Всё та же я Мойес Джоджо
Агнес побледнела как полотно:
— Нет, Леонард. Ты этого не сделаешь.
— Все, вопрос закрыт. Мне пора на работу. Луиза, время пошло.
Он встал из-за стола, ожидая, когда я уйду.
Я вышла из кабинета на дрожащих ногах. Майкл уже ждал под дверью. И он был здесь явно не для того, чтобы узнать, все ли со мной в порядке, а для того, чтобы препроводить меня в мою комнату. Похоже, начиная с этого момента я полностью лишилась доверия.
Я молча шла по коридору, не обращая внимания на ошеломленное лицо Иларии и разговор на повышенных тонах, доносящийся с хозяйской половины квартиры. А вот Натана нигде не было видно. Майкл застыл в дверях, и я, вытащив из-под кровати чемодан, начала лихорадочно открывать ящики и кое-как упаковывать вещи, так как время уже работало против меня. В голове звенело — шок и ярость мешали сосредоточиться, чтобы ничего не забыть. Я оставляла белье в помещении для стирки? Где мои тренировочные? И вот наконец, двадцать минут спустя, я была готова. Все мои пожитки сложены в чемодан, вещевой мешок и большую клетчатую хозяйственную сумку.
— Давай помогу. — Увидев, что я, нагруженная как верблюд, пытаюсь вытащить багаж из своей бывшей комнаты, Майкл взял у меня чемодан на колесиках. Что скорее было не жестом доброты, а проявлением деловых навыков. — Айпад? Рабочий телефон? Кредитка?
Получив от меня перечисленные вещи плюс ключи от дома, Майкл рассовал все по карманам.
Я шла по коридору, не в силах поверить, что это не страшный сон. Илария стояла в дверях кухни, сложив пухлые руки на перетянутом передником животе. Я отвернулась в ожидании потока брани на испанском или презрительного взгляда, специально приберегаемого для гнусных воровок. Но она просто шагнула ко мне, коснувшись моей руки. Майкл сделал вид, будто не заметил этого молчаливого проявления моральной поддержки. И вот мы уже оказались у входной двери.
— Прощай, Луиза, — отдав мне чемодан, произнес Майкл с каменным лицом. — Удачи тебе.
Я сделала шаг вперед. Тяжелая дверь красного дерева захлопнулась за моей спиной.
Я два часа просидела в закусочной. Я была в шоке. Я не могла плакать. Не могла злиться. Меня будто парализовало. Поначалу я надеялась, что Агнес как-нибудь все уладит. Найдет способ объяснить мужу, что он глубоко заблуждается. Ведь, как ни крути, мы были подругами. Поэтому я просто сидела и ждала, что с минуты на минуту здесь появится Майкл и, немного смущаясь, оттащит мои вещи обратно в «Лавери». Я то и дело поглядывала на экран мобильника и ждала сообщения: Луиза, произошло ужасное недоразумение. Но, увы, так и не дождалась.
Оставив наконец пустые надежды, я решила, что самое простое — это вернуться в Соединенное Королевство. Но мое возращение определенно внесет хаос в жизнь Трины, поскольку тогда им с Томом придется покинуть мою квартиру. К родителям я тоже не могла вернуться — и не только потому, что возвращение в Стортфолд было для меня словно нож в сердце. Уж лучше умереть, чем вернуться туда, потерпев двойное фиаско: в первый раз, упав в пьяном виде с крыши собственного дома, а во второй — потеряв любимую работу.
Ну и конечно, о том, чтобы пожить у Сэма, не могло быть и речи. Я грела руки о кружку с кофе, сокрушаясь, что сама отрезала себе все пути к отступлению. Можно было, конечно, попросить Джоша приютить меня. Но как-то неудобно обращаться с подобной просьбой к человеку, с которым у нас даже не было настоящего первого свидания.
А вдруг я не найду себе жилья, и что тогда мне делать? Я оказалась безработной и не знала, аннулировал ли мистер Гупник мое разрешение на работу, которое, по идее, действовало лишь до тех пор, пока был в силе мой контракт.
И что хуже того, меня неотступно преследовало воспоминание о том, как он на меня смотрел. Когда я не смогла найти нужного ответа, на его лице появилось выражение разочарования и легкого презрения. А ведь его молчаливое одобрение стало одним из маленьких плюсов моей жизни в Нью-Йорке. Мне было лестно, что такой великий человек высоко ценил меня как работника: это давало уверенность в себе, позволяя чувствовать себя настоящим профессионалом, совсем как в мою бытность с Уиллом. Я хотела объясниться с мистером Гупником, вернуть его расположение, но как?! Перед моим мысленным взором стояло лицо Агнес — умоляющее, с круглыми от ужаса глазами. Она непременно позвонит мне, разве нет? Но тогда почему она так и не позвонила?
— Дорогуша, налить еще? — С кофейником в руках ко мне подошла немолодая рыжеволосая официантка. Она покосилась на мои пожитки. Ей явно было не привыкать видеть одиноких девушек с чемоданом. — Только что приехала, да?
— Не совсем. — Я попыталась улыбнуться, но вместо улыбки получилась дурацкая гримаса.
Она налила мне кофе и, понизив голос, сказала:
— Если тебе негде остановиться, то у моей двоюродной сестры есть хостел в Бенсонхерсте. У меня за кассой лежат ее визитки. Там, конечно, не слишком шикарно, но зато дешево и сердито. Лучше позвонить раньше, чем позже. Понимаешь, о чем я? Свободных мест там не слишком много. — И, похлопав меня по плечу, она поспешила к очередному клиенту.
Неожиданное проявление доброты растрогало до глубины души. Ведь впервые за все это время я чувствовала себя раздавленной, потерянной и одинокой в городе, где мне были не рады. Я не знала, что теперь делать: мосты, соединяющие мои два континента, заволокло черными клубами дыма. Я попыталась представить, как буду объяснять родителям произошедшее, но в очередной раз уперлась в толстую стену, воздвигнутую тайной Агнес. Ведь если рассказать все хотя бы одному человеку, правда рано или поздно откроется. Родителей наверняка разозлит эта история, и я вряд ли смогу помешать папе позвонить мистеру Гупнику, чтобы открыть ему глаза на эту сучку Агнес. А что, если Агнес станет все отрицать? Я вспомнила слова Натана о том, что мы для них лишь обслуживающий персонал, но отнюдь не друзья. Что, если Агнес солгала и обвинила меня в краже денег? Тогда я точно пропала.
Впервые за все время пребывания в Нью-Йорке я горько пожалела о том, что приехала. На мне по-прежнему была вчерашняя одежда — мятая и несвежая, отчего на душе стало еще паршивее. Я тихонько всхлипнула и, уставившись на кружку, вытерла нос бумажной салфеткой. А за окном Манхэттен продолжал жить своей обычной кипучей жизнью, не обращая внимания на выброшенный на обочину мусор. Уилл, что мне теперь делать? Ком в горле становился все больше.
И словно в ответ на мой немой вопрос, загудел телефон. Сообщение от Натана:
Какого черта у тебя происходит? Позвони мне, Кларк.
И несмотря на свое безвыходное положение, я улыбнулась.
Натан сказал, что черта с два я остановлюсь в чертовом хостеле у черта на рогах, с насильниками, наркоторговцами и еще черт знает с кем! Поэтому я должна была дождаться половины восьмого вечера, когда чертовы Гупники отбудут на чертов обед, а затем встретиться с Натаном у служебного входа, чтобы решить, что, черт возьми, делать дальше. Что ж, в своих трех сообщениях Натан явно переборщил с бранными словами.
Когда мы встретились, Натан дал волю гневу, что, в принципе, было не слишком характерно для него.
— Ничего не понимаю. Они делают вид, словно тебя вообще не существовало. Прямо-таки кодекс молчания у мафиози. Майкл будто воды в рот набрал. Говорит, дело в «бесчестном поведении». Я сказал ему, что в жизни не встречал более порядочного человека и им следует разуть глаза. Что, черт возьми, произошло?!
Натан проводил меня через служебный коридор в свою комнату и закрыл за нами дверь. Видеть его было таким облегчением, что мне захотелось его обнять. Но я сдержалась. За последние двадцать четыре часа я и так слегка переусердствовала с объятиями.
— Господи, ну и люди! Пива хочешь?
— Конечно.
Натан открыл две банки и, протянув одну мне, сел в кресло. Я пристроилась на краешке кровати и сделала глоток.
— Итак… что произошло?
Я нахмурилась:
— Натан, я не могу тебе сказать.
Он удивленно поднял брови:
— И ты тоже? Ну и дела! Неужели ты хочешь сказать, что ты…
— Конечно нет. Я не стала бы красть у Гупников даже чайный пакетик. Но если я расскажу, что случилось на самом деле, то это будет катастрофой… для других людей в этом доме… Все очень запутано.
Натан нахмурился:
— Что? Неужели ты взяла на себя вину за то, что не делала?
— Типа того.
Натан уперся локтями в колени, покачав головой:
— Это неправильно.
— Знаю.
— Кто-то должен хоть что-то сказать. Ты в курсе, что он собирался вызвать копов? — (От удивления у меня отвисла челюсть.) — Вот именно. Она уговорила его этого не делать. Но Майкл сказал, что он настолько разозлился, что был готов зайти очень далеко. Что-то связанное с банкоматами?
— Натан, я этого не делала.
— Знаю, Кларк. Преступник из тебя никакой. У тебя все на лице написано. Проклятье! Ты знаешь, я люблю свою работу. Мне нравится работать на эту семью. Нравится старина Гупник. Но время от времени они будто дают тебе понять, что ты для них всего-навсего расходный материал. Одноразового использования. И они могут сколь угодно уверять тебя, будто они твои лучшие друзья, и ты самый лучший, и они без тебя как без рук, в общем, бла-бла-бла, но как только ты становишься им не нужен или сделаешь что-то не так, и тогда — бац! — тебя выставляют за дверь. Такое понятие, как справедливость, им неведомо.
Пожалуй, это была самая длинная речь из уст Натана со времени его приезда в Нью-Йорк.
— Лу, мне все это ужасно противно. Тут и ежу понятно, что тебя просто-напросто поимели. И вообще, эта история дурно пахнет.
— Все очень сложно.
— Сложно? — Натан посмотрел на меня в упор и снова покачал головой. — Подруга, ты очень хороший человек. Гораздо лучше меня.
Мы решили купить еды навынос, но не успел Натан надеть куртку, чтобы отправиться в китайский ресторан, как в дверь постучали. Мы в ужасе переглянулись, Натан жестом показал мне на ванную. Я поспешно запрыгнула туда, плотно закрыла за собой дверь, прижалась к вешалке для полотенец, но неожиданно услышала знакомый голос.
— Кларк, ложная тревога. Это Илария, — минуту спустя сказал Натан.
Илария, по-прежнему в переднике, держала в руках накрытую крышкой кастрюлю:
— Это для тебя. Я слышала, как вы разговаривали. Приготовила специально для тебя. Тебе нужно поесть. Цыпленок в остром соусе. Как ты любишь.
— Ты настоящий друг. — Натан похлопал Иларию по спине.
Илария покачнулась, но устояла на ногах. После чего осторожно поставила кастрюлю на письменный стол.
— Ты приготовила это для меня?
Илария ткнула Натана пальцем в грудь:
— Я знаю, она не делала того, о чем они говорят. Я вообще много чего знаю. О том, что происходит в этом доме. — Она шумно высморкалась. — Вот именно.
Я приподняла крышку. В нос ударили аппетитные ароматы. Я вспомнила, что за весь день так толком и не поела.
— Спасибо, Илария. У меня просто нет слов.
— Ну и куда ты теперь пойдешь?
— Без понятия.
— Но только не в хостел в чертовом Бенсонхерсте, — решительно заявил Натан. — День-два перекантуешься у меня, пока не определишься. Я запру дверь. Илария, ведь ты нас не выдашь? — (Илария насупилась, давая понять, что на глупые вопросы не отвечает.) — Ты не поверишь, Илария весь день на чем свет костерит твою бывшую хозяйку. Говорит, она продала тебя с потрохами. А на обед подала им рыбное блюдо, которое они оба терпеть не могут. Прикинь, подруга, я набрался от нее таких бранных слов, каких в жизни не слышал.
В ответ Илария что-то невнятно пробормотала себе под нос. Мне удалось разобрать лишь слово puta.
Кресло было слишком маленьким для Натана, чтобы нормально спать. Но Натан оказался слишком хорошо воспитан, чтобы предложить мне перебраться туда, поэтому мы пришли к согласию, что ляжем вместе на двуспальную кровать Натана, водрузив посередине подушки во избежание нежелательных прикосновений. Трудно сказать, кто из нас чувствовал себя более неловко. Натан устроил целое представление, пропустив меня в ванную, заставив запереть дверь, а потом лечь в кровать до того, как он совершит омовение. Натан надел футболку и полосатые пижамные штаны, и тем не менее я не знала, куда девать глаза.
— Как-то странно, — прошептал он, залезая в кровать.
— Да уж, что есть, то есть.
Не знаю, в чем было дело — в шоке, усталости или в сюрреалистическом повороте событий, — но я вдруг начала истерически хихикать, а потом, не успев опомниться, уже отчаянно рыдала, скрючившись на чужой кровати.
— Ой-ей-ей, подруга! — Натану было явно неловко меня обнимать, лежа со мной в одной постели. Осторожно придвинувшись, он похлопывал меня по плечу. — Ничего, как-нибудь обойдется.
— Но как? Я потеряла работу, дом и любимого человека. И не получила рекомендаций, потому что мистер Гупник считает меня воровкой. Да и вообще, я теперь не знаю, где моя родина. — Я вытерла нос рукавом. — Блин, я снова облажалась и не понимаю, зачем мне пытаться достичь чего-то большего, потому что каждый раз это кончается для меня полным обломом.
— Ты просто устала. Все будет хорошо. Непременно будет.
— Как с Уиллом?
— Ох… Там была совершенно другая история. Ладно, брось… — Натан обнял меня своей здоровущей рукой.
Я рыдала, пока не иссякли слезы, после чего, измученная событиями сегодняшнего дня и прошлой ночи, наконец уснула.
Проснулась я восемь часов спустя одна в чужой комнате. Только через пару минут я поняла, где нахожусь, и на меня лавиной обрушились события предыдущего дня. Я скрючилась под пуховым одеялом в позе эмбриона, мне хотелось остаться лежать вот так еще год, а лучше — два, пока все как-нибудь само собой не рассосется.
Я проверила телефон: два пропущенных звонка и куча сообщений от Джоша, которые, похоже, пришли все разом накануне вечером.
Эй, Луиза! Надеюсь, ты чувствуешь себя хорошо. Весь деньна работе вспоминал, как ты танцевала, и давился от смеха! Ну и ночь! Дж. x
Ты в порядке? Просто хочу проверить, что ты нормально добралась домой, а не заснула на Таймс-сквер; —) Дж. x
О’кей. Сейчас уже десять тридцать. Полагаю, в данный момент ты ложишься в постель, чтобы окончательно протрезветь. Надеюсь, я тебя ничем не обидел. Я ведь только прикалывался. Позвони мне. х
События предыдущей ночи, с боксом по телевизору в грязном баре и мерцающими огнями Таймс-сквер, казалось, произошли целую вечность назад. Я вылезла из постели, приняла душ, оделась, пристроив свои пожитки в уголке ванной комнаты, тем самым еще больше уменьшив жизненное пространство. Однако я решила, что так будет спокойнее, если мистеру Гупнику, не дай бог, придет в голову шальная мысль заглянуть к Натану.
Я отправила Натану сообщение узнать, когда можно будет незаметно выскочить из дому, на что он ответил:
СЕЙЧАС. Оба в кабинете.
Я выскользнула из квартиры, спустилась к служебному входу и, низко опустив голову, быстро прошла мимо Ашока. Ашок разговаривал с рассыльным. Я увидела, как он, резко повернув мне вслед голову, крикнул: «Эй, Луиза!» — но я уже успела выскочить на улицу.
Манхэттен встретил меня промозглой серой мглой. Был один из тех тусклых дней, когда частички льда, казалось, висели в воздухе, холод пронизывал до костей, а прохожие шли, завернувшись в шарфы до самого носа. Я брела куда глаза глядят, низко опустив голову и натянув шапку на лоб. Ноги сами привели меня в закусочную. После сытного завтрака жизнь наверняка станет чуть веселей. Я устроилась в кабинке и, глядя на приехавших на работу из пригорода людей, которым явно было куда идти, заставила себя съесть маффин — самое сытное и дешевое блюдо в меню, — сегодня показавшийся мне липким и безвкусным.
В девять сорок я получила новое сообщение:
Привет, Луиза! Мистер Гупник заплатит тебе до конца месяца в качестве компенсации за увольнение без предварительного предупреждения. Выплаты по твоей медицинской страховкес этого момента прекращаются. Но твоя грин-карта остаетсяв силе. Уверен, ты понимаешь, все эти меры гораздо мягче, чем могли бы быть с учетом досрочного прекращения твоего контракта, но за тебя заступилась Агнес.
С наилучшими пожеланиями,
Майкл.
— Очень мило с ее стороны, — пробормотала я.
Спасибо за информацию.
Но Майкл не ответил.
Потом мой телефон загудел снова.
О’кей, Луиза. Вот теперь я реально волнуюсь, что чем-то всерьез обидел тебя. А может, ты и вправду потерялась, когда возвращалась к себе в Центральный парк. Пожалуйста, позвони мне. Дж. х
Мы встретились с Джошем возле его офиса в Мидтауне — одного из тех высоченных зданий, что если посмотреть на них, задрав голову, то может возникнуть стойкое ощущение, будто еще немного — и ты полетишь вверх тормашками. Джош, в красивом мягком сером шарфе на шее, размашисто шагая, направился ко мне. Я поспешно слезла с низкой стенки, на которой пристроилась, как на жердочке, Джош нежно меня обнял:
— Поверить не могу. Пойдем. Черт, ты совсем окоченела! Нужно срочно накормить тебя чем-нибудь горячим.
Мы устроились в душном, шумном тако-баре в двух кварталах от его работы, с непрерывным потоком офисных служащих и официантами, рявкающими команды. Я изложила в общих чертах Джошу, как до того Натану, свою печальную историю:
— Это все, что я могу сказать. Честное слово. Но я ничего не крала. Никогда бы на такое не пошла. Я в жизни не брала чужого. Ну разве что один раз в восьмилетнем возрасте. Мама до сих пор вспоминает, как я едва не пошла по неверной дорожке. — Я попыталась улыбнуться.
Джош нахмурился:
— Значит, тебе придется покинуть Нью-Йорк, да?
— Я пока сама еще толком не знаю, что буду делать дальше. Но Гупники вряд ли дадут мне рекомендации, так что я без понятия, как буду жить дальше. Короче, я безработная, а отели на Манхэттене для меня явно не по карману…
Сидя в закусочной, я просмотрела местные предложения по аренде жилья, и меня едва не стошнило прямо в кофе. Снять крошечную комнатушку вроде той, что я в свое время явно недооценила, поселившись у Гупников, можно было исключительно на зарплату топ-менеджера. Неудивительно, что даже тараканы не хотели оттуда уходить.
— А что, если тебе переехать ко мне? — (Я удивленно оторвала глаза от тарелки с тако.) — Хотя бы на время. Что вовсе не обязательно будет означать всякие там шуры-муры. Кстати, у меня есть диван-кровать в гостиной. Но ты наверняка не помнишь. — Джош сдержанно улыбнулся.
Я совсем забыла, насколько легко американцы приглашали к себе в гости. В отличие от англичан, которые, возможно, тебя и пригласят, но тотчас же поспешат эмигрировать, если поймать их на слове.
— Очень любезно с твоей стороны. Но пожалуй, это лишь еще больше все усложнит. Думаю, мне стоит вернуться домой, по крайней мере на время. Пока не подвернется новое предложение.
Джош мрачно уставился в тарелку:
— Сроки поджимают, да?
— Угу.
— А я-то, дурак, надеялся увидеть новые танцы.
— Боже мой! Кстати, о танцах. Я… В общем, я давно хотела спросить у тебя, а что было той ночью…
— Неужели ты действительно не помнишь?
— Если только Таймс-сквер. И то, как садились в такси.
Джош иронично поднял брови:
— Ну ты даешь! Ох, Луиза Кларк! Мне, конечно, хочется продолжать тебя дразнить, но, если честно, ничего не было. В общем, ничего такого. Правда, ты лизала мою шею. И это у тебя хорошо получалось.
— Но я проснулась без одежды. В твоей футболке.
— Потому что тебе приспичило раздеться во время танца. Как только мы приехали ко мне домой, ты объявила, что тебе необходимо выплеснуть накопившиеся эмоции посредством танца в свободной форме. Одним словом, я шел за тобой сзади, и ты слой за слоем срывала с себя одежду. Начала в вестибюле, а закончила в моей гостиной.
— Я что, сама сняла с себя одежду?
— Это было очаровательно. Очень… вызывающие телодвижения.
И перед моим мысленным взором внезапно возникла моя высовывающаяся из-за занавески игриво согнутая нога и голая спина, прижимающаяся к холодному стеклу. И смех и грех. Щеки предательски покраснели, я закрыла лицо руками.
— Должен сказать, в пьяном виде ты ужасно забавная.
— А когда… мы добрались до твоей спальни?
— Ой, ну на этом этапе ты уже перешла к нижнему белью. А потом ты запела дурацкую песенку… про обезьянку, или про абизьянку, или типа того. После чего ты моментально вырубилась и заснула этакой кучкой прямо на полу. Тогда я надел на тебя футболку и уложил в постель. Ну а сам лег на диван-кровать.
— Прости. И спасибо тебе большое.
— Всегда к твоим услугам. — Джош улыбнулся, в его глазах заблестели озорные искорки. — Большинству девушек, с которыми я встречался, до тебя как до луны. Они и вполовину не такие забавные.
— Знаешь, последние несколько дней я постоянно на грани то слез, то истерического смеха, а сейчас мне хочется делать все сразу.
— Ты сегодня ночуешь у Натана?
— Думаю, да.
— Ладно. Только не горячись. Прежде чем будешь брать билет, позволь мне сделать несколько звонков. Хочу посмотреть, есть ли какие-нибудь вакансии.
— Неужели ты и вправду в это веришь?
Джош обладал непрошибаемой уверенностью. И в этом он тоже походил на Уилла.
— Всегда что-нибудь да найдется. Позвоню тебе позже.
А потом Джош меня поцеловал. Причем настолько легко и непринужденно, что поначалу я вообще не поняла, в чем дело. Он наклонился вперед и по-хозяйски поцеловал меня в губы, словно это вполне естественное завершение нашего свидания за ланчем. А затем, прежде чем я успела сориентироваться, отпустил мою руку и снова обмотал шею шарфом.
— Ладно, мне пора бежать. Парочка важных встреч сегодня днем. Держи хвост пистолетом! — Джош улыбнулся своей неотразимой, идеальной улыбкой и поспешил обратно в офис, оставив меня сидеть с открытым ртом на высоком пластиковом стуле.
Я не стала рассказывать Натану о сегодняшней встрече. Только отправила ему сообщение — узнать, когда можно вернуться домой, и он ответил, что Гупники уходят куда-то в семь вечера, поэтому я смогу вернуться не раньше четверти восьмого. Я прошлась по холоду, посидела в закусочной, а вернувшись домой, обнаружила, что Илария оставила мне немного супа в термосе и две лепешки, которые она называла бисквитами. У Натана в тот вечер было свидание, и, когда я утром проснулась, он уже ушел. Правда, оставив мне записку. Натан надеялся, что у меня все хорошо, и заверял, что я его нисколько не беспокою. Разве что чуть-чуть похрапываю.
Многие месяцы я мечтала иметь побольше свободного времени. Но, получив его, поняла, что без денег в этом городе делать нечего. Я покинула «Лавери», когда дома никого не было, бродила по улицам, пока не окоченела, после чего зашла в «Старбакс» выпить чая, растянув удовольствие на два часа, чтобы воспользоваться бесплатным Wi-Fi для поиска работы. Однако человеку без рекомендаций или без опыта работы в пищевой промышленности абсолютно ничего не светило.
Теперь, когда моя жизнь больше не протекала в нагретых холлах шикарных заведений и теплом салоне лимузина, я решила основательно утеплиться. Надела синий свитер, джинсовый комбинезон, колготки и носки, тяжелые ботинки. Не слишком элегантно, но в данный момент элегантность волновала меня в последнюю очередь.
В обед я направилась в заведение быстрого питания с дешевыми бургерами, где никому не было дела до одинокой посетительницы, растягивающей булочку на час или два. В универмагах, несмотря на бесплатный Wi-Fi и чистые туалеты, без денег ловить было абсолютно нечего. Я дважды заходила в «Магазин винтажной одежды», где обе сестры искренне посочувствовали мне, но при этом многозначительно переглянулись, явно опасаясь, что я буду просить их об одолжении.
— Если вдруг услышите о какой-нибудь вакансии, особенно в магазине вроде вашего, сообщите мне, хорошо? — попросила я, устав бесцельно разглядывать вешалки с одеждой.
— Дорогуша, нам едва хватает средств заплатить за аренду. А иначе мы с радостью взяли бы тебя к себе. — Лидия сочувственно пустила в потолок колечко сигаретного дыма и посмотрела на сестру.
— Ты провоняешь нам своими сигаретами всю одежду. Ладно, мы непременно поспрашиваем, — разгоняя сигаретным дым, ответила Анжелика, и по ее тону я сразу поняла, что таких просителей у них вагон и маленькая тележка.
Я вышла из магазина с горьким чувством отчаяния. Мне некуда было приткнуться. Не было такого места, где я могла бы посидеть в тишине и спокойно пораскинуть мозгами, чтобы понять, как жить дальше. В Нью-Йорке без денег ты никому не нужен и тебе нигде не рады. Что ж, возможно, настало время признать свое поражение и купить билет на самолет. И тут меня осенило.
Я доехала на метро до Вашингтон-Хайтса и дошла пешком до библиотеки. И впервые за все эти дни я оказалась в знакомом месте, где тепло и уютно. Вот оно! Библиотека станет моим убежищем, моим трамплином в светлое будущее. Я поднялась по каменной лестнице. На первом этаже сразу же нашла свободный компьютерный терминал. Устало опустилась на стул, перевела дух и впервые после своего фиаско у Гупников закрыла глаза, попытавшись привести мысли в порядок.
И, почувствовав, как потихоньку спадает напряжение последних дней, я позволила себе плыть по волнам шепота людей вокруг в этом замкнутом мире, далеком от хаоса и суеты большого города. Быть может, дело было в тихом счастье оказаться в окружении книг, но я вдруг почувствовала себя здесь человеком на своем месте — неприметной девушкой за компьютерной клавиатурой в поисках информации.
И впервые за все это время я задала себе вопрос: какого черта я вообще влипла в эту историю? Агнес меня предала. И месяцы, проведенные с Гупниками, внезапно показались мне дурным сном, параллельной реальностью, расплывчатым пятном лимузинов и раззолоченных интерьеров, чужим и враждебным миром, над которым на секунду приподняли занавес, чтобы затем поспешно его опустить.
А тихие библиотечные залы, наоборот, были вполне реальными. Сюда я смогу приходить каждый день, пока не выработаю план действий. Здесь я смогу найти лестницу, которая выведет меня наверх, на новую, светлую дорогу.
Знание — сила, Кларк.
— Мэм! — Я отрыла глаза и увидела прямо перед собой охранника. Он пристально смотрел мне прямо в лицо. — Здесь нельзя спать.
— Что?
— Вы не можете здесь спать.
— Да я вовсе не спала! — возмутилась я. — Я думала.
— Или думайте с открытыми глазами, или вам придется уйти. — Повернувшись ко мне спиной, охранник что-то сказал в уоки-токи.
Если честно, я даже не сразу поняла, чего он от меня хотел. Люди за соседними столами поглядели в мою сторону, но тотчас же отвернулись. Я залилась краской, увидев любопытные взгляды посетителей библиотеки. И посмотрела на свой джинсовый комбинезон, тяжелые ботинки на флисовой подкладке, вязаную шапку. Да уж, явно не «Бергдорф Гудман», а скорее, благотворительный магазин для бомжей.
— Эй! Я вовсе не бездомная! — крикнула я в спину охраннику. — И я участвовала в протестах в защиту библиотеки. Мистер! Я НЕ БЕЗДОМНАЯ!
Какие-то две женщины, прервав разговор, удивленно подняли брови.
И тут до меня дошло: я действительно была бездомной.
Глава 22
Дорогая мама!
Прости, что давно не давал о себе знать. Мы от зари до зари работаем над этой сделкой с китайцами, и мне нередко приходится бодрствовать по ночам, поскольку я имею дело с различными временными зонами. Если мое письмо может показаться тебе немного вымученным, это потому, что я действительно смертельно устал. Правда, я получил бонус, весьма солидный (посылаю Джорджине приличную сумму денег, чтобы она могла купить себе ту машину, какую хочет), но за последние несколько недель я полностью осознал, что чувствую себя здесь не слишком уютно.
И не то чтобы мне не нравился здешний ритм жизни — ты ведь знаешь, я никогда не боялся тяжелой работы. Мне просто не хватает старой доброй Англии. Не хватает английского юмора. Не хватает воскресных ланчей. Не хватает английского акцента, причем не фальшивого, а настоящего (ты не поверишь, как много людей пытается говорить с еще более аристократическим акцентом, чем у ее величества). Не хватает возможности проводить уик-энды в Париже, или в Барселоне, или в Риме. И вообще, быть экспатом весьма утомительно. В здешнем финансовом садке с золотыми рыбками ты постоянно встречаешь одни и те же лица, причем независимо от того, находишься ты на Манхэттене или в Нантакете. Я знаю, ты считаешь, будто мне нравится определенный тип женщин, но здесь это доходит до смешного: белокурые волосы, нулевой размер, однотипный гардероб, одни и те же занятия пилатесом…
Так вот, ты помнишь Руперта? Моего старого приятеля из Черчилля? Он говорит, у них на фирме есть вакансия. Его босс прилетает сюда через пару недель, и он хочет со мной встретиться. Если все пойдет хорошо, я могу вернуться в Англию раньше, чем ты думаешь.
Я полюбил Нью-Йорк. Но всему свое время. И полагаю, мое уже вышло.
С любовью.
У. x
В течение следующих нескольких дней я обзвонила кучу номеров, представленных на Крейгслист[11], однако подыскивавшая няню милая женщина, узнав, что у меня нет рекомендаций, тотчас же положила трубку, а пока я дозванивалась, официантки уже не требовались. Правда, вакансия продавца в обувном магазине оставалась свободной, но мужчина, который со мной беседовал, сообщил, что я буду получать на два доллара в час меньше, чем указано в объявлении, поскольку у меня нет опыта работы в розничной торговле, и я прикинула, что такой зарплаты мне едва хватит оплатить проезд. Утро я проводила в закусочной, день — в библиотеке в Вашингтон-Хайтсе, где было тихо, уютно, тепло и, если не считать того вредного охранника, никто не смотрел на меня так, словно ожидал, что я вот-вот начну орать пьяные песни или мочиться в уголке.
Каждые два дня мы встречались с Джошем в заведении, где готовили вкусную лапшу, рядом с его офисом. Я информировала его о состоянии дел с поиском работы, стараясь не обращать внимания на то, что на фоне этого безукоризненно одетого, преуспевающего молодого человека я выглядела жалкой оборванкой, рохлей и неудачницей.
— Луиза, все образуется. Главное, не сдавайся. — Джош целовал меня на прощание, по праву считая себя моим парнем.
Но сейчас мне не хотелось думать о статусе своих отношений с Джошем, голова была забита совершенно другими вещами, и я решила, что на данном этапе поцелуи Джоша — отнюдь не самое худшее, что бывает в жизни, а значит, я подумаю об этом позже. Тем более что от него всегда очень приятно пахло мятой.
А вот в комнате Натана я больше оставаться не могла. Предыдущим утром я проснулась от тяжести его огромной руки, что-то твердое упралось мне в крестец. Заградительный вал из подушек, разъехавшись бесформенной грудой, оказался у нас в ногах. Похолодев, я попыталась вывернуться из его сонных объятий. Натан открыл глаза, посмотрел на меня и, как ужаленный, вскочил с кровати, прикрыв низ живота подушкой.
— Извини, подруга. Я не хотел… Я не собирался тебя…
— Не понимаю, о чем ты! — Я поспешно натянула фуфайку, не решаясь поднять глаза.
Натан смущенно переминался с ноги на ногу:
— Я просто… Я не понимал, что… Ах, подруга, подруга! Вот блин!
— Ничего страшного! Я все равно собиралась вставать!
Пулей выскочив из постели, я минут десять отсиживалась, с пылающими щеками, в крохотной ванной, прислушиваясь, как Натан лихорадочно одевается. Из ванной я вышла, когда Натан уже ушел.
Собственно говоря, какой смысл цепляться за Нью-Йорк?! У Натана я смогу перекантоваться максимум еще день-два, не больше. И похоже, самое большее, на что я могу рассчитывать, даже если мне повезет найти другую работу, — это минимальная оплата труда и гнусный клоповник, где придется делить комнату не только с тараканами, но и с соседями. А вот если я вернусь домой, то по крайней мере буду спать на собственном диване. Возможно, Трина с Эдди окончательно поладят и решат съехаться, тогда я получу свою квартиру назад. Я старалась не думать о том, каково это — возвращаться в пустую квартиру, словно совершив временнй скачок в прошлое, тем более что квартира эта находилась в опасной близости от места работы Сэма, а значит, каждая сирена «скорой» станет горьким напоминанием о том, что я потеряла.
Начался дождь, но у самого дома я замедлила шаг и посмотрела из-под шерстяной шапки на окна апартаментов Гупников: свет еще горел, хотя Натан сообщил мне, что они должны были уехать на какой-то гала-вечер. Как ни обидно, я оказалась чужой на их празднике жизни. Возможно, Илария сейчас пылесосила квартиру и, недовольно ворча, убирала с дивана разбросанные Агнес журналы. Гупники, как, впрочем, и этот город, проглотили меня, а затем выплюнули, не подавившись. Агнес, несмотря на все свои ласковые слова, избавилась от меня, как ящерица от старой кожи, и даже не оглянулась.
Если бы я не приехала сюда, сердито думала я, у меня был бы дом. И работа.
Если бы я не приехала сюда, то не потеряла бы Сэма.
От этой мысли на душе стало еще паршивее, я ссутулила плечи и засунула озябшие руки в карманы, приготовившись тайком проскользнуть в свое временное жилище, в чужую комнату, в чужую постель, которую приходилось делить с человеком, боявшимся до меня дотронуться. Вся моя жизнь вдруг показалась затянувшейся неудачной шуткой. Я потерла глаза, холодный дождь стегал лицо. С меня довольно! Прямо сейчас заказываю билет и улетаю домой ближайшим рейсом. Я как-нибудь это переживу и попробую начать все сначала. Другого выбора не было.
Всему свое время.
И именно в этот момент я вдруг увидела Дина Мартина. Дрожа от холода и растерянно озираясь по сторонам, мопс стоял на ковровой дорожке перед входом в «Лавери». Я осторожно заглянула через стекло в вестибюль, но ночной консьерж был занят разборкой каких-то пакетов и не замечал песика. Миссис Де Витт почему-то нигде не было видно. Тогда я стремительно сгребла Дина Мартина в охапку, не дав ему сообразить, что к чему. Держа извивающегося пса на вытянутых руках, я вошла в вестибюль, кивком поздоровалась с консьержем и вихрем взлетела по черной лестнице.
В данном случае у меня имелась веская причина находиться в здании, но перед дверью квартиры Гупников я вдруг почувствовала дрожь в коленях. А что, если они вернутся раньше? А вдруг мистер Гупник решит, будто я рецидивистка? И тогда обвинит меня в нарушении границ частной собственности? Общий коридор входит в эти границы? Все эти вопросы роились у меня в голове, а тем временем Дин Мартин отчаянно вырывался, норовя укусить меня за руки.
— Миссис Де Витт? — Дверь в ее квартиру была приоткрыта, и я, осторожно войдя внутрь, позвала чуть громче: — Миссис Де Витт? Ваша собака опять убежала! — Услышав орущий телевизор, я прошла дальше по коридору. — Миссис Де Витт! — Не дождавшись ответа, я прикрыла дверь и с облегчением опустила Дина Мартина на пол; мопс радостно потрусил в гостиную. — Миссис Де Витт?
Сперва я увидела ее ногу, торчащую из-за кресла с высокой спинкой, и только секунду спустя поняла, в чем дело. Я подбежала к креслу и, бросившись на пол, прижалась ухом к ее груди.
— Миссис Де Витт?! Вы меня слышите?
Она дышала, но лицо ее было цвета сине-белого мрамора. И у меня сразу же возник вопрос, как долго она пролежала в таком положении.
— Миссис Де Витт! Очнитесь! Боже мой… очнитесь!
Я бросилась на поиски телефона. Телефон стоял на столике в холле, рядом лежало несколько телефонных книг. Набрав «911», я объяснила, что случилось.
— Мэм, бригада уже выезжает, — ответили мне. — Вы можете остаться с пациенткой и открыть дверь?
— Да-да, конечно. Но она очень старая и хрупкая. И похоже, она без сознания. Пожалуйста, приезжайте скорей!
Взяв в спальне лоскутное одеяло, я накрыла миссис Де Витт и попыталась вспомнить, что говорил Сэм насчет оказания первой помощи упавшим пожилым пациентам. Самый большой риск состоял в том, что одинокие старики иногда оставались лежать на полу в течение многих часов. А миссис Де Витт была совсем холодной, несмотря на то что центральное отопление шпарило вовсю. Я села возле миссис Де Витт, взяла ее ледяную руку в свою и принялась осторожно гладить, чтобы дать ей понять, что она не одна. И тут меня внезапно стукнуло: а если она вдруг умрет, не обвинят ли в этом меня? Тем более что Гупник непременно подтвердит, что я преступница. В голове промелькнула трусливая мысль дать деру, пока не поздно. Но как можно было оставить миссис Де Витт в таком состоянии?
И тут, в самый драматический момент моих мучительных раздумий, миссис Де Витт неожиданно открыла глаза.
— Миссис Де Витт? — (Она растерянно заморгала, явно пытаясь понять, что произошло.) — Я Луиза. Из квартиры напротив. Вам очень больно?
— Я не… знаю. Мое… запястье, — отозвалась миссис Де Витт слабым голосом.
— «Скорая» уже едет. С вами все будет хорошо. Все будет хорошо.
Она окинула меня мутным взором, словно пытаясь понять, кто я такая и есть ли в моих словах хоть какой-то смысл, и внезапно нахмурилась:
— Где он? Дин Мартин? Где моя собака?
Я обвела глазами комнату. Дин Мартин, забившись в угол, лежал на боку и шумно обследовал свои гениталии. Услышав свое имя, мопс тотчас же вскочил на ноги.
— Он здесь. С ним все в порядке.
Миссис Де Витт облегченно закрыла глаза:
— Ты присмотришь за ним? Если мне придется ехать в больницу? Ведь меня отвезут в больницу, да?