том, чтобы идти к очередному врачу и проходить очередную процедуру. И теперь этот убийца стоял перед ней и собирался всадить туда пулю.
– М-м… – Слово застряло у Энди в горле. Она могла произнести его только у себя в голове.
Мама.
– Все в порядке. – Голос Лоры был спокойным и ровным. Она держала руки перед собой, будто могла поймать ими пулю. Она сказала парню: – Теперь можешь уходить.
– Иди на хер. – Его взгляд метнулся к Энди. – Где твой ствол, мразь легавая?
Все тело Энди крепко сжалось. Она почувствовала, как съеживается в маленький комочек.
– У нее нет пистолета, – ответила Лора все тем же твердым голосом. – Она секретарь в полицейском участке. Она не коп.
– Вставай! – крикнул он Энди. – Я вижу твою нашивку! Вставай, свинья! Делай свою работу!
– Это не нашивка, – сказала Лора. – Это просто эмблема. Не надо нервничать.
Она делала плавные движения ладонями – так она приглаживала одеяло Энди, когда укладывала ее спать в детстве.
– Энди, послушай меня.
– Меня слушайте, хреновы суки! – Изо рта парня брызнула слюна. – Поднимайся, легавая дрянь. Ты следующая.
– Нет. – Лора преградила ему путь. – Я следующая.
Он сверкнул глазами в сторону Лоры.
– Застрели меня. – Лора говорила с невозмутимой уверенностью. – Я хочу, чтобы ты застрелил меня.
Недоумение сменило маску гнева на его лице. Он такого не планировал. Люди должны были дрожать от страха, а не выступать добровольцами.
– Застрели меня, – повторила она.
Он взглянул поверх плеча Лоры на Энди, потом снова на нее.
– Давай, – сказала Лора. – У тебя остался всего один патрон. Ты это знаешь. В барабане всего шесть патронов. – Она подняла руки и показала четыре пальца на левой и один – на правой. – Поэтому ты до сих пор не нажал на курок. Остался всего один патрон.
– Ты не знаешь…
– Только один. – Она выставила большой палец, который обозначал шестой патрон. – Когда ты застрелишь меня, моя дочь убежит отсюда. Правильно, Энди?
Что?
– Энди, – продолжила ее мать, – мне нужно, чтобы ты убежала, дорогая.
Что?
– Он не сможет перезарядить настолько быстро, чтобы выстрелить в тебя.
– Что за хрень?! – закричал парень, пытаясь вернуть себе прежнюю ярость. – Стоять смирно! Обе!
– Энди. – Лора сделала шаг в сторону стрелка. Она хромала. Ее льняные брюки прорвались и по ним текла кровь. Из них торчало что-то белое, похожее на кость. – Послушай меня, милая.
– Я сказал не двигаться!
– Беги через дверь на кухне. – Голос Лоры оставался твердым. – Там сзади выход.
Что?
– Стой здесь, сука! Обе!
– Ты должна мне верить, – сказала Лора. – Он не успеет перезарядить.
Мам.
– Вставай. – Лора сделала еще один шаг вперед. – Я сказала, вставай.
Мам, нет.
– Андреа Элоиз, – она использовала свой Материнский голос, не Мамин голос. – Вставай. Сейчас же.
Тело Энди задвигалось самопроизвольно. Левая ступня на пол, правая пятка вверх, пальцы касаются земли. Бегун на старте.
– Стоять! – Парень перевел пистолет на Энди, но Лора сдвинулась вместе с ним. Он дернул его обратно, Лора дернулась туда же, закрывая Энди своим телом. Словно щитом заслоняя ее от последней пули.
– Застрели меня, – сказала Лора. – Ну, давай.
– Хрена тебе.
Энди услышала щелчок.
Взвелся курок? Боек ударил в патрон?
Она зажмурила глаза и закрыла голову руками.
Но дальше ничего не было.
Ни выстрела. Ни крика боли.
Ни звука, с которым ее мать замертво падает на землю.
Пол. Земля. Сыра земля.
Энди замерла, когда снова подняла глаза.
Парень расстегнул ножны охотничьего ножа.
Он медленно вытаскивал его.
Пятнадцать сантиметров стали. Зазубренный с одной стороны. Заостренный с другой.
Он убрал пистолет в кобуру и перекинул нож в рабочую руку. Кончик был направлен не вверх, как если бы это был столовый нож, – он был направлен вниз, как когда собираешься нанести удар.
– Что собираешься с ним делать? – спросила Лора.
Он не ответил. Он ей показал.
Два шага вперед.
Нож взмыл, а потом метнулся вниз, к сердцу ее матери.
Энди была парализована, слишком напугана, чтобы тихо лечь и спрятаться от всего этого, слишком потрясена, чтобы что-то сделать, а не просто смотреть, как умирает ее мать.
Лора выставила руку, словно хотела остановить нож. Он вонзился прямо в центр ее ладони. Вместо того чтобы скорчиться от боли или закричать, Лора обхватила пальцами рукоятку ножа.
Борьбы не последовало. Убийца был слишком ошарашен.
Лора вырвала нож из его сжатой руки, хотя длинное лезвие по-прежнему было воткнуто в ее кисть.
Он отступил.
Он смотрел на нож, торчащий из ее руки.
Одна секунда.
Две секунды.
Три.
Он будто только вспомнил о пистолете. Его правая рука потянулась к бедру. Пальцы обхватили рукоятку. Серебром сверкнуло дуло. Он подставил левую руку под рукоятку, готовясь отправить последнюю пулю в сердце ее матери.
Без единого звука Лора размахнулась и всадила лезвие ему в шею.
Послышался хруст, словно мясник отрезал кусок говяжьей туши.
Этот звук эхом разнесся по всем углам помещения.
Парень с трудом вдохнул. Его рот раскрылся, будто у рыбы на крючке. Глаза округлились.
Тыльная сторона ладони Лоры все еще была пришпилена к его шее, так и оставшись между лезвием и рукояткой.
Энди видела, как двигаются ее пальцы.
Послышался щелчок. Пистолет задрожал в воздухе, когда он попытался поднять его.
Лора что-то проговорила, но это было скорее рычание, чем слова.
Он продолжил поднимать пистолет. Попытался прицелиться.
Лора выдернула лезвие, разрезав его горло спереди.
Кровь, сухожилия, хрящи.
Никаких брызг и капель, как до этого. Из его разрезанной глотки хлынуло, как из лопнувшей дамбы.
Его черная рубашка стала еще чернее. Жемчужины на его пуговицах приобрели разные оттенки розового.
Первым упал пистолет.
Потом он рухнул на колени. Потом ударился об пол грудью. Потом головой.
Энди смотрела в его глаза, когда он падал.
Он был уже мертв, когда его тело коснулось земли.
2
Когда Энди была в девятом классе, она по уши влюбилась в мальчика по имени Клетус Лараби, которого все называли Клит, хотя больше в шутку. У него были кудрявые темные волосы, он умел играть на гитаре и был первым в классе по химии, так что Энди пыталась учиться игре на гитаре и делала вид, что тоже увлекается химией.
Именно таким образом она умудрилась оказаться на школьной научной ярмарке: Клит туда записался, и Энди тоже.
Она ни разу в жизни не перекинулась с ним и словом.
Никто тогда не задался вопросом, разумно ли подпускать девочку-подростка из драмкружка, которая с трудом сдавала естественно-научные дисциплины, к селитре и горелке, но по прошествии времени стало понятно, что доктор Финни, видимо, решила закрыть на это глаза, обрадовавшись, что Энди заинтересовалась чем-то, кроме искусства пантомимы.
Отец Энди тоже пришел в восторг от этих новостей. Гордон ходил с ней в библиотеку, где они читали книжки про инженерное дело и устройство ракет. Он заполнил анкету на получение карты постоянного покупателя в местном магазине для хобби. За ужином он вслух зачитывал буклеты Американской ассоциации ракетостроения.
Когда Энди оставалась дома у своего отца, Гордон в гараже работал со своим шлифовальным блоком, придавая форму оперению и носовому конусу, в то время как Энди сидела на скамейке рядом и зарисовывала свои идеи для сопла.
Энди знала, что Клит любит группу «Гу Гу Доллс», потому что у него на рюкзаке был их стикер, так что она начала раздумывать о том, чтобы труба ракеты выглядела как стимпанковый[7] телескоп из их клипа «Айрис», потом подумала прикрепить к ней крылья, потому что песня «Айрис» была в фильме «Город ангелов», потом она решила, что разместит сбоку портрет Николаса Кейджа в профиль, потому что он был в этом фильме ангелом, а потом решила, что ей стоит нарисовать Мег Райан, ведь это было для Клита, а ему, пожалуй, Мег Райан гораздо интереснее Николаса Кейджа.
За неделю до выставки Энди пришлось вывалить перед доктором Финни все свои записи и фотографии, чтобы убедить ее, что она действительно сделала всю работу сама. Она как раз раскладывала свои сомнительные доказательства на учительском столе, когда в класс вошел Клит Лараби. Энди пришлось крепко сцепить руки, чтобы они не так дрожали, когда Клит остановился посмотреть на фотографии.
– Мег Райан, – сказал Клит. – Я выкупил. Гори, чертова сучка, да?
Энди почувствовала, как тонкая струйка холодного воздуха прорывается через ее разомкнутые губы.
– Моя подружка любит этот дурацкий фильм. Ну, с ангелами. – Клит показал ей стикер на своем рюкзаке. – Они написали эту дерьмовую песню для саундтрека, прикинь. Вот почему я ношу этот стикер: чтобы напоминал мне никогда не продавать свое искусство за деньги, как эти педики.
Энди не сдвинулась с места. Она не могла сказать ни слова.
Подружка. Дурацкий. Дерьмовую. Прикинь. Педики.
Энди вылетела из кабинета доктора Финни без своих записей, без книг и даже без сумки. Она прошла через кафетерий и воспользовалась запасным выходом, дверь которого всегда была приоткрыта, чтобы местные сотрудницы могли выйти покурить за мусорным контейнером.
Гордон жил в трех километрах от школы. Был июнь. Джорджия. Побережье. Когда Энди дошла до его дома, она полностью обгорела на солнце и насквозь промокла от собственного пота и слез. Она взяла ракету с Мег Райан и две тестовые ракеты с Николасом Кейджем и бросила их в мусорный бак во дворе. Затем полила их бензином. И бросила спичку в бак. А потом она очнулась, лежа на спине на подъездной дорожке Гордона, потому что сосед поливал ее из садового шланга.
Со свистом взвившийся огонь опалил Энди брови, ресницы, челку и даже волосы в носу. Звук от взрыва был такой мощный, что у Энди из ушей пошла кровь. Сосед начал кричать прямо ей в лицо. Его жена, работавшая медсестрой, подбежала к ней и явно пыталась что-то сказать, но единственное, что Энди слышала, – это тонкий звук, будто руководитель хора выдает одну-единственную ноту на своем камертоне.
И-и-и-и-и-и-и-и…
Энди слышала Звук и ничего, кроме Звука, целых четыре дня.
Просыпаясь. Пытаясь заснуть. Принимая ванну. Идя на кухню. Сидя перед телевизором. Читая записки, которые ее родители судорожно царапали на маркерной доске.
Мы не понимаем, что с тобой не так.
Вероятно, это временно.
Не плачь.
И-и-и-и-и-и-и-и…
Это было почти двадцать лет назад. Энди никогда особо не вспоминала о взрыве вплоть до этого момента и вспомнила только потому, что Звук вернулся. Когда она его снова услышала – или когда она это осознала, – она стояла посреди дайнера рядом со своей матерью, сидевшей на стуле. На полу лежали три мертвых человека. На земле. Черная рубашка убийцы стала еще чернее. Красная кофта Шелли Барнард – еще краснее. Нижняя часть лица Бетси Барнард свисала клочьями мускулов и сухожилий.
Энди оторвала взгляд от тел. Снаружи дайнера стояли люди. Покупатели из торгового центра с фирменными пакетами из магазинов и стаканами из кофеен. Некоторые из них плакали. Некоторые делали фотографии.
Энди почувствовала давление на своей руке. Лора с трудом пыталась развернуть свой стул спиной к зевакам. Каждый момент словно заклинивало в поле зрения Энди, будто она смотрела старый кукольный мультфильм. Рука Лоры дрожала, пока она пыталась перевязать свою кровоточащую ногу скатертью. Белая штука, торчавшая из брюк, оказалась не костью, а осколком фарфора. Лора была правшой, но нож, торчащий из ее левой руки, все равно не давал ей возможности перевязать ногу. Она обращалась к Энди и, видимо, попросила о помощи, но все, что Энди слышала, был Звук.
– Энди, – сказала Лора.
И-и-и-и-и-и-и-и…
– Андреа.
Энди внимательно смотрела на рот своей матери, пытаясь понять, слышит ли она слова или считывает их по губам: они были настолько знакомы, что мозг обрабатывал их скорее как услышанные, чем как увиденные.
– Энди, – повторила Лора. – Помоги мне.
Эта фраза к ней пробилась. Еле слышная просьба, будто ее мать говорила через длинную трубу.
– Энди. – Лора схватила обе ее руки в свои. Ее мать скрючилась на стуле. Ей явно было очень больно. Энди присела на колени. Она начала завязывать скатерть.
Затягивай туже…
Вот что посоветовала бы Энди человеку, в панике позвонившему в диспетчерскую: Не бойтесь сделать ей больно. Затяните ткань настолько туго, насколько сможете, чтобы остановить кровотечение…
Все было по-другому, когда это твои руки затягивают ткань. Совсем по-другому, когда боль, которую ты видишь, отражается на лице твоей собственной матери.
– Энди. – Лора подождала, пока она поднимет голову.
Глаза Энди не могли сфокусироваться. Она хотела быть предельно внимательной. Ей нужно было быть предельно внимательной.
Мать схватила Энди за подбородок и как следует потрясла, чтобы вывести ее из ступора.
– Не разговаривай с полицией, – сказала она. – Не подписывай показаний. Скажи им, что ничего не помнишь.
Что?
– Пообещай мне, – настаивала Лора. – Не говори с полицией.
Четыре часа спустя Энди так и не поговорила с полицией, но скорее потому, что полиция не говорила с ней. Ни в дайнере, ни в машине «Скорой помощи», ни сейчас.
Энди ждала за закрытыми дверями хирургического отделения, пока врачи оперировали Лору. Она уселась на жесткий пластиковый стул. Она отказалась прилечь, отказалась от предложения медсестры предоставить ей койку, потому что с ней все было нормально. Это Лора нуждалась в помощи. И Шелли. И мать Шелли, чье имя Энди никак не могла вспомнить.
Но кем еще была миссис Барнард, как не матерью для своей дочери?
Энди откинулась на стуле. Ей нужно было держать голову определенным образом, чтобы шишка на затылке не пульсировала и не ныла. Панорамное окно с видом на побережье. Энди помнила, как ее мать утянула ее вниз. Удар затылком, когда ее череп стукнулся о стекло. Окно, пошедшее паутиной трещин. То, как быстро Лоре удалось подняться на ноги. То, как она выглядела и насколько спокойно говорила.
То, как она показала пять пальцев – четыре на левой руке, один на правой, – когда объясняла стрелку, что у него остался всего один патрон из тех шести, которые у него были.
Энди потерла лицо руками. Она не стала смотреть на часы, потому что если бы она смотрела на них каждый раз, когда ей этого хотелось, то время тянулось бы бесконечно. Она провела языком по пломбам. Металлические уже давно удалили и заменили композитными, но она все еще помнила, как из-за Звука они почти что вибрировали у нее в зубах. В ее челюстях. В ее черепе. Этот концентрированный, навязчивый писк, от которого ее мозг, казалось, готов был взорваться.
И-и-и-и-и-и-и-и…
Энди изо всех сил зажмурила глаза. Тут же перед ними стали прокручиваться образы, как во время тех слайд-шоу, которые Гордон устраивал после каждого отпуска.
Лора выставляет руку.
Длинное лезвие пронзает ее ладонь.
Она выхватывает нож.
Всаживает лезвие в шею парня.
Кровь.
Столько крови.
Джона Хелсингер. Так звали убийцу. Энди это знала – хотя не могла точно сказать откуда. Может, оно прозвучало по рации, когда она ехала в машине «Скорой помощи» вместе с матерью? Может, оно прозвучало в новостях по телевизору, когда Энди провожали в комнату ожидания после распределения пострадавших по палатам? Может, оно прозвучало из уст медсестры, когда она вела ее к хирургическому отделению?
«Джона Хелсингер, – прошептал кто-то так, как обычно говорят о человеке со смертельным заболеванием. – Убийцу звали Джона Хелсингер».
– Мэм? – перед Энди стояла офицер полиции Саванны.
– Я не… – Энди пыталась припомнить, что велела ей говорить ее мать. – Я не помню.
– Мэм, – повторила офицер, и это было чудно, потому что она была старше Энди. – Прошу прощения за беспокойство, но там мужчина. Он говорит, что он ваш отец, но…
Энди посмотрела в конец коридора.
Гордон стоял рядом с лифтами.
Она вскочила и побежала к нему, позабыв обо всем на свете. Гордон встретил ее на полпути и заключил в медвежьи объятия, прижав к себе так крепко, что она почувствовала, как бьется его сердце. Она уткнулась лицом в его накрахмаленную белую рубашку. Он приехал с работы и одет был в свой обычный костюм-тройку. Его очки для чтения все еще покоились у него на макушке, где он их и оставил. Его ручка «Монблан», как всегда, выглядывала из нагрудного кармана рубашки. Холодный металл коснулся краешка ее уха.
Крыша у Энди начала ехать сразу, как только началась стрельба, и с того момента сдвигалась миллиметр за миллиметром, но рядом с отцом, наконец в полной безопасности, она съехала окончательно. Она начала так страшно рыдать, что едва могла удержаться на ногах. Гордон донес, или, скорее, дотащил ее до ряда стульев у стены. Он так крепко ее держал, что она могла делать только совсем короткие и неглубокие вдохи, чтобы не задохнуться.
– Я здесь, – говорил он ей снова и снова. – Я здесь, детка. Я здесь.
– Папа, – сказала она, громко всхлипнув.
– Все хорошо. – Гордон пригладил ей волосы. – Ты теперь в безопасности. Все теперь в безопасности.
Энди продолжала плакать. Она плакала так долго, что начала стыдиться, словно это было уже чересчур. Лора была жива. Случилось нечто ужасное, но с Лорой все будет хорошо. И с Энди все будет хорошо. С ней все должно быть хорошо.
– Все нормально, – бормотал Гордон. – Не сдерживайся.
Энди судорожно втягивала носом слезы. Она пыталась вернуть самообладание. Но только пыталась. Каждый раз, когда ей казалось, что она вроде бы пришла в норму, ей вспоминалась очередная деталь – звуки первого выстрела, будто кто-то открыл банку, или хруст, с которым ее мать вонзила нож в плоть и хрящи, – и слезы снова начинали литься у нее из глаз.
– Все в порядке, – повторял Гордон, терпеливо поглаживая ее по голове. – Все целы, милая.
Энди вытерла нос. Порывисто вдохнула. Гордон согнулся на стуле, не размыкая объятий, и достал из кармана носовой платок.
Энди промокнула слезы, высморкалась.
– Извини.
– Тебе не за что извиняться. – Гордон убрал волосы у нее с глаз. – Где болит?
Она покачала головой. Снова высморкалась, пока не почувствовала, что прочистила еще и уши.
Звук ушел.
Она закрыла глаза, на нее накатило облегчение.
– Порядок? – спросил Гордон. Она ощущала тепло его руки у себя на спине. Она снова чувствовала почву под ногами. – Все хорошо?
Энди открыла глаза. Нервы у нее еще не успокоились, но она должна была рассказать отцу, что произошло.
– Мама… У нее был нож, а этот парень… Она уби…
– Ш-ш-ш, – остановил ее он, прижав свой палец к ее губам. – С мамой все хорошо. С нами все хорошо.
– Но…
Он снова прижал палец к ее губам, чтобы она замолчала.
– Я говорил с врачом. Мама сейчас восстанавливается. С ее рукой все будет в порядке. С ногой все в порядке. Все в порядке. – Он приподнял бровь, слегка склонив голову и глянув в ту сторону, где стояла полицейская. Женщина говорила по телефону, но, очевидно, слушала их.
Гордон спросил Энди:
– Ты уверена, что с тобой все хорошо? Тебя осмотрели?
Она кивнула.
– Ты просто устала, детка. Ты всю ночь работала. Ты увидела нечто чудовищное. Твоя жизнь была в опасности. Жизнь твоей матери была в опасности. Понятно, что у тебя шок. Тебе нужно немного отдохнуть, привести мысли в порядок. – Его интонации были очень выверенными. Энди поняла, что Гордон ее инструктирует. – Хорошо?
Она кивнула, потому что кивал он. Почему он говорил ей, что надо сказать? Он говорил с Лорой? У ее матери были неприятности?
Офицер полиции обратилась к ней:
– Мэм, не могли бы вы предоставить мне некоторую основную информацию? Полное имя, адрес, дату рождения, все в таком роде.
– Я вам все продиктую, офицер. – Гордон подождал, пока полицейская достанет свою ручку и блокнот, и только потом продолжил.
Энди снова нырнула под его большую надежную руку. Она сглотнула так сильно, что у нее свело горло.
А потом она заставила себя посмотреть на ситуацию с точки зрения простого человека извне, а не шокированного свидетеля событий.
Это был не тот случай, когда наркодилеры устраивают уличную разборку со стрельбой или когда склонный к агрессии супруг переходит последнюю черту. Белый парень застрелил двух белых женщин, а потом был убит другой белой женщиной, и все это в одном из самых крупных торговых центров штата.
Из Атланты и Чарльстона, вероятно, понаедут автобусы с журналистами. Возникнут юристы со стороны семей, жертв, руководства торгового центра, города, штата, возможно, даже федеральные. Подключатся всевозможные правоохранительные структуры: полиция Белль-Айла, Саванны, округа Чатэм, Бюро расследований Джорджии. Заявления свидетелей. Криминалисты. Фотографии. Вскрытия. Сбор улик.
В обязанности Энди как диспетчера входило присвоение номеров делам о преступлениях гораздо меньшего масштаба, и зачастую ей приходилось отслеживать их движение месяцами, а иногда проходили годы, прежде чем дело доходило до суда. Ей лучше всех было известно, что действия ее матери будут подвергнуты тщательнейшему изучению на каждом уровне системы уголовного правосудия.
Как по команде, в этот самый момент лифт издал громкий сигнал. Кожаный ремень с пистолетом на поясе у полицейской слегка скрипнул, когда она его поправила. Двери открылись. В коридор вышли мужчина и женщина. Оба в мятых костюмах. Оба с усталыми лицами. Мужчина был лысым, с пятнами от солнечных ожогов на лице и слезающей кожей на носу. Женщина была примерно роста Энди, минимум на десять лет старше, с оливковой кожей и темными волосами.
Энди хотела было встать, но Гордон удержал ее на стуле.
– Мисс Оливер. – Женщина достала свой значок и показала его Энди. – Я сержант Лиза Палаццоло. Это детектив Брэнт Уилкс. Мы из Полицейского управления Саванны. Помогаем Белль-Айл с расследованием. – Она сунула значок обратно в карман пиджака. – Нам нужно поговорить с вами о том, что случилось сегодня утром.
Рот Энди открылся, но она снова не смогла вспомнить, что ее мать велела ей говорить и как именно ее проинструктировал Гордон, поэтому она прибегла к своему обычному способу отвечать на вопросы – просто закрыла рот и бессмысленно уставилась на человека, который к ней обращался.
– Сейчас не лучшее время, детективы, – сказал Гордон. – Моя дочь в шоке. Она пока еще не готова давать показания.
Уилкс неодобрительно запыхтел и хмыкнул.
– Вы ее отец?
Энди все время забывала, что Гордон был черным, а она белой, пока кто-то другой не обращал на это внимание.
– Да, детектив. Я ее отец. – Гордон говорил очень спокойно. Он привык к этому. Долгие годы он шлифовал свои нервы об обеспокоенных учителей, встревоженных служащих и агрессивно настроенных охранников-расистов. – Я Гордон Оливер, бывший муж Лоры. Приемный отец Энди
Уилкс слегка скосил рот набок, переваривая эту информацию.
– Мы очень сожалеем о том, что случилось, мистер Оливер, – сказала Палаццоло, – но нам необходимо задать Андреа несколько вопросов.
Гордон повторил:
– Как я уже сказал, в данный момент она не готова обсуждать происшествие. – Он расслабленно положил ногу на ногу, будто это была всего лишь формальность. – Андреа – диспетчер, как вы без труда догадались по ее униформе. Она отработала ночную смену. Она валится с ног от усталости. Она стала свидетельницей жуткой трагедии. Она не в том состоянии, чтобы делать какие-то заявления.
– Это действительно жуткая трагедия, – согласилась Палаццоло. – Три человека погибли.
– И моя дочь могла быть четвертой. – Гордон по-прежнему обнимал Энди за плечо своей твердой рукой. – Мы будем рады назначить встречу в участке на завтра.
– Ведется расследование убийства!
Читать бесплатно другие книги:
