Часть Азии. История Российского государства. Ордынский период Акунин Борис
Фантазийно-героизированное изображение твердости Михаила Черниговского. В. Смирнов
Самый страшный и мучительный период монгольского владычества, который с полным основанием можно называть «игом», завершился с того момента, когда захватчики начали передоверять сбор «выхода» местным князьям. Эта перемена впервые наметилась в середине 1260-х годов – в то время, когда Золотая Орда сама превратилась из улуса великой империи в самостоятельное государство.
С этой поры хаос на Руси заканчивается и начинается медленный, трудный, непоследовательный – два шага вперед, шаг назад – и все же бесповоротный путь к возрождению.
Князья Рюриковичи погубили Древнюю Русь своими раздорами, алчностью и борьбой честолюбий. Но из этой же среды вышли правители, избавившие страну от ига.
Ярослав Всеволодович
Третий сын Всеволода Большое Гнездо и брат владимирского великого князя Юрия, павшего на реке Сити, Ярослав (1191–1246) до Нашествия жил так же, как другие князья: ссорился с родственниками и, норовя занять стол побогаче, все время перемещался с места на место.
Еще ребенком он стал номинальным правителем Переяславля Южного, но был изгнан оттуда соперником; в подростковом возрасте уже участвовал в междоусобице; юношей управлял немаленьким Рязанским княжеством; затем получил от отца стратегически важное княжество Переяславль-Залесское, которое отныне превратилось в основную базу этой ветви потомков Большого Гнезда.
Женившись на дочери известного нам Мстислава Удатного, Ярослав успел и подружить, и повраждовать с этим неугомонным авантюристом. Некоторое время побыл великим князем киевским, однако ушел оттуда, когда в 1238 году освободилось владимирское княжение – Киев давно уже стоял ниже Владимира.
Несмотря на все эти метания, главным интересом Ярослава в течение всей его жизни являлся Новгород, с которым князя связывали очень непростые отношения. Четырежды правил он в этом богатом, но своенравном городе. Его приглашали в князья, потом изгоняли за покушение на местные вольности, потом, когда Новгород нуждался в защитнике, приглашали вновь. При всей неровности отношений с купеческой республикой он не только до конца своих дней оставался главным ее покровителем, но и на целый век обеспечил своим потомкам фактическую монополию на новгородское княжение.
Ярослав Всеволодович заново отстраивает Русь. Б. Чориков
Ярослав Всеволодович перед Христом. Фреска
Ярослав славился воинской доблестью. Защищая Новгородчину, он одержал несколько побед над литовцами, финнами и немцами. Самой крупной и славной победой был описанный в одной из предыдущих глав разгром Ордена меченосцев в сражении на Омовже в 1234 году.
В 1238 году, после гибели старшего брата и разорения великого княжества, Ярослав приехал на пепелище – как пишет Карамзин, «господствовать над развалинами и трупами».
Наследство было незавидное. Города лежали в руинах, деревни стояли пустые, потому что люди были убиты, угнаны в рабство или попрятались по лесам. О сопротивлении монголам думать не приходилось – всё войско погибло, сражаться было некому.
Первым из русских князей Ярослав понял, что единственный выход – наладить отношения с победителями. Право на наследование великокняжеского стола, полагавшееся Ярославу по старшинству, в новых условиях ничего не значило. Требовалось просить ярлык в Орде.
Ярослав приехал к Бату-хану раньше всех, был милостиво принят и объявлен старшим средь русских князей. «Так Государи наши торжественно отреклись от прав народа независимого и склонили выю под иго варваров», – сетует Карамзин. Однако можно взглянуть на дело и иначе. Благодаря тому, что Ярослав оказался умнее прочих Рюриковичей, именно его род получил меж ними первенство и впоследствии возглавил российское государство, добыв себе царский венец. Иного же пути кроме как «склонить выю» в тех обстоятельствах у русских князей все равно не было.
Мы уже знаем, что Ярослав сумел завоевать симпатию и уважение хана, который даже послал его на великий курултай, где выбирали Гуюка и куда сам Бату ехать поопасался.
Перед самым отъездом из Каракорума в обратную дорогу великий князь внезапно умер. Его тело странно посинело, и поползли слухи, будто Ярослава отравили. Об этом, в частности, пишет Плано Карпини, сообщая, что все подозревали в злодеянии «мать императора» (знаменитую Туракину-хатун), которая якобы дала князю прощальную чашу из своих рук. Версия эта выглядит сомнительной. Дистанция между великой государыней и вассалом ее вассала была столь огромна, что при желании ханша могла сделать с князем что угодно, не прибегая к подобным ухищрениям. «Моголы, сильные мечом, не имели нужды действовать ядом, орудием злодеев слабых», – резонно замечает Карамзин. Если Ярослава Всеволодовича и отравили, то не ханша, а кто-нибудь рангом пониже.
Вероятно, если бы Ярослав, исполнив свою дипломатическую миссию, благополучно вернулся в ставку Бату, он сумел бы добиться для Руси перехода от оккупационного режима к автономии и монгольское иго закончилось бы много раньше. Положение Батыева любимца облегчило бы Ярославу эту задачу. Но князь умер и облегчения не произошло.
Историческая заслуга Ярослава Всеволодовича исчерпывается тем, что он обозначил стратегию, которую развил и довел до завершения его великий сын.
Александр
Ярославич Невский
У Ярослава было еще больше сыновей, чем у Всеволода Большое Гнездо, – в летописях упоминаются десять. Старшим из доживших до зрелого возраста был Александр, родившийся в 1221 году.
У Александра в массовой культуре и общественном сознании сложилась репутация, искажающая представление об истинном историческом значении и главном достижении этого выдающегося исторического деятеля. Прежде всего он воспринимается как великий полководец, победитель шведов и немцев. Орден Александра Невского – единственный знак отличия, существовавший и в Российской империи, и в Советском Союзе, а теперь перенесенный в наградную систему Российской Федерации. Предназначался он в первую очередь для военачальников.
Высоко чтим этот князь и православной церковью, которая канонизировала его еще в 1547 году – это год знаменательный, когда русские монархи начали именовать себя царями. Совпадение неслучайно: ведь они были прямыми потомками Александра Невского. «Святым благоверным» князь был провозглашен за то, что защитил православную веру от крестоносцев. Он считается покровителем воинов (а также российской Федеральной Службы Безопасности).
Три ордена Александра Невского: российский, советский и снова российский
Однако в историческом масштабе победы Александра над европейскими агрессорами, пожалуй, не столь уж существенны. Мы видели, как многочисленны были нескончаемые военные конфликты русских с западными соседями – не с Невского начались и не им закончились. В длинной этой истории случались виктории и крупнее, чем небольшой бой на Неве или битва на Чудском озере.
По личным своим качествам князь, как мы увидим, тоже был весьма далек от святости – и жесток, и склонен к этическим компромиссам.
Величие и заслуга Александра совсем в другом. Этот правитель в неимоверно тяжелой исторической ситуации проявил мудрость и предвидение, которые спасли Русь от гибели.
Лев Гумилев в своей спорной, но замечательно интересной книге «Древняя Русь и Великая Степь» изображает Невского политическим лидером, который вел дела с Ордой чуть ли не на равных. Мол, лишь военная помощь Александра дала возможность Бату справиться с Гуюком и посадить на трон своего союзника Мункэ, дружба же Невского с Ордой объяснялась геополитическим расчетом: это был единственный способ спасти Русь от немецкого завоевания («крестоносного нашествия»). К сожалению, всё было, по-видимому, проще и печальнее. С Орденом и шведами Александр отлично справлялся и без татар, но военной мощи Орды он противостоять не мог и потому в отношениях с ней руководствовался не силой, а умом и гибкостью.
Александр Ярославич был наделен тем редким и трудным видом мужества, которое побуждает государственного деятеля жертвовать личными чувствами, добрым именем и даже честью ради блага своей страны. И в отечественной, и в мировой истории немного подобных фигур. Борьба Александра с братом и с собственным сыном – высокая драма шекспировского накала, которая должна была бы подать пример последующим российским государям, как обязан вести себя властитель, обладающий чувством долга и исторической ответственностью.
Но начну я рассказ об Александре все-таки с его воинских достижений, действительно впечатляющих – особенно с учетом возраста полководца.
Все свои знаменитые победы князь совершил в юности.
Пятнадцатилетним он был посажен княжить в Новгороде – когда его отец ненадолго сделался великим князем киевским.
В боях с монголами Александр участия не принимал, в это время он сам оказался в очень тяжелой ситуации. Как мы помним, с ослаблением Руси активизировались ее западные соперники, надеявшиеся теперь расширить свои владения. Главный союзник Новгорода и Пскова, владимирское княжество, было разгромлено и прийти на помощь не могло.
Первыми удар нанесли шведы, конфликтовавшие с русскими из-за финских земель. Летом 1240 года довольно большая флотилия вошла в Неву, «хотяче всприяти Ладогу… и Новъгород и всю область Новгородьскую» – то есть, если верить хронике, шведам одной Финляндии было уже мало.
Впрочем, в преданиях о шведском походе и Невской битве немало легендарного. Многие авторы, пользуясь позднейшими источниками, пишут о том, что десантом командовал сам ярл Биргер, тогдашний правитель Швеции, которого Александр якобы ранил в поединке («възложи печать на лице острым своим копием»), однако этого произойти никак не могло, поскольку ярл Биргер в это время находился дома и ни в каких экспедициях не участвовал. Судя по всему, инициатором агрессии был шведский епископ, собравший отряд из скандинавских воинов и финнов (летопись поминает кроме «свеев» еще «мурман, и сумь, и емь»).
Невская битва. Гравюра с картины А. Кившенко
Двадцатилетний новгородский князь со своей маленькой дружиной и новгородским ополчением атаковал вражеский лагерь внезапно, что и стало залогом победы. Произошла жестокая сеча, о размерах которой можно судить по летописному упоминанию о новгородских потерях: пало двадцать «мужей», то есть людей именитых; простых ратников должно было погибнуть больше, но в любом случае счет шел максимум на сотни.
Застигнутый врасплох неприятель был разбит. Хроника сообщает, что пал епископ и какой-то воевода с нешведским именем Спиридон (или так послышалось летописцу). По-видимому, враг был сильно потрепан, но не полностью разгромлен, поскольку в ночь после боя шведы смогли похоронить своих убитых, знатных покойников погрузили на две ладьи и лишь затем «посрамлени отъидоша».
Большая историческая слава, доставшаяся Александру за сравнительно небольшой бой, объяснялась тем, что в эту печальную для Руси пору других побед не было, и юный новгородский князь спас честь русского оружия. За сражение на Неве он получил почетное прозвание Невского – правда, не от современников, а от потомков.
Дальнейшее поведение новгородцев выглядит черной неблагодарностью: в тот же самый год они прогнали Александра с княжения. Это была обычная, много раз повторявшаяся история. Входя в силу, всякий князь пытался увеличить свою власть над Новгородом – и наталкивался на сопротивление местной элиты, ревниво охранявшей свои права. В мирное время нужда в военном вожде отпадала, и Новгород мог себе позволить с ним расстаться.
Последующее развитие событий тоже было вполне традиционным. Очень скоро над северо-западной Русью вновь нависла беда, и практичные новгородцы как ни в чем не бывало опять стали просить великого князя Ярослава прислать к ним боевитого сына.
На сей раз опасность была еще острее. Влившись в мощный Тевтонский орден, братья-меченосцы окрепли и осмелели. Они без труда захватили Псков, посадив туда наместником своего ставленника, но не удовлетворились этим и стали занимать новгородские волости. Их отряды появлялись уже неподалеку от самого Великого Новгорода.
Обиженный Александр не хотел идти воевать, и Ярослав сначала предложил республике другого своего сына, Андрея, но новгородцы требовали Невского и в конце концов тот повиновался воле отца. «В лето 6749 (1241 г.) приде Олександр князь в Новъгород, и ради быша новгородци», – сообщает летопись.
Действовал Александр со своей всегдашней решительностью. Отбил у немцев захваченные пограничные крепости, а затем взял и Псков, давшийся ему нелегко и не сразу – понадобилось ждать подкреплений, которые привел брат Андрей.
Теперь пришлось иметь дело с основными силами Ордена, собравшего для генерального сражения немалое войско.
Битва состоялась 5 апреля 1242 года на поверхности Чудского озера, куда Александр отступил («въспятися»), по-видимому намеренно, выманивая рыцарей в их тяжелых доспехах на весенний лед. Но лед выдержал, и бой сначала складывался не в пользу русских: немцы «прошибошася свиньею сквозь полк, и бысть сеча ту велика». В «Житии Александра Невского» (80-е годы XIII века) говорится, что «не бе видети леду, покры бо ся кровию». Тем не менее новгородцы выстояли, а обходной маневр Александра решил исход дела. Меченосцы бежали семь верст, преследуемые и избиваемые.
Ледовое побоище. Кадр из фильма «Александр Невский» (© РИА Новости)
Размеры армий, участвовавших в Ледовом побоище, и число потерь являются предметом ожесточенных споров между историками. Советские авторы, склонные преувеличивать масштаб и значение этой битвы, писали, что немцев вместе с их финскими союзниками насчитывалось десять и даже двенадцать тысяч, а новгородско-владимирская рать состояла из пятнадцати или семнадцати тысяч воинов. Однако это маловероятно. Разбитый в пух и прах Орден, согласно ливонской хронике, лишился только двадцати шести рыцарей (из них шесть попали в плен). Наша летопись, вряд ли склонная преуменьшать потери противника, говорит, что немцев пало четыреста и «чюди бещисла», пленных же взято пятьдесят – маловато для сокрушительной победы над десятитысячным войском и долгого преследования. Вероятно, на Чудском озере сошлись не двадцать пять и не тридцать тысяч человек, а в несколько раз меньше.
В 1245 году Александру Невскому довелось защитить Новгород еще раз, теперь от литовского вождя Миндовга. Князь опять одержал победу, не менее трудную и не менее славную, чем предыдущие, однако она не вызвала интереса у российских историков. История как наука сформировалась у нас во времена, когда словосочетание «война с литовцами» не воспринималось как нечто серьезное или интересное. А между тем, полководческий талант Александра в этой кампании был явлен во всем блеске.
Миндовг захватил города Бежецк и Торопец – бывшие владения Александрова деда Мстислава Удатного. Невский пришел из Новгорода и нанес неприятелю поражение, причем битва, по-видимому, была значительной: согласно летописи, у литовцев было убито «боле восьми» князей. После этого Александр пошел дальше с одной личной дружиной, отпустив новгородцев домой – очевидно, те считали, что, отбив нападение, свою задачу выполнили. Но князю хотелось дать агрессивному соседу урок, который тот нескоро забудет. Александр догнал отступающего врага близ озера Жизца и добил: «не упусти их ни мужа». Невскому и этого показалось мало. С «малой дружиной» он напал на еще один литовский отряд под Усвятом – «и ту ему бог поможе, и тех изби». После череды поражений литовцы на несколько лет оставили пограничные новгородские земли в покое, чего и добивался Александр.
На этом, в двадцать четыре года, его полководческая карьера заканчивается. Если в противоборстве с Западом главным оружием Александра Ярославича был меч, то в своей восточной политике он будет пользоваться методами исключительно дипломатическими, и очень эффективно. (Кстати говоря, святой Александр считается еще и покровителем российской дипломатии, что справедливо.)
На следующий год после литовской войны в далеком Каракоруме скончался Ярослав Всеволодович, которому, согласно еще не окончательно упраздненной старинной традиции «лествичного права», должен был наследовать не сын, а младший брат Святослав Всеволодович.
Русские традиции однако теперь мало что значили – требовался ханский ярлык, и напористые сыновья Ярослава не собирались уступать дяде владимирский стол без борьбы. Двое – Александр и Андрей – поступили умно: поехали в Орду. Их младший, совсем юный брат Михаил по прозвищу Хоробрит (Храбрец), княживший в маленькой и незначительной Москве, пошел напролом. Он попросту выгнал Святослава, очевидно, не обладавшего авторитетом и силой, из столицы и уселся на его место, однако в следующем году сложил свою отчаянную голову в бою с литовцами, которые хоть больше и не трогали Новгородчину, но продолжали беспокоить другие русские области.
Изгнанный Святослав помчался жаловаться на племянников к хану, но Александр с Андреем давно уже находились там и сумели добиться расположения Бату. Дядя остался ни с чем.
Кажется, вначале Бату-хан больше благоволил Андрею. Тот получил владимирское великое княжение, Александру же достался звучный, но обесцененный титул великого князя киевского. В опустошенный Киев Невский даже не поехал, остался на севере.
Андрей Ярославич, заняв престол, повел себя независимо. Он женился на дочери Даниила Галицкого, сохранившего автономность и имевшего сильное войско. В ханскую ставку Андрей ездить отказывался. Вероятно, он рассчитывал выступить против Орды в союзе с тестем.
И здесь Александр совершил поступок, который с точки зрения обычной морали выглядит весьма непривлекательно – отправился в ханскую ставку, демонстрируя, что не одобряет поведение брата.
Монголы послали на Андрея карательную экспедицию. Расчеты великого князя на помощь тестя не оправдались – Даниил Галицкий был прагматиком и воевать с Ордой поостерегся. Андрей дал бой, был разгромлен и бежал за рубеж, в Швецию. Освободившийся великокняжеский стол достался Невскому.
Сложные взаимоотношения Александра и Андрея вряд ли следует объяснять одной лишь борьбой за власть (хотя наверняка было и это). Здесь столкнулись два принципиально различных взгляда на то, как следует вести себя с монголами. Порывистый и эмоциональный Андрей мечтал о том, чтобы скинуть ненавистное иго силой оружия. Рассудительный Александр понимал, что в сложившихся условиях это невозможно. Когда противник был по силам – шведы, немцы или литовцы, – Невский воевал и делал это превосходно; если же враг был неизмеримо могущественней, князь предпочитал маневрировать. И, хоть его поведение во многих случаях выглядит неприглядно, в то же время есть безусловное величие в том, как Невский жертвовал своей репутацией ради страны. Это замечательно сформулировал Карамзин: «Александр любил отечество более своей княжеской чести»; Андрей же «хотя имел душу благородную, но ум ветреный и неспособный отличать истинное величие от ложного».
К тому же героический порыв младшего брата длился недолго. Помыкавшись на чужбине, он вернулся каяться. Александр выпросил у хана прощения для Андрея и дал ему богатые уделы: городецкий, нижегородский и суздальский.
Если возникала необходимость, Невский без колебаний воевал вместе с татарами против собственных соотечественников – только так он мог сохранить доверие Орды. Соображения политической целесообразности для князя были важнее родственных чувств.
Еще один его брат, Ярослав, был приверженцем Андрея и вместе с ним бился против монголов. Во время штурма Переяславля ордынцы, союзники Невского, убили жену Ярослава, а его детей забрали в заложники – Александр безропотно стерпел это.
Не пожалел он и собственного сына, когда тот посмел идти против ханской воли.
Произошло это в 1257 году.
Василий, первенец Невского, был наместником в Новгороде, когда монголы затеяли тотальную перепись населения, чтобы упорядочить систему налогообложения. Дело было неслыханное, непонятное, от татар люди ничего хорошего не ждали, поэтому поползли всякие панические слухи, и народ заволновался. В других областях Руси, парализованных воспоминанием об ужасах Нашествия, перепись прошла более или менее спокойно, но непуганые новгородцы заупрямились. Они отказались пустить к себе монгольских переписчиков, устроили мятеж и убили посадника, пытавшегося их урезонить. Не послушались они и самого великого князя Александра Ярославича. Сказали, что они не бунтовщики, власть уважают и дадут хану щедрые дары, однако переписывать себя не позволят. На сторону горожан встал и Василий Александрович.
Невский отлично понимал, чем всё это закончится, если не принять срочные меры, – и принял их. Действовал он безжалостно. Родного сына прогнал прочь, а его ближних людей покарал с невиданной жестокостью: «овому носа урезаша, а иному очи выимаша». Прежде на Руси калечащих и вообще мучительных наказаний в обычае не было. Глаза выкалывали только князьям, да и то исключительно из «милосердия», чтоб вывести конкурента из борьбы, не нарушая христианской заповеди «не убий».
Невский приводит Новгород к покорности. Миниатюра XVII в. (© РИА Новости)
Суровость Невского произвела впечатление и на новгородцев, согласившихся на перепись, и на монголов, увидевших, что их решительный союзник способен решить проблему собственными силами.
Однако, когда через год монгольские чиновники начали подсчет, горожане все-таки взбунтовались – не захотели «дати числа». Хорошо зная новгородцев, Александр был к этому готов. Он пришел, взяв кроме собственных воинов дружины своих братьев Андрея Суздальского (к этому времени уже присмиревшего) и Бориса Ростовского. Если бы не предусмотрительность великого князя, мятежники истребили бы переписчиков, и тогда Орда наверняка уничтожила бы непокорный город. «И нача окаянныи боятися смерти, – пишет новгородская летопись, – рече Олександру: «Даи нам сторожи, ать не избьють нас». Александр защитил монголов и быстро подавил восстание. Опасная ситуация разрешилась – не без жертв, но все-таки малой кровью.
Новый кризис разразился в 1262 году, когда в удельном Ростовском княжестве вспыхнуло восстание против баскаков и откупщиков. Один из них, притом русский, но отказавшийся от христианской веры, некто Изосим, особенно лютовал, превосходя в жестокости монголов. Его и многих других податных сборщиков убили, остальных прогнали. Бунт распространился на Переяславль, Суздаль и даже перекинулся в столицу – Владимир.
Невский сам справился с мятежом, однако за убийство чиновников следовало ожидать неминуемой расплаты – Орда подобных преступлений не прощала. Александр Ярославич поспешил к хану Берке, провел в ставке несколько месяцев и каким-то чудом сумел отговорить его от акции возмездия: «Поиде князь Олександр в Татары, и удержа Берка, не пустя в Русь». (Возможно, хан дал Александру себя уговорить, поскольку в это время был всецело занят войной с Хулагу и не желал рассеивать силы.)
Спасение Владимиро-Суздальской земли от карательного похода стало последним деянием Невского. «Приде князь Олександр ис Татар велми не здравя, в осенине, и приде на Городець, и пострижеся в 14 месяца ноября, на память святого апостола Филипа. Тои же ночи и преставися», – сообщает хроника. Великому князю, так много сделавшему за время своего правления, было 42 года.
Потомки редко бывают благодарны государственным деятелям, которым выпала горькая участь править в эпоху поражений и национального унижения. Александр Невский здесь отрадное исключение. Несмотря на суровость и даже жестокость, которую он проявлял к соотечественникам, несмотря на его верную службу ненавистной Орде, о князе сохранилась добрая память. Это означает, что еще при его жизни люди понимали разумность и благотворность подобных действий.
Так изображали Невского в XIX веке, в эпоху возрождения интереса к отечественной истории. В. Шебуев
Очевидно, перемены к лучшему начали происходить сразу же после прихода Александра к власти. В летописи за 1254 год имеется уникальная для того ужасного периода запись: «В лето 6762. Добро бяше христьяном» («Хорошо было христианам»). Карамзин пишет: «Подданные, ревностно славя его память, доказали, что народ иногда справедливо ценит достоинства Государей и не всегда полагает их во внешнем блеске Государства». В «Житии Александра Невского», созданном вскоре после кончины князя, о нем проникновенно сказано: «И красив он был, как никто другой, и голос его – как труба в народе, лицо его – как лицо Иосифа, которого египетский царь поставил вторым царем в Египте, сила же его была частью от силы Самсона, и дал ему Бог премудрость Соломона, храбрость же его – как у царя римского Веспасиана, который покорил всю землю Иудейскую».
Обладая незаурядным дипломатическим талантом, Александр сумел найти общий язык не только с добродушным (по тогдашним меркам) Бату и его сыном-христианином Сартаком, но и с немилосердным Берке. От последнего Невский добился не только отмены карательной экспедиции, но еще и милости поистине исторического значения. Отныне русские князья начинают сами собирать дань и доставлять ее в Орду. Каким-то образом Александр смог убедить хана, что для татар это во всех отношениях выгоднее: не нужно держать лишних чиновников и воинов; сбор установленной дани гарантируют князья, которых всегда легко привлечь к ответственности; наконец, подавление возможных мятежей – тоже обязанность местных властей.
С этой коренной переменой Иго, собственно, и закончилось.
Нечего и говорить, что новое положение дел для Руси было еще выгодней, чем для татар. Постепенно исчезли грозные баскаки, прекратились опустошительные походы за недоимками, а главное – восстановилась структура государства, причем на более прочной основе, чем в домонгольский период. Тогда звание великого князя совершенно необязательно означало реальную власть. Теперь же, благодаря системе ордынских ярлыков, возникла четкая иерархия: появился старейшина, поставленный над остальными в качестве высшей инстанции. Это стало важной предпосылкой для последующей централизации страны. Наконец, самостоятельно собирая дань, князья получили возможность «греть руки», оставляя часть собранного себе. Чем большим «выходом» облагалось княжество, тем богаче становилась его казна. Особенно выгодно в этом смысле сделалось положение великих князей, собиравших для Орды дань не только со своих владений.
Но самым важным вкладом Александра в российскую историю было решение сделать ставку не на антагонизм с Ордой, а на симбиоз с ней. В этом отношении «двуединость» нашего государства, соединяющего в себе европейские и азиатские черты, следует возводить к Невскому.
Эту мысль в свое время очень точно сформулировал Н. Костомаров: «Чрезвычайная сплоченность сил, безусловное повиновение старшим, совершенная безгласность отдельной личности и крайняя выносливость – вот качества, способствовавшие монголам совершать свои завоевания, качества, совершенно противоположные свойствам тогдашних русских, которые, будучи готовы защищать свою свободу и умирать за нее, еще не умели сплотиться для этой защиты. Чтобы ужиться теперь с непобедимыми завоевателями, оставалось и самим усвоить их качества». Этим и будут заниматься московские государи, потомки и наследники Александра Невского: учить свой народ «монгольской премудрости» – сплоченности, повиновению, безгласности и терпению. Иного рецепта они не знали.
А Невскому отечественная история должна быть благодарна за то, что в самую горькую для Руси пору он заложил основу будущего возрождения: добился автономии и создал предпосылки для централизации. Тем он и велик.
Автономия
В Орде
Двоевластие
Глава про жизнь «метрополии» в этой части нам уже не понадобится. Начиная с последней трети XIII столетия события, происходящие при дворе великих ханов, утрачивают для русских областей значение. Метрополией для них становится Золотая Орда.
После смерти Менгу-Тимура (не позднее 1282 г.) там начались неурядицы, и ордынцам на время стало не до Руси – а это самое лучшее, что могло произойти для страны, недавно избавившейся от оккупации.
Тут, пожалуй, не обошлось без Божьей помощи, причем помог Руси не христианский Бог, а мусульманский.
Брат покойного хана Туда-Менгу, выбранный курултаем в преемники, оказался весьма необычной личностью. Вскоре после воцарения он отказался от монгольской веры и принял ислам, да не номинально, как это обычно делали владыки в погоне за земными выгодами, а искренне и истово. Из всех направлений этой религии хану пришелся по душе суфизм, проповедующий отречение от плотских и суетных радостей, бедность и милосердие – весьма экзотичный набор ценностей для ордынского государя. Тем не менее, именно так новый владыка и попробовал править. К сожалению, летописи не сохранили подробностей царствования Туда-Менгу. Арабский историк XIV века Ибн-Хальдун пишет, что хан «сделался отшельником и отказался от царства; он вполне отдал себя сообществу шейхов-факиров». Всецело поглощенный духовными исканиями и мистическими озарениями, государь совершенно отстранился от государственных дел.
Долго так, конечно, продолжаться не могло. Возник заговор. Благочестивого хана объявили сумасшедшим и в 1287 году свергли. Другой историк, Вассаф аль-Хазрат, с восточной цветистостью сообщает: «Вследствие распущенности… упрятали его, как вышедшую из обращения золотую монету, на дно мошны отставки».
Следующим ханом стал племянник несчастного суфиста Тула-Буга (в русских летописях Телебуга), но власть его была непрочной, поскольку к этому времени государство оказалось разделенным на две части. Главной фигурой в ордынской политической жизни уже давно был не хан, сидевший в Сарай-Берке, а темник по имени Ногай.
«Толстый Пёс»Ногай был праправнуком Чингисхана, но происходил из младшей ветви Джучидов и потому не мог претендовать на престол. Родился он около 1235 года и прожил долгую, бурную жизнь, на пике которой сделался самым могущественным властелином во всей Восточной Европе.
Про Ногая известно, что он был одноглаз (следствие боевой раны) и тучен. Г. Вернадский полагает, что именно он изображен в русских былинах под именем «собака Калин-хан»: «калин» по-тюркски значит «толстый», а «Ногай» по-монгольски значит «пёс». Степняки любили собак, и ничего зазорного в таком прозвище не было. Например, одну из дочерей могущественного хана Узбека звали Иткутчук, что означает «Маленькая Собачка» – очень милое имя.
Царевич был доблестным воином и хитроумным политиком. Славу полководца он завоевал еще в молодости, когда в 1263 году одержал на реке Терек блестящую победу над армией ильхана Хулагу.
Всю последнюю треть XIII века Ногай занимался европейскими делами. Его орда кочевала в степи северного Причерноморья, постепенно расширяя свои владения. Он успешно воевал с Византией, так что император был вынужден ради мира отдать «безбожнику» в жены свою дочь.
В зоне влияния Ногая оказались Болгария и Сербия. Он держал в страхе Венгрию, ходил походами на Польшу и Литву. Формально являясь подданным ордынских ханов, Ногай был намного сильнее их.
Ногай превратил свои владения в отдельное от Золотой Орды государство еще в правление Туда-Менгу. При этом между двумя центрами существовало соперничество. Каждый пытался взять Русь под свой контроль, чем, как мы увидим, пользовались для собственной выгоды русские князья, лавируя между этими полюсами.
При пассивном и набожном хане Туда-Менгу могущество столицы ослабело, и Ногай почувствовал, что может подчинить себе всё царство – если не занять трон самому, то посадить на него своего ставленника.
Он сделал ставку не на Тула-Бугу, свергнувшего прежнего хана, а на его двоюродного брата Тохту, сына Менгу-Тимура.
От Тула-Буги коварный Ногай избавился очень легко: пригласил на переговоры и захватил в плен, после чего предал почтительной «бескровной» смерти, уготованной для Чингизидов: велел переломить бедняге хребет. Государем же был провозглашен Тохта. Произошло это около 1291 года.
Сначала всё шло гладко. Тохта вел себя смирно, безропотно пожаловал Ногаю Крымский полуостров с богатыми торговыми городами. Однако новый хан не был намерен вечно оставаться марионеткой в руках старого темника.
Михаил VIII Палеолог, тесть Ногая. Византийская миниатюра
Тохта-хан
Это был человек осторожный, расчетливый и твердый. Он держался старой монгольской веры и заветов Чингисхана. Понемногу копя силы и увеличивая число сторонников, Тохта собрал хорошее войско и тогда продемонстрировал крутость нрава.
Начал хан с Руси, князья которой за время ордынского двоевластия «отбились от рук»: стали привозить меньше дани, да и ту предпочитали платить более сильному Ногаю.
В 1293 году ордынские войска опустошили все северо-восточные русские земли – впервые за сорок лет, после подавления мтежа великого князя Андрея Ярославича.
Восстановив господство над непослушной провинцией и тем самым повысив свой авторитет в Орде, Тохта почувствовал себя достаточно сильным, чтобы избавиться от Ногая.
Однако старый «пёс» оказался молодому хану не по зубам. В ожесточенном сражении Тохта был разгромлен и еле унес ноги от преследователей. Ему пришлось оставить свои владения и бежать далеко на восток.
И здесь Ногай совершил роковую ошибку. Недооценив противника, он не стал гнаться за ним, чтобы окончательно уничтожить, как непременно поступил бы Чингисхан (помните, как в погоне за хорезмшахом его тумены прошли несколько тысяч километров?).
Тохта же проявил и волю, и упорство. Через два года он вернулся с новой армией.
Битва произошла в 1299 году на реке Кагамлык (неподалеку от современной Полтавы). В разгар битвы Ногай был убит, и его павшее духом войско потерпело поражение.
Сразил грозного полководца русский воин (в ордынской армии из-за рекрутской повинности таких было много). Он принес хану отрезанную голову заклятого врага, рассчитывая на щедрую награду. Но Тохта возмутился, что какой-то простолюдин осмелился поднять руку на великого человека и к тому же Чингизида. Убийца Ногая был казнен.
Это сражение стало важной вехой русской истории. Оно означало, что раскол в Орде закончился, там снова установилась единая власть, притом твердая. Времена послаблений для Руси закончились.
Ханы четырех царств. Тохта – второй справа. Испанская миниатюра XIV в.
Несколько лет победитель был занят приведением в порядок внутренних дел и выстраиванием дипломатических отношений с соседями.
В Золотой Орде установился мир. По дорогам вновь двинулись купеческие караваны, заработала ямская почта.
Все русские князья поспешили засвидетельствовать новому государю свою покорность. Но Тохте этого было мало.
Он придавал своим русским владениям больше значения, чем его предшественники. Это и естественно. Период экспансии степной державы завершился, и оказалось, что Русь – самая населенная и самая богатая провинция Золотой Орды. Тохта намеревался заняться западными областями лично. Ничего хорошего эта заинтересованность русским княжествам не сулила.
Рашид-ад-Дин пишет, что в 1312 году хан отправился вверх по Волге, чтобы произвести осмотр русских областей. Никто из ордынских ханов еще не затевал ничего подобного (да и в будущем последователей у Тохты не найдется). Неизвестно, чем закончилась бы эта неслыханная инспекция, но по дороге хан заболел и умер.
Должно быть, вся Русь вздохнула с облегчением.
Узбек
Воцарившийся затем хан Узбек (1313–1341) приходился Тохте племянником. Годы его правления стали пиком могущества Золотой Орды, и само это название, как я уже писал, вероятно появилось благодаря шатру, в котором государь давал аудиенции. Арабский путешественник Ибн-Баттута рассказывает: «Одна из привычек его, что в пятницу, после молитвы, он садится в шатер, называемый золотым шатром, разукрашенный и диковинный. Он из деревянных прутьев, обтянутых золотыми листками». Это невиданное великолепие поражало чужеземцев.
Мечеть в Старом Крыму, построенная при хане Узбеке
При Узбеке, который был мусульманином, ислам стал официальной религией Золотой Орды. Последующие ханы к старой монгольской вере уже не возвращались, да и вообще с этого времени в жизни степного государства остается очень мало монгольского. Пожалуй, пора начать называть новую нацию, сформировавшуюся из разноплеменных, в основном тюркских этнических элементов, татарами.
Воинственностью Узбек не отличался. Он, правда, попробовал вернуть контроль над Балканами, утраченный после гибели Ногая, и поддержал болгар в конфликте с византийцами, но особенных успехов не достиг и в дальнейшем жил с Константинополем в мире.
Русским владениям хан придавал важное значение, однако, в отличие от Тохты, кажется, намеревавшегося управлять Русью напрямую, то есть превратить ее в ордынскую провинцию, Узбек рассматривал эти области как колонию: норовил вытянуть побольше дани, не вмешиваясь во внутреннюю политику местных феодалов. Зато хан очень внимательно следил за самими феодалами, держа их в трепете. При малейшем подозрении или недовольстве требовал князей к ответу, лишал ярлыка, а то и казнил. В царствование Узбека в Орде погибло больше всего Рюриковичей.
Курс хана по отношению к Руси следовал древнему принципу «разделяй и властвуй». Хан хорошо понимал опасность центростремительных тенденций в этой большой стране и всячески им препятствовал.
Сначала он сделал было великим князем владимирским сильного и независимого Михаила Тверского, однако затем передал ярлык слабому Юрию Московскому и вообще начал покровительствовать Москве в противовес более древним и сильным княжествам. Хан не пресекал и, кажется, даже поощрял вражду между Рюриковичами – она не давала Руси окрепнуть. В середине XIV века именно с этой целью – помешать русскому единству – татары дали статус великих княжеств Рязани, Твери и даже Суздалю.
Ордынское государство процветало. Торговые караваны пересекали его огромную территорию из конца в конец, не опасаясь разбойников. Для коней и вьючных животных на всех путях был заготовлен корм; купцам было где остановиться на отдых.
Столица Узбека достигла таких размеров и такой пышности, что с ней не мог соперничать ни один город европейского континента. Как я уже писал, Сарай-Берке был разделен на «районы», отведенные представителям разных народов. Районов насчитывалось шесть, одним из самых больших был русский (пять остальных – монгольский, кипчакский, черкесский, аланский и греческий).
Хан и хатун. Персидская миниатюра XIV в.
Золотой век Золотой ОрдыСохранилось немало свидетельств, описывающих великолепие ордынского двора и семейную жизнь хана Узбека. Примечательней всего здесь высокий статус ханш, сохранившийся у Чингизидов и после того, как они перешли в ислам. Монгольские традиции – во всяком случае, на первых порах – оказались сильнее религиозных предписаний. Супруги монарха не сидели взаперти, на женской половине, активно участвовали в государственных делах и вообще вели себя с поразительной для средневекового Востока независимостью.
Ибн-Баттута, близко наблюдавший придворную жизнь, оставил два интересных рассказа, иллюстрирующих эту примечательную особенность ордынских нравов.
Первый повествует о ханше Байялун, дочери византийского императора Андроника III. Эта женщина была своеобразным трофеем, доставшимся Узбеку после войны с империей в качестве залога добрососедских отношений. Царевне пришлось перейти в ислам, что во времена могущества Константинополя было бы совершенно невообразимо, а в новую эпоху уже никого не удивляло.
Некоторое время пожив со своим татарским мужем, хатун заявила, что желает навестить отца, – и была отпущена прокатиться в Константинополь. Ибн-Баттута, сопровождавший царицу в поездке, пишет: «У Султанши была дорожная мечеть, которую ставили на каждой станции, и она в ней молилась, но в Матули мечеть была брошена, умолкли голоса муэдзинов, и на обеде Султанши появилось вино; мне сказывали, будто она ела даже свинину; по крайней мере, на молитву она и свита ее не являлись более». Добравшись до родного города, Байялун заявила, что к мужу не вернется. И обоим государствам пришлось смириться с решением этой волевой дамы. Ее ордынская свита была отправлена обратно с почетом и подарками.
Очень вероятно, что гордая императорская дочь не пожелала мириться со своим положением при ханском дворе, где ей достался всего лишь ранг третьей жены. Первой же супругой, которую Узбек любил, ценил и отличал перед другими, была Тайдула, которую называли «великая хатун».
«Что касается Тайтуглы, – (так Ибн-Баттута именует главную ханшу), – то она царица и самая любимая из них у него. Он идет к ней навстречу до двери шатра, приветствует ее и берет ее за руку, а когда она взойдет на престол и усядется, тогда только садится султан». Путешественника поражает столь невиданная галантность, и он (впрочем, вообще большой сплетник) находит ей следующее объяснение: «Сообщил мне (один) из заслуживающих доверия знакомых с рассказами об этой царице, что султан любит ее за одну свойственную ей особенность, которая в том, что каждую ночь он находит ее как бы девственницей». На самом деле Тайдула была незаурядной и сильной личностью. Она и при Узбеке участвовала в обсуждении политических дел, а после его смерти некоторое время фактически правила государством.
Влияние Тайдулы сохранялось и в краткое царствование ее старшего сына хана Тинибека (1341–1342), и при следующем государе, тоже сыне Тайдулы, могущественном Джанибеке (1342–1357). Впрочем, к энергичной хатун мы еще вернемся.
Всё это время Золотая Орда продолжала сохранять свое первенствующее положение в восточноевропейском регионе. Ханы больше не пытались подчинить себе Балканы и сохраняли хорошие отношения с Византией; поддерживали они и союз с мамелюкским Египтом, куда поставляли множество рекрутов из числа русских и половецких рекрутов.
Около 1346 года на густонаселенную крымскую провинцию Золотой Орды обрушилась страшная беда – эпидемия чумы, видимо, привезенная индийскими или китайскими купцами. Крым почти обезлюдел, там умерло 85 тысяч человек. Оттуда «черная смерть», переносчиками которой были трюмные крысы, распространилась на Средиземноморье, Европу и таким кружным путем через несколько лет добралась до Новгорода, охватив русские владения Орды.
Это событие, пожалуй, было единственным серьезным потрясением, которое Золотая Орда испытала за всю первую половину XIV века. Мощь державы казалась несокрушимой, власть беспредельной, вероятность восстановления русской независимости абсолютно нереальной.
И тем не менее всего через двадцать лет после смерти блистательного хана Джанибека объединенная Русь осмелится открыто выступить против Орды – и одержит свои первые победы.
Как же удалось разделенной, несуществующей стране преодолеть внутренние противоречия и консолидировать свои силы?
Процесс был долгим и трудным.
На Руси
Стыдное время
Итак, в последней трети XIII века – в значительной степени благодаря трудам Александра Невского – самый тяжелый период монгольского владычества закончился. По выражению летописи, «бысть ослаба Руси от насилия татарского».
Вскоре вслед за тем обнаружилось одно отрадное обстоятельство, о котором часто забывают, живописуя ужасы «ига». Оказалось, что в положении ордынского протектората есть и свои выгоды. Русь включилась в оживленный товарооборот большого государства и – шире – всего евразийского пространства. В Орде можно было купить и сбыть всё что угодно; изделия русских мастеров и продукция русского хозяйства беспрепятственно достигали самых отдаленных рынков. Оживилась речная торговля, стало крепнуть купеческое сословие. В особенно выигрышном положении были новгородцы, находившиеся между Европой и Азией; с защитным ханским ярлыком они развозили пришедшие через Балтику товары по всей ордынской территории, не тратясь на охрану караванов.
Плюсы монгольского подданства стали очевиднее всего, когда в Орде закончился период двоевластия и установился порядок. Русские города и князья начинали богатеть.
Эти годы были бы еще тучнее, если б не беды, которые навлекали на Русь отнюдь не татары, а собственные правители.
К сожалению, последующие великие князья не обладали мудростью и жертвенностью Александра Ярославича. Их алчность, недальновидность, слепое властолюбие дорого обходились стране, замедляли ее развитие.
Почти вся северная и восточная Русь к этому времени находилась во владении потомков Всеволода Большое Гнездо – его внуков и правнуков. Лишь княжество Рязанское принадлежало другой ветви Рюриковичей, так называемым Святославичам, ведшим род от Святослава Ярославича (1027–1076).
Владимирский великокняжеский стол не был закреплен ни за одной из этих линий и был постоянным объектом соперничества. Кончились времена, когда великий князь непременно переезжал во Владимир, – теперь, получая в Орде ярлык, новый «первый среди равных» оставался жить в собственном княжестве.
Больше всего шансов на лидерство имела сильная Тверь, доставшаяся брату Невского – Ярославу Ярославичу. Он и унаследовал титул.
Правление Ярослава (1264–1272) ничем не примечательно. Он безуспешно пытался подчинить себе Новгород и всё время ссорился с Василием Ярославичем Костромским. Братья ездили интриговать друг против друга в Орду. На обратном пути после одной из таких поездок Ярослав умер, и владимирское княжение перешло к Василию (1272–1276).
Новый правитель был не лучше прежнего. Он тоже тщетно пробовал утвердиться в Новгороде, где ему пришлось конкурировать с сыном Невского переяславльским князем Дмитрием. При необходимости великий князь без малейших колебаний пользовался помощью татарских отрядов, которые грабили русские земли, убивали людей или угоняли их в рабство.
«Враг под стенами». А. Максимов
Мало что изменилось и когда после смерти Василия на престол воссел Дмитрий Переяславльский. Снова последовали попытки прибрать к рукам богатый Новгород – и снова безрезультатно. Республика четырежды принимала Дмитрия и четырежды прогоняла его вон.
Главным врагом Дмитрия Александровича был родной брат Андрей, князь Городецкий, которого Карамзин называет «недостойным сыном Александра Невского», хотя вообще-то оба родственника друг друга стоили. Пользуясь тем, что Орде в это время возникло два центра силы, Александровичи отчаянно ябедничали один на другого, причем Дмитрий сделал ставку на могущественного Ногая, Андрей же – на хозяев Сарай-Берке: Менгу-Тимура, потом Туда-Менгу и Тохту.
Нечего и говорить, что ордынцам эта склока была очень выгодна. Оба князя привозили подарки и давали взятки, получали за это татарские войска и водили их грабить русские земли. Сыновей Невского, по-видимому, совершенно не смущало, что тем самым они предают заветы отца, шедшего на любые жертвы, лишь бы уберечь Русь от ордынского разорения.
Все перипетии этой свары пересказывать неинтересно и незачем. Постоянно повторялась одна и та же история: то Дмитрий явится с воинами Ногая и займет престол, то нагрянет Андрей с татарами из волжских степей и выгонит брата. Всякий раз разбойные полчища оставляли на своем пути трупы и пепелища.
В прошлой главе уже рассказывалось, как решительный хан Тохта, желая досадить Ногаю, в 1293 году отправил на Русь для поддержки своего клеврета Андрея Городецкого большую армию. Ее возглавил царевич Тудан, которого наши летописи называют Дюденем. Нашествие было ужаснее всех предыдущих и разорило дотла всю владимирскую и всю тверскую область. Дмитрий Александрович бежал и вскоре после этого умер, так что никто уже не оспаривал прав Андрея Александровича на великое княжение. Престол достался этому правителю кровавой и постыдной ценой. Он прожил еще десять лет, до 1304 года, продолжая ссориться с родственниками и интриговать в ханской ставке.
Нужно сказать, что весь этот период отечественной истории вообще смотрится весьма неприглядно – прежде всего из-за поведения князей. Они постоянно грызутся между собой, кляузничают ордынцам, вероломствуют, без зазрения совести подставляют единоплеменников под татарские сабли. Следствия ордынского владычества – раболепство и привычка к изворотливости – не способствовали появлению крупных личностей. В течение полувека после смерти Александра Невского ни одной так и не возникнет – вплоть до Ивана Калиты, который, хоть был далеко не ангелом, но по крайней мере обладал размахом и государственным предвидением.
РодственничкиСделаю небольшое отступление, чтобы на одном частном примере показать княжеские нравы той негероической эпохи.
На Черниговщине, разделившейся на маленькие княжества, правили Ольговичи – потомки Олега Святославича, печально памятного тем, что в конце XI века он привел на Русь половцев.
И вот двое мелких князей, Олег и Святослав (первый владел двумя волостями, Рыльской и Воргольской, второй – Липецком), решили избавиться от татарского чиновника, посаженного в Курск следить за сбором дани. Этот Ахмат сильно досаждал обоим князькам: всячески бесчинствовал, да еще выстроил себе два больших села, куда согнал жителей со всей округи.
Воевать с Ахматом родственники, конечно, не собирались. Они поступили благоразумнее – поехали жаловаться в Орду. Хан Тула-Буга выслушал челобитчиков, признал их правоту и разрешил спалить незаконно выстроенные села, а людей забрать себе. Справедливость хана несомненно объяснялась тем обстоятельством, что Ахмат ориентировался не на Сарай-Берке, а на Ногая. К Ногаю баскак и обратился за помощью. Привел татарское войско. Доблестные Ольговичи, не вступая в бой, убежали: Святослав спрятался в лесах, Олег нашел убежище в Орде.
На следующий год Святослав, который, видимо, был посмелее, напал из засады на небольшой отряд Ахматовых людей, по преимуществу русских (летопись сообщает, что были убиты двое татар и 25 русских). Когда от Ахмата прибыл парламентер – убил и парламентера.
Эти события очень напугали Олега, который знал, что бывает за подобные поступки. Он немедленно отмежевался от бывшего союзника, взял у хана воинов, пошел с ними на Святослава и убил родственника.
Тем дело не закончилось. Вскоре после этого брат убитого, князь Александр, напал на Олега и прикончил его, а заодно умертвил и княжича.
Ничего особенно примечательного в этой коллизии летописец не находит, лишь вздыхает о падении нравов, сетуя, что «створися радость Диаволу».
Впрочем, князья и князьки этой эпохи довольно редко обнажали оружие. Обычно всё исчерпывалось угрозами и демонстрацией силы, а решающим аргументом становилась поддержка ханской ставки. Соловьев посчитал, что за первый век монгольского владычества на Руси было несколько десятков междоусобных войн, однако лишь пять из них привели к кровопролитию (убийства мирных жителей, которых истребляли и свои, и татары, не в счет). Войны чаще всего выглядели так: князья собирали войско, сходились и потом как-то договаривались, целуя крест и давая торжественные клятвы, которые затем очень легко нарушались.
Борьба за первенство
С начала XIV века это броуновское движение понемногу упорядочивается, начинает обретать новые черты. Возникают большие княжества, которые становятся всё влиятельней, собирают вокруг себя союзников и вассалов, вступают в борьбу за первенство.
Самым сильным после смерти Андрея Городецкого (1304) было княжество Тверское, выгодно расположенное на торговом пути в Новгород. Там сидел Михаил Ярославич, имевший все основания претендовать на великокняжеский титул.
Однако в это время, вследствие одного совершенно случайного обстоятельства, на политической карте Руси возник новый центр притяжения – городок Москва, прежде никакой важности не имевший.
Незначительная эта волость досталась самому младшему сыну Невского, Даниилу. Как и другие дети великого Александра, этот не блистал никакими талантами. Когда старшие братья, Дмитрий и Андрей, воевали между собой, он переходил из лагеря в лагерь, примыкая к сильнейшему – иного пути у слабого удельного правителя, вероятно, и не было.
Но в 1302 году на Даниила обрушилась нежданная удача. Его родственник, владевший богатым Переяславлем, умер бездетным и завещал свои земли московскому князю. К этому времени волость уже не переходила от брата к брату, как во времена «лествичного восхождения», а превратилась в «отчину», то есть личную собственность, и могла передаваться по завещанию.
Присоединив Переяславль, Даниил Александрович разом перешел из категории мелких феодалов в средние. Правда, своему новому положению радовался он недолго – вскоре после этого умер.
Его сын Юрий Данилович, едва заняв отцовское место, сделал еще один шажок: присоединил княжество Можайское, попросту отобрав его у тамошнего князя, которого привез в Москву и посадил в темницу.
Теперь Москва сделалась достаточно большой и сильной, чтобы поспорить с Тверью, тем более что как раз освободился великокняжеский стол: Андрей Городецкий умер.
Борьба Москвы с Тверью на время становится главным сюжетом русской политики.
Поначалу казалось, что у московских князей мало шансов на успех: соперник был и богаче, и крупнее, и боевитей.
Но споры теперь решались не силой оружия, а иными средствами. Оба претендента, Михаил Тверской и Юрий Московский, помчались в Орду, где начался торг. Татарам было все равно, они обещали ярлык тому, кто больше заплатит. У Москвы денег не хватило. Великим князем стал Михаил Ярославич.
Московское и Тверское княжества в 1300 г. М. Руданов
Но Юрий с этим не смирился, и началась междоусобная война, в которую ордынцы не вмешивались, руководствуясь всё тем же принципом «разделяй и властвуй». Война шла с переменным успехом, то затихая, то вновь разгораясь, однако свергнуть Михаила с престола московский князь так и не сумел.
Случай представился в 1313 году, когда умер Тохта и Михаилу нужно было подтвердить свой ярлык у нового хана Узбека.
Юрий поспел в Орду раньше. Пожил там, освоился, задарил всех подарками, да еще и сумел жениться на ханской сестре царевне Кончаке, которая, перейдя в православие, взяла имя Агафья. К тому же московский князь заключил союз с новгородцами – они опасались сильного тверского князя, владения которого находились в опасной близости от Новгорода.
Из ханской ставки Юрий ехал в сопровождении татарского вельможи Кавгадыя и, очевидно, рассчитывал, что Михаил не осмелится напасть на него при таком сопровождении. Однако тверской князь воспользовался тем, что Кавгадый со свитой встали отдельным лагерем, и, не трогая татар, напал только на москвичей. Юрий был разгромлен и еле спасся, бросив жену, которая попала в плен к тверичам.
Пришлось ему просить мира. Враги договорились ехать в Орду на ханский суд, что не сулило Юрию ничего хорошего, так как у Узбека не было никаких оснований отбирать у действующего великого князя ярлык.
И тут Юрию несказанно повезло. Плененная Кончака-Агафья умерла в тверском плену. Тароватый московский князь сообразил, что может обратить свое поражение в победу.
С помощью Кавгадыя, то ли подкупленного дарами, то ли раздраженного дерзостью Михаила, он выставил перед Узбеком смерть сестры в весьма подозрительном свете. Тверской князь обвинялся по меньшей мере в недостаточной заботе об ордынской царевне, если не в ее отравлении.
Теперь Михаилу нужно было ехать уже не за ярлыком, а на суд, и суд этот обещал быть суровым. В 1318 году после долгого разбирательства Михаил Ярославич был казнен по доносу Юрия Московского, который таким образом не только избавился от давнего соперника, но и получил заветный ярлык на великое княжение – без войны, одним лишь интриганством.
Гибель Михаила Тверского. В. Верещагин
«Черная душа»В русской истории хватает несимпатичных персонажей, и Юрий Данилович Московский – один из самых отвратительных. Даже по меркам своего не слишком нравственного времени он отличался редкостной неразборчивостью в средствах. По аттестации Карамзина, он «по качествам черной души своей заслужил всеобщую ненависть и, едва утвердясь на престоле наследственном, гнусным делом изъявил презрение к святейшим законам человечества». Имеется в виду коварство, с которым Юрий добился своего первого триумфа – заточение можайского князя и захват его владений. Еще хуже Юрий поступил с Константином Рязанским: велел его убить, рассчитывая прибрать к рукам и Рязань. Правда, из этой затеи ничего не вышло, и Рязань еще долго сохраняла независимость от Москвы – Юрию пришлось довольствоваться пограничной Коломной.
Погубив Михаила Тверского, Юрий вернулся из Орды не только с ярлыком, но и с телом казненного, которое отдал родным для погребения только после долгого торга.
Сын погибшего Михаила князь Дмитрий должен был признать первенство Москвы и к тому же передать Юрию собранную для татар дань – 2000 рублей. (Кажется, это первое упоминание в русских письменных источниках о новой денежной единице, куске рубленого серебра весом не то 100, не то 200 грамм – мнения историков расходятся.) Немалую эту сумму Юрий должен был доставить в Орду.
Однако он был не только коварен и жесток, но еще и алчен. То, как московский князь обошелся с «казенным» капиталом, выглядит на удивление современно: он решил сначала пустить деньги в оборот через новгородских купцов, заработать проценты, а там видно будет.
Жадность Юрия и погубила. Дмитрий Тверской воспользовался методикой своего врага: поехал в Орду и донес там о проделках московского князя. Хан Узбек рассердился и передал ярлык Дмитрию.
Читать бесплатно другие книги:
