Шолох. Теневые блики Крейн Антонина
Подойдя, я выжидающе уставилась на ребят:
– Не томите! Что там с мальчиком?
– Никто не знает. – Дахху развел руками. – У парня амнезия, – и он рассказал всё по порядку.
Утром, догнав беглеца, Дахху замешкался, ведь за ночь мы успели выстроить непростые отношения с подростком. Спасли его, но потом связали (страшно сказать – розовыми простынями). Причём о спасении мальчик не знал – был в обмороке, зато простыни прочувствовал по полной программе.
Незнакомец заговорил с Дахху первым: дрожащим голосом поинтересовался, что случилось. Как выяснилось, он не помнил ровным счётом ничего: зачем гулял в полночь? Где живёт? Даже собственное имя вызывало у подростка глубочайшие сомнения. Потом он утвердился в мысли, что его зовут Карл.
Дахху вместе с мальчиком отправился в Лазарет. Там друг активно размахивал лекарским амулетом, поэтому их без очереди пропустили к старшему целителю курса. Тот провёл осмотр по высшему разряду, применил новомодные «просвечивающие» заклинания (я даже не хочу знать, что это) и вынес вердикт: мальчик здоров. Но беспамятен.
Ночную историю лекарь узнал без мистических подробностей (дескать, наткнулись на парня на обочине) и без вопросов выделил для Карла койку в палате.
– И что теперь? – спросила я.
– Будем восстанавливать его память. – Дахху пожал плечами. – Пока ясно одно: Карл не из Шолоха. Это стало видно по слабым следам его воспоминаний: не наши названия, не наша еда, необычная одежда… Он явно чужестранец. Только непонятно, его семья переехала сюда жить или просто путешествует?
– Ещё есть вариант, что он сбежал из дома. – Кадия со значением подняла указательный палец. – Тогда, конечно, огонь!
Я вздохнула:
– Думаешь, очередной искатель долголетия?
– Конечно. Юный и отчаянный. Розовощёкий и розовопростынный. Верящий в свою звезду, но получивший звездюлей. Кумир бокки и, кажется, лучшая подружка нашего Дахху?
Дахху в ответ смерил Кадию таким взглядом, будто был из Дома Убивающих Одной Мыслью, а не из Дома Смеющихся. У меня аж сердце сочувственно ёкнуло. Но подруга лишь комично подняла ладони, мол, сдаюсь-сдаюсь. Всё-то ей нипочём.
Теория о том, что Карл отправился на поиски долголетия, казалась логичной. В Шолохе мы живём по две сотни лет вместо положенной одной. Тайна кроется в могущественных косточках дворцового кургана.
Дело в том, что наши предки были очень серьёзными ребятами – прямыми учениками шестерых богов-хранителей. Даже мёртвые, они умудряются влиять на жизнь королевства.
Так, от их останков исходят магические эманации, благодаря которым в Шолохе колдовать легче, чем где бы то ни было ещё. Особенно это чувствуется на территории дворца. Там всякий первокурсник мнит себя всесильным: хохочет от доступности магии, творит глупости – стражи едва успевают отлавливать.
Кроме того, курган привлекает волшебных существ и потусторонних сущностей – не всегда добрых, правда, – которые живут с нами по соседству и привносят в быт города изюминку.
И, наконец, косточки подарили нам уже упомянутую небывалую продолжительность жизни. Приятный бонус, который сыграл свою роль в становлении департамента Ловчих: люди со всего мира стремятся переехать в Шолох, надеясь жить долго-долго и, как мы, практически не стареть. Увы, магия кургана работает только на коренных шолоховцев. Но никто, конечно, не верит. Поэтому чужаков у нас завались – заодно и связанных с ними преступлений.
– Слушай, а что там с Иноземным ведомством? – спохватился Дахху.
Помедлив, я выложила на стол свой новоявленный значок. Ребята дружно выгнули брови коромыслом.
– То есть мы действительно можем тебя поздравить?! – Кадия чуть не поперхнулась ароматным земляничным чаем, который пила из фарфоровой чашки в виде цветка пиона.
Я в подробностях рассказала о своём дне. Когда я закончила, за столом воцарилось гнетущее молчание: Дахху и Кад отнюдь не собирались меня чествовать. Наоборот, они с сомнением переглянулись.
Солнце скрылось за неведомо откуда взявшейся тучей, панораму города залило синей краской. Резко похолодало, как это бывает в переменчивые весенние месяцы.
– М-м-м, Тинави, душа моя, так вы не обсудили твою… особенность? – неуверенно протянула Кад.
Говоря это, она смотрела куда-то вбок и чесала нос указательным пальцем: Кадия всегда так делает, когда нервничает.
– Ещё нет. – Я беззаботно улыбнулась, хотя сама полдня психовала из-за этого.
– Не лучше ли сразу прояснить ситуацию? – тактично поинтересовался Дахху.
– Чтобы они развернули меня с порога?
– Но ты понимаешь, что последствия могут быть самыми неприятными?
– Дахху, вы же сами советовали пойти и всё разузнать!
– Разузнать, а не врать.
– Я не врала.
Смеющийся откинулся на спинку стула и нахмурился. К нашему столику подлетел было толстый шмель, но, почуяв неладное, в резком вираже развернулся.
Я развела руками:
– Просто там, в холле, под всеми этими потоками витражного света, в буйстве шорохов и шёпотов, я впервые за год почувствовала себя живой. У меня не хватило духа закончить всё так сразу.
Дахху наморщил высокий лоб:
– И ты даже не выяснила, кто подал твоё заявление?
– Нет. А как бы я спросила? Прошу прощения, дамы и господа Ловчие, я что-то не понимаю, какой простофиля умудрился меня, калеку, к вам пристроить. Явно не рекрутёр. Позвольте посмотреть документы, интересно же. Да, всё верно, колдовать я не умею, я в этом деле овощ, огурцу конкуренцию не составлю. Но ставку хочу как у всех, и ещё отдельный кабинет, пожалуйста! Так, что ли? – Я почувствовала, что начинаю говорить громче, чем следовало.
Пожилая пара за соседним столиком, дружно оттопырившая мизинцы в процессе пития чая, недовольно закудахтала.
А Кадия вдруг по-военному рявкнула:
– Прах побери, Тинави! Кто-то распоряжается твоей личностью, как считает нужным, и зачем-то пропихивает тебя на госслужбу. Ты вообще задумывалась зачем? Может, тебя в шпионы завербовать хотят? Посадят на крючок, и до свидания. И всё это ещё и утром после встречи с бокки! Это наверняка чей-то план, ни разу не добрый!
– Чей план, Кадия?! – Я с шумом втянула воздух. – Это твоя новая жизнь полна интриг и шантажа, что в корпусе Стражей, что в родовом гнезде Мчащихся. Моя не такая. Козни против меня может строить максимум кухарка, которую бесит, что я ем печенье в кровати. Если кому-то хватило сил и желания вписать меня в свой неведомый план – да я только за, спасибо за высокую оценку! Хоть кто-то видит во мне что-то полезное!
– Перестань прибедняться! Не тебе с твоей внешностью сказочной принцессы и интеллектом мудреца жаловаться хоть на что-то в этой жизни! – Кадия врезала кулаком по столу. Стол задрожал, чашка всхлипнула. – Ну не повезло тебе с магией, ну бывает! Зато в остальном на тебя посмотришь – зависти не оберёшься!
– «Бывает»!.. – горько передразнила я, напрочь проигнорировав остальные её слова. Такое случается: упрёшься во что-то больное и видишь только его, игнорируя объективные плюсы. – Да нет ничего хуже, чем осознавать, что из-за пепловой случайности, когда даже обвинить некого, кроме самой себя, всё твоё потенциально светлое будущее накрылось медным тазом. Если в ведомстве – пусть и обманом – у меня будет шанс поменять мою жизнь, я его не упущу. А вы могли бы меня и поддержать! Кад, ты же сама хотела, чтобы я боролась – вот я и борюсь!
– Что за игрища со смыслами?! Да я тебя сейчас стукну! – возмущённо выдохнула Кадия и слегка привстала. Но, поймав мой болезненно-сухой взгляд, мигом присмирела.
Я отвернулась, изобразив, что любуюсь видом.
Под «Воздушной гаванью» бурлила жизнь на набережной реки Нейрис, петляли уютные улочки и тенистые бульвары Верхнего и Нижнего Закатных Кварталов. Вдалеке над пышными кронами буков торчала завивающаяся спиралью Башня магов. На фоне солнца она казалась темнее, чем есть.
Дахху деликатно кашлянул.
– Тинави, – мягко сказал он, тронув меня за локоть. – Мы всегда на твоей стороне. Но ситуация с ведомством – странная, признай. Если всё окажется нормально – хорошо. Но постарайся выяснить, что происходит.
– Ладно, – пробормотала я.
Кадия мигом расслабилась, поняв, что кризис миновал и я не собираюсь рыдать посреди ресторана – это в её представлении худшее, что может случиться с человеком. Кивнув на мою левую руку, она посоветовала:
– Ты, кстати, никому не позволяй прикасаться к твоему предплечью. И сама на людях его не трогай. А то ведь заметят, что тут что-то нечисто…
И действительно. Татуировка Ловчей, нанесённая мне в ведомстве, по идее должна была зажигаться изумрудным светом при прикосновении к ней – это и являлось бы признаком её подлинности. Сразу после процедуры Полынь, безуспешно пощипав меня за руку, сказал, что, наверное, нужна пара часов для того, чтобы татуировка «прижилась» и «активировалась». Я догадывалась, что всё не так просто, но промолчала.
Равно как и значительная часть магического оружия, со мной не хочет иметь дело никакой волшебный инвентарь, питающийся энергией владельца. А таких большинство. Вокруг моего тела как будто царит зона отчуждения.
Я клятвенно пообещала Кадии отбиваться от всех, кто захочет меня потрогать.
Между тем вечер окутал столицу прозрачной вуалью. Лучи заходящего солнца окрасили облака в розовые тона, черные стаи птиц диагоналями расчерчивали небо.
– Пойду домой. – Я вздохнула. – Глаза слипаются.
– Заглядывай завтра в Лазарет, – пригласил Дахху. – Познакомлю тебя с Карлом.
– Обязательно. Неужели он совсем не помнит про бокки?
– Совсем. Возможно, это шоковое.
– Или гадёныш пудрит нам мозги, а сам вынашивает планы мести.
– О, теперь и ты начинаешь видеть во всём заговор! – Кадия добродушно хохотнула. – Иди-ка ты баиньки, душа моя.
Попрощавшись с друзьями, я послушно отправилась домой.
Там меня ждал сюрприз в лице Селии, помощницы мастера Улиуса.
Зажав трость под мышкой, она стояла, облокотившись о мой забор, и заполняла какие-то бумаги. Поза была расслабленной и привычной: судя по всему, Селия давно ходит с палкой.
Мне резко захотелось развернуться и пойти куда угодно ещё, чтобы избежать разговора. Но Селия меня уже увидела.
– Тинави. – Она сухо кивнула. – Я рассчитывала встретить вас здесь.
– Что-то случилось? – выдавила я, не ожидая ничего хорошего.
– Я просто хотела уточнить ещё раз: вас распределили к господину Полыни на стажировку?
– Да.
– Вы с ним были знакомы прежде?
– Нет…
– Отлично. – Селия достала из кармана брюк визитку и вложила мне в руку. – Вы будьте внимательнее на службе, Тинави. Ловчий – непростая профессия. Нужно хорошенько разбираться в людях. И не бояться превентивных мер.
– Что вы имеете в виду? – нахмурилась я, разглядывая серебристый бархат карточки.
Согласно ей, Селия принадлежала к дому Сгинувших и занимала должность замглавы департамента Ловчих, а не помощницы Улиуса, как я решила днем.
– Это мой адрес, – снисходительно объяснила госпожа Сгинувшая. – На случай, если кто-то станет вести себя неподобающе.
И, тонко улыбнувшись, она попрощалась и быстро захромала прочь.
5. Магия, прощай
Не смотри на прошлое с тоской!
Было и ушло, нынче его нет.
Лучше поутру проснись и пой,
Жить сегодня – в этом весь секрет.
Девиз шолоховской гильдии трубадуров
Когда я оказалась дома, вся моя сонливость улетучилась, как окись балаган-травы. Вечный парадокс: нет ничего желаннее сна поутру, и ничего скучнее – ночью.
Следы вчерашней вечеринки придавали комнате неряшливый вид: всюду были разбросаны разноцветные подушки, из шкафа вывалилась одежда (сама вывалилась, ага).
Я занялась уборкой. И заодно мысленно перебрала детали нашей встречи с бокки. Всё-таки приятно, что мы так близко познакомились с одной из чудинок Шолоха…
Ведь бокки – таинственные существа.
В детстве я обожала сказки про них. Помню, книжки чётко делились на две категории. В первой рассказывалось, что призрачные егеря, свидетели прошлых эпох, сторожат наши сны в самые мрачные ночи – это был вариант для малышей. Им поди объясни иначе, почему дважды в месяц за окнами блуждают призраки, чьи плащи, будто щупальца, шевелятся у земли!
Другая категория – легенды для детей постарше. Эти истории были одобрены школой и рекомендовались к прочтению в дидактических целях. Там описывались смелые, но непослушные ребята, выходившие к бокки-с-фонарями и никогда больше не видевшие белого света, так как духи утаскивали их в царство теней. Напрашивается вывод: то ли в это царство не принимают людей старше двадцати пяти, и поэтому мы с Дахху и Кадией не прошли туда по возрастному цензу, то ли сказки всё-таки врут. А вот мальчик… Может, мы спасли его от подобной участи? И бокки-с-фонарями не угомонятся, пока не вернут себе намеченную жертву?
Луна уже пошла на убыль, и, значит, лесные духи не появятся в Шолохе ещё пару недель. Но вдруг?..
Я выглянула в окно. Всё честно: бокки не было. Сад тонул в прохладной темноте.
Наверное, со стороны мой коттедж казался светящимся рыбацким судном в безбрежном океане леса. Огни в остальных домах Мшистого квартала уже погасли – соседи спали, убаюканные свежестью весенней ночи. Лишь пел соловей.
Спальня мерцала в зеленоватом свете аквариумов с травой осомой. Расставляя книги, магические кристаллы и свечи на полках, я чувствовала себя ундиной в полночном водопаде. Минуту спустя – феей, манящей путника в заколдованный круг. Или нет. Жрецом, который готовит пещеру к кровавому ритуалу… Для полноты картины оставалось только начать что-нибудь петь на придуманном языке.
На древнем не рекомендую! Однажды, в неурочный час готовя доклад по лингвистике для магистра Орлина (как и все студенты, я обожала заваливать сроки), я умудрилась доспрягать глаголы стародольнего языка до такого одурелого состояния, что случайно вызвала разрушительного духа забытых подземелий. Он явился прямо посередине учебного класса, и не прошло и трёх секунд, как стало ясно: на летних каникулах мне придётся заняться ремонтом. По всему второму этажу дома наставника будто смерч прошелся.
Впрочем, теперь подобная оплошность мне не грозит.
Я вздохнула, переоделась в пижаму и легла в кровать.
Поёрзала, пытаясь найти удобную позу. Встала, открыла окно. Выключила ночник. Заплела волосы в косу. Сон не шёл. Включила ночник.
– Ух-ху… – кисло прокомментировал Марах. Филин был в курсе моих бессонниц. И, как ни странно, их не одобрял: хотя, казалось бы, кому ещё они могут понравиться, если не другому ночному хищнику.
Мои мысли беспокойно вертелись вокруг вопроса о работе в департаменте Ловчих.
В Иноземном ведомстве не знают, что у меня нет магии. Если бы знали – точно завели бы на эту тему разговор. А так все ходят с лицами «шито-крыто», и – да, дело пахнет жареным. Рано или поздно они выяснят правду, и тогда мне не поздоровится.
Воспоминания неминуемо соскользнули в омут того проклятого июньского дня.
Я со стоном закрыла лицо руками. В глазах защипало – как всегда, когда речь идёт об инциденте. Иногда на меня нападает паранойя, и тогда мне кажется, что эта плаксивость – чуть не главная причина того, что мои родители в прошлом году решили переехать в далёкий Норшвайн. Хотя, признаться, я сама чуть ли не насильно вытолкала их прочь из столицы. Мне было слишком стыдно. Я должна была стать гордостью семьи, а в итоге оказалась безнадёжной слабачкой, раскисающей от каждого неаккуратного слова.
У моих ближайших и дражайших сердца разрывались при каждом взгляде на меня. Особенно у папы. Это в его лаборатории случился взрыв.
Надо сказать, что меня с детства завораживал подвал нашего дома. Мой отец – его зовут Инри – алхимик, за которого дерутся королевские дворы всего мира. Но пока я была ребёнком, он брал контракты только в Шолохе.
На семейных встречах запрещалось обсуждать работу – мама считала, что так мы сохраним «нормальный климат» в доме. Как следствие, папины склянки манили нас с сестрой куда больше, чем могли бы.
Мы фантазировали, что он разрабатывает сложнейший эликсир, который даст человеку божественную силу и наконец-то сделает левитацию возможной. Когда отец уединялся в своей подвальной лаборатории, мы всё норовили подглядеть. Но мама отлавливала нас на полпути и оттаскивала прочь, лупя мокрым полотенцем.
И вот годы спустя Дахху, Кадия и я получили дипломы и, как все нормальные выпускники, отправились кутить.
Я плохо помню ту ночь. Мелькают какие-то разрозненные картинки: Кадия, голышом прыгающая в Нейрис со скалы; наш тяжёлый топот и мои разрывающиеся лёгкие при побеге от стражей; Дахху, клянущийся, что теперь-то начнётся настоящая жизнь. Теперь нас, подруга, никто не остановит. Мы свободнее самих богов-хранителей!
Мы были пьяны и счастливы. На рассвете я стояла посередине Лоскутной площади, той, что напротив департамента Ходящих, и бесстрашно кричала охраняющим вход химерам, что сочиню заклинание, которое отпустит их на все четыре стороны с этого грустного поста. Кадия ржала как конь и всё пыталась удержать шаткое равновесие. Дахху мечтательно пялился в никуда, как у него это принято.
Утром я кое-как добралась до родового поместья Страждущих. Найдя ключи и открыв дверь, я поняла, что в доме никого нет. Родители уехали на выходные в гости к какому-то чиновнику из Чернолесья, а сестра не первый год училась в другой стране.
«Лаборатория!» – подумала я с ликованием и почти кубарем скатилась в подвал.
Заветные скляночки, реторты, порошки и ступки, казалось, приветливо улыбались мне. Я благоговейно читала названия на этикетках, легонько потряхивала туманные капсулки, растирала между пальцев трёхглавые мхи и, казалось, была счастливее, чем когда-либо. А потом обнаружила, что потолок лаборатории разрисован картой звёздного неба. Это было восхитительно.
Я пялилась на него так долго, что у меня заболела шея. Тогда я решила добавить ещё красок своему восторгу. А именно: начала крутиться вокруг своей оси, представляя, что я в самом сердце Вселенной, медленно вращающейся вокруг меня.
Как оказалось, мой вестибулярный аппарат никуда не годится.
В какой-то момент меня занесло, я споткнулась и, размахивая руками, будто ветряная мельница, рухнула вниз и вбок. Прямо на маленькую этажерку багряного цвета.
В ней, как выяснилось на практике, хранились пороховые элементы и порошковый огонь. Мой папа не слишком-то соблюдал принцип товарного соседства…
Взрывом разнесло весь подвал и половину первого этажа.
Говорят, меня собирали чуть ли не по кускам. Главной задачей лекарей было заставить работать мою собственную магию: сделать так, чтобы она полностью посвятила себя регенерации. Ведь никто не может вылечить человека, кроме самого человека.
Я спала. А волшебство работало. Оно работало и тогда, когда я вдруг очнулась. Это стало проблемой: ведь во сне мы больше верим в себя и, как следствие, легче творим невозможное.
Усыпить меня заклинанием не удалось – организм и так претерпевал слишком много магического вмешательства. Я лежала, привязанная к койке, и с ужасом наблюдала, как моё тело светится всеми цветами радуги поочерёдно.
– Постарайтесь не думать, госпожа Страждущая, – советовала приставленная ко мне целительница. – Ваше подсознание сейчас пытается захватить как можно больше унни, не мешайте ему.
Это было сложно. В голову лезли мысли, в том числе такие как: «Не думать, не думать, прахов прах, я должна не думать. Или я не должна думать, хм, как будет правильнее с точки зрения стилистики, а-а-а, остановись!» До сих пор боюсь, что в исчезновении магии виноваты именно те размышления.
В какой-то момент сияние просто прекратилось.
Целительница удовлетворённо кивнула, прощёлкала воздух над семью точками жизни, пульсирующими в теле каждого человека, зажгла в курильнице благовония из сандалового дерева и приложила к моей груди кристалл сердолика. А потом посмотрела на моё лицо и непонимающе свела брови.
Оказалось, магия не завершила работу: левое ухо осталось порванным, с аккуратным крестиком шрама у мочки.
Лекари решили, что мне нужно отдохнуть и процесс выздоровления продолжится. Но не тут-то было. В тот день спектакль закончился. Унни сочла, что я слишком распустила руки, и решила разорвать наши отношения. Навсегда.
Существует множество теорий о том, что такое магия, откуда она берётся и почему некоторые люди колдуют лучше, чем другие.
Но философы сходятся в одном – у магии есть какое-то подобие разума. Если ты хочешь творить волшебство, то ты снова и снова вступаешь в схватку с унни.
Унни – это энергия, определяющая мироздание. Из неё состоит всё сущее: деревья, моря, воздух, люди и животные. Когда ты колдуешь, то ты как бы навязываешь унни свою волю, порабощаешь её частичку и, как победитель, меняешь Вселенную на свой манер. Сильные маги часто выглядят подтянутыми и сухопарыми: противоборство с унни съедает кучу сил, как и всякая нормальная драка. Обычно до унни ещё и непросто добраться: ведь она плотно сбита в материю брому.
Да, бывают места, где колдуется легче – там энергия податливее. Но всё равно для колдовства первична личность мага. Его жёсткость, целеустремлённость, несгибаемость. Его готовность бороться до конца.
Прошлой зимой мне каким-то чудом удалось в сжатые сроки найти, «победить» и «сожрать» достаточно большое количество унни для того, чтобы восстановить своё бренное тело. И, кажется, в ходе той схватки энергия раз и навсегда уяснила для себя, как нужно уворачиваться от моей воли.
Это честно и нечестно одновременно. Но в любом случае до ужаса тоскливо.
Почти так же тоскливо, как то, что завтра в ведомстве мне всё-таки придётся признаться в своей ущербности. Несмотря на яростную тираду друзьям, я не могу иначе. Затягивать эту ситуацию – себе дороже. Увы, без магии я пустышка. Так пусть в департаменте эту горькую правду услышат от меня, а не выяснят опытным путём.
В темноте я нащупала свеженькую татуировку Ловчей. Интересно, больно будет её сводить?..
Мне представился Полынь со своими многочисленными амулетами и колдовскими антрацитовыми глазами. Лучший Ловчий ведомства, говорите? Как он среагирует, когда узнает, что стал куратором для неведомой зверушки? Я накрыла голову подушкой и застонала.
Лихорадочный восторг, мой дневной спутник, ушёл. Осталось только привычное чувство собственной ничтожности.
Потом я наконец-то заснула, прижав ладонь к разорванному уху.
6. На острове-кургане
Профессиональная форма для тринапа включает в себя шлем, защитное снаряжение на шею, комбинезон из мистральной упружной ткани, а также наплечники, налокотники и наколенники. Вы думаете, вам будет больно, когда вы безответно влюбитесь в какого-нибудь красавчика, – так вот, НЕТ. По-настоящему больно станет, если лассо зацепит за шею или стеганёт по лицу.
Мастер Пнивколено, тренер сборной по тринапу
В девять утра ровно – колокол на Ратуше не даст солгать – я стояла перед Иноземным ведомством.
Здание, обрамлённое крепкими молодыми дубами, щерилось на меня тремя парами беспрестанно распахивающихся дверей. Сотрудники бегали туда-сюда, не давая им закрыться.
У всех в руках были папки. Изумрудного цвета, с непременной розой ветров и картой мира на обложке. Писчие перья крепились к ним на обманчиво тонкую цепочку: на самом деле – не оторвёшь! Я вспомнила, как прошлой зимой наблюдала за детьми, игравшими в Короля Холмов на сметённых вдоль улиц сугробах. У них точно так же, за верёвочки, варежки цеплялись к рукавам.
Я собиралась с духом. Сжимала и разжимала кулаки, будто в кабинете целителя перед плановой сдачей крови. Я готовилась к признанию. Боялась и злилась. В голове играла воинственная музыка – для придания смелости.
Неожиданный хлопок по плечу заставил меня подпрыгнуть.
– Привет! Готова к первому делу? Очень, очень интересное.
– Полынь?
– Кто же ещё. Разворачивайся, нам надо во дворец. Тебе повезло – нечасто новички с ходу попадают в святая святых Шолоха!
Внемлющий выглядел таким бодрым и довольным, что у меня даже зубы заболели – очень не хотелось признаваться.
Все его обереги и талисманы были начищены до блеска, переливаясь на майском солнышке, как ювелирный прилавок. Вот-вот окрестные сороки слетятся.
Я прокашлялась и, ковыряя носком сандалии землю, промямлила:
– Подожди, надо кое-что обсудить. По идее, ещё вчера стоило, но я сглупила, поэтому говорю только сейчас…
– Минуту. – Полынь предостерегающе поднял ладонь. На каждом пальце было по кольцу. – От того, что ты хочешь сказать, зависит чья-то жизнь?
– Э-э… Скорее нет.
– Тогда отложим разговор.
Я тихо выдохнула. Будто едешь сдавать важный экзамен, но на полпути передумываешь и воровато разворачиваешься – прогуляю! Стыд и облегчение одновременно.
– А как же вступительные тесты? Селия вчера говорила, что…
– Всё потом!
Моё сердце выдало барабанную дробь. Полынь посмотрел на меня очень внимательно, будто прислушиваясь к этому ритмическому соло, и осторожно увёл от ведомства.
То, что я послушалась его, – это слабость? Или веление судьбы? Предпринять ещё попытку раскрыть карты или счесть, что само небо хочет, чтобы я молчала?
– Тинави, ты знаешь, кто такой баргест? – спросил между тем Внемлющий.
Мы продирались сквозь толпу на Министерской площади. Приходилось как следует работать локтями, ведь это – одно из самых популярных мест в столице.
Я ответила, постаравшись по памяти воспроизвести словарную статью:
– Баргест – это нейтральный дух, предвестник несчастья. Является людям, в чьих жилах течёт кровь срединного народа, то есть представителям знатных Домов. Если принять меры, предсказанное баргестом можно миновать – обычно ради этого дух и приходит. Хотя история знает случаи, когда он злорадствовал, являясь за несколько минут до катастрофы. Чисто чтобы посмеяться.
– Молодец, – кивнул Полынь.
Сегодня его тёмные волосы были собраны в огромный клубковатый узел на затылке, в котором позвякивали монетки и колокольчики.
И не лень ему так заморачиваться!
– Ты верно сказала – баргесты являются только знатным шолоховцам. В теории я могу представить, что баргест придёт к обычному горожанину: возможно, у того есть гены срединников, хотя родовое имя и не унаследовано. Но вот чтобы баргест явился дриаде… Это из ряда вон выходящая ситуация. – Ловчий цокнул языком.
– Баргест и дриада? Это и есть наше дело? – удивилась я.
– Да. – Полынь улыбнулся. – Сущности из очень разных миров, как считаешь?
– Пожалуй, – согласилась я. Потом подумала и пожала плечами: – Может, дриада врёт?
– Это самое логичное объяснение. Но она который день подряд приходит в ведомство с жалобой, и при даче показаний её так трясёт, что департамент всё-таки отправил проверку.
Мы подошли к тяжёлому кованому мосту, ведущему на остров-курган.
Этот высокий остров с крутыми берегами, на котором воздвигнут королевский дворец, – самое сердце Шолоха. Вокруг него свернулся змеёй оборонительный ров Рейнич. К нему подведены шесть столичных рек, из-за чего на картах центр Шолоха похож на диковинное шестипалое существо.
Когда мы с Полынью ступили на мост, сторожащие его гвардейцы в синих одеждах с лязгом скрестили алебарды и перегородили нам путь. Нежная цветочная вышивка на их накидках никак не сочеталась с мрачными физиономиями. Судя по всему, это Полынь своим эксцентричным видом вызвал у стражей массу подозрений: обычно на дворцовый остров пускают без вопросов.
Один из гвардейцев выпятил грудь и рявкнул басом:
– Кто? Куда? Зачем?
– Ловчие. Во дворец. По вызову, – передразнил Внемлющий. Когда гвардеец заскрежетал зубами от подобного «неуважения», чёрные глаза Ловчего проказливо блеснули.
– Удостоверение?
Полынь начал скучающе, неторопливо заворачивать рукав. Я с замиранием сердца стала повторять за ним. Ещё медленнее, что окончательно взбесило стража. Он даже вспотел. Хотя, возможно, это из-за жаркой формы. Ох-ох-ох. Моё «удостоверение» так и не начало сиять от прикосновения к нему, и сейчас, когда это обнаружится, кому-то придётся несладко.
Но вот Полынь разобрался со своими несметными шелками (сегодня он тоже был одет в хламиду, но другого цвета) и затем поднял руку, церемониально приложив сначала запястье, а потом тыльную сторону ладони ко лбу. На коже вспыхнула татуировка, увидев которую гвардейцы расступились.
Я бочком-бочком проскользнула вслед за куратором.
Когда пересекаешь Трекованый мост, то будто попадаешь в другой мир.
Шолох – город, который последовательно и упорно отвоёвывает у вездесущего леса пространство для жизни. Но дворцовый остров, напротив, решил капитулировать перед матушкой-природой.
Здесь всё утопает в зелени. Кролики мирно скачут в густой изумрудной траве. Жёлтые бабочки порхают среди кустов. Воздух напоен упоительными ароматами жасмина и гудением пчёл. Вдалеке то и дело слышится приглушённый звон мечей: идёт рыцарский бой на радость двору.
Мы с Полынью шли по извилистой дорожке, щедро утыканной гвардейцами. Видимо, вместо кипарисов: неприхотливы и функциональны, а молчат похлеще деревьев.
Дорожка привела нас к главному зданию дворца – тому, что ступеньками поднимается по крутому склону кургана и представляет собой многоуровневое ажурно-игольчатое безумие цвета взбитых сливок: будто торт на великаньей свадьбе. Не зря говорят, что первый лесной король – Хловви из Дома Ищущих, при котором и строили дворцовый комплекс, – обожал всё сладкое и воздушное.
Мы зашли сквозь парадный вход. Пятнадцать минут блужданий (справились бы быстрее, но приходилось раскланиваться со всеми встречными) – и Полынь постучался в неприметную деревянную дверь.
– Наша задача – выяснить побольше про эту дриаду. Не обвиняем её во лжи, но и не верим истории про баргеста. Всё вежливо и нейтрально, – шепнул мне Внемлющий, пока с той стороны отпирали щеколду.
Вблизи я почувствовала, что от него сильно пахнет популярным в Шолохе лекарством от простуды: мята и перец, вдохнёшь – будто лёгкие сжигает. Болеет он, что ли?
Нам открыли так резко, что я невольно отшатнулась. Кожа дриады, появившейся в дверном проёме, была ровно того же цвета и текстуры, что и лакированный дуб; на ней имелись даже тёмные пятнышки срезанных сучков – нередкая для древесных жительниц особенность.
– Здравствуйте, Цфат. – Полынь представился сам, представил меня, а затем с интересом наклонил голову набок: – Можно зайти?
Цфат вперила в нас неподвижный взгляд раскосых глаз травянистого цвета. Высокая, худая, с ярко выраженными шишковатыми суставами, она казалась искусно вырезанной скульптурой, а не живым существом. Только волосы, волнами спускающиеся до самого пола (и тоже зелёные), не давали шанса на ошибку: перебираемые ветерком, они нежно оглаживали плечи Цфат, что-то томно обещали, поблёскивали в янтаре солнечных лучей… Ни у одной дриады я прежде не видела таких прекрасных волос.
Цфат напряжённо улыбнулась и пропищала:
– Конечно, Полынь. Конечно, Тинави. Будет честью для меня. – Она поклонилась и пропустила нас в комнату.
Полынь, с любопытством осматриваясь, прошёл в центр спальни. Я плелась за ним гуськом, оторопело пялясь на ряд манекенов у стены. Они не обладали ни малейшим намёком на лица, зато могли похвастаться вычурными причёсками. Кроме того, на полках и витринах тут и там были разложены парикмахерские инструменты. На стенах висели схемы стрижек и пара молитвенных картинок с шестью богами-хранителями.
– Прелестная комната, Цфат! – оценил Полынь. И, думаю, вполне искренне. – Чем вы занимаетесь во дворце? – спросил он, хотя даже мне всё было очевидно.
Перед тем как сесть на невысокий топчан, Полынь тщательно разгладил своё одеяние, чтобы не помять. Надо же, какой осторожный! А издали выглядит как воплощение бунтарства и беспорядка.
– Я ухаживаю за волосами Её Величества.
– Вам нравится ваша профессия, не так ли?
– Очень нравится, господин Полынь. – Цфат снова поклонилась.
Читать бесплатно другие книги:
