Ретроград: Ретроград. Ретроград-2. Ретроград-3 Найтов Комбат
– Четыре.
– Продолжайте, товарищ Никифоров.
– Требуется исключить перетечку «мозгов» и технологий из Европы туда, и все вернется на круги своя. Что касается проекта «Манхеттен»… До настоящего времени – это малобюджетный проект, которым толком никто не занимается. Урановых месторождений в США еще нет. Уран поставят в 1942-м из Леопольдвиля, Бельгийского Конго, и оно долго будет лежать бесхозным в порту Нью-Йорка. Шахты в Конго затоплены. Они принадлежат некоему бельгийцу Сенжье. Сами шахты находятся в Шинколобве, это в 21-м километре западнее городка Ликаси. Форсировать проект американцы начали после нашей победы под Сталинградом. Еще одно место, где брали уран: Большое Медвежье озеро на севере Канады. Там, конечно, сложнее их остановить, но через Черчилля может получиться. Ну и последнее. Собственной школы физиков у США нет, в проекте принимали участие европейцы. Реактор делал итальянец Ферми. Все привлеченные к проекту учились в Геттингене у Макса Борна. Вернер Гейзенберг, Паскуаль Йордан, Вольфганг Паули, Поль Дирак, Эдвард Теллер. Газодиффузионный способ изобретен в Германии и является основным способом получения урана 235 в Америке до сих пор. Но наиболее чистый материал они получали на циклотронах. Но все это требует огромного количества электроэнергии. Я переговорил с докторами Зюдовыми, младшая в лаборатории Гана готовила уран для разделения на газодиффузоре. Сам процесс знает в совершенстве, и остается только смасштабировать его в промышленный комплекс. Этот завод строился у нас в Новоуральске под Свердловском. Там все условия для этого есть. Сейчас там работает 183-й авиазавод. А их центрифуга, в том виде, как они ее привезли, работать не будет. Примерно знаю, что делать, разработку начали. Потребуется большое количество никеля, а это Колосийоки, который зачем-то отдали Финляндии.
Сталин раздраженно махнул рукой, дескать, не отвлекайтесь, вопрос решен, чухны дорого заплатят за попытку обмануть его доверие.
– Понял. Для использования в оружии больше подходит плутоний, он – дешевле, но в природе не встречается, получается искусственно в ядерных реакторах при захвате нейтрона атомом урана двести тридцать восемь. Впервые плутоний в СССР получили на реакторе Ф-1 в Москве. В качестве топлива использовали природный уран: смесь изотопов 234, 235 и 238. В качестве замедлителя использовали графит. Такой реактор тоже может работать, только он требует огромного количества металлического урана, что-то около пятидесяти тонн, и триста-четыреста тонн графита. В этом случае можно получить управляемую цепную реакцию. Нейтроны будут пронизывать стержни урана и накапливать в нем плутоний. Затем на более новых реакторах в активную зону стали добавлять бериллий, это позволило уменьшить количество урана в реакторе. А еще позднее запустили реакторы-накопители на быстрых нейтронах. В них в качестве теплоносителей используются расплавленные металлы: натрий, свинец или сплав свинца и висмута. А старые графитовые реакторы постепенно вывели из работы и законсервировали. Здесь есть большая опасность, товарищ Сталин. Эти реакторы «продолжают жить» и после остановки. Они очень радиоактивны, и без присмотра за ними там может произойти черт знает что. В общем, была бы моя воля, я бы запретил это все к чертовой бабушке, но приказать американцам мы не можем. И реально это оружие дает реальную защиту от агрессии, потому что угрожает самой жизни на планете. Теперь о средствах доставки: основным из них являются баллистические ракеты. На полигоне в Пенемюнде немцы испытывают ракеты V-2.
– И V-1, - добавил Сталин, показав, что в курсе проблемы.
– V-1 можно не учитывать, мы в своих разработках обойдемся без нее. А вот стационарные пусковые и испытательные установки представляют большой интерес. Работы там ведет CC. Наиболее интересен конструктор двигателя Вальтер Тиль, он, кстати, не эсэсовец. Кроме него, интересны Гельмут Вальтер и руководитель проекта подполковник СС Дорнбергер. Есть еще Вернер фон Браун, считающийся главным конструктором ракеты. Матерый нацист, ненавидящий нас, и, кроме денег, его больше ничего не интересует.
– Мы получили исчерпывающую информацию о том, кто есть кто в этом проекте. Этим вопросом серьезно занимается НКГБ, товарищ Меркулов. Всех, кого удастся задержать, направим в ваше распоряжение, товарищ Никифоров. У меня есть немного другой вопрос: не так давно я получил вот такое письмо. Все товарищи пишут сразу мне, считая, что я могу разобраться во всех вопросах. Пишет сотрудник НИИ-26 товарищ Ласкорин. Это здесь, по соседству, в Электростали. Отмечает, что шлаки и отходы комбината, если их подвергнуть выщелачиванию, дадут множество ценных материалов, включая редкоземельные, о производстве которых вы меня просили. Вы знаете этого человека?
– Метод выщелачивания – основной метод добычи урана и редкоземельных элементов. Фамилию разработчика не помню. Но замкнутый водооборотный цикл разработан в СССР. И он не использует фильтры. Одну минуту, товарищ Сталин, я где-то видел эту фамилию.
Пришлось доставать планшет, залезть в папочку PDF, шею мне за редкоземы мылили частенько. Эти отходы требовалось складировать, хранить в строго определенных условиях и отправлять по указанному в справочнике адресу. Нашел этот справочник, посмотрел список использованной литературы. Так, «Проблемы развития безотходных производств», серия «Охрана окружающей среды», Москва, СтройИздат, 1987 год, издание второе, под редакцией академика Б. Н. Ласкорина.
– Вот, товарищ Сталин. Судя по инициалам, пишет вам будущий академик Академии Наук СССР.
– Это хорошо, товарищ Никифоров! Подключите товарища Ласкорина к решению наших проблем с ураном. Там многое предстоит сделать.
Вот так я познакомился с человеком, метод которого мы использовали для того, чтобы получить титан из отходов Южно-Уральского металлургического комбината. А я ведь его фамилию даже и не помнил!
Глава 6. Неожиданный подарок судьбы
Разговор со Сталиным был долгим и касался многих вопросов. Меня переводили на острие будущих проблем. Считалось, что нам, в том числе и при помощи моих усилий, удалось переломить ситуацию в авиапроме, наладить выпуск важнейших комплектующих для неё, решить вопрос об обнаружении, наведении на цель и снять проблемы с обучением и переучиванием летного и технического состава. Налаженный механизм государственной военной приемки ликвидировал провалы в качестве продукции. Резко уменьшилась аварийность в частях. Снизился погодный порог для штурмовой, бомбардировочной и транспортной авиации. Пытаемся уменьшить вес оборудования, чтобы суметь разместить приборы «слепой посадки» на истребителях. Со скрипом, но радиопромышленность начинает осваивать полупроводниковые комплектующие. Работы там, в ядерной проблематике, непочатый край, но есть государственные интересы, и требуется переключиться в малоизвестную мне область. Но и этих «малых» знаний уже достаточно, чтобы не тыкаться в темноте, набивая шишки и наступая на грабли, исследуя тематику, находящуюся за гранью познаний человечества на тот момент.
Через два дня состоялся такой же длинный разговор с Лаврентием Берия, он курирует это направление, имея мандат ЦК ВКП(б) и неограниченные полномочия. Кстати, тут же вспомнилась «шуточка», которую попытался отчебучить Сенат США в середине 30-х годов. Ценой вопроса были спички. Угу, обыкновенные спички. Неожиданно спички из СССР заметно потеснили на рынке в США местных производителей. Они были качественнее и дешевле предлагаемых на рынке. Доминирующее положение решили «отменить», кинув немного денег некоторым сенаторам. «Лоббирование интересов» называется, используется до сих пор, многие на этом миллиарды скопили. Так вот. Эти самые «сенаторы» нашли причину, по которой спички из Советской России нельзя было ввозить в США: якобы используется рабский труд заключенных. СССР поступил мудро: провез сенаторов из США по нашим тюрьмам и колониям, где действительно производились экспортные спички. Коробки и сами спички были длиннее и толще, чем обычные, и выпускать на внутренний рынок такие было совершенно не выгодно, у нас существовал другой стандарт, и переделывать его не было никакой надобности. Заключенные, действительно, работали на этих фабриках, но они получали заработную плату, равную заработной плате на предприятиях в смежной отрасли по единому тарифу. И вопрос со спичками был снят с повестки дня. Надолго! До самого краха СССР, он поставлял в Америку спички. Иногда они попадали и на внутренний рынок. Те, кто постарше, может быть помнят более длинные коробки и более толстые спички, с надписью на английском наверху коробочки. Это продукция «закрытых предприятий», разработанная, чтобы удовлетворить тамошнего покупателя, под «их» стандарты, еще в тридцатых годах. Кстати, и крупнейший в мире завод по производству тракторов: Челябинский тракторный завод, был построен за счет спецоперации НКВД и НКТМ (Народного Комиссариата Тяжелого Машиностроения) под руководством Серго Орджоникидзе, его именем названы улицы во многих городах СССР, и когда-то целый город, в котором он родился, был назван в его честь. Так вот, неблагодарные потомки: для того, чтобы построить этот завод и на его основе организовать массовый выпуск танков Т-34, которые сломали хребет Гитлеру, в США был направлен некий Лещенко, «невозращенец» из СССР, которому некий «родственник» завещал крупное наследство в США. Этот самый Лещенко затеял строительство завода в США, нанял проектировщиков, в основном работавших на аналогичных фирмах там. Они сделали ему проект, а когда на него подали в суд за нарушение авторских прав и патентов другие производители тракторов в США, ему НКВД и НКИД обеспечили беспрепятственный выезд на Родину, и его офигительный багаж не проходил таможенный досмотр в Нью-Йорке. Он вывез всю документацию в СССР, и сам строил, был директором строительства и первым директором Челябинского тракторного завода. Сидел, после смерти наркома, так как об этой операции особо не говорили. Вышел, и был замминистра МинСредМаша (бомбы делал и реакторы). Уникальные люди жили в те времена в СССР. Вот кому памятники надо ставить! Да где там! Потомки их не помнят, им iPhone важнее. Сидят в метро, уткнувшись в пятидюймовый экранчик, и читают собственные перлы на «фасябуке» Так вот, товарищи потомки, войну выиграл не мародер Жуков, а директора государственного завода № 2 Елян Амо Сергеевич, выпустивший на своем заводе 100 000, кто не понял: сто тысяч орудий для РККА, и Лещенко Сергей Михайлович, благодаря которому страна выпустила 106 тысяч танков и самоходных установок всех модификаций. Сергей Михайлович в годы войны возглавлял авиазавод № 22, эвакуированный из Москвы в Казань. Там было выпущено более десяти тысяч «пешек», большое количество ЛаГГов и Ла и все тяжелые бомбардировщики.
Мы все находимся в плену послевоенных мемуаров. Их писали те, кто ее пережил, и чтобы оправдаться за то, что натворили, благодаря кому пришлось отступать до Сталинграда. Вот и появлялись мемуары Яковлева, где он врал, что создал самый легкий истребитель войны, выиграл соревнование с самим Мессершмиттом, плевал на Сталина, и вообще, если бы не он… В этих условиях в сторону оказались отодвинуты такие фигуры, как Орджоникидзе, Устинов, Ванников, Л. Н. Кошкин, Лаврентьев, Лещенко, Елян и целая плеяда тех людей, кто в предвоенные годы провел индустриализацию страны. Ходит по нашей стране такой миф, что это сделали американцы. Да плевать они на нас хотели! Орджоникидзе послал людей в Америку учиться массовому производству. И занимались они промышленным шпионажем. Многие из них были там под другими именами и фамилиями.
А вот теперь, дорогие читатели, представьте себя на месте того же Лещенко. Представьте, что на вас оформляют миллионное состояние умершего, совершенно постороннего, человека. Вам говорят, что едешь в Швецию и там заявляешь, что хочешь стать политическим беженцем из страны. Получишь нансеновский паспорт, и вперед, в Америку, там все готово, чтобы ты стал миллионером, легально! Я голову даю на отсечение, что большая часть из вас в этих условиях назад в «Рашку» не вернулась бы. Ведь все легально, и нансеновский паспорт дает возможность жить в любой стране мира. А он выполнил задание и вернулся. С проектом ЧТЗ, Челябинского тракторного завода. А потом, когда не стало товарища Серго, ему припомнили бдительные товарищи, что он клеветал на Советский Союз. На его место сел другой, более подлый, а он оказался в Калининграде, в одной компании с Туполевым, Мясищевым, Петляковым, Бартини. «Гвозди бы делать из этих людей…» Еще один нюанс: в авиапроме, действительно, важнейшим человеком являлся главный конструктор, а директор завода отвечал только за производство или главный конструктор совмещал эти должности, а в ТяжМаше и ОборонМаше такого положения не было. Конструктор завода напрямую подчинялся директору и выполнял его распоряжения. И спрашивали с директоров. После войны, когда начали появляться КТУ, ГТУ, специализированные НИИ и первые научно-промышленные комплексы, появилась должность генеральный конструктор, который стоял на ступеньку выше подчиненных ему директоров заводов. Это что-то типа холдингов, говоря современным языком. Но во времена Хрущева эти системы довольно успешно разгромили, чтобы потом создавать их заново. И низовое звено, каждый кулик считал, что все получает не тот, кто выполняет работу, а тот, который сидит наверху и вхож к Сталину. А все сделал он, этот самый кулик. И писал закладные, срывал, так сказать, вредительские действия руководства.
В общем, дело поставлено таким образом, что отказываться даже времени не оставалось. Страна требует! Да и помощников подбирали из тех людей, с кем привык и нравилось работать. Даже стеклодувов из Щелково не забыли. Регулярно появляются и спрашивают: правильно ли они поняли задание. Смотреть на них доставляет полное удовольствие. Старший из них прибарахлился, ходит в костюме с галстуком и называет себя «рабочим интелихентом». Когда я его назвал «мастером», попытался обидеться, пришлось долго объяснять ему, что слово означает не только и не столько должность, сколько умение делать свое дело.
– Это мы могем! И слово с делом у нас с Герасимовичем не расходятся. Ты бы похлопотал, чтобы нам «гас» подвели, дюже дорого получается карбид жечь.
– Там другая температура будет, в курсе?
– А то! Говорю тебе, «гас» нужон! Извольте дать, гражданин-товарищ… Да нет, барина ты уже не напоминаешь. Было… «Гас» нужон. И чилавек десять-питнадцать «мальков», штоб было кому передать, как это делать. Ты ж понимаш.
Я улыбнулся и закивал старику, что сделаем. Будут у него ученики.
Проектанты просто замучили: подпиши то, достань это, а тут так не сделать, а здесь еще проклятый цилиндр центрифуги начал в шар превращаться, когда мы предел прочности по скорости вращения превзошли. Планеты ведь не случайно такие кругленькие, чуть приплюснутые с полюсов. Это центробежная сила их в шарики превращает. Трение в подшипниках мы убрали, крутись, себя не жалей. Ан нет! Пошли трещины в середине корпуса, и полет оных половинок, выдранных этим самым ускорением из сердца пакета. Мы искали точку, выше которой при данном радиусе не перепрыгнуть. Порвет, к чертовой бабушке.
В один из дней Сталин, вместо того чтобы ждать результатов разделения, приехал в физический институт АН СССР, чтобы разобраться с потоком писем оттуда, да и меня с собой прихватил. Институт трясло, причин – множество. Подоплека – межнациональная. Если объяснять коротко, то русская часть института воевала с еврейской. И, поросята, не нашли ничего лучше, чем закладные друг на друга писать в НКВД. Освенцим в марте 41-го только вступил в строй и был проинспектирован покойным Гиммлером. Второй лагерь в Бжезинке только начинали строить. Лагерь еще не освободили, и эта часть населения страны и мира еще была незнакома с противовшинным препаратом «Циклон-Б». Они писали в инстанции и говорили, что их зажимают по национальному признаку. Те, на кого они писали, отвечали тем же и добавляли свое. Короче, в момент осмотра института один из сотрудников попытался вручить Сталину конверт. Сталин рукой показал, что никаких «писем трудящихся» принимать не будет.
– Если у вас жалоба – вот товарищ Берия, передавайте ему. Если это по делу, то рядом с ним стоит заместитель председателя комитета по научной работе товарищ Никифоров. Тогда ему. Ну, что остановились?
Молодой человек глазами пробежался по присутствующим и сунул конверт мне. Я его, не читая, сунул в карман. Закончили «экскурсию» глубоко за полночь. Пока выслушивали «прения сторон», я полез за папиросами и наткнулся на этот конверт. Первым желанием, весьма откровенным, было желание выбросить его. Уж больно достали «прения» в царстве Тамма. Сам Игорь Евгеньевич ни одну из сторон откровенно не поддерживал. Его самого достало разбираться с этим «хламом». Поэтому и созвал конференцию во главе со Сталиным. Чтобы собрать руку в кулак и рявкнуть: «Ша! Старший приказал!»
Я начал читать письмо, и у меня волосы на голове встали дыбом. Молодой человек предлагал превратить уран в газ UF6 и лазером подать когерентное излучение на частоте, соответствующей собственной частоте молекулы UF5. В этом случае молекулы, содержащие U235, разрушатся и выделят F2, который требуется дожечь на катализаторе, запустить в колбу наполнитель, с помощью которого осадить на стенках UF5. В общем, обещает, что лев, как в известном анекдоте про сбежавшего из московского зоопарка льва, выпадет в осадок, если собрать все запасы плавиковой кислоты и растворить песок в Сахаре. Я еще раз перечитал письмо. Пишет не сумасшедший! Дает смесь газов, частоту и напряжение, при которой лазер будет излучать на частоте кратной собственной UF5.
Про мост в Петербурге и приказ идти не в ногу на мостах я читал. Резонанс дело неотвратимое. В самом низу письма читаю: выделено 1,7 грамма U235 в течение 96 минут работы установки, после чего выделение фтора прекратилось. Охренеть! И пишет, что имел 351,99 грамма гексафторида урана, из которого за это время получил указанное количество элемента. Вычитаю, делю, умножаю и понимаю, что парень «выдоил» из урана весь 235-й уран. И что его «установка» может дать 9307 граммов чистого 235-го урана в год. Сижу, перевариваю полученную информацию и пытаюсь сравнить числа, с теми, которые имею на планшете. Это ж какой-то северный пушной зверек! Чувствую, что меня толкают под руку. Отпихиваюсь, дескать, не мешай. Получил еще один тычок в спину. Оказывается, Сталин задал мне вопрос, и я должен на него ответить. А я его не слышал. И черт с ним. Я встал. Отвечать на вопрос я не мог. Я обвел глазами зал и сказал:
– Вы знаете, если честно, мне эти дрязги не интересны. В этом зале меня интересует один человек: Павел Русаков, аспирант физико-технического института. Он здесь?
Зал притих, так на вопросы вождя не отвечают. Тоненький женский голосок из угла зала:
– Паша ушел, давно. Ему надо было забирать из садика сына. Брина сегодня в ночную смену.
– Лаврентий Палыч! Аспиранта срочно ко мне в Чкаловск. С женой и ребенком. Живыми и здоровыми, с документами и с вещами. Извините, товарищ Сталин, это неотложно! А на вопрос я отвечу, позже. Тут такое дело!..
Я рукой показал Лаврентию Павловичу на выход за сцену, черканул по письму карандашом, там, где написано про «1.7 грамма U235 в течение 96 минут работы установки». Подошел к Сталину, выключил микрофон на пульте кафедры, перед которым он стоял.
– Разработан новый способ разделения урана, получен свободный от примесей чистый 235-й уран, в промышленном масштабе. Мы вернемся, это срочно. – Я показал письмо. Сталин покивал головой, разрешая нам выйти с совещания. Охранники Берии уже привели сотрудницу, которая ответила на мой вопрос.
В Долгопрудный рвануло две машины. Октябрина Русакова работала лаборанткой в «Гиредмете» у профессора Ершовой, но ее командировали в Дзержинский, в ОТБ-512, при 512-м заводе Авиапрома. Завод химический, выпускает пороховые шашки к нашим авиационным ракетам. Имеет мощную лабораторную базу, там у Бакаева временно расположили опытное производство UF6 для «немцев» из НИИ-9. Реакция соединения урана и фтора довольно бурная. Вот и носятся туда-сюда машины с довольно опасным грузом через всю Москву. Специальные вагоны для перевозки этого груза только создаются, а ждать здесь никто не умеет. Вообще! Надо! Вот и решил муж жене помочь, чтобы не приходилось ночами с ребенком одному сидеть. Резонансом в газах он занимался институте, третий год учился в аспирантуре, и его подключили к группе, которая исследовала воздействие лазерных лучей на различные материалы. Сумел добиться разрешения включить галогениды урана в образцы – и получил тот самый гексафторид для проведения опытов. С начальником лаборатории у него были натянутые отношения из-за тех самых межнациональных дрязг, из-за которых и собрались у Тамма. Начлабу он докладывать об успехе не стал, а в ближний круг самого Тамма парень по молодости лет не входил. Его научный руководитель уехал в Новоуральск с лазерными теодолитами, которыми сам занимался, разрабатывал, конструировал и внедрял. Диодных полупроводниковых лазеров еще не было, поэтому для теодолита их использовать было тяжело. Генератор приходилось соединять световодом с самим теодолитом. Решил написать об открытии Сталину, но хватило ума не отправлять это дело по почте. Попытался вручить письмо лично, и вот возле аспирантской общаги в Долгопрудном тормозят две «эмки», «черные воронки», откуда выскакивают два товарища с малиновыми околышами, наганы на боку, морды сосредоточены. Сам Берия приказал доставить срочно в Чкаловск. Растерянная вахтерша проводила их до комнаты Павла. На стук в дверь оттуда буквально выскочил будущий академик и лауреат с шипением: «Сколько можно предупреждать: Севку разбудите!», и осекся.
– Товарищ Русаков?
– Я.
– Капитан госбезопасности Примаков. Разрешите войти?
– Пожалуйста. А в чем дело?
– Да ничего-ничего. Все в порядке, – прикрывая дверь рукой, сказал капитан. – Есть несколько вопросов. Кто, кроме вас, знает содержание письма, которое вы пытались передать товарищу Сталину?
– Брина, супруга моя.
– Где находятся записи о проведенных вами опытах, кто принимал в них участие?
– Журналы находятся в третьем отделе Физического института АН. Я все опечатал и сдал на хранение.
Я – старший лаборант, кроме меня и Брины, в этот момент в лаборатории никого не было.
– А сама установка?
– После проведения опыта установку мы оставили в лаборатории. Она стандартная, для испытаний любых материалов. А систему защиты мы сняли и сдали на дезактивацию, как положено после работы с радиоактивными материалами. Сам образец упакован и сдан на хранение на первый спецсклад. Все как положено. Только теперь там два образца. В одном гексафторид, в другом пентафторид, который Брина разложила до кристаллогидрата двуокиси. То есть он стал порошком.
– Одевайтесь, товарищ Русаков.
– Севка спит! Я что, арестован? За что?
– Я вам ордера на арест не предъявлял. Вас и ребенка приказано доставить в Чкаловск, в распоряжение товарища Никифорова. За вашей супругой выехали в Дзержинск. Вещи из этой комнаты сегодня же привезут вам. Машину для этого уже вызвали. Одевайтесь, и одевайте ребенка.
Берия к себе не уехал, из ФИАН мы выехали вместе, на разных машинах, в НИИ ВВС. В отличие от меня, он получал доклады от высланных групп, которые он послал за первооткрывателями. В тот момент мы еще не знали: сколько их будет. На обратном пути одна из групп заехала в ФИАН и изъяла оттуда журналы и образцы. Ящики поехали в НИИ-9, в Щукино, а журналы – в Чкаловск. Лаврентий Павлович расположился на диване в комнате отдыха и пил кофе.
– Как считаете, Святослав Сергеевич, насколько это правда?
– Трудно сказать, но если его слова подтвердятся, то придется менять всю выработанную стратегию создания атомной промышленности. Это революция, значительно упрощающая эти процессы. Единственное, что не нравится, что у вас, товарищ нарком, в вашем ведомстве работенки резко прибавится. Секретность этих разработок придется поднимать до небес, и продолжать, для отвода глаз, строить заводы по «немецкой схеме». Благо, что с произволом в публикациях на технические темы мы покончили.
Я напомнил ему, что до войны сотрудниками НИИ-9 в Ленинграде Н. Ф. Алексеевым и Д. Е. Маляровым был реализован и описан в «Журнале технической физики» № 10 за 1940 год принципиально новый тип магнетронного генератора СВЧ сантиметрового радиодиапазона. Высокие уровни генерируемых мощностей открывали возможность создания в этом диапазоне радиолокаторов, отличающихся от локаторов метрового диапазона малогабаритностью, высокими точностями и разрешающимися способностями. И мне пришлось изымать этот журнал прямо из типографии. Это было первым, что мы сделали с Филиным, когда «закрыли» эту тему для открытой публикации. Несомненно, что рано или поздно наши магнетроны, которые мы значительно улучшили, попадут к противнику, но зачем давать ему фору? Так же и тут, если узнают, что атомную бомбу можно сделать чуть ли не на коленке, то все кинутся это делать, и хорошего от этого ждать не приходится. Так что необходимо иметь общепринятую в мире технологию, придется делать и патентовать центрифуги тоже. Все что сейчас разрабатываем, выдвинет нас на новые позиции, где мы сможем диктовать условия.
Берия кивнул в ответ на мои высказывания и сказал, что если данные подтвердятся, а он уже вызвал на анализ доктора Отто фон Зюдов, который лично работал с ураном-235 и сможет определить атомный вес на масс-спектрографе, то необходимо срочно собирать всех занятых в проекте людей и вырабатывать новую стратегию, так как приоритет теперь будет находиться в других областях. Надобности создавать реакторы на природном уране не станет. И это существенно ускоряет процесс создания как боеголовок, так и реакторов для получения электроэнергии.
Первой приехала госпожа Карин фон Крейц, не слишком довольная, что ее выдернули из постели среди ночи. «Ох уж мне эти русские!» – было написано у нее на лице. Затем принесли журналы, и доктор с переводчиком принялись их расшифровывать и переводить. Лишь после этого появились виновник торжества с супругой. Мальчика уже где-то пристроили, чтобы спал, он уснул опять прямо в машине. Октябрина знала немецкий и была химиком, поэтому перевод значительно ускорился, и очень оживилось лицо немки. Берия прислушивался к разговору, а я больше расспрашивал Павла о том, как он дошел до такой жизни. Правда, речь шла больше о методах расчета собственных колебаний соединений. Методикой он владел, и владел неплохо. Вердикт доктора Крейц был:
– С точки зрения химии процессов – никаких вопросов нет. В результате тех реакций, которые проделала мадам Русакова, она действительно осадила пентафторид урана и, после удаления гексафторида и наполнителя, перевела пентафторид в окисел. А вот процесс получения пентафторида из гексафторида я оценить не могу, так как незнакома с этой методикой и никогда не видела прибора, о котором идет речь.
Звонок, на связи доктор Зюдов. Я передал телефон переводчику, тот послушал, ответил «Яволь», передал трубку Карин.
– Образец представляет собой кристаллогидрат двуокиси урана-235. Примесей практически не имеет, кроме воды.
Берия побледнел, снял трубку ВЧ и назвал позывной Сталина. Сказал несколько слов по-грузински, замолчал, передал трубку мне, я выслушал поздравления от него, как будто бы я все это придумал и сделал, в конце Сталин попросил передать трубку Русакову. Пока тот говорил со Сталиным, меня за руку под локоть взял Берия и на ухо мне сказал:
– Я их у тебя заберу, у меня есть квартира для них в Щукино, в том же доме, где живут немцы.
Он улыбался, я его в таком состоянии еще никогда не видел. Было чему радоваться. Практически невыполнимое задание было выполнено, в кратчайший срок и с минимальными расходами. СССР овладел методом разделения урана. Первые полтора грамма получены 25 июля 1941 года. Я вытащил из загашников шампанское, а Лаврентий Павлович что-то сказал адъютанту, и через полчаса стол украсился блюдами кавказской кухни, он передал ключи от новой квартиры аспиранту и лаборантке, теперь уже бывшим. Их перевели в НИИ-9, туда же, где работают немецкие товарищи.
Глава 7. «И для этого нам нужна бомба»
Но день не кончился. Берия сказал мне потихоньку, что нас ждут с докладом, так что покой нам только снится. Я завел машину и передал управление охраннику, самому требовалось хоть немного отдохнуть, пока едем в центр. Судя по всему, Берия тоже спал, так как пару минут не выходил из машины. Через «ночной вход» поднимаемся в кабинет. Небывалое бывает! «Он» встал из-за стола и встретил нас у входа. Обнял по очереди, похлопав каждого по спине. Усадив каждого на «свою» сторону, сам сел обратно в кресло, открыл ящик стола и вытащил кисет. Обычно для скорости он просто отламывает мундштук у «Герцеговины флор», один или два, и набивает трубку мелким папиросным табаком. Кисетом пользуется много реже. Вошел охранник с подносом, на котором стоял чай в тонких стаканах и в подстаканниках. Такого тоже никогда не было. Но чаю попить не дал.
– Хотелось бы услышать ваши соображения, товарищ Никифоров. Что это нам дает, в плане развития этого направления народного хозяйства. Я еще на совещании увидел, что что-то произошло, если вы при всех вытащили свой прибор, правда, положили его на колени, и что-то считали, сверяясь с какими-то записями. Кстати, мы как-то говорили с вами о том, что подобные приборы требуется сделать, для нашего правительства как минимум. Как продвигаются дела в этом направлении?
– Продвинулись, но незначительно, товарищ Сталин. Настоящий толчок в этом направлении даст именно атомная промышленность, так как для управления реакторами потребуются компьютеры или ЭВМ, как их называют у нас. Каждому овощу – свое время.
– То есть, вы считаете, что наша промышленность не в состоянии выпустить такой прибор?
– Пока, да. Но подготовительные работы в этом направлении мы сделали. Работы начались в МИАНе, руководит этим доктор Людмила Келдыш. – Пришлось сдать Людочку с потрохами, иначе с меня не слезут.
– Не забывайте об этом поручении, пожалуйста. Итак, основное средство для разделения урана создано вами, но вы, насколько я понимаю, не догадывались о том, что с его помощью это можно сделать. Это так?
– Да, это самостоятельное открытие. Я ведь не специалист в этих вопросах. Мне требовался этот прибор в качестве дальномера, и в цехах завода, чтобы добиться высокого качества фонарей для наших истребителей. Но я знал, что возможностей применения этих генераторов много, поэтому сразу подключил товарища Тамма и физический институт к исследованиям этого прибора. И это дало результат. Вот и появились новые изобретения на его основе.
– В чем выгода данного метода разделения урана?
– Мы значительно выигрываем в стоимости всего проекта, имеем возможность перейти на обеспечение атомной и другой промышленности электроэнергией без строительства крупных гидроэлектростанций. Вместо этого мы направим наши усилия на создание жидкометаллических реакторов-размножителей. Это даст нам возможность получать плутоний-239 для оружия и электроэнергию для страны, которой у нас серьезно не хватает. Кроме того, используя в качестве теплоносителей сплав свинца и висмута, мы сможем вырабатывать полоний, высокорадиоактивный элемент для долгоживущих электробатарей и «генератор нейтронов». То есть на таких реакторах мы сможем получать и оружейный плутоний, и новые элементы, и электроэнергию. Практически аналогичные реакторы, но не производящие плутоний, а использующие его в качестве топлива, позволят создавать подводные лодки с большой скоростью движения под водой и могущие «уравнять» нас с вероятным противником, у которого хорошо развит флот. Но требуется качественно подготовить береговые базы и сразу предусмотреть блочную систему постройки реакторов. Основной проблемой подобных реакторов будет то обстоятельство, что свинец, в отсутствие кислорода, растворяет сталь. А если кислород присутствует, то появляются нерастворимые окислы, которые необходимо удалять.
Затем мы рано или поздно столкнемся с проблемой избытка плутония, но он может быть топливом в быстрых реакторах, поэтому основным направлением мирной энергетики будет Быстрый Реактор с ЕСТественной безопасностью, «БРЕСТ», расплавно-свинцовый, он компактнее и водо-водяного, и реакторов-размножителей, и позволяет использовать «бесполезный» 238-й уран в качестве топлива. Единственное серьезное отличие от «размножителей»: вместо оксидов урана и плутония, этот реактор будет использовать более плотные и тяжелые нитриды этих металлов. В этом случае при полной аварии они не всплывут в расплавленном свинце.
Теперь о водо-водяных «медленных» реакторах. Они дороже, тяжелее, требуют очень тщательного изготовления. И надежны. Особенно как транспортные. Их плюс – это относительная простота управления и значительное уменьшение профилактических работ. Но это высокие давления и при неправильной эксплуатации возможен тепловой взрыв или выброс радиоактивного пара.
В планах создания ядерного оружия у нас ничего не меняется, за исключением того, что U235 стал много дешевле, и первые образцы можно будет изготавливать из него. Обращаю ваше внимание, товарищ Сталин, что надобность создавать реакторы на природном уране у нас отпала полностью. Весь добытый уран будет пущен на переработку в UF6.
Ну и, как водится, ложка дегтя в эту прекрасную, почти идиллическую картинку. Нам всем очень крупно повезло, что у мальчишки были сложные отношения с начлабом, и у него был всего один моль гексафторида. Иначе бы пришлось сейчас эвакуировать всю Москву. Ведь он получил чистейший оружейный уран.
– Что, он мог взорвать Москву? – тут же среагировал Берия.
– Нет, но сделать «пук» – запросто. А так, чтобы взорвать уран, требуется постараться. Хотя взрывается он все-таки легче, чем плутоний. И вообще, основные приключения нас еще ждут впереди. Эта смерть невидимая. С виду – это обычный металл или соль, но уран не перестает быть ураном в любом виде. Это свойство у него самое неприятное. То же самое с плутонием.
Чай нам заменили, потому что остыл он, пока я разглагольствовал о том, что принесет открытие Русакова. Сталин извлек из стола план развития Первого Главного Управления. В нем было более ста пунктов, и он с видимым удовольствием вычеркнул из него целых шесть позиций.
– Итак, Святослав Сергеевич, оружие. Что у нас по нему? – я впервые услышал от него такое обращение. Резонное замечание, так как вообще-то идет война, которая в наше время носила название Великой Отечественной.
Новый руководитель Германии генерал Удет собрал 3 июля ОКВ и предложил начать переговоры со Сталиным об окончании войны. По предварительным данным, Сталин требует безоговорочной капитуляции. Буденный форсировал Дунай, Прут и Тису, перешел в наступление двумя клиньями на Бухарест и Будапешт, выбивая союзников Германии из войны. После поражения в пограничных сражениях 3-я и 4-я румынские армии бегут, давая возможность окружить 11-ю армию Шоберта. Гудериан предпочел почетную сдачу после недельного сидения в котле под непрерывными, днем и ночью, бомбежками. Клейст почувствовал, что слева его фланг оказался открыт, и вот-вот последует удар от Ковеля на Львов, хотя он взял уже Ровно. Он вклинился глубже всех. На северо-западном направлении РККА полностью остановила наступление фон Лееба, который перешел к обороне. Вейхс перешел на сторону Удета. Рундштед колебался, Лееб – молчал и ожидал: кто победит. Фон Бок был готов подать сигнал к отступлению, но командующий 6-й армией повернул ее на Берлин, и не с целью сдаться там, а навести в тылу порядок. Поэтому левый фланг у Клейста перестал существовать.
– С ним теперь все достаточно просто. По моим расчетам, из имеющегося на сегодняшний день количества урана мы можем произвести 91 килограмм 440 граммов оружейного. Я передавал вам информацию, что в Нью-Йорке под мостом Байон-Бридж в бочках находятся отвалы с богатейшей рудой ручной сборки в количестве 1250 тонн. Это в десять раз больше, чем есть у нас сейчас.
– Да не лежат они там уже, не лежат. Скоро будут, может быть, – недовольно двинув губами и плечами, ответил Берия. – Все погружено и отправлено, но в Европу доставить сложно, да и не совсем чисто сработали, судя по всему. В общем, немцы об этом пронюхали, пришлось перегрузиться у Африки, а пароход, который вывез все из Нью-Йорка, немцы захватили возле Биская, но уже пустой и с другой командой. Идут, через месяц должны прийти или затопиться, товарищ Сталин.
Тот укоризненно покачал головой, показывая свое неудовольствие.
– Я понимаю, товарищ Сталин, но нечем нам их прикрыть.
– Продолжайте, товарищ Никифоров, вопрос в работе.
– Так как уран мы получаем чистый, то критическая масса у него будет минимальной, поэтому берем нижний ее предел для получения трех, а лучше – пяти бомб. Остальное смешиваем с обедненным ураном для запуска первого реактора-накопителя. Там достаточно иметь 20–25 процентов обогащения и начинаем вырабатывать плутоний. В любом случае, товарищ Сталин, пяти устройств нам пока хватит. А Русакова и его группу подключим к еще одной проблеме: выделению лития-6. И одной из самых первоочередных задач является постройка завода по производству тяжелой воды. Этот пунктик подчеркните, товарищ Сталин. Его лучше соединить с первым реактором, так будет дешевле.
– Три. Трех изделий будет достаточно в первой серии, даже если придет уран из Конго. Нам кажется, что основные силы и средства необходимо вложить в инфраструктуру этой промышленности, увеличив мощность первого реактора, – высказал свое мнение Сталин.
– В техническом задании дано указание предусмотреть возможность запуска реакции при минимально возможной сборке и последующем наращивании мощности реактора путем секционного расположения последующих сборок. Первый реактор будет состоять как бы из кубиков. Мы заказали в Ленинграде первую турбину и генератор для нее. Так что, даже этот опытовый, практически лабораторный, реактор будет вырабатывать электроэнергию. Строительство планируем в Обнинске, здесь с трудовыми ресурсами и техникой полегче. Продолжаем разработки газовых центрифуг, они нам пригодятся и для других материалов. Газодиффузионный завод пока полностью не замораживаем, продолжаем работы, необходимо пустить противника по ложной схеме, пусть тратит деньги. Да, и еще: не нравятся мне что-то бельгийские коллаборационисты и геноцид в Катанге.
– Вы же говорили, что политика – это не ваш профиль? – улыбнулся Сталин.
– Да тут, с кем поведешься – на того и дети похожи. С резиной завал и уран нужен. Но это я так, к слову, ведь любая война заканчивается переговорами. И существует плата за освобождение.
– До этого еще далеко, товарищ Никифоров. Но кое-какие шаги уже предпринимаем. Вот, возьмите с собой: требуется заключение, что эта руда из Конго. Вы же у нас по научной части в ПГУ. Эти образцы из майских поставок 1941 года. Карин фон Крейц говорит, что поставки из Конго идут и в объемах, превышающих добычу в самой Германии, включая бывшую Чехию. А мы готовим материал для международного трибунала по национал-социализму. Включая тех, кто помогал восстанавливать военный потенциал Германии, вопреки Версальскому и Сент-Жерменскому договорам 1919 года. – Сталин передал мне бумаги на немецком.
– Мы так договорились с Черчиллем. Он желает наказать Чемберлена и Даладье за те потери, которые понесла Великобритания. Неплохо было бы сюда присоединить правительства тех стран, кто оказывал и оказывает поддержку фашистским режимам, включая правительство Виши. Завтра к вам в Чкаловск прибывает товарищ Молотов. У него есть хорошие для нас новости. Ему удалось убедить господина Рузвельта присоединиться к нашему мнению и создать международный трибунал. Требуется искоренить фашизм и теорию расового превосходства. Это должно стать важнейшим итогом этой войны. Решающая роль Советского Союза в этой борьбе уже никем не оспаривается. Сегодня Румыния вышла из войны с СССР, объявила войну Германии и желает присоединиться к Объединенным нациям. Утром об этом объявят. Антонеску низложен военным переворотом, который возглавил король Михай Первый.
– Сейчас от желающих поделить пирог победы отбоя не будет. Теперь предстоит выиграть мир. Это сложнее.
– Именно поэтому и требуется доказать, что в этой войне один победитель: советский народ. И нам для этого нужна бомба.
Уже совсем рассвело, когда вернулся домой. Катенька уже встала и, одетая в гимнастерку и с пистолетом, завтракала перед выходом на работу.
– Доброе утро, Слава! Устал? Завтракать будешь?
– Кофе не буду, я немного вздремнул, пока назад ехали, но долго поспать не дадут.
Мне тут же поставили чай в большой керамической кружке, как я любил, яичницу с беконом, бутерброды с ветчиной, какую-то молочную кашу.
– Антонов просил напомнить, что сегодня он выкатывает машину на пробежки, и, возможно, будет первый вылет.
– Во сколько?
– Через три часа, восьмой ангар.
– Увидишь, скажи, что подойду, если спецрейс не помешает. А ты чему улыбаешься?
– Да вот решаю: говорить – не говорить.
– Ну, что случилось?
– По всем признакам, я – беременна, после работы поеду в Москву в консультацию. – Она внимательно следила за моей реакцией. Я поднял ее ладошку и поцеловал ее.
– Ну, медового месяца у нас не получилось, война все испортила, но хоть в этом преуспели.
Больше поговорить не удалось, в столовую вошел охранник и показал Кате на часы.
– Товарищ военврач, время! Вы говорили, чтобы я напомнил.
– Да-да, Валентин! Иду, подождите в машине. – Она промокнула салфеткой рот, чмокнула меня в щеку, пожелала не задерживаться так подолгу на работе и беречь себя, нашла пилотку и выскочила из дома. Спать оставалось максимум полтора часа, поэтому я расстегнул ремень и расположился на диване в кабинете. Только закрыл глаза – звонок. Смотрю на часы, оказывается, проспал все отведенные расписанием часы. Сменил гимнастерку, как надену портупею, так тупею и тупею. Тяжеленный пистолет уже привычно лег на бедро. Фуражка, генерал-лейтенант Никифоров к выходу на работу готов. Вышел на крыльцо, потянулся, и застыл в недоумении. Можно сказать, что над лесом всходила шестиконечная звезда Сиона: на посадку заходил В-19. Именно такие ассоциации! Это ж какой шахер-махер надо сделать, чтобы такое провернуть! Ни один здравомыслящий белый (W) англосаксонский (AS) человек (P) «на это пойтить не мог. Он должен был посоветоваться с шефом, с начальством». А шеф был бы против вручения такого аванса вероятному противнику. Они и B-17 нам не продали, зажали. Тут еще в чем пробс: я тяжелыми машинами не занимался, вообще. Так, общую схему знаю, но там столько тонкостей, чисто инженерных. А те ремонты, которые приходилось делать в СибНИИА, в основном касались перемоторивания машин. Меняли наши движки на штатовские PW, из-за сертификата на шумность, дабы «владельцы» могли зеленое бабло доить, доставляя американскую технику в Афган. В общем, помогать вероятному противнику создавать плацдарм у себя в подбрюшье. То, что такое возможно и по ту сторону океана – верилось с трудом, тем не менее: белый, неокрашенный, с полосатым хвостом, самолет заходил на посадку. Это и был заявленный «спецрейс». Пока он сел, а развернуться он мог только с помощью наземных служб, я успел подъехать к НКП. Не один я «заинтересовался» самолетиком. Здесь же находились Меркулов и Берия, которые отвели меня в сторону, и Лаврентий Павлович выдал тираду:
– Ты, Святослав Сергеевич, много не болтай, как вчера. Операция еще не закончена. Будут вопросы – задавай мне или ему, а не лезь сразу к «нему». Он пока этого не знает. А то вчера болтанул лишнего, так теперь меня обязали каждый день докладывать о прохождении «груза». Вот комиссар второго ранга Меркулов, он может рассказать тебе и о той, и об этой операции. Его люди работали. Но не надо его дергать по пустякам. Люди работают, а излишний контроль ведет к нервозности и вероятному срыву операции.
Всеволод Николаевич кивками головы подтвердил мнение наркома. Мы оба были заместителями Берии, только он сидел на Лубянке, а я в Чкаловском.
– Святослав Сергеевич, в двух словах, экипаж – американский, командир – майор Ульмстед или Альмстед, шеф-пилот «Дугласа». Взяли на «слабо», но вопрос согласован с «фирмой». О содержании ящиков никто ничего не знает. Кто у тебя с NACA работает, инспекторы? Подгоняй сюда, будем мировой рекорд фиксировать: Санта-Моника – Москва. – сказал Меркулов.
– Да нет тут никакого рекорда. По локсодромии и десять тысяч километров не набрать.
– А набрать – надо! Так и объясни инспектору. А то, что завернут – так это нас не касается. Самолет останется у нас, это уже согласовано, страховка сегодня будет отменена в пользу страховщика, и вылететь назад он не сможет. Вкладывать еще 250 тысяч фунтов «Дуглас» не будет. Майора и экипаж отправишь в Англию. Есть чем?
– На ДВБ-102 т можем доставить по кратчайшему пути. Сколько человек?
– Десять и два корреспондента.
– Доставим, а корреспондентов зачем сюда, в НИИ ВВС, притащили?
– Весь расчет на них и на заявку о рекорде. Страховка не распространяется на другие государства. Это же ХВ-19, экспериментальный самолет, а не лайнер. Требуется зафиксировать нарушение и нестраховой случай.
Я как в воду глядел! Такое могли придумать только юристы! Впрочем, бей врага его же оружием.
Машину, наконец, развернули. Она запустила два двигателя и остановилась напротив НКП. Первыми выскочили именно фотографы, которых потом еще и в ТАСС везти пришлось. Бумаги оформили, и целый день отмечали «новый мировой рекорд», заодно полковник Данилин, наш «бомбер», выяснял особенности управления гигантом. Большинство ящиков, вытащенных из самолета, остались в Чкаловском. Это – подробная и полная документация на машину. Так что песенку про «Шестнадцать тонн» придется сочинять нам. Основные стойки надо переделывать, наши доблестные шинники такие колеса сделать не могут. Полностью самолет ни в один ангар не входил, на тот момент он имел самый высокий хвост в мире. По размаху влез в первый, его строили для «Максима Горького», который был ниже на полтора метра, а по размаху на метр.
До обеда Мясищев и Антонов смогли спокойно осмотреть самолет, работая «механиками», помогавшими американцам проводить послеполетный осмотр машины. После обеда «халява» кончилась: новость достигла ушей НКАП, раздались многочисленные звонки, в том числе от Сталина, с разрешением допустить до «американца» представителей авиапромышленников. Он же санкционировал перелет в Лондон наших турбовинтовых самолетов. Он продолжал давить на Британию, всячески показывая им, что их неудачи на фронте в Африке и в боях над Каналом, где, как и ожидалось, немцы ввели в бой FW-190, и основательно потрепали «спитфайров», окончательно сорвав воздушное наступление англичан, начатое в июне этого года в ответ на нападение на Советский Союз, произошли из-за того, что они проигрывают в воздухе немцам и нам. Несмотря на многочисленные отказы из-за перегрева двигателя, как на больших, так и на малых высотах, «фоккера» показали убедительное превосходство в маневренности и в скорости в небе над Каналом. Появились они и в Восточной Пруссии. Пришло время снимать с вооружения старенькие И-16н, массово заменив их на И-180 с безредукторным М-88ФН, имевшим равную с «Фокке-Вульфом» мощность, и более 700 килограммов выигрыша по весу. При этом «доппельратте» имел четыре пушки и два крупнокалиберных пулемета, в ударном варианте, просто четыре пушки, стандарт, и две пушки и два пулемета, в варианте «охотник». «Капельки», И-16НМ все получили форсированный мотор с непосредственным впрыском под бензин Б-100, но два полка дивизии особого назначения пересаживаются на Ла-9. В каждом из них появилось по эскадрилье таких самолетов. Последние надежды немецких генералов в августе сорок первого растаяли. Оказалось, что СССР имеет огромный запас самых совершенных самолетов, и полтора месяца просто разминался перед боем, повышая боевую выучку и слетанность линейных дивизий, которые должны были окончательно решить участь германских наземных войск.
Меркулов и его «консультанты» в Америке рассчитали все точно. Что значит иметь хорошего лайера! Я же заполучил «офигенную» головную боль, так как американские вояки, до этого говорившие откровенное «фу» ХВ-19, называя его «никому не нужной игрушкой», и не желавшие выкупать и пускать его в серию, вдруг загорелись ничем не прикрытой любовью к этому самолету. Требовали, чтобы «Дуглас» вернул его во что бы это ни стало или не встало. Но «Дуглас» с легкостью отбивал атаки американской военщины, так как продал документацию на невооруженный самолет, не принятый на вооружение и не поставленный на «secret list». Что на машине нет ни одной детали и прибора, находившихся в этом списке. Вояки нашли один: приемо-индикатор РНС «Лоран-А», но без комплекта карт он был бесполезен. Все равно потребовали снять его и отправить в Америку. К этому моменту майор Альмстэд выяснил, что один из двигателей нуждается в ремонте, требуется замена двух цилиндров на втором (левом ближнем) двигателе, и вылет обратно невозможен еще и по техническим причинам: на трех двигателях машина, и без того имеющая минимальную мощность для такой массы, просто не взлетит. А умирать никому не хочется. Мы разрешили приехать американскому консулу на аэродром, показали подгоревшие цилиндры, затем мне пришлось ехать в «домик на Моховой», где располагалось тогда американское посольство, и втроем, с консулом и майором, доказывать послу Лоуренсу Штейнгардту, что самолет поврежден и неспособен взлететь, чтобы его перегнать в Англию через немецкие позиции. Вначале было бесполезно что-либо доказывать, посол рвал и метал, вместе с военным атташе полковником Томпсоном. Затем раздался звонок, посол поприветствовал звонившего на иврите, по-английски попросил перевести разговор на другой номер, вышел и минут пятнадцать отсутствовал. Когда возвратился, то попросил выйти меня и майора и немного подождать в приемной. Через некоторое время оттуда вышел московский консул, который сказал, что вопрос улажен в Вашингтоне, и он желает майору и его экипажу счастливо добраться домой. Их транспортировку в Лондон обещала осуществить Москва. Майор недоуменно переводил взгляд то на меня, то на консула, не понимая, почему нельзя доставить из США два злосчастных цилиндра.
– Фирма «Дуглас» не хочет терять еще несколько миллионов долларов на страховку и поставку вам топлива на перелет. Считает, что и без того понесла значительные расходы на самолет, который не будет принят на вооружение. Она передала Советскому Союзу право на его эксплуатацию и производство и снялась с конкурса на производство дальнего бомбардировщика. СССР принял на себя обязательство, что не будет использовать данную модель как бомбардировщик. Вопрос исчерпан, майор.
Тот пожал плечами, отдал честь, и мы вышли из посольства.
Транспортный вариант ДВБ-102 изготавливался по распоряжению Сталина, после нашего прокола с доставкой Молотова в США. Мясищев заложил пять опытных и предсерийных машин, две из которых уже изготовил: первую машину и ее дублера, на случай аварии. Так всегда делалось в СССР. Так вот на дублере был пассажирский салон на 16 человек и кислородное оборудование для них. В этом варианте машина могла из Лондона перелететь в Вашингтон, с одной посадкой на Лабрадоре или в штате Мэн. Ни один истребитель не мог ее догнать, и эти машины Сталин решил использовать в качестве курьерских. Она проходила испытания вместе с первым образцом, который после испытаний пойдет на статические и будет сломан в ЦАГИ. Дабы избежать «ненужных вопросов» в Англии, выгрузку экипажа в Лондоне командир должен был осуществить без остановки двигателей, просто переведя винты на нулевой шаг. Запаса топлива вполне хватало, чтобы сразу уйти обратно. В случае чего он мог сесть на дозаправку в Тукумзе, Вентспилсе или Шауляе. Пассажирский салон был оборудован, как и оба основных, наддувной системой герметизации, позволявшей летать без маски на лице, но над каждым креслом выпадающая маска была. В салоне, естественно, военная простота и почти полное отсутствие комфорта. Обогрев есть, но его недостаточно без теплоизоляции салона. А пенополистирол мы только начали разрабатывать, и имеющиеся образцы «не лезли» по противопожарным нормам, давая сильное ядовитое задымление. Химики пока топтались на месте. Впрочем, этот вопрос и на ХВ-19 тоже не решен, поэтому экипаж был упакован хорошо. На максимальной высоте полет будет проходить только над Германией. Me-209.II у немцев один, стоит в Пенемюнде, имеет уникальные высотные характеристики, превышающие параметры ДВБ-102, но не имеет локатора, на высоте довольно вялый, крыльевые пушки часто отказывают из-за мороза. Так что полет будет ночным, так как имеющиеся у немцев локаторы в том районе мы уничтожили.
Все это мы обсудили с ведущим летчиком испытателем капитаном Ждановым. Валериан Иванович помахал немного правой рукой, у него привычка такая, когда ему все понятно, он начинает немного нервничать и делать небольшие рубящие движения правой рукой. Сам он считался одним из лучших испытателей, который чувствовал малейшие капризы самолета и находил выход из, казалось бы, безвыходных положений. Выдали экипажу «union pass», документы с русским и английским текстом, которые действительны на обеих территориях, и выдаются без участия НКИД в воинских частях, заранее оговоренных в специальном совместном протоколе. Аналогичные бумажки имеют и англичане, вылетающие к нам или в зону нашей ответственности в Иране. Американцев сажали в машину с работающими двигателями, а они удивленно прислушивались к незнакомому звуку движков и винтов. Все, дверь закрыта, проход в кабину закрыт, переводчика нет, а два борт-стрелка по-английски знают только то, что написано русскими буквами в их инструкции по безопасности пассажиров. Черная машина ушла в начинающиеся сумерки. У них девять часов, чтобы выполнить задание и сесть под Ригой. Их пролет через линию фронта прикроют ночные бомбардировщики По-4 и По-6. Так что шансы благополучно долететь у майора и его экипажа есть. А меня еще раз удивил Меркулов, которому я доложил о вылете американцев.
– Ну и отлично! Дай команду ставить на место цилиндры, и готовьтесь: будем показывать машину Сталину. – Эти сукины сыны развели американцев: горелые цилиндры они привезли из Америки, и в первую же ночь, когда пьяный экипаж спал, заменили исправные на подгоревшие. Запас цилиндров на борту имелся, но я уже писал, что никто в экипаже не знал: какой груз они везут.
– А зачем ставить и рисковать летать с этими моторами? Мы же собираемся его перемоторить.
– Ну, это вы. А мы хотим показать «ему», что мы сделали. У тебя свой приход, а у меня – свой. На чужой каравай – рот не разевай.
– Хорошо, все покажем, как есть, все равно пока летать на нем некому. Машина сложная, и переводчикам тут работенки хватит.
Вот так, без обучения и официальной передачи машина стала принадлежать НИИ ВВС. Дорабатывать ее я поставил Мясищева, но и Андрей Николаевич Туполев, с которым мы впервые познакомились именно возле этого самолета, до этого он меня игнорировал, прислал своих конструкторов посмотреть конструкцию хвоста. Кстати, оба конструктора сразу сказали, что форму рулей глубины необходимо менять, иначе будут большие задержки в исполнении команд летчика.
Этот очень серьезный недостаток отметили и летчики-испытатели. Машина неохотно и с большой задержкой опускала или поднимала хвост. Виной были рули и большое свободное пространство топлива. С этим пришлось весьма серьезно поработать, ведь машину готовили стать танкером.
Доставка американцев в Лондон прошла успешно, правда, на дозаправку пришлось садиться в Венте. Англичане очень не хотели отпускать машину без остановки двигателей. Интересно ведь посмотреть, что там так работает. Потеряли почти полчаса, работая на рулежке малым газом. Сразу после этого Сталин дал команду готовить машину в большую серию, в том числе как торпедоносец. Впервые в мире на машину встала револьверная установка для крупногабаритных грузов. Четыре торпеды во внутреннем отсеке, правда, немного в ущерб дальности. Взлетая из Тукумза с двумя торпедами, машина могла облететь «маленький островок в Северном море» и вернуться обратно. Обладая двумя локаторами и работая в паре с разведчиком, аналогичной машиной, но с подвешенными, вместо бомб, внутренними подвесными баками, они ни один конвой к острову не пропустят. А перейти на выпуск Ла-11 мы можем в любое время. Базируясь в Европе, они могут контролировать пол Атлантики. Дальность – 2235 километра без подвесных баков.
Глава 8. Иван Сакриер и новые виды абразивов
Громадная, размером почти с гуся, серебристая чайка прогуливается по сероватому песку, в нескольких сантиметрах от меня. Ее интересует рапан, черноморский моллюск, которого я только что вытащил из моря. Рядом сосны, ржавый металлический маяк и довольно высокое обшарпанное здание, на самом верху которого расположен застекленный НП, а выше – треугольное крыло, как у самолета. Я лежу почти у самого моря и наблюдаю, как чайка пытается выклевать рапана из довольно большой раковины. Вот только таких громадных чаек в Пицунде нет, и почему-то рядом на белом пластиковом шезлонге лежит Екатерина, раскинувшая золотистые волосы по синему махровому полотенцу. Пытаюсь дотянуться до нее рукой. Мы же там с ней вместе никогда не были, а в этой гостинице я жил один два года назад.
– Разрешите, товарищ генерал! – я открываю глаза, кабинет в институте, никакого моря, жены, а на входе стоит инженер-генерал-майор Иван Сакриер, начальник НИИ-4. А так хорошо все начиналось!
– Входите, Иван Филимонович, здравствуйте.
– Разбудил?
– Я сам не заметил, как уснул. Море снилось, и чайка в Пицунде. Это мне четыре дня моряки плешь проедали после постановления о серийном выпуске М-2 в шести комплектациях. Так что от якорей меня уже тошнит. Как обычно: все и сразу. Дескать, флот и море вы не любите, зажимаете, нам еще и летающая лодка нужна новая, а НИР никто не проводит. Как устроились на новом месте?
– Да пока никак. Некогда, все время на полигоне, с этими изделиями «М». Кстати, их «переименовали» местные острословы, теперь это не «матка», а наружный женский половой орган.
– Что, не получается?
– Не получалось, долго не получалось. Почти полгода. Вот, держите! – он вытащил из портфеля три черных сферы и катнул их на меня.
– А это – они же до взрыва. – Графитовый шар существенно большего размера, около 100–120 миллиметров диаметром, он держал на руке.
Я взял один из шаров, замерил диаметр, 52 мм, второй – 44,5, а самый маленький был 38,2.
– Этот в трех местах стекло режет, – довольно сказал Иван Филимонович.
– Я думаю, что их там не три, а существенно больше. Короче, получилось. А стрелять пробовали?
– Да, из Бр-17, «шкодовской» пушки 210 мм. «Матка» и снаряд 53-Ф выстрел на полную дальность выдержали. Снаряд подорвали до падения. Разрыв штатный, образец нашли. Вон тот средний. Но помучиться пришлось! Зато теперь все настропалились собирать «матку» почти мгновенно.
– Это замечательно, но надо научить их собирать ее с помощью захватов, не приближаясь к заряду, и через систему биологической защиты. Подождите минуту, я позвоню. Товарища Павлова, Нестеров, Голубизна. Здравствуйте, товарищ Павлов. Товарищ Риер из «четверки» доложил, что изделие «М» прошло испытания, а том числе боевые стрельбы… Да, образцы у меня, как и товарищ Риер… Скорее всего, да. Один из образцов демонстрирует такие свойства даже без разрушения… Нет, нам требовалось создать именно сферу, не разрушая эталон… Конечно. Выезжаем.
Я положил ВЧ, вернул Сакриеру сферы.
– Чай? Кофе? Коньяк?
– Кофе, с коньяком.
Пока Иван Филимонович, главный специалист института по взрывам и пожарам, убирал свои образцы в портфель, я включил кофеварку, которую заботливо сделал Михаил Ножкин, тот самый механик, который сделал десять месяцев назад пылесос для уборки в ангарах. С того дня я с него не слезаю, эксплуатирую по полной, и не только в качестве конструктора бытовой техники. Он уже всерьез подумывает о МАИ. Две тоненькие струйки наполняли две чашки ароматного кофе, а я готовил все бумаги по изделию «М». Это карбид-вольфрамовая форма, благодаря которой можно направить взрывную волну одновременно в одну точку, находящуюся внутри этой «матки». Пока Сакриер крепит там графитовый шар, затем на его место встанет шар из урана или плутония, перед ним встанет бустер из урана с дейтеридом лития внутри. Между ВВ и оболочкой ляжет отражатель из полония и бериллия, которые направят поток нейтронов в одну точку, чтобы зажечь рукотворное солнце. На страх врагам. Делать «толстяка» мы не будем. Сложно, дорого и ненадежно. Иван принес сегодня технические алмазы, полученные как раз во время таких испытаний. Тогда графит попал в «матку» случайно, по просьбе науки, сейчас его отправили туда намеренно. Будут производить их в более толстой «матке» в промышленном объеме, требовалось найти точную форму, взрывчатку и наполнитель, чтобы получить одновременный подход ударной волны к шару и сжать его с такой силой, чтобы графит превращался в алмаз, а нейтроны не могли покинуть урановую или плутониевую сферу из-за скачкообразного повышения плотности и чтобы докритическая масса мгновенно становилась закритической.
Иван Филимонович похвалил кофе, и мы тронулись в сторону Кремля. Все, что было более или менее ценно для продолжения работ, должно немедленно показываться Иосифу Виссарионовичу. Если по каким-либо причинам ты этого не сделаешь, можно было получить по шее. Тем более в такой специфической области. У генерал-майора постоянного пропуска в Кремль не было. Пришлось останавливаться за Боровицкими воротами и несколько минут ждать, пока он оформит временный. Наконец, формальности улажены, и мы поднялись в кабинет. Как обычно в это время – народа полно. Часть его мне знакома, поручкались, часть – нет. Просто кивнули, здороваясь. Много военных, впрочем, и мы сами тоже в форме. Война. Ждать пришлось долго. Войска Западного фронта двинулись вперед, шестая армия Рейхенау была разгромлена в эшелонах и в маршевых колоннах у Вислы, неподалеку от Радома, и образовалась огромная дыра в обороне фон Бока. Под угрозой окружения оказались армии фон Клюге, зажатые между Бугом и Вислой. Большая часть 4-й армии уже оприходована в котле между Минском и Белостоком. Здесь в основном остались тыловые части и артиллерия. Так что шансов удержать позиции у Клюге мало. Потапов вышел к Висле и повернул на Варшаву. Немцы срочно копают оборонительный рубеж на левом берегу реки. Они стеснены в маневрах, рокадные железные дороги находятся под постоянными атаками АГОН генерала Скрипко, в составе которой действуют уже две бомбардировочные ночные дивизии на По-4 и По-6. Времена изменились, теперь вылеты организованы и днем, и ночью. И вряд ли его летчики сейчас жалуются на малое количество боевых вылетов. Наконец из кабинета вышла толпа генералов во главе с Шапошниковым. Борис Михайлович кивком головы поприветствовал меня, но останавливаться не стал, так как нам показали рукой на кабинет. Доложились о прибытии.
Сталин чем-то недоволен, еще не отошел от предыдущей встречи. Но сделал над собой усилие, встал и подошел к Сакриеру. Первым протянул руку и поздравил его с окончанием испытаний. Иван Филимонович хорошо подготовился к встрече, тут же показал Сталину, что графитовый шар может резать стекло, которое он принес собой. Одним движением он поцарапал, затем разломил его пополам.
– С какими сложностями пришлось столкнуться, товарищ Сакриер?
– Сложная форма переменной кривизны из очень прочного материала, которую пришлось создавать новыми для нашей промышленности методами порошковой металлургии, с двухсторонним прессованием, а затем подбирать вес, место расположения и форму заряда ВВ и наполнителя. Пока не получили от промышленности пенополистирол, добиться одновременного подхода ударной волны к образцу не удавалось. Да и с карбидом вольфрама возникали перебои и сложности. Задача оказалась очень тяжелой, товарищ Сталин. Ну, и заключительный этап сборки тоже вызывает большие сложности из-за того, что необходимо «долить» расплав ВВ и не допустить образования пузырьков на стыке холодной и горячей части взрывчатки. Пока не догадались откачать воздух перед заливкой…
– Это хорошо, товарищ Сакриер, что вы теперь знаете узкие места этой работы. Товарищи, когда вы планируете передать этот опыт промышленности?
– Неразрывную форму мы изготовили, и этот образец выполнен в ней. Но взрывных камер для проведения подобных работ нет ни на одном из предприятий Наркомата боеприпасов. Из-за уровня секретности мы на него не выходили, товарищ Сталин, – честно ответил Сакриер. Сталин удивленно посмотрел на меня.
– Я получил такие указания от руководства ПГУ. Вот приказ генерального комиссара НКВД. В нем говорится, что все работы будут замкнуты на это ведомство. Строительство завода запланировано на будущий финансовый год, но к проектированию не приступали, ожидая результатов работы НИИ-4.
Ответ Сталину не очень понравился. Слишком многое взял на себя НКВД, а искусственные алмазы необходимы именно промышленности.
– Ви сами, товарищ Никифоров, как считаете: где должны производиться новые абразивные материалы?
– Только на военном производстве. В этом отношении я полностью поддерживаю решение наркома НКВД. Или необходимо создавать новый наркомат, что пока несколько преждевременно. Он появится сам, вырастет из ПГУ. Со своим уровнем доступа. Передавать гражданским такие технологии преждевременно, товарищ Сталин.
– А меня беспокоит, что в одних руках сосредотачивается такой потенциал.
– Я понимаю, но наработанный уровень секретности существует пока только в этой организации. Как выполняется этот порядок в других ведомствах, мне хорошо известно. К сожалению.
– Может бить, может бить… Харашо, вернемся к этому разговору позднее. Кто, по вашему мнению, будет руководить строительством данного предприятия?
– Затрудняюсь сказать, мы в ПГУ этот вопрос еще не обсуждали. Скорее всего, это будут либо Завенягин, либо Малышев. Непосредственно производителем работ, вероятно, Сергеев.
– Целесообразно расположить его в непосредственной близости Свердловска.
– Планировали в Каменск-Уральском.
– Это хорошо, – удовлетворенно заметил Иосиф Виссарионович. – Мы передадим данный образец Паршину Петру Ивановичу в ТяжМаш и в Институт стали и сплавов, для дальнейшей разработки методов его использования. За вами, товарищ Сакриер, остается подготовка, как вы их называете, неразрывных форм и подготовка специалистов для их снаряжения. Это одно из важнейших направлений вашей деятельности, товарищ Сакриер. Подготовьте список людей, принимавших участие в этих разработках, для их награждения.
Прием был закончен. Я, правда, не видел особого смысла в этих визитах и докладах, но он хотел держать под своим непосредственным контролем все, что происходит в области вооружений, промышленности и всего важного, что происходило в стране. Считал это своей обязанностью и долгом: быть руководителем всего процесса построения нового общества. Не могу сказать, что это был бесполезный труд. Скорее, наоборот. При его участии процессы значительно ускорялись, и организационные вопросы решались гораздо проще. Однако меня не отпустили, вышел из кабинета только Сакриер.
– Ви же говорили, что это необходимо для получения искусственных алмазов? Пачему такая секретность? В чем дело, товарищ Никифоров. Сколько может продолжаться игра в сплошную сэкрэтность? В чем смисел замыкания всего на НКВД, если это просто абразивный материал? Чито ви мне нэ сказали?
– Не совсем так, товарищ Сталин. Я говорил вам, что способ создания алмазов открыт в ходе создания имплозивной боеголовки для плутониевой бомбы. Тогда группа ученых обратилась к наркому Берия, и тот разрешил однократно использовать для этого уже разработанную бомбу РДС-3. Вместо сферы из плутония установили прессформу, состоящую из четырех частей. Она должна была развить давление в 60 тысяч атмосфер. Основной вопрос – быстро охладить сгенерированные алмазы, иначе они перейдут обратно в более стабильный графит. В конце века большее распространение получил несколько другой способ получения алмазной крошки: когда углерод вводят в саму взрывчатку. Этот способ дает мелкую алмазную пыль, около пяти нанометров диаметром. Это – самый экономичный способ получения синтетических алмазов. Его можно передать гражданским. Целью данных испытаний было создание взрывного устройства для плутония и урана с имплозивным методом подрыва. Это – основная часть ядерных и термоядерных бомб и снарядов. А алмазы просто для отвода глаз. Кроме инженер-генерал-майора Сакриера, никто в группе не знает истинного назначения этих устройств. Алмазы были получены попутно. Для их массового производства больше подходят разрезные прессформы из победита или вольфрам-кобальтового сплава ВК-10. В этом эксперименте мы их не применяли. Чтобы извлечь алмазы из этого шара, его нужно кипятить в азотной кислоте.
– То есть это часть бомбы?
– Именно так. Самая простая бомба носит название пушечной, когда ураном стреляют в мишень из урана со скоростью 200–300 метров секунду. Используют при этом обычные стволы крупнокалиберных орудий. Калибр от 152 до 210 мм. Но есть серьезный недостаток у таких бомб. Они чувствительны к ускорению. Ими нельзя стрелять, они сделают «пук» в стволе или взорвутся в нем. Схема с «маткой» дает возможность использовать заряды практически в любых устройствах. Есть ограничения по боковым и обратным перегрузкам, но не выше, чем у большинства бомб крупного калибра.
– То есть вы хотите сказать, что бомба у нас есть?
– Без плутония и урана – есть. Осталось только сделать докритическую сборку и установить ее в «матке». Чтобы создать термоядерный боезаряд, требуется дейтерид лития-6. Но чтобы бомба могла храниться, транспортироваться и сбрасываться в нужное время и в нужном месте, требуется создать кучу приборов, устройств и обучить людей обращаться с этим грозным оружием. Мы пока создали место, где начнется цепная реакция. Все остальное быстро не создать. Да и с этим провозились почти полгода.
– Это существенно меняет дело. В этом случае я понимаю, почему было принято такое решение по строительству завода. Получается, что вы предвидели, что вас переведут на это направление и загодя начали подготовку к нему?
– Не совсем так, товарищ Сталин. Группа Сакриера занимается новыми и перспективными видами авиационных вооружений. На это есть постановление ГКО от 6 ноября 1940 года. Группа создала несколько удачных тактических боеприпасов и перешла к разработке оперативно-тактических и стратегических видов вооружения. Все их разработки сейчас в серии. Изделие «М», как только они освоят сборку с помощью манипуляторов, тоже можно считать серийным образцом, их изготовлено несколько моделей, часть из которых можно пустить в небольшую серию. После выполнения этого задания они более плотно займутся объемно-детонирующими боеприпасами, создание которых стало вполне реальным. Теперь им будет по силам создание такого оружия малой и средней мощности. Эта группа в ПГУ не входит, работает чисто на ВВС. Но ее наработки можно свободно применять в области ядерных вооружений. Именно поэтому я ограничил распространение этой информации.
– А это что за новая бомба?
– Она использует взрывчатку нового типа, жидкую. С помощью взрыва небольшой мощности эта жидкость, абсолютно бризантная, продавливается через мелкие отверстия и создает газово-дисперсное облако, в котором детонация пойдет с огромной скоростью. Такие взрывы иногда случаются в шахтах и на мукомольных заводах. Особенностью этого оружия является то обстоятельство, что оно может поражать противника в закрытых убежищах и даже внутри танков. Именно живую силу. Начиная с конца 70-х годов именно эти бомбы стали массово и эффективно применяться авиацией. Они же являются мощнейшими неядерными боеприпасами: 44 тонны в тротиловом эквиваленте, при собственном весе в 7 тонн. И, в отличие от ядерной, эта бомба не создает заражения в зоне взрыва.
– Хорошо, товарищ Никифоров, я с вами согласен, что необходимо проводить параллельные исследования, не замыкаясь на одной структуре. И это важно. Но нам кажется, что вы упускаете из виду то обстоятельство, что это оружие надо доставить к месту применения. Вы говорили, что хотите использовать дальнобойные ракеты, летящие как самолеты к цели. Мы рассмотрели эту проблему, посмотрели на то, что предлагают сделать для этого немецкие конструкторы в Касселе на ракете FZG-76/V-1, и пришли к выводу, что точность таких ракет на большом расстоянии упадет настолько, что это будет стрельба в белый свет как в копеечку. Что вы скажете?
– Такая проблема существует, товарищ Сталин. Есть несколько предложений, каким образом решить проблему навигации на таких расстояниях. В первую очередь необходимо построить радионавигационную систему, назовем ее «Альфа», для обеспечения навигации в околополюсном районе. Кратчайшие расстояния до США проходят через Северный полюс. Для этого достаточно построить три длинноволновые станции на одной линии положения, по дуге большого круга: Краснодар, Новосибирск и Комсомольск-на-Амуре. Имея базу около 7000 километров и применяя три разных частоты 11,900 кГц, 12,650 кГц и 14,900 кГц и одинаковый по времени сигнал, мы сможем обеспечить приемлемую точность определения координат движущейся ракеты или самолета с автоматическим расчетом линий положения.
– Допустим, – многозначительно сказал Сталин.
– Второе, есть такой архипелаг ЗФИ, земля Франца-Иосифа. Через него проходит перпендикуляр к той самой дуге большого круга, на которой будут находиться эти три станции. Там ставим четвертую и аэродром подскока для ее прикрытия. Максимально подходит остров Хейса. Есть небольшое отклонение от перпендикуляра, но это можно учесть, используя поправки, они практически могут быть высчитаны. Теперь о больших широтах. Обычные гирокомпасы там не работают: мала сила Кориолиса из-за близости оси вращения Земли, поэтому требуется уже сейчас начать разработку гироазимут-компасов с трехосными квантовыми гироскопами, и волоконно-оптических гироскопов, работающих на эффекте Саньяка, ртутные и маятниковые акселерометры, что позволит создать бесплатформенную инерциальную систему навигации с аналоговыми вычислителями. Коррекция дрейфа будет осуществляться за счет РНС плюс данные от магнитного компаса, хотя там есть целые области, где он не слишком хорошо работает. Ну и за счет астронавигационных систем.
– То есть вы хотите сказать, что эти вопросы вами прорабатываются?
– Квантовый генератор запущен в прошлом году в Чкаловском, там же выпущены оптоволоконные кабели. ФИАН разработал способ извлечения определенного изотопа из смеси газов, с применением того же генератора. Пришло время для ВОГ и квантовых гироскопов. Ну, а заберемся в космос, то в первую очередь создадим позиционную систему навигации. Начало, основы, будут заложены именно сейчас. Постараемся обеспечить приличное КБО, максимум два-три километра, товарищ Сталин. Не то оружие, чтобы промахиваться. Есть еще способы его уменьшить, по возможности применим и их.
– Готовьте постановление ГКО о строительстве радиостанций, Святослав Сергеевич. Мне начинает нравиться с вами работать. Приятно иметь дело со специалистом, который досконально знает вопросы, за которые берется. Поздравьте от меня группу товарища Сакриера и пожелайте им дальнейших успехов. Их труд будет отмечен. До свидания.
Сакриер по дороге обратно молчал, не спал, но и не произнес ни слова. Уже расставаясь, задал вопрос:
– Я так и не понял, нас похвалили или поругали?
– Похвалили, я просто не хочу сваливать все в одну кучу. Задача науки и промышленности – дать нам готовые к применению сферы из чистого урана или плутония. А что мы из них будем делать – это не их дело. Есть НИИ-4 – он разберется, иначе возможна утечка информации, которая нам совершенно не нужна. Плюс они пойдут от простого к сложному и наворотят такого, что применять мы это сможем очень нескоро. Они уже сказали вес их «изделия» и определили его в 10–15 тонн. Хотят разделить плутоний на шесть частей, разнести их на безопасное расстояние и сводить с помощью ВВ. Знаете, какая скорость потребуется?
– Около пяти – восьми тысяч метров в секунду. Я считал.
– И с какой точностью надо выстрелить этими шестью зарядами, чтобы они одновременно попали в одно место и полностью погасили свою инерцию и не разнесли раньше времени сферу, в которой они находятся?
– Этого я посчитать не смог, речь идет о десяти в минус девятой или десятой степени секунды.
– Примерно так.
– А он что, не знал, что вы дали нам такое задание?
– Нет, тогда, когда мы с вами разговаривали об этом, мы с ним один раз поговорили об этой проблеме, и до начала июля он к этому вопросу больше не возвращался. А потом взял и назначил меня зампредседателя ПГУ по науке. Ноябрьское постановление ГКО не очерчивало полностью круг задач вашей группы, поэтому, чтобы не высвечивать проблему, я ее записал как ДСП (для служебного пользования) «Экспериментальные установки для получения новых видов абразивов». Абразивы мы получили. Экспериментально.
– Шуточки, однако, у вас, Святослав Сергеевич. А термояд как будете обозначать?
– «Экспериментальные установки для изучения имплозивного испарения материалов».
– Вы серьезно?