Ретроград: Ретроград. Ретроград-2. Ретроград-3 Найтов Комбат

– Не возражаю.

Король точно понял, что хотят показать ему и Америке: уязвимость с территории СССР, захваченного Америкой у Колумбии и Франции, Панамского канала. В Нассау «правил» старший брат короля, несостоявшийся король Эдуард VIII, некоронованный из-за сомнительной любви к Гитлеру. Авиа- и военно-морская базы Нассау были «сданы» США на 99 лет за поставку устаревших эсминцев для борьбы с подводными волками Деница, но находились в совместном пользовании флотами и авиацией обеих стран. Там же располагалось одно из имений Уинстона Черчилля, который в основном сейчас проживал там. На Багамах, как нигде в Англии, были сильны позиции консерваторов, с требованиями трансатлантической солидарности. И Сталин решил немного подыграть Эттли. Самолет под управлением Галлая и начальника ЛИИ генерала Громова, со штурманом генералом Юмашевым (всё начальство ЛИИ отправилось в загранкомандировку, но это как бы только подтверждало то, что устанавливается новый мировой рекорд, ведь предыдущий принадлежал Громову и Юмашеву), вылетел из Жуковского в Лайден Пиндлинг. Преодолев за 18 часов 24 минуты 9373 километра от старта до остановки двигателей, выдали 510 км/ч среднюю скорость на маршруте. Тут следует учитывать, что на борту у Галлая находилось море топлива, ведь он должен был обеспечить возвращение экипажа Рыбко и свое собственное. Как только поступило сообщение, что Галлай успешно сел и дозаправился в Нассау, так дали отмашку на взлет первого борта. Перед этим атташе Британии убедился, что в оба бомболюка, пустых, без дополнительных бензобаков, подвешено 5 тонн инертных болванок, которыми предстояло отбомбиться по полигону у аэродрома Негрил на западной оконечности острова Ямайка. Там англичане обещали выложить полотнища в виде входного западного шлюза Панамского канала. В общем, предстояло показать выучку и надежность техники в условиях, максимально приближенных к боевым. Я лично присутствовал, по поручению Сталина, в Высоком, сопровождал флай-коммандера Андерса, который контролировал условия со стороны Англии. Борт Галлая был перед вылетом перекрашен и снабжен номером ГВФ. Орудия со всех точек просто сняли, без демонтажа огневых установок. До первой цели было 10 000 километров ровно или 18–20 часов полета. Приняли решение вылетать в 20.00. Кабины всех членов экипажа были герметизированы наддувным способом, так что время полета ограничено только топливом и маслом. Наш М-2 пристроился за Ту-85-1 и оторвался от земли сразу за ним. Поднялись за Галлаем до крейсерской высоты 11 000 метров, приняли доклад, что на борту все в порядке, обогнали его и, покачав крыльями на удачу, пошли к Москве. Под нами Финнмаркен, район Тромсе. Обогнув Швецию, ложимся на курс. Через два с половиной часа мы сядем, а вот ребятам еще пилить и пилить пространство. Тьфу-тьфу-тьфу! После доклада Сталину по телефону, еще раз связался с Рыбко и Галлаем, передал пожелание счастливого полета от «Самого». Выслушал доклад штурмана капитана Трошникова о работе «Альфы». Прием уверенный, автосчислитель и инерционный стол работают точно. Ну и слава богу! Время тянулось, но удалось уснуть на несколько часов, пока никто не дергал. Проснулся в холодном поту, приснилось, что не учли девятичасовую разницу во времени между Мурманском и Панамой, что ребята прилетят в полночь. На всякий случай пересчитал. 20+19-9-24=6. Нормально, шесть утра местного. Достал таблицы восходов из МАЕ, посмотрел для широты 9 градусов северной, тяжело вздохнул, надо ж было такой хренотени присниться!

В общем, полет прошел нормально. Над Панама-сити нас зафиксировали, причем у американцев там не было самолетов, которые бы могли достать Ту-85, как по высоте, так и по скорости. Лазерные высотомеры и вычислители позволили достаточно точно уложить бомбы на макет шлюза. Самолеты Рыбко и Галлая встретились и смогли передать друг другу топливо, подошли к «Высокому», замкнув 20-тысячный маршрут и установив новый рекорд дальности по замкнутому маршруту, и без посадки ушли в Москву, приземлившись в Жуковском и в Чкаловске.

Они еще находились в воздухе, когда пресса всего мира разнесла весть о том, что Америка никогда не сможет быстро объединить Тихоокеанский и Атлантический флоты. Что вся территория Соединенных Штатов находится в пределах досягаемости самолетов СССР и его атомных бомб. Это они еще не знали, что в августе мы испытали двухфазную термоядерную бомбу мощностью 5,2 мегатонны.

Глава 21. «Работают все радиостанции Советского Союза!»

Начали раздавать «плюшки» в Кремле, каждой твари по паре. Успех был несомненный. Никто в мире пока повторить подобное не мог. Сталин меня решил немного подколоть, дескать, люди дело делают, а некоторые только обещают, что вот-вот в космосе будем. И тут основной мой «оппонент» позволил себе не согласиться с позицией «вождя». Андрей Николаевич поставил стопочку на стол, несмотря на произнесенный тост, и отрицательно помахал указательным пальцем.

