Моя прекрасная ошибка Киланд Ви
Кейн кивнул.
– В любом случае я этого заслуживаю.
Как только уровень адреналина в крови начал падать, я почувствовала, что моя рука тоже сильно болит. Я сжимала и разжимала пальцы, задаваясь вопросом, уж не сломала ли я что-нибудь себе.
– Ты повредил мне руку.
Кейн закинул голову назад.
– Это я повредил тебе руку? Ты же меня сама ударила.
– Да, но это ты напугал меня до потери пульса. И уже не в первый раз. Зачем тебе понадобилось устраивать на меня засаду в коридоре?
– Дай-ка осмотрю твою руку.
Я протянула ему руку. Ссадин на ней не было, но костяшки среднего и указательного пальцев уже начинали опухать. Внезапно меня словно ударило электрическим током, и это не имело никакого отношения к моему увечью. Я резко отдернула руку.
– Очень больно?
– Да, – соврала я.
– Нам надо срочно приложить лед.
Услышав из его уст слово «нам», я тут же вспомнила, что он не должен был вообще приходить сюда, в мой дом.
– Что ты тут вообще делаешь?
Кейн опустил глаза, потом снова взглянул на меня. При виде его невероятно красивого лица у меня невольно сжалось сердце. Он выглядел усталым и измученным, его щека опухла в том месте, куда я ударила, но все равно он был потрясающе красив. Это был тот тип мужской красоты, которая не вянет со временем, и каждый раз вы приходите в изумление от того впечатления, какое она на вас оказывает.
Голос его был полон нежности.
– Мне надо с тобой поговорить. Пожалуйста, не отказывай мне в этом.
– Уже поздно. Может быть, завтра?
– Я не могу ждать.
Я не спешила отпирать дверь, и он воспринял этот как признак того, что мне не очень хочется приглашать его внутрь.
– Мы могли бы пойти куда-нибудь, выпить кофе или просто прогуляться, если хочешь.
Я принялась рыться в сумке, ища ключи.
– Нет, все нормально. Мне в любом случае надо переодеться.
В лифте, поднимающемся наверх, мы чувствовали себя крайне неловко. Двери были из серебристого металла, и, глядя в них на наше отражение, я видела, что Кейн смотрит на меня. Я старательно отводила глаза, следя, как зажигаются цифры, обозначающие каждый этаж, словно движение лифта зависело от меня. Но проклятая штуковина ползла со скоростью черепахи.
Войдя в квартиру, я направилась на кухню, извлекла из морозилки пакет замороженного горошка и вручила его Кейну.
– У тебя щека опухла.
– Ну и пусть. Приложи лучше к своей руке.
Я положила горошек на столешницу и поспешила в спальню, чтобы переодеться, а на самом деле, чтобы собраться с мыслями.
– Вернусь через пару минут.
Еще двадцать минут назад я распевала в машине «Боевую песню», мечтая об избавлении от Кейна, а сейчас у меня вновь вспыхнула надежда, потому что он заявился ко мне домой. Какая же я жалкая. Что он здесь делал? Может, он напился? Пусть даже не думает, что я с ним пересплю. Секс с Кейном. Проклятое либидо – я заводилась от одной мысли об этом.
Я переоделась в штаны для йоги и майку без рукавов, расчесала волосы, плеснула в лицо водой. Наверное, даже пшикнула на себя духами (пожалуйста, не осуждайте меня). Собираясь уже вернуться в гостиную, я поняла, что еще не пришла в нужное расположение духа. Я схватила айфон, открыла плей-лист и просмотрела его, пока не нашла композицию, которая могла вернуть меня в боевое настроение. Я остановилась на песне группы «Three Days Grace», которая называлась «Я ненавижу в тебе абсолютно все».
То что надо.
Я легла на кровать, закрыла глаза, вставила в уши наушники и провела перезагрузку. После прослушивания этой песни я почувствовала себя сильнее и поняла, что теперь могу встретиться лицом к лицу с Кейном.
Он стоял на своем обычном месте, разглядывая фотографии на стене, когда я, наконец, вышла.
– Тебе принести что-нибудь выпить? – Я прошла мимо него на кухню, чтобы взять бутылку воды, хотя сама не отказалась бы от чего-нибудь покрепче.
– Нет, благодарю.
Отвинтив крышку, я залпом выпила полбутылки, а он следил глазами за каждым моим движением.
– И о чем же ты хочешь со мной поговорить?
– Мы можем куда-нибудь присесть?
Кейн подождал, пока я усядусь в кресло. Диван был ко мне ближе, но я намеренно выбрала кресло, чтобы не садиться с ним рядом. В тот вечер мы поменялись ролями. Но мне надо было быть подальше от него, чтобы сохранять ясность мысли.
Он сел на диван, сцепил руки, опершись локтями о колени, и опустил голову, глядя себе под ноги. Я никогда не видела Кейна в столь взвинченном состоянии. Обычно он являл собой образец невозмутимости. Однако чем дольше мы молчали, тем больше нервничала я сама.
Так прошло всего две-три минуты, но они показались мне вечностью. Наконец Кейн издал прерывистый вздох. Когда он поднял на меня взгляд, его глаза были остекленевшими и полными боли. Мне так хотелось протянуть руку и дотронуться до него, но надо было быть осторожной. То, что причиняло ему такие страдания, возможно, могло зацепить и меня.
– Даже не знаю, с чего начать, – произнес он хриплым голосом.
При виде его смятения я нашла только один ответ.
– Как насчет того, чтобы начать с самого начала?
Он кивнул.
– Это я должен был сделать еще несколько недель назад. – Он пристально посмотрел мне в глаза. – Знаю, ты мне ничем не обязана, но все же попрошу тебя кое о чем.
– О чем же?
– Выслушай меня до конца.
– Хорошо.
Кейн опять в нерешительности покачал головой.
– Помнишь нашу первую встречу в тот вечер?
– В баре? Конечно, помню.
– Я тогда сказал, что ты показалась мне знакомой. Ты, конечно, подумала, что я вешаю тебе лапшу на уши. В тот момент я не мог объяснить это впечатление, но когда узнал, что ты учишься в Бруклинском колледже, то решил, что просто раньше видел тебя там.
Я нахмурила брови.
– Ты хочешь сказать, что мы с тобой встречались еще раньше?
Кейн кивнул. Лицо его приобрело крайне серьезное выражение.
– Да, много лет назад.
– И где же мы встречались?
– В церкви.
О чем это он говорит, черт возьми? Я склонила голову набок.
– В церкви?
Кейн запустил пальцы в волосы и посмотрел на меня в упор. Выражение его лица просто разрывало мне сердце.
– Ты помнишь, как каждую субботу ходила в церковь Святого Киллиана, чтобы побеседовать со священником?
Мои глаза расширились, я словно окаменела.
– Откуда ты об этом знаешь?
Он взглянул мне прямо в глаза.
– Это был не священник. Это был я.
Наверное, я пребывала в шоковом состоянии. Просто не понимала, какие чувства меня обуревают. Я не была расстроена или рассержена – скорее онемела. Мне казалось, что я потерялась в густом тумане и никак не могла из него выйти. Руки стали холодными и липкими, ноги налились свинцом, хотя я сидела в кресле. У меня голова шла кругом, одновременно накатил приступ тошноты, и я обеими руками крепко вцепилась в подлокотники.
– Рэйчел?
Я слышала, как Кейн звал меня по имени, но на самом деле словно отсутствовала.
– Рэйчел? Может, тебе лучше прилечь?
Наверное, мне действительно следовало прилечь, но мне нужны были ответы на вопросы.
– Когда ты вычислил, что это была я?
Кейн грустно улыбнулся и полез в карман. Когда он вытащил руку и раскрыл кулак, на его ладони лежало с десяток мелких монеток.
– Я их все сохранил. Даже не знаю почему. Носил все эти годы с собой.
Смутившись, я взяла одну с его ладони.
– Это же?..
Он кивнул.
– Те самые монетки, которые ты бросала в исповедальню мне на удачу.
– Ты и правда их сохранил?
– Честно говоря, даже тогда я понимал, что делаю что-то непозволительное, но, когда понял, что ты веришь в удачу, несмотря на всю мерзость, которая тебя окружает, я не мог так просто взять и уйти, даже если бы захотел. Сам не знаю, почему я сохранил эти монетки, но когда я увидел, как ты бросаешь пенни на пол моей спальни, то в голове у меня что-то щелкнуло.
– Почему ты мне ничего не сказал в тот день, если уже догадался?
– Я еще не был уверен до конца. К тому же, полагаю, какая-то часть меня отчаянно не хотела, чтобы это была ты, мне невыносима была мысль, что ты жила под одной крышей с этим гребаным чудовищем. Мне надо было знать наверняка. Твоя привычка подбрасывать монетки могла быть просто совпадением. Поэтому, когда в следующий раз представилась возможность, я спросил тебя, не выходила ли твоя мать повторно замуж.
Я изменилась в лице.
– А я сказала, что нет.
Кейн кивнул.
– А потом у твоей сестры…
– Она упомянула Бенни.
Он снова кивнул.
– Но это еще не все. Я провинился перед тобой гораздо больше, Рэйчел.
Что еще он может скрывать?
– Больше?
– Ты знаешь о том, что Бенни устроил драку в мастерской?
– И что?
– Так вот, это был вовсе не клиент. Это был я. В ту субботу, когда я назначил тебе и твоей сестре встречу, я проследил за тобой до дома на тот случай, если ты не придешь. И, когда ты не появилась в церкви в воскресенье, я решил поехать, проверить, что там у вас происходит. За несколько кварталов до твоего дома я остановился на заправке и увидел ту же машину, что стояла на вашей подъездной дорожке накануне. Я попал в то место, где работал этот мерзавец, совершенно случайно.
– И что произошло?
– Я велел ему держаться подальше от тебя и твоей сестры. Он начал нести всякие ужасные вещи, а потом попер на меня с гаечным ключом в руке.
– Ты пострадал? Он тебя ранил тогда?
– Пара царапин и ссадин, но в целом я остался невредим.
У меня страшно кружилась голова.
– Что-то я неважно себя чувствую, – пробормотала я.
– Прости меня, Рэйчел. За все. За то, что безбожно врал тебе тогда, много лет назад. За то, что не обратился в полицию сразу, тогда вы с сестрой получили бы помощь раньше. За то, что ты пострадала из-за меня. Если бы я не велел вам прийти ко мне на встречу на следующий день, этот подонок не застал бы вас за сборами и не… – Боль в голосе Кейна была просто невыносимой. – И тогда он не избил бы вас до полусмерти. Прости.
Как ни печально мне было видеть Кейна в таком смятении, мне надо было побыть одной. Мне необходимо было время, чтобы все обдумать. Было сложно переварить то, что обрушилось на меня.
Мои беседы со священником проходили много лет назад. Я не помнила многого из того, что говорила ему, но тогда я была напугана и растеряна. И он был единственным человеком, в присутствии которого я чувствовала себя в безопасности. А теперь я выяснила, что все это было обманом, и поэтому чувствовала себя… сбитой с толку, обозленной, оскверненной.
Но, что хуже всего, я испытывала стыд. Я всегда сожалела, что приходилось скрывать некоторые эпизоды своего детства, и чувствовала себя виноватой за то, что не смогла раньше остановить то, через что пришлось пройти моей сестре.
– Мне надо прилечь. – Я чувствовала, что Кейн смотрит на меня, но не могла решиться встретиться с ним взглядом. – Тебе сейчас лучше уйти.
Он с минуту молчал, а я упорно продолжала смотреть в сторону. Потом я услышала, что он встал и еле слышно произнес:
– Прости меня, Рэйчел. Прости за все.
Глава 40. Рэйчел
Я многие годы хотела вернуться туда. Но та часть моей жизни была словно запечатанной шкатулкой. Я боялась открыть ее из страха обнаружить там воспоминания, которые уже не смогу загнать обратно. Однако в последние четыре дня после обрушившихся на меня откровений Кейна стремление вновь посетить это место усилилось настолько, что я больше не могла ему противиться.
Службы в это время в церкви не было, но в последние десять минут люди начали прибывать и рассаживаться по рядам возле исповедальни. Возможно, они ждали своей очереди на исповедь. Я сидела в другом конце церкви, глубоко погрузившись в собственные мысли. Иногда я обращала внимание на людей, входящих и выходящих из исповедальни. Все они пришли покаяться в своих грехах. В церковь вошла женщина с ребенком, они уселись неподалеку. Девочке на вид было лет десять – она была не старше меня, когда я начала приходить сюда по субботам.
После того как из исповедальни вышел пожилой джентльмен, женщина наклонилась к девочке и прошептала ей что-то на ухо, а потом вошла в кабинку. Мне это напомнило, как я с мамой приходила в эту церковь до того, как она заболела. Я закрыла глаза и увидела нас с мамой, сидящих здесь двадцать лет назад.
– Ты же знаешь, когда у тебя болит животик или поднимается температура, ты всегда ходишь к доктору, – произнесла она, когда мы дожидались ее очереди войти в эту странную каморку.
– Да.
– Ну вот, а сюда ты приходишь, когда у тебя болит здесь. – Она похлопала себя по груди.
– Когда болит в груди? Как у Райли, когда она заболела этой… как ее?… невманией?
Мама рассмеялось.
– Пневмонией. Но я не про ту боль говорю. Речь идет о том, что сидит глубоко внутри тебя и благодаря чему мы испытываем чувства.
Я сморщила носик.
– И что же там, внутри меня?
– Душа. Это то, что сложно объяснить. Но это твоя истинная сущность, то, что делает тебя той, кто ты есть.
Я засмеялась.
– Не понимаю.
Мама улыбнулась.
– А тебе сейчас и не надо понимать. Просто помни, что в этом месте ты можешь разговаривать с Богом – о чем угодно.
– А если Бог в этот момент будет занят?
Она наклонилась и поцеловала меня в макушку.
– Тогда тебя выслушает один из его ангелов.
Я не замечала, что плачу, пока слезинка не упала на сложенные на коленах руки. Открыв глаза, я посмотрела туда, где сидела маленькая девочка, но все ряды уже опустели. Девочка с матерью ушили, как и все прихожане, а я этого даже не заметила. Тут мое внимание привлекла открытая дверца исповедальни. Осмотрев церковь, я поняла, что осталась тут в полном одиночестве. Сердце мое сжималось в груди от пробудившихся воспоминаний о матери.
– Сюда ты приходишь, когда у тебя болит здесь.
– И что же там, внутри меня?
– Твоя истинная сущность, то, что делает тебя той, кто ты есть.
Не успев опомниться, я поднялась и направилась к исповедальне.
После стольких лет мне все казалось нереальным. Мне уже было двадцать пять, но в кабинку вошла прежняя десятилетняя девочка. Внутри ничего не изменилось. Комнатушка выглядела в точности так же, как в последний раз, когда я входила туда. Я слышала чье-то дыхание в другой половине исповедальни – священник ждал, когда я заговорю. На этот раз я видела, как он туда входил. И это был настоящий священник.
В конце концов, поборов сомнения, я сделала глубокий вдох и отодвинула деревянное окошко, закрывающее решетчатую перегородку.
– Благословите меня, святой отец, ибо я согрешила. Прошло пятнадцать лет со дня моей последней исповеди.
Священник вел себя довольно сдержанно, и ничего, кроме «продолжайте» и «расскажите, что было дальше», я от него не услышала. После довольно сумбурного начала, когда я не знала, с чего начать и о чем говорить, я просто без остановки бессвязно болтала целых полчаса. Я никогда так долго ни с кем не разговаривала о моей матери и о сестре, о непреходящем чувстве вины, о годах, которые я проживала, пожираемая стыдом за то, чему позволила случиться.
– Что же вас при-ивело сюда сегодня? Похоже, вы в последнее время много размшля-али. – В его голосе явно слышался ирландский акцент.
Несмотря на то что я пришла сюда, охваченная смятением из-за неожиданного признания Кейна, мы о нем почти не говорили. То, что меня беспокоило, имело отношение больше ко мне самой, а не к нему.
– Это очень длинная история.
– Не волнуйтесь, времени у меня в избытке, дорогая.
Думаю, священники за свою жизнь наслушались такого, что их сложно удивить, поэтому, когда я закончила свою безумную историю, он не показался ничуточки удивленным.
– Хотите покаяться еще в чем-нибудь?
– Я действительно давно не исповедалась, и у меня накопилась уйма грехов. Например, я часто употребляю крепкие выражения.
Священник некоторое время молчал.
– Назначаю вам епитимию – пять раз прочесть «Аве, Мария», один раз «Отче наш» и два раза молитву о прощении грехов.
– Хорошо.
Я стояла и смотрела на решетчатую перегородку исповедальни. Священник смотрел в сторону двери, и я видела лишь смутные очертания его профиля.
– Благодарю, что выслушали меня, отец.
Я уже протянула руку к двери, когда он вдруг остановил меня.
– Рэйчел?
– Да?
– Ваши грехи легко отпустить. Вы ведь не совершали ничего ужасного. Главное, чтобы вы сами могли себя простить.
Прочитав назначенные молитвы, я вернулась в машину. И лишь на полпути домой до меня дошло – я не называла священнику своего имени, но он откуда-то знал, что меня зовут Рэйчел.
На обратном пути я предавалась размышлениям. Я решила заехать в бар «У О’Лири» и попросить у Чарли несколько свободных дней. В последнее время я не очень хорошо соображала, а мне надо было поработать над диссертацией. Дело близилось к вечеру, и в баре было тихо, только несколько завсегдатаев – отставных полицейских – толпились вокруг Чарли.
– Привет, Чарли. Найдешь для меня минутку?
– Конечно, дорогая. На тебя гораздо приятнее смотреть, чем на этих замшелых стариков. – Он ткнул пальцем в своих приятелей и улыбнулся.
Я села на другом конце бара, а Чарли наполнил бокал диетической колой и подошел ко мне.
– Ты мне позволишь взять пару выходных? Я могу попросить Аву поработать за меня.
– У тебя все в порядке?
– Я забросила научную работу, и мне просто надо кое-что наверстать.
– Конечно, позволю. И не надо даже просить Аву тебя прикрыть – не беспокойся, я сам поработаю в твою смену.
– Спасибо, Чарли. Я очень ценю твою заботу.
– Кстати, у меня тут есть кое-что для тебя. – Он подошел к кассе, поднял поднос с деньгами и извлек из-под него конверт. Хорошо, что ты рассталась с этим профессором. Я его пробил. У него, оказывается, есть судимость.
– Ты его пробил?
Он бросил конверт на барную стойку.
– Конечно. Я же говорил тебе, что теперь собираюсь узнавать всю подноготную о парнях, которые ошиваются вокруг моих девочек. На него в свое время завели дело за то, что он на кого-то напал. Это случилось давно, и судебное разбирательство проходило в закрытом режиме, потому что он был несовершеннолетним. Но, знаешь, мало кто из преступников меняет свои повадки.
Я даже не попыталась что-либо объяснить, а просто поблагодарила Чарли за заботу. Однако достойное завершение дня, ничего не скажешь. Когда появились еще несколько завсегдатаев, Чарли отправился на кухню готовить фирменные куриные крылышки, и тут я решилась открыть конверт.
Я не верила своим глазам, словно во сне читая полицейский отчет, в котором фигурировали Кейн и Бенни. Первая часть содержала стандартную информацию – имя, дату, место и время происшествия. В нижней половине страницы был раздел под заглавием «Описание происшествия», составленный полицейским, который писал, надо сказать, как курица лапой:
8 марта 2002 года в 15.35 подозреваемый совершил нападение на незнакомого тридцатидевятилетнего мужчину. Свидетелей нападения не было, но, когда я прибыл на место происшествия, подозреваемый стоял рядом с пострадавшим, который лежал на полу без сознания. Я осмотрел ссадины и кровь на костяшках пальцев подозреваемого, которые соответствовали телесным повреждениям, нанесенным пострадавшему. Машина скорой помощи номер 4631 прибыла на место происшествия в 15.48. Пострадавший пришел в сознание, когда врачи оказывали ему помощь. Подозреваемый признался, что он совершил нападение на пострадавшего, но отказывался давать показания, требуя только, чтобы полицейские и сотрудники социальной службы отправились по адресу: 3361 Роббинс-Лейн в городе Плезентвиль. Туда было направлено несколько сотрудников для проведения расследования. Подозреваемого подвергли обыску, на него надели наручники и посадили в патрульную машину. Место происшествия было оцеплено. В 16.50 подозреваемого отправили в 33-й полицейский участок, где ему было предъявлено обвинение в нанесении телесных повреждений 2-й степени тяжести.
Я уже знала все, про что читала, но, увидев описание этих событий на бумаге, была просто потрясена. Кейн поставил мои интересы и интересы моей сестры выше собственной безопасности, сделав все возможное, чтобы привлечь внимание к нам, не думая при этом, чем это все может для него кончиться. И он проделал то же самое несколько недель назад – предпочел пожертвовать собственным счастьем и сам порвал со мной отношения, чтобы не ворошить столь болезненное для меня прошлое.
Я закрыла глаза. Перед глазами снова возник образ мамы, каким я его запомнила в тот день в церкви. Она сказала, чтобы я приходила в церковь, когда мне захочется с кем-нибудь поговорить, и Бог выслушает меня.
– А если Бог в этот момент будет занят?
– Тогда тебя выслушает один из его ангелов.
Внезапно истина предстала передо мной во всей своей предельной ясности. Не Кейна надо было мне прощать. Он никогда не делал ничего плохого, лишь пытался защитить меня. Мне надо простить саму себя, чтобы безоговорочно принять его в свое сердце. Ведь бежать от него было поздно – мое сердце уже принадлежало ему.
Чарли, наверное, заметил мою задумчивость и решил, что я расстроена.
– С тобой все в порядке? – Он указал на мятый конверт на стойке и документ, который я читала.
– Теперь в порядке. Спасибо тебе, Чарли.
Глава 41. Кейн
Меньше всего я ожидал получить сообщение от Рэйчел. Я еще раз перечитал наш странный обмен репликами, который произошел час назад и после которого остались одни вопросы.
Рэйчел: Мы можем поговорить завтра после занятий?
Кейн: Конечно. У тебя все в порядке?
Рэйчел: Да. Все отлично.
Кейн: Ты хочешь что-то обсудить? Что-то связанное с занятиями или с диссертацией?
Рэйчел: Нет.
Я знал, что по вторникам после колледжа она обычно убегала на работу в бар.
Кейн: Разве тебе не нужно на работу после занятий?
Рэйчел: Нет. Я взяла отпуск на неделю.
Так что у меня не оставалось ни малейшей надежды заснуть сегодня вечером. Я был слишком взвинчен и растерян. И, конечно, мой разум тут же начал играть со мной злую шутку, воображая всякое дерьмо, например, почему она вдруг решила взять недельный отпуск. Я тут же вообразил, как она сидит в самолете и летит в какое-нибудь экзотическое место отдыхать с этим придурком Дэвисом. И хотя с момента последнего сообщения прошло уже довольно много времени, я все-таки взял телефон в надежде выяснить хоть что-нибудь, что поможет мне, наконец, расслабиться.
Кейн: Ты куда-то собираешься?
Она напечатала ответ только через несколько минут.
Рэйчел: Нет. Никуда не собираюсь.
Дальнейшие попытки расслабиться были столь же тщетны. В конце концов я схватил ключи и решил, что ждать до завтра, чтобы услышать, что хотела сказать мне Рэйчел, слишком долго. Я дал ей время все осмыслить, как она просила, но если она, наконец, готова поговорить, то мне тоже, безусловно, нужно многое ей сказать.
Добравшись до ее дома, я понял, что уже довольно поздно. Не желая напугать ее поздним звонком в дверь, я решил сначала написать.
Кейн: Ты не спишь?
Точки запрыгали по экрану. Ответ пришел почти сразу.
Рэйчел: Нет.
Кейн: Может, нам стоит поговорить чуть раньше, чем завтра после занятий?
Рэйчел: Конечно. Во сколько?
Читать бесплатно другие книги:
