Моя прекрасная ошибка Киланд Ви
– Тебя что-то беспокоит?
Она поерзала на сиденье.
– Я должна тебе кое-что рассказать о своей сестре.
– Хорошо, я слушаю.
– Она в свое время подсела на наркотики. Но смогла с этим покончить. Сейчас она в завязке. Но, полагаю, она по-прежнему должна считаться наркозависимой, так как бывших наркоманов не бывает. Это же все равно что алкоголики, верно? Люди по-прежнему называют себя алкоголиками, даже если уже много лет не злоупотребляют спиртным. Вообще, может ли наступить такое время, когда можно перестать считаться алкоголиком? Может, когда им устанавливают эти подкожные чипы, блокирующие зависимость? Эти чипы могут означать, что человек полностью исцелился? Или это только временная мера, избавляющая от зависимости на месяц, год? А может…
Она произнесла все это, даже ни разу не вдохнув. Такой сплошной поток слов был у Рэйчел признаком предельного волнения. Я решил прервать ее.
– Рэйчел?
– Что?
– Ты несешь всякую ерунду. Мне безразлично, наркоманка твоя сестра или нет. Меня не волновало бы даже, если бы сейчас она была не в завязке. Кто я такой, чтобы осуждать ее? Я еду к ней на обед, потому что меня пригласила ты. Все еще хочешь, чтобы я составил тебе компанию?
– Да.
Я потянулся к ней, взял за руку и прижал ее ладонь к рычагу передач.
– Вот и хорошо.
Уголком глаза я увидел, что ее напряженные плечи расслабились. Она задумчиво посмотрела в окно, а потом повернулась ко мне.
– Из-за наркозависимости ее лишили права опеки над ребенком.
– Мне очень жаль.
– Она имеет право видеться с ним лишь два раза в неделю, и то в присутствии отца. Ее бывший муж ушел от нее несколько лет назад и забрал с собой ее сына.
– Ее сына? Так это не его ребенок?
– Ты прав. Но это длинная история. Она родила Адама, когда была еще совсем юной.
Я сжал рукой ее ладонь, лежащую на рычаге.
– В жизни случаются всякие мерзкие вещи, Рэйч. Наркозависимость – это ужасно. – Бог тому свидетель, уж я это прекрасно знал на примере трагедии Лайама.
– Знаю. Просто мне хотелось с тобой поделиться.
– Спасибо за доверие.
Даже несмотря на то что я был предельно искренен, когда говорил, что не имею права осуждать ее сестру, я все же представлял ее вовсе не такой, какой она оказалась. Я ожидал, что дверь нам откроет законченная наркоманка – изможденная и неряшливая, возможно, с плохими зубами, и что обитает она в тесной грязной квартирке. Но женщина, встретившая нас на пороге, никак не соответствовала этому образу. Передо мной была точная копия Рэйчел, только постарше. Вид у нее был совершенно здоровый, она с улыбкой обняла меня и пригласила пройти внутрь.
– Приятно с вами познакомиться. Сестра мне ничего о вас не рассказывала.
Рэйчел рассмеялась.
– Не обращайте на нее внимания. Она у нас такая зануда.
– Значит, у вас двоих очень много общего, не говоря уже о внешнем виде.
Райли закрыла за нами дверь, широко и приветливо улыбаясь.
– Он мне уже нравится.
Из прихожей мы прошли прямо на кухню, где стояли и болтали, пока Райли проверяла блюдо, которое готовила на обед. В тот день в аудитории было невыносимо жарко, я выпил несколько бутылок воды во время лекции, и мне срочно нужно было посетить туалет.
– Извините, мне срочно нужно в ванную.
Райли, помешивая что-то на плите, жестом указала в сторону прихожей.
– Конечно. Пройдите через гостиную, первая дверь налево. Моя квартира похожа на железнодорожный вагон, идите прямо и не ошибетесь.
Направляясь в туалет, я заметил, что целая стена в гостиной увешана фотографиями в рамках, похожих на те, которые висели в квартире Рэйчел. На обратном пути я обратил внимание, что на многих из них изображен один и тот же маленький мальчик со светлыми волосами, только фотографии были сделаны в разном возрасте. Предположив, что это сын Райли, Адам, я решил не останавливаться перед этими фотографиями, чтобы не привлекать к ним внимания, на тот случай, если ей трудно о нем говорить.
Я почти уже прошел мимо стены, когда мое внимание привлекла маленькая фотография. На ней две маленькие девочки стояли в траве – младшей было три-четыре года, а старшей лет восемь-девять. Это определенно были Рэйчел с сестрой.
Я остановился, чтобы получше рассмотреть младшую девочку. Фотография была старая и зернистая, но что-то в ней меня насторожило. Я невольно напрягся, вглядываясь в нее.
– Она всегда сама завязывала конский хвостик. Он получался на один бок, но она упрямо причесывалась сама. – Райли подошла к стене с фотографиями и протянула мне стакан с напитком. – Пожалуйста, чай со льдом.
Я взял стакан, не отрывая взгляд от снимка. В этом изображении было что-то до боли знакомое. И неудивительно, ведь Рэйчел мало изменилась – но в моем ощущении было нечто большее. Я осмотрел всю стену.
– А у вас еще есть фотографии, где вы двое?
Тут к нам подошла Рэйчел.
– Ты на днях просил показать фотки, где я маленькая. – Она игриво ткнула меня плечом в плечо. – Если Райли покажет тебе те, где я на горшке, я тоже потребую от тебя такие же неприличные снимки.
Я, наверное, ей кивнул, хотя не могу сказать точно. Все мое внимание было поглощено маленьким личиком Рэйчел на снимке. Через минуту вернулась Райли с альбомом в руках.
– Идите сюда, я покажу вам, каким пухленьким младенцем была моя сестренка. Мама любила снимать ее голенькой, когда мыла в ванночке. Смотрите, у Рэйчел есть ямочки, но вовсе не на личике.
Мы все трое уселись на диван – сестры по бокам от меня, – и Райли начала листать старый альбом с фотографиями. Она указала на снимок, на котором, как я понял, была Райли с новорожденной Рэйчел в руках.
– Я просто возненавидела Рэйчел, когда мама принесла ее домой. Она отнимала все ее внимание.
– Мама велела ей держать мелкие предметы подальше от меня, чтобы я не засунула их в рот и не задохнулась, а она постоянно кидала в мою кроватку пенни, – проворчала себе под нос Рэйчел.
– Вот и неправда. Это были не пении, а четвертаки. Они слишком большие, чтобы младенец мог от них задохнуться.
Я изо всех сил старался делать вид, что мне интересно, но что-то не давало мне покоя. В глубине души я знал, что именно, но отнес все это на счет своего не в меру разыгравшегося воображения. И все же я никак не мог избавиться от навязчивой мысли. Райли пролистала почти уже весь альбом, и на всех снимках Рэйчел была очень маленькая.
– Здесь мало фоток, где Рэйчел пять-шесть лет. Как раз тогда заболела наша мама.
– Рэйчел мне рассказывала. Соболезную вашей потере.
Райли кивнула.
– Спасибо за сочувствие. Два года после ее смерти, до того как мы стали жить в семье Мартинов, были для нас нелегкими. Это были не те времена, которые хочется запечатлеть на фото.
– Я и не знал, что вы переехали к тете с дядей не сразу после того, как ваша мама умерла. Вы временно жили в приемной семье?
Рэйчел и Райли переглянулись. Они не обменялись ни единым словом, но было видно, что они поняли друг друга. Рэйчел произнесла:
– Нет. После смерти мамы мы жили с отчимом.
Я взглянул на Рэйчел.
– Ты вроде бы говорила, что твоя мама не выходила повторно замуж?
Райли посмотрела на Рэйчел, потом на меня и закрыла альбом.
– Мы обе предпочитаем считать, что его никогда не было в нашей жизни. – Райли поднялась с дивана. – Пойду-ка я проверю, как там соус.
После того как Райли ушла, Рэйчел взяла меня за руку.
– Прости. Я не хотела лгать тебе. Просто… Сестра права. Проще притвориться, что Бенни никогда не было. – Она говорила очень тихо. – Он был… не очень хорошим человеком.
Бенни.
Бенни, мать его!
Это имя подействовало на меня, словно удар под дых.
Я не был уверен, что смогу спокойно высидеть за обедом, украдкой бросая взгляды на Рэйчел, и каждый раз, когда я это делал, я видел перед собой девочку из исповедальни. Теперь мне было совершенно очевидно, что это она и есть, хотя раньше я об этом лишь смутно догадывался. Внезапно передо мной ясно всплыл ее облик, когда я один-единственный раз увидел ее издалека в церкви, и я никак не мог избавиться от него. Каждый раз, когда я смотрел на нее, я видел перед собой милое личико той десятилетней малышки.
Я изо всех сил старался избавиться от наваждения и в конце концов поймал на себе встревоженный взгляд Рэйчел. Я резко поднялся со стула и вышел из-за стола.
– Простите, мне надо выйти на минутку.
Я зашел в ванную и стоял там, уставившись на свое отражение в зеркале.
На моем лбу и верхней губе выступили капельки пота. У меня никогда раньше не случалось приступов паники, но я был уверен, что именно так они и ощущаются. Казалось, сердце вот-вот разобьется о грудную клетку, мне было трудно дышать. Я склонился над раковиной и в течение нескольких минут сосредоточился на вдохах и выдохах, а потом плеснул в лицо холодной водой.
Не знаю, сколько времени я провел за запертой дверью ванной, но, когда я вышел, Рэйчел поджидала меня в прихожей.
– С тобой все в порядке? – Она протянула руку к моему липкому лбу. – Ты что-то плохо выглядишь.
– Я действительно неважно себя чувствую. Это началось еще во время занятий, но я решил, что это из-за жары. Скорее всего, подцепил какой-нибудь вирус.
– Мне так жаль. Что я могу сделать? Может, хочешь имбирного эля? Дать тебе влажную салфетку? А может, тебе надо немного полежать на диване?
– Все нормально, не надо. Думаю, мне лучше сейчас уйти.
– Хорошо, я понимаю. Дай только скажу Райли и возьму свою сумочку.
– Не стоит, – произнес я, пожалуй, слишком быстро.
– Но почему?
– Тебе следует остаться. Не хочу портить вам вечер. Сестра сможет отвезти тебя домой?
– Думаю, да.
– Еще раз извини. Увидимся завтра на занятиях, хорошо?
– Да, конечно.
Она произнесла эти слова, словно все было в порядке, но ее лицо говорило совершенно об обратном. Я не был уверен, что она купилась на мои уловки по поводу недомогания, но мне кровь из носу надо было поскорее убраться оттуда.
После торопливых извинений и прощания с Райли я вышел из квартиры. Будучи не в себе, я даже засомневался, стоит ли садиться за руль. Доехав до дома, я понял, что это и в самом деле была плохая идея. Я совершенно не помнил, как добрался от дома сестры Рэйчел до своего.
Налив себе виски, я некоторое время ходил по квартире взад-вперед, вспоминая, когда я в последний раз видел маленькую девочку из церкви – это было в тот день, когда я последовал за ней до ее дома.
После всего того, что случилось, мои родители предприняли все возможное, чтобы защитить меня, задействовав все свои связи – местных политиков и высокие полицейские чины. Все, что произошло в тот день, было теперь как в тумане – за исключением одного. Я месяцами лгал малышке, которую теперь знал как Рэйчел, вместо того чтобы предпринять хоть что-то, чтобы как можно скорее вытащить ее из этого ада.
Глава 32. Рэйчел
Через десять минут аудитория уже напоминала возбужденный муравейник. Я послала сообщение Кейну, потом решила, что лучше сама начну занятия, а не то студенты вот-вот начнут разбегаться. Внизу живота появилось неприятное чувство. Он не ответил на послание, которое я отправила ему вчера вечером, вернувшись домой от сестры, хотя я видела, что он его прочитал.
Какое-то время я читала лекцию, а потом сделала перерыв, чтобы поставить несколько музыкальных произведений, которые предстояло проанализировать. Когда музыка наполнила аудиторию, я, стоя за кафедрой, проверила свой телефон. Ничего. Хотя текст по поводу занятий тоже был прочтен.
Сначала я разволновалась: а вдруг Кейну стало хуже, может, он даже попал в больницу? Но, если он в состоянии читать мои сообщения, почему не может на них ответить?
Через час с начала пары я была настолько встревожена, что закончила занятия раньше. Кейну, конечно, мое самоуправство не понравится, но меня в тот момент это нисколечко не волновало. В полном смятении я набрала его номер еще до того, как опустела аудитория. Прозвучал один гудок, а потом телефон переключился на голосовую почту.
Как известно, немедленное переключение на голосовую почту происходит, когда телефон выключен. Если кто-то не может ответить на звонок, раздается несколько гудков, и только потом включается голосовая почта. Но если переключение происходит после первого же гудка, это означает, что вызываемый абонент просто сбрасывает звонок. Какого черта?
Я отправила ему сообщение.
«Кейн, это Рэйчел. Я о тебе беспокоюсь. Ты не отвечаешь на мои сообщения и не пришел на занятия. Пожалуйста, дай мне знать, все ли с тобой в порядке, или я сойду с ума от беспокойства и начну обзванивать больницы».
Я хотела поехать к нему домой, проверить, что там происходит, но через час мне уже нужно было быть на работе, поэтому мне просто не хватало времени на поездку туда и обратно. Вторник был единственным днем, когда я работала одна. Я подстраховывала Чарли, который по вторникам неизменно ходил по магазинам и ездил на кладбище к жене. И я ни за что не стала бы нарушать заведенный порядок только потому, что мой бойфренд не отвечал на звонки.
А он действительно мой бойфренд? Всю дорогу к бару я предавалась сомнениям по поводу моих отношений с Кейном. Любая, самая незначительная мысль, и мой мозг взрывался немыслимым потоком параноидальных подозрений. К тому моменту, как я подъехала к дому и припарковалась, я пошла уже по новому кругу в своем бреде. Кейн вовсе не избегает меня – просто он плохо себя чувствует. К несчастью, когда я проверила телефон, эта теория разбилась вдребезги.
Кейн: Чувствую себя лучше. Спасибо за то, что подменила меня на занятиях.
И это все? Никаких объяснений? Болезненный узел, с утра образовавшийся у меня в животе, взорвался гневом. Швырнув телефон в сумку, я отперла входную дверь бара «У О’Лири» и на автопилоте провела ритуал открытия. Я включила свет, включила плиту на кухне, выложила посуду из посудомоечной машины, принесла поднос со стаканами и разместила их в глубине бара, проверила кассу. Ровно в двенадцать я повернула знак «Открыто». Потом снова посмотрела на телефон. По-прежнему ничего.
После этого время ползло невыносимо медленно. Ава впорхнула в бар в четыре часа – на час раньше начала своей смены – чтобы пообщаться, и я уже созрела, чтобы излить на нее свои сетования. Она с готовностью уселась на стул за стойкой. В другом конце зала был только один завсегдатай – приятель Чарли, тоже полицейский в отставке, который не отличался разговорчивостью и просто раз в час заказывал пиво.
– Значит, ты все еще жива? – спросила подруга. – А я-то думала, вдруг злой профессор затрахал тебя до смерти.
Ава взглянула на меня, и выражение ее лица резко изменилось.
– О, нет. Что случилось? Этот мерзавец обманул тебя? Ну, если он оказался женат, клянусь, я порву его гребаную задницу как Тузик грелку.
Я вздохнула.
– Нет, речь не об этом.
– Тогда о чем?
– Хотела бы я знать.
И тут у меня случился словесный понос, и я принялась выливать на бедную подругу все свои беды, подробно излагая события последних дней. Ну, разумеется, опуская некоторые детали – так, например, я не стала расписывать потрясающий секс между мной и Кейном, – но все, что касалось наших отношений, не было обойдено вниманием.
– Думаешь, он смалодушничал, потому что ты отвезла его к Райли? Некоторые мужчины испытывают необъяснимый страх перед встречей с родственниками – наверное, думают, что это последний шаг перед тем, как их потащат к алтарю.
– Полагаю, это возможно, но не думаю, что причина кроется в этом. Он нисколько не колебался и не волновался перед поездкой и первые десять минут вел себя совершенно нормально.
– Скажи, что случилось в промежуток времени между вашим прибытием к Райли и тем моментом, когда он сделал ноги, сославшись на плохое самочувствие?
– Ничего особенного. Я неоднократно прокручивала в голове все события этого вечера. Мы просто сидели в гостиной и смотрели альбом с фотографиями.
Я смотрела в пространство и видела нас троих – себя, Райли и Кейна. Мы сидели на диване. Смотрели фотки. Речь шла о конских хвостиках. О смерти мамы. О Бенни. Мне показалось, что что-то пошло не так просто при упоминании имени отчима. Может быть, Кейн разозлился из-за того, что я соврала ему, сказав, что у меня не было отчима? Но это такой незначительный факт. Я представить не могла, что это было причиной его странного поведения.
– Семейный фотоальбом? Значит, он удрал, потому что почувствовал, что на него давят.
– Но я и не думала давить на него. Он сам попросил показать мои детские фотографии.
– Это не важно. – Ава пожала плечами. – Все ясно – он из тех мужчин, что боятся обязательств.
– И все же я думаю, что это не так.
– Ну, может, он действительно заболел? Пошел в туалет, у него случился понос, и он просто не захотел засорять унитаз.
Я наморщила нос.
– Тебе обязательно нужно все так живо расписывать?
Ава только пожала плечами.
– Но ты же хочешь, чтобы я нашла оправдания его странному побегу.
Честно говоря, все, что я хотела, – это избавиться от неприятного чувства беспокойства. Если Кейн действительно испытывает страх перед ответственностью и просто струсил во время визита к моей сестре, я смогу это пережить. Все, что мне было нужно, – это честность.
Глава 33. Кейн – пятнадцать лет назад
Она уже в четвертый раз остановилась, чтобы собрать цветы у обочины по дороге домой. В ее жизни было столько несчастий и мерзости – просто полный пипец, – но она умела найти красоту даже среди сорняков и высокой травы.
Я старался держаться от нее подальше, и она, как мне казалось, на замечала, что я следую за ней. Надо не забыть провести с этой невинной овечкой беседу об осторожности на улице. Любой психопат может увязаться за ней.
Итак, через целых две мили она, наконец, съехала на подъездную дорожку. Дом оказался весьма приличным на вид. Я-то думал, что увижу какой-нибудь обшарпанный трейлер с окнами, закрытыми металлическими листами, в конце длинной грязной дороги, среди кустарника, скрывающего следы пребывания людей и пару-тройку ржавых поломанных автомобилей на пустыре. Но дорожка, на которую свернула девочка, была мощеной и вела к небольшому, но ухоженному одноэтажному домику под щипцовой крышей. Трава на газоне была аккуратно пострижена, шторы в окнах отдернуты, а вокруг сновали соседи, спешащие по своим делам. Единственная машина у дома была не такой уж старой, и на заднем стекле красовалась монограмма – имя Христа в виде рыбы. Все было вовсе не так, как я ожидал.
Я из своего укрытия увидел, как малышка зашла за угол дома, а через минуту вернулась без велосипеда и прошла к передней двери, а потом вошла внутрь.
После этого я еще полчаса наблюдал за домом и окрестностями. Меня невольно терзали сомнения – а вдруг девочка все насочиняла? Может, у нее слишком живое воображение? Семя сомнения поселилось в моей душе, но какое-то внутреннее чувство говорило, что девочка не лгала. Я бросил прощальный взгляд на дом, который казался вполне обычным, повернулся и направился обратно. Недолго осталось до того, как я выясню истину – если она решится завтра прийти в церковь с сестрой.
Я прождал шесть часов. В начале второго я признал тот факт, что моя маленькая подружка сегодня не придет. До того как накануне я последовал за ней к ее дому, я не сомневался, что происходит нечто страшное. Но теперь, когда я увидел вполне обычный дом, в котором она жила, и приличное окружение, в мою душу закралось сомнение. Однако, напоминал я себе, серийный убийца Тед Банди тоже на вид казался вполне приличным человеком. Я застонал от досады и поднялся с заднего ряда скамеек в церкви, где прослушал уже три мессы, наблюдая за входной дверью. Я не представлял, что надо делать, но точно знал, куда идти.
За четыре квартала до ее дома я заметил, что у меня заканчивается бензин. Так как мне еще предстояло выработать план действий, я решил ненадолго остановиться на ближайшей станции самообслуживания с полным набором услуг и небольшим магазинчиком и вошел внутрь, чтобы расплатиться. Я уже положил руку на ручку двери, как вдруг заметил нечто примечательное. Рядом с заправкой был припаркован автомобиль, который показался мне до чертиков знакомым – он был той же модели и выглядел точь-в-точь как тот, который я видел накануне на подъездной дорожке к дому маленькой девочки.
А ведь этот гребаный Бенни автомеханик.
Я приблизился к автомобилю, чтобы рассмотреть его сзади. Разумеется, на стекле была та самая монограмма – имя Христа в виде рыбы. Бросив взгляд в сторону магазинчика, я увидел рядом гараж с двумя отсеками. Одна из дверей была закрыта, а вторая – приподнята на полметра. Внутри явно горел свет.
Я некоторое время торчал в магазинчике, притворившись, что внимательно читаю текст на обратной стороне упаковки чипсов, пока не закончили расплачиваться двое других покупателей. Наконец, в магазине остались только я и женщина за кассой. Я взял банку газировки и батончик «Сникерс» и подошел к кассе.
– Скажите, а автомастерская еще открыта? У меня двигатель стучит, хотелось бы проверить.
Кассирша бросила взгляд на часы.
– Сегодня мастерская закрылась в полдень. Но, думаю, Бенни еще там.
Все мое тело напряглось.
– Спасибо. А где тут офис или что-то в этом роде?
Женщина махнула рукой в сторону задней двери.
– Пройдите через эту дверь. Бенни, возможно, в одном из гаражей.
Мое дыхание становилось все глубже по мере того, как я шел по тускло освещенному помещению. Заметив отвертку, лежащую на крышке красного ящика с инструментами, я на всякий случай прихватил ее и засунул в задний карман джинсов.
– Эй? Здесь есть кто-нибудь? – В гараже стояли четыре автомобиля, но никого не было видно.
Из-под капота одной из машин в соседнем отсеке высунулась голова мужчины, напугав меня до полусмерти.
– Чем могу вам помочь?
Я тупо уставился на него – плана действий у меня не было.
Он вытащил салфетку из кармана и сделал шаг ко мне, вытирая руки.
– Вообще-то мы закрыты. Мне пора домой, к моим девочкам. В миле к северу отсюда есть еще одна автомастерская, если у вас проблемы с машиной.
«К моим девочкам».
– Вы – Бенни?
– Да. А что вам от меня надо?
Неплохо бы потыкать палкой в спящего медведя. Меня вдруг осенило, как надо действовать.
– Я друг ваших дочек.
Внезапно все внимание автомеханика переключилось на меня. Все его поведение вмиг изменилось. Он прекратил вытирать руки и уставился мне прямо в глаза.
– Моей дочери запрещено общаться с мальчишками.
– Почему это?
Его физиономия исказилась от злобы.
– Потому что она – маленькая шлюха.
Мы стояли по разные стороны машины, но он начал медленно приближаться ко мне.
– Ошиваешься вокруг моей дочки? Позволь дать тебе один маленький совет. Найди себе порядочную девчонку. А эта… она испорченная. Ей всего пятнадцать, а с ней одни проблемы.
– Ты что-то путаешь, дядя. Это я тебе советую держаться подальше от них обеих.
Бенни просто обалдел. Он стоял как вкопанный. На его лице медленно расплылась страшная, порочная улыбка, от которой у меня мороз пошел по коже. Сейчас я смотрел в лицо чудовища.
– Думаешь, тебе удалось что-то разнюхать? Почему тогда ты не идешь доносить на меня?
– Ты, тварь, тащишься от маленьких девочек. Вламываешься по ночам в спальню старшей и заставляешь ее молчать, угрожая, что иначе проделаешь то же самое с младшей. Держи подальше от них свои грязные лапы, или я сообщу обо всем в полицию.
Бенни хищно сощурился, явно пытаясь сложить кусочки головоломки. Похоже, ему удалось просчитать ситуацию, и на его губах появилась язвительная улыбка. Он заговорил зловеще, под стать дьявольскому выражению на его лице.
– Так вот почему они складывали свои вещи? Значит, это с твоей подачи, гаденыш, они собирались сбежать, так ведь?
Я ничего не ответил.
Он сделал еще один шаг ко мне.
– После вчерашней ночи они уже никуда не сбегут. Я преподал им хороший урок и с тобой сейчас сделаю то же самое. – Бенни полез в карман комбинезона и извлек небольшой пульт дистанционного управления. Глядя не меня в упор бешеными глазами, он направил пульт на полуоткрытую дверь гаража, и та начала опускаться. Я следил за его взглядом, который остановился на стоявшей рядом с ним тележке с кучей инструментов. Все остальное происходило, как при замедленной съемке.
Он протянул руку к увесистому гаечному ключу.
Я извлек отвертку из заднего кармана джинсов.
Надо сказать, я был перепуган до усрачки, но страх прошел, когда негодяй произнес:
– Снимай штаны, сопляк, я тебя сейчас тоже оттрахаю.
Глава 34. Кейн
– И почему ты на меня так смотришь?
Мёрфи положил свою большую голову мне на колени и с грустью в больших карих глазах уставился на меня. Я почесал ему любимое место за ушами, и пес шумно вздохнул.
– Боже, как у тебя воняет из пасти, приятель. – Я думал, что запах исходит от пса, но, вполне возможно, и от меня самого.
Я захлопнул ноутбук и, сняв очки, потер глаза. Твою мать, как же мне все рассказать ей? Я целых два дня сидел, запершись в своей квартире, не принимал душ, почти ничего не ел и чувствовал, что потерпел в жизни полное поражение. Вся моя жизнь пошла прахом. У Рэйчел, наверное, сложилось впечатление, что я намеренно избегаю ее, так как она больше не присылала мне сообщений.
В сотый раз пытаясь убедить себя, что, может, лучше вообще ничего ей не говорить, я вдруг понял, что окончательно потерял из-за нее голову. Это не было бы столь трудным решением, если бы на кону не стояло так много. А ведь я непременно потеряю ее, если во всем признаюсь. Разве сможет она когда-нибудь доверять мне после того, как поймет, что мы с ней знакомы уже пятнадцать лет? Что я безбожно лгал ей несколько месяцев? Что я совершил святотатство, притворяясь священником – человеком, которому она доверила свои тайны, – и каждую субботу морочил ей голову, скрываясь за решеткой исповедальни.
Если я признаюсь ей, то, вне всякого сомнения, потеряю ее навсегда. Черт, ведь я сам никогда бы не стал доверять человеку, который проделал бы со мной такую мерзкую шутку.
Но, если я ей не признаюсь сейчас, все, что между нами было, и все, что могло быть, будет омрачено еще большей ложью.
Из эгоистических соображений я пытался найти оправдание для непризнания. Убеждал себя, что причиню ей боль дважды, рассказав всю правду. Я знал, что она испытывала ко мне нежные чувства. Я могу разбередить ее старые раны, а я сильно сомневался, что ей захочется все это вспоминать. Как говорится, не будите спящую собаку.
Только с одним я не мог смириться – я не хотел быть еще одним мужчиной, который подведет ее. Она была достойна лучшего. Твою мать! Она заслуживала лучшего мужчину, чем я. Я запустил пятерню в волосы и подергал их.
Сказать ей правду и потерять ее, попутно причинив ей боль.
Или лгать ей в лицо и продолжать отношения, зная, что они всегда будут омрачены ложью.
Несмотря на то что я провел два мучительных дня, обдумывая вставшую передо мной дилемму, в глубине души я знал, что на самом-то деле у меня нет никакого выбора – я не смогу больше обманывать ее.
Единственным утешением было то, что, если она возненавидит меня, ей будет легче идти по жизни дальше. По крайней мере, одному из нас будет легче. И это эгоистично с моей стороны – скрывать от нее истину.
Я потянулся к телефону, и в этот момент его экран засветился. Мы не переписывались уже целых двадцать четыре часа, и Рэйчел прислала мне сообщение ровно через сутки.
Рэйчел: Как насчет того, чтобы съесть тарелку куриного супа? Я могу к тебе заскочить сегодня вечером после работы.
Я некоторое время в нерешительности смотрел на экран. Одно дело – сидеть в тюремной камере и ожидать смерти, и совсем другое – знать точную дату казни. Пока я набирался мужества, чтобы ответить, пришло еще одно сообщение:
Рэйчел: Я заканчиваю работать в восемь.
Я не хотел, чтобы она вела машину вечером, особенно в рассерженном или расстроенном состоянии. Собравшись с духом, я написал:
Кейн: Я сам приеду к тебе в девять.
Приняв душ, я решил вывести Мёрфи на продолжительную прогулку, чтобы проветрить мозги и скоротать время. Мы прошли уже полтора квартала, когда у меня возникла одна мысль.
– Дружище, что скажешь насчет послеобеденной автомобильной прогулки?
Мёрфи дружелюбно завилял хвостом, и я воспринял это как положительный ответ. Если останусь, как сыч, сидеть в одиночестве в своей квартире, у меня просто крыша поедет. Надо куда-нибудь съездить, проветриться. А может, и сделать при этом кому-то что-то приятное…
Уже через час мы с моим псом входили в главное здание Ридженси-Виллидж. Я позвонил туда заранее, чтобы удостовериться, что в этот день можно навещать постояльцев, и медсестра сказала мне, что предупредит Лидию и Умберто о моем визите. Лидия уже ждала меня в приемной. Ее глаза загорелись при виде нас с Мёрфи.
Лидия наклонилась, чтобы погладить его.
– Он выглядит в точности, как наш Макс.
– Его зовут Мёрфи. Мне показалось, что Умберто будет рад его видеть.
– Вы даже не представляете, до какой степени. Для него это будет лучший день за целый год. Не важно, в каком состоянии его голова, он никогда не забывает этого чертова пса. – Лидия покрутила головой. – А Рэйчел с вами?
– Нет, на сей раз я приехал один. Я был тут поблизости, вот и решил заскочить, – беззастенчиво солгал я.