– Вот здесь, извините, товарищ Сталин, позволю себе не согласиться с вами. Это наша общая победа, и ваша, и наша, и, извините, его, – он аккуратненько показал на меня. – Следует признать, что после того, как НИИ ВВС возглавил Святослав Сергеевич, и порядка стало больше, и исследования ведутся по самым важнейшим направлениям. И зажимать друг друга стали много меньше. Появился переток идей, узлов и агрегатов с одной машины на другую. Если касаться только этой машины, то крыло разработано с использованием технологий, впервые примененным на М-2, оттуда же взята схема расположения и расхода топлива. Централизованный пост обороны – полностью разработан НИИ ВВС и изготовлен в Чкаловске. Там же сделаны навигационные приборы, прицелы для бомбометания. Мы за три года сменили полностью всю начинку самолета. И «Альфу» с инерционным столом соединил с автопилотом НИИ ВВС, а это позволяет вести самолет по локсодромии, учитывая снос. Это ж какая экономия топлива. Ну и, изюминка проекта: жидкостное охлаждение и импульсный нагнетатель с ВВР (так в то время назывался интеркулер – воздушно-воздушный радиатор) без работ Лозино-Лозинского и Доллежаля было бы не сделать. Так что работаем мы дружно, на единую цель, хоть и не всегда показываем это. Что еще хочу сказать: эту машину в большую серию запускать не стоит. Соответствующую записку я об этом подготовил, и товарищ Никифоров ее подписал. В серию пойдет другая машина, 95-я, со стреловидным крылом, одним большим бомболюком под крылатые ракеты Никифорова, и с двигателями Лозино-Лозинского ЛЛ-3Д. А красавицу нашу оборудовать как лайнер, чуть увеличив диаметр фюзеляжа, и пустить на экспорт, и на дальние линии в ГВФ. Вот за это я с удовольствием выпью, товарищ Сталин.

– Замечательный тост, товарищ Туполев. Наша авиация смогла преодолеть кризис середины тридцатых, и вновь летает выше всех, дальше всех и быстрее всех. За успехи нашей авиации. И за космос, там нам успехи тоже не помешают.

Скажем прямо, я не ожидал от Туполева этого монолога. Отношения у нас были немного натянутые, я ведь утверждал то, что написал и сделал Андрей Николаевич. И не всегда с ним соглашался, далеко не всегда, как представитель заказчика. И приходилось продавливать необходимые решения. Еще я знал, что после смерти Сталина Туполев быстро обломал руководство КПСС и вовсю пользовался административным ресурсом, чтобы протолкнуть свои изделия вперед. В общем, был ничем не лучше Яковлева. Поэтому реверанс в сторону меня мне не слишком понравился. Что-то затевает Андрей Николаевич. А насчет космоса? Так повезли все четыре ступени РТ-4 в Капустин Яр из Ленинграда. Неказистая, правда, видно, что сборно-щелевая, на ней нет еще обмотки, с этим решили не заморачиваться, так как самое тяжелое в этой ракете – это добиться синхронного горения во всех камерах сгорания. Вопрос решен за счет перепуска газов и давления между секциями. Вибрации есть, и они довольно сильные. Если аппаратура выдержит, то сумеем довернуть ракету и вывести ее на орбиту Земли. Если откажет, то шлепнется где-то на необъятных просторах нашей Родины. Ни кораблей управления, ни ЦУПа у нас пока нет. Все только в одном, продуваемом всеми заволжскими ветрами, местечке в степи под Сталинградом. Вот туда я и вылетел на следующей неделе. Со мной летит сопредседатель Государственной комиссии товарищ Маленков. Он в каракулевой серой шапке из туркменской каракульчи, в пальто с таким же воротником, двубортном, добротном. На ногах онучи из войлока с оторочкой из меха и на толстой резиновой подошве. Одет представительно и капитально. Не то, как было в первый раз, когда он сюда попал. Тогда, после визита на полигон, он полтора месяца от простуды лечился в Москве. Со мной навязался, потому как знает, что «мой» «Мясищев» и комфортабельнее, и быстрее, чем Ли-2 из Жуковского, который возит остальных, как ракетчиков из Второго спецкомитета, так и членов комиссии. Остальные места в самолете занимаем мы с Сакриером и своими адъютантами, да три человека из Ленинграда: начальник СКБ-7 М. К. Тихонравов и его заместитель-«химик» Ю. А. Победоносцев. И самый неожиданный «гость» Андрей Жданов, первый секретарь Ленинградского обкома. Тоже решил приобщиться к этой ниве.

Штаб второго испытательного управления находится в сорока километрах от аэродрома. Полигонов тут много, там же в степи развернуты заводы по производству жидкого кислорода, стационарные пусковые установки для пусков ракет типа «Р-2». Рядом с аэродромом – летный военный городок, туда и увезли «партийных деятелей», они без машины, их «визит» не согласован с местным руководством, которое прислало «газики» только для нас с Сакриером. Пришлось вначале вывезти Жданова и Маленкова, а уже по ночной степи ехать на полигон по шесть человек на машину. Все в снегу, поземка, холодно из-за пронизывающего ветра. Город Знаменск еще только строится. Здесь неустроенность во всем: землянки у строителей, многочисленные краны возле кирпичных недостроенных домов. Большинство «ракетчиков» живут в деревне Капустин Яр, на «подселении», но говорят, что в селе лучше, чем в степи. В штабе нас с Сакриером встретил полковник Добровольский, начальник испытательного центра и начальник отдела новых двигателей НИИ ВВС. Меня он «недолюбливает» из-за этой ссылки, но надеется вырваться отсюда. Я его порадовал, через сутки, после проверки цеха предполетной подготовки передал ему приказ о его переводе в Феодосию.

– Юрий Антонович, после завершения этих испытаний готовьтесь сдавать дела, решили немного дать возможность вам погреться после этих морозов. В Крым поедете, в Феодосию, на такую же должность, начальником испытательного центра № 3.

– Тащ генерал! Я же летчик-испытатель, а меня все в строители направляют.

– В Феодосии займетесь испытаниями Ту-85ЛЛТ, новой четырехмоторной летающей лодки-танкера. Там работы – выше крыши. Вопрос согласован с Туполевым, программу испытаний вам готовят. И это тоже на вас, бюро Бериева в Таганроге.

В тот же день были подписаны приемные и предстартовые протоколы, в присутствии «партийного начальства». Жданова в основном волновал вопрос: чем Ленинград может помочь, чтобы обустроить жизнь ракетчиков и инженеров-испытателей. Это – дело! Тем более что он ощутил разницу между положением в летной части, где уже были нормальные условия по быту, как для летного, так и для техсостава, и полной неустроенностью остальных. Пусть занимается и берет, как обещает, шефство над полигоном. Погоду дают только на утро, поэтому остаемся на полигоне в «генеральском домике», единственном полностью достроенном доме с печками-голландками и прилично меблированном. Всем места, правда, не хватает. Спят в креслах и на стульях. Подъем! Легкий завтрак и мороз за двадцать пять, но небо чистое, и абсолютный штиль до обеда, как обещают «колдуны». Мы перешли в блиндаж стартового комплекса. Отсюда ничего не видно, только через перископы, поэтому Жданов и пара кинооператоров покинули блиндаж, отъехали на пару километров в степь и ожидали пуска там. Ракета пошла ровно в 08.00 25 ноября 1943 года. Пуск ракеты почти сорвался, ее повело здорово в сторону, завалило почти на 35 градусов от вертикали, но автомат коррекции выдал импульс на шашку двигателя коррекции между третьей и четвертой ступенью. Она выровнялась и, отбрасывая от себя белый дым, начала подъем. В зенитный перископ отчетливо наблюдалась работа семи основных и четырех вспомогательных двигателей. Первая ступень работает всего 45 секунд, тяга – сто тонн при начальном весе ракеты 32 тонны и весе выводимой части 800 килограммов. «Ка» чуть меньше единицы. После отделения первой ступени управление ракетой в основном идет за счет аэродинамических рулей на второй ступени. Было видно, как от обтекателей расходятся три «уса» уплотнений. На этом участке самая высокая тепловая нагрузка на корпус и наиболее вероятен взрыв. Вдруг тревожные гудки системы! Падает скорость, замеренная трубками Пито на кончиках рулей. Сбой? Но акселерометры показывают значительный рост ускорения. 62-я секунда полета. Ору:

– Высота?

– Две «восьмерки».

– Вышла из плотных слоев, трубки Пито это и показали. Если удержится по направлению, то – порядок!

85-я секунда – сброс второй ступени, это уже космос. Перегрузка страшенная – 22 g. Млекопитающие такую выдержать не могут, только тараканы.

– Первая космическая. Пошел доворот по тангажу, – доложил оператор. 125-я секунда – отстрел третьей ступени. Перегрузка медленно падает. Когда дойдет до 5, включится разгонный двигатель четвертой ступени, на баллиститном топливе. Слабенький, но долго работающий, разгонный. Он переведет ракету на высокоэллиптическую орбиту, и в небе над СССР появится новая «звезда».

Но закончилось все потерей связи на восьмой минуте полета. Спутник на орбите. Его сигнал прослушивается, а телеметрии нет. Мощности приемо-передающей станции не хватает, как на Земле, так и на «Спутнике». Доложились в Москву. Сталин включил приемник и прослушал сигнал.

– Поздравьте от моего имени создателей ракеты. Сами ко мне, с предложениями по строительству пунктов управления, – недовольно сказал «вождь».

Однако о запуске искусственного спутника Земли Москва объявила немедленно, прервав идущие радиопередачи. С уточнением веса и параметров орбиты. Смотрите, буржуины проклятые, чё могём!

Хуже всего – оправдываться за неудачу, особенно когда слушающий знает о проблеме понаслышке. Ну, не преподают в семинариях реактивное движение и баллистику. Вот и приходится выбирать слова и выражения. Мы доложились и выложили данные телеметрии. Нас похвалили, сдержанно, Сакриеру тут же предложили выбирать между двумя «министерствами»: Среднего или Специального машиностроения. Причем министром и в звании маршала авиации. Иван Филимонович давно этого заслуживает, это верное решение.

– Я бы предпочел ракетостроение, товарищ Сталин. Это мне ближе по специальности.

– Принято решение переименовать наркоматы в министерства, так как мы выходим на новый уровень отношений с остальным миром, и требуется, чтобы все понимали, что такое «наркомат», и что относится к его компетенции. Решением ЦИК Правительства было выбрано такое название для этих органов. Сам ЦИК отныне будет называться Советом Министров СССР. Мы понимаем, что выбор у вас сложный, товарищ Сакриер, но представление на вас пришло из обоих комитетов, поэтому мы дали вам возможность выбора. Вы высказали свое пожелание, которое будет рассмотрено на ближайшей сессии Совета Министров СССР.

– А я могу вам задать вопрос, товарищ Сталин?

– Да, пожалуйста, товарищ Сакриер.

– Какую должность в будущем Совете Министров будет занимать товарищ Никифоров? – «Ваня! Дергали тебя за язык! Ты что, не видишь, что мною недовольны!» – пронеслось у меня в голове.

– Этот вопрос еще не рассматривался, товарищ Сакриер.

– В этом случае, товарищ Сталин, разрешите мне подумать над заданным мне вопросом в должности начальника НИИ-4. Она меня полностью удовлетворяет. – Ваня вошел в клинч. Он это умеет делать. Он крепкий, небольшого роста, зажимается, чтобы держать удары, прижмет подбородок к груди и сокращает дистанцию. Ох, опасное это занятие… Сталин понял настроение Ивана Филимоновича и перешел к рассмотрению случая потери управления над спутником.

Пришлось мне отвечать:

– Причина? К сожалению, точно установить ее мы сможем через шесть-восемь суток. Скорее всего, объект получил дополнительное ускорение и начал вращаться вокруг центра масс параллельно или перпендикулярно направлению полета. Антенна телеметрии не направлена на Землю, поэтому сигналы широковещательные от него проходят, а данные на Землю он передать или принять не может. Запаса электроэнергии у него на 14 суток. Если гироскопы работают, то за счет прецессии рано или поздно процесс вращения будет остановлен. По нашим расчетам на это требуется от шести до восьми суток, так как физических гироскопов на машине нет. Все гироскопы там оптоволоконные. Тем не менее они, через систему ориентации и стабилизации, через некоторое время приведут спутник к покою.

– Откуда спутник получил это ускорение?

– Вероятно, не штатно сработал двигатель коррекции или прорвались газы. Это закрутило объект, а контримпульс по какой-то причине подан не был. Отказ системы коррекции и ориентации, товарищ Сталин. Подчеркиваю, что это все предположения. Что произошло на самом деле – сказать трудно. Снять спутник с орбиты и посмотреть мы не можем. И вообще, товарищ Сталин, этот запуск планировался для отработки вывода спутников на околоземную орбиту с помощью данной дешевой и легкой ракеты. Он – простейший, его задача – выйти на орбиту и подать сигнал оттуда. Эта задача выполнена. Ракеты типа РТ не предназначены для освоения околоземного пространства. Их назначение – разнести в дым мощной боеголовкой объект на территории противника. Три ступени, которые обеспечивают поражение, сработали. А запуск четвертой привел к сбою системы. Может быть, это сбой программы. Не знаю!

– Ну, за незнание мы не наказываем, товарищ Никифоров. Спасибо за объяснение, и примите мои поздравления по поводу запуска первого искусственного спутника Земли. Причем в тот срок, как обещали. Что вы скажете о назначении товарища Сакриера?

– Он свой выбор сделал. Думаю, что там ему самое место.

– Что с позиционной системой? Насколько эта авария отложит ее создание?

– «С-1» никак не привязан к «Молнии». Вес – 800, это вес самой легкой из двухфазных боеголовок. Серия «Молния» строится на 39-м заводе, ее вес в два и две десятых раза больше. Запустить их с помощью РТ-4 невозможно. Для их вывода мы в Перми, на заводе Кирова, готовим новые двигатели для РТ. Две новых ступени, время работы которых составляет не 45 и 40 секунд, как у запущенной ракеты, а 90 и 80 секунд соответственно. Используется новое топливо, бесхлорное, на основе гидрида алюминия и динитрамида аммония. Диаметр корпуса у нее тоже больше, и равен диаметру шахт на лодках 629-го проекта.

– Для них же ракеты изготавливаются в Бийске?

– Да, но морские первые ступени короче на два метра по длине, и вся ракета короче на три метра. Впервые на них используем четыре основных сопла при работе от одной камеры сгорания. Для «Молний» ракета будет иметь четыре ступени. Корпуса двигателей изготовлены новым способом из нового материала СВМ методом намотки. Что позволило разместить значительно большее количество топлива в ракете, за счет снижения толщины стального бака. После заливки топлива в очень тонкостенный бак из нержавеющей стали его обматывают нитью из арамида СВМ, с добавлением нового двухосновного клея «эпокси», немцы сделали. И все это сооружение термостабилизируется в течение месяца. Нить на разрыв имеет прочность выше, чем сталь, причем значительно выше. Теперь бак можно использовать сварной, а не цельнотянутый, что значительно дешевле. «Арсенал» уже изготавливал и прожигал такие двигатели длиной 4, 6, 7, 8 и 9 метров.

– Зачем так много? – недовольно спросил Сталин.

– Подбираем количество ступеней для морской ракеты. Чем длиннее двигатель, тем хуже его разгонные характеристики, так как растет объем камеры. Трехступенчатые ракеты летят дальше и быстрее двух- и одноступенчатых.

– Теперь понятно. А если делать ракету с большим количеством ступеней? В чем сложность?

– Цена и увеличение веса пустой конструкции. Оптимальное количество ступеней вычислено и равно трем. Испытания РТ-4 показали, что на начальном участке полета особое значение имеют аэродинамические формы корпуса. Мною предложены изменения в конструкцию, позволяющие повысить эффективность использования первой ступени: полностью отказаться от использования аэрорулей, только отклоняемые сопла, плюс применить телескопический носовой обтекатель с кавитатором, выдвигаемый после набора скорости в 0,8 М, и сбрасываемый после набора высоты сто километров. Кроме того, нужно изменить конструкцию узлов соединения ступеней с решетчатой на сплошную. Потери на сопротивление воздуха слишком велики. Ракета должна быть гладкой. Поэтому принято решение увеличить диаметр третьей ступени до диаметра 1,8 метра, что уже заложено в РТ-3. Принципиально ракета готова к испытаниям, идет охлаждение всех двигателей, ожидаем готовности спутников «Молния-3». Там, за счет увеличения диаметра, удалось увеличить запас топлива для двигателей коррекции орбиты. Этим мы увеличим срок службы их на орбите.

– Вот теперь понятно, товарищ Никифоров. Есть мнение освободить вас от должности начальника НИИ ВВС, с тем, чтобы вы вплотную занялись руководством космической программой и скоординировали усилия всех КБ, занятых в этой тематике. Так как создается впечатление, что все происходит вразнобой, со значительной тратой государственных средств, и вы физически не успеваете отследить все направления работы.

– И я даже знаю, кто это вам предложил: Андрей Николаевич. Так?

– У вас хорошие информаторы… – недовольно пробурчал Сталин, пытаясь что-то отметить в блокноте.

– Меня никто не информировал, кроме собственной головы. Просто три недели назад он неожиданно «похвалил» меня и «защитил» от ваших «нападок». Решил прикарманить себе Мясищева, Лозино-Лозинского и Антонова, вместе с их коллективами. Не выйдет! НИИ ВВС перемоторил Ту-85, установив двигатели Лозино-Лозинского ЛЛ-2, изменил переднюю кромку крыла, по расчетам Мясищева, и установил новую систему механизации. Можем показать вам немедленно. Машина имеет высотность 18 000 метров и скорость 742 км/час на этой высоте. Изменена конструкция центроплана на высокоплан и машина получила длинный бомболюк, вместо двух у Туполева. Может нести две ракеты П-1 или одну ракету ХП-10 конструкции Березняка. У вероятного противника нет средств, позволяющих помешать такому носителю. Дальность, несмотря на больший удельный расход, возросла до 13 000 километров. Бюро Мясищева подготовило к сборке бомбардировщик М-4, полностью реактивный ракетоносец, с новой системой дозаправки в воздухе «Конус». Именно для него Лозино-Лозинский изготовил двухконтурный двухвальный ТВРД ЛЛ-3ф, с тягой в 9 и 10 тонн. Девять тонн для танкера, а десять для бомбардировщика. Туполев его еще не видел, поэтому думает, что двигатель турбовинтовой, а он – турбовентиляторный. Для Туполева двигатель готовит Добрынин, а винто-редукторную часть для него, дифференциальную, мы отработали на ЛЛ-2. Который готовили не для туполевской машины, а для Антонова. Он готовится строить транспортную машину, грузоподъемностью 60 тонн, до 80. Так что НИИ я не отдам, а когда решу уйти на пенсию, дочкой заниматься да крыжовник разводить, то все это достанется Глебу Евгеньевичу, и никому другому.

В общем, порадовал вождя, но нас трое было в кабинете, и он держался, чтобы не сорваться в крик. Глаза сощурились, и было видно, что все сказанное ему круто против шерсти.

– До каких пор будет продолжаться замалчивание вами важнейших направлений развития нашей авиации? Из каких средств финансируются эти разработки?

– Все легально, просто формулировки я подбираю такие, чтобы никто догадаться не мог, на что они направлены. В плане ведь не существовало создание термоядерного оружия. А оно у нас есть. Профинансировано это было по статье: установка для изучения имплозивного испарения материалов. Так?

– Так, – подтвердил Сталин.

– То же самое и в этих направлениях: для названия ищу тему, которая не указывает на то, что будет произведено в итоге. Чтобы не облегчать противнику, да и конкурентам, задачи. Все разработки спланированы и сделаны легально. Вы же знаете, что мзды я не беру, мне за державу обидно. Просто я не люблю сам дергать людей, которые и без моих понуканий пашут, как черти, и чтобы другие их не дергали по мелочам. Благодаря этому имеем минимальный процент брака и аварий. А за спутник – не волнуйтесь. Главное – мы его вывели на ту орбиту, которая нам нужна. Остальное – вторично.

Обычного пожелания «работайте» при расставании не последовало. Плохой знак! Он понял, что вокруг меня сплотились люди, благодаря которым мы вырвались вперед по многим параметрам. Быть первопроходцами всегда тяжело. И я тоже иду вперед методом проб и ошибок, так как раньше этим не занимался. Наиболее удачно именно в области авиации, там работы идут просто безошибочно. В остальных местах брак в пределах нормы или существенно ниже, чем у остальных. А перехватить управление у меня пытаются постоянно. Вот, выдвигали меня вместо Комарова, так моя кандидатура не прошла: во-первых, не член и не член-корр, во-вторых, нет печатных работ, в-третьих, отсутствуют кандидатская и докторская диссертации в библиотеке. В общем, самозванец и лжеученый. Наша маленькая компашка физ-мат-направления долго ржала, но должность председателя досталась Мстиславу Келдышу. Я выборы с треском проиграл: девять голосов – «за», остальные – «против». Указы и назначения Сакриера тоже задерживаются. Через десять дней, после Дня Конституции, в Чкаловск приехал «сам». Без предварительного звонка, внезапно.

– Давайте пройдем по ангарам и заглянем во все КБ, товарищ Никифоров. Посмотрим, что еще вы от меня утаили.

Самый большой самолет ХВ-19 стоит с переделанными основными тележками шасси.

– Летает?

– Летает, в основном между Чкаловском и Казанью. И возит ракеты из Ленинграда во Владивосток. В хвостовой части у него теперь аппарель. Испытывался и может работать танкером по двум схемам, и конус, и из крыла в крыло. Хорошая экспериментальная машина.

Дальше в ангарах стояли прототипы, которым еще рановато приниматься на вооружение: двухкилевые сверхзвуковые истребители-перехватчики, прототипы МиГ-29, Су-27, Су-32 и МиГ-31.

– Красивые машины! А почему не в серии?

– Документация для планеров готова, двигатели есть, но нет оружия, ЭВМ, большей части авионики. Работаем.

– Что такое авионика?

– Оборудование кабины и приборы. И противников у них еще нет. А избиение младенцев не входит в круг моих интересов.

В третьем ангаре на тележках лежали крылатые ракеты – восемнадцать модификаций.

– Которая будет иметь дальность пять тысяч?

– Вот эта. Ждем нормальную позиционную систему. Один раз пускали, но результата не имеем. Мы ее не нашли. По телеметрии 5400 километров она пролетела, но потеряна.

– Дальше не пойдем, достаточно, Святослав Сергеевич. Задел – огромный, хоть действительно на пенсию отправляй. Вы когда последний раз были в отпуске?

– В 2013-м, в Сухуме.

– Вот что, берите жену, дочку и летите в Ниццу. Решено оставить вам институт, после отпуска возглавите Совет Министров СССР. Вашим заместителем в НИИ ВВС назначается товарищ Лозино-Лозинский.

До него дошло, что мы впереди планеты всей по всем параметрам, и никто нас уже не догонит. Стать премьер-министром я отказался. Стал его замом. Опыт нужно набирать постепенно.

Ретроград-3

С отпуском первый отдел расстарался не на шутку. Во-первых, поселили не где-нибудь, а на Сен-Жан-Кап-Ферра, на вилле Ллойда. Правда, не на самой вилле «Фиорентина», там шел ремонт после того, как немецкие солдаты превратили ее в казарму, а в небольшом домике возле корта. Места там вполне хватало, даже с излишком. Парк, правда, зарос за годы войны, садовники слегка привели его в порядок. Но погода баловала, несмотря на то что на улице декабрь. Температура воды – около 18–20 градусов. Наличие машины позволяло свободно передвигаться по всему побережью и даже съездить в Альпы, покататься в Валберге. Не обошлось без прогулок по Promenade des Anglais, в Ницце. Сейчас она выглядит несколько лучше. В то время каменистый пляж заканчивался двухполосным шоссе с четырехметровым бульваром, а знаменитой пешеходной дорожки вдоль моря еще не было. Берег был не укреплен. Многие жители Ниццы выходили на пляж со своими стульчиками и что-то рассматривали в морской дали, но только в теплую и безветренную погоду.

Некогда, сразу после Крымской войны, сюда в Ниццу прибыла вдовствующая императрица Александра Федоровна со своим внуком великим князем Николаем Александровичем, так и не состоявшимся Николаем II. Она купила у Французской Республики деревушку Вильфранш-Сюр-Мер, расположенную у подножия Римского холма, с удобнейшей бухтой. Правда, с обеих сторон вход в бухту перекрывали четыре стационарных береговых батареи, как на Римском холме, так и на полуострове Ле Семафор. После того как она поселилась здесь, Ницца обрела популярность среди европейских монархов. За ними потянулись Ротшильды и Ллойды. Ну а сейчас и мы, со своими чадами, здесь же здоровье поправляем. Но второй ее неразумный внук взял и подарил эту землю Русской православной церкви, которая после войны, Первой мировой, разделилась на две части и пустила эти земли с молотка, некисло погрев себе лапчонки.

Рейд Вильфранша был военно-морской базой русского флота до революции. Поэтому наш отдых здесь был «немножко» увязан с тем обстоятельством, что я вел переговоры с местными властями о возобновлении договора об аренде бухты и прилегающих окрестностей под это дело. Тем более что сама территория Ниццы входила в Советскую зону оккупации, а портовые сооружения и бункербаза были построены Россией и носили название Кронштадт-II. Требовалось решить вопрос с батареями, которые уже начали перевооружать, этим занимались немцы, по их планам здесь должны были стоять 305-мм орудия, подобные их батареям на острове Гернси. Вообще-то, пушки были Обуховского завода, разработанные в Англии на фирме «Виккерс» для вооружения русских линкоров. Четыре таких орудия немцам достались как трофеи в Бергене, остальные они хотели приобрести у Финляндии, которые правительство Клемансо подарило в 1940 году двенадцать орудий бывшего русского линкора «Александр III», четыре из которых до финнов не дошли. Одноорудийные башни и новые снаряды для них разработала фирма «Крупп».

Этот линкор, точнее, его команда, не выполнил приказов командующего рабоче-крестьянским флотом и даже самого председателя Совета Народных Комиссаров. Несмотря на получение двух приказов о затоплении корабля, входившего тогда в состав Черноморского флота, команда, состоявшая в основном из выходцев с юга России, где влияние анархистов и различных националистов было большим, приняла решение следовать в Севастополь из Новороссийска и сдаться немцам. Да вот незадача, у немцев началась революция, и они срочно эвакуировались. Но в Севастополе высадились англичане и французы. С английской командой линкор ушел в Турцию, в Мраморное море, затем вернулся поддержать Врангеля, но оказался небоеспособен из-за отсутствия рядового состава и оказался в Бизерте. Официально был передан СССР еще в 1924 году, но французы отказывались разрешать ему переход на Родину без признания «царских долгов» за строительство КВЖД, большая часть которой проходила не по территории СССР, а по территории Китая, и доходов с нее СССР не получал, хотя формально она числилась за ним. Следует учитывать и то обстоятельство, что в мире на тот момент существовал избыток крупных кораблей, и продать их было невозможно. Поэтому, не сумев добиться от СССР возвращения займа, французы пустили все корабли Бизертской эскадры СССР на слом. Был разоружен и «Александр III». Во время советско-финской войны качающиеся части орудий линкора были подарены Финляндии. Но дошло до адресата только восемь орудий из двенадцати. Эти восемь стволов только что переданы финнами законным владельцам. По поводу остальных, в данный момент находящихся в составе батареи «Нина» на острове Гернси, принадлежащем Франции, идут словесные баталии с правительством Тореза. Скорее всего, они так и останутся в руках французов. Здесь же в Ницце будут установлены три трехорудийные башни с двух линкоров: «Александра III» и с его «систершип» «Екатерины Великой», поднятые из-под воды в Новороссийске ЭПРОНом. Саму «Катю» поднять тогда не сумели, в отличие от «Марии». Не везло «девицам» на Черном море, обе утопились.

Что касается моего грядущего назначения на вторую должность в государстве (или первую? смотря с какого конца смотреть…), то ни я, ни Иосиф Виссарионович еще ничего конкретно не решили. Пленума ЦК не было, я своего согласия еще не давал. Отдыхаю пока. Посоветоваться особо не с кем. Катя у меня замечательная женщина, отличная мать, но она слишком многого не знает. Да и не должна знать. Я прекрасно понимаю, почему именно меня выдвигают на этот пост: все дело в той информации, которую я имею. К тому же удачно проведенные две войны неплохо пополнили бюджет Союза. Ведь нам в ходе подготовки к войне не пришлось полностью менять парк вооружения в авиации, танковых войсках и на флоте. Обошлись минимальной модернизацией «старых» самолетов, выпущенных в середине тридцатых и серийно выпускавшихся до конца 1940 года. Фактически только сейчас, после войны, мы приступили к полной модернизации своей армии и флота, имея запас прочности и времени. Планово, не торопясь, осваиваем новую технику, одновременно сокращая количественный состав войск.

Тут хуже другое! Я ведь хорошо помню этих «любителей хамона», их слишком много и война их не выявила. Тот же Власов совсем недавно отправлен на пенсию, причем бил себя кулаками в грудь и говорил, что здоровье позволяет ему служить и служить. Пришлось Бурденко уговорить его заняться собственным здоровьем и лечением близорукости. Ему ж не скажешь о том, что мы знаем, что он представляет собой на самом деле. И таких людей довольно много. Сталин, кстати, весьма плотно занялся КП(б)У и их связями с ОУН. Идет серьезная чистка украинских партийных рядов. Поднимается вопрос и о возвращении правобережной и приморской части Украины в состав РСФСР, именно промышленно развитых областей. Но до съезда партии полностью решить эти вопросы не удастся. А там будет бой, причем очень серьезный. Сталин готовит изменения к программе коммунистической партии. Пока ни с кем этим не делился, но постоянно в прессе об этом упоминается, что мы вступили в новый этап строительства социализма в СССР. Так что подготовка идет. Должность, на которую меня «сватают», сейчас занимает сам Сталин. До этого одиннадцать лет правительство возглавлял Молотов. С момента создания ГКО, а это случилось практически сразу же после моего появления здесь, эту должность «ликвидировали», так как председатель ГКО одновременно являлся председателем Совета Народных Комиссаров СССР. Кстати, они пока называются по-старому. Указа еще не было, но мою будущую должность поименовали как председатель Совета Министров. То есть это изменение тоже готовится. Так что Сталин надеется, что мне удастся также легко найти выход из создавшегося положения: с одной стороны, форсировать изменения в экономике и не допустить разбазаривания накопленных резервов, а заодно попытаться устранить угрозу как слева, так и справа. Ситуация здорово напоминала историю, рассказанную во многих русских сказках про камень-указатель. Куда ни ткнись – везде сплошные шишки. Чем ближе подходил срок окончания отпуска, тем чаще я становился задумчивым и стремился к одиночеству, бродя по местному парку из вечнозеленых пиний, ливанских и турецких кедров, посаженных здесь кем-то и превращенных в отличную рощу.

Три недели закончились, М-2 сделал круг над полуостровом и пошел на посадку со снижением. Мы забросили свои вещи в машину и через полчаса были в небольшом здании местного аэропорта. Улыбчивая француженка приняла дипломатические паспорта:

– Merci beaucoup. Profitez de votre vol[6].

Дурацкий вопрос командира экипажа:

– Как отдохнули, Святослав Сергеевич?

– Отдыхать – не работать, нормально! Спасибо. Полетели.

– Ждем Леонтьева, его просили забрать диппочту. Сейчас будет.

Во второй салон село еще два человека из курьерского отдела, и самолет начал раскручивать двигатели.

Еще в воздухе стало известно, что по прилету требуется доложить Сталину о результатах переговоров. Сижу, составляю отчет, теперь, вместо конструирования самолетов, я просто обречен создавать такие записки. А оно мне надо? Меня вполне устраивала та должность, которую я занимал, она давала мне возможность заниматься любимым делом и не требовала от меня постоянных отчетов о том, что сделано, а что собираюсь сделать. «Вождь» назвал это анархизмом и чуть было не разжаловал меня неизвестно до какого уровня. В принципе, мавр сделал свое дело, мавр может уйти. Но списывать меня совсем со счетов для него невыгодно, хотя я и плохо представляю себя на «его» месте. Везде и всюду, где бы я ни начинал что-либо делать в этом мире, я начинал с того, что собирал «команду», причем ставка делалась на профессионалов. Сомнительные фигуры я просто убирал с «доски». В результате, естественно, накопил солидное количество людей, которые, вежливо говоря, меня недолюбливали. Кого-то я «зажимал», кого-то «не понимал», а с кем-то и разговаривать не собирался. Но я сам от этих людей не зависел. И они от меня тоже. Их как бы и не существовало. На должности, которую предлагают, таких людей не будет. Что меня и отпугивает от нее.

Наконец, полет окончен, нас довезли до дома, и я с удовольствием сел в свой ЗиС. Даже соскучился по его салону и звуку его двигателя. Тронулись в Москву, я за рулем.

Приемная Сталина, зеленый абажур на столике у Поскребышева. В этой комнате нет окон, и он всегда горит. Александр Николаевич улыбается, говорит, что завидует моему загару. Снял трубку, доложил о моем приходе и показал рукой на дверь, одновременно сделав пометку о времени напротив моей фамилии. Все, как обычно, кроме возвращения из отпуска.

А вот дальнейший разговор был не самым простым и не самым приятным. Выслушав доклад о проведенных переговорах с французами и местным СВА, по которому у «самого» вопросов не возникло, меня начали «вводить в курс дела». По замыслу Сталина в течение весны 1944 года, к концу марта, будет подготовлен и проведен XIX съезд партии, на котором он подаст в отставку с поста председателя Совета Народных Комиссаров СССР. Главной причиной для этого он назвал окончание войны и отсутствие надобности в Государственном Комитете Обороны. Страна должна перейти к мирному этапу построения социализма.

– В настоящее время созданы все предпосылки к тому, чтобы объявить народу, что введенные перед войной ужесточения по трудовому законодательству, карточки на важнейшие продовольственные и промышленные товары, повышение цен на них канули в Лету. Мы – страна-победитель, и победитель – это весь советский народ. Восстановление разрушенного войной хозяйства закончено, и страна возвращается к мирному труду на благо этого народа. Проведенная в кратчайшие сроки индустриализация социалистического хозяйства показала всему миру, чего может добиться освобожденный рабочий класс.

В общем, меня сделали первым слушателем его речи на будущем съезде. А я-то здесь при чем? Я – не член партии, и пока не рвусь занимать место в президиуме съезда. Но как его остановить, я не знал. Может обидеться. Я приподнял вверх указательный палец и некоторое время держал его в таком положении. Сталин остановился, недовольно посмотрел на меня и сказал:

– Слушаю.

– У меня вопрос: кто просчитал обратный эффект от реэвакуации заводов и фабрик? Что произойдет при остановке заводов-спутников? Я двумя руками за отмену карточек и наполнение заработной платы конкретной стоимостью, но против значительных ослаблений в трудовом законодательстве. Это должно произойти не ранее нескольких лет. Срок в полтора-два года, которые проработали спутники, совершенно недостаточен для создания запаса рабочих рук на заводах-спутниках. Реэвакуации должны подлежать заводы, которые мы создали в «переполненных» городах, типа Молотова и Куйбышева. В остальных местах было бы проще объявить о том, что реэвакуация начнется тогда и только тогда, когда вы на местах подготовите себе квалифицированную замену. И еще один нюанс: он касается людей, связанных в непроизводственной сфере: работников торговли, культуры, образования и тому подобное. Они не должны быть в первых рядах реэвакуации. Иначе возникнет коллапс городов-спутников.

– Вопрос вы поднимаете верный и планом на четвертую пятилетку он предусмотрен.

– Извините, товарищ Сталин, но я этого не услышал в тех словах, которые прозвучали. Именно поэтому и возник этот вопрос.

Сталин сделал пометку у себя в блокноте.

– То есть вы, товарищ Никифоров, не считаете это невозможным.

– Нет, не считаю, но требуется предельная четкость и ясность в формулировках. Иначе люди будут считать себя обманутыми. И, мне кажется, что увязывать объявление со съездом тоже не стоит. Гораздо важнее показать, что социалистическое государство заботится о собственном народе, а если на съезде это прозвучит так, как вы сказали, а на деле это будет происходить совершенно не так, то виноватым окажется правительство. Это, кстати, еще одна причина, почему я до сих пор не дал вам ответа на предложение стать премьер-министром или его председателем. Реформы не закончены. Они только разворачиваются, и менять руководство в это время на фигуру, не имеющую такого веса и опыта, как вы, мне кажется преждевременным. Собственно, меня вполне устраивает то положение, которое я сейчас занимаю.

– Вообще-то, вы разворачиваете разговор совершенно в другое русло. Что требуется: вы возьмете на себя экономический блок проблем, включая оборонный, и развяжете мне руки, дадите заниматься партийными делами.

– Я не против, но партия – это небольшая прослойка общества, что-то около четырех миллионов человек. А нас около двухсот миллионов только на «старой» территории. Это – два процента населения страны. А кто будет заниматься остальными? «Любови Орловы» и «Утесовы»? «Тюх-тюх-тюх-тюх! Разгорелся наш утюх!» Они спят и видят себя в роли «звезд», причем «голливудских», с кучей миллионов, обслугой и «вечным праздником души». «Джаз родился в Одессе!» Кто этим будет заниматься? Теневым бизнесом? Воспитанием молодежи? Я ведь их хорошо помню, с их концертами на стадионах, минуя «Союзконцерт». Как меня с самого раннего детства вытаскивали на сцену местного театра и просили рассказать стишок или сыграть Фамусова в шесть лет. «Мы приобщаем ребенка к культуре!» Потом появятся темные личности, торгующие «шмотками» из-под полы. «Гляди, „фирма“, вот „лейбл“, настоящий!» Все это будет! А потом возникнет слово «совок». Мы, дескать, «крутые, и в фирме», а твой папа – инженер, и ты – «совок».

– Так и говорили?

– Да, именно так. Заплата рядового инженера была 120 новых рублей, а «фарцовщик» в день «делал» четвертной, полтинник или сотню. Приятель у меня работал всего два-четыре дня в году, тюльпаны выращивал к 8 марта, и букеты составлял на 1 сентября. На год безбедной жизни хватало. Весь этот год он делал вид, что работает в научно-исследовательском институте.

– Ну, это больше экономическая проблема, чем проблема воспитания.

– Они плотно взаимосвязаны, товарищ Сталин.

– Что вы хотите?

– В первую очередь, чтобы главой Правительства оставались вы, хотя бы на ближайшие несколько лет, пока идет формирование взаимоотношений с нашими европейскими соседями и продолжается перевооружение нашей армии. Мы распространили свое влияние на все страны Европы, за исключением Швеции, Швейцарии, Испании и Португалии. В этой части Европы проживает порядка 250–280 миллионов человек. Три большие страны: Франция, Германия и Италия, затем Польша, остальные поменьше, но тоже густонаселенные. Наши взаимоотношения будут сложными. Даже очень сложными. Отдельно стоит Великобритания, где наше влияние пока минимально. А США, как только выкрутятся из кризиса, начнут вновь вмешиваться в европейские дела. А я за это время хотя бы к людям присмотрюсь и подберу тех, ко будет реально тянуть определенные блоки проблем. Я мало кого знаю вне Академии наук, НКАП, армии и флота. Честно говорю, что не приглядывался и не планировал такого изменения положения. Такой задачи не стояло. Считал, что нахожусь на «своем» месте и оказываю достаточную поддержку вам, как руководителю государства.

Препирались мы достаточно долго, но вроде как утрясли имевшиеся у меня вопросы и разъехались ненадолго. Увы! Старый домик командующего ВВС придется оставить, впрочем, ценных указаний по этому поводу не было, поэтому есть шанс, что он останется за нами, но уже в качестве загородной «госдачи». Мне он нравился, да и Катерине на работу ходить удобнее. Но посмотрим. У «кремлевских жен» не принято работать. Только если в Кремле. Честно говоря, новое назначение мне совсем не нравится, впрочем, и Сталин это отметил. Он понимает, что я сажусь совсем не в свою лодку.

К 12.30 я вернулся в Кремль, теперь у меня кабинет на том же этаже, что и у Сталина. Насколько я помню, этот кабинет когда-то занимал Берия, в 1950–1953 годах РеИ. И чем он кончил – я отчетливо помню. А ведь тоже зря штаны не просиживал, ковал ракетно-ядерный щит Родины. Но расстреляли. Теперь и мне выписали тот самый ордер, что и ему. Я ведь тоже приложил руку к этому щиту. Трое секретарей, которые обеспечат круглосуточное дежурство на телефонах. Из окна видна Константино-Еленинская башня, это следующая