Часть Азии. История Российского государства. Ордынский период Акунин Борис
Неугомонный Юрий засобирался в ставку доказывать свою невиновность. Узнав об этом, поспешил в Орду и Дмитрий, опасаясь, что москвич его переловчит.
Там, на очной ставке, увидев перед собой погубителя отца, молодой тверской князь, которого за гневливость прозвали Грозные Очи, выхватил меч и зарубил лютого врага. Так окончилась малопочтенная карьера первого из «московских» великих князей.
Дмитрий Грозные Очи убивает Юрия Московского. Б. Чориков
За свою дерзость Дмитрий поплатился головой (был казнен по ханскому приказу), но Тверь все равно осталась в выигрыше. Очевидно, решив, что Москва чересчур усилилась, Узбек передал ярлык не Ивану Даниловичу, брату Юрия, а брату храброго Дмитрия – князю Александру Михайловичу. Это случилось в 1325 году.
Таким образом, могло показаться, что в двадцатилетнем противостоянии Москвы и Твери верх взяла последняя.
Однако брат и наследник убитого Юрия оказался личностью недюжинной.
Иван Калита
Известно, что такое «калита» – большой кошель, который носили на поясе; но почему современники дали Ивану Даниловичу такое прозвание, не совсем ясно. Есть разные версии. Одна из них почтительная: князь носил при себе калиту, чтобы щедро раздавать милостыню. Другая, более распространенная, объясняет прозвище иначе: Иван Данилович рачительно, одну за одной, собирал русские земли, будто в мошну складывал. Однако скорее всего князя назвали «калитой», потому что главным его оружием были деньги; он умел их добывать и с пользой тратить.
По своим человеческим качествам Иван мало чем отличался от брата Юрия – был и коварен, и безжалостен к соотечественникам, и угодлив перед татарами. И все же этот правитель сыграл в эволюции русского государства большую и безусловно позитивную роль. В истории часто случается, что малопривлекательная личность приносит стране благо. Хватает и противоположных примеров, когда приличный человек оказывался ужасным правителем, приводя свой народ к катастрофе.
Младший брат был умнее и дальновиднее старшего. Калита никогда не погнался бы за малой выгодой, рискуя потерять все. Он аккуратно и точно строил свои планы, безукоризненно их исполнял и за относительно недолгое время правления (1325–1340) вывел свое княжество в неоспоримые лидеры. Со времен Калиты первым среди русских городов становится Москва.
Управлять московским княжеством Иван начал еще при жизни Юрия – тот почти все время проводил в Новгороде. Начинал Калита с малого: прикупал отдельные села и городки, иногда целые волости. Следил, чтоб в его владениях был порядок и ничто не мешало торговле. Люди московского князя жили сытнее и покойнее, чем у соседей. Очень часто князь наведывался в Орду, где его принимали как желанного гостя. Никто не раздавал таких щедрых подарков и взяток, как Калита.
На великокняжеский стол Иван Данилович до поры до времени не претендовал – ждал своего часа. И когда такая возможность предоставилась, ее не упустил.
В 1327 году великий князь Александр Михайлович совершил роковую ошибку. К нему в Тверь приехал некий Чолхан (в русских летописях – Щелкан) – за очередными поборами. Вел себя ханский посланник с какой-то особенной беспардонностью, так что даже привычные к татарским бесчинствам горожане зароптали. Пошли разговоры, что Чолхан, который приходился Узбеку не то родственником, не то свойственником, в общем принадлежал к высшей ордынской знати, собирается сам усесться на великое княжение, а всех христиан насильно обратит в басурманство. Вспыхнуло народное восстание, к которому примкнул и сам Александр Михайлович, очевидно, встревоженный нехорошими слухами.
Вокняжение великого князя Ивана Даниловича Калиты. «Жизнь Сергия Радонежского» (© РИА Новости)
Дьяконова кобылицаОтечественные авторы, особенно советского периода, иногда описывают тверское восстание как героический эпизод народной национально-освободительной борьбы против татаро-монгольского ига, чуть ли не пролог грядущей Куликовской битвы. На самом деле бунт произошел спонтанно, по совершенно нелепому поводу. Летописный рассказ о том, как всё случилось, настолько простодушен, что имеет все признаки достоверности.
Рано утром 15 августа некий дьякон по имени Дудко вел к Волге на водопой свою молодую, превосходно откормленную кобылицу. Навстречу попались какие-то татары, которым лошадь понравилась, и они стали ее отбирать. Дьякон отдавать не хотел, начал кричать и звать на помощь. Завязалась драка, которая перешла в массовую потасовку. Обнажились мечи.
Кто-то ударил в колокол, звон подхватили другие церкви, и скоро восстал весь город. Захваченных врасплох ордынцев убивали по всей Твери, не разбирая, кто воин, а кто купец. Чолхан с приближенными заперся в тереме, но тут подоспел князь Александр с дружинниками. Двор подожгли и всех татар, включая ханского посла, умертвили.
Народные восстания, повлекшие за собой эпохальные исторические перемены, чаще всего именно так и происходили. Когда всё клокочет, довольно самой незначительной искры, чтобы разгорелся испепеляющий пожар. Из-за такой же ерунды – скандала в очереди за хлебом – в феврале 1917 года рухнет Российская империя. То есть, конечно же, не из-за этого, а по серьезным, роковым, объективным причинам, однако же бывает очень интересно пройти по цепочке событий, чтобы определить изначальный толчок, вызвавший мощное землетрясение.
Если рассматривать историю как хаотический процесс, в котором всё случайно, генеалогию московского государства вполне можно возвести к тучной кобыле дьякона Дудко. Если б она не была такая упитанная, на нее не позарились бы татары, не завязалась бы драка, не убили бы ханского посла, Тверь не накликала бы на себя беду, этим не воспользовался бы Калита – и так далее.
Тверское восстание. Миниатюра XVI в.
Есть основания полагать, что ловкий Иван Данилович одним из первых кинулся к Узбеку с вестью о страшном преступлении. Во всяком случае, именно московскому князю разъяренный Узбек доверил сопровождать карательную экспедицию. И Калита извлек из этого поручения всю возможную пользу.
Польза заключалась в том, чтобы разорить и ослабить все области, не входившие в число московских владений. Летопись сообщает, что князь «просто рещи [попросту говоря] всю землю Русскую положиша пусту». Города и села Калита сжег, людей увел к себе. Всё вокруг пришло в запустение, нетронутой осталась только Москва.
Благодаря своей оборотистости и безжалостности Иван Данилович добился двойной выгоды: во-первых, обеспечил своему княжеству экономическое и политическое первенство; во-вторых, получил в награду от Узбека великокняжеский ярлык, отобранный у бежавшего прочь Александра.
С этого времени, 1328 года, московские князья стараются не выпустить великокняжеский титул из своих рук.
Конфликт с Александром Михайловичем на том еще не закончился. Беглец несколько лет тихо сидел в Пскове, ожидая, когда пройдет гнев Узбека. Потом выпросил себе прощение и получил назад тверское княжество – видимо, хан захотел создать противовес быстро усиливающейся Москве.
Сев в Твери, Александр немедленно принялся враждовать с Калитой, но тот решил проблему испытанным манером, по-московски: вместо того чтоб воевать, поехал в ханскую ставку с доносом. В этих делах Иван Данилович был мастер. Узбек потребовал к ответу Александра вместе с сыном и предал обоих жестокой казни.
Этот триумф стал для Калиты последним – в следующем году он скончался, оставив наследнику мощное, богатое княжество, значительно расширившее свои границы.
Победа Москвы над Тверью теперь стала окончательной. Тверские князья обладали генеалогическим старшинством и искуснее воевали, но в первой половине XIV столетия действеннее оказались «московские» методы: дипломатические и коррупционные. Помогло Москве и то, что самая богатая русская область, Новгородчина, предпочитала ориентироваться не на воинственную Тверь, а на прагматическую Москву.
В общем, ум и хитрость взяли верх над силой и смелостью. Поясной кошель оказался действенней меча.
Когда обстоятельства переменятся и сила станет важнее хитрости, московские князья выучатся отлично воевать, но это произойдет уже на следующем историческом этапе.
Возвышение Москвы
Пришло время рассмотреть причины и обстоятельства превращения захолустного городка Владимиро-Суздальского княжества в политический центр обновленного русского государства.
Выбор столицы – событие огромного значения для любой страны; в особенности для страны, которой предстояло превратиться в империю, то есть сверхсильное государство жесткой вертикальной конструкции, где облик и дух главного города в значительной степени определяют судьбу и жизнь всего огромного организма. Достойные и недостойные качества московских правителей, привычки и традиции столичного населения, выгоды и невыгоды географического положения города – всё это сказалось на облике страны, которую на протяжении нескольких веков называли Московией, а ее обитателей московитами.
Как обычно случается в истории, город стал колыбелью новой государственности вследствие соединения случайных и неслучайных факторов – причем первых явно больше.
В предыдущем томе было рассказано, что этот населенный пункт начинает упоминаться в летописях с середины XII столетия. Москов или Кучково (по имени владельца боярина Кучки, от которого впоследствии сохранился топоним «Кучково поле») был пограничной крепостцой Владимиро-Суздальского государства.
Строительство стен Кремля в XII веке. А. Васнецов
Долгое время городок не являлся даже центром удельного княжества. Сюда сажали, всегда временно, самых младших сыновей. Младшим сыном был и Даниил Александрович, который после смерти Невского стал первым постоянным московским князем. Сорок лет он прозябал в своей волости, не имея никакой политической важности, пока по удачному стечению обстоятельств не получил в наследство от бездетного родственника Переяславль-Залесский.
На этом цепь счастливых для Москвы случайностей не закончилась. Сыновья Даниила – Юрий и в еще большей степени Иван – оказались хваткими собирателями земель. Оба отлично владели искусством дипломатии и подкупа, много времени проводили в Орде, где умели переинтриговать своих соперников. Любопытно звучит суждение о русских араба Ибн-Баттуты, который при дворе Узбека видел, должно быть, посольство Калиты (1334 г.) и составил по нему мнение обо всем народе: «Русские, христиане, народ с рыжими волосами и голубыми глазами, весьма хитрый и коварный».
В конце концов Ивану Калите ценой доноса и разорительного похода против собственного отечества (но не своей отчины) удалось войти к хану в милость и получить ярлык на великое княжение (1328), который так и остался за Москвой.
К этому времени звание великого князя Владимирского вновь обрело важность. Дело было не в верховной власти (она принадлежала Орде) и не в чести (об этом тогда особенно не заботились), а в мотиве сугубо практическом: праве собирать «выход» для татар.
Калита добился полномочий на сбор дани и с других русских княжеств, что стало для Москвы могучим инструментом экономического и политического влияния. В. Ключевский называет великого князя «простым ответственным приказчиком хана по сбору и доставке дани», но эта должность открывала перед ловким политиком богатые перспективы. Всегда можно было дать послабление послушным и посильнее прижать непокорных; прямые контакты с Сараем давали возможность очернить врага в глазах высшей власти; ну и, конечно, часть собранного, как водится, прилипала к рукам «приказчика», делая его всё богаче (мы видели, как Юрий Данилович от жадности утратил осторожность и поплатился за это).
Конечно же, Иван Калита заботился не о благе страны, которой еще не существовало, а, так сказать, лишь о собственной калите, но от его оборотистости в выигрыше оказалась вся московская область, центральная часть русских земель. При этом князе и его преемниках, следовавших тем же курсом, в их владениях царил мир. Богатели города, развивалось хозяйство, быстро росло население.
Причин тому было две: во-первых, после победы над Тверью у Москвы не осталось опасных соперников; во-вторых, не трогали Русь и татары, вполне удовлетворенные исполнительностью своих московских вассалов.
Помимо экономического развития происходил еще один процесс, менее очевидный, но в историческом смысле более важный: за несколько спокойных десятилетий в московской Руси выросло новое поколение, которое не испытало ужаса татарских набегов и потому обладало большей волей к сопротивлению, чем отцы и деды.
Так стала возможной первая попытка освобождения от чужеземного владычества, произошедшая через сорок лет после Калиты.
За полтора века в тридцать разИнтересно, что методика приращения земель, которую использовал Калита, оказалась продуктивнее вооруженной экспансии. Иван Данилович не размахивал мечом – он платил, благо деньги были. Так оно получалось надежней и беспроблемней.
Калита покупал по кускам и кусочкам отчины бедных князьков и захудалых бояр, от которых разбегались голодающие крестьяне, потом приводил туда собственных людей, и через некоторое время жизнь в новом московском владении начинала налаживаться.
Территория княжества до Калиты была намного меньше современной Московской области, всего с четырьмя маленькими городами (еще Можайск, Коломна и Звенигород). В раннем завещании Ивана Даниловича (от 1327 года) городков уже семь – прибавились Серпухов, Радонеж и Руза. Потом Калита прикупил Белозерск, Углич и Галич Мерьский с уездами (хотя в последнем еще некоторое время сохранялись местные князья).
Его наследники продолжали собирать территории. Однако чем сильнее становилась Москва, тем чаще она действовала не деньгами, а силой. Дмитрий Донской, общепризнанный лидер всей Руси, попросту выгонял неугодных ему мелких князей, забирая их земли себе.
Не пренебрегали московские властители и традиционными дипломатическими (а по сути дела коррупционными) способами, получая в Орде ярлыки за мзду. Так были присоединены Нижний Новгород (пока еще неокончательно), Муром и Таруса.
По карте видно, как раздулось Московское государство всего за полтора века. При Василии Темном, то есть в конце периода, охваченного данным томом, великое княжество занимало территорию в тридцать раз большую, чем при первом князе Данииле Александровиче.
Московское княжество (1300–462). М. Руданов
То, что в XIV веке Москвой владели несколько деятельных правителей, – фактор случайный, и одного его для решения столь важного вопроса, как выбор центральной точки огромного государства, было бы, наверное, недостаточно (тем более что непосредственные преемники Калиты, как мы увидим, талантами не блистали). Однако для возвышения Москвы существовали и вполне объективные причины.
Город был очень выгодно расположен – сразу в нескольких смыслах.
Москва непосредственно не граничила с «опасными» соседями: от татар ее прикрывали рязанское и нижегородское княжества, от литовцев – княжество смоленское. Враги, истощавшие набегами области, которые находились восточнее или западнее, часто попросту не добирались до Москвы Между 1293 годом, когда край разорила карательная экспедиция хана Тохты, и до 1368 года, когда город чуть не захватил литовский князь Ольгерд, то есть в течение трех четвертей столетия, московская земля жила, не подвергаясь опустошению.
Другая выгода географического положения заключалась в том, что Москва находилась на пересечении торговых путей. Три больших товарных магистрали проходили через этот район: речная от Волги к Новгороду, «великая владимирская дорога» и путь на юг, к Чернигову и Киеву. Это преимущество, конечно, нельзя счесть уникальным, поскольку Тверь или Нижний Новгород, не говоря уж о Великом Новгороде, были расположены не менее удачно, однако чем спокойнее становилась жизнь в московских пределах, тем охотнее купцы выбирали именно этот маршрут следования.
Относительная безопасность, в которой существовали подданные московских князей, стимулировала постоянный приток переселенцев. С востока, юга и запада сюда тянулись крестьяне, заселяя пустующие земли и развивая сельское хозяйство. Росли и города. Московские правители очень хорошо понимали, что богатство государства напрямую зависит от численности населения, и не жалели для этого средств: давали новым жителям податные льготы, строили слободы и села, даже выкупали пленных в Орде. В XIV веке прежде скудный людьми лесной регион постепенно превращается в самую населенную область Северной Руси.
Очень важно было то, что в Москву потянулись не только крестьяне, но и аристократия, военно-административный костяк государства. С разоренного междоусобицами юга и с измученного литовскими набегами запада приезжали со своими дружинами князья и знатные люди, получали земли и должности, становились вассалами московских великих князей. Так сформировалось боярское сословие, которое в XIV и XV веках было опорой престола. В смутные времена гражданских войн и татарского господства боярская аристократия не раз спасала молодое государство от краха.
Однако главные причины, по которым Русь постепенно стала «собираться вокруг Москвы», пожалуй, были не политико-экономического, а психологического свойства: ни одно прочное государство не возникает без того, чтобы в народе не утвердилось ощущение правильности этого объединения. Победа московских государей над соперниками, выражаясь современным языком, прежде всего произошла на уровне массового сознания. Этому способствовали два ключевых обстоятельства.
Во-первых, московские князья, пользуясь выгодами ордынского покровительства, сумели превратить свои владения в оазис относительного порядка и покоя. Здесь было меньше разбойников, меньше произвола, здесь действовали хоть какие-то законы. Постепенно за Москвой закрепилась репутация земли, которая устроена крепче и справедливее, чем другие. Вследствие этого в элите соседних княжеств стали возникать промосковские партии, а в нижних слоях общества развивались промосковские настроения. Мы увидим, что иногда большие регионы присоединялись к Москве безо всякого сопротивления, добровольно.
Во-вторых, московским государям удалось сделать своим твердым союзником православную церковь и всё духовное сословие. В XIV веке авторитет великого князя смыкается с авторитетом митрополита; кто противится воле Москвы, тот оказывается в конфликте с церковью, то есть бунтует против Бога.
Но роль православной церкви в создании московского государства настолько велика, что этой теме необходимо посвятить отдельную главу.
Церковь становится московской
Повторю, что к началу XIV века ни государства, ни страны Русь не было. Сохранялось некое этнокультурное пространство, жители которого пока еще говорили на одном языке, но принадлежали к разным политическим и даже цивилизационным зонам. Русославянская прото-нация готовилась разделиться.
Однако сохранялась единая вера, а до поры до времени и единая церковная организация, не дававшая Руси окончательно распасться и поддерживавшая само понятие «русскости» – вскоре оно станет неразрывно связано с православной конфессией.
Русское духовенство. Миниатюра XVI в.
В результате монгольского завоевания общественная роль церкви не уменьшилась, а наоборот возросла. В экономическом смысле это объяснялось льготами, которые духовенство получило от татар: освобождением от податей и повинностей, привилегированным положением, защитой ордынского закона, оберегавшего священнослужителей. Епархии, церкви, монастыри и приходы богатели. Бывало, что отряды степных хищников, разорявшие всё вокруг, церковного имущества не трогали. «Одним из достопамятных следствий татарского господства над Россиею было еще возвышение нашего Духовенства, размножение монахов и церковных имений», – стараясь быть объективным, пишет Карамзин.
Но много важнее материального обогащения был рост духовного влияния православия. Тяжелые испытания и беды всегда дают толчок народной религиозности. Человеку, чья жизнь находится в постоянной опасности, свойственно обращаться к Богу. Если в прежние времена многие русские люди, внешне исполняя обряды, в своей массе продолжали придерживаться старинных языческих верований, то теперь идеи христианства начали проникать в народное сознание уже не поверхностно, а глубоко. Слово пастыря обрело вес и силу. Крестьяне воспринимали местного попа как жизнеучителя, чернецов из соседнего монастыря – как заступников перед Господом; точно так же относились князья к епископам, архимандритам и, конечно, к митрополиту.
Вот почему огромное значение приобрел вопрос о местонахождении митрополичьей кафедры. Московские князья поняли это первыми и потому оказались в выигрыше.
Оставаться в разоренном, пришедшем в ничтожество Киеве главе церкви стало невозможно. Еще в XIII веке митрополиты, хоть и продолжали именоваться киевскими, часто наведывались во Владимир и проводили там больше времени, чем в «матери городов русских». Митрополит Максим (ум. 1305), по происхождению грек, переселился на север окончательно, со всем своим двором.
Следующий митрополит (1305–1326) был из русских, именем Петр. Ему во Владимире не нравилось. Великокняжеская столица была нехорошим, опасным местом, эпицентром борьбы за власть. В то время и сами великие князья уже предпочитали не сидеть в беспокойном Владимире, а оставались жить в собственной отчине – так было безопасней. К тому же митрополиту, в чьем ведении по-прежнему находились все русские земли, очень уж далеко было отсюда совершать пастырские поездки в западные и южные края.
Поэтому Петр охотно воспользовался приглашением Ивана Калиты побольше времени проводить в Москве. Здесь было мирно, да и к Киеву поближе. В Москве митрополит, имевший славу чудотворца и впоследствии канонизированный, провел последние дни своей жизни и был погребен.
Став местом упокоения всеми чтимого святителя, город обрел новый, более высокий статус. Как-то само собой вышло, что следующий митрополит Феогност (1328–1353) сделал Москву своей постоянной резиденцией. Другим князьям это не понравилось, но над волей митрополита они были не властны и ничего изменить уже не могли.
С этих пор Москва и митрополия становятся тесными союзниками.
В татарскую эпоху власть и авторитет главы русской церкви стали значительно выше, чем во времена независимости. Контакты с Константинополем, где находился патриарх, были нерегулярны, а иногда, в периоды ордынско-византийских войн, вовсе прекращались. Митрополит фактически сделался самостоятельным церковным владыкой. Все чаще кафедру занимали не греки, а русские, которым были хорошо понятны и близки интересы родной земли.
Православное духовенство твердо стояло за Москву и по практическим, и по идеологическим причинам. На территории княжества у церкви появлялось все больше земельной и иной собственности, даримой государями или приобретаемой на средства, которые накапливались от спокойной, не нарушаемой междоусобицами жизни. Митрополия как крупный землевладелец была заинтересована в еще большем укреплении московского государства.
К резонам экономического свойства присовокуплялись (и вероятно имели даже большую важность) соображения идейно-религозного порядка.
Византийская церковная традиция, в отличие от римско-католической, была вся построена на концепте богоустановленности земной власти и сотрудничества с нею; патриархи являлись идеологами самодержавия – властитель на земле, так же как на небе, мог быть только один. И, раз выбрав в качестве претендента на эту роль московского князя, церковь считала своей миссией и своим долгом привести его к единовластию, для чего, по выражению С. Соловьева, направила против врагов этого государя свой «меч духовный».
Общественная функция церкви с четырнадцатого века кардинальным образом меняется. В эпоху раздробленности главным своим делом архипастыри считали увещевание вечно грызущихся Рюриковичей и поддержание мира между княжествами. Теперь же митрополиты перестали демонстрировать объективность – они активно вмешивались в события, не скрывая своей московской «партийности». Если использовать спортивную терминологию, церковь, которой надлежало бы оставаться беспристрастным судьей, начала подыгрывать одной из команд и тем самым обеспечила ей победу.
Первый случай прямого участия церкви в совершенно светском, политическом конфликте, произошел на следующий же год после того, как Калита добыл себе в Орде великокняжеский ярлык.
В 1329 году Александр Михайлович Тверской, потеряв владимирский стол, нашел убежище в Пскове. Иван Данилович двинулся на своего врага с ратью. Воевать Калита не любил и рассчитывал, что псковитяне, устрашившись, прогонят от себя беглеца. Однако горожане твердо стояли за Александра и готовились к битве.
Митрополит Феогност и князь Александр. Б. Чориков
Тогда изобретательный Калита применил до того невиданное средство: он уговорил митрополита Феогноста вмешаться. Тот, даже не попытавшись примирить двух земных владык, попросту пригрозил всему Пскову отлучением, если город не покорится воле московского государя. После этого Александру оставалось только уехать. Благодаря помощи митрополита Калита одержал важную победу безо всякого кровопролития.
В дальнейшем подобные демарши становятся явлением вполне ординарным.
Святой как государственникВ мою задачу не входит изложение истории русского православия, однако участие церкви и церковных деятелей в политической жизни напрямую связано с заглавной темой, поэтому позволю себе сделать небольшое отступление и коснуться весьма интересного предмета: образа русского национального святого как активного государственника. При этом речь пойдет не о канонизированных церковью митрополитах и епископах, которые по своему высокому положению вряд ли могли бы уклониться от участия в государственных делах, а о подвижниках и аскетах, казалось бы, призванных заниматься лишь духовными исканиями.
Особенность пантеона русских святых, относящегося к этой эпохе, заключается в том, что самые чтимые из них – те, кто считал своим долгом выходить из молитвенного уединения и даже покидать тихие «пустыни», если государство нуждалось в их помощи.
Самым ярким и известным из плеяды «праведников-государственников» XIV столетия несомненно является Сергий Радонежский (1321? – 1391).
Сын разорившегося боярина, он с юности был монахом и вел отшельническую жизнь в глухом лесу. Постепенно вокруг стали селиться другие иноки, привлеченные слухами о его благочестии и творимых им чудесах.
Так возникла Троицкая обитель, которая прославилась на всю Русь своим строгим уставом и набожностью. Ученики и ученики учеников Сергия расходились по всей Руси, основывая новые скиты и монастыри. В нестаром еще возрасте Радонежский, занимавший скромную должность настоятеля, обладал духовным влиянием и авторитетом не меньшим, чем сам митрополит Алексий (1354–1378), один из величайших деятелей всей русской церковной истории.
Всю свою жизнь стремясь лишь к духовным исканиям и неохотно от них отвлекаясь, Сергий Радонежский несколько раз приходил на помощь московскому государству в решении проблем сугубо земных.
Мы все помним, как он благословил Дмитрия Донского на битву с Мамаем, дав князю двух богатырей из числа своих послушников – Пересвета и Ослябю, хоть это и вступало в противоречие с православным каноном, который запрещал священнослужителям участвовать в боевых действиях. Этот акт, разумеется, имел не военное, а символическое значение, демонстрируя, что грядущее сражение будет не обычным кровопролитием, а духовным подвигом.
Однако троицкий игумен не отказывался помогать земной власти и в делах не столь эпохальных, берясь за поручения, более уместные для дипломата.
Например, в 1356 году Москва вмешалась в земельный спор между сыновьями суздальско-нижегородского князя Константина, которые никак не могли поделить Нижний Новгород. Там сидел и не хотел съезжать Борис Константинович, Москва же поддерживала Дмитрия Константиновича. Посредником, уполномоченным решить эту проблему, был определен Сергий. В деле нецерковном и нерелигиозном он повел себя как прямой агент московского государя: велел затворить все нижегородские храмы и не служить в них до тех пор, пока Борис не согласится уступить волость брату. Нижегородскому князю пришлось смириться.
Почти тридцать лет спустя, в 1385 году, Сергий опять исполнил для Москвы важное дипломатическое поручение. В то время Дмитрий Донской находился в очень тяжелом положении. Его земли были разорены татарским нашествием, а тут еще давний враг Олег Рязанский нанес поражение московским полкам и никак не желал заключать мир. Престарелый настоятель отправился в Рязань вести переговоры и провел их с блестящим успехом. Олег не только помирился с Дмитрием, но еще и вступил с ним в союз, женив своего сына на дочери Донского.
Совершенно очевидно, что Сергий, человек духовной жизни, не испытывал никаких сомнений относительно благости всяких действий, направленных на усиление московского государства. Должно быть, именно поэтому Радонежский впоследствии столь высоко чтился русской православной церковью, следовавшей византийской традиции солидарности с монархией. Этот святой олицетворял собой «правильное» отношение к государю и власти.
Святой Сергий и дикие звери. Миниатюра XVI в.
Непрямым, но весьма действенным (и, пожалуй, специфически русским) способом внедрения идеи централизованного государства стало создание системы монастырей, которые в эту эпоху строились повсеместно.
Монашеские общины у нас появились еще в XI веке, при Ярославе Мудром, однако в домонгольские времена их было немного – на всю Русь десятка два. Располагались они в больших городах либо неподалеку, и главная их функция была духовно-просветительская.
В период татарского господства приобретает популярность идея «спасения» в тихой обители, подальше от ужасов мира. Новые монастыри теперь обычно строились в глухих местах, куда не добирались шайки татарских и отечественных грабителей. Число монахов (от греческого слова «монос», «одинокий») все время возрастало. Многие беглецы прятались за монастырскими стенами, защищенными татарским законом, не столько ради спасения души, сколько ради спасения тела – здесь было безопаснее, да и сытнее.
В первое время каждый инок должен был кормить себя сам, но затем стало появляться все больше так называемых «общежительных» обителей, которые вели свое хозяйство и обычно владели собственными землями.
Подсчитано, что на протяжении четырнадцатого века в среднем возникало по одному новому монастырю в год. Чем больше обживалась срединная часть северной Руси, тем дальше на восток и на север забирались иноки, которые искали уединения и покоя. В краях, где местные племена придерживались язычества, монастыри становились не только миссионерскими центрами, но и подготавливали почву для будущей русской колонизации, которая затем, как правило, совершалась вполне мирно.
В скором времени некоторые монастыри, пользуясь привилегиями духовного статуса, превратились в заметные хозяйственно-экономические центры, каких прежде на Руси не бывало. В их собственности находились обширные угодья, села и деревни, многочисленные крестьяне. Самому богатому монастырю домонгольской эпохи, Киево-Печерскому, принадлежало всего пять деревень; основанная Сергием обитель, впоследствии названная Троице-Сергиевой лаврой, владела десятками сел (к 1700 г. ей будет принадлежать более двадцати тысяч крестьянских дворов).
Старцы в монастыре. Миниатюра XVI в. (© РИА Новости)
Почти всякий большой монастырь, переполняясь братией, начинал «почковаться», то есть учреждать новые «филиалы»; некоторые из них потом тоже разрастались и, в свою очередь, давали новые «побеги». Но вся эта разветвленная инфраструктура находилась в строгом иерархическом подчинении московскому митрополиту, что естественным образом насаждало идею столь же стройного светского мироустройства, на верхушке которого находится московский великий князь.
К середине XIV века политическое разделение Руси на «татарскую» и «литовскую» зоны зашло так далеко, что организационное единство русской церкви стало явным анахронизмом. Несомненная промосковская позиция митрополии отталкивала от нее духовенство и князей западных областей, которые должны были ориентироваться на иных государей.
Управление всей огромной территорией из Москвы было невозможно или, во всяком случае, очень затруднено и по причине слишком больших расстояний.
Поэтому еще в начале века, когда бывшие киевские митрополиты, сохраняя это название, фактически поселились во Владимире, Константинополь попробовал учредить для западной Руси отдельную Галицкую митрополию, которая то упразднялась, то возникала вновь.
Окончательно русская церковь разделится на две самостоятельные части только в середине XV столетия, но уже веком ранее московские митрополиты в значительной степени потеряли административный контроль над епархиями, оказавшимися под властью литовских и польских властителей.
Великие князья московские от этого только выиграли. У них появилась ясная и политически достижимая цель: увеличить размеры своего государства до таких пределов, чтобы оно охватило всю территорию, находящуюся в юрисдикции московской митрополии, – то есть целиком северную и восточную Русь. Здесь интересы светской власти полностью совпадали с интересами церкви.
Нельзя хотя бы коротко не упомянуть о другой сфере церковной деятельности, еще более ценной, чем участие в государственном строительстве. Я имею в виду деятельность культурную.
С XIV века началось воскрешение русского искусства, которое в эту эпоху было исключительно религиозным и патронировалось церковью. О становлении великой русской иконописной школы и о возрождении русского зодчества я рассказывать не буду, поскольку эта отрадная тематика находится за рамками политической истории, однако есть область культурной жизни, напрямую связанная с развитием государственных институтов: ученость и грамотность.
«Житие Бориса и Глеба»
Вся «книжность» теперь стала монополией духовенства. Только это сословие умело читать и писать, а значит, как выразились бы сегодня, было способно поставлять кадры в аппарат административного управления; монахи хранили память о прошлом и писали хроники для потомства; иерархи пропагандировали и аргументировали божественную природу единовластия.
Культурное влияние церкви на протяжении всей русской средневековой истории не просто велико – оно всеобъемлюще; мало что остается за его пределами.
Тесное слияние церковных интересов с интересами власти, полное подчинение закону политической целесообразности стали залогом не только силы, но и слабости русского православия. Но теневая сторона этой ангажированности проявится еще не скоро. Пока же, на начальном этапе воссоздания государственности, этот союз для формирующейся страны был безусловно благотворен.
Попытка освобождения
В Орде
Великая Замятня
Во второй половине XIV века в Орде произошла череда событий, вследствие которых власть Сарая существенно ослабла, и у быстро крепнущего, но еще очень далекого от единства русского государства появилась надежда на освобождение.
При хане Узбеке Золотая Орда казалась несокрушимой. Все соседи, как азиатские, так и европейские, признавали ее могущество; обширная держава процветала, питаясь торговлей и соками своих колоний.
Первый сильный удар по Орде нанесла уже поминавшаяся пандемия чумы. Она затронула и Русь, но в меньшей степени, чем центр татарской державы, куда зараза проникла несколькими годами раньше, с азиатских рынков. «Черная смерть» не только унесла множество жизней, но и причинила огромный ущерб торговле.
Вскоре после этого в ханстве разгорелась борьба за престол, с перерывами растянувшаяся на два десятилетия. Русские летописцы назвали ордынскую смуту «Великой Замятней».
Инициатором междоусобицы стала знакомая нам Тайдула, вдова Узбека. Эта сильная, предприимчивая женщина, еще при жизни мужа пользовавшаяся огромным влиянием, теперь решила забрать в свои руки всю полноту власти. Она покровительствовала младшему сыну Джанибеку. Вместе они умертвили конкурента – царевича Хызрбека, сына от другой жены Узбек-хана, но этого оказалось недостаточно. Курултай провозгласил государем Тинибека, который был старше Джанибека.
Но Тайдулу недаром называли «великой хатун». Она организовала новый заговор – и опять успешный. Тинибек был убит, а ханом стал Джанибек. Его мать сделалась фактической соправительницей.
Легенда о чудесном исцеленииНа Руси хорошо известно предание о том, как великая хатун призвала в Орду митрополита Алексия, известного своим целительским даром, потому что страдала глазным недугом и надеялась, что святой человек ее вылечит.
Митрополит, конечно же, поспешил в ставку и то ли благодаря своему врачебному искусству, то ли с помощью Божьей исцелил татарскую царицу. За это Тайдула даровала русской церкви различные привилегии.
Карамзин рассказывает о триумфальном возвращении святителя в Москву: «Великий Князь, его семейство, Бояре, народ встретили добродетельного Митрополита как утешителя Небесного, и – что было всего трогательнее – осьмилетний сын Иоаннов, Димитрий [будущий Донской], в коем расцветала надежда отечества, умиленный знаками всеобщей любви к Алексию, проливая слезы, говорил ему с необыкновенною для своего нежного возраста силою: «О Владыко! Ты даровал нам житие мирное: чем изъявим тебе свою признательность?» Столь рано открылась в Димитрии чувствительность к заслугам и к благодеяниям государственным!»
Всё это звучит очень трогательно, однако у историков есть более любопытная версия, объясняющая поездку Алексия, действительно опытного лекаря, в Орду. Согласно этой версии, великая хатун была здоровехонька, а недужил ее сын хан Джанибек – у него были какие-то проблемы с психикой, что делает логичным приглашение именно духовной особы. Однако болезнь государя следовало держать в секрете от подданных, поэтому как официальный предлог была использована «глазная скорбь» ханши. Тайдула, судя по ее активному образу жизни, до конца своих дней отличалась отменным здоровьем, а вот ее сын и в самом деле вскоре после этого скончался.
Вероятно, во время своего медицинского визита Алексий на время облегчил состояние хана, за что и был пожалован.
В память об этой ответственной поездке и в благодарность Всевышнему митрополит заложил в Кремле знаменитый Чудов монастырь.
Святитель Алексий исцеляет Тайдулу. Я. Капков
В 1357 году Джанибек умер. Тайдула посадила на трон его сына и своего внука Бердибека и продолжала править страной. (По некоторым сведениям, Джанибек не просто умер, а был убит Бердибеком. Если это правда, то Тайдула не могла не участвовать в заговоре.)
Новый хан поспешил истребить всех возможных конкурентов – он будто бы отправил на тот свет двенадцать родственников, включая младенцев. И все-таки оказался недостаточно предусмотрителен.
Два года спустя другой царевич, Кульпа, убил Бердибека, занял престол и отстранил Тайдулу от власти. Великая хатун с этим не примирилась. Еще через год она устроила новый заговор, свергла Кульпу, умертвив его вместе с сыновьями, и сделала ханом некоего Навруса. Историки не очень понимают, в каких отношениях этот Наврус был с Тайдулой: то ли приходился ей внуком, то ли (есть и такая версия) происходил из какого-то другого ответвления Чингизидов, либо же вовсе являлся самозванцем и был взят великой ханшей в мужья. Так или иначе энергичная хатун со своим внуком или супругом вновь оказалась у кормила государственной власти.
На сей раз, правда, ее правление длилось недолго. В 1361 году против неугомонной Тайдулы объединились татарские вельможи, предложившие трон царевичу Хизру, представителю младшей линии Джучидов. Произошел новый переворот, в ходе которого Наврус и вся его семья были преданы смерти. Была убита и великая хатун, которая после смерти Узбека в течение двадцати лет оставалась главной фигурой ордынской политической жизни.
«Замятня» этим не закончилась. Хизр очень скоро пал, свергнутый собственным сыном Темир-ходжой, который, в свою очередь, продержался всего один месяц.
Теперь Орда осталась без единого правителя и распалась на части. Три претендента на престол, не сумев ни договориться между собой, ни победить соперников, фактически поделили державу на отдельные улусы. Один захватил Сарай, другой – Крым, третий – территорию бывшей волжской Булгарии. Между собой они враждовали, и ни один не имел контроля над Русью, что безусловно было на руку тамошним князьям и в первую очередь Москве.
В это время по авторитету Золотой Орды был нанесен еще один чувствительный удар, который подорвал уже не политический, а военный престиж татарского государства, считавшийся незыблемым и неоспоримым.
В 1362 году непобедимая армия Чингизидов потерпела первое крупное поражение в открытом бою с русским войском. Правда, победу над татарами одержали не «восточные», а «западные» русские, но в психологическом отношении это было все равно.
Великий князь литовский Ольгерд решил воспользоваться ордынской междоусобицей и занял среднее течение Днепра. Неподалеку от устья реки Буг его армия, в основном состоявшая из русских воинов, сошлась с большой татарской силой – и разгромила ее.
Синие ВодыБитва у Синих Вод примечательна еще и тем, что Ольгерд выиграл ее не числом, а умением. Он сумел переманеврировать признанных мастеров маневренного боя, тактически переиграть их.
Великий князь разделил силы на шесть подвижных полков, что не позволило татарам применить их обычный прием охвата и окружения противника. Как обычно, степная конница попыталась расстроить вражеские ряды, засыпая их стрелами. Когда это не получилось, ринулась в наступление. Литовско-русские полки расступились и ответили контратаками с флангов. В последовавшей за этим резне татары были разгромлены, причем погибли все три командовавшие ими царевича.
Впоследствии на Куликовом поле Дмитрий Донской добьется победы таким же тактическим приемом: не лобовым столкновением, а заранее спланированным фланговым ударом.
Династия Джучидов, правившая Ордой больше ста лет, явно приходила в упадок. Среди ее представителей долгое время не находилось ни одного вождя, который обладал бы полководческими талантами или государственной мудростью.
Битва у Синих Вод. П. Грюсис
Но военная и экономическая сила степной державы по-прежнему была велика, а власть не терпит вакуума. В этой ситуации, как всегда в периоды смуты и нарушения сложившейся иерархии, наверх стали подниматься «люди, которые сделали себя сами» – сильные лидеры нецарского или даже откровенно плебейского происхождения.
Новые вожди
Чтобы понимать перипетии ордынской борьбы за власть и значение этих потрясений для русской жизни, нам придется разобраться в запутанных взаимоотношениях четырех военных вождей, которые сыграли важную роль в отечественной истории: Тимура, Мамая, Тохтамыша и Едигея.
Всё это были яркие личности; судьба каждого захватывающе интересна, хоть историческое их значение неравнозначно.
Наиболее крупной фигурой – не регионального, а мирового масштаба – конечно, был великий завоеватель Тимур (1336–1405), которого европейцы называли Тамерланом, искажая прозвище Тимур-Ленг (Железный Хромец).
Этот человек происходил из древнего монгольского рода, но не был Чингизидом, то есть ни при каких обстоятельствах не мог рассчитывать на престол. Он будет называть себя «эмиром» («повелителем»), а женившись на девушке царской крови, примет титул «гуркана» (ханского зятя), но так и не объявит себя монархом.
Восстановление облика Тимура по черепу. Мастерская М. Герасимова
Родился Тимур в Средней Азии, которой правили отпрыски Чагатая, раньше других монгольских ханов развалившие свое государство. К середине XIV века улус распался на области, враждовавшие между собой.
Потомки чингисхановых воинов здесь, как и в Золотой Орде, утратили родной язык и тюркизировались, перемешавшись с местным населением. Не сохранили они и прежней веры, перейдя в мусульманство. Создавая собственную империю, Тимур провозгласит себя «Мечом Ислама».
Начинал он предводителем небольшого отряда, по сути дела шайки разбойников, жившей набегами и грабежом. Около 1360 года Тимур стал владетелем небольшого города Кеш, находившегося неподалеку от Самарканда, вступил в борьбу за власть над Мавераннахром, обширной и богатой областью, включавшей в себя часть современного Узбекистана, Таджикистана, восточного Туркменистана и южной Киргизии.
Прозвище «Хромец» он получил после того, как был ранен в одной из многочисленных стычек. (Вскрыв мавзолей Тамерлана и эксгумировав его останки, ученые действительно обнаружили, что колено скелета повреждено – вероятно, вследствие удара копьем.)
Археологическое исследование гробницы было начато в июне 1941 года. С давних пор говорили, что, если потревожить дух великого убийцы, разразится страшная война. Через три дня после того, как антрополог М. Герасимов вскрыл благоухающий саркофаг (тело правителя было умащено индийскими ароматами), Германия напала на Советский Союз, что породило весьма популярную среди любителей мистики легенду о «проклятии Тимура».
Уже покорив Мавераннахр и сделав своей столицей Самарканд (это произошло около 1370 г.), Тимур долгое время, с переменным успехом, воевал с властителем другого крупного осколка чагатаевского улуса – Чингизидом Урус-ханом, чьи владения охватывали территорию нынешнего Казахстана.
Первое время Урус-хан был явно сильнее, и Тимур действовал в основном интригами, постепенно переманивая к себе вассалов соперника. Так в его лагерь перешли молодые военачальники Тохтамыш и Едигей.
Тимур держал при себе в качестве номинальных монархов ханов царской крови, сам же произвел себя из эмиров в «великие эмиры». В течение тридцати пяти лет Железный Хромец выковывал свою державу, размеры которой в конце концов почти сравнялись с империей Чингисхана. Тамерлан завоевал Хорезм, Персию, Афганистан, Малую Азию, Индию и только смерть помешает ему присоединить Китай.
Держава Тамерлана. М. Руданов
В конце XIV века это безусловно был самый могущественный государь тогдашнего мира. Тимур водил в поход армии доселе невиданного размера. Известно, что перед войной с султаном Баязетом, желая устрашить турецких послов, Тимур выстроил на поле 140 тысяч человек – и это не обычное для летописей преувеличение, а достоверный факт.
Я не буду рассказывать о многочисленных войнах великого полководца, поскольку большинство из них происходили вдали от границ Руси. Тамерлана, кажется, мало интересовала эта небогатая колония Золотой Орды. Иное дело – контроль над самой Золотой Ордой. Один раз, в ходе этой борьбы, Тимур все же отправит свои рати на северо-восток, и тогда только чудо спасет Русь от полного уничтожения.
Три других монгольских вождя, чьи имена часто встречаются в наших летописях – Мамай, Тохтамыш и Едигей, – были каждый по-своему связаны с Железным Хромцом. Их действия и поступки во многом зависели от «большой азиатской политики», которая определялась в далеком Самарканде.
Из этой плеяды самым важным для нашей истории персонажем несомненно является Мамай (ок. 1335–1380).
Это был искатель приключений, кажется, не принадлежавший к знати. Храбрец и удачливый военачальник, он дослужился до высокого звания темника, а затем, как и Тимур, сделался гурканом, «ханским зятем», женившись на дочери ордынского царя Бердибека. Хоть в наших источниках Мамая иногда и называют «царем», на самом деле он никогда таковым не являлся, формально занимая должность беклярбека (главного военачальника). Все шестидесятые годы он был одним из самых активных участников «Великой Замятни», пытаясь посадить на трон своего ставленника, что ему в конце концов удалось.
Сначала марионеткой Мамая был крымский Чингизид Абдулла, потом (в 1370 году) беклярбек объявил ханом Мухаммед-Булака, восьмилетнего ребенка. Но над всей территорией Золотой Орды установить свою власть Мамаю так и не удалось. Даже в период наибольшего усиления он контролировал лишь западную часть державы – ту, что примыкала к русским землям.
Хан Мамай (поверженный) на памятнике 1000-летия Руси в Новгороде
Странные перепады в отношениях Мамая с Русью в 70-е годы объясняются шаткостью его положения. Так, в 1372 году он вообще потерял власть в Сарае, изгнанный оттуда Урус-ханом, который пришел из казахских степей с большим войском и объявил себя правителем Золотой Орды.
Мамаю тогда помог мавераннахрский великий эмир Тимур, который послал против Урус-хана одного из самых способных своих полководцев – Тохтамыша.
В отличие от остальных вождей той эпохи Тохтамыш был Чингизидом, но из захудалых, без каких-либо видов на престолонаследие. Его отец принадлежал к окружению Урус-хана. Из-за своего «августейшего» происхождения Тохтамыш рано выдвинулся и, будучи еще совсем молодым человеком, уже командовал крупными воинскими соединениями. Положение царевича оказалось под угрозой, когда его отец попал в немилость и лишился головы. Тохтамыш перешел к Тимуру, который принял беглеца с почетом и дал ему войско.
Хан Тохтамыш. Книжная гравюра XVI в.
Мстя за отца, Тохтамыш вторгся во владения Урус-хана, который был вынужден спешно оставить Сарай, вновь доставшийся Мамаю. Сражение произошло раньше, чем Урус-хан вернулся в Среднюю Азию. В кровопролитной битве пал его сын, но Тохтамыш потерпел поражение и отступил.
Пожалуй, самым ярким качеством Тохтамыша было упорство. Не отличаясь большим полководческим талантом, он не раз бывал разбит на поле брани, но никогда не опускал рук и умел быстро восстанавливать силы. Так произошло и в этот раз.
Тохтамышу помогло одно благоприятное обстоятельство. Урус-хан, по-видимому, плохо умел привязывать к себе людей. Еще один его темник по имени Едигей в это же время перешел на сторону Тимура. Новый перебежчик был примерным ровесником Тохтамыша, то есть молодым военачальником, но не царского, а просто знатного рода.
Тимур породнился с Едигеем, взяв в жены его сестру, и сделал шурина одним из своих эмиров.
До сих пор двое правителей Средней Азии, Урус-хан и Тимур хоть и враждовали между собой, но избегали прямой конфронтации. Как мы видели, Тимур предпочитал действовать чужими руками. Но теперь столкновение стало неизбежным. Урус-хан потребовал выдачи обоих беглых темников, получил отказ, и началась война. Неизвестно, чем бы она закончилась, ибо Урус-хан все еще был сильнее Тимура, но в следующем году главный соперник Хромца умер. Его наследник был слабее, дал себя оттеснить дальше в степи и потом уже не претендовал на первенство. Потомки Урус-хана впоследствии владели казахским ханством.
Вот какой была ситуация в монгольском мире накануне большой войны между Русью и Золотой Ордой.
Тимур находился в Самарканде, готовясь к завоеванию мира. Прежнее царство Урус-хана досталось Тохтамышу, вассалу Хромца. Едигей тоже служил Тимуру, но собственного улуса пока не имел. В Сарае, в наибольшей близости к русским землям, окончательно утвердился беклярбек Мамай, правящий Золотой Ордой от имени марионеточного монарха.
На Руси
После Калиты
Начиная с княжения Ивана Даниловича, рассказывать о событиях отечественной истории становится удобнее. Власть всё больше централизуется, а при монархическом образе правления это означает, что она делается олицетворенной, то есть приобретает черты, соответствующие личным качествам государя. Опять, как в эпоху величия Киева, достоинства и недостатки великого князя, только теперь московского, в значительной степени определяют течение государственной жизни.
В этом смысле Москве не слишком повезло с двумя правителями, следовавшими за Калитой, – Семеном Ивановичем Гордым (1341–1353) и Иваном Ивановичем Красным (1353–1359). Из ведущих отечественных историков, пожалуй, лишь С. Платонов относится к обоим этим князьям одобрительно, отдавая должное их кропотливой практичности. Н. Карамзин скупо хвалит первого («умел пользоваться властию, не уступал в благоразумии отцу и следовал его правилам: ласкал Ханов до уничижения, но строго повелевал Князьями Российскими») и кисло отзывается о втором («оставил по себе имя кроткого, не всегда достохвальное для Государей, если оно не соединено с иными правами на общее уважение»). В. Ключевский считает и того, и другого посредственностями. Н. Костомаров аттестует их вполне безжалостно: «Оба князя ничем важным не ознаменовали себя в истории. Последний как по уму, так и по характеру был личностью совершенно ничтожной».
Семен Иванович, старший сын Калиты, унаследовал богатое княжество, первенствовавшее на Руси, и без каких-либо осложнений получил в Орде ярлык. За время правления он успел пять раз съездить в Сарай, где всем кланялся, оставлял дорогие подарки и давал взятки, то есть вел себя совершенно «по-московски». Зато на Руси держался повелительно и заставлял всех перед ним унижаться, за что и получил прозвище «Гордого» – в Орде он гордым отнюдь не был. По выражению С. Соловьева, Семен Иванович превратил остальных русских князей в «подручников», то есть зависимых владетелей, отданных Ордой ему «под руку». Тверь больше не смела оспаривать верховенство Москвы; тамошний князь Всеволод отдал за Семена свою сестру и вел себя смирно.
Благодаря хорошим отношениям с татарами Русь почти не подвергалась набегам – только однажды (в 1347 году) какой-то «князь Темир Ординский приходи ратью ко граду Олексину… и посад пожже», то есть город не взял, а лишь разграбил предместья.
Но в правление Семена Ивановича пришла другая беда. «Черная Смерть» какое-то время покружила у русских пределов – сначала восточных, потом западных – и с задержкой на несколько лет проникла-таки на Русь через Новгород: «вниде смерть в люди тяжка и напрасна». Летопись зафиксировала симптомы смертельной болезни: «харкнеть кровью человек и до треи день быв да умрет». Чума была не такой опустошительной, как в Европе (сказалась меньшая скученность населения и относительное малолюдство городов), но все же унесла множество жизней. Скончался и великий князь, а вместе с ним оба его сына, в результате чего престол достался младшему брату Семена князю Ивану Ивановичу, который запечатлелся в памяти потомков лишь тем, что был «кротким» и «красным» (красивым).
«Черная смерть» на Руси. Б. Чориков
Это короткое бесцветное княжение отмечено всего одним важным событием: хан Джанибек не только выдал молодому московскому государю ярлык, но и даровал ему право разбирать тяжбы остальных князей, то есть фактически пожаловал судебную власть над ними. Правда, у князей осталась возможность жаловаться на Москву непосредственно хану.
Умер кроткий Иван, при котором всеми делами заправляли ближние бояре, всего 31 года от роду, оставив двух малолетних сыновей – Дмитрия и Ивана, причем последний скончался в отрочестве.
В эту историческую эпоху Москве решительно всё шло на пользу, даже печальные обстоятельства: и то, что двое бездарных сыновей Калиты недолго правили, и то, что оставили так мало потомства. Земли Московского княжества не дробились на мелкие уделы, как это происходило в других областях. Воистину не было счастья, так несчастье помогло.
Девятилетнему Дмитрию Ивановичу, будущему Донскому, досталось большое и неразделенное государство. Так, по стечению случайных обстоятельств, в фундамент будущего московского царства лег еще один камень.
Две опоры Москвы
Когда на московском престоле оказался ребенок, притихшие было соседи осмелели. Дмитрий, по малолетству, не мог явиться в Орду, чтобы отстаивать там свои права, да и вряд ли хан поставил бы великим князем мальчишку.
Зато остальные Рюриковичи сразу кинулись в Сарай, надеясь получить заветный ярлык. Он достался Дмитрию Константиновичу Суздальскому (1322–1383), который немедленно перебрался во Владимир, вышедший из-под московского управления.
Потеря формального старшинства и важной области, конечно, ослабила Москву. Но соперники не смогли воспользоваться этим обстоятельством и малолетством Дмитрия Ивановича, чтобы растащить по частям наследие Калиты. Хоть московский князь был мал, его сила держалась на двух опорах, которые доказали свою прочность в эту трудную пору.
До тех пор, пока Дмитрий не вошел в возраст, государством вполне успешно управляли глава церкви и московские бояре.
Фактическим правителем в пятидесятые и шестидесятые годы являлся митрополит Алексий, сам родом московский боярин. Это был волевой, энергичный человек, живший не столько духовными, сколько государственными интересами – в первую очередь московскими. Огромный авторитет Алексия, его широкая известность, распространявшаяся за пределы Руси (вспомним историю с вызовом к ханше Тайдуле), превратились в мощный инструмент московской политики. До самой своей смерти в 1377 году, уже при зрелом Дмитрии Ивановиче, митрополит продолжал оставаться самой крупной фигурой русской жизни.
Алексий Московский. Икона XVIII в.
Неимоверно возросшее влияние православной церкви имело, впрочем, и свою оборотную сторону. Став проводником сугубо светских, мирских интересов, церковь и сама оказалась в центре ожесточенной борьбы за власть. Пост митрополита обрел такое политическое значение, что решение вопроса о том, кто будет главой церкви, стало для русских правителей вопросом ключевой важности. Доверять выбор митрополита внешней силе, какой являлся Константинопольский патриархат, было слишком рискованно.
Всякий раз, когда в жизни церкви земные мотивации начинали преобладать над небесными, добром это не заканчивалось. После кончины великого Алексия произошла череда неблагостных событий, совершенно невообразимых в прежние времена. Платой за богатство и политическое возвышение церкви стал тяжелый духовный кризис.
Читать бесплатно другие книги:
