Плохая девочка Сокол Лена

Глава 1

Мариана

– Что там? – Спрашиваю у толпящихся в коридоре студентов.

Из-за высоких дверей раздаются странные звуки. Будто кошку тошнит.

– Прослушивания. – Бросает через плечо один из ребят. – Конкурс на дополнительный курс по вокалу.

– Ух, ты… Ясно.

Значит, я опять заблудилась.

Сверяюсь со своим списком, затем смотрю на табличку с номером кабинета: «254-1». А мне нужна аудитория «245-1». Учебный год только начинается, а я уже второй раз опаздываю на лекцию. Катастрофа!

– Черт… – Бормочу под нос, отрывая взгляд от ежедневника. – Где же…

– Первый курс?

Передо мной парень. Высокий, светловолосый. С широкой, дружелюбной улыбкой.

– Что, прости?

– Я говорю, сегодня твой первый день? – Он сияет. – Ты – первокурсница?

– Я? А… в общем, да. – Задумчиво киваю.

– Так и подумал. У меня был точно такой же растерянный вид в первый учебный день. Или даже год. Ты заблудилась?

Я смотрю на него снизу вверх.

– К сожалению.

Парень понимающе заглядывает в мой ежедневник.

– В «Большом» легко потеряться. О, да ты составила расписание!

– С подсказками по поводу расположения аудиторий. – Смущенно признаюсь я. Закрываю ежедневник и прячу за спину. – И все равно умудрилась облажаться.

– Просто ты еще не выучила секретные ходы, – его улыбка дарит тепло, – они не указаны в планах здания.

– Секретные?

– Да. Переходы, по которым можно быстро перебраться из одной части университета в другую. Идем, покажу. – Он мягко подталкивает меня в сторону лестницы. – Какая аудитория тебе нужна?

– «245-1».

– Это здесь.

Я послушно следую за парнем. Мы огибаем лестницу, сворачиваем за угол, и перед нами оказывается переход, уставленный кадками с роскошными растениями. Из окон, застекленных в пол, открывается потрясающий вид на город.

– Ничего себе! – Вырывается у меня.

– Сразу за переходом направо. – Благородно пропускает меня вперед незнакомец. – Там нужная аудитория.

– Спасибо, а ты… – Я останавливаюсь.

– А мне в другую сторону. – Парень разводит руками.

И я еще раз отмечаю про себя, что он очень приятный.

– Спасибо еще раз…

– Макс. – Он протягивает мне руку.

– Мариана. – Пожимаю ее. – Мариана Турунен.

– Так ты… неместная? – Его лицо вытягивается. – Ох, прости за бестактность.

– Нет, все хорошо. Мой папа – финн. Мы из Сампо, это почти на границе, но уже восемь лет живем здесь.

– Тогда понятно, почему говоришь без акцента.

– Да. – Я бросаю взгляд на часы. Меньше минуты до лекции. – Ой, прости. Нужно бежать, иначе…

Макс понимающе кивает.

– Надеюсь, тебе понравится в Большом, Мариана! – Изящным жестом вскидывает ладонь. – Еще увидимся!

– Надеюсь. – Краснею я.

Разворачиваюсь и быстро даю деру по переходу – не хочется, чтобы Макс обнаружил мой сияющий румянец.

Каким бы симпатичным ни был этот парень, мне сейчас нужно думать не о нем. Получить достойное образование в одном из лучших университетов страны – вот, что я обещала маме перед ее смертью. И я шла к этой цели несколько лет. Прилежно училась, посещала репетитора и подготовительные курсы – все для того, чтобы поступить в Большой: так у нас называют этот госуниверситет.

Сейчас моя задача – сосредоточиться на учебе и не отвлекаться на посторонние дела. А если конкретнее: успешно справляться с основной программой, взять несколько дополнительных курсов и, если получится, пройти отбор на интенсив по истории мировой литературы.

Отец мог бы оплатить мое дополнительное обучение, но я не хочу его в это ввязывать: наш семейный капитал и так значительно уменьшился за время болезни мамы – пришлось продать контрольный пакет акций компании деловым партнерам. Если мне достанется бесплатное место на интенсиве, это его точно порадует. Папа будет мной гордиться.

– Сразу быка за рога? – Раздается чей-то голос, когда я уже почти дохожу до конца перехода.

– Что? – Поворачиваюсь. Меня догоняет худенькая девчонка с медно-рыжими волосами и серебряным колечком в носу. – Это ты мне?

– Тебе. – Усмехается она. – Мы с тобой здесь первый день, а на тебя уже обратил внимание Макс Лернер. Вы та-а-ак мило ворковали. Другие девушки могут только мечтать о таком!

– Это который… – указываю в ту сторону, куда скрылся мой собеседник.

– «Лернер-логистикс», слышала?

– Кажется, нет. Нет.

– Ты что, с луны свалилась? – Удивляется девушка. – Его семья – одна из самых состоятельных в городе. Я Макса еще со школьных лет помню: он всегда был звездой гимназии, девчонки по нему с ума сходили.

– Ясно. Но меня это не интересует. – Открываю ежедневник и еще раз сверяюсь с записями. Отлично, передо мной нужная аудитория.

– Точно с луны.

– Прости. – Останавливаюсь, чтобы достать из кармана разрывающийся от звонка телефон. На экране незнакомый номер. Отвечаю: – Алло.

– Здравствуйте, приемное отделение городской клинической больницы. – Сообщает женский голос безэмоционально. – К нам поступил пациент после аварии, без документов, в его телефоне мы нашли ваш номер. Вы записаны в его справочнике как «Дочь».

Мое сознание мутнеет. Желудок скручивается в комок.

– У вас мой отец?.. Что с ним?!

– Вы должны срочно приехать. Он в состоянии крайней степени тяжести.

– Да, конечно. Назовите адрес!

– Для начала мне понадобятся данные вашего отца. Как его зовут?

– Турунен. Его зовут Харри Турунен!

– Это полное имя?

– Да. Без отчества.

– А вы?

– Я – Мариана. Его дочь.

– Есть еще какие-то родственники, которым следует сообщить о его состоянии?

– Нет. – Внутри у меня все обрывается. – Только я.

– Хорошо. – Звучит монотонный голос диспетчера. – Записывайте адрес.

Кай

Я вздрагиваю и просыпаюсь.

Какого черта?

Кровь глухо пульсирует в затылке, мышцы ломит, во рту дикая сухость. Я зажмуриваюсь, а затем снова открываю глаза. Часто моргаю, чтобы картинка прояснилась. И, наконец, начинаю различать обстановку: темно-синие обои, идиотские малиновые шторы, гитара на стене.

Все ясно.

Я у Илона. Вчера была вечеринка. Я оттягивался до глубокой ночи, а потом…

Рядом что-то шевелится. И через секунду из-под одеяла показывается сонная девица: косметика размазана, волосы всклокочены, губы припухли и потрескались.

– Ты кто? – Спрашиваю я.

– Алиса.

Она зевает.

– Понятно.

Ни черта – на самом деле.

Мне ее имя ни о чем не говорит. Не припомню, что знакомился хоть с какой-то Алисой вчера ночью. Хорошо, хоть симпатичная. И с красивой фигурой – это я замечаю, когда она потягивается, и одеяло падает, обнажив ее грудь.

Меня мутит. Да так сильно, что на лице проступает пот. Тяжело вздохнув, я стираю его ладонью и пытаюсь встать с кровати.

– Кай? – Зовет она.

Значит, мы знакомы.

Поднявшись, я обнаруживаю, что полностью обнажен, но не пытаюсь прикрыться.

– Что?

– Мне понравилось. – Мурлычет девица, перекатываясь по постели, чтобы лечь ближе к краю. Теперь она не отводит взгляда от моей задницы. – Повторим как-нибудь?

Значит, у нас точно был секс. Ах, ну, вот. Я вижу на полу использованные средства защиты и пустую бутылку из-под виски.

– Где мой телефон? – Оглядываюсь.

– Наверное, остался в одежде. – Усмехается девчонка.

– А одежда?

Мне нужны хоть какие-то подсказки.

– Внизу, в гостиной.

Я что, поднялся сюда уже голым?

Но вместо того, чтобы произнести вопрос вслух, я сглатываю желчь и мычу:

– Хм.

– Да, хорошо повеселились. – Подтверждает мои мысли незнакомка.

Как там ее имя?

Голова кажется до жути тяжелой, а свет из окна слепит так, что взрезает веки. Прикрыв хозяйство декоративной подушкой, я покидаю комнату и бреду в поисках туалета.

Повсюду царит страшный бардак: на полу лежат пустые пивные банки, обертки, мишура, окурки. В смежных комнатах обнаруживаются спящие люди, лица которых я вижу впервые, но это не удивляет: просыпаться в странных местах после загула в странных компаниях в последнее время стало для меня нормой.

В ванной комнате ждет еще одна находка – женские кружевные трусики. Кто-то повесил их на зеркало, точно трофей. Представив, чем тут могли заниматься этой ночью, я морщусь. А в следующую секунду еле успеваю наклониться над унитазом, и мой желудок покидает спиртное вместе с остатками еды.

Воспоминания о вчерашнем вечере проносятся перед глазами, точно кадры киноленты.

«О, это же Кай, проходи, брат!»

Они все рады меня видеть. Кто-то тут же протягивает бутылку.

Какая-то блондинка садится на колени.

«Уйди прочь, не люблю блондинок! – стряхиваю ее с себя, точно пиявку. – Лживые куклы!»

А потом смех, крики, свист, танцы. Я говорю какому-то придурку, что его подружка позволит мне себя трахнуть, если только поманю ее пальцем. Даже уговаривать не придется. Называю его импотентом. И зря.

Сплюнув в последний раз, жму на кнопку слива. Выпрямляюсь, подхожу к раковине. Черт…

Область вокруг моего носа сильно припухла, даже глаза заплыли. Надо признать: выгляжу я дерьмово. Не дерьмовее, чем моя жизнь, но отражение в зеркале пугает. От боли не получается даже улыбнуться, а прикосновение к переносице переносится с трудом – череп буквально взрывается.

«Кай, все, хватит, прекрати!» – этот визг так и вибрирует в мозге.

Сначала тот козел ударил меня, а затем я его – бил, пока не содрал в кровь костяшки пальцев. Пока меня не оттащили. Если бы этого не произошло, я бы бил дальше – остервенело, яростно. На поражение. Пока бы не убил.

Я не знаю жалости и не умею прощать.

Только физическая боль приводит меня в чувство. Мне нужен был его удар, и я его получил. Что было дальше – тоже вполне закономерно. Поразив противника, я забрал свой приз. Алиса – точно, так ее звали. Сначала она брыкалась – для вида, а потом, смеясь, стала срывать с меня одежду прямо в гостиной под общий смех и крики.

Возможно, она думала, выставить меня идиотом. Раздеть и сбежать. Но я не дал бы ей такого шанса. Примерно представляю, чем мы с ней занимались всю ночь в спальне второго этажа, но теперь, глядя на себя в зеркало, понимаю – перед таким уродом с разбитым носом она вряд ли раздвинула бы ноги сейчас.

– Ох, дружище, это настоящий кошмар. – С этими словами встречает меня Илон.

Друг морщится, глядя на то, что стало с моим носом.

– Не говори-ка.

Он лежит на диване, закидывая в рот чипсы и запивая их какой-то дрянью из жестяной банки. Его родители должны вернуться в обед. Либо друг не переживает по поводу их возвращения, либо еще слишком рано, чтобы об этом беспокоиться.

– Не знаешь, где моя одежда?

Илон безучастно пожимает плечами.

– Если ты хоть что-то отыщешь в этом бардаке, это будет чудом.

– Ты накурился, что ли? – Машу перед его лицом рукой.

Такой заторможенный.

– Это любимая подушка моей мамы закрывает твои яйца, или у меня галлюцинации? – Вместо ответа, стонет он.

– Помоги найти мне одежду, и я верну твоей мамуле ее любимую подушку. – Рычу я.

– Она сама ее вышивала! – Сокрушается Илон.

– Главное, что вещь пригодилась.

Друг медленно обводит взглядом мое тело: все синяки, татуировки, загар, а затем вздыхает:

– Может, мне тоже заняться хоккеем?

– Ясно. – Отмахиваюсь я. – В поисках одежды ты мне не помощник.

Начинаю исследовать гостиную, поднимать вещи, заглядывать под диванные подушки, за шторки, под кресло. Обнаружив свои боксеры, спешно натягиваю на себя, затем отбрасываю в сторону подушку.

– Э-эй! – Плюется Илон.

Подушкой ему попало по лицу.

– Есть курить? – Спрашиваю у него.

– Ты же спортсмен, разве это не очень… – мямлит он.

– Есть курить, спрашиваю?

– Ок, дружище, не кипятись. – Илон выуживает из кармана пачку и зажигалку.

Прикурив, я продолжаю поиски. Швыряю вещи в разные стороны и не утруждаю себя тем, чтобы класть их на место. Бардак переходит из стадии «ужасный» в «катастрофический», но мне плевать – тем более, что Илону плевать вдвойне. Он точно под кайфом.

– Аллилуйя. – Выдыхаю, обнаружив свою одежду на пуфе.

Надеваю джинсы, футболку, кожаную куртку – и все это, не выпуская сигареты изо рта.

– Здесь есть пепельница, – напоминает Илон.

Но пепел уже летит на ковер.

– Оп, извини. – Хмыкаю я.

– Вчера кто-то снял, как ты бьешь этого парня в челюсть, и выложил в Тик-ток. Эффект с падением повторяется несколько раз. – Хихикает Илон. – Падает, поднимается, падает, поднимается. Как неваляшка!

– Выложил? Серьезно?

– Ты стал звездой, дружище! – Он вытягивает ноги и кладет на стеклянный столик. – Там просмотров уже тыщ сто!

– Господи… – Тушу окурок в пепельнице. – А где мой телефон?

Стучу себя по карманам.

Как раз в этот момент хлопает входная дверь, и через пару секунд в гостиной появляется Эмилия. Моя девушка.

– Здорово, сестренка! – Приветствует ее Илон, закидывая чипсы в рот.

Он ждет очередное зрелище, ведь на лице у нее написано жуткое негодование. Вбивая каблуки в пол, она бросается ко мне. Ей даже не нужно осматриваться, чтобы понять, что этой ночью тут веселились. Без нее.

– Привет, Эм. – Хрипло говорю я.

Сейчас все будет по стандартной схеме. Она толкнет меня, начнет визжать, обвинять в том, что я конченый урод. Я промолчу. Затем она станет искать следы других женщин, а потом расплачется. И если Алиса к этому моменту не успеет спуститься, и никто из участников вечеринки меня не выдаст, я просто прижму Эмилию к себе и скажу, что все хорошо, и зря она волнуется.

А если ее и это не устроит, и она начнет качать права, мне придется быть грубым. Обвиню ее в том, что она не дает мне ни глотка свободы и ни сантиметра собственного пространства, а затем скажу, чтобы катилась ко всем чертям. И тогда девушка бросится ко мне на шею с извинениями. С ней все так просто и так предсказуемо – слава богам.

А еще Эмилия самая красивая девчонка в Сампо, и потому мы встречаемся уже три года. Как бы сложно временами ни было.

– Кай! – Вскрикивает она.

Я натягиваю улыбку, готовясь к обычному выяснению отношений.

– Твой нос… – она замирает.

– Да, вчера на игре. – Пожимаю плечами. – Пришлось принять обезболивающее.

Киваю в сторону Илона, и тот салютует ей бутылкой.

Эмилия замирает в метре от меня и заламывает руки, будто не может сказать что-то очень важное.

«Это что-то новенькое» – настораживаюсь я.

– Кай, мне очень жаль…

– Да что такое?

– Твоя мать, она никак не могла дозвониться до тебя. Мы все не знали, где тебя искать…

– Какого черта? – Не выдерживаю я, выпрямляясь.

– Это насчет твоего папы.

Желчь снова подступает к горлу. Внутренности словно завязываются тугим узлом. Мне хочется съежиться от боли. Я будто снова становлюсь невидимым. Снова становлюсь глупым одиноким мальчишкой, вздрагивающим от телефонных звонков и щелчков двери в ожидании, что он вернется домой. Я снова на мгновение становлюсь подростком, мечтающим, что папа обнимет и скажет, как сильно любит.

А затем включается защитная броня.

– Не зови его так. – Я взъерошиваю волосы, прикуриваю еще одну сигарету и затягиваюсь дымом. – Он мне не отец.

– Он умер, Кай. – Дрожащим голосом сообщает Эмилия. – Твоего папы больше нет.

Помнится, мать тогда начала здорово прикладываться к бутылке.

Когда отец уходил на работу, она заваливалась у телевизора со стаканом дешевого портвейна – на хорошее вино не было денег – или с банкой пива. А к полудню ее уже было не растолкать. Мама спала сном мертвеца, а к вечеру, проснувшись, накачивалась еще сильнее. Отец стал раздражительным, срывался на нее за отсутствие ужина и грязную посуду, и тогда она устроила бунт – впервые ушла в запой и… из дома.

Мне было восемь, и я не очень хорошо помню, как именно и где она проводила время – был занят на тренировках. Но вечерние скандалы особенно врезались в память. Не застав ее дома после работы, отец уходил на поиски. Проверял темные подворотни, увеселительные заведения, квартиры соседей и сомнительные дома, больше похожие на притоны. А потом приводил ее, еле живую, или приносил на руках – если она была пьяна в стельку.

Так все кончилось, а начиналось более-менее сносно.

Я не помню, чтобы отец утешал ее, когда она начинала хандрить, или обещал, что вместе они справятся. Мать была танцовщицей и запила, когда получила серьезную травму на паркете и не смогла больше выступать со своей труппой в северной столице. Мы тогда обосновались в крохотной квартирке в Сампо, маленьком городишке возле северной границы, откуда был родом отец, и здесь она постоянно чувствовала, что задыхается.

Он не поддерживал ее, это точно. Иначе бы не позволил произойти тому, что с ней стало. Мать не могла найти работу – он злился, она скучала дома одна – он замыкался в себе, ей было плохо – отец этого не замечал. Теперь я почти уверен, что тогда она страдала от депрессии, он же постоянно подчеркивал, что ей стоит перестать изображать страдания и принять реальность.

Наверное, они были людьми из разных вселенных и потому совершенно не понимали друг друга. Но я не был виноват в этом и не заслуживал того, чтобы стать свидетелем рушения их отношений.

Ссоры. Они стали частью нашей повседневной жизни. С обвинениями, грязными оскорблениями, матом и битьем посуды. Мать орала, что посвятила жизнь никчемному человеку, а отец закрывался от нее в комнате, чтобы не слышать этого. Она пинала дверь и била в нее кулаками, пока синяки и раны на руках и коленях не начинали кровоточить, а потом уходила в другую комнату и наливала себе стаканчик, чтобы успокоиться. Очень быстро одного стаканчика стало не хватать, понадобилось два, а позже три и четыре.

Так продолжалось около двух лет, и все это время я метался меж двух огней. Слушал крики, ругань, видел драки – когда мать лупила отца, а тот продолжал терпеть это с каменным взглядом, устремленным в стену. В душе я понимал, что так не будет продолжаться вечно. Однажды она устанет биться в глухую стену, а ему надоест прятаться от нее в панцире мнимого равнодушия, и все рухнет. Но я не готов был к тому, что это произойдет так скоро и внезапно.

Тот день словно был каким-то особенным.

С вечера не было никаких скандалов, мать была пьяна, но они с отцом вполне мирно общались перед сном, а утром она даже встала пораньше, чтобы приготовить нам завтрак – яичницу, которую ей, на удивление, удалось не сжечь.

– Сегодня игра. – Напомнил я отцу. – Ты успеешь?

Год назад он сам привел меня на просмотр в хоккейную академию. Очень переживал, смогу ли я пройти и получить место в команде. Ужасно радовался, когда у меня это получилось. И когда мать протестовала, что у нас нет денег, чтобы вкладываться в экипировку, тренировки и будущие сборы, он рьяно защищал свою идею, обещая, что будет работать вдвое усерднее, чтобы оплатить все необходимое для сына.

Тогда я еще был его сыном…

– Как раз после работы поеду прямиком на ледовую арену. – Пообещал он мне.

Глотнул кофе и поставил чашку на стол. Вниз по чашке, с того края, где он коснулся ее губами, поползла черная капля. Я смотрел на след, который она оставляет, и думал о том, что это важный день, и мне нужно приложить все усилия, чтобы победить в своей первой важной игре. Чтобы оправдать надежды отца. Чтобы не подвести его.

Не знаю, о чем он думал в тот момент. Но никогда не забуду, как посмотрел на меня, слегка улыбнулся и с теплом потрепал по голове.

В тот день в школе мне везло буквально на каждом уроке. Пятерка за контрольную по чтению, свободное времяпрепровождение на физкультуре, а вместо противной математики – дежурство в раздевалке. Я отлично провел время. А на обратной дороге нашел кошелек с несколькими купюрами и заспешил домой, чтобы обрадовать мать. Если она не пропьет эти деньги, то мы сможем заплатить за свет и воду в этом месяце.

Отец повстречался мне на лестнице, когда я, перепрыгивая через две ступени, поднимался на свой этаж. Он спускался, держа на плече увесистую спортивную сумку. И заметно растерялся, столкнувшись со мной лицом к лицу.

– Папа, а ты куда? – Впился я глазами в сумку. – Разве ты не на работе?

– Да, я… вот, нужно вынести мусор.

Меня должно было насторожить, что он избегает моего взгляда, но вместо этого я отошел на шаг, чтобы пропустить его.

– А где мама?

– Сейчас только выброшу мусор и сразу вернусь. – Нервно выдохнул отец и помчался вниз, не разбирая ступеней.

Это была его последняя и самая жестокая ложь.

– Харри! – Завопила мать.

Я побежал на ее голос.

За свет мы так и не заплатили. Нам его отключили. А через месяц нас завалили всевозможными счетами и судебными требованиями, потому что отец больше не вернулся.