После тяжелой продолжительной болезни. Время Николая II Акунин Борис
Шестнадцатого января юная Мария Спиридонова, впоследствии знаменитая предводительница левых эсеров, застрелила на железнодорожной станции коллежского советника Луженовского, активного черносотенца, руководившего подавлением крестьянских волнений на Тамбовщине. При аресте Спиридонову жестоко избили. Двое офицеров, руководившие избиением, были потом выслежены боевиками и «казнены».
Двадцать шестого января в Пензе застрелили полицмейстера Кандаурова.
Двадцать седьмого января в Севастополе 23-летняя эсерка Екатерина Измайлович ранила адмирала Чухнина, подавившего восстание на крейсере «Очаков», и была убита охраной. Революционный приговор над Чухниным будет исполнен несколько месяцев спустя.
Мария Спиридонова
Публика настолько привыкла к сообщениям подобного рода, что сенсацией становились лишь покушения на широко известных деятелей и высших должностных лиц.
Двадцать восьмого марта на загородной даче под Петербургом эсеры повесили инициатора демонстрации 9 января Георгия Гапона, уличенного в связях с Охранкой.
Настоящую охоту подпольщики устроили на «палачей» Московского восстания – адмирала Дубасова и командира Семеновского полка генерал-майора Мина.
На Дубасова в течение года покушались дважды. В апреле бросили бомбу, тяжело ранив. В декабре совершили еще одно нападение, и опять ранили. Последние годы жизни адмирал провел полуинвалидом.
Генерала Мина – на глазах у жены и дочери – застрелила в августе эсерка Коноплянникова.
Расскажу об этой женщине подробнее – не потому, что она как-то выделялась среди других террористов, а, наоборот, потому что это очень типичная судьба.
Зинаида Коноплянникова начинала сельской учительницей, хотела «вести детей к свету». Помимо уроков вела с ними беседы, устраивала спектакли. «Условия здесь были таковы, – рассказывала она. – Перед школой жил жандарм, позади школы урядник, на соседней горе поп, рядом с ним псаломщик, и все четверо писали на меня доносы». Учительницу арестовали за «подрывную пропаганду». Она посидела в тюрьме, попала под надзор полиции. Ушла в подполье, стала членом Летучего боевого отряда. Генерала Мина она застрелила «как убийцу невинных, кровью которых орошены улицы Москвы». На суде – скором и безжалостном – произнесла историческую фразу о том, что ответом на «белый террор» будет «красный террор». (В 1918 году эту формулировку вспомнят и применят в промышленных масштабах большевики.)
28-летняя Коноплянникова стала первой за четверть века, после Софьи Перовской, женщиной, казненной в России. Но не последней.
Двенадцатого августа произошел самый главный теракт года. Эсеры-максималисты устроили взрыв огромной силы на даче Столыпина. Акция была с точки зрения революционеров неудачной – глава правительства почти не пострадал, но погибли 32 человека и несколько десятков, в том числе дети Столыпина, получили ранения. Постановление о военно-полевых судах было прямым следствием этого чудовищного преступления, устроители которого обошлись с посторонними людьми, оказавшимися в резиденции, по принципу «лес рубят – щепки летят». Среди погибших были маленький ребенок и женщина на восьмом месяце беременности.
Зинаида Коноплянникова
Разгул насилия обесценил жизнь отдельного человека. В свое время Иван Каляев не кинул бомбу в экипаж Сергея Александровича, потому что рядом с великим князем были жена и мальчики-племянники. За миновавшие с тех пор полтора года градус ожесточения невероятно поднялся. Невинные жертвы стали считаться «побочным ущербом» – совсем как у современных террористов.
В ноябре примененный в Закавказье принцип «разделяй и властвуй» в очередной раз ударил по тем, кто опрометчиво запустил механизм армяно-азербайджанской вражды. Непосредственный инициатор первой «резни», бакинский губернатор князь Накашидзе, был убит еще в 1905 году армянским боевиком. Теперь члены азербайджанской боевой организации «Дифаи» застрелили генерал-губернатора Голощапова, устроившего карательную акцию в Карабахе.
Взрыв на даче Столыпина
Убийство прокурора Павлова. И. Сакуров
В последний месяц года лишились жизни еще три крупных чиновника.
Девятого декабря 20-летний боевик Ильинский убил одного из старейших и влиятельнейших деятелей «реакционного» лагеря графа Алексея Игнатьева, тверского генерал-губернатора.
Двадцать первого декабря член «Боевой организации» Кудрявцев на глазах у многочисленных свидетелей застрелил столичного градоначальника фон дер Лауница, на которого покушались и прежде.
Двадцать седьмого декабря был убит главный военный прокурор Павлов, которого называли «вешателем», поскольку он был непосредственным создателем закона о военно-полевых судах. Генерал знал, что на него охотятся революционеры, и не выходил за пределы стен Главного военного суда, где у него имелась служебная квартира. Эсер Егоров проник во внутренний сад, переодевшись в военную форму, и застрелил прокурора, когда тот прогуливал своих трех пуделей. Финальный аккорд кровавого года прозвучал особенно зловеще – как знак того, что враги революции нигде не укроются от возмездия. Террористы казались вездесущими и всемогущими (даже чинам Охранки, которая держала на жаловании главу «Боевой организации» Азефа).
Всего за этот страшный год террористы убили и ранили более полутора тысяч государственных служащих. В отместку скорый столыпинский суд повесил и расстрелял почти шестьсот человек.
Тысяча девятьсот седьмой год
В мире ничего грозного не происходило – наоборот, летом в Гааге состоялась вторая мирная конференция, на которой звучали всякие прекраснодушные декларации, но в России по-прежнему стреляли, взрывали, вешали, бастовали и разгоняли забастовки.
Количество жертв террора было не меньше, чем в 1906 году, а повешенных вдвое больше, но из высшего эшелона власти никто не пострадал – радениями Азефа, на которого буквально молилось полицейское начальство.
Зато террор пошел вширь и вниз, теперь направленный главным образом против местных чиновников и стражей порядка. Контролировать эту партизанскую войну было невозможно – «Боевая Организация» к ней отношения не имела.
Две попытки убийства государственных людей первого уровня были неудачны. В Москве член «Б.О.» Севастьянова бросила бомбу в генерал-губернатора Гершельмана, но только сама себя покалечила. Идея поручить бомбометание, требующее изрядной физической силы, «согбенной, худенькой» Севастьяновой (так ее описывает соратница), принадлежала Азефу. С огнестрельным оружием женщины-террористки управлялись лучше.
Второе громкое покушение – на отставника Витте – вообще организовали не революционеры, а черносотенцы, плохо владевшие динамитным ремеслом (их бомбы не взорвались).
Опишу два самых впечатляющих эпизода террористической «кампании» 1907 года.
Совершенно кинематографическая история произошла в Пензе, где Анатолий Гитерман возле городского театра убил губернатора Александровского.
Вот как описывает это событие И. Кошко, назначенный губернатором на смену убитому: «Только что Александровский вышел на подъезд, к нему из толпы в театре подбежал какой-то молодой человек и выстрелил в голову, убив наповал, так что он не успел даже и вскрикнуть. Помощник полицмейстера Зорин и старший городовой бросились задержать преступника, он того и другого тут же поочередно застрелил и сам устремился на сцену, ища там выхода для артистов. Режиссер труппы [на самом деле декоратор. – Б.А.], … вздумал преградить ему дорогу, преступник его застрелил, но видя приближающуюся за собой погоню, бросился в первую попавшуюся уборную артистов и притаился за печкой. Когда преследующие его нашли и ворвались в эту уборную, он выстрелил в себя».
В декабре боевик-эсер с балкона бросил бомбу в экипаж ялтинского градоначальника Думбадзе, славившегося самодурством. Взять террориста живьем не удалось, он застрелился. Тогда уцелевший, хоть и контуженный генерал приказал спалить дом со всем имуществом, не разбираясь, причастны ли владельцы к покушению. (Оказалось, что непричастны, и правительству пришлось выплачивать изрядную компенсацию.)
Впрочем, в 1907 году внимание прессы и общества было в первую очередь обращено не на террор, который давно стал частью повседневной жизни, а на премьера Столыпина и его сложные отношения с парламентом (что само по себе уже являлось симптомом некоторой нормализации).
Вторая Дума, оказавшаяся еще менее неудобной для правительства, чем первая, была избрана в январе и начала свою работу в феврале.
Конфронтация обозначилась сразу же. Шестого марта Столыпин произнес программную речь, в которой известил депутатов о предстоящих реформах, но в то же время твердо дал понять, что правительство давлению не поддастся. Речь закончилась словами: «Не запугаете».
Десятого мая Петр Аркадьевич произнес еще более знаменитую речь, где, говоря о том, как аграрная реформа преобразует страну и убережет ее от потрясений, сказал: «Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!»
Вообще думские выступления – членов правительства, правых депутатов, левых – очень способствовали переводу политической борьбы из кровавого в полемическое русло.
При этом нельзя сказать, что Дума была всего лишь клапаном для выпуска общественного раздражения. При всей ограниченности своих полномочий в апреле она отказалась рассматривать законопроект о военно-полевых судах – и указ утратил силу, скоротечные расправы прекратились.
Отношения между правительством и парламентом обострились до предела, и столыпинское окружение стало готовить почву для роспуска неуправляемого представительного органа.
Повод нашелся быстро. В столичном гарнизоне существовала «Военная организация РСДРП», члены которой занимались пропагандой среди солдат. Как водится, двое участников работали на Охранку. Дождавшись доказательств, что подпольщики связаны с депутатами-социалистами, Столыпин поставил перед Думой ультиматум: или она отстраняет от заседаний всю социал-демократическую фракцию, а шестнадцать ее членов за участие в военном заговоре лишает неприкосновенности, – или будет распущена. Пойти на это парламент, разумеется, не мог, и два дня спустя, 3 июня, вторая Дума прекратила свою деятельность. Произошел так называемый «Третьеиюньский переворот».
Заседание Думы в Таврическом дворце
Третья по счету, тщательно отфильтрованная Дума, уже не создававшая правительству серьезных проблем, открылась 1 ноября.
На протяжении года размах революционного движения постепенно сокращался. Главной причиной была активная политика правительства, действовавшего не только репрессивно, но и конструктивно. Аграрная реформа создавала у народа ощущение, что жизнь можно изменить и без бунта; Общество увлеклось парламентским шоу и думскими избирательными кампаниями. Оппозиционный лагерь, расколовшись на «эволюционеров» и революционеров, продолжал дробиться и дальше. Либералы разделились на «системных» (октябристы) и «несистемных» (кадеты), революционеры – на сторонников вооруженной борьбы и на пропагандистов. В конце весны, на V съезде РСДРП в Лондоне, еще больше обострились отношения между большевиками и меньшевиками, однако было принято совместное решение отказаться от «экспроприаций» и распустить боевые дружины.
Карикатура на Думу. Газета «Искра»
Последняя крупная забастовочная акция прошла в начале мая, когда прекратили работу двести столичных предприятий. Но месяц спустя, после роспуска Думы, массовых публичных протестов уже не произошло. Большие Беспорядки закончились.
Самое роковое – в историческом смысле – событие года произошло 31 (18) августа и ничего зловещего собой вроде бы не представляло. Министры иностранных дел российской и британской империй подписали договор об урегулировании интересов в Азии, что положило конец многолетней «Большой Игре», колониальному соперничеству двух держав. Условились, что Афганистан будет «зоной интереса» англичан, а Персию поделят.
Устранение противоречий с Англией (которая перед тем, в свою очередь, урегулировала конфликт с Францией) завершило образование Антанты, которая теперь стала тройственной.
Если бы в 1914 году Петербург и Париж не имели гарантий британской поддержки, мировой войны не произошло бы, и история человечества пошла бы по какому-то иному пути.
Тысяча девятьсот восьмой год
Едва затихла смута в России, начались потрясения в другой, еще более архаичной империи – Османской. В июле там произошла революция. Движение реформаторов-«младотурков» подняло восстание и потребовало от старого деспота Абдул-Хамида II восстановить конституцию 1876 года, впоследствии упраздненную. Под угрозой свержения султан «припомнил», что в стране вообще-то должен быть парламент, и тот возродился, но борьба за власть растянется почти на год.
Внутритурецкий раздор создал политический вакуум на Балканах. Этим немедленно воспользовалась Австро-Венгрия, объявившая о присоединении Боснии и Герцеговины. Боснийский кризис не перерос во всеевропейскую войну только из-за уступчивости Петербурга. Ослабленная дальневосточным конфликтом и революционными беспорядками Россия не могла пойти на обострение, но отношения с Веной существенно ухудшаются. В следующий раз Россия не отступит.
Еще одним источником международной напряженности стало открытие огромных залежей нефти в Юго-Западной Персии. Там немедленно обосновались британцы, что вызвало ответные действия со стороны Германии.
Поветрие терроризма докатилось до Португалии, тоже переживавшей непростые времена. Боевики-антимонархисты расстреляли в Лиссабоне короля Карла I и наследного принца. Два года спустя монархия рухнет.
В декабре случилось ужасное землетрясение в Мессинском проливе, на юге Италии, – худшая сейсмическая катастрофа в европейской истории. Погибло по меньшей мере 80 тысяч человек (называли и цифру в 200 тысяч). Число погибших было бы много больше, если бы поблизости не оказались русские и британские военные корабли. Моряки спасли из-под развалин множество людей.
Памятник русским морякам в Мессине
Россия продолжала шаг за шагом двигаться к четырнадцатому году.
В конце мая царь принимал в Ревеле английского короля Эдуарда VII, и монархи впервые обсуждали перспективу совместных действий в случае войны с Германией.
В сентябре, теперь уже в Париже, прошло совещание русского и французского генштабов, где речь шла о конкретных военных вопросах, в том числе главном – сколько времени понадобится России для мобилизации и открытия Восточного фронта.
Громким политическим скандалом стало разоблачение Азефа (в октябре). Пятно легло и на «Боевую организацию» эсеров, которая, оказывается, в значительной степени находилась на поводке у Охранки, и – в еще большей степени – на министерство внутренних дел. Сам глава правительства будет вынужден оправдываться перед Думой за грязные махинации своих подчиненных, говоря, что «уродливые явления всегда возможны».
Главную общественную дискуссию вызвала статья Льва Толстого «Не могу молчать», написанная в мае. Как и в предыдущий раз, четыре года назад, во время японской войны, великий писатель поднял исключительно несвоевременную тему – о драгоценности человеческой жизни и преступности смертной казни.
«О казнях, повешениях, убийствах, бомбах пишут и говорят теперь, как прежде говорили о погоде. Дети играют в повешение. Почти дети, гимназисты идут с готовностью убить на экспроприации, как раньше шли на охоту», – горевал Толстой. Он осуждал революционеров за их «ужасные дела», за «все эти отвратительные убийства при грабежах», но еще больше обрушивался на правительство. Преступления революционеров «не так нравственно отвратительны, как ваши злодейства», писал Лев Николаевич, имея в виду небывалое со времен Ивана Грозного количество казней. «И происходит это в России, в той России, в которой народ считает всякого преступника несчастным и в которой до самого последнего времени по закону не было смертной казни. Помню, как гордился я этим когда-то перед европейцами, и вот второй, третий год неперестающие казни, казни, казни».
В стране, где левые рукоплескали террористам, а правые – палачам, это высказывание было абсолютно не в духе времени. Многие сочли толстовский манифест бессмысленной маниловщиной или чудачеством – вроде проповеди вегетарианства в мире, где полным-полно голодных.
Восьмидесятилетний писатель пробовал воздействовать на главу правительства и частным образом – отправил Столыпину личное письмо о том, что нельзя бороться с насилием через насилие: «Вы можете бросить письмо в корзину и сказать: как надоел мне этот старик со своими непрошеными советами, и, если вы поступите так, это нисколько не огорчит, не обидит меня, но мне будет жаль вас». Столыпин, по-видимому, так и поступил – бросил письмо в корзину. Во всяком случае отвечать не стал.
Современная карикатура на писателя
Самым удивительным явлением года было падение огромного метеорита. 17 июня, прочертив по небу многокилометровую огненную линию, в атмосферу вошло космическое тело невиданно большого размера (предположительно весом 5 миллионов тонн) и разорвалось у самой поверхности земли, над восточносибирской рекой Тунгуской. Обломков, однако, впоследствии не обнаружили, что породило множество альтернативных теорий: что если это был не метеорит, а нечто иное, науке неизвестное?
По счастью, места были таежные, совершенно безлюдные, так что человеческих жертв, кажется, не было, но грохот разнёсся на тысячу километров, на площади в 200 тысяч гектаров повалились деревья, возник огромный лесной пожар, произошла мощная магнитная буря. По современным оценкам сила взрыва как минимум вдвое превышала мощность ядерной бомбы, сброшенной на Хиросиму.
Из всех объяснений странного феномена наиболее правдоподобным выглядит версия академика В. Вернадского, предположившего, что это был плотный сгусток космической пыли.
Тысяча девятьсот девятый год
В Европе начинается относительно безмятежный период, который продлится до четырнадцатого года и напоминает затишье перед бурей. Лихорадить будет только юго-восточную окраину континента – Балканы, откуда в конце концов и разгорится всемирный пожар.
В апреле после затяжной борьбы младотурки наконец свергли Абдул-Хамида. Новый султан Мехмед V уже не будет иметь реальной власти, она перейдет к младотурецкой партии «Единение и прогресс».
В июле происходит революционный переворот и в соседней Персии. Шах Мохаммад-Али лишился престола, номинальным монархом стал одиннадцатилетний Ахмад-шах, которому пришлось сначала просить убежища в русском посольстве, а затем вовсе эмигрировать в Россию. Страна фактически утратила независимость: ее северные регионы контролировала российская империя, южные – британская.
Признаком тихих времен было внимание, с которым мир следил за сугубо спортивным предприятием американца Роберта Пири, который наконец добрался до Северного Полюса и удовлетворил любопытство человечества – что там, в верхней точке оси, на которой вращается Земля? Оказалось, ничего кроме снега и льда.
Спокойно и бессобытийно – во всяком случае, по сравнению с тем, что было раньше и что будет потом, – прошел год и для России. Этому способствовал экономический подъем, наступивший после почти десятилетней депрессии, отягощенной военными и политическими потрясениями.
Быстрому росту посодействовали несколько факторов.
Хороший урожай совпал с повышением мировых цен на зерно, в страну потекла валюта. К этому прибавились капиталы, не находившие применения в годы упадка, и деньги буквально хлынули в промышленность, торговлю, строительство.
Сельское хозяйство очень оживилось благодаря аграрной реформе. Поднялся спрос на технику и удобрения, появилось много рабочих рук – освободившиеся от привязанности к общине бедные крестьяне поступали на заводы, нанимались в батраки.
С 1909 до 1914 года российская индустрия была самой динамично развивающейся в мире, темпы прироста достигали девяти процентов в год. Правда, в значительной степени эти успехи объяснялись заказами военного министерства и адмиралтейства. Россия перевооружала армию и флот, чтобы в грядущей войне не повторились мукденский и цусимский позор. А в том, что воевать скоро придется, мало кто сомневался. С кем – генералам было уже ясно. Лишь царь всё еще уповал на то, что монархи сумеют между собой договориться.
Нефтяные вышки близ Баку. Открытка
В июне Николай снова встретился с Вильгельмом в финских шхерах. Двоюродные братья хотели снять напряженность в отношениях, поскольку прямого конфликта между двумя странами не существовало: Россия была недовольна германским союзником Австрией, а Германия – российскими союзниками Францией и Англией. Из попытки опять ничего не вышло. Для германского военно-финансового истеблишмента неизмеримо важнее была близость с Веной, для российского – с Антантой.
Тысяча девятьсот десятый год
Продолжилась революционная эстафета, начавшаяся на «окраинах» тогдашнего европоцентричного мира – в Турции и Иране.
Осенью разваливается португальская монархия. Королевская власть рухнула за два дня, без сопротивления. Мануэль II бежал, в Португалии установилась республика.
В следующем месяце началась революция в Мексике. Режим «порфириата» – тридцатилетнего правления диктатора Порфирио Диаса – был свергнут после очередных сфальсифицированных выборов. В стране начался период политической нестабильности, который перерастет в затяжную гражданскую войну.
В России продолжается рост промышленности и сельского хозяйства. Безработица фактически отсутствует, средняя зарплата рабочих понемногу растет (по данным фабричной инспекции – на 20 %), поэтому забастовочное движение почти замирает.
Либералы сражаются в парламенте со Столыпиным, революционеры или уехали за границу, или томятся в тюрьмах и ссылках.
В ноябре произошла «Зерентуйская трагедия» – инцидент в Зерентуйской каторжной тюрьме.
Новый начальник проявил служебную инициативу: следуя духу эпохи, велел обращаться с политическими заключенными так же, как с уголовниками. Двое революционеров были высечены. В знак протеста остальные политические предприняли массовую попытку самоубийства. Кто-то перерезал себе вены, кто-то устроил самосожжение. Погиб (отравился морфием) знаменитый Созонов, за убийство министра Плеве приговоренный к бессрочной каторге.
Известие о случившемся вызвало бурю общественного возмущения. Левые депутаты попытались добиться от Думы каких-то действий, но правое большинство отклонило запрос. Тюремный начальник остался на своей должности.
В интеллигентской среде, особенно среди молодежи, растет ощущение безнадежности, бессилия против полицейского произвола, что порождает эпидемию самоубийств – в особенности среди студентов и даже гимназистов. По статистике, почти половине самоубийц не было и двадцати лет. После маниакального возбуждения общество – вернее Общество – провалилось в депрессию.
Петербургское телеграфное агентство сообщает скорбную весть
В Петербурге проводы Льва Толстого, умершего в ноябре, вылились в огромную траурную демонстрацию. Казалось, что русская интеллигенция пришла на собственные похороны.
Пользуясь тем, что стабильность восстановлена и ситуация в стране полностью контролируется, правительство перестало либеральничать с Финляндией, парламентские эксперименты которой шли вразрез с общеимперским политическим курсом. В июне автономия Великого княжества вновь урезана. После недолгого затишья «финляндский» вопрос опять обостряется.
Тысяча девятьсот одиннадцатый год
Теперь революция произошла в Китае. Монархия, просуществовавшая по меньшей мере 2 000 лет, сменилась республикой. Китай вышел из спячки и больше в нее уже не вернется. Самая населенная страна планеты на десятилетия погрузится в хаос.
Закончилась спокойная жизнь и в Европе, где произошло два серьезных кризиса, едва не вылившиеся в большую войну.
Весной французы оккупировали марокканскую столицу. В ответ германцы ввели в порт Агадир свою эскадру. Встревожился Лондон – немцы могли получить базу в опасной близости от британского Гибралтара. Премьер-министр Ллойд-Джордж объявил, что правительство ее величества никогда на такое не согласится. Несколько месяцев ситуация находилась на грани войны, но в Берлине решили, что время для нее еще не настало. В конце концов кайзер согласился «уступить» Марокко в обмен на часть французских колониальных владений в Конго.
Агадирский кризис еще не завершился, когда в разделе Северной Африки решила поучаствовать и Италия. В сентябре она высадила экспедиционный корпус в Ливии, которая являлась частью турецкой империи. Началась итало-турецкая война, которая будет происходить не только на суше и на море, но и – впервые – в воздухе, с применением авиации и дирижаблей. Война продлится год и закончится победой итальянцев.
Из «мирных» событий самым ярким было завершение международного «полюсного соревнования». Человечество добралось и до Южного полюса. К нему одновременно двигались две экспедиции, норвежская и британская. Группа Роальда Амундсена достигла самой южной точки планеты на 12 дней раньше – и сумела вернуться обратно. Группа лейтенанта Роберта Скотта не только упустила первенство, но и на обратном пути погибла. На Южном полюсе тоже ничего кроме снега не обнаружилось.
Для России год был нервным.
Он начался с введения дисциплинарных мер против самой проблемной для правительства части общества – студенчества. Министр просвещения Кассо издал приказ с длинным названием «О недопущении в стенах высших учебных заведений студенческих собраний и вменении в обязанность полицейским чинам принимать быстрые и решительные меры против них».
Установление полицейского контроля над студенческой жизнью, разумеется, вызвало возмущенную реакцию, однако в суровых условиях столыпинского режима былого размаха протестные акции не достигли. На территорию Московского университета при первых же признаках волнений ввели полицию.
Среди либеральной профессуры возникло массовое движение демонстративных увольнений. Ушло в отставку руководство Московского университета, этому примеру последовали сотни преподавателей по всей России. Выиграл от этого только режим: на место ушедших лекторов поступили другие – может быть, менее квалифицированные, зато неконфликтные.
«Еврейский» вопрос чрезвычайно воспалился из-за киевского «дела Бейлиса». Официальные лица, газеты и судебные власти всерьез спорили, используют ли евреи кровь православных детей для своих обрядов. Народ внимал, над страной витал дух погрома.
В Финляндии после принятия (в октябре) закона о том, что тамошние юноши должны исполнять воинскую повинность на общероссийских основаниях, наблюдался резкий рост сепаратистских настроений.
По «империалистической» линии Россия произвела два демарша – успешный и неуспешный.
Черносотенная газета пугает читателей
Успешным было введение войск в китайскую провинцию Монголию, где после революции стало неспокойно. Предлог был обычный для колониальных держав – защита своих подданных. Ни Франции, ни Германии, ни России, кажется, даже не приходило в голову, что можно просто эвакуировать своих граждан из опасной зоны.
Монголия фактически попадает под российское управление.
Неуспешной была очередная попытка урегулировать российско-германские противоречия.
В августе по инициативе царя и кайзера две страны подписали в Потсдаме соглашение по Персии: Россия не препятствует строительству железной дороги Берлин – Багдад, а Германия признаёт «особые интересы» Петербурга в Северном Иране. Неуспешность заключалась в том, что этот компромисс вызвал активное недовольство и у российских военно-промышленных кругов, и у партнеров Петербурга по Антанте. Договор останется сугубо «бумажным».
Но прежде всего 1911 год прошел для России под знаком Столыпина и сложился для премьера трагически. Государственный деятель, поставивший перед собой невыполнимую задачу модернизировать страну, при этом сохранив самодержавие, сначала потерпел политическое поражение, а затем лишился жизни.
Кризис из-за законопроекта о «западных земствах» (учреждении земского самоуправления в западном регионе), имевший ключевое значение для столыпинской реформы, напомню, разразился не из-за сопротивления левых – к чему глава правительства давно привык, а из-за саботажа «государственников». Еще хуже было, что император не поддержал своего главного сотрудника. Возмущенный Столыпин совершил психологическую ошибку: поставил царю ультиматум, пригрозив отставкой. Николай таких вещей не прощал, что было хорошо известно всем близким ко двору людям. Как уже рассказывалось, свой закон Столыпин все-таки провел административным порядком, на несколько дней (12–15 марта) распустив Думу, но после этого бесцеремонного акта против премьер-министра ополчились уже все. Влияние Столыпина было подорвано.
Столыпин убит
Последние полгода своей жизни, вплоть до выстрелов в Киеве, Петр Аркадьевич провел в борьбе «против всех». Его убили в сентябре, но к этому времени курс разработанного Столыпиным «государственнического реформаторства» был уже обречен.
В дальнейшем преобразования, которые могли бы спасти монархию, происходили в замедленном темпе, как бы по инерции, а три года спустя война окончательно остановит этот процесс.
Тысяча девятьсот двенадцатый год
В апреле всех потрясла морская катастрофа. Огромный, сверхсовременный лайнер «Титаник» из-за ошибки вахтенного начальника столкнулся с айсбергом и погиб. Очень скоро точно так же – по вине правительств, то есть тех же вахтенных начальников, – погибнет вся прежняя цивилизация, свято верившая во всемогущество машин и технического прогресса.
Балканский кризис входит в фазу очередного обострения, предфинальную: в октябре начинается война болгарско-греческо-сербско-черногорской коалиции против Турции, которая еле успела выйти из войны с Италией. Это первый раскат приближающейся всемирной грозы.
В России основным поставщиком политических новостей продолжает оставаться Дума – до июня Третья, а затем, после выборов, Четвертая, в которой правительству предстояло выдерживать атаки и справа, и слева, поскольку оба фланга усилились, а центр ослабел.
Глава правительства (Коковцов, добросовестный, но неблестящий преемник убитого Столыпина) перестает быть главным ньюсмейкером. Из всех бесчисленных речей, произнесенных с парламентской трибуны в 1912 году, самый большой резонанс имело февральское выступление лидера октябристов Гучкова о «проходимце-плуте», влиянием которого пользуются «ненасытные честолюбцы» и «темные дельцы». О Григории Распутине впервые заговорили со столь высокой трибуны. Это начало общественной кампании, которая будет наносить по самодержавию удары куда более чувствительные, чем все революционные партии вместе взятые.
Социал-демократы тем временем заняты внутренней борьбой. В январе в Праге проходит конференция РСДРП, на которую приезжают в основном сторонники Ульянова-Ленина и формируют новый большевистский ЦК. В него впервые входит «чудесный грузин» Иосиф Джугашвили (партийная кличка «Коба»).
Впрочем, интриги политэмигрантов занимают только Охранку. Она в курсе всех партийных коллизий, потому что в съезде участвует думский депутат и секретный агент Малиновский – в России он известен гораздо больше Ленина.
Депутат Малиновский
Делегаты партийной конференции сетовали на спад пролетарского движения, однако три месяца спустя «рабочий вопрос» обострился из-за трагического инцидента на Ленских золотых приисках, в Восточной Сибири.
Из-за плохого снабжения и низкой оплаты труда взбунтовались несколько тысяч старателей, фактически захватив власть в поселке. Полиция с беспорядками совладать не смогла, вызвали солдат. Те открыли огонь по толпе. Почти четыреста человек были убиты и ранены.
В Обществе поднялась волна негодования. Левые в Думе потребовали разбирательства и наказания виновных. Отвечая на запрос, министр внутренних дел Макаров отрезал: «Так было и так будет впредь», после чего на правительство обрушились уже со всех сторон, даже ультраправые (этих воспламенило, что директором приисков был барон Гинцбург, еврей).
В Петербурге и других городах после долгого затишья проходили митинги и забастовки.
Пришлось проводить следствие, в котором приняли участие две комиссии – правительственная и думская (последнюю возглавил молодой адвокат А. Керенский).
Офицер, отдавший приказ стрелять по безоружным рабочим, был отдан под суд и разжалован в рядовые. После этого волнения утихли.
После Ленского расстрела
Было две встречи на высшем уровне.
В июне опять встречались царь с кайзером. Вильгельм убеждал кузена и русского министра иностранных дел Сазонова, что истинные интересы России – на Дальнем Востоке, а вовсе не в Европе. Из этого маневра ничего не вышло. В официальном коммюнике сообщалось: «Встреча государей в Балтийском порту вновь подтвердила традиционную дружбу и родственную близость отношений между обоими царствующими домами» (но не между Россией и Германией).
Зато в июле в Петербурге побывал французский премьер-министр Пуанкаре, с которым обсуждались вопросы вполне антигерманского значения – о взаимодействии русского и французского флотов во время войны. В сентябре Сазонов съездил в Лондон говорить о том же самом с британским министром иностранных дел Греем.
Тысяча девятьсот тринадцатый год
Хаос на Балканах усугубляется. На полуострове заканчивается одна война, и тут же начинается другая. Теперь Турция вместе со вчерашними противниками – Грецией, Сербией и Черногорией – ведет бои с Болгарией. В конфликт включается и Румыния. Внутриславянский раздор ослабляет позиции лидера славянского мира России и придает смелости австро-венгерским «ястребам».
Происходит очередной регицид в Греции – застрелили короля Георга. Убийца объявил, что он социалист.
В России год начался благостно, с пышного празднования юбилея династии Романовых. Она вступает в четвертый век правления и процарствует еще ровно четыре года.
В Костроме, откуда отрока Михаила когда-то доставили в Москву на царство, решили установить грандиозный многофигурный памятник. Деньги собрали по всероссийской подписке. Это был бы самый большой монумент страны.
До начала войны успели возвести постамент, после чего работы остановились.
Впоследствии на этот пьедестал встанет вождь мирового пролетариата.
1913 год очень любят исторические статистики, поскольку это последний мирный год старой России – пик всего, чего она достигла.
Давайте посмотрим на эти цифры и мы.[4]
Накануне роковой войны в стране жили 178 миллионов человек. (Если бы не потрясения XX века, сегодня ее население могло бы составлять – по разным оценкам – от 400 до 600 миллионов.)
По объему экономики Россия находилась на пятом месте – после США, Германии, Великобритании и Франции, однако по уровню жизни сильно отставала. Средний класс был очень невелик. По терминологии той эпохи, 79 % россиян относились к категориям «беднейших сельских хозяев», «полупролетариев» и «пролетариев». Городских жителей насчитывалось 15 процентов (в США – 42; в Германии – 56; в Англии – 78; во Франции – 41).
Протяженность железных дорог – важнейший тогда критерий промышленного развития – составляла около 65 тысяч километров. (В Германии, площадь которой была почти в сорок раз меньше, – 110 тысяч километров.)
Что собирались построить и что построили
Государственный бюджет очень увеличился за годы предвоенного роста и достиг 3,5 миллиарда рублей, из которых 28,5 % уходило на нужды армии и флота. На просвещение в 1913 году потратили только 4,3 %. Начальную школу посещали лишь 30 % детей. Три четверти народа были неграмотны.
Зато империя содержала самую большую в мире армию – 1,3 миллиона солдат – и располагала самым обширным мобилизационным ресурсом. За годы войны на службу будет призвано почти шестнадцать миллионов человек.
Россия безусловно являлась великой военной державой. В следующем году именно этот фактор приобретет первенствующее значение.
Тысяча девятьсот четырнадцатый год
Предполагалось, что центральным событием года станет Международная выставка в Лионе, который на афишах заявлялся как «Столица Мира». Цивилизация, представленная в величественных павильонах, выглядела сияющей и прекрасной. Страны демонстрировали свои достижения в области промышленности, культуры и техники.
И человечеству было чем гордиться.
В этом году на автомобильном заводе «Форд» был запущен первый конвейер. Летом открылось движение кораблей по Панамскому каналу. Вышел дебютный фильм Чарли Чаплина. В феврале первый многомоторный аэроплан «Илья Муромец» доставил невероятное количество людей (16 пассажиров) на невероятное расстояние (из Петербурга в Киев) за невероятно короткое время (14 часов).
В апреле в Монако состоялся первый международный съезд криминалистов, где звучали речи о ценности каждой человеческой жизни и о неотвратимости наказания за покушение на нее.
А первого августа цивилизация словно сошла с ума и начала сама себя истреблять. Оборвутся миллионы человеческих жизней, и никто за это не будет наказан.
О причинах всемирной бойни мы уже говорили. Теперь – о хронологии событий, приведших к началу военных действий.
Двадцать восьмого июня группа сербских террористов, членов националистической организации «Молодая Босния», устроила в Сараево покушение на наследника австро-венгерского престола. Пули девятнадцатилетнего гимназиста Гаврилы Принципа сразили не только эрцгерцога Франца-Фердинанда, но и его супругу.
Все правительства, разумеется, осудили это злодеяние. В Вене решили, что настал удобный момент изменить баланс сил на Балканах, подчинив своему влиянию Сербию.
Не сразу, а через несколько недель, проведя военную и дипломатическую подготовку, Австрия предъявила Белграду заведомо неприемлемый ультиматум.
Афиша Лионской выставки сегодня кажется зловещей
Этот демарш поставил Россию в трудное положение. Она считалась покровительницей братского славянского государства и не могла бросить его на растерзание – не говоря уж о том, что это означало бы потерю и всех Балкан.
Обе стороны – и австрийская, и российская – проявили неуступчивость. Она объяснялась тем, что Вена заранее заручилась поддержкой Берлина, который дал ей «карт-бланш» на любые действия, а Петербург получил аналогичные заверения от французского президента Пуанкаре, посетившего Россию в июле.
Принцип стреляет в эрцгерцога. Журнал «Ле пти журналь»
Пожалуй, главной разжигательницей конфликта все же следует считать Австро-Венгрию. Разумеется, она была пострадавшей стороной, но верно и то, что правительство источенной внутренними проблемами Габсбургской империи увлеклось вечной иллюзией «маленькой победоносной войны», которая решит все проблемы. Австрийский генералитет был уверен, что слабая сербская армия не посмеет защищаться и дело решится в несколько дней. Россия даже не успеет провести мобилизацию.
Двадцать пятого июля срок ультиматума истек. На следующий же день австрийцы провели акцию устрашения – обстреляли Белград, побуждая Сербию к капитуляции. Но маленькая страна объявила всеобщую мобилизацию, и стало ясно, что бескровной победы не будет.
Теперь Европа заволновалась всерьез: как поведет себя Россия?
Между царем и его генералами возникли разногласия. Николай вступать в войну не хотел. Но Янушкевич, начальник Генштаба, убеждал срочно объявлять мобилизацию, иначе Россия с ее растянутыми коммуникациями безнадежно запоздает и окажется беззащитной перед австрийцами и их союзниками: первые уже мобилизуются, а вторые могут сделать это намного быстрей русских.
Царь нехотя подписал приказ, однако вступил в личные переговоры с кайзером. Тот находился в точно такой же ситуации – на него давили генералы, у которых имелся отличный «План Шлиффена», весь построенный на скорости. Если мы быстро мобилизуемся и успеем разгромить ненавидящую нас Францию прежде, чем развернет свои полчища Россия, всё закончится за пару недель, большой войны удастся избежать, говорили Вильгельму стратеги.
Итак, никто не собирался убивать миллионы людей и разрушать Европу. Все хотели как лучше: не выйдет решить проблему миром, так по крайней мере обойтись малой кровью.
Последовал лихорадочный обмен телеграммами между двумя августейшими кузенами, которые клялись друг другу в миролюбии.
«…Предвижу, что очень скоро давление сломит меня и я буду вынужден принять чрезвычайные меры, которые могут привести к войне. Чтобы избежать такого бедствия, как общеевропейская война, я прошу тебя во имя нашей старой дружбы сделать всё, что в твоих силах, чтобы остановить твоих союзников, прежде чем они зайдут слишком далеко.
Ники».
Августейшая дипломатия. И. Сакуров
«…Ввиду нашей сердечной и нежной дружбы, которая связывает нас обоих с давних пор крепкими узами, я использую всё своё влияние, чтобы убедить австрийцев сделать всё, чтобы прийти к соглашению, которое бы тебя удовлетворило. Искренне надеюсь, что ты поможешь мне в деле сглаживания тех противоречий, что всё ещё могут возникнуть.
Твой крайне искренний и преданный друг и кузен Вилли».
«…Верю в твою мудрость и дружбу.
Твой любящий Ники».
«Моя дружба к тебе и твоей империи, завещанная мне дедом на его смертном одре, всегда была для меня священной, и я всегда поддерживал Россию в трудную минуту, особенно во время ее последней войны.
Вилли».
Царь отдал приказ остановить мобилизацию. Начальник Генерального штаба в панике вызвал министра иностранных дел Сазонова, стал говорить, что машина запущена и остановить ее означает устроить чудовищный хаос, который будет неисправим. По данным разведки Австро-Венгрия уже мобилизовала три четверти своих сил – для победы над Сербией столько не нужно, это явная угроза самой России.
Сазонов отправился к Николаю, с большим трудом убедил его отменить приказ. После чего связался с Янушкевичем и велел ему до конца дня исчезнуть, на звонки не отвечать. Мобилизация продолжилась.
Узнав об этом, Вильгельм разъярился на «кузена Ники» за вероломство и тоже отдал приказ о мобилизации. Именно в этот момент окончательно решился вопрос о войне. «План Шлиффена» вступил в действие. Промедления он не допускал.
На следующий же день, первого августа, немецкий посол Пурталес – со слезами на глазах – вручил Сазонову ноту о начале войны. Дипломатия потерпела поражение.
Третьего августа Германия известила о вступлении в войну Францию, уже предъявив ультиматум нейтральной Бельгии, чтобы та не препятствовала движению немецких войск.
Эта агрессия положила конец колебаниям британского правительства. Часть политиков считала, что это «не английская война»; другая надеялась с помощью патриотического подъема погасить назревающий взрыв в Ирландии. Сторонники войны извлекли из архива договор 1839 года, в котором Британия брала на себя обязательство гарантировать безопасность Бельгии. В Берлине до последнего надеялись, что Лондон воздержится от участия в конфликте. «Это ведь не более чем листок бумаги», – попытался урезонить британского посла германский канцлер, когда увидел антикварный документ. «Но на нем стоит подпись Англии», – ответил посол.
Впрочем, у англичан была надежда, что на суше будут воевать главным образом союзники по Антанте, а участие Британии в основном ограничится морскими операциями.
Парадоксальным образом Вена, заварившая всю кашу, вступила в большую войну позже всех основных участников, только 6 августа.
Затем к конфликту одна за другой подключились и другие страны, каждая по собственным резонам.
Двадцать третьего августа отношения с Германией разорвала находившаяся на противоположном конце света Япония. Формальным основанием стала англо-японская конвенция 1902 года, согласно которой стороны обязались помочь союзнику, если тот подвергся нападению более чем одного противника. В свое время под «противником» имелась в виду Россия, но с тех пор ситуация переменилась. Японцы воспользовались удобным случаем, чтобы захватить немецкие базы в Китае и на Тихом океане.
Все страны были уверены, что Бог с ними. «Петербургская газета»
В октябре под нажимом Берлина к германо-австрийской коалиции присоединилась Турция – и оттянула на себя часть русской армии.
Через месяц после того, как загрохотали пушки, Франция, Англия и Россия заключили в Лондоне договор о несепаратности: «Все три правительства соглашаются в том, что, когда настанет время для обсуждения условий мира, ни один из союзников не будет ставить условий мира без предварительного соглашения с каждым из остальных союзников». Это обязательство в 1918 году нарушит большевистская Россия и поэтому не получит своей части добычи после победы Антанты.
А ведь в начале года царю Николаю казалось, что самой главной проблемой России является не угроза войны, не вражда классов и не национальные конфликты, а народное пьянство. В начале века во многих странах носились с идеей «сухого закона». Царя очень мучило, что правительство фактически спаивает подданных, наживаясь на их алкоголизме посредством винной монополии.
Но технократический премьер Коковцов доказывал, что «пьяный сбор» обеспечивает почти треть бюджета и обойтись без него нельзя. В конце января Николай избавился от упрямого главы правительства и поставил на его место покладистого Горемыкина – тот сам сказал, что похож на старую шубу, вынутую из нафталина. С этой «шубой» государство и войдет в эпоху грозных испытаний.
Зато осуществится заветная мечта его величества. Среди прочих военных строгостей будет объявлен запрет на торговлю спиртными напитками. Казна потеряет миллиард рублей в год – он достанется самогонщикам.
На военные расходы пойдет очередной громадный французский заем в 2,5 миллиарда франков, согласованный в феврале.
Весной во многих регионах стало неспокойно из-за массовых забастовок. Такого размаха волнений не бывало со времен Больших Беспорядков. Особенно горячо было в Петербурге, где из-за роста промышленности рабочие стали составлять невиданно высокий процент населения – больше половины всех обитателей. (Через три года, в поворотный миг истории, это обстоятельство сыграет очень важную, может быть, даже решающую роль.)
В конце апреля в столице началась всеобщая забастовка – притом политического свойства, в солидарность с бакинскими рабочими, которые парализовали добычу нефти и угрожали оставить без топлива промышленность всей страны.
В июне – июле обстановка в Петербурге стала еще большей проблемой, чем бакинская. Количество бастующих дошло до 200 тысяч. Чувствуя свою силу, они действовали всё активней. Полиция начала применять оружие, появились убитые и раненые. В ответ на рабочих окраинах выросли баррикады, в городе почти перестали ходить трамваи – главный вид общественного транспорта.
Фактор забастовок тоже повлиял на принятие решения о войне – совершенно по той же логике, что в Британии. Внешний враг объединяет нацию и перенаправляет социальную агрессию в иное, полезное для правительства русло.
Так и вышло. Сразу после 1 августа (по-русски 19 июля) рабочие утихли, да еще стали устраивать массовые патриотические демонстрации. Война – сильный наркотик.
Беспорядки в Петербурге. Июль 1914 года
Ни в одном из правительств и генеральных штабов не планировали воевать долго. Все были уверены, что судьба всеевропейского столкновения решится за несколько недель, максимум – к концу года.
