Гробовое молчание Герритсен Тесс
Уэйли вскинул голову:
– Вы защищаете паренька, который убил полицейского?
– Нехорошего полицейского!
– А потом вы вернулись в Бостон и объявили, что господина Диксона убили.
– Потому что его действительно убили.
– А может, это просто несчастный случай? Неизбежное следствие ситуации, когда разъярившийся задержанный оказывает сопротивление и его необходимо смирить?
– Вы сами видели фотографии из морга. Полиция применила куда больше силы, чем это было необходимо.
– Но ведь Джулиан Перкинс, паренек из Вайоминга, поступил точно так же. Он застрелил заместителя шерифа. Вы считаете такое проявление силы позволительным?
– Протестую! – воскликнула Агилар. – Доктор Айлз не состоит под судом.
Уэйли продолжал напирать – не сводя глаз с Мауры, он задал очередной вопрос:
– Что же случилось в Вайоминге, доктор Айлз? Может, когда вы боролись за свою жизнь, вас настигло прозрение? Вы вдруг поняли, что полиция – враг?
– Протестую!
– А может, полиция всегда была врагом? Кажется, некоторые члены вашей семьи именно так и считали.
Молоток судьи ударил по столу.
– Господин Уэйли, вы отправляетесь на свое место – немедленно.
Пока адвокат и помощница окружного прокурора совещались с судьей, потрясенная Маура опустилась на свое место. Значит, вот до чего дошло дело – начали ворошить историю ее семьи. Вероятно, любой бостонский полицейский знает, что ее мать Амальтея отбывает пожизненный срок в женской тюрьме во Фрамингеме. «Это чудовище, давшее мне жизнь, – пронеслось в голове у Мауры. – Смотрящие на меня люди наверняка задаются вопросом: а может, в мою кровь проникло то же самое зло?» Маура заметила, что на нее неотрывно смотрит обвиняемый, полицейский Графф. Их глаза встретились, и губы подсудимого изогнула улыбка. «А вот и последствия, – прочитала Маура в глазах подсудимого. – Вот что бывает, если предашь блюстителей порядка».
– Суд удаляется на перерыв, – объявил судья. – Мы возобновим заседание в два часа.
Присяжные гуськом вышли из зала, а Маура тяжело откинулась на спинку стула и не заметила, что рядом с ней стоит Агилар.
– Это грязная игра, – проговорила помощница прокурора. – Такое нельзя было допускать.
– Он все свалил на меня, – отозвалась Маура.
– Да, но ведь ему больше нечем было крыть. Потому что фотографии со вскрытия выглядели чертовски убедительно. – Агилар пристально посмотрела на Мауру. – Может быть, мне следует знать о вас что-нибудь еще, доктор Айлз?
– Кроме того, что моя мать осуждена за убийства, а я сама с удовольствием истязаю котят?
– Мне не до смеха.
– Вы же сами сказали. В этом деле подсудимая – не я.
– Нет, но они постараются сделать вас центром внимания. Станут рассуждать, действительно ли вы ненавидите копов и есть ли у вас скрытые мотивы. Мы можем проиграть это дело, если коллегия присяжных решит, что вы были недостаточно честны. Поэтому расскажите мне, могут ли они завести речь еще о чем-нибудь. Выложите мне все секреты, о которых умолчали.
Маура подумала о личных сложностях, скрытых от посторонних глаз. О недозволенной любовной связи, которую порвала совсем недавно. О семейной истории насилия.
– У всех есть свои секреты, – проговорила она. – Мои к делу не относятся.
– Будем на это надеяться, – ответила Агилар.
3
Куда ни кинь взгляд в бостонском Китайском квартале – везде таятся привидения. Они обитают в тихом квартале Тайтун-Виллидж и на пестрой Бич-стрит, парят над аллеей Пинъань и носятся над темным переулком за Оксфордской площадью. В этих местах повсюду скрывались духи. Во всяком случае, такова была версия экскурсовода Билли Фу, и он от нее не отступал. Вряд ли имело значение, верил он сам в привидения или нет, его задачей было убедить туристов, что на этих улицах обитают духи. Людям хотелось верить в привидения, поэтому многие с радостью платили по пятнадцать баксов с носа, а потом, поеживаясь от ужаса, стояли на пересечении Бич-стрит и Оксфордской площади и слушали, как Билли рассказывает о кровавых убийствах. Сегодня целых тринадцать туристов записались на вечернюю экскурсию «Привидения Чайна-тауна», в их число попали также шкодливые десятилетние близнецы, которых нужно было уложить спать еще три часа назад. Однако, когда ты нуждаешься в деньгах, не станешь отвергать никого, даже непослушных мальчишек, за которых тебе заплатят. Билли учился на факультете театрального искусства, и надежд на постоянную раоту у него пока не было, однако сегодняшний улов составил целых сто девяносто пять долларов плюс чаевые. Очень неплохая сумма за двухчасовой пересказ небылиц, даже если для этого приходится унижаться, нацепив атласное одеяние мандарина и накладную косичку.
Билли откашлялся и воздел руки к небу, словно стараясь призвать все умения, которые получил за шесть семестров на театральном, и таким образом завладеть вниманием своих зрителей.
– Тысяча девятьсот седьмой год! Жаркий вечер. Пятница, второе августа. – Его низкий зловещий голос заглушал отвлекающие уличные шумы. Словно Смерть, избравшая очередную жертву, Билли указал на противоположную сторону улицы. – Там, на площади, которая носит название Оксфордская, бьется сердце бостонского Китайского квартала. Пойдемте со мной, и вы попадете в те времена, когда здешние улицы кишели иммигрантами. В душный вечер, пахнувший разгоряченными телами и неведомыми специями. Давайте перенесемся в тот вечер, когда в воздухе чувствовалось убийство!
Эффектно взмахнув рукой, он предложил группе следовать за ним к Оксфордской площади. Там туристы столпились вокруг своего экскурсовода, приготовившись слушать. Увидев, какое внимательное выражение приобрели их лица, Билли решил: а сейчас пора очаровать их – заворожить так, как может заворожить лишь прекрасный актер. Он раскинул руки – рукава его одеяния затрепетали, словно атласные крылья, – сделал глубокий вздох и собрался заговорить.
– Ма-а-а-ам-мааа! – взвыл один из мальчишек. – Он дерется!
– Майкл, прекрати! – рявкнула мать. – Прекрати сию же минуту.
– А я ничего не делал!
– Ты донимаешь брата.
– Это он меня донимает.
– Может, вы хотите вернуться в гостиницу, мальчики? Хотите?
«О боже, – подумал Билли, – хоть бы уж вы вернулись в гостиницу». Но братья продолжали стоять – сложив руки на груди и сердито поглядывая друг на друга, они отказывались воспринимать его истории.
– Как я уже говорил… – попробовал продолжить Билли, но заминка сбила его с толку. Ему даже показалось, что он услышал, как – пуффф! – эффектное напряжение улетучилось, словно воздух из проколотого шарика. Билли взял себя в руки и снова заговорил: – Стоял душный августовский вечер. На эту площадь после долгого трудового дня из прачечных и продуктовых магазинов толпой вывалили отдыхать китаезы. – Билли ненавидел слово «китаезы», но все равно заставил себя произнести его, чтобы нагляднее представить эпоху, когда газеты то и дело писали о «коварных и зловещих азиатах». Когда даже журнал «Тайм» считал уместным следующее описание: «Злоба – слабая полуулыбка на желтых, точно телеграфные бланки, лицах». В ту пору Билли Фу, американец китайского происхождения, мог бы стать лишь прачечником, поваром или чернорабочим.
– Здесь, на этой площади, вот-вот разразится сражение, – проговорил Билли. – Сражение двух враждебных китайских кланов, Аньлян и Хипсин. Схватка, которая обагрит это место кровью… Кто-то пускает шутиху. И вдруг площадь взрывается орудийным огнем! Напуганные китаезы толпами убегают прочь. Однако некоторые не в силах двигаться так быстро, и, когда выстрелы стихают, оказывается, что пять человек погибли или лежат при смерти. Они всего-навсего новые жертвы печально известных кровавых войн между тонгами…[2]
– Мамочка, а мы можем уйти прямо сейчас?
– Тсс! Слушай, что рассказывает дядя.
– Но он такой ску-у-учный.
Билли умолк – руки чесались схватить этого маленького сопляка за горло. Он смерил гаденыша ядовитым взглядом. На мальчишку это не произвело никакого впечатления – он лишь пожал плечами.
– В туманные вечера вроде нынешнего, – сквозь зубы продолжал Билли, – порой можно услышать отдаленные взрывы таких шутих. Увидеть призрачные фигуры, пролетающие мимо в смертельном ужасе, – они по-прежнему стремятся укрыться от пуль, выпущенных в тот вечер! – Билли повернулся и взмахнул рукой. – А сейчас давайте отправимся на противоположную сторону Бич-стрит. К очередному обиталищу призраков.
– Мама. Мамочка!
Не обращая внимания на маленького засранца, Билли перевел группу через дорогу. «Улыбайся, продолжай болтать, – мысленно велел он себе. – От этого зависят твои чаевые». Ему нужно было продержаться всего-навсего час. Сначала они отправятся на Напп-стрит, а затем остановятся на Тайлер-стрит, возле игорного дома, где в девяносто первом убили пятерых мужчин. В Китайском квартале хватало мест преступлений.
Билли повел группу по Напп-стрит. Она скорее походила на узкий проулок, почти безлюдный и плохо освещенный. Когда огни и оживленное движение Бич-стрит остались позади, температура воздуха словно бы резко упала. Билли поежился и плотнее запахнул свой атласный халат. Он и раньше замечал тревожную смену климата, двигаясь по этому участку Наппа. Здесь ему становилось зябко даже теплыми летними вечерами, словно холод, давно поселившийся в этом переулке, не собирался рассеиваться. Похоже, туристы тоже заметили это – Билли слышал, как они застегивают куртки, видел, что они достают из карманов перчатки. Группа притихла, и слышалось только эхо их шагов, отражавшееся от зданий, что возвышались по обе стороны. Даже маленькие шкодники хранили молчание, словно ощутили перемену атмосферы. Здесь сохранилось нечто, поглощающее любой смех и любую радость.
Билли остановился возле заброшенного здания, вход в которое перекрывала запертая решетчатая дверь; окна первого этажа защищали железные прутья. Ржавая пожарная лестница карабкалась вверх – к третьему и четвертому этажам: там все окна были накрепко заколочены, словно должны были удержать внутри какого-то неизвестного пленника. Группа сбилась в тесную кучку, пытаясь согреться. А может, помимо холода, туристы чувствовали здесь присутствие чего-то еще, того, что заставило их сжаться тесным кружком, ища друг у друга защиты?
– Добро пожаловать на место одного из самых жутких преступлений в Чайна-тауне, – начал Билли. – Вывеска с этого здания исчезла, но девятнадцать лет назад за окнами, которые теперь зарешечены, находился небольшой китайский ресторанчик «Красный феникс», где подавали блюда из морепродуктов. Заведение было скромным – внутри помещалось всего восемь столов, – но славилось свежими моллюсками. Это случилось поздним вечером тридцатого марта, в сырую и холодную погоду. Тем вечером даже обыкновенно шумные улицы Китайского квартала казались до странности тихими. В «Красном фениксе» работали всего двое – официант, Джимми Фан, и повар, нелегальный иммигрант из Китая по имени У Вэйминь. В ресторан пожаловали трое гостей, и этот вечер стал последним в их жизни. Потому что в кухне творилось что-то недоброе. Мы никогда не узнаем, почему у повара вдруг изменилось настроение и он впал в ярость. Возможно, виной тому долгие часы тяжелой работы. А может, он горевал из-за того, что был чужаком в незнакомой стране.
Билли немного помолчал. Его голос понизился до жутковатого шепота.
– Или же им овладела какая-то потусторонняя сила, некое зло взяло над ним верх. Оно заставило его вытащить пистолет и ворваться в зал. Зло по-прежнему обитает здесь, на этой темной улице. Нам известно лишь то, что повар прицелился и… – Билли осекся.
– И – что? – с тревогой спросил кто-то.
Однако Билли неотрывно смотрел вверх, не обращая внимания на вопрос. Его взгляд был устремлен на крышу – он готов был поклясться: там что-то двигалось. Что-то черное скользнуло во тьме, словно в небе взмахнуло крыло гигантской птицы. Билли напрягся, силясь снова разглядеть это крыло, но так ничего и не увидел, кроме прижавшегося к стене скелетообразного очертания пожарной лестницы.
– И что случилось потом? – потребовал ответа один из мальчишек.
Билли осмотрел лица всех тринадцати туристов, которые выжидательно смотрели на своего экскурсовода, и попытался вспомнить, на чем он закончил. Однако он был слишком взволнован тем, что увидел в небе. Ему вдруг страшно захотелось бежать из этого темного переулка, оказаться как можно дальше от жуткого здания. До того захотелось, что лишь невероятным усилием воли Билли заставил себя устоять на месте и не помчаться прочь – к Бич-стрит. К ее огням. Сделав глубокий вдох, он выпалил:
– Повар застрелил их. Застрелил всех. А потом убил себя.
С этими словами Билли отвернулся и махнул рукой, быстро увлекая туристов подальше от этого загубленного здания и живущих в нем отголосков ужаса. До Гаррисон-авеню оставалось всего несколько домов, его огни и шум машин неодолимо манили к себе. Там обитают живые, а не мертвые. Билли шагал так быстро, что группа отставала от него, однако ему не удавалось отделаться от ощущения опасности, которая, казалось, подбиралась к ним все ближе и ближе. Его преследовало чувство, что за группой кто-то наблюдает. Что кто-то наблюдает за ним самим.
Пронзительный женский крик заставил его резко обернуться. В груди у Билли шумно заколотилось сердце. И тут группа разразилась громким хохотом, а один из мужчин сказал:
– Эй, отличный реквизит! Вы его на всех экскурсиях используете?
– Что? – не понял Билли.
– Да мы испугались до ужаса! Черт, она совсем как настоящая.
– Я не понимаю, о чем вы, – ответил Билли.
Мужчина указал на предмет, который, по его мнению, был неотъемлемой частью представления.
– Эй, малыш, покажи, что ты нашел.
– Я нашел ее там, возле мусорного контейнера, – заявил один из шкодников, демонстрируя всем свою находку. – Фу-у-у! Она даже на ощупь как настоящая. Гадость!
Приблизившись на несколько шагов к мальчику, Билли вдруг понял, что не в силах пошевелиться, не может произнести ни слова. Он замер, уставившись на предмет, который ребенок держал в руках. Билли видел, как черные капельки, падая вниз, оставляют пятна на куртке мальчика, но тот, похоже, не замечал этого.
Первой закричала мать ребенка. Затем к ней присоединились остальные – завопили, шарахаясь в разные стороны. Озадаченный мальчишка просто стоял на месте и держал свою добычу, а кровь все капала и капала ему на рукав.
4
– Я только в субботу там ужинал, – сообщил детектив Барри Фрост, когда они ехали в сторону Китайского квартала. – Водил Лиз на балет в Театр Ван. Она любит балет, а я в него вообще не врубаюсь. Взял и заснул на середине. Потом мы прогулялись до ресторана «Восточный город у океана» и поужинали там.
Было два часа ночи – поздновато для такой дурацкой болтовни, однако детектив Джейн Риццоли была сосредоточена на дороге, и потому ее напарник продолжал чесать языком. Уличные фонари казались ей слишком яркими, а свет, исходивший от фар встречных машин, бил по сетчатке усталых глаз. Всего час назад она лежала в постели рядом с мужем, закутавшись в теплое одеяло, теперь же, пытаясь стряхнуть сон, вела машину по улицам с необъяснимо медленным движением, а ведь в такое время всем нормальным гражданам полагается разойтись по домам и лечь спать.
– Ты бывала там? – поинтересовался Фрост.
– Где?
– В «Восточном городе у океана». Лиз заказала эти отличные моллюски с чесноком и соусом из черных бобов. Стоит подумать о них – сразу есть охота. Мне не терпится снова поужинать там.
– А кто такая Лиз? – спросила Джейн.
– Я рассказывал тебе о ней на прошлой неделе. Мы познакомились в фитнес-клубе.
– Я думала, ты встречаешься с какой-то Маффи.
– Мэгги. – Барри пожал плечами. – С ней ничего не вышло.
– Как и с той, что была до нее. Не помню ее имени.
– Слушай, я никак не могу понять, что именно ищу в женщине, понимаешь? Да я уже вообще не помню, как это – быть холостым. Черт, мне и в голову не приходило, что вокруг столько свободных девчонок.
– Женщин.
Барри вздохнул:
– Да, верно. Элис всегда вбивала это мне в голову. В наши времена следует говорить «женщин».
Затормозив на красный свет, Джейн повернулась к напарнику:
– И часто вы теперь разговариваете с Элис?
– А о чем нам разговаривать?
– Может, о десяти годах брака?
Он посмотрел в окно, но, похоже, ничего там не увидел.
– Больше говорить не о чем. У нее другая жизнь.
А у Фроста – прежняя, решила Джейн. Его жена Элис уехала из дома восемь месяцев назад. И с тех пор Джейн вынуждена слушать истории об исступленных, но безрадостных похождениях Фроста. Среди его женщин была пышногрудая блондинка, сообщившая Барри, что не носит нижнего белья. До ужаса спортивная библиотекарша с замусоленной «Камасутрой». Моложавая квакерша, напоившая его до полусмерти. В рассказах Фроста сквозили изумление и недоумение, но чаще всего в глазах напарника Джейн замечала грусть. Барри никак нельзя было назвать плохой кандидатурой. Он был строен, спортивен и по-хорошему привлекателен, так что должен был знакомиться куда легче, чем это у него получалось.
«Однако он все еще скучает по Элис», – поняла Джейн.
Они свернули на Бич-стрит, направляясь в самый центр Китайского квартала, и чуть было не ослепли от проблесковых маячков, мигавших на крыше патрульной машины Бостонского УП. Джейн затормозила позади автомобиля, и напарники вышли на улицу, в промозглую весеннюю ночь. Несмотря на поздний час, на тротуаре собралось несколько зевак. Джейн уловила бормотание на английском и китайском языках. Без сомнения, люди задавали извечный вопрос: «Кто-нибудь знает, что происходит?»
Пройдя по Напп-стрит, Джейн и Фрост нырнули под ленту полицейского оцепления и оказались рядом с охранявшим территорию патрульным.
– Детективы Риццоли и Фрост, отдел убийств, – объявила Джейн.
Полицейский был немногословен.
– Вам туда, – произнес он, указывая чуть дальше, на мусорный контейнер, возле которого стоял еще один охранник.
Когда Риццоли и Фрост подошли поближе, Джейн поняла: полицейский охраняет не контейнер, а то, что лежит на мостовой. Она остановилась, неотрывно глядя на отрубленную кисть правой руки.
– Ничего себе! – пробормотал Фрост.
– Я сказал то же самое, – рассмеялся полицейский.
– Кто ее обнаружил?
– Народ, который пришел на экскурсию «Привидения Чайна-тауна». Какой-то ребенок из группы поднял ее по дороге, решив, что она ненастоящая. Но рука была настолько свежей, что с нее все еще капала кровь. Как только мальчишка понял, что она настоящая, он сразу же бросил ее вот здесь. Похоже, такого на экскурсии никто не ожидал.
– А где теперь все эти туристы?
– Они, конечно, психанули. И потребовали разрешения вернуться в свои гостиницы, но у меня есть их имена и контактная информация. Экскурсовод – какой-то здешний китайский паренек – сказал, что с радостью поговорит с вами в любое удобное время. Кроме руки, никто ничего не видел. Они позвонили по девять-один-один, а диспетчер решила, что ее разыгрывают. Мы тоже не сразу приехали – пришлось задержаться в Чарлзтауне, чтобы разобраться с тамошним хулиганьем.
Джейн опустилась на корточки и осветила руку фонариком. Конечность ампутировали на удивление аккуратно – срез покрылся корочкой засохшей крови. Похоже, рука была женской, с бледными узкими пальцами и поразительно изящным маникюром. Колец на ней не было, часов – тоже.
– Она так и лежала здесь, на земле?
– Да. Такое свежее мясо крысы наверняка тут же учуяли бы.
– Но я не вижу их следов. Значит, она лежала недолго.
– А, я еще кое-что нашел. – Полицейский направил луч фонарика чуть в сторону и осветил тускло-серый предмет, лежавший в нескольких метрах от них.
Фрост приблизился к нему, чтобы получше рассмотреть.
– Это «хеклер и кох». Дорогущий, – сообщил он и посмотрел на Джейн. – С глушителем.
– Никто из туристов не трогал оружие? – спросила Джейн.
– Никто к нему не прикасался, – доложил полицейский. – Они его не видели.
– Итак, мы имеем пистолет с глушителем и недавно отрубленную руку, – подытожила Джейн. – Кто ставит на то, что между ними есть связь?
– Отличная штука, – проговорил Фрост, все еще восхищенно разглядывая оружие. – Не верится, чтобы кто-то просто так бросил его здесь.
Выпрямившись, Джейн взглянула на мусорный контейнер.
– Вы искали там остальные части тела?
– Нет, мэм. Я решил, что отрезанной руки вполне достаточно, чтобы тут же вызвать вас, ребята. Не хотел ни до чего без вас дотрагиваться.
Джейн вынула из кармана латексные перчатки. Натягивая их на руки, она почувствовала, как в предвкушении страшных находок ухает ее сердце. Вместе с Фростом они подняли крышку, и в нос им ударила вырвавшаяся из контейнера вонь гниющих морепродуктов. Борясь с тошнотой, Джейн посмотрела внутрь, на смятые картонные коробки и пухлый мусорный мешок. Напарники переглянулись.
– Справишься? – спросил Фрост.
Джейн сунула руку в контейнер, дернула за край мешка и тут же поняла, что трупа там нет. Мешок не был тяжелым. Морщась от запаха, Риццоли развязала его, заглянула внутрь и увидела панцири креветок и крабов.
Напарники отступили назад. Крышка контейнера, гулко звякнув, захлопнулась.
– Никого? – поинтересовался полицейский.
– Там – никого. – Джейн бросила взгляд на отрубленную руку. – Где же теперь ее тело?
– Может, кто-нибудь разбрасывает куски по всему кварталу? – предположил Фрост.
Полицейский рассмеялся:
– А может, ее потушили в одном из здешних китайских ресторанов и подали с овощами?
Джейн посмотрела на Фроста:
– Хорошо, что ты заказывал моллюски.
– Мы уже прогулялись по округе, – сообщил патрульный. – Но ничего не нашли.
– И все-таки, я думаю, нам тоже стоит пройтись по этим улицам, – заметила Джейн.
Напарники медленно двинулись по Напп-стрит, прорезая тьму лучами своих фонариков. Они видели бутылочные осколки, клочки бумаги, окурки. Но частей тела так и не нашли. В зданиях, возвышавшихся по обе стороны улицы, окна были темными, но Джейн задумалась: а вдруг кто-то следит за ними из этих неосвещенных комнат и видит, как они продвигаются по тихому проулку? Подобную проверку нужно будет провести снова, при свете дня, но Джейн не хотелось упускать улики, особенно те, на которые могло повлиять время. Поэтому они с Фростом медленно шли по переулку к очередному полицейскому оцеплению, закрывающему доступ с Гаррисон-авеню. Там начинались тротуары, светофоры и машины. Однако Джейн и Фрост продолжили внимательно осматривать мостовую на Гаррисон-авеню и Бич-стрит. Когда, сделав круг, они снова оказались у мусорного контейнера, приехали криминалисты.
– Я так понимаю, вы тоже не нашли других частей ее тела, – сказал полицейский Джейн и Фросту.
Джейн смотрела, как оружие и отрубленную руку кладут в пакеты для вещдоков, и думала: зачем убийце понадобилось бросать часть тела на таком видном месте, где ее обязательно обнаружат? Может, он торопился? Или хотел, чтобы ее нашли и восприняли как некое сообщение? Потом взгляд Риццоли метнулся вверх, к пожарной лестнице, взбиравшейся по четырехэтажному зданию, фасад которого смотрел в переулок.
– Нам нужно проверить крышу, – сказала она.
Нижние ступени пожарной лестницы проржавели и опустить их не удалось, поэтому напарникам предстояло подняться на крышу обычным способом – по внутренней лестнице. Выйдя из переулка, они вернулись на Бич-стрит, где располагались подъезды всех ближайших домов. Первые этажи занимали лавки и заведения: китайский ресторан, булочная, азиатский продуктовый магазин. В этот поздний час все они были закрыты. Со второго этажа начинались квартиры. Посмотрев вверх, Джейн заметила, что окна в верхних этажах дома темные.
– Придется нам разбудить кого-нибудь, чтобы нас пустили, – констатировал Фрост.
Джейн приблизилась к группке престарелых китайцев, собравшихся на тротуаре, чтобы понаблюдать за происходящим.
– Кто-нибудь знает жильцов из этого дома? – поинтересовалась она. – Нам нужно войти внутрь.
Старики непонимающе уставились на нее.
– Вот из этого дома, – снова сказала Джейн, указывая на здание. – Нам нужно подняться наверх.
– Знаешь, оттого, что ты заговоришь громче, ничего не изменится, – заметил Фрост. – Не думаю, что они понимают по-английски.
Джейн вздохнула. «Вот тебе и Чайна-таун», – подумалось ей.
– Нам нужен переводчик.
– В участке А-один появился новый детектив. Мне кажется, он китаец.
– Мы его сто лет будем ждать.
Джейн поднялась на крыльцо, посмотрела на имена жильцов и нажала первую попавшуюся кнопку. Звонок прозвучал несколько раз, но никто не ответил. Джейн нажала другую кнопку, и на этот раз в домофоне затрещал чей-то голос.
– Вэй? – сказала какая-то женщина.
– Полиция, – ответила Джейн. – Будьте добры, пустите нас, пожалуйста, в здание.
– Вэй?
– Откройте дверь, пожалуйста!
Через несколько минут в домофоне послышался детский голос:
– Бабушка хочет знать, кто вы такая.
– Детектив Джейн Риццоли, Бостонское УП, – представилась Джейн. – Нам нужно попасть на крышу. Не могли бы вы впустить нас в здание?
Наконец прозвучал зуммер, и дверь открылась.
Этому дому было по крайней мере сто лет, и, как только Джейн и Фрост начали подниматься по лестнице, деревянные ступени заскрипели. Когда напарники оказались на втором этаже, одна из дверей распахнулась, и Риццоли смогла заглянуть с тесную квартирку, из которой с любопытствующим видом высунулись две девчушки. Младшая была примерно того же возраста, что и Реджина, дочка Джейн, и Риццоли, улыбнувшись, задержалась на секунду, чтобы поздороваться.
Вдруг какая-то женщина схватила малышку на руки, и дверь с грохотом захлопнулась.
– Похоже, для них мы большие и страшные чужаки, – заметил Фрост.
Напарники двинулись дальше. Они миновали пролет четвертого этажа и начали подниматься по узкой лестнице на крышу. Выход был не заперт, но дверь, открываясь, издала пронзительный скрип.
Джейн и Фрост вышли наружу, в предрассветную тьму, освещенную лишь рассеянным сиянием городских огней. Включив фонарик, Джейн увидела пластиковый стол со стульями и цветочные горшки с лекарственными травами. На просевшей веревке, словно призрак на ветру, качалось постиранное белье. Между болтавшимися туда-сюда простынями Джейн заметила кое-что еще – нечто лежавшее на самом краю крыши и скрытое за бельевой завесой.
Не произнеся ни слова, Джейн и Фрост автоматически вынули из карманов бумажные бахилы и, наклонившись, натянули их на обувь. Только после этого они поднырнули под белье и, хрустя бахилами по устилавшему крышу толю, направились к привлекшему их объекту.
Некоторое время оба молчали. Напарники стояли рядом, направив лучи фонариков на застывшую лужу крови. На то, что лежало в ней.
– Похоже, мы нашли оставшуюся часть ее тела, – заметил Фрост.
5
Чайна-таун находится в самом сердце Бостона, с севера к нему примыкает финансовый квартал, а с запада – зеленая лужайка Коммон-парка. Однако, когда Маура прошла через ворота пайфан с четырьмя резными львами[3], ей почудилось, будто она оказалась в каком-то другом городе, да что там – в другом мире. Последний раз она была в Чайна-тауне как-то октябрьским утром, в субботу, когда у ворот сидели старики, попивая чай, поигрывая в шашки и сплетничая по-китайски. В тот холодный день они повстречались там с Дэниелом, собираясь позавтракать димсамами. Это был один из последних совместных завтраков, и воспоминания о том дне, словно кинжал, вонзились ей в сердце. Несмотря на ясный весенний рассвет и на то, что этим прохладным утром у ворот сидели те же игравшие в шашки люди, тоска омрачала все вокруг, превращая солнечный свет в сумрак.
Маура прошла мимо ресторанов с витринами, в которых стояли кишевшие морской живностью резервуары, мимо пыльных магазинов с товарами из Китая, забитых мебелью розового дерева, нефритовыми браслетами и резными фигурками из фальшивой слоновой кости, и оказалась в сгущавшейся толпе зевак. Заметив полицейского в форме со значком Бостонского УП – он возвышался над сборищем, состоявшим в основном из азиатов, – Маура направилась к нему.
– Прошу прощения. Я патологоанатом, – объявила она.
Полицейский посмотрел на нее таким холодным взглядом, что сразу стало ясно: он прекрасно знает, кто перед ним. Доктор Маура Айлз, предавшая тех, чья задача – служить и защищать. Из-за ее свидетельских показаний одного из них могут отправить в тюрьму. Полицейский не сказал ни слова, он просто смотрел на Мауру так, будто удивлялся: чего она хочет?
Маура тоже окинула его холодным взглядом.
– Где находится покойная? – осведомилась она.
– Вам придется спросить у детектива Риццоли.
Полицейский не собирался помогать Мауре.
– А она где?
– Доктор Айлз! – окликнул кто-то, предупреждая ответ мрачного копа. Молодой человек азиатской внешности в костюме и галстуке перешел улицу, направляясь прямо к Мауре. – Вас ждут на крыше.
– Где нужно подняться?
– Пойдемте со мной. Я провожу вас наверх.
– Вы недавно работаете в отделе убийств? По-моему, раньше мы с вами не встречались.
– Простите, я должен был сразу же представиться. Я детектив Джонни Тань из участка А-один. Риццоли понадобился здешний житель, который мог бы переводить, а поскольку я по рождению китаец, меня и отправили в ее команду.
– Вы впервые работаете по делу об убийстве?
– Да, мэм. Я всегда мечтал об этом, но стал детективом всего два месяца назад. Так что сейчас я весьма воодушевлен.
Бодрым тоном детектив приказал зевакам разойтись. Когда толпа расступилась, он открыл перед Маурой дверь в подъезд – оттуда пахнуло чесноком и ладаном.
– Я обратила внимание, что вы говорите на мандаринском диалекте. А кантонский тоже знаете? – поинтересовалась Маура.
– Вы различаете их на слух?
– Раньше я жила в Сан-Франциско. У меня было много коллег-китайцев.
– Мне очень хотелось бы говорить на кантонском, но он для меня темный лес, – признался Тань, когда они начали подниматься по лестнице. – Боюсь, мой мандаринский здесь не особенно-то и нужен. Большинство местных стариков говорят на кантонском и тайшаньском диалектах, так что частенько мне самому необходим переводчик.
– Значит, вы не из Бостона.
– Я родился и вырос в Нью-Йорке. А мои родители из провинции Фуцзянь.
Добравшись до самой верхней двери, они вышли на крышу, на ослепительное утреннее солнце. Сощурившись от яркого света, Маура увидела, что криминалисты уже осматривают крышу, и услышала чей-то оклик:
– Я тут еще одну гильзу нашел!
– И что, их теперь пять?
– Пометь и упакуй.
Голоса внезапно умолкли. Маура поняла, что криминалисты заметили ее появление и теперь смотрят в ее сторону. Предательница приехала.
– Эй, док! – крикнула Джейн, направляясь к подруге. Ее темные волосы развевались на ветру. – Я так понимаю, Тань все-таки отыскал тебя.
– А откуда здесь гильзы? – удивилась Маура. – По телефону ты говорила об ампутации.
– Так и есть. Однако внизу, в проулке, мы нашли пистолет «хеклер и кох». Похоже, тут выпустили несколько пуль. По крайней мере пять.
– Кто-нибудь сообщал о выстрелах? Нам известно приблизительное время стрельбы?
– Пистолет с глушителем, так что никто ничего не слышал. – Джейн повернулась и показала рукой в сторону. – Убитая там.
Натянув бахилы и перчатки, Маура направилась вслед за Джейн к накрытому простыней телу, лежавшему у самого края крыши. Там она наклонилась, приподняла пластиковый покров и, не в силах произнести ни слова, уставилась на покойницу.
– Ага. Мы тоже сначала обалдели, – сообщила Джейн.