После тяжелой продолжительной болезни. Время Николая II Акунин Борис
События в самом деле развивались стремительно. Темп задали немцы. Они умели и быстро запрягать, и быстро ехать.
План, разработанный выдающимся стратегом, начальником генштаба Альфредом фон Шлиффеном, был доработан и модифицирован его преемником Хельмутом фон Мольтке. Предусматривались все возможные ситуации, в том числе и та, что сложилась в августе 1914 года: Франция с Россией выступили одновременно и к ним присоединилась Британия. Согласно этому варианту (он назывался «Ауфмарш-2»), 20 % всех сил должны были прикрывать восток в течение полутора месяцев, которые понадобятся русским для их неповоротливой мобилизации. За это время четыре пятых германской армии, в том числе самые лучшие части и вся сверхтяжелая артиллерия, обойдут французские пограничные укрепления с севера, через нейтральную Бельгию, быстрым броском выйдут прямо к Парижу, разгромят с фланга основные силы неприятеля и принудят его к сдаче, а потом 90 % дивизий будут поездами переброшены на восток.
Германская армия была превосходна – несомненно лучшая в Европе, и управление войсками немецкие генштабисты довели до уровня высокого искусства. Весьма рискованный, даже авантюрный план был так тщательно разработан, что имел хорошие шансы на успех.
Французский стратегический «План XVII» оказался слабее и сразу провалился. Главнокомандующий Жоффр тоже мыслил наступательно, собирался вести бои на территории неприятеля, поэтому французская армия незамедлительно вторглась в Эльзас-Лотарингию и Люксембург, однако повсюду была отбита и откатилась назад.
Однако у немцев дела тоже пошли негладко. Великолепный план Шлиффена-Мольтке оказался под угрозой, потому что Бельгия оказала упорное сопротивление, какого от нее никто не ждал. На проход через маленькую страну – с очень тяжелыми боями и немалыми потерями – германцы потратили гораздо больше времени, чем рассчитывали, и вышли на заданные рубежи только к 25 августа.
За это время на континенте успели высадиться британские дивизии, а у французов хватило времени перекинуть войска на защиту Парижа. Самым же неприятным сюрпризом для немцев была скорость, с которой русские мобилизовали достаточно войск, чтобы развернуть наступление на Восточную Пруссию. Первые бои там произошли уже 17 августа, а несколько дней спустя подошли и основные силы.
Оказавшись перед угрозой вражеского вторжения, немцы были вынуждены спешно снять с Западного фронта, накануне решающего сражения, два пехотных корпуса и кавалерийскую дивизию.
Кампания 1914 года на Западном фронте. М. Романова
Надежды на блицкриг провалились в сентябре, когда немцы в сражении на реке Марне не сумели разгромить франко-английские войска и взять Париж, хотя до него оставалось всего 40 километров. В решающий момент близость к столице даже помогла французам: они мобилизовали все парижские такси, набили автомобили солдатами и смогли заткнуть дыру в своей обороне.
Человеческая история не знала сражений такого масштаба и кровопролития. В общей сложности с обеих сторон в баталии участвовало 2 миллиона человек. Потери превысят полмиллиона.
Не сумев прорваться к Парижу лобовым ударом, немцы попробовали обойти город с севера, но точно такой же фланговый маневр предприняли и французы. В течение целого месяца, до середины октября, противники упорно повторяли одну и ту же тактику – до тех пор, пока не уперлись в Ла-Манш. Это взаимное движение назвали «Бегом к морю». В результате образовалась сплошная линия фронта на сотни километров. Война перестала быть маневренной и стала позиционной. Кавалерийские части, гордость тогдашних армий, в дальнейшем окажутся невостребованными. Судьбу сражений будут решать пехота, артиллерия и саперы.
Больше до конца года на западе ничего существенного не происходило. Центр войны переместился на восток.
В России начало войны, как это всегда бывает, вызвало невероятный эмоциональный взрыв. Подавляющее большинство депутатов Думы – за исключением трудовиков и социал-демократов – объявили, что оставляют «счеты с правительством» и будут оказывать ему полную поддержку. Энтузиазм охватил всё Общество, в том числе его либеральную часть. В российских городах – так же, как в германских, австрийских, французских – проходили массовые патриотические демонстрации. Казалось, все бурно радуются тому, что скоро будут убивать и умирать.
Столицу империи лишили ее неуместно немецкого имени и нарекли «Петроградом». Многие русские немцы, в том числе высшие сановники, стали менять фамилии на славянские. Саблер, обер-прокурор Святейшего Синода, взял фамилию жены и стал «Десятовским». Штюрмер, готовясь возглавить правительство, пожелает именоваться «Паниным», по матери.
Главнокомандующим царь назначил дядю, Николая Николаевича, обладавшего весьма представительной внешностью (рост – два метра) и популярного среди офицерства. Северо-Западный фронт (командующий Я. Жилинский) должен был воевать с германцами, Юго-Западный (командующий Н. Иванов) – с австрийцами.
Главком был настроен победительно. Он составил план, по которому Жилинскому следовало идти прямо на Берлин, а Иванову – прямо на Вену. При этом предполагалось, что первая задача окажется не столь трудной, поскольку у германцев на востоке было только 26 дивизий.
Для того чтобы мобилизовать всех запасных, по плану требовалось 45 дней, но союзники умоляли поскорее начинать – обстановка на Западном фронте была угрожающей.
В Петербурге, то есть уже в Петрограде, отлично понимали, что судьба войны сейчас решается под Парижем, и начали поспешное наступление на Восточную Пруссию – с двух сторон. Первая армия Ренненкампфа пересекла границу с востока, из Прибалтики, Вторая армия Самсонова – с юга, из Польши. Рассчитывали взять немецкую группировку Притвица в клещи.
Патриотическая манифестация
Атака застала неприятеля врасплох – германцы не ожидали от русских такой быстроты. Понеся серьезные потери в первых боях, Притвиц стал отступать и был готов эвакуировать всю Восточную Пруссию, однако новый командующий фон Гинденбург, получивший большие подкрепления с Западного фронта, решил использовать минусы вынужденной русской поспешности: несогласованность действий между Ренненкампфом и Самсоновым, недоформированность частей, неналаженность снабжения, недостаточное знание сложной местности (болотистой и лесистой).
Кампания 1914 года на Восточном фронте. М. Романова
Это была драка зрячих со слепыми. Германское командование точно знало дислокацию вражеских дивизий и наносило удары кулаком; силы русских были распылены и дезориентированы. Связь осуществлялась главным образом через незашифрованные радиограммы, которые перехватывались немцами.
Расплата за скоропалительное наступление и неверную оценку ситуации была тяжелой.
Не зная о том, что немцы получили подкрепление, Первая русская армия двинулась на Кенигсберг, Вторая повернула на запад, то есть они двигались по расходящимся траекториям. В этот зазор, у Танненберга, и нанес свой удар Гинденбург, обрушившись всей массой на группировку Самсонова. Центральная ее часть – пять дивизий вместе с штабом армии – попали в окружение. Командующий Самсонов застрелился, девять генералов были убиты, еще девять и вместе с ними пятьдесят тысяч солдат попали в плен.
Фронт сдвинулся на восток, русские перешли к обороне. Командующий Жилинский, ответственный за случившееся, был снят и заменен генерал-адъютантом Н. Рузским. Тот сразу же попытался взять реванш за самсоновскую катастрофу и перешел в наступление в Литве, но результаты были незначительны, а потери велики.
Еще одно крупное русско-германское сражение произошло в районе Лодзи, в ноябре. Теперь атаковали немцы. В череде хаотических боев, длившихся две недели, обе стороны истощили свои силы и ничего существенного не добились (но город Лодзь, крупный индустриальный центр, русские потеряли).
Последняя битва кампании на северном участке состоялась в декабре – «Сражение на четырех реках» (Бзуре, Равке, Ниде и Пилице). Оно опять было безрезультатным – и чрезвычайно кровопролитным. Русские потери составили почти 200 тысяч человек.
На Юго-Западном фронте дела шли много лучше – во всяком случае поначалу, хотя, в отличие от Германии, Австро-Венгрия бросила против России свои основные силы, 850 тысяч штыков и сабель. Против Сербии действовали только 200 тысяч солдат, поэтому подавить сопротивление маленькой страны австрийцы не смогли. Белград они взяли только в конце года, но сербская армия, отступив, сохранила боеспособность.
С середины августа до конца сентября в Галиции происходили бои и сражения, получившие общее название «Галицийская битва».
Русское командование надеялось мощным ударом сразу вывести из войны менее сильного из двух противников. «План Шлиффена» ставил перед союзником задачу более скромную: Австро-Венгрия должна была продержаться достаточно долго против основных сил врага, чтобы Германия успела одержать победу на западе.
Четыре русские армии, более миллиона солдат, после очень упорной борьбы, чаще побеждая, чем терпя неудачи, заняли Восточную Галицию и Буковину, захватили город Львов, перешли Карпаты и обложили главный пункт австрийской обороны крепость Перемышль. Это, безусловно, была тактическая победа. Однако свою главную задачу русская армия не осуществила. Австрийцы потеряли больше трети солдат, но устояли. Правда, не в одиночку – так что австрийцы со своей задачей тоже не справились. В критический момент битвы немцам пришлось выручать союзника, нанеся отвлекающий фланговый удар по войскам Юго-Западного фронта в районе Варшавы и крепости Ивангород. Этот маневр спас Австро-Венгрию от разгрома и восстановил равновесие сил.
Осада Перемышля. Лубок
В ноябре, когда германские войска увязли в Лодзинском сражении, часть войск Юго-Западного фронта попыталась прорвать австрийскую оборону в направлении Кракова, но из этого ничего не вышло.
К концу года линия русско-австрийского фронта стабилизировалась. Обе армии были обескровлены.
В октябре у России появился новый враг, Турция, и новый фронт – кавказский. Ни по масштабу операций, ни по своему стратегическому значению он не мог сравниться с основным театром войны, однако постоянно требовал и подкреплений, и снабжения. Там приходилось держать сначала 150 тысяч солдат, а потом и больше, потому что в декабре турки активизировались и попытались вторгнуться в русское Закавказье.
Если коротко подвести итоги кампании 1914 года, картина получается следующая.
«План Шлиффена» провалился. Разбить противника по очереди германцы не смогли. Произошло то самое, от чего их предостерегал Бисмарк: развернулась полномасштабная война на два фронта. По сути дела, судьба войны уже решилась. Центральные державы упустили шанс на победу. Главный стратег блицкрига Хельмут фон Мольтке был снят с поста и отправлен в отставку.
Однако просить мира в Берлине и Вене пока не собирались. Опыт боев продемонстрировал высокие боевые качества немецкой армии и, что важно, способность австро-венгерской армии держать русский фронт. У германских военных стратегов оставалась надежда в следующем году переломить ход войны, «поменяв очередность», то есть сначала разгромить Россию, а потом, освободившись на востоке, обрушиться на французов с британцами.
По имевшимся у немцев данным, силы самодержавной империи были подорваны. Запасы вооружения и боеприпасов у русских иссякли, военная промышленность не была рассчитана на ведение длительных боевых действий подобного размаха, а костяк регулярной армии сгинул в Восточной Пруссии и Галиции.
Всё это было правдой. Генерал Брусилов пишет: «За три с лишком месяца с начала кампании большинство кадровых офицеров и солдат выбыли из строя, и оставались лишь небольшие кадры, которые приходилось спешно пополнять отвратительно обученными людьми, прибывшими из запасных полков и батальонов. Офицерский же состав приходилось пополнять вновь произведенными прапорщиками, тоже недостаточно обученными. С этого времени регулярный характер войск был утрачен и наша армия стала все больше походить на плохо обученное милицейское войско».
Однако и в России о мире никто не думал. Только мало кому известный эмигрант Ульянов-Ленин написал, что «с точки зрения рабочего класса и трудовых масс России, наименьшим злом было бы поражение царской монархии», но эта позиция (ее назовут «пораженчеством») пока не нашла поддержки даже у большинства социал-демократов.
Прольется еще много крови, прежде чем все устанут от войны и возложат вину за ее тяготы на правительство.
Тысяча девятьсот пятнадцатый год
Все главные события года были военными. Правда, в ноябре профессор Эйнштейн представил Прусской академии наук свою теорию относительности, но эта мелочь, кажется, даже не удостоилась газетной заметки.
В мае к Антанте присоединилась Италия. Этому предшествовала закулисная торговля. В свое время итальянское королевство принадлежало к противоположному лагерю и вступило в Тройственный союз с Германией и Австро-Венгрией, но настроения в итальянском обществе давно переменились. Полуостровное государство претендовало на пограничные австро-венгерские провинции, где проживало много этнических итальянцев. К 1914 году вопрос стоял так: Италия или сохранит нейтралитет – или выступит на стороне Франции, Англии и России. Рим попробовал шантажировать Вену, предложил австрийцам отдать несколько спорных территорий, и тогда войны не будет. Правительство Франца-Иосифа согласилось пожертвовать только частью провинции Трентино. Тогда Италия подписала секретный Лондонский пакт с представителями Антанты и через месяц начала военные действия.
Перелома в войне это не произвело, поскольку итальянская армия была хоть и многочисленна, но не особенно сильна, однако открытие еще одного фронта заставило австрийцев перебросить часть войск с востока. Это спасет Россию от полного разгрома во время тяжелейшей весенне-летней кампании.
В сентябре пополнились ряды и противоположной стороны – к ней присоединилась Болгария в надежде взять реванш за недавно проигранную войну. В то время казалось, что после внушительных успехов на Восточном фронте германо-австрийская сторона близка к победе. Благодаря участию Болгарии с ее полумиллионной армией австрийцы наконец разгромили Сербию, с которой не могли справиться больше года.
Возникли предпосылки и для вступления в войну главной экономической державы мира – Соединенных Штатов Америки. До сих пор американцы наблюдали за европейским безумием издалека, не собираясь принимать участие в этом далеком конфликте. Но в мае немецкая субмарина торпедировала в Атлантике британский пассажирский пароход «Лузитания», следовавший рейсом Ливерпуль – Нью-Йорк. Среди погибших было много граждан США. С этого момента американское общество и пресса начинают относиться к Германии враждебно. Полтора года спустя это закончится вступлением Америки в войну, что в значительной степени и определит ее исход.
Гибель «Лузитании». Газета «Лондон ньюз»
Год весь состоял из сплошных кровавых ужасов, но даже на этом фоне выделяются чудовищные события, произошедшие в Турции, где правительство и армейское командование развернули массовые репрессии против армянского населения. Часть армян, турецких подданных, симпатизировала России и оказывала помощь русским войскам, но карательным мерам были подвергнуты не только активные враги Стамбула, а весь народ. Военный министр Энвер-паша заявил, что неудачи армии на русском фронте объясняются «армянским вредительством» и что единственный путь к победе – выселить всех армян из прифронтовых областей. Произошло, однако, не переселение, а истребление. Это был первый в XX веке опыт геноцида, то есть уничтожения целой нации без разбора правых и виноватых. Турки и прежде жестоко расправлялись с непокорными, но теперь дело не ограничилось резней и массовыми казнями. Сотни тысяч мирных жителей были под конвоем отправлены в сирийскую пустыню, в концлагеря, причем депортация происходила так, что мало кто доходил до места назначения. Эти жуткие шествия получили название «маршей смерти». По самым умеренным оценкам число жертв составило 600 тысяч человек.
Депортация армян. Апрель 1915 года
В начале сентября в швейцарском селении Циммервальд состоялась встреча тех социалистов (немногочисленных), кто не поддался военно-националистическому угару. Делегаты из десяти стран приняли заявление с осуждением «империалистической бойни» и призвали пролетариат бороться за прекращение войны. Группа Ульянова-Ленина, добивавшаяся иной резолюции – о том, что нужно превратить империалистическую войну в гражданскую, – осталась в меньшинстве. Эффект декларации скажется еще нескоро, лишь когда народы смертельно устанут от бесконечных жертв. И в конечном итоге возобладает не пацифистская, а ленинская идея. На смену одной бойне придет другая. Во всяком случае в России.
На западном театре в 1915 году было относительно тихо – по сравнению с монументальными сражениями на востоке.
Немцы перешли к обороне – в основном ограничивались тем, что удерживали линию фронта. Французы и британцы залечивали раны минувшей осени, укреплялись, накапливали силы – одним словом, пользовались передышкой.
Самым ярким эпизодом стала апрельская демонстрация Четвертой германской армии под Ипром. «Демонстрацией» ее называют, потому что истинной целью наступления было не устроить прорыв, а напугать противника и помешать его активным действиям в помощь Восточному фронту, где в это время начинались решающие бои. Немцы использовали новое устрашающее оружие – ядовитый газ. (Вообще-то впервые он был испробован на русских, в январе, но тогда из-за мороза поражающего эффекта не возникло). Желто-зеленые тучи хлорина отравили пятнадцать тысяч человек и вызвали всеобщую панику. Но в образовавшуюся брешь немцы не вторглись, их главная цель была достигнута. До конца года крупных сражений на Западном фронте не будет.
Активно действовал только британский флот. В январе он потрепал немцев у Доггер-банки (большой отмели в центре Северного моря), а в апреле, совокупно с французской эскадрой, обеспечил высадку десанта на берегах пролива Дарданеллы, в непосредственной близости от Стамбула. По плану, составленному Антантой, эта операция должна была вывести из войны Турцию и установить прямую морскую связь между Россией и ее западными союзниками.
Однако захваченный плацдарм расширить не удастся. Турецкая армия окажется более серьезным противником, чем предполагали организаторы операции. В начале следующего года англо-французские войска, потеряв больше 200 тысяч человек, будут эвакуированы.
Прошлогодний успех в Восточной Пруссии – по контрасту с неуспехом на Марне – создал у германского командования впечатление, что «слабым звеном» Антанты является Россия и что слаженного немецко-австрийского натиска она не выдержит. Австрийцам, как уже было сказано, пришлось выделить часть сил для нового итальянского фронта, зато германцы перекинули из Франции семь пехотных корпусов и шесть конных дивизий. В общей сложности на русском направлении было сосредоточено 107 дивизий и невиданное количество орудий.
Газовая атака. Ф. Матанья
Началась кампания, однако, с наступления и большого успеха Юго-Западного фронта. В марте пала австрийская крепость Перемышль. Около 120 тысяч солдат сдались в плен. Это был самый большой триумф русского оружия за всю войну.
Но победа скоро обратилась поражением. Выдвинувшись на запад, русские корпуса оказались внутри выступа, на который нацелились союзные немецко-австрийские войска.
В месте основного удара, близ Горлице, командующий 11-й армией фон Макензен собрал кулак, причем преимущество в огневой силе было абсолютно подавляющим: шестикратное в обычной артиллерии и сорокакратное в сверхтяжелой. К тому же у немцев было в среднем по 1200 снарядов на одно орудие, а у русских только по сорок. Невиданная в истории артподготовка предрешила исход сражения.
В мае началось Великое Отступление. Чтобы не угодить в котел, русское командование всё время отводило войска, иногда пытаясь удержать фронт – и снова откатываясь. Вернули и Перемышль, и Львов. Потеряли Варшаву и всю Польшу. Потом Литву.
Отход, временами беспорядочный, длился всё лето. Линия фронта стабилизировалась только к осени, сдвинувшись на восток в среднем на 500 километров. Теперь она проходила по вертикали Рига – Двинск – Барановичи – Тернополь. Огромная, густо населенная территория с большими городами и промышленными районами была утрачена. Потери достигали 2,5 миллиона человек – вдвое больше, чем численность всей русской армии мирного времени.
Великое Отступление 1915 года. М. Романова
Но и для Центральных держав при всех победах кампания оказалась неудачной. Вывести Россию из войны они не смогли. Хоть и очень ослабленная, подломленная, пожалуй, даже смертельно раненная, Россия выстояла и продержится еще полтора года. А на западе, воспользовавшись передышкой, союзники накопили достаточно сил для новых сражений.
На Кавказе тоже шли бои, хоть и меньшего размаха. Выяснилось, что в турецких поражениях повинны вовсе не армяне. Их всех истребили или депортировали, но это османской армии не помогло. В конце года армия генерала Н. Юденича (одного из будущих белогвардейских вождей) начала наступление в районе Эрзерума и нанесла противнику весьма чувствительное поражение. Сама крепость Эрзерум падет в феврале, но к новому году исход операции был уже предрешен.
Однако этот относительно небольшой успех не мог компенсировать ужасающие потери года.
Главной причиной поражения было состояние не армии, а тыла. Страна не готовилась к столь продолжительной войне. Не хватало пушек, снарядов, обмундирования, рабочих рук в тылу.
Мобилизовали шесть с половиной миллионов запасных, а винтовок на складах имелось только пять миллионов. Фронту ежемесячно требовался миллион снарядов, поставляли же в десять раз меньше. Во время артподготовки у Горлице немцы выпустили 700 тысяч снарядов, то есть семимесячную продукцию всех русских оборонных заводов.
Из-за того что столько работников были оторваны от труда, начались перебои с продовольствием. В июне пришлось вводить карточки, а к концу года потребительские цены выросли почти в полтора раза.
Попытка привлечь к тыловым работам жителей Средней Азии (освобожденных от воинской повинности), как уже рассказывалось, привела к восстанию – пришлось отправлять в Туркестан дополнительные войска.
Но хуже всего было то, что опять, как в Японскую войну, начался разлад между Властью и Обществом. Энтузиастическая поддержка первых месяцев сменилась сначала разочарованием, а потом раздражением и возмущением.
Разумеется, были попытки свалить вину за поражения на внутренних врагов. Началась всеобщая шпиономания. Следуя турецкому рецепту, стали депортировать из прифронтовых областей еврейское население (без восточных зверств, но все равно с неизбежными жертвами). Тяжело пришлось многочисленным русским немцам – в Москве несколько дней громили магазины, принадлежавшие людям с подозрительными фамилиями.
Пресса широко освещала суд над жандармским подполковником Мясоедовым, якобы продававшим врагу военные секреты.
Шпионом он, как потом установили, не был, но оказался очень удобным громоотводом для общественного гнева. Во-первых, жандарм, что порадовало либералов. Во-вторых, что хорошо для журналистов, человек скандальной известности – несколько лет назад стрелялся на дуэли с самим Гучковым. В-третьих, и это главное, Мясоедов был близок к военному министру Сухомлинову, а это уже выводило измену на высокий уровень.
В результате несчастного Мясоедова повесили, а министра сняли и отдали под суд (правда, не за измену, а за плохую подготовку к войне).
Были и другие громкие отставки. Козлами отпущения стали министр внутренних дел Маклаков, обер-прокурор Саблер (хоть и ставший Десятовским), министр юстиции Щегловитов. Началась «министерская чехарда», которая продлится до самой революции.
В Москве перед немецким погромом
В конце августа император объявил себя верховным главнокомандующим. Это был поступок огромной важности – и немалого риска. С одной стороны, прекращался период двоевластия, когда военный вождь, великий князь Николай Николаевич, имел не меньше, если не больше значения, чем монарх. С другой стороны, отныне за любую военную неудачу отвечал лично Николай II. Кроме того, перемещаясь в Ставку, ближе к фронту, царь терял контроль над тылом, а в самодержавной стране это очень затрудняло управление. В решающий момент истории, в феврале семнадцатого года, царь окажется не в своей столице, а в Могилеве – и потеряет корону. В общем, поступок был мужественный, но опрометчивый, даже роковой. Тем более что реальным главнокомандующим являлся вовсе не Николай, а его начальник штаба Михаил Алексеев, военачальник опытный и осторожный. Под его руководством тяжелых поражений вроде Танненберга или Великого Отступления русская армия нести не будет.
Понемногу наладится и снабжение. Во-первых, появятся новые оборонные предприятия. Во-вторых, начнутся поставки из Англии и США. В-третьих, на помощь государству придет Общество.
В июле возникли две мощные организации, помогавшие государству в работе, с которой не могли справиться казенные службы.
Съезд предпринимателей создал систему военно-промышленных комитетов. Они занялись распределением сырья и заказов, взяв на себя роль посредников между частным бизнесом и официальными структурами. Председателем Центрального военно-промышленного комитета стал А. Гучков.
Одновременно возник «Земгор», совместный комитет Земского и Городского союзов (первый объединил земских деятелей, второй – депутатов городских дум). Земгор взял на себя распределение оборонных заказов среди мелких предприятий и кустарей (например, сапожников), но не ограничился этим и со временем занялся военно-строительными работами и транспортом, в первую очередь автомобильным.
Практическая поддержка Общества очень помогала фронту, но в то же время таила в себе серьезную опасность для Власти. Либеральные круги не желали оставаться помощниками и исполнителями, они хотели участвовать в принятии государственных, в том числе политических решений – после военных поражений в компетентность правительства никто не верил.
Именно с этого момента, с мрачного лета 1915 года, обостряется непрекращающийся конфликт либеральной оппозиции с самодержавием – конфликт, который закончится крахом монархии.
В июне кадетская партия выступает с требованием учредить «министерство общественного доверия», то есть поставить правительство под контроль парламента.
На июльской сессии Думы зазвучала резкая критика в адрес кабинета. Смена одних министров на других оппозицию не удовлетворила. Она, собственно, уже не могла считаться оппозицией, а превратилась в парламентское большинство. Образованный в августе Прогрессивный блок объединил почти три четверти депутатов.
В это время император и провозгласил себя верховным главнокомандующим – дабы продемонстрировать стране, что власть монолитна и сильна. С той же целью высочайшим указом был объявлен «перерыв» в работе строптивого парламента – на неопределенный срок. Пауза растянется на целых пять месяцев, до начала следующего года, и еще больше обострит раскол между правительством и Обществом. Критическое настроение сменится враждебным.
Итоги второй кампании заключались в том, что Россия очень ослабела – и в военном, и в политическом отношении. С августа 1914 года она потеряла большую территорию и четыре миллиона солдат (из них полтора миллиона пленными), надорвала свои силы и, что хуже всего, утратила внутреннее единство.
Реклама «Земгора»
Германии с Австро-Венгрией победы тоже дались недешево, а поставленная задача была не выполнена.
Зато очень усилились и окрепли западные участники Антанты. Отныне центр войны переместится на другую часть континента, и основное кровопролитие будет происходить там.
Тысяча девятьсот шестнадцатый год
Человечество жило только войной. Даже страны, которые не воевали, напряженно следили за тем, что происходило на фронтах, – и многие были готовы присоединиться к борьбе, как только обозначится побеждающая сторона, ведь это она будет определять устройство послевоенного мира.
Шестнадцатый – самый кровавый год войны, но победителя он не выявит.
Два самых больших сражения небывалого в истории масштаба произошли на Западном фронте.
В многомесячной «Верденской мясорубке» немцы сосредоточили на относительно небольшом участке все ударные силы и рассчитывали нанести франко-британским войскам поражение, которое решит судьбу войны. На нескольких десятках квадратных километров полегло более 700 тысяч человек, но линия фронта практически не сдвинулась.
Летом союзники, в свою очередь, попробовали взломать германскую оборону на берегах Соммы. Битва растянулась на три с половиной месяца и оказалась еще более кровопролитной, чем Верден. Англичане и французы потеряли более 600 тысяч солдат – и продвинулись лишь на 10 километров. Потери германцев составили полмиллиона солдат.
Из-за истощения резервов французское правительство предложило Петрограду своего рода бартер: поставки вооружения в обмен на пушечное мясо. Просили прислать 400 тысяч солдат. В сентябре во Францию прибыли морем первые четыре бригады, 40 тысяч русских.
Упорная борьба шла и на море. У берегов полуострова Ютланд 31 мая – 1 июня два флота, британский и германский, сошлись в самом грандиозном морском сражении истории. Несмотря на свою громкую репутацию и существенное численное превосходство, англичане не одержали победы и даже потеряли восемь крупных кораблей (немцы – только два). Но больше всего союзникам досаждали не германские линкоры и крейсеры, а «подводная война»: немецкие субмарины сновали по всему океану, топя транспорты, доставлявшие грузы из Америки, которая всё больше склонялась на сторону Антанты.
Поскольку основные силы Германии были заняты на западе, Россия получила возможность подлечить раны – и до некоторой степени воспользовалась ею.
Под Верденом
В шестнадцатом году катастрофическое положение с вооружением и снабжением армии начало исправляться. Производство стрелкового оружия выросло вдвое, пушек – в девять раз, снарядов – в шестнадцать. Кроме того, союзники прислали около десяти тысяч пулеметов, четыреста тяжелых орудий, почти десять миллионов снарядов. Грузы из Англии поступали через спешно выстроенный порт Романов-на-Мурмане (будущий Мурманск), к которому в невиданно быстрые сроки провели железную дорогу. Несмотря на ужасные потери прошлогодней кампании, численный состав армии увеличился. В общей сложности на военную службу было призвано 15 миллионов мужчин.
И все же передышки не получилось. В марте изнемогающие под Верденом союзники вынудили русских устроить наступление на германском участке фронта.
Операция была плохо подготовлена, не имела достаточной артиллерийской поддержки и стоила больших жертв. Единственным ее результатом было то, что немцы поостереглись перебрасывать с востока на запад дополнительные войска. В какой-то степени это помогло союзникам.
Но к исходу весны у русских накопилось достаточно сил и боеприпасов для большого наступления по собственному стратегическому плану. Он состоял в том, чтобы сначала ударить по более слабому противнику, австрийцам, отвлечь туда максимальные силы противника, а потом нанести основной удар в Белоруссии, по германцам.
Брусиловский прорыв. М. Романова
В конце мая войска Юго-Западного фронта (командующий А. Брусилов) атаковали вражеские позиции и прорвали оборону. Наступление пошло так удачно, что по ходу дела поменяли приоритеты: теперь Западный фронт генерала Эверта должен был отвлечь немцев, чтобы те не пришли на помощь отступающим австрийцам.
Однако наступление Эверта провалилось. Немцы отбили все атаки и сумели перебросить войска на юг, что спасло австрийцев от полного разгрома.
«Брусиловский прорыв» продолжался два с половиной месяца. Русские войска продвинулись на широком фронте, местами более чем на 100 километров вглубь. Австро-венгерская армия только пленными потеряла 400 тысяч человек, а в общей сложности около миллиона. Но столько же людей потеряли и русские – наступление всегда сопряжено с большими жертвами. Юго-Западный фронт остановился, потому что войска были обескровлены.
По военному потенциалу Габсбургской империи был нанесен удар, от которого она уже не оправится. В дальнейшем немцам придется всё чаще и чаще отправлять на австрийский фронт свои части.
Осенью это пришлось сделать, потому что, воодушевившись брусиловской победой, на сторону Антанты перешла Румыния. Большая, но не отличавшаяся боевыми качествами румынская армия вторглась в Венгрию – и была очень быстро разгромлена австро-германскими войсками. К началу зимы почти всю страну, включая Бухарест, оккупировал неприятель. Затыкать дыру на южном фланге пришлось России – появился новый Румынский фронт, на который переместились 15 армейских корпусов.
Кавказский фронт в 1914–1916 годах. М. Романова
На Кавказском фронте русская армия в начале года благополучно завершила наступление, взяв Эрзерум и важный морской порт Трапезунд. Летом произошло довольно крупное сражение при Эрзинджане, тоже удачное для войск генерала Юденича. Глубина проникновения на турецкую территорию достигла 200 километров.
Члены Антанты уже заранее делили добычу. России после победы должны были достаться проливы вместе с Константинополем и вся турецкая Армения. Казалось, вековая мечта российских державников о «кресте над Святой Софией» в самом близком будущем осуществится.
В 1916 году главные проблемы у российского государства были не на фронтах, а в тылу.
Согласно ленинской теории, всякая революционная ситуация начинается с того, что «верхи не могут хозяйничать и управлять по-старому». Именно это и происходило – глубокий, всесторонний кризис власти.
На самом верху он выразился в постоянной перетасовке министров. Это создавало у подданных ощущение, что правительство нервничает и суетится, что оно слабое.
В январе царь заменил «старую шубу» Горемыкина на приятного царице и одобренного «святым человеком» Штюрмера, который был ловким дипломатом, но на роль главы кабинета в такие трудные времена совершенно не подходил. Кроме Александры Федоровны, он никому не нравился, не помогала делу и немецкая фамилия (хоть Штюрмер и попытался превратиться в «Панина»).
В ноябре на его место поставили прежнего министра путей сообщения Александра Трепова, но тот продержался всего месяц.
Последним главой царского правительства – с конца декабря – стал князь Н. Голицын, ранее ведавший помощью русским военнопленным и на этом поприще полюбившийся императрице. Князь очень просил не назначать его на пост, с которым он не справится, но подчинился высочайшей воле. С таким «премьером поневоле» Россия и встретит революцию.
«Министерская чехарда» длилась весь год. Несколько раз менялись военные министры, министры иностранных дел, руководители других ведомств. Особенно важный в условиях народного и общественного недовольства портфель министра внутренних дел в начале года был у А. Хвостова, в марте перешел к Штюрмеру, а в сентябре к А. Протопопову.
Александр Дмитриевич Протопопов, который проявит полную беспомощность в момент февральского кризиса, может считаться своего рода символом деградации властных институтов.
Это был не кадровый чиновник, а представитель Общества – депутат от октябристов и товарищ председателя Думы. Он был человеком обходительным, сумел понравиться царю, и тому пришла в голову гениальная мысль: примириться с либеральной оппозицией, поставив на ключевую должность одного из думских вождей.
Протопопов с готовностью переменил политический лагерь и даже сшил себе жандармский мундир. Однако в качестве министра оказался ни на что не годен. Отсутствие профессиональных навыков он компенсировал верой в мистику: ходил на сеансы к знаменитому тибетскому гуру Бадмаеву, слушался советов оккультиста Карла Перрена.
С примирением тоже ничего не вышло. Думцы сочли Протопопова предателем и подвергли обструкции. Председатель Родзянко публично отказался подать «перебежчику» руку. Отношение депутатов к министру «из своих» было намного хуже, чем к любому выдвиженцу из бюрократии.
Премьер-министры военного времени: И.Д. Горемыкин, Б.В. Штюрмер, А.Ф. Трепов, Н.Д. Голицын
«Системный либерал» в жандармском мундире
Весь год прошел под знаком Распутина. Оппозиция, революционеры, жадные до сплетен газеты, салонные болтуны – все с негодованием или просто с любопытством обсуждали интимную жизнь царской семьи и охотно распространяли всякие скандальные слухи. По большей части они были ложными, но «Старец» действительно активно влиял на кадровые назначения в правительстве, и это превратилось в серьезную государственную проблему. Хуже всего, однако, было то, что «распутинщина» окончательно подорвала сакральность фигуры самодержца, а без этой психологической опоры вся «ордынская» конструкция становится очень шаткой.
Обложка брошюры 1917 года
Семнадцатого декабря заговорщики, в число которых входили члены августейшего семейства (великий князь Дмитрий Павлович и князь Юсупов, супруг царской племянницы), умертвили Распутина, веря, что тем самым спасут престиж монархии, но произошло нечто обратное. Убийство усилило общее ощущение того, что на самом верху творится нечто непристойное и мерзкое.
Раскол происходил не только между самодержцем и Обществом, но и внутри самой императорской фамилии. Неверие в способности царя, раздражение на его ошибки, ненависть к неумной, во всё вмешивающейся царице привели к тому, что в самом высшем эшелоне стали возникать проекты дворцового переворота с заменой Николая на какого-нибудь другого Романова.
Кандидатов было два: брат Михаил и дядя Николай Николаевич, разжалованный в командующие второстепенного Кавказского фронта, но по-прежнему популярный среди офицерства.
Жандармский генерал А. Спиридович, по роду службы хорошо осведомленный о подобных настроениях, рассказывает, что зимой один из руководителей «Земгора» тифлисский городской голова Хатисов обратился к Николаю Николаевичу с прямым предложением.
«Хатисов доложил, что императрицу Александру Федоровну решено или заключить в монастырь, или выслать за границу. Предполагалось, что государь даст отречение и за себя, и за наследника. Хатисов просил великого князя ответить, как он относится к этому проекту и можно ли рассчитывать на его содействие, так как он должен сообщить ответ князю Львову [председателю «Земгора»]. Великий князь выслушал доклад и предложение спокойно». Согласия не дал, но занял выжидательную позицию.
Кандидаты на престол: Михаил Александрович и Николай Николаевич
Однако много опасней великокняжеских комплотов был прямой публичный конфликт между Властью и Обществом. Это давнее противостояние, то обострявшееся, то затухавшее, вошло в свою финальную стадию еще в предыдущем году, когда военные неудачи нанесли огромный удар по авторитету самодержавия. Возникла та же ситуация, что в 1905 году, а перед тем в 1855 году. Множество людей задалось естественным вопросом: зачем авторитарный режим забрал себе столько власти, если не умеет с нею справиться? И что это за военная империя, которая так плохо воюет?
Как уже говорилось, с одной стороны, Общество активно включилось в работу по спасению страны, с другой – потребовало участия в управлении. Император на время притушил дискуссию, заставив Думу прервать заседания.
У царя были колебания, не закрыть ли эту оппозиционную говорильню до конца войны (как сделал, например, австрийский император). Ближайший помощник генерал Алексеев убеждал ввести диктатуру, которая объединила бы военную власть с гражданской. Существовало и до сих пор существует мнение, что, если б это было сделано, государство устояло бы. Вряд ли. Взрыв все равно произошел бы, только, вероятно, без промежуточного, «февральского» периода либерального правления. После поражений на фронте, развала в тылу и огромных бесполезных жертв монархия не имела поддержки ни в одном слое общества. В критический момент даже гвардия не станет защищать предержащую власть. С. Завадский, в ту пору прокурор Петроградской судебной палаты, пишет: «…Оно [правительство] не удовлетворяло ни крестьян, ни рабочих, ни торгово-промышленные круги, ни чиновничество, ни общественных деятелей, ни землевладельцев; не удовлетворяло оно ни фронт, ни тыл, ни левых, ни правых; не удовлетворяло, по-видимому, и самого царя. Не будучи уверено в своей правоте, оно не могло внушить к себе уважения смелому; стыдясь своей неправоты, оно не могло показаться сильным трусливому. Власть крепка только тогда, когда массы или еще верят в ее безупречность, дающую ей нравственный авторитет, или убеждены в совершенной ее бессовестности, позволяющей ей не задумываться перед средствами расправы (курсив мой)». Не было ни первого, ни второго. Курс, который избрал самодержец и который можно назвать «ни то ни сё», сократил жизнь обреченной системы. Николай не дал Обществу никаких дополнительных полномочий, но и не распустил его организационный центр. В феврале заседания Думы возобновились.
Девятого февраля царь лично выступил перед депутатами, что должно было символизировать новый уровень сотрудничества монархии с народными представителями. Русские войска как раз взяли Эрзерум, так что момент был правильный, победительный. Царь ограничился приветствием и остался очень доволен этой «пиар-акцией», записал в дневнике: «Оригинальный и удачный день!» Депутаты, ожидавшие от исторического события как минимум «министерства доверия», остались страшно разочарованы. Ольденбург пишет: «“Министерство доверия” каждому рисовалось по-своему: либеральным “бюрократам” – в виде кабинета с авторитетным и популярным сановником во главе; деятелям [Прогрессивного] блока – в виде правительства, состоящего из членов его бюро; у более левых эта формула вообще вызывала только насмешки».
Весь год накал критического пафоса только нарастал. Апофеоза этот антагонизм достиг в речи Милюкова, произнесенной 1 ноября. Лидер кадетов на всю страну обвинил в измене «придворную партию молодой царицы» («старой царицей» называли императрицу-мать), назвал правительство «неспособным и злонамеренным» и задал вопрос, который подхватили все оппозиционные круги: «Что это – глупость или измена?».
Вскоре после этого Дума приняла резолюцию с требованием не назначать кабинет без одобрения парламентского большинства (которое, напомню, принадлежало Прогрессивному блоку). В декабре царь был вынужден опять прервать заседания взбунтовавшегося представительного органа.
От милюковской речи 1 ноября до падения режима тянется прямая линия. Годы спустя Гучков скажет про Милюкова: «Он потряс основы, но не думал свалить их, а думал повлиять. Он думал, что это прежде всего потрясет мораль там, наверху, и там осознают, что необходима смена людей. Борьба шла не за режим, а за исполнительную власть».
Сам Гучков тоже сложа руки не сидел и рассчитывал захватить «исполнительную власть» иными методами. Вокруг влиятельного, популярного в армии руководителя военно-промышленных комитетов сложился заговор, готовивший свержение императора. Будучи человеком действия, Александр Иванович собирался с помощью группы гвардейских офицеров захватить царский поезд на пути из столицы в Ставку. «…Мы крепко верили, – рассказывал он, – что нам удастся вынудить у государя отречение с назначением наследника в качестве преемника. Должны были быть заготовлены соответствующие манифесты, предполагалось всё это выполнить в ночное время, наиболее удобное, и предполагалось, что утром вся Россия и армия узнают о двух актах, исходящих от самой верховной власти, – отречении и назначении наследника». В регенты прочили великого князя Михаила Александровича.
Финал приближался не с одной, а сразу с нескольких сторон. Не так, так этак всё должно было скоро закончиться.
«Что это – глупость или измена?»
В конце шестнадцатого года вопрос, собственно, стоял так: кто раньше рухнет – российская империя или Центральные державы.
Австро-Венгрия и Турция еле держались, германская армия испробовала свою немалую силу на западе, на востоке, опять на западе – и нигде не сумела добиться решительной победы. Теперь уже и в Берлине понимали, что войны не выиграть. В декабре правительство кайзера – при посредничестве американского президента Вильсона – предложило Антанте вступить в мирные переговоры. Если бы предложение было принято, российская монархия, возможно, и удержалась бы. Но союзники желали добить врага, и Николай был того же мнения. В высочайшем приказе по армии и флоту торжественно объявлялось, что Россия еще не достигла своих задач, в частности «обладания Цареградом и проливами».
В семнадцатом году первой рассыплется Россия, у Центральных держав появится надежда, что с одним Западным фронтом они как-нибудь управятся. И мировая бойня продлится дольше, чем могла бы.
Если бы государь император сознавал, в каком состоянии находится его держава, он бы не тянулся к «Цареграду».
Россию совершенно разорила война. На ее нужды уходило 40 процентов национального дохода. Государственный долг вырос втрое, дойдя до 80 миллиардов рублей.
В апреле пришлось впервые ввести подоходный налог. Из-за инфляции и дефицита товаров потребительские цены подскочили на 400 процентов. Транспортная система, недостаточно развитая и чрезвычайно растянутая, перевозила грузы «мирного назначения» по остаточному принципу – в первую очередь шли военные эшелоны. Из-за этого начались перебои с продовольственным снабжением. Особенно страдал Петроград, находившийся на самом краю империи. В сентябре там пришлось вводить талоны. В октябре положение стало еще тревожней – продуктов катастрофически не хватало. На несколько дней прекратилось пассажирское сообщение – трасса была отдана только под доставку продуктов питания.
В Средней Азии шли бои с местными жителями, которые отказывались отбывать трудовую повинность. На железных дорогах усугублялся хаос. Города были переполнены беженцами, их насчитывалось почти три с половиной миллиона.
Патриотический плакат. 1916 г.
Очень упал воинский дух в армии. Процветало дезертирство. В тыловых «запасных полках» (там собирали мобилизованных для последующей отправки в боевые части) преобладали «циммервальдские» настроения; никто не хотел погибать на «империалистической войне».
Началось брожение и на фронте. В декабре произошел тревожный инцидент: наступление 12-й армии на Митаву провалилось из-за того, что солдаты нескольких частей отказались идти в атаку. За это 92 человека были расстреляны по приговору военно-полевого суда, но акции неповиновения будут повторяться всё чаще.
До взрыва оставались считаные недели, в историческом масштабе – мгновения.
Тысяча девятьсот семнадцатый год
Это самый длинный и сложный год в отечественной истории. Мы захватим только его первые десять недель, после которых начнется история совсем другой России, но эти два с небольшим месяца переполнены драматическими событиями.
На фронтах мировой войны временное затишье. После декабрьского предложения Германии о начале переговоров все же появилась надежда, что кровавое безумие скоро закончится. Вудро Вильсон 22 января выступил перед сенатом с антивоенной речью, призывая враждующие стороны заключить «мир без победителей». Речь была в высшей степени гуманистическая, но очень скоро США сами вступят в войну. В феврале тот же Вильсон разорвал дипломатические отношения с Германией, а в апреле первая экономическая держава планеты присоединится к Антанте. Но у промышленного гиганта была крошечная армия, всего 120 тысяч человек. На то, чтобы создать и обучить миллионы солдат, понадобится много месяцев, а Восточный фронт скоро развалится. Последняя стадия войны на западе будет лихорадочно ожесточенной – Германия попытается одержать победу до прибытия американских войск.
Впрочем, Россия в это время уже будет вести другую войну, гражданскую.
Революционным событиям, продолжавшимся одну неделю, предшествовали несколько недель нарастающего напряжения.
Девятого января, в годовщину «Кровавого воскресенья», произошла первая за время войны массовая рабочая демонстрация в Петрограде. После этого забастовки и волнения в пролетарских районах столицы уже не прекращались.
Пятого февраля в Петрограде с целью подавления беспорядков был создан Особый военный округ. Командующий генерал Хабалов имел чрезвычайные полномочия. Поползли слухи, что на крышах устанавливают пулеметы для расстрела толпы. Страсти еще больше накалились.
Генерал С.С. Хабалов
Десятого февраля трое великих князей – Михаил Александрович, Александр Михайлович (генерал-инспектор авиации) и Георгий Михайлович (генерал-адъютант) – попробовали убедить царя, что нужно ввести «министерство доверия». Николай ответил: может быть, после войны, но не сейчас.
Четырнадцатого февраля после перерыва открылась Дума. На второй день депутат А. Керенский заявил с трибуны, что главный враг страны – не немецкие агенты, а сама «система». Это был открытый призыв к борьбе с властью. Правительство потребовало официальную стенограмму, чтобы привлечь Керенского к судебной ответственности. Дума ответила отказом.
В этой взрывоопасной ситуации Николай II не придумал ничего лучше, как уехать из столицы в Могилев, где находилась Ставка.
Назавтра же в Петрограде началась агония монархии. Ход событий лучше всего пересказать в виде ежедневной хроники.
Революцию начали не социалистические агитаторы и даже не думские оппозиционеры. Она произошла по совокупности серьезных причин и вследствие «букета» описанных выше тяжелых недугов, но непосредственный повод был до абсурдности мелок.
Революция началась в очереди за хлебом. И не из-за голода, как можно прочитать у некоторых советских авторов, а из-за накопившегося раздражения.
Градоначальство из самых похвальных побуждений установило максимальные расценки на хлеб: семь с половиной копеек за фунт черного. Выпекать его стало невыгодно – себестоимость выходила дороже продажной цены. Поэтому белый хлеб имелся в свободной продаже, а за дешевым черным, основной пищей бедняков, надо было стоять в длинных «хвостах», на холоде. Видя, как «чистая публика» запросто покупает «булки», кто-то затеял скандал, толпа возбудилась, в витрину полетел камень, потом камнями забросали прибывшую полицию.
Город взорвался, как пороховая бочка, в которую попала искра.
Зачинщицами бунта были женщины, которым больше всех приходилось томиться в очередях, а день пришелся – по европейскому календарю – на 8 марта. Возникли спонтанные женские манифестации, к ним присоединились мужчины. Встали заводы. Больше ста тысяч рабочих забастовали.
Начало великой революции. И. Сакуров
Полиция (ее на весь город было три с половиной тысячи человек) не могла всюду поспеть. Вывели казаков, но камни полетели и в них. К вечеру порядок восстановлен не был.
А государь император в этот день записывает в дневнике: «Проснулся в Смоленске в 9 час. Было холодно, ясно и ветрено. Читал всё свободное время франц. книгу о завоевании Галлии Юлием Цезарем. Приехал в Могилёв в 3 ч. Был встречен ген. Алексеевым и штабом. Провёл час времени с ним. Пусто показалось в доме без Алексея. Обедал со всеми иностранцами и нашими. Вечером писал и пил общий чай».
Начала революции его величество не заметил.
В газетах напечатали сообщение, что муки на складах более чем достаточно, но дело было уже не в хлебе.
Город митинговал и манифестировал, причем лозунги были сплошь политические: «Долой войну!», «Долой самодержавие!». Бастовали больше 200 тысяч рабочих.
Полиция и казаки всё чаще сталкивались с неповиновением и прямым сопротивлением. Несколько десятков городовых получили увечья.
Положение становилось неконтролируемым.
Царь вечером записывает важные с его точки зрения события дня: «В 10 пошёл к докладу, который окончился в 12 час. Перед завтраком принесли мне от имени бельгийского короля военный крест. Погода была неприятная – метель. Погулял недолго в садике. Читал и писал. Вчера Ольга и Алексей заболели корью, а сегодня Татьяна последовала их примеру».
Антимонархическая демонстрация
В этот день демонстранты добрались до центральных районов. В нескольких местах звучали выстрелы, лилась кровь. Началась всеобщая стачка.
Совет министров заседал, но так и не определился с конкретными мерами. У бунтовщиков не было ни штаба, чтоб его разгромить, ни вождей, чтобы их изолировать. Не арестовывать же весь город?
Царь прислал телеграмму генералу Хабалову с требованием «завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны против Германии и Австрии». Но сам остался в Ставке, не считая положение слишком тревожным.
«Встал поздно. Доклад продолжался полтора часа. В 2 заехал в монастырь и приложился к иконе Божией матери. Сделал прогулку по шоссе на Оршу. В 6 ч. пошёл ко всенощной. Весь вечер занимался».
Николай на семейной прогулке. 1916 г.
С утра было относительно спокойно – воскресенье. Командующий округом даже поспешил доложить императору, что его воля исполнена.
Но именно в этот день наметился перелом. Перед сумерками к безоружным горожанам начали присоединяться солдаты.
Очень важным – вероятно, даже главным фактором, определившим исход восстания, – стало скопление в Петрограде армейских резервов. Отсюда «запасных» отправляли эшелонами на фронт. В некоторых из так называемых рот могло состоять по полторы тысячи человек. Естественно, офицеров не хватало, нижние чины по большей части были предоставлены сами себе. «Циммервальдская» агитация приносила свои плоды. «Солдатская масса была проникнута одним страстым желанием – чуда, которое избавило бы ее от необходимости идти на убой», – пишет Ольденбург.
Всего в столичных казармах находилось около 160 тысяч (!) таких солдат, плохо дисциплинированных и в значительной мере распропагандированных.
Солдатская демонстрация на Невском проспекте
Когда в середине дня опять начались беспорядки, правительственные войска, выполняя приказ командующего, стали применять оружие. Было застрелено около полутора сотен человек. Возможно, устрашение и сработало бы, но внезапно по полиции открыли стрельбу запасные лейб-гвардии Павловского полка. Их поспешно окружили, вынудили сдать оружие, вожаков арестовали, но вечером и ночью неспокойно стало во многих казармах. В армии началось брожение.
Государь император тем временем занимался вот чем:
«В 10 час. пошёл к обедне. Доклад кончился вовремя. Завтракало много народа и все наличные иностранцы. Написал Аликс и поехал по Бобруйскому шоссе к часовне, где погулял. Погода была ясная и морозная. После чая читал и принял сенатора Трегубова до обеда. Вечером поиграл в домино».
Это день, в который всё решилось.
Начался он с того, что восстал запасной батальон другого гвардейского полка, Волынского. Солдаты убили офицера, пытавшегося их остановить, и с оружием покинули казарму. К ним присоединились павловцы и солдаты Литовского полка.
Читать бесплатно другие книги:
