Плохая девочка Сокол Лена
– Знаю.
Мариана
– Ну, как ты? – Девчонка с медно-рыжими волосами кладет руку на мое запястье, и я едва не подпрыгиваю от неожиданности.
Словно выныриваю из глубокого сна. Ах, это она.
Медики дали мне что-то такое, отчего мысли путаются, и постоянно хочется спать.
– Все хорошо. – Отвечаю я. – Спасибо, что осталась со мной на целый день…
– Алина. – Подсказывает она.
– Очень приятно. Мариана.
Новая знакомая выглядит дерзкой, уверенной в себе и смелой: пирсинг в носу, яркий цвет волос, модная стрижка, татуировка на шее, рваные колготки в сеточку, грубые кеды. И ее нежное имя резко диссонирует с внешностью, но об этом я решаю промолчать.
– Извини, что пропустила из-за меня первый учебный день, Алина.
– Ничего. – Отмахивается она и показывает язык. – Тебе же было паршиво. Разве я могла уехать?
Когда по телефону сказали, что отец в больнице, я так растерялась, что Алина это заметила. Она подвезла меня до клиники на своей машине, а затем сопроводила в приемный покой.
А дальше все было как в тумане потому, что мой мозг отказывался верить в произошедшее. Харри умер за пару минут до моего приезда, и когда мне сообщили об этом, я рыдала так, что медикам пришлось ввести мне успокоительное.
Мой мир рухнул.
Опознание погибшего стало новым ударом: я второй раз в жизни переживала потерю близкого человека. Харри всегда был добр ко мне, заботился, поддерживал, и после смерти мамы у меня не осталось ни одного близкого человека, кроме него.
Эти два года мы с отцом держались друг за друга, чтобы не унывать и жить дальше, и в тот момент, когда я увидела его лежащее на каталке под простыней тело, я едва не обезумела от горя. А, может, и обезумела – раз врачи решили дать мне лекарство и вызвали социального работника.
– Наверное, это за тобой. – Толкает меня локтем Алина.
И мы обе встаем с кресел в зале ожидания.
Соцработник подводит к нам пару средних лет. У женщины теплые карие глаза, темные кудрявые волосы, собранные в пучок на макушке и повязанные по-цыгански пестрым платком, и мягкая, сочувствующая улыбка. Ее спутник невысок и коренаст, у него совсем нет волос на голове, зато тонкая нитка усов над верхней губой выкрашена в ярко-черный цвет, а костюм выглядит так, будто он собрался на вечеринку в стиле тридцатых годов.
Занятная парочка. Оба выглядят странно, но мило.
– Девочка моя! – С этими словами женщина заключает меня в крепкие объятия. – Какое горе! – От нее пахнет густыми, сладкими духами, от которых перехватывает дух. – Я – Рита. Помнишь? Мы в обед говорили с тобой по телефону. Мне так жаль! – Она отстраняется, чтобы познакомить меня со своим спутником. – А это Лео, мой супруг.
Я пожимаю его горячую ладонь. На глаза снова пробираются слезы. Удивительно, как одно объятие может снова заставить чувствовать боль острее.
– Мы очень торопились. – Уверяет мужчина. – С тобой все в порядке?
– Не знаю. Да. Наверное, да.
Его губы изгибаются в улыбке, и крашеные усики повторяют это движение за ними.
– А где бабушка? – Оглядываюсь я.
– Ее провели сразу к Харри. – Сжимает мою ладонь Рита. – Сейчас вы с ней повидаетесь.
– Я, наверное, пойду. – Извиняется Алина.
– Еще раз спасибо. – Киваю ей.
Девушка уходит.
Это не страшно. Теперь я не одна.
– Ты только не переживай, – шепчет Рита, поглаживая мое плечо, – теперь мы здесь. Никто тебя не заберет, и бумажные дела тоже все уладим.
– Спасибо, что приехали. – Говорю, утирая слезы.
Благодарность за то, что они откликнулись и приехали, буквально переполняет меня. По сути, бабушка Хелена и бывшая семья Харри – чужие для меня люди, но известие о том, что до совершеннолетия я не могу вести самостоятельную жизнь, буквально выбило меня из колеи. Да, Харри был моим отчимом, и они не обязаны были поддерживать меня в такой момент, но две трети его имущества отойдет им, а, значит, нам в любом случае придется контактировать. И счастье, что эти люди так тепло отнеслись ко мне.
Через некоторое время нас приводят в то ужасное помещение, где находится тело отца. Из-за высоких металлических дверей вводят пожилую женщину. Я сразу узнаю в ней черты Харри: светлые глаза, прямой нос, тонкие губы. Она вся в слезах, ее морщинистые руки трясутся. Отец дважды в год уезжал, чтобы навестить ее, и я впервые жалею, что раньше мы никогда с ней не встречались. Нельзя оставлять стариков доживать свой век в одиночестве.
– Это Мариана. – Громко говорит Рита. И наклонившись к ее уху, повторяет: – Ма-ри-а-на.
– А… – Глаза старушки вспыхивают ясным удивлением. – Дочка.
Мы обнимаемся и плачем.
Бабушка Хелена потеряла сына, ей еще тяжелее, чем мне. Рита обнимает нас обеих и тоже всхлипывает. Сквозь слезы я вижу, как Лео переглядывается с соцработником – тот теперь спокоен, что я не одна.
Два дня пролетают, словно в туманной дымке. Бабушка и родственники заселяются в наш дом – в гостевые комнаты на первом этаже. Папа купил этот двухэтажный коттедж в элитном поселке как раз перед тем, как мама заболела, поэтому мы не успели его толком обустроить, но Рита быстро осваивается и берет на себя все хлопоты: прибирается, готовит еду, пытается постоянно накормить меня и бабушку. Стоит признать, их присутствие в доме не дает мне провалиться в пучину одиночества и отчаяния.
– Нужно организовать Харри достойные похороны. – С утра после первой ночи в доме говорит мне Рита. – Как думаешь, его фирма возьмет на себя расходы?
– Похороны? Ох, точно. – Спохватываюсь я.
В голове никак не укладывается мысль о том, что его больше нет, а тут это. Во взрослой жизни нужно быть достаточно стойким, чтобы решать такие вопросы, одновременно переживая горе.
– У мамы была глиома, и отец продал контрольный пакет акций партнерам, чтобы оплатить ее экспериментальное лечение. – Сообщаю я. – Но он все еще акционер, так что стоит переговорить с руководством фирмы. Возможно, они оплатят хотя бы часть расходов. – Я беру с камина ежедневник Харри. – Вот его записная книжка, тут все номера.
– Я займусь. – Улыбается Рита.
Мне все больше нравятся эта женщина и ее муж. Мы приятно и душевно общаемся за столом. Благодаря ее заботе, и бабушка начинает оживать. Слышит она плохо, но зато с удовольствием рассказывает мне истории из детства отца и гладит по волосам трясущейся рукой.
– Может быть, Харри держал дома наличность? – Подходит ко мне Рита вечером. – Суммы, которую выделит фирма, будет недостаточно, чтобы покрыть расходы. К тому же, у тебя есть на что жить до того момента, когда можно будет распоряжаться наследством?
Я проверяю в сейфе в кабинете отца.
– Отлично. – Рита берет пачку купюр. – Этого должно хватить. Не переживай, я все организую.
– Спасибо.
Я и не переживаю.
Я просто тоскую по своей семье и той жизни, которой у меня уже не будет. По смеху мамы и ее крепким объятиям, по ворчанию отца, который с утра мог целый час искать очки или ключи, а потом уйти в офис в тапочках, по нашим поездкам по стране, во время которых родители вдохновлялись природой и культурой для поиска новых идей для своей фирмы. Я скучаю по всему тому, что когда-то было для меня естественным, как воздух, а теперь осталось лишь в воспоминаниях, и ищу в себе силы для того, чтобы вернуться к нормальной жизни и продолжить учебу.
– Все будет хорошо, – утешает меня Рита после похорон, когда мы возвращаемся домой.
И я верю ей.
И, глядя на нее, недоумеваю: что же заставило Харри расстаться с этой милой, доброй женщиной? Почему он никогда не говорил с нами о своей первой семье? Почему не упоминал их в разговорах? «Ему не просто», – поясняла мама, если я спрашивала. Но мне всегда хотелось познакомиться и с бабушкой, и сыном папы. Мы бы подружились, если бы они приезжали в гости. Жаль, раньше этого не происходило, и понадобилась трагедия, чтобы объединить нас.
– Кай звонил! – Радостно сообщает Рита, потрясая в воздухе телефоном. – Лео, он сегодня приедет!
Услышав об этом, я ощущаю какое-то неясное волнение.
– Кай?
– Да, твой сводный брат. – Обнимает меня женщина. – Он тебе понравится!
– Это замечательно. – Я закусываю губу.
Моя жизнь меняется слишком резко – быстрее, чем успеваешь привыкнуть.
– Что? – Бабушка в кресле кутается в теплый плед.
– Твой внук едет, Хелена. – Наклоняется к ней Рита. – Наконец-то, будем все вместе!
Она пританцовывает.
– Приготовлю ему комнату. – Говорю я и поднимаюсь наверх.
На втором этаже только одна спальня свободна. Я вхожу и сажусь на кровать. Ощущение, что стены сжимаются, становится все острее. Я зажмуриваюсь, чтобы не расплакаться – сама не знаю, почему, но эти чувства разрывают меня изнутри.
Кай приезжает, когда на улице уже темнеет.
Я понимаю это по звукам голосов, раздающихся в гостиной. Спускаюсь по лестнице и застываю на последней ступеньке.
– Твоя сестра приготовила тебе комнату на втором этаже. – С воодушевлением говорит Рита.
Она отступает на шаг, и я вижу парня.
Он высокий и крепкий, у него иссиня-черные волосы, рваными прядями уложенные в небрежную прическу. На нем мятые голубые джинсы и растянутая футболка, открывающая взору литые мышцы и яркие татуировки на коже. Одна из них – в виде змея – тянется от локтя вверх и прячется под рукав, другая – темнеет на шее, и ее рисунок напоминает языки пламени, вьющиеся вокруг латинских букв.
– Мариана, это Кай, познакомься! – Улыбается его мать.
Парень поднимает голову, и мое сердце падает в пропасть.
Шрам на брови, горбинка на носу, густые темные брови, сведенные к переносице. Он выглядит, точно уличный хулиган, и буквально припечатывает меня к полу своим резким и колючим взглядом.
При виде меня его синие глаза вспыхивают враждебностью, а пухлые губы злобно кривятся в ухмылке.
– Привет, – тихо говорю я, делая несмелый шаг, – рада познакомиться… Я – Мариана.
И протягиваю ему дрожащую руку.
Черты его лица заостряются сильнее, через нос вырывается раздраженный вздох. Парень яростно подхватывает с пола клюшку, затем тяжелую сумку, и, едва не задев меня плечом, проносится мимо.
Поднимается вверх по лестнице.
Я ошарашено вдыхаю аромат, застывший в воздухе – аромат его геля для душа. И хлопаю глазами: что это было вообще?
– Не обращай внимания, – поджимает губы Рита, – ему просто нужно привыкнуть.
На втором этаже стихают шаги, и только после этого я опускаю руку, протянутую для несостоявшегося рукопожатия.
Глава 2
Каждый по-своему переживает потерю близких, поэтому я должна постараться его понять. Должна.
Когда умерла моя мама, у меня не было сил даже разговаривать – сидела, уставившись в одну точку, и отказывалась верить в то, что это произошло на самом деле.
Злость пришла позже – от осознания, что вся наша отчаянная борьба за спасение ее жизни обернулась крахом. Мне казалось, врачи нас обманули, напрасно обнадежили, и тогда я впервые сорвалась на постороннего, ни в чем неповинного человека. Накричала на маминого лечащего врача, когда он позвонил, чтобы принести нам соболезнования. Потом было жутко стыдно, и пришлось извиняться, но факта это не отменяло – я выплеснула гнев и обиду на того, кто этого не заслуживал.
А когда умер Харри, я рыдала. Громко, отчаянно, на всю клинику – чем привела в смятение весь персонал. Сама от себя не ожидала. И не была готова к тому, что подобное может произойти со мной – сдержанной, немного замкнутой и, как говорили одноклассники, забитой девчонкой.
Каю труднее – речь идет о его родном отце. Какими бы ни были их отношения, он горюет. И потому имеет полное право на злость и отчаяние. Как бы меня не пугал взгляд этого парня, я собираюсь его поддержать.
– Прости, – говорю, входя следом за ним в спальню. – Кай?
Мое сердце стучит, точно сумасшедшее.
Парень стоит ко мне спиной, рассматривает что-то на экране своего телефона. Я быстро пробегаю глазами по обстановке: клюшка валяется посреди широкой кровати, огромная спортивная сумка – на туалетном столике. Видно, что он швырнул вещи небрежно, даже не заботясь о том, что им там совсем не место.
Я вдыхаю, судорожно выдыхаю и пытаюсь привлечь внимание еще раз:
– Кай?
Он выдирает из ушей наушники и швыряет на постель. Но не оборачивается. Значит, не слышал, как я вошла.
– Кай. – Прочищаю горло. – Ты ошибся комнатой.
Молчит.
– Мне очень жаль. – Я взволнованно топчусь на месте. – Но ты ошибся…
– Нет. – Холодно отрезает он.
Значит, все-таки слышит.
Я нервно облизываю губы.
– Я приготовила тебе соседнюю. – Говорю несмело. – Она тоже удобная и просторная. Пойдем, покажу.
– Нет. – Отзывается он. – Я остаюсь здесь.
– Но… – Мой голос сипнет.
Парень оборачивается так резко, что я невольно вздрагиваю. Мне не хочется показывать ему свой страх, но это происходит независимо от моего желания – он делает шаг, и я втягиваю голову в плечи, точно испуганный зверек.
Заметив это, Кай довольно ухмыляется.
– Мне нравится эта комната. – Произносит он.
Его пухлые губы кривятся.
Надо признать, злость идет этому парню. И он знает, какое впечатление производит на людей. Красивый и наглый засранец, считающий себя выше всех остальных.
– Ты не можешь здесь остаться. – Пищу я, отступая назад.
– Я всегда получаю то, что хочу. – Скалится он.
Эта самоуверенная улыбка обнажает щербинку меж его передних зубов. У меня не получается оторвать от нее взгляда: она идеально дополняет лицо, состоящее из небрежных шероховатостей, которые каким-то чудом все же складываются в грубую мужскую привлекательность.
– Но я… – Слова застревают в пересохшем горле, когда парень вдруг делает шаг и толкает дверь за моей спиной.
Та захлопывается, отрезая нас от остального мира. Теперь мы вдвоем в этой комнате. Наедине.
«Что он задумал?»
– Послушай, как там тебя..? – Резким движением Кай припечатывает меня к двери.
– Мариана. – Выдыхаю я.
Он не касается меня, но подходит так близко, что я вынуждена прижаться к дверному полотну затылком, лопатками и пятой точкой. Парень наклоняется к моему лицу, и от его болезненного, мрачного взгляда у меня начинает кружиться голова.
– Мариана. – Повторяет он мое имя с такой интонацией, с какой маньяк ломает жертве пальцы. С каким-то особым, садистским удовольствием. – Давай, ты сейчас свалишь из этой комнаты и больше не будешь попадаться мне на глаза? Хорошо? – Кай наклоняется еще ниже: так, что между нашими губами остается всего сантиметров десять, и мне удается почувствовать сладость мятной жвачки в его дыхании. – Если до вступления в наследство будешь паинькой, отделаешься малой кровью. Но если будешь меня раздражать… – Он резко ставит руки на дверное полотно по обе стороны от моего лица.
Бам!
– Да как ты смеешь… – Произношу я, краснея.
Нужно оттолкнуть его от себя, но у меня нет сил даже для того, чтобы поднять дрожащие ладони.
– Заткнись, умоляю. – Кай зажмуривается, трясет головой. – Я только с дороги, еще мигрени не хватало.
Я начинаю дрожать всем телом.
– За что ты так со мной? Так грубо. – У меня не хватает слов, чтобы выразить возмущение. Не на такое знакомство со сводным братом я рассчитывала. – Мы же… родственники!
И тут он смеется мне прямо в лицо.
– Серьезно? – На его лбу появляются резкие складки, глаза наливаются льдом. Парень оглядывает меня с таким презрением, будто собирается плюнуть в лицо или ударить. – Мне ты не запудришь мозги, кукла. Ты отняла у меня все, и теперь я сделаю то же самое с тобой!
– О чем ты? – Мой голос сипнет, выдавая испуг. – Мы… мы ведь даже не знаем друг друга. Как ты…
– О, да ты не промах! – Кай грубо хватает пальцами меня за подбородок и подтягивает еще ближе к своему лицу. – Предлагаешь узнать друг друга поближе?
– Пусти! – Я пытаюсь скинуть с себя его руку.
Это так унизительно, больно и обидно, что на глаза прорываются слезы.
– Тебе, наверное, ужасно не хочется делиться, да? – Усмехается он. – Привыкла к роскоши? Ну, теперь все изменится. – Игнорируя мои попытки вырваться, Кай все сильнее вдавливает меня в дверное полотно. – Теперь за тебя некому заступиться, девочка, и я прослежу, чтобы ты получила свое сполна. Я в этом доме не гость, ясно? Если захочу – отниму у тебя все. Так что держись от меня подальше!
– Уйди! – Я все-таки отрываю от себя его руку и вырываюсь. Бросаюсь к постели и скидываю на пол клюшку, наушники, затем дергаю с туалетного столика его сумку, и она тоже летит вниз. – Тебе нельзя оставаться в этой комнате, ясно?! – От крика у меня хрипнет в горле. – Уходи!
Сквозь пелену из слез я вижу, как среди содержимого его сумки, вывалившегося на пол, блестят квадратики фольги – презервативы. И жар ударяет мне в лицо.
– Тебе бы нервы подлечить, дорогуша. – Ухмыляется Кай. – Я же сказал: остаюсь здесь – мне подходит именно эта комната.
Тяжело дыша, я стираю с глаз слезы.
– Ты не будешь жить в спальне моих родителей! – Бросаю ему в лицо. – И не будешь спать в кровати, на которой умирала моя мать!
Кажется, мои слова слегка отрезвляют мерзавца.
На секунду самоуверенное выражение покидает его лицо, но затем возвращается вновь. Подумав, Кай открывает рот, чтобы сказать очередную гадость, но тут дверь распахивается и на пороге появляется его мать.
– Что за шум? – Она с неподдельным изумлением оглядывает нас обоих и, тут же сориентировавшись, бросается ко мне. – Что такое, Марианочка?
Я зарываюсь в ее объятия и всхлипываю. Только бы не разреветься снова, но этот хам и так уже видел мои слезы.
– Что такое стряслось? – Поглаживая мою спину, строго спрашивает Риту у сына. – Ты что, ее обидел?
Я беру себя в руки и высвобождаюсь из объятий женщины.
– Это комната моих родителей, и я хочу, чтобы здесь все осталось таким, каким было при жизни мамы. – Объясняю, глядя в лицо обидчика. – Мне важна память о ней.
– Уверена, произошло недоразумение. – Спешит успокоить меня Рита, метнув в сына осуждающий взгляд. – Кай, мой мальчик, Мариана приготовила для тебя хорошую комнату, она через стенку, и из нее открывается шикарный вид на сад. Жаль, что ты решил с ходу показать себя не с лучшей стороны, но мы ведь забудем этот маленький конфликт, да?
Глаза Кая сужаются. Он готов испепелить меня взглядом, но на его губах играет улыбка. Неторопливо собрав с пола рассыпанные вещи, парень закидывает их в сумку, вешает сумку на плечо, берет клюшку, наушники и выходит из комнаты.
– Прости меня, девочка. – Обнимает меня Рита за плечи. – Прости, что пришлось это вытерпеть. Я с ним поговорю, ладно? Он больше не посмеет вести себя так. Знаешь, с Каем непросто. Очень непросто. – Она кусает губы. – Я воспитывала мальчишку одна, без отца… Ему тяжело пришлось, не досталось мужского воспитания… Все это, конечно, отразилось на характере. Поверь, он тоже переживает. Как и все мы.
– Все хорошо. – Киваю, утирая слезы.
Я понимаю ее. Маме тоже было тяжело, пока в ее жизни не появился Харри. Жаль, в мире не бывает справедливости абсолютно для всех.
Кай
Войдя в нужную комнату, я хлопаю дверью так, что по стенам разносится гул. Яростно швыряю клюшку, затем сумку на пол и с досады ударяю по ней ногой.
– Вот дерьмо!
Обхватив голову руками, пытаюсь отдышаться. Не выходит.
– Черт! Черт!
Стискиваю челюсти до боли, до хруста зубов.
«Как же я тебя ненавижу, воровка! Маленькая хитрая дрянь!»
Не в силах совладать с напряжением, я начинаю мерить комнату шагами.
«Что со мной такое? Что же пошло не так?»
Если честно, я опешил. Там, в гостиной, когда мы вдруг столкнулись взглядами. Тот образ, который я ненавидел годами, конечно, не растворился и не исчез, но претерпел значительные изменения: девчонка подросла, избавилась от брекетов и нелепых очков, ее формы стали женственными, а лицо вытянулось и приобрело идеальные, почти кукольные черты. Длинные пушистые ресницы, большие, и оттого кажущиеся по-детски наивными и чистыми, голубые глаза, сочные алые губы.
И я снова будто получил удар под дых – совсем как тогда, в школе.
Только теперь это чувство было иным. Сродни тому, когда ты еще в процессе хоккейного мачта ощущаешь, что потерпишь поражение: противник сильнее, его команда превосходит твою на целую голову, и как бы ты ни старался, все, что ты можешь – лишь отбиваться. Едва увидев сводную сестру, я понял, что проиграю.
И мне пришлось взять паузу, чтобы вспомнить, кто я, и для чего нахожусь в этом доме.
«Да как ты смеешь…» – звенит в моей голове ее голос.
Пухлые губки обиженно надуваются, брови взлетают к переносице. От нее пахнет карамельными духами и ирисками – такой нежный, сладкий запах. Все девушки, которые были в моей постели, пахли иначе – страстью, хриплым шепотом, терпким желанием. Они знали, что хотят получить от мужчины, и что готовы ему предложить взамен. Мариана же источала аромат невинности. И взгляд, и осанка, и улыбка ее были такими же – открытыми, незапятнанными и хрупкими.
Девичьими.
«Мы же родственники!»
От этих слов мои внутренности будто провернули на мясорубке.
Вряд ли, папочкина любимица знала, что такое копить на новый рюкзак для школы или хоккейное снаряжение, подрабатывая все лето на солнцепеке грузчиком на складе. Вряд ли ей когда-то приходилось таскать на себе пьяных родителей или ощущать запах алкоголя в маминых поцелуях на ночь.
Отец ушел потому, что мог это сделать. У меня такой возможности не было. Я варился в собственному аду, и из него не было никакого выхода. А девчонка в это же время получала все самое лучшее: образование, репетиторов, медицинский уход, развлечения, и самое главное – родительскую любовь. Поэтому мне не было ее жаль. Не было ее жаль!
«Мы же родственники»…
Я усмехнулся, прокручивая в памяти эту полную лжи и лицемерия фразу.
Да она издевалась, честное слово!
От меня не укрылось и то, как Мариана разглядывала меня там, в гостиной, – с брезгливым любопытством. С превосходством. Маленькая испорченная папина дочка, возомнившая, что она выше всех остальных.
Пусть и дальше изображает робость и невинность, я не собирался вестись на ее дешевые трюки. Чертова святоша с ангельской внешностью! Да я ей не верю! Не верю!
Так же, как и ее мать, которая увела моего отца из семьи, Мариана тоже считает, что может купить все, что захочет. Но я докажу ей, что она ошибается. Сводная сестрица будет страдать так же, как я когда-то. И даже больше… Я не успокоюсь, пока не превращу ее жизнь в ад. Пока она каждой своей слезинкой не возместит причиненный мне ущерб!
«Ты не будешь спать в кровати, в которой умирала моя мать!» – эхом отдаются в сознании ее слова.
И я зажмуриваюсь.
Снова вижу, как пылают ее щеки. Как слезы катятся из пронзительных голубых глаз. Как растрепанные светлые волосы рассыпаются по тонким плечам.
Но чем больше она трясется, изображая возмущение, тем сильнее меня бесит. Она просто притворяется. Каждая слезинка – очередная, наглая ложь. Сегодня девчонка добилась своего, но больше я ей не уступлю.
– И что это было? – Шипит мать, врываясь в мою комнату.
Она аккуратно прикрывает дверь, подходит и толкает меня в плечо.
– Мам, не трогай меня сейчас, – устало вздыхаю я.
– Не цепляй ее больше, понял? – Мама заставляет посмотреть ей в глаза.
– Мне плевать, что ты там задумала по поводу этой соплячки, но плясать перед ней на задних лапах я не намерен.
Лицо матери озаряется понимающей улыбкой и заполняется мелкими морщинками.
– И не нужно. – Ласково говорит она. – Просто давай полегче, хорошо? Она хоть и избалованная, но не тупая. С ней нужно осторожно. Сообразит, что может обойтись без нас, и разрулить ситуацию будет сложнее.
– В любом случае, мы получим треть. Сейчас, через полгода, какая разница? – Я отстраняюсь. – Зачем вылизывать ей задницу, ма?
Мать глядит на меня, как на умалишенного. Сочувственно щелкает языком.
– Ты еще слишком молод, чтобы понять, сынок. Поживи-ка с моё.
– Мам. – Хмурюсь я.
– Мне не нужна треть, Кай. – Она деловито поправляет прическу. – Мне нужно всё. Ее часть, бабушкина, накопления, этот дом. – Мать подмигивает мне. – Ты видел? Здесь есть бассейн. Прямо в доме!
– Я не собираюсь быть с ней ласковым.
Улыбка соскальзывает с ее лица.
– Тогда не мешай мне, у меня свои методы.
– Это бред какой-то! – Злюсь я.
– Еще спасибо скажешь. – Холодно бросает она и покидает комнату.
Я ложусь на кровать и уставляюсь в потолок.
В носу все еще щекочет от аромата ирисок. Этот запах пропитал каждый сантиметр дома и, кажется, въелся даже в мою одежду.
Я провожу ладонями по лицу и закрываю глаза.
Мариана смотрит на меня, не моргая, а я держу онемевшими пальцами ее за подбородок. В ее больших глазах огонь и вызов. Но вот слезинка, блеснув, скатывается с ресниц, и я понимаю – она меня боится. Я перепугал ее до ужаса.
Но стыд, нахлынув оглушающей волной, вдруг так же быстро отступает.
Читать бесплатно другие книги:
