Кладбище домашних животных Кинг Стивен
Луис и его сын проводили патрулирование. Луис и его сын охраняли обитателей волшебной страны и бесконечно, безостановочно курсировали по Диснейленду на белом автобусе с красной полосой. Они не видели ничего опасного для людей, но готовы были встретиться с любой опасностью лицом к лицу. Ведь что-то, какая-то опасность затаилась здесь в месте, посвященном невинным удовольствиям малышей. Вот улыбающийся человек, купивший «Мэйн Стрит», прижал газету к груди, пытаясь с ее помощью спастись от сердечного приступа; вон у беременной женщины, когда она выходила из «Небесной колесницы», начались предродовые схватки; десятилетняя девочка, такая же красивая, как крошки с плакатов Нормана Роквелла, неожиданно свалилась в припадке эпилепсии; бездельницы болтали, сидя на скамеечках, а потом попадали, как по приказу, – кровоизлияние в мозг. Доболтались! Солнечный удар… и кровоизлияние в мозг. Может, под конец лета у кого-нибудь случится куриная слепота от яркого солнечного света? Чего тут только не было. А почему? Потому что тут был Оз – Веикий и Ушшасный… может, это он проскользнул вдоль станции детской монорельсовой дороги, у входа в волшебное королевство Алисы? Вон он на одном из этих летающих Дамбо, сидит в вышине и шарит по толпе жадным, глупым взглядом… И тут Луис с Гаджем заметили гротескную фигуру, похожую на Гуфи, Мики, Тигру и даже на достойного всяческого уважения Дональда Дака. Это – Оз. Он всегда один, потому что никто не любит его, никто не хочет отдавать ему своего сына или дочь. Луис с Гаджем знали его, сталкивались с ним лицом к лицу в Новой Англии в прошлом, уже несколько раз сталкивались. А Оз – Веикий и Ушшасный постепенно сжимал круги, душил, шипел, словно привидение. Он – смерть в стакане земляных орешков, в куске мяса или рыбы, в следующей пачке сигарет. Он всегда рядом. Он осуществляет связь между смертными и Вечностью. Сухие хвойные иглы, ядовитые жуки, связанная узлами колючая проволока, лесные огоньки. Вертелись ролики скейтов. Маленькие дети ездили на скейтах по стране Диснея, пытаясь проскочить оживленные переходы, где их давили могучие грузовики. Даже отправляясь принять ванну, нужно взять с собой зрителя. Оз всегда с вами – зритель и друг в одном лице. Когда вы садитесь в самолет, Оз уже на борту. Когда вы пьете, Оз – в воде. Он в пище, которую вы едите. Кто это там? – кричите вы во тьму, когда одни и испуганы, и слышите ответ: «Не бойся, это я. Ха! Дорогуша, так у тебя же рак кишок! Заражение! Лейкемия! Воспаление мозга! Коронарный тромбоз! Энцефалия! Остеомиелит! Хей-хо, то ли еще будет!» В дверях наркоман с ножом… Телефонный звонок в полночь… Кровь в ваших жилах закипает, словно кислота… Большая горка пилюль. Жуйте! Жуйте! Эти особые таблеточки вызывают удушье… Последний раз попытайтесь спастись… «Нет, люди, никуда вы не денетесь. Мое имя Оз – Веикий и Ушшасный, но вы можете звать меня просто Оз, если хотите. Только остановитесь, и почувствуете сердечную слабость, и в голове у вас затвердеет тромб или еще что-то приключится. Не останавливайтесь… помните, нельзя останавливаться женщине, которая должна родить – земле, той где хоронили Микмаки…»
И в это время тоненький голосок закричал:
– Я люблю тебя, Тигра! Я верю в тебя. Тигра! Я всегда буду любить тебя, я останусь юным, и только Оз будет жить в моем сердце… Оз – ласковый факир-стрелок из Небраски! Я люблю тебя…
Мы прокляты… мой сын и я… потому что суть жизни не война и не секс – они лишь вызывают отвращение, если ими пересытиться. Суть жизни – Страх и благородная, безнадежная битва с ним, с Озом – Веиким и Ушшасным. Оз и я – оба мы прокляты. И Оз придет ко мне с красными бусинками глаз, скрытыми под капюшоном, и он придет к нам… потому что, мужчина тоже выращивает, что может… и пожинает плоды.
Вот такие путаные, беспокойные мысли переполняли голову Луиса Крида. Но ему все же удалось выскользнуть из бессвязного кошмара, разогнав никчемные мысли… нырнуть в черный сон без сновидений.
Когда первые лучи зари коснулись неба на востоке, еще слабо светили звезды. Они светили слабо, но еще светили. Вот тогда в доме Кридов появилась Темная Тень. Появился запах… вонь. Крепко уснувший Луис зашептал и отвернулся не в силах вынести этот запах. Ему даже захотелось проснуться и нацепить респиратор.
Существо некоторое время постояло в дверях спальни своего хозяина не двигаясь. Потом оно вошло в комнату. Луис, не просыпаясь, спрятал лицо в подушку. Белые руки Твари вытянулись и открыли саквояж доктора Крида.
Что-то, позвякивая, зашуршало внутри.
Руки Твари перебирали содержимое саквояжа, отметая в сторону ампулы, таблетки и шприцы. Потом они натолкнулись на то, что Тварь искала. В первых, тусклых лучах зари сверкнула хромированная сталь.
Темное Существо покинуло комнату.
ЧАСТЬ III.
ОЗ – ВЕИКИЙ И УШШАСНЫЙ
…Он подошел к гробнице. Это была пещера, вход в которую прикрывал камень.
Иисус говорит: отвалите камень. Сестра умершего, Марфа говорит Ему:
Господи, от него уже пахнет, ведь четыре дня прошло.
И вот отвалили камень (от гробницы), в которой лежал умерший. Иисус же, подняв голос, воскликнул: восстань, Лазарь!
И тотчас появился умерший, руки и ноги которого были обвиты погребальными пеленами, а лицо покрывал платок. Иисус говорит иудеям: развяжите его, чтоб он мог идти.
Евангелие Иоанна (пересказ)
– Я только думала об этом, – истерично сказала она. – Почему я не думала об этом раньше? Почему я не думала об этом?
– Думала о чем? – спросил он.
– О двух других желаниях, – быстро сказала она. – Мы же загадали только одно.
– Разве не достаточно, – зло спросил он.
– Нет, – победно воскликнула она. – Мы загадаем еще одно. Давай поторопимся и вернем жизнь нашему мальчику.
В. В. Джакоб («Обезьянья лапа»)
Глава 58
Джад Крандолл с криком проснулся, едва не упав со стула. Он не знал, сколько времени он проспал: может быть, пятнадцать минут, а может, три часа. Посмотрев на часы, он увидел, что уже пять минут пятого. У него возникло чувство, что в комнате что-то изменилось, и позвоночник у него болел оттого, что он спал сидя.
«Ах, ты глупый старик, посмотри, что ты наделал!»
Он отлично понимал, что случилось, сердцем понимал. И касалось это не только его. Он не просто заснул на часах; он крепко заснул.
Это огорчило старика, но существовало нечто, что по-настоящему напугало его: что разбудило его? Джаду показалось, что он услышал некий звук…
Старик задержал дыхание, прислушиваясь к испуганному трепету своего сердца.
Был какой-то звук – не просто звук, разбудивший его, а что-то более конкретное. Слабый скрип дверных петель?
Джад знал все звуки этого дома – как трещат доски пола, как скрипят ступеньки лестницы, как поет и завывает ветер в водосточной трубе, когда по–пьяному заиграется, как это было в прошлую ночь. Звук, который разбудил его, он знал так же хорошо, как все остальные звуки своего дома. Тяжелая дверь, ведущая на улицу, единственная дверь между верандой и прихожей; только она скрипела так, когда ее открывали. Поняв, что скрипело, старик еще раз попытался поподробнее вспомнить звук, разбудивший его. Тихий скрип двери, разделяющей веранду и прихожую.
– Луис? – позвал старик, не надеясь услышать ответ. Это был не Луис. Явилось возмездие за гордость и тщеславие Джада. Медленные шаги в прихожей.
– Луис? – снова позвал Джад, но только слабый скрип досок ответил ему, и старик почувствовал запах твари, которая вошла под утро в его дом. Сильный запах – запах гнилой земли.
Джад вгляделся в нагромождение теней – кресло-качалку Нормы, стенной шкаф, комод – но деталей было не разглядеть. Он попытался шагнуть и почувствовал, как его ноги стали мокрыми. Тогда старик мысленно закричал: закричал, что не хочет встречаться с этим, что он слишком для этого стар. Ему хватило Тимми Батермена, к тому же тогда он был еще молод.
Со скрипом открылась дверь и появились новые тени. Одна из теней была более вещественна, чем остальные.
Великий Боже, что за вонь!
Шаркающие шаги в темноте.
– Гадж? – наконец Джаду удалось встать на ноги. Краешком глаза он увидел горку сигаретного пепла в пепельнице с Джимом Беамом. – Гадж, если это ты…
Ужасный мяукающий звук был ему ответом, и на мгновение кости Джада оледенели. Не сын Луиса вернулся из могилы, а какое-то ужасное чудовище.
Ничего подобного!
Это был Черч. Кот присел на пороге. Это он мяукал. Глаза кота горели, словно тусклые лампочки. Потом Джад перевел взгляд на вторую тень, появившуюся на пороге.
Джад качнулся, пытаясь собраться с мыслями и не сойти с ума от запаха. И как холодно стало тут – тварь принесла с собой холод могилы.
Джад пошатнулся. Кот подошел и стал тереться о ноги старика, заставив Джада сделать несколько неуверенных шагов назад, чтобы не упасть. Кот мурлыкал. Джад пнул его, погнал прочь. Кот оскалился на старика и зашипел.
«Подумай! Подумай, ты – глупый старик, еще не поздно, конечно, еще не поздно… оно вернулось, но его можно снова убить… если тебе только это удастся… если ты только сможешь решиться…».
Джад повернул на кухню, и сразу вспомнил о ящике с вилками и ножами, ящике рядом с раковиной. Там лежал нож, огромный, как у мясника.
Спиной старик прижался к двери, ведущей на кухню, а потом спиной открыл ее. Тварь, вошедшая в дом, затаилась, но Джад отлично слышал ее дыхание. Он даже разглядел белую рученьку, качающуюся туда-сюда… и что-то было зажато в этой рученьке, но что именно, старик не смог разглядеть. Дверь захлопнулась. Джад оказался на кухне. Повернувшись спиной к двери, старик метнулся к ящику с ножами: он искал нож для разделки мяса. Выдвинув ящик, Джад увидел его деревянную рукоятку. Схватив нож, старик снова повернулся к двери. Теперь в руках он сжимал оружие. Шаг… другой… Постепенно храбрость возвращалась к нему.
«Помни, это не ребенок! Тварь может кричать, может начать говорить что-то, когда ты нападешь на нее.., она может говорить на разные голоса… Но ты же не поддашься на обман. Ты делал глупости уже много раз, старик. Это – твой последний шанс!»
Со скрипом открылась дверь из гостиной на кухню, но вначале появился один кот. Джад мгновение следил за ним, а потом снова посмотрел на дверь.
Окна кухни выходили на восток. Светало, и первые лучи солнца уже врывались в окно – слабый, молочно-белый свет.
Вошел Гадж Крид, одетый в костюмчик, в котором был похоронен. Болотная тина испортила белую рубашку. Его великолепные, светлые волосы затвердели от грязи. Один глаз уставился в стену – ужасно сосредоточенно он смотрел в никуда; другой глаз изучал Джада.
Гадж усмехнулся старику.
– Привет, Джад, – по-детски прогудел Гадж, но голос его стал совершенно иным. – Я пришел забрать твою гнилую, вонючую душу в ад. Ты уже выеб.., меня однажды. Ты-то думал, что я не вернусь, чтобы выеб.., тебя?
Джад поднял нож.
– Подойди, и я тебе приложу этой штукой. Мы еще посмотрим, кто кого выеб…
– Норма мертва, и тебя оплакивать будет некому, – сказал Гадж. – Она-то была дешевой подтиркой. Она перееб…сь, со всеми твоими друзьями, Джад. Она им и через жопу давала. Это она любила особенно. Она теперь горит в Аду, вместе со своим артритом и всем остальным. Я видел ее там, Джад. Я видел ее там.
Тварь сделала два нетвердых шага к старику; ботиночки чудовища оставляли грязный след на линолеуме. Тварь выставила одну руку вперед, словно хотела дотянуться до старика, а другую прятала за спину.
– Послушай, Джад, – прошептало чудовище… и потом, открыв ротик, обнажив молочные зубки, хоть губы и не двигались, оно заговорило другим голосом, который вырывался из чрева существа… приглушенный голос, доносившийся издалека, голос Нормы:
– Я смеялась над тобой, Джад! Мы все смеялись над тобой! Ах, как мы смеееееееяяялись…
– Заткнись! – нож в руке Джада задрожал.
– Мы занимались этим в нашей кроватке. Я и Гек. Я и с Джорджем была и со всеми остальными. Я все знала о твоих девках, но ты-то не знал, что женат на бляди. И как же мы все смеялись, Джад! Мы еб…сь, и смеялись над…
– Заткнись! – завопил Джад. Он прыгнул на крошечную, качающуюся фигурку в грязном костюмчике строгого покроя. Из темноты вылетел кот и замер перед Джадом, сжимавшим мясницкий нож. Кот шипел, его уши были прижаты к черепу. Нож выскользнул из руки старика. Упав, он скользнул по искривленному и выцветшему линолеуму, закрутился. Со звоном он ударился об плинтус и отлетел под холодильник.
Джад понял, что снова свалял дурака. Единственное утешение, что в последний раз. Кот встал на задние лапы; пасть открыта, глаза сверкают. Он шипел, словно чайник. И тогда Гадж бросился на старика, по-прежнему усмехаясь и выпучив глаза. Его правая рука вынырнула из-за спины, и Джад увидел, что Гадж сжимает в ней скальпель из саквояжа Луиса.
– О, дорогой Иисус, – только и смог выговорить Джад, а потом, извернувшись, подставил правую руку, защищаясь от удара. У него возникло ощущение… точно в голове что-то вспыхнуло… Старик никак не мог понять, почему скальпель одновременно торчит с обеих сторон его ладони. Потом что– то теплое брызнуло ему в лицо, и он понял.
– Ух, как я натяну тебя, старик! – тварь в облике Гаджа сдавленно захихикала, выдохнув отравленный воздух в лицо старику. – Ох, как я вые.., тебя сейчас! Как я всех вас достану!.. Я… хочу этого!
Джад метнулся и поймал запястье Гаджа. Под его пальцами кожа с ручки ребенка соскользнула, словно перчатка.
Скальпель дернулся в руке старика, оставив глубокую рану.
– Всех… вас я… хочу…
Скальпель снова обрушился на Джада.
Снова…
…и снова.
Глава 59
– А теперь попробуйте, мэм, – сказал водитель грузовика. Он выглянул из-под поднятого капота машины, которую Речел взяла напрокат.
Речел повернула ключ зажигания. Мотор «Чеветты» заревел, оживая. Водитель грузовика опустил капот и подошел к дверце водителя, вытирая руки большим синим носовым платком. У него было приятное, открытое лицо. Шапочка «Водителей Грузовиков Дусарт» была одета задом наперед.
– Большое спасибо, – сказала Речел, готовая расплакаться. – Я не знаю, чем я могла бы отблагодарить вас.
– Да любой ребенок исправил бы это, – сказал водитель грузовика. – Странная поломка. Никогда ничего подобного не видел, особенно у новой машины.
– Почему? А что же там было?
– Отсоединилась одна из клемм аккумулятора. Ведь никто же не мог ее открутить, так?
– Никто не мог, – согласилась Речел, а сама подумала о том, что чувствовала ночью, о гигантской резинке, гигантской рогатке.
– Может, так получилось, когда вы ударились. Я так думаю. Но больше с этим у вас неприятностей не будет. Я крепко закрепил контакты.
– Сколько я вам должна? – робко спросила Речел. Водитель грузовика рассмеялся, словно бык проревел.
– Не надо мне ничего, дамочка, – сказал он. – Наши парни – рыцари дорог, запомните!
Она улыбнулась.
– Хорошо – большое вам спасибо.
– Большое пожалуйста, – он улыбнулся ей, неуместно, наигранно. Первые лучи солнца расцветили горизонт на востоке.
Речел улыбнулась в ответ и осторожно выехала со стоянки станции техобслуживания. Посмотрев в обе стороны на всякий случай, она выехала на шоссе и через пять минут была на развилке, в том месте, где свернула с дороги на север выпить кофе. Кофе помог больше, чем она думала. Она чувствовала себя полностью проснувшейся. Никакой дремоты. Ее глаза совсем не устали. Но у Речел осталось такое впечатление, что ее погладили против шерсти, ей казалось, что ею манипулируют какие-то силы. Отвалившийся контакт аккумулятора…
Но больше никаких задержек…
Она нервно засмеялась. А не опоздала ли она?
Что-то непоправимое уже случилось.
Глупо. Смешно. Но Речел стала гнать машину все быстрое и быстрее.
В пять часов, когда Джад попытался отразить первый удар скальпеля, взятого из черного саквояжа его хорошего друга доктора Луиса Крида; когда дочь Луиса Крида проснулась, вскочила с кровати с криком, испугавшись кошмара, который тут же милосердно растаял, Речел миновала поворот и проехала по улице Хаммонд неподалеку от кладбища, где в гробу ее сына вместо тела Гаджа Лежал заступ. Она проехала по мосту между Бревером и Бангором. В пять пятнадцать она уже мчалась по 15 шоссе в Ладлоу.
Она решила пойти прямо к Джаду и потребовать, чтобы он выполнил свое обещание. На дорожке перед ее домом «Цивика» не было, и хотя Речел и подумала, что машина может быть в гараже, дом выглядел спящим, пустым. Ничего не подсказывало ей, что Луис уже дома.
Речел припарковалась возле дома Джада и вылезла из «Чеветты», осторожно оглядевшись. Трава стала тяжелой от росы, искрящейся в утренних лучах солнца. Где-то пропела птица, а потом наступила тишина. Только несколько раз в детстве, просыпаясь на заре, не потому что надо, а просто так, она чувствовала себя так одиноко и испытывала такой душевный подъем – парадоксальное ощущение смеси нового и старого. Но в это утро она не ощутила ничего чистого и хорошего. Было только постоянное, давящее чувство, от которого она не могла избавиться с момента тяжелой утраты.
Речел поднялась по ступенькам и остановилась у двери, ведущей на веранду, не позвонив в старомодный звоночек над дверью. Когда она увидела звоночек в первый раз, она была очарована, да и Луис тоже. Знаете, такой звоночек поворачиваете, потом отпускаете и раздается музыкальный звук – архаичный и восхитительный.
Речел вначале потянулась было к звонку, но потом ее взгляд скользнул на половик, лежащий на ступеньках, и она нахмурилась. По половичку тянулась цепочка грязных следов. Оглядевшись, Речел увидела, что следы ведут прямо к двери. Очень маленькие такие следы. Детские следы – так они выглядели. Но ведь Речел вела машину всю ночь, и нигде никакого дождя не было. Ветер был, дождя не было.
Она долго смотрела на следы – на самом деле долго… а потом с удивлением обнаружила, что у нее нет сил звонить в звонок. Рука Речел упала, словно омертвевшая.
«Я предвидела все это. Предвидела, что звонок не сможет нарушить этой тишины. Джад, скорее всего, улегся спать, после всего, что случилось. Звонок разбудит его…»
Но почему же она испугалась? Нервы Речел были напряжены до предела, страх засел глубоко в ней, с тех пор как она поняла, что кто-то пытается усыпить ее, а сейчас появился другой, сильный страх… что-то связанное исключительно с этими маленькими следами. Следами, размер которых…
Она попыталась отогнать эту мысль, но ей не удалось. Слишком поздно, соответствовал размеру ботиночек Гаджа. Остановить это. Но как ты сможешь это остановить? Пересилив себя, она потянулась и позвонила. Звук оказался даже громче, чем она предполагала, и совсем не музыкальный… грубый, скрипучий крик в тишине. Речел отскочила, нервно хихикнув, хотя во всем этом не было ничего смешного. Она ждала шагов Джада, но никаких шагов не было. Стояла тишина, полная тишина; Речел начала спорить сама с собой: стоит или нет снова звонить в этот звонок, а потом из-за двери послышался звук – звук, который Речел не ожидала услышать.
– Мяоу!.. Мяоу!.. Мяоу!
– Черч? – удивилась Речел и немного испугалась. Речел подалась вперед, но разглядеть ничего было нельзя: стекло на двери, ведущей в дом, было закрыто опрятной белой занавеской. Работа Нормы. – Черч, это ты?
– Мяоу!
Речел толкнула дверь. Та оказалась незапертой. Черч был там. Сидел на веранде прямо посреди, обернув хвостом передние лапы. Мех кота был испачкан чем-то темным. «Грязь», – подумала Речел, а потом увидела капли на линолеуме. Капли были красными.
Кот поднял лапу и начал ее облизывать, но глаз с Речел не сводил.
– Джад? – позвала она снова, теперь уже по-настоящему встревожившись. Она шагнула вперед.
Дом молчал. Стояла тишина.
Речел попыталась собраться с мыслями, но единственное – образ ее сестры Зельды – был у нее в голове. А кроме Зельды только расплывчатые мысли. Речел видела, как перекручены руки Зельды; как та пыталась стукнуться головой о стену, когда приходила в ярость – разлетелись газеты, на штукатурке появились трещины. Но сейчас не время думать о Зельде, не сейчас, когда с Джадом могло что-то случиться. Может, он упал? Он ведь старик.
«Думай о Джаде, а не о снах, которые видела в детстве, снах, в которых ты открывала дверцы стенного шкафа, а Зельда выпрыгивала оттуда, усмехаясь; снах о существе, спрятавшемся в ванной, и о глазах Зельды, следящих за тобой из унитаза; снах о Зельде, затаившейся в подвале за печкой; снах…»
Черч открыл рот, продемонстрировав острые зубы, и снова прокричал:
– Мяоу!
«Луис был прав. Мы никогда не сможем его исправить. Черч никогда не станет таким, как был раньше. Но ведь Луис сказал, что если кастрировать кота, то у него пропадут все агрессивные инстинкты. Луис ошибся насчет этого: Черч стал охотником. Он…»
– Мяоу!
Черч повернулся и нырнул в гостиную, стал подниматься по лестнице, ведущей на второй этаж.
– Джад? – снова позвала Речел. – Вы здесь?
– Мяоу! – закричал Черч с верхней площадки лестницы, словно утвердительно отвечая на вопрос Речел, а потом он исчез.
«Как он попал в дом? Джад его пустил? Почему?»
Речел переминалась с ноги на ногу, не зная, что делать дальше. Хуже всего, что все это казалось… казалось… казалось какой-то скоростью, так словно что– то хотело заманить ее туда и…
А потом сверху донесся стон – низкий голос, полный боли – голос Джада, точно, голос Джада. «Он упал в ванной, может быть, споткнулся и сломал ногу, а может, только растянул сухожилие. Все может быть. Старые кости такие хрупкие, и о чем ты, девочка думаешь, во имя Бога, раз стоишь здесь, переминаясь с ноги на ногу, когда ты должна идти наверх? А ведь у Черча шкура была в крови. Джад до крови разбился, а ты стоишь здесь! Да что с тобой?!»
– Джад!
И снова донесся стон. Речел помчалась вверх по лестнице.
Раньше она никогда не была в этой части дома. Из-за того, что окно в конце коридора выходило на запад, к реке, тут было довольно темно. Коридор вел прямо от лестницы в заднюю часть дома; перила вишневого дерева придавали лестничной площадке наверху особую элегантность. Там, на стене, висела картина, изображающая Апокалипсис и…
(все эти годы Зельда ждала тебя и сейчас она за дверью, она там сгорбленная, кривая, воняющая мочой – мертвая. И в этот раз Зельда поймает тебя).
…снова раздался стон. Он донесся из-за второй двери справа.
Речел подошла к этой двери, ее каблуки стучали по доскам. Ей показалось, что она прошла какое-то искривление – не искривление времени или пространства, а просто через кривое зеркало. Речел снова стала маленькой. Картина Апокалипсиса уплывала все выше и выше, и скоро вырезанная из оргстекла ручка двери оказалась на уровне глаз Речел. Маленькая ручка девочки – ее рука сжала эту ручку и… и до того, как Речел толкнула дверь, та сама начала открываться.
А там стояла Зельда.
Зельда была сгорбленной и перекрученной, ее тело так жестоко деформировалось, что она словно превратилась в карлика, немногим больше двух футов ростом, и почему-то она носила костюм, в котором похоронили Гаджа. Но это точно была Зельда. Ее глаза горели безумным весельем, ее лицо раскраснелось. А потом Зельда закричала:
– Наконец-то я вернулась за тобой, Речел! Теперь-то мы выгнем твою спинку, как выгнулась моя, и ты никогда больше не встанешь с кровати. Никогда больше не встанешь с кровати…
Черч восседал на плече Зельды. А потом ее лицо поплыло, стало меняться, и Речел, с закручивающимся спиралью ужасом, увидела, что на самом деле это не Зельда. Как она могла допустить такую глупую ошибку? Это был Гадж. Его лицо почернело от грязи и было измазано кровью. Оно распухло, словно от ужасной боли, и было растерто грязными ручками.
Речел позвала малыша, протянула к нему руки. Гадж подбежал к мамочке и залез ей на руки, и все это время он держал одну руку за спиной, словно у него там был букет цветов, собранных на заднем дворе…
– Мамочка, я кое-что приготовил для тебя! – закричал он. – Я приготовил для тебя кое-что! Я приготовил для тебя кое-что! Я приготовил для тебя кое-что!
Глава 60
Луис Крид проснулся от слепящего солнечного света. Он попытался приподняться и сморщился от внезапной, острой боли в спине. Страшная боль. Откинувшись назад, на подушку, он осмотрел себя. До сих пор он был одет. О, Боже!
Он еще полежал, сопротивляясь слабости, напрягая по очереди каждый мускул, а потом сел.
– О, дерьмо! – прошептал он. На несколько секунд все поплыло у него перед глазами. Спина болела, словно больной зуб, а стоило ему пошевелить головой, казалось, что в сухожилия шеи впиваются ржавые бандитские ножи. Но по-настоящему плохо выглядело только колено. С ним надо было что-то делать. Луис снова отругал себя за то, что ударился об тот еб…й надгробный камень. Его штаны сильно натянулись на колене, которое распухло, выглядело словно воздушный шарик.
– Да, похоже штаны будет снять трудновато, – прошептал он. – Как был мальчишкой, так им и остался.
Он медленно наклонился, чтоб сесть на край кровати. От боли ему пришлось сжать губы так, что они аж побелели. Потом он начал понемножку сгибать ногу, прислушиваясь к боли, пытаясь решить, что же он там повредил на самом деле, если это…
«Гадж! Гадж вернулся?»
Луис вскочил на ноги вопреки боли. Шатаясь, словно зомби, он пересек комнату. Открыв дверь, он заглянул в комнату Гаджа. Комната оказалась пустой. Луис дохромал до комнаты Элли, которая оказалась тоже пустой, а потом до комнаты «для гостей». Эта комната, окнами выходившая на шоссе, тоже была пустой. Но…
На той стороне дороги стояла странная машина. Она была припаркована позади автомобиля Джада.
Откуда она взялась?
Странный автомобиль мог причинить много неприятностей.
Приподняв занавеску, Луис стал изучать автомобиль более внимательно. Это была маленькая, синяя машина «Чеветты». И, свернувшись колечком, очевидно уснув, на ее крыше лежал Черч.
Луис долго рассматривал машину, прежде чем опустить занавеску. У Джада появилась компания, вот и все… что из этого следует. Наверное, не стоит беспокоиться об этом, а стоит подумать: что случилось с Гаджем? Черч вернулся домой около часа, а сейчас было только девять часов. Девять часов утра. Такое прекрасное майское утречко. Сейчас Луис просто спустится вниз и сварит себе кофе, чтобы отогнать головную боль, перевяжет колено и…
…и что Черч делает на крыше автомобиля?
– Ладно, пойду вниз, – устало сказал сам себе Луис и похромал назад вниз в гостиную. Коты всегда спят, где придется: это в природе животных.
Если не считать того, что Черч больше не бегает через дорогу, помнишь?
– Забудь об этом, – прошептал Луис и остановился посреди лестницы, по которой ему приходилось спускаться боком. Он уже разговаривает сам с собой! Это плохо. Что…
Что за тварь бродила по лесу этой ночью?
Мысль о твари пришла к Луису непрошено, заставив его окаменеть, сжать губы до боли, как тогда, когда он слезал с кровати. Ему просто приснилась та тварь! Он видел во сне Диснейленд, который выглядел смесью натурального и сверхъестественного. Он видел, как во сне, существо, пришедшее из леса, прикоснулось к нему, испортив то хорошее, что он видел во сне, заглушив все добрые мысли. Это был Вакиньян, и он превратил Луиса не в каннибала, а в отца каннибала. Во сне Луис снова побывал на Хладбище Домашних Любимцев, но не один. Там были Билл и Тимми Батермены. Джад тоже был там; выглядел призрачно и мертвенно, держал своего пса Спота на кожаном поводке. И Лейстер Морган был там вместе с быком Ханраттом. Бык лежал на боку, и казался каким-то глупым, тупым. Да и Речел почему-то была там тоже. Его жена выглядела так же, как на поминках Гаджа. Видно, она разлила бутылку кетчупа, а может, капнула на себя чем-то, что было под клюквенным соусом, потому что все платье ее было в красных пятнах.
А дальше, позади бурелома возвышалась титаническая фигура. Кожа растресканная, желтая, как рептилий; глаза – глаза огромные запавшие фонари, и уши – не уши, а массивные, крученые рога – Вакиньян – зверь, который выглядел словно ящерица, рожденная женщиной. У Бога были когтистые пальцы, такие же растресканные как…
– Стоп, – прошептал Луис и содрогнулся от звука собственного голоса. Сейчас он вернется на кухню, так он решил, и сделает себе завтрак, как обычно. Холостяцкий завтрак, полный холестерина. Глазунью на два яйца, сэндвич с майонезом и ломтиками сладкого лука. Луис сладко улыбнулся. А разбираться в том, что случилось ночью, он будет позже. Даже раздеться сейчас оказалось нелегкой работой. Наконец, Луис решил, что может просто взять скальпель из саквояжа и разрезать штанину до распухшего колена. Черт возьми, это хороший медицинский инструмент, и ни один нож в доме не сможет с такой легкостью разрезать крепкую ткань джинсов, даже портновские ножницы Речел не подойдут.
Но вначале завтрак!
Луис пересек гостиную, заглянул в прихожую, и в окошке снова увидел синюю машину у дома Джада. Она сверкала от росы, а это означало, что она простояла там какое-то время. Черч лежал на ее крыше, но не спал. Он смотрел прямо на Луиса своими желто-зелеными глазами.
Луис быстро отступил от окна, так, словно этот взгляд испугал его.
Он пошел на кухню, с грохотом достал сковородку, вынул яйца из холодильника. Кухня сверкала чистотой. Луис даже попытался просвистеть какую-то мелодию… это должно было помочь ему собраться с мыслями… но не помогло. Все выглядело правильно, но что-то было не так. Дом казался смертоносно пуст, и содеянное в прошлую ночь тяжелым камнем легло на душу Луиса. Определенно, что-то было неправильно. Заметив свою дрожащую тень на стене, он испугался.
Прохромав в ванную, Луис принял пару таблеток аспирина и запил апельсиновым соком Он возвращался назад к плите, когда зазвонил телефон.
Луис не сразу среагировал на телефонный звонок, но повернулся и посмотрел на телефонный аппарат, почувствовал себя медлительной, глупой пешкой в некой игре, которую только сейчас начал замечать, но так и не понял до конца.
«Не отвечай! Ты не хочешь отвечать, потому что сообщить могут только плохие новости. Тот конец провода ведет за угол, во тьму, и я не думаю, что ты хочешь узнать, кто там звонит тебе, Луис. На самом деле, я думаю, не стоит брать трубку. Не отвечай. Пусть звонит себе и звонит. Машина в гараже, садись на нее и уезжай, но не бери телефонную трубку…»
Луис пересек комнату и взял трубку, оперевшись одной рукой о стену, как всегда делал раньше. Звонил Ирвин Голдмен, и когда Ирвин уже сказал Луису «здравствуй», Луис заметил цепочку следов, пересекающих кухню, – маленьких, грязных следов – и сердце замерло у него в груди. Луису показалось, что глаза у него вылезли на лоб. Луису показалось, что если бы сейчас он увидел себя в зеркале, он увидел бы типичного лунатика семнадцатого столетия… Это были следы Гаджа. Гадж был здесь. Он приходил сюда ночью. Так где же он?
– Это Ирвин, Луис… Луис? Это ты? Алло?
– Да, Ирвин, – ответил Луис. Он уже знал, что скажет ему Ирвин. Он понял, откуда взялась синяя машина. Он все понял. Провод… провод и правда уходил в темноту… Луис мог бы быстро пойти вдоль него, держась за него рукой. Ах, если бы он просто разрезал провод, а не поднимал трубку! Нет, это был провод для него, он должен был ответить на звонок.
– Я подумал было, что нас разъединили, – сказал Голдмен.
– Нет, просто трубка выскользнула из руки, – сказал Луис спокойным, печальным голосом.
– Речел добралась домой?
– Да, конечно, – сказал Луис, подумав о синей машине. Черч нежился на ее крыше, а машина стояла на месте. Луис не сводил взгляда с грязных следов на полу.
– Я хочу поговорить с ней, – сказал Голдмен. – Прямо сейчас. Это касается Елены.
– Элли? Что с Элли?
– Я думаю, Речел…
– Речел тут сейчас нет, – грубо сказал Луис. – Она уехала, чтобы купить хлеба и молока. Что с Элли? Говори, Ирвин!
– Мы отвезли ее в больницу, – неохотно сказал Голдмен. – Она видела плохой сон или несколько плохих снов. У нее началась истерика и нам не удалось привести ее в чувство. Она…
– Они давали ей успокоительное?
– Что?
– Успокоительное? – повторил Луис. – Они давали ей успокоительное?
– Да, да. Они давали ей таблетки и она снова уснула.
– Что она говорила? Что ее так сильно напугало? – Луис сжал телефонную трубку так, что у него побелели костяшки пальцев.
Молчание на том конце провода… Ирвин Голдмен долго молчал. Луис не прерывал молчания, он ждал.
– Слова девочки очень испугали Дору, – наконец сказал Ирвин. – Девочка еще долго бормотала после того… после того как накричалась. Дора сама почти… ты понимаешь.
– Что говорила Элли?
– Она сказала, что Оз – Великий и Ужасный убил ее маму. Только она сказала по-другому. Она сказала.., она сказала: «Оз – Веикий и Ушшасный» так, как говорила наша другая дочь. Наша Зельда. Луис, поверь мне, когда я услышал это, захотел задать Речел вопрос: как много она рассказывала Елене о Зельде? Рассказывала ли она об этом тебе? О смерти Зельды?
Луис закрыл глаза. Земля ушла у него из под ног. Голос Голдмена доносился до него словно сквозь толстую подушку тумана.
«Ты можешь услышать звуки, похожие на голоса, но это кричат гагары дальше к югу от Тропы. Эти голоса влекут к себе…»
– Луис, ты слушаешь?
– Элли пришла в норму? – спросил Луис и собственный голос показался ему каким-то отрешенным. – Теперь с Элли все нормально? Что говорят врачи?
– Шок после похорон, – ответил Голдмен. – Я вызвал своего доктора. Латропа. Хороший человек. Он сказал, что девочка сильно возбуждена. Она проснется сегодня после полудня и будет в порядке, может, даже не будет ничего помнить. Но я думаю, что Речел должна вернуться в Чикаго. Я беспокоюсь, Луис. Я хочу, чтобы вы вместе приехали сюда.
Луис не ответил. «А Бог глазел на воробья», – так сказал Король Джеймс. Луис, однако еще незаметнее, и глаза Бога явно не смотрели в его сторону.
– Луис, Гадж мертв, – проговорил Голдмен. – Я знаю, это трудно осознать.., для тебя и Речел.., но твоя дочь жива, и очень нуждается в вас.
«Да. Я понимаю это. А вот ты, должно быть, глупый, старый пердун, Ирвин. Но, может, ужас, который случился, когда в апреле 1965 года твои дочери – две сестры оставались одни, затронул и тебя, а? Элли нуждается во мне, но я не могу приехать к вам, дорогая доченька и милый тесть, потому что сам боюсь… ужасно боюсь… что на моих руках кровь твоей матери, милая Элли».
Луис посмотрел на свои руки, на грязь, засохшую на пальцах. Эта грязь очень напоминала грязь на кухонном полу.
– Все в порядке, – сказал он. – Я понимаю. Мы приедем, как только сможем, Ирвин. Возможно, к вечеру уже будем у вас. Спасибо.
– Мы сделаем все, что возможно, – сказал Голдмен. – Но, наверное, мы тоже уже состарились. А может, мы всегда были такими?
– Элли говорила что-нибудь еще? – спросил Луис. Ответ Голдмена похоронным колокольным звоном отозвался в сердце Луиса.
– Да больше ничего. Только в конце она добавила: «Пасков сказал, что уже слишком поздно».
Луис повесил телефонную трубку и отправился назад к плите, по-видимому решив продолжить приготовление завтрака… или для того, чтобы все убрать и забыть о еде. Он и сам не знал, на чем ему остановиться. На какое-то время он застыл посреди кухни, охваченный волной слабости, накатившей на него, совершенно обессилившей, а потом упал у двери… «упал в обморок» – так сказать было бы правильнее. Его разум устремился через мрачные бездны. Ему казалось, что его снова и снова переворачивает, словно он делал мертвые петли, раз или два. Потом он ударился больным коленом о хромированный болт и боль пронзила все его тело, подняла с пола и заставила закричать. Мгновение он простоял согнувшись, слезы навернулись у него на глаза.
Наконец, Луис поднялся на ноги, встал покачиваясь. В голове у него прояснилось. Что теперь?
Желание убежать пришло к нему снова, теперь уже в последний раз. Оно было сильнее, чем обычно… Луис снова ощутил приятную тяжесть ключей от машины, лежащих в кармане штанов. Он сядет в «Цивик» и уедет в Чикаго. Он приедет к Элли и останется рядом с ней. Конечно, Голдмены почувствуют, что тут что-то не так, что что-то неладно, а он просто заберет свою девочку… вырвет ее из их лап, если понадобится.
Потом у него опустились руки. Желание убежать было рождено не чувством опустошенности, не чувством вины, не отчаяньем или временной слабостью… Все дело в следах грязи – следах маленьких ножек на полу в кухне. Мысленно Луис представил себе тропинку этих следов, протянувшуюся через всю страну – сперва в Иллинойс, потом во Флориду… через весь мир, если понадобится. Ты породил это, признайся, и оно всегда найдет путь к твоему дому.
Однажды наступит день, когда ты откроешь дверь, а там будет стоять Гадж – безумная пародия на него, и ухмыляться грязной усмешкой. Его чистые, синие глаза станут желтыми и глупыми. Или Элли откроет дверь ванной комнаты, чтобы утром умыться, а в ванне будет сидеть Гадж, тело которого будут пересекать поблекшие шрамы, которые появились после того случая, когда его раскатало… А пахнуть от милого братика будет могилой.
Да, такой день непременно наступит… Луис ни на секунду не сомневался.
– Как я мог так глупо поступить? – сказал он, обращаясь к пустой комнате, а потом, сам для себя, снова повторил. – Как?
«Горе.., оно не глупое, Луис. Тут все по-другому.., чуть по-другому, но это – жизненно важно. Батарейка, которая сдохла. „То место обладает силой“, – говорил Джад, и он, конечно, был прав. И ты сейчас часть этой силы. Она питается твоими дарами… нет, даже больше. Она собирает их, возводит в куб, возводит в N-ую степень и приумножает свою силу. И питается оно не только дарами. Здравомыслием. Оно поедает твое здравомыслие. Нельзя допустить ни одной ошибки, никаких компромиссов. Это стоило тебе жены, и почти наверняка оно прибрало к рукам твоего лучшего друга, так же как твоего сына. Все так. Оно побеждает, когда у тебя возникает желание уйти от того, что стучится к тебе в дверь в полночь, когда уже совсем стемнело. Теперь мне осталось только совершить самоубийство,» – думал Луис. – «Больше я ничего не смогу сделать, так? И все, что надо, есть в моем саквояже. Он мне поможет, поможет победить злую силу того места, где хоронили мертвых индейцев, поклонявшихся Вакиньяну… Злая сила загнала кота на дорогу и, скорее всего, загнала туда Гаджа; она не давала Речел сидеть в Чикаго, обращая все себе на пользу. Точнее, я знаю, что сделаю… я хочу это сделать… Ведь все должно идти правильно, разве нет?»
Да. Должно.
Луис подумал еще о Гадже. Гадж где-то здесь. Где-то неподалеку…
Читать бесплатно другие книги:
