Крадущаяся тень Страуд Джонатан
Я указала пальцем на потолок. Подвешенная к нему лампа медленно раскачивалась в такт тяжелым шагам у нас над головами.
– Прелестно, – сказал Локвуд. – Если он проснулся и начал шевелиться, значит, мы на правильном пути. И ему действительно не по нраву вот это… – И он, взмахнув над головой ломиком, разнес боковую стенку следующего кухонного шкафчика.
Клац-клац-клац…
Что-то тяжелое медленно брело по площадке второго этажа к лестнице.
– Давай, Гаппи, шевелись. Ты же можешь быстрее тащить свой жирный зад, я знаю, – Локвуд рывком выворотил торчащий из пола кусок древесины. Кухонные шкафчики были полностью разрушены, обнажилась часть голой кирпичной стены и запачканный пыльный пол. Локвуд вставил свой ломик между металлическими ножками раковины и сломал одну из них пополам, а затем принялся раскидывать ногами деревянные обломки на полу. Даже Киппс попятился назад, испуганный яростным порывом Локвуда.
Ко мне придвинулся Джордж.
– Как ты думаешь, что собирается делать Локвуд, когда до нас доберется… это? – спросил он.
– Понятия не имею, – честно ответила я.
Тяжелые шаги на лестнице. Скрип половиц под тяжестью огромного тела.
– Люси, – прошептал Джордж. – Можно тебе кое-что сказать по секрету?
– Конечно.
– Нет, если не хочешь, я не буду, только скажи. Ты ведь теперь свободный агент и все такое прочее…
– Перестань. Говори.
– Хорошо… – он кивнул, коротко вздохнул и продолжил: – Знаешь, мне очень не хочется видеть его.
– Гаппи?
– Точно. Знаешь, я за свою жизнь повидал немало явлений, – сказал Джордж. – В том числе не очень, скажем так… симпатичных. Помнишь ту червивую девушку, которую мы с тобой встретили в очистных сооружениях в Хэкни? Я потом несколько месяцев вермишель есть не мог. Но этот… этот…
– Понимаю, – кивнула я. – Знаешь, мне тоже не хочется его видеть.
Все это время я смотрела на стеклянные панели кухонной двери. Они были полупрозрачными, но сквозь них проникал свет зажженного на крыльце фонаря и мерцание огарков на ступеньках. Их огоньки бешено замигали, а потом их скрыла тьма, влившаяся в холл со стороны лестницы. Холли тихонько взвизгнула.
– Явление появилось, Локвуд, – сказал Джордж. – Что будем делать?
– То же, что всегда, – криво усмехнулся Локвуд, – подпустим его ближе, а затем уничтожим. Сохраняйте спокойствие. Он пытается напугать нас.
И Гаппи неплохо справлялся с этой задачей, должна я заметить. Я не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой, а тень приближалась, росла. Слышно было, как она щелкала зубами, облизывала губы. Шаркала по полу своими огромными ногами, обутыми в мягкие домашние тапочки.
Я взяла себя в руки, снова отодвинулась дальше от Киппса и шепотом спросила:
– Череп, у тебя есть прекрасная и последняя возможность проявить себя во всей красе. Обещаю никогда больше не заикаться про ломик, если ты подскажешь, где нам искать Источник.
– Так-так… Сначала угрозы, потом заискивания, сладкие слова… У тебя что, совсем нет чувства собственного достоинства?
– Давай об этом не сейчас. Ты чувствуешь, где Источник?
– Судя по тому, как он сюда рвется, надо полагать, что вы уже подобрались к нему.
– Источник где-то здесь, рядом! – крикнула я и подбежала по щепкам к оголившейся стене кухни. – Что там за этими разбитыми шкафчиками? Нужно внимательнее посмотреть!
Я присела на корточки рядом с развороченной раковиной и принялась выгребать из-под нее мусор. Киппс и Локвуд сразу же присоединились ко мне, а вот Холли и Джордж продолжали стоять как статуи, не отрывая глаз от двери. Маленькое пространство под раковиной мы очистили в считаные секунды. Половицы здесь прогнили до черноты и местами не доходили до края стены. В отверстиях виднелись ржавые кишки водопроводных труб. Я направила луч своего фонарика в темную щель между половицами и стеной.
Внезапно мне вспомнилась Эмма Марчмент и ее спрятанное сокровище, мумифицированная голова. У Гаппи было что-то похожее, и эту вещь он прятал где-то здесь.
– Есть что-нибудь, Люси? – спокойным тоном спросил Локвуд.
– Пока нет, но мы близко к цели. Сколько у нас еще времени?
– Секунд тридцать, я думаю.
Я бросила взгляд через плечо. Тень за стеклянной дверью кухни начинала приобретать четкие контуры. Уже можно было различить круглый шар головы, громадный, раскинувшийся от стены до стены, живот. Слышался шорох одежды, трущейся об обои, и щелканье зубов во рту. Я слышала даже, как потрескивают сухожилия и кости в коленях, несущих на себе огромный вес тела.
Гаппи был уже возле самой двери.
Я выругалась сквозь зубы и добавила:
– Единственное место, которое мне кажется подходящим для Источника, это дыра между половицами и стеной. Там, в углу, за трубами – кто-нибудь видит?
Я не успела еще договорить, а Локвуд уже лежал на животе рядом со мной, уставившись в отверстие в полу. Вспыхнул его фонарик.
– Вижу дыру… Там что-то блестит… Довольно далеко, трудно будет дотянуться…
Холли завизжала, глядя на дверь, к стеклу которой снаружи прижалась огромная белая рука.
– Джордж, просыпайся! – крикнул Локвуд, вскакивая на ноги. – Иди взгляни. Тут нужны сильные руки, как у тебя.
Он швырнул Джорджу фонарик, а сам уже срывал другой рукой рапиру у себя с пояса.
Дверь начала открываться, на ее краю показались жирные огромные пальцы с обломанными грязными ногтями.
Джордж пришел в себя, бросился на пол рядом со мной и заглянул в пустую полость под полом.
– Есть, вижу… Что-то вроде банки. Но труба мешает подлезть ближе.
Локвуд откинул назад полы своего пальто, проверяя припасы на своем поясе.
– Сломай трубу, если будет нужно, – приказал он, направляясь к двери. – Всем остальным укрыться внутри цепей.
– Локвуд, – спросила я, поднимаясь на ноги. – Что ты собираешься…
– Собираюсь выиграть для Джорджа немного времени. Ступай в кольцо, Люси.
Дверь уже открывалась, черная тень вползала в нее, словно чудовищный распухший язык. Локвуд швырнул в дверную щель соляную бомбу, и снаружи раздался дикий крик. Затем сам Локвуд проскользнул за дверь и плотно прикрыл ее за собой.
Холли, Киппс и я застыли, глядя ему вслед.
Динь-динь-динь!
Мы втроем дружно вскрикнули и дружно обернулись. Это был серебряный колокольчик, он бешено звонил, раскачиваясь на своих цинковых проволочках – обычных и оплетенных паутиной.
– Он зазвонил только сейчас? – воскликнула я. – Совершенно бесполезная штуковина, Джордж!
Джордж продолжал копаться в дыре и ответил, не поворачивая головы:
– Все претензии не ко мне! К Ротвелловскому институту! Это они продают такое барахло!
– Давай же, Джордж!
– Люси, у тебя есть разводной ключ?
– Откуда? Я вообще не знаю, что это такое!
– Эта чертова труба… Без ключа ее не свернуть, а без этого банку не вытащить.
Я взглянула на дверь, за ней метались тени, доносились удары, вновь и вновь повторялся жуткий вопль. Никто из нас распоряжение Локвуда не выполнил, внутрь железного круга не встал, и я заметила, что цепи слегка расползлись на покрытом линолеумом полу. Они не были связаны, просто уложены рядом, и во внешнем кольце образовался просвет. Внутреннее кольцо было в порядке. По кухне пронесся сильный порыв ветра, задул свечи, едва не сбил нас с ног. На мгновение за стеклом мелькнул силуэт Локвуда, потом исчез. Весь дом трясся, пол ходуном ходил у нас под ногами.
– Мы должны пойти помочь ему, Киппс, – сказала я.
По-моему Киппс не тронулся с места с того самого мгновения, когда Локвуд исчез за дверью. Лицо у него стало белым как мел. Он собрал в кулак всю свою волю и ответил:
– Да. Должны. Пойдем.
– Люси! – раздался с пола голос Джорджа.
– Что?
– А простой гаечный ключ у тебя есть?
– Нет! Я агент, Джордж, а не водопроводчик! Агенты гаечные ключи с собой не носят! – я была уже на полпути к двери.
– Ладно, ладно, я уже проломился сквозь половицу… и почти… – Что-то царапнуло по кирпичной стене. Джордж продолжал копаться в дыре под полом, суча в воздухе своими ногами. – Есть! – Он сел, держа в руке густо затянутую паутиной банку. В ней что-то неприятно белело. – Думаю, это он, Источник. Дайте печать, скорей!
Холли уже была рядом с Джорджем, держа в руке серебряную сеть.
В дверь ломилось что-то громадное, страшное.
Начала поворачиваться дверная ручка.
Холли набросила сеть, плотно обернула банку серебром.
Дверь кухни медленно открылась…
За ней, прислонясь к косяку, стоял Локвуд. Пальто у него было в пыли, один глаз прикрыт упавшей на лоб прядью волос. Правая рука повисла, и из нее капала кровь. Рапиру Локвуд держал в левой руке, опустив ее клинок к самому полу. Мы молча смотрели на Локвуда, а он смотрел на нас, тяжело дыша и ухмыляясь. В холле у него за спиной никого не было.
Как выяснилось позже, руку Локвуд поранил сам, ударившись о дверь кухни, когда во время схватки с призраком отскочил назад. Если не считать этой – глубокой, правда – царапины, он был цел и невредим, разве что только выглядел непривычно притихшим. Пока Киппс ходил на улицу искать телефон-автомат, чтобы вызвать с него ночное такси, Локвуд тихо сидел на крыльце, а Холли перевязывала его руку. Мы с Джорджем собрали и вытащили на лужайку все, что осталось от нашего снаряжения.
Когда мы закончили паковать вещи, я подошла к Локвуду и встала рядом с ним.
– Отлично мы сработали, правда? – сказал он. – Даже на Киппса произвели сильное впечатление, а это что-нибудь да значит. Спасибо за то, что согласилась нам сегодня помочь, Люси.
– Все прекрасно, – ответила я. – Никаких проблем.
– А вы взглянуть на Источник успели? Что там было?
Обернутая серебряной сетью банка уже была готова к отправке в печи, лежала чуть поодаль, поблескивая в свете ночных звезд.
– Джордж заглядывал. Сказал, что там были человеческие зубы. Много зубов.
– Коллекция. Дорогая сердцу Гаппи коллекция.
– Да. Как хорошо, что все уже закончилось. Я очень рада, что мы справились с этой работой.
– Очень здорово было вновь поработать в одной команде с тобой, – Локвуд улыбнулся, затем отвернулся и посмотрел на сад. Я чувствовала, что он собирается сказать мне что-то важное. – На самом деле, Люси…
– Что?
– Я тут подумал…
– Да?
– Э… Слушай, у тебя шоколада не осталось? Я, кажется, видел, как ты откусывала…
– А? Конечно. Вот, бери целую.
Вообще-то, Локвуд не очень любил шоколад, обычно оставлял его – а может быть, считал, что должен оставить его – для нас с Джорджем, но сейчас разорвал серебряную фольгу и съел целую шоколадку, медленно сжевал ее кусочек за кусочком, глядя в темноту за оградой. Я подумала о том, каким же уставшим он выглядит. Очень уставшим, до предела.
Закончив с шоколадкой, Локвуд удовлетворенно вздохнул и сказал:
– Слава небесам, что ты есть на свете, Люси. Холли никогда не ест шоколад, и с собой его не носит, а Джордж приканчивает свою порцию еще до того, как мы выйдем с Портленд-Роу. А вот на тебя всегда можно положиться.
– Рада быть тебе хоть чем-то полезной, Локвуд, – сглотнув, сказала я. – И ты прав, я тоже очень благодарна судьбе за то, что она снова свела нас, пусть ненадолго. Знаешь… А, вот и Киппс вернулся. Быстро он управился.
Гудя клаксоном, на подъездную дорожку въехало ночное такси. Локвуд медленно поднялся на ноги. Время, отпущенное на разговоры, закончилось.
Но еще можно было успеть задать один вопрос.
– Локвуд, когда ты выскочил в коридор…
– А вот этого тебе, Люси, точно не следует знать, – устало улыбнулся он.
Вообще-то, нам потребовалось не одно такси, а целых три. Локвуд, Холли и Киппс сели в первую машину, поехали в Клеркенвелл, сжигать банку с зубами. Мы остались ждать свои такси вдвоем с Джорджем, сидя на мешках со снаряжением. Когда прибудут наши две машины, я на одной из них отправлюсь в Тутинг, Джордж сядет в другую и покатит на Портленд-Роу. И наши пути снова разойдутся. Надолго ли? Кто знает.
А пока мы сидели на крыльце дома номер семь, и, немного помолчав, я спросила:
– Послушай, Джордж… Ты знаток в этих делах… Мумифицированные головы, они часто встречаются в качестве Источника?
Джордж – это всегда Джордж, поэтому мой неожиданный вопрос нисколько его не смутил.
– Как Источник или парапсихологический артефакт? Редко. Крайне редко. Видишь ли, для того чтобы голова мумифицировалась, необходим целый ряд условий. Для этого голова должна либо находиться в песке, либо в почве, которая содержит ряд особых микроэлементов, которые встречаются только на торфяниках. И без доступа воздуха, иначе свое дело сделают микробы. А почему ты спросила?
– Да так. Просто за несколько последних дней вдруг выплыли сразу две такие головы, вот мне и стало любопытно, как часто такое случается.
Джордж что-то пробурчал себе под нос, и мы оба замолчали.
– Джордж, – после паузы снова начала я. – То, что здесь сегодня сделал Локвуд, это…
– Да, я знаю.
– Это было просто блестяще, конечно, но при этом…
– Безумно?
– Да.
Джордж снял свои очки, протер их свитером, как всегда делал, когда обдумывал что-то такое, что ему не нравится. Когда Джордж обдумывает что-то приятное, он протирает очки совсем иначе. А я и забыла, как хорошо умею угадывать настроение Джорджа по его жестам. Можно даже не видеть выражение его лица, просто посмотреть, как он протирает очки, и станет сразу все понятно.
– Да, – сказал он. – А неприятнее всего то, что меня такое его поведение перестало удивлять. Теперь он всегда поступает именно так. Таким безрассудно отчаянным Локвуд раньше не был никогда. Бросается сломя голову в любую драку, даже не задумываясь о последствиях. Все чаще даже не дает мне времени на предварительное расследование, приходится все выяснять прямо на месте.
Я смотрела в темноту. Отчаянно храбрым Локвуд был всегда, сколько я его знала. Я всегда считала, что эта смелость на грани безрассудства появилась в нем после смерти его сестры, которая умерла, когда Локвуд был еще совсем маленьким. И его безрассудство было, кстати, одной из причин, по которым я ушла из его агентства. Не единственной причиной, правда, если честно.
– Он всегда был таким, – заметила я. – Такой уж у него характер.
– Сейчас его безумство порой переходит все границы, – ответил Джордж. Он снял очки, без них его глаза казались меньше, а сам он слабее и беззащитнее. – Да, он всегда был храбрым, но не настолько.
Я понимала, что имеет в виду Джордж. Мы оба сейчас думали о той громадной тени за кухонной дверью.
– Когда это с ним началось? – спросила я. – Когда он стал таким отчаянным?
– Когда началось? – повел плечами Джордж. – Да после твоего ухода и началось.
– Так ты думаешь… – нахмурилась я. – Почему ты так думаешь?
Джордж надел очки, его глаза перестали казаться мутными, взгляд сразу стал острым и жестким.
– А ты сама как думаешь, Люси? Почему?
– Думаю, что это никак не связано с моим уходом.
– Ну, разумеется, никак не связано. Твой уход ни на кого из нас не повлиял. Мы его даже не заметили. Уже на следующий день вообще забыли, как тебя зовут.
– Не надо так, Джордж. Это больно.
И тут Джордж буквально взорвался, что случалось с ним крайне редко. Честно говоря, не припомню, чтобы такое вообще когда-нибудь случалось.
– А всем нам не было больно? Ты махнула хвостиком, исчезла и оставила нас у разбитого корыта. А теперь вдруг вновь нарисовалась и ждешь, что мы будем плакать от счастья? Знаешь, тут одно из двух – повлиял на нас твой уход или нет, причинил нам боль или не причинил. Забыто или не забыто. Третьего не дано. Какой вариант выбираешь?
– Я не напрашивалась работать с вами! – взвилась я в ответ. – Пенелопа Фиттис…
– Она не имеет к этому никакого отношения, чтоб ты знала! Это Локвуд пришел и постучал в твою дверь, это его предложение ты получила и обдумала, и это ему ты, в конце концов, сказала «да»!
– Ты предпочел бы, чтобы я сказала тогда «нет»?
– Это не мое дело, что ты там сказала… Ты теперь фрилансер, сама решаешь, браться тебе за предложенную работу или нет. Идешь своей дорогой? Ну и иди!
– Ты прямо как ребенок, Джордж! Что ты дуешься?
– Не дуюсь.
– Дуешься.
После этого мы больше не разговаривали. Вскоре прибыли наши такси, и мы с Джорджем разъехались каждый в свою сторону.
III
Потеря, находка и снова пропажа
11
Тем же самым утром я лежала в своей постели с открытыми глазами. На часах было семь пятнадцать.
В другие времена, в другие годы я встречала бы этот день в приподнятом настроении. Позади осталась трудная, изматывающая ночь, после которой, в конце удачно проведенного расследования, тебя всегда охватывает радостное возбуждение, от которого кровь долго продолжает бешено пульсировать в твоих венах. Вчера я возвратилась домой довольно рано, ненадолго провалилась в сон, но проснулась еще до того, как начали перекрикиваться мусорщики на улице. С тех пор так и лежала с открытыми глазами. Все тело у меня ныло, мысли путались в голове, настроение было кислым.
Нет, все, вроде бы, хорошо, хорошо.
Дело о каннибале из Илинга достаточно громкое, чтобы о нем написали во всех газетах, и репутация всех, кто принимал участие в этом расследовании, поднимется на новую ступень. Для меня получить одобрение со стороны Пенелопы Фиттис будет особенно приятно и полезно. Ведь она, помня о необыкновенном Даре своей бабушки, по достоинству сумеет оценить меня, в отличие от «Ротвелла» и других агентств, с которыми я имела дело в последнее время. А это значит, что я могу рассчитывать на новые, более интересные и выгодные заказы, чем прежде.
Все очень удачно складывается и для «Локвуда и компании». Мисс Фиттис позаботится о том, чтобы поднять их авторитет, она сама недвусмысленно об этом намекнула. А успех Локвуда и его друзей не может, разумеется, не радовать и меня саму. Приятно думать, что вчера ночью я сумела хотя бы отчасти загладить свою вину перед ними, смягчить неприятное впечатление, которое осталось у них после моего неожиданного ухода из агентства. Ну, а теперь дело о каннибале успешно завершено и нужно как-то жить дальше.
Да, все, вроде бы, хорошо, но почему такой унылой, такой убогой кажется мне моя комната и моя постель в жидком свете серенького утра в самом конце зимы? Отчего мне так грустно? Наверное, оттого, что я одну ночь поработала вместе с Локвудом, но этот праздник закончился, и одному только богу известно, повторится ли он еще когда-нибудь. До чего же было приятно вновь поработать с Локвудом! И с Джорджем, конечно, и даже с Холли. Горько думать о том, что все это позади, но нужно как-то справляться с этим и жить дальше, что, собственно говоря, я и делала все последнее время. Четыре месяца назад, когда я покидала агентство «Локвуд и компания», мне было очень больно, но я верила, что поступаю правильно. Знала, что Локвуд окажется в большей безопасности, если меня не будет с ним рядом.
Но так ли это? Если то, что сказал мне Джордж, – правда (а какие у меня основания не верить Джорджу?), то после моего ухода все стало только хуже. Без меня Локвуд стал еще более безрассудным, еще более отчаянным. Словно смерти своей ищет. Вот почему я так и пролежала без сна на мятой постели до тех пор, пока солнце не поднялось над соседними домами и не протянуло мне в окно свои лучи.
Несколько раз я, конечно, пыталась снова уснуть, но не могла – глаза не желали закрываться, я была слишком возбуждена от бушевавших в моей голове мыслей. Наконец, я решила, что хватит валять дурака, и выбралась из постели. Сделала один только шаг и сразу налетела босой ногой на стоявшую на полу призрак-банку с черепом. Пока я стояла, ругаясь себе под нос и потирая ушибленную лодыжку, внутри банки показалось мерзкое зеленое лицо, а затем зашелестел призрачный голос:
– Сегодня утречком ты выглядишь даже хуже, чем я, пожалуй. Ладно, приходи в себя. Потом надеюсь услышать от тебя слова искренней признательности. Где меня найти, ты знаешь.
– За что я должна быть тебе «искренне признательна», интересно? – пробурчала я, отправляясь ставить на огонь чайник.
– Как за что? За мою неоценимую помощь вчерашней ночью. Это же я подсказал тебе, где нужно искать Источник. Мы с тобой славно поработали в паре. В паре, Люси, ты и я. Знаешь, у меня появилась идея. Давай откроем совместный бизнес. Агентство «Карлайл и Череп». Или просто «Череп и компания». Повесим на двери мою фотографию. А что?..
И с этими словами лицо черепа растворилось в зеленой эктоплазме.
Отвечать черепу я не стала, не в том я была настроении, чтобы на его очередную глупость реагировать.
Я порылась в своей разбросанной по полу одежонке, нашла халат, накинула его на себя и направилась по коридору в ванную комнату. Наскоро приняв душ, я вернулась к себе и заварила кофе. Вытащила свой дневник, раскрыла его рядом с чашкой, чтобы коротко записать все, что произошло со мной вчера, но никак не находила для этого слов. Вспомнила, что должна еще выписать «Локвуду и компании» счет за выполненную для них работу. Ладно, счет подождет. Не сейчас. Я допила кофе, оделась, взяла из кошелька деньги и пошла пройтись до магазина. Можно было бы и самой приготовить что-нибудь на завтрак, но просто сил на это не было. Как всегда после ночной работы.
Довольно скоро я вернулась из тайской лавочки со вкусно пахнущим теплым пакетом в руках и увидела, что дверь моей комнаты взломана.
Несколько секунд я стояла неподвижно, глядя на отжатый врезной замок. Дверь была взломана, но снова прикрыта, поэтому я не могла видеть того, что творится внутри комнаты. Я оглянулась на дверь своего соседа напротив. Его дверь была заперта. Сам сосед сейчас должен быть на работе, как и большинство жильцов с нижнего этажа. В доме было тихо, из моей комнаты тоже не доносилось ни звука.
Я аккуратно поставила пакет на пол, прислонив его к стене, потом медленно приблизилась к двери. Моя правая рука автоматически вскинулась к бедру, к тому месту, где должна висеть рапира, но я выходила за едой в спортивных брюках, и никакой рапиры у меня на поясе, само собой, не было.
Возле самой двери я задержалась, прислушиваясь, не раздастся ли из моей комнаты какой-нибудь подозрительный шорох. Нет, все тихо, доносится лишь слабый шум уличного движения с Тутинг Хай-стрит. Я сделала глубокий вдох, резко толкнула ладонью дверь и вошла в комнату.
Внутри никого не было, и все в комнате оставалось точно так, как всегда. Ничего не тронуто, ничего не пропало.
Ничего? А где же банка с черепом?
Призрак-банка исчезла.
Я еще довольно долго стояла на месте, снова и снова изучая взглядом свою комнату. Осмотрела все, от забитой грязной посудой раковины до смятой постели, от шкафа с открытыми дверцами до разбросанного на полу снаряжения. Что еще изменилось? Что еще пропало или передвинулось на другое место?
На столе по-прежнему лежал кошелек, из которого я брала деньги. Тот, кто вломился ко мне в комнату, его не тронул и денег не взял, потому что из кошелька высовывались уголки оставшихся в нем банкнот.
Рапира? Вот она, стоит, прислоненная к спинке стула. Дорогая, между прочим, рапира, с клинком из испанской стали. Ее мне прошлым летом подарил Локвуд. Рапиру тоже не взяли.
Мои мешки с припасами? Солевые бомбы, канистры с железными опилками, магниевые вспышки – все это вещи не дешевые, их можно очень даже выгодно продать, особенно если знаешь, к кому обратиться.
Но и мешки не тронули. Так и лежат на том самом месте, где я их оставила, и все такие же полные.
Итак, грабитель не взял у меня ничего, кроме банки с черепом.
Кто-то проник в мою комнату, зная, что здесь есть призрак-банка с черепом, и нужна ему была только она, и ничего больше. Он (или она, или их было несколько?) забрал череп и сразу ушел. Дома меня не было всего минут десять, ну, пятнадцать, не больше. Значит, грабитель наблюдал за домом, ждал, когда я выйду. И знал о том, куда я обычно хожу по утрам и сколько времени буду отсутствовать. Ладно, это выяснить не сложно, в тайскую лавочку я хожу практически каждое утро после работы. Продавец-таец в этой лавочке даже имя мое давно успел выучить. Да, считай, половина улицы знает, что я выхожу за едой почти каждое утро и примерно в одно и то же время.
Но тот, кто побывал в моей комнате, знал также и о том, что в ней я прячу банку с черепом.
А кто, собственно, мог знать об этом? Ну, Локвуд и Джордж, разумеется. И Холли тоже, о черепе я рассказала ей еще несколько месяцев назад. Киппс узнал про череп вчера ночью? Нет, не мог он про него узнать, я была очень осторожна. Да и не похоже это на Киппса – влезть в чужое жилье и похитить череп. Нет, это сделал не Киппс. Кто же тогда?
Кто еще мог знать про череп?
Я долго стояла, ломая над этим голову.
Потом я вышла на лестничную площадку, забрала свой пакет с едой – он был еще теплым. А я была голодна как волк и отказываться от тайских вкусняшек не собиралась даже в такой ситуации.
Поев, я тщательно просушила свои волосы и надела рабочую одежду. Моя куртка пропахла застарелым потом и ночным страхом, но кто это заметит? Кто станет ко мне особенно принюхиваться?
Я надела рабочий пояс, бегло проверила все его кармашки. Нет, сейчас, среди дня, я не собиралась воевать с призраками, цель у меня была другая, и пояс нужен был мне прежде всего затем, чтобы держать мое оружие.
Пристегнув к поясу рапиру, я взглянула в зеркало, увидела в нем свое застывшее бледное лицо с горящими на нем глазами. Вмиг испарились и моя усталость, и крепко державшее меня все утро в своих лапах оцепенение.
Я вышла из комнаты, и дверь с легким стуком закрылась у меня за спиной.
Неподалеку от Печей Фиттис в Клеркенвелле находится треугольный сквер, известный как Клеркенвелл Грин. Здесь растут высокие липы, в тени которых расставлены лавочки, а по другую сторону мощеной дорожки тянутся в ряд кафе и закусочные, продающие сэндвичи для пришедших сюда на обеденный перерыв работников Печей. Рядом со сквером поднимается к небу старая, восемнадцатого века, церковь Сент-Джеймс, стоящая посреди заросшего травой двора, по которому проложены мощеные дорожки. На этом дворе раньше было кладбище, но могилы уничтожили после нашествия Фантазмов, случившегося здесь несколько десятилетий тому назад, еще в самом начале Проблемы.
В погожие дни, когда с высоких труб раздавались гудки сирен, извещающих о начале обеденного перерыва, из ворот Клеркенвелльских Печей на сквер устремлялся поток одетых в оранжевую униформу людей, спешащих перекусить, передохнуть, смыть с языка едкий привкус гари. Операторы Печей, газовщики, кочегары, клерки, рабочие, чистящие от пепла зольники – все они текли сплошным потоком на свежий воздух, поближе к зелени.
Сюда же на обеденный перерыв приходили и приемщики парапсихологических артефактов, доставляемых в Печи вернувшимися с расследования агентами.
Сев на метро, а затем проделав остаток пути быстрым шагом, я успела на Клеркенвелл Грин как раз к началу перерыва для утренней смены. Выбрала для себя скамейку рядом с липами, откуда хорошо было видно все закусочные, саму же скамейку прикрывала от посторонних глаз падающая на нее тень массивной декоративной призрак-лампы.
А тут как раз и сирены загудели. Я сидела и внимательно наблюдала за потоком работников Печей. Спустя несколько минут тихий сквер ожил, начал заполняться людьми в оранжевых комбинезонах. Людские волны нахлынули на кафе и закусочные, разбудили своими голосами дремавших на крышах соседних домов голубей, и те огромной стаей слетелись вниз, подбирать крошки. Вскоре на скамейках не осталось свободных мест, я же продолжала терпеливо и неподвижно сидеть в тени призрак-лампы.
Обеденный перерыв подходил к концу, и шансы на то, чтобы встретить того, кто мне нужен, стремительно уменьшались. По скверу летали бумажные обертки от сэндвичей, похожие на детские призраки. Я спокойно ждала. Приемщики начинают работу на заре, вероятно, у них свой перерыв, ближе к полудню.
Смена у них длинная, подкрепиться и отдохнуть необходимо, поэтому рано или поздно он все равно появится.
И это случилось приблизительно в 12 часов 36 минут пополудни. Я увидела знакомого молодого парня, медленно приближавшегося к скверу со стороны Секфорд-стрит. Он шел в накинутой поверх оранжевого комбинезона теплой куртке-анораке, с выбивающимися из-под надвинутой на лоб шляпы пышными светлыми волосами, с глубоко засунутыми в карманы руками и приподнятыми узкими плечами. Похоже, Гарольду Мейлеру было зябко.
Когда он прошел мимо меня, я отлепилась от своей скамьи. Мейлер завернул в закусочную и вскоре вышел из нее с объемистым бумажным пакетом в руках. Не глядя по сторонам, но двигаясь еще медленнее, чем прежде, он отправился в обратный путь.
Я не стала дожидаться его, забежала вперед и вскоре нашла на Секфорд-стрит маленький боковой переулочек. Он был тесным, и в нем отвратительно пахло из стоящих здесь мусорных баков. Я нырнула в переулок, подождала, и вскоре медленные шаги по тротуару дали мне знать о приближении Гарольда Мейлера.
Ну и медленно же он шел! Таким шагом муравья не обгонишь! Впрочем, это очень хорошо, что медленно, благодаря этому я успела подготовиться к нашей встрече. Вскоре в поле моего зрения появился, вслед за шагами, и сам Гарольд Мейлер. Он брел по солнечной стороне улицы, с большим интересом принюхиваясь к своему пакету, а в следующую секунду оказался втянутым в холодный темный переулок. Я припечатала Мейлера коленом к кирпичной стене, прижала согнутый локоть к его шее под подбородком.
– Привет, Гарольд, – сказала я.
Он издал странный писклявый звук, который ровным счетом ничего не выражал, кроме, разве, испуга. Я слегка ослабила свой локоть, и Гарольд закашлялся. Кашель у него был таким же неприятным и малосодержательным, как и писк.
– Люси! – прохрипел он, наконец. – Какого черта… Что ты здесь делаешь?
– Хочу поговорить с тобой, Гарольд.
– А у меня в кабине мы сделать это не можем? Я опаздываю. Мне нужно возвращаться. Мой перерыв…
– У меня к тебе всего пара вопросов. Личных. Их лучше обсудить в тихом местечке, здесь, например.
– Ты шутишь?
– Сегодня утром, – сказала я, – кто-то украл у меня одну вещь. Проник в мою комнату и похитил призрак-банку с очень ценным содержимым. При этом вор не взял у меня ни деньги, ни другие вещи. Только банку. Об этой банке никто не знал, Гарольд. Никто, кроме тебя.
Выражение глаз Гарольда Мейлера сделалось сонным и в то же время уклончивым. Он повел взглядом по сторонам, словно ища помощи, потом криво усмехнулся мне. Лоб Гарольда блестел от выступившего на нем пота.
– Отцепись! – грубо сказал он. – Понятия не имею, о чем ты толкуешь. Я ничего у тебя не крал. Вали отсюда!
– Когда я в последний раз была в Клеркенвелле, ты видел банку с черепом, Гарольд. Я знаю, что видел. А потом рассказал о ней кому-то. Кому?
Мейлер заворочался, и мне пришлось сильнее надавить локтем на его горло. Возможно, я напрасно это сделала, потому что Гарольд снова зашелся кашлем и всю меня забрызгал своей слюной. Но я не отступилась.
– Ну, если я и видел ту банку, что с того? – прохрипел Мейлер, когда я слегка ослабила свой локоть. – Какое мне дело до того, что за дрянь ты таскаешь с собой? Почему это должно меня интересовать?
– Ну-ну, спокойнее, – сказала я. – Парапсихологические артефакты очень тебя интересуют, и не смей отрицать этого. Три ночи тому назад я принесла в Печи мумифицированную голову. Ты принял ее и выписал мне квитанцию. Что ты потом сделал с этой головой?
– С головой? Сжег ее, разумеется. Ты это своими глазами видела.
– Нет, Гарольд, ты ее не сжег. Ты спрятал голову. А потом продал ее. Я это знаю, потому что та голова в тот же самый день появилась на черном рынке артефактов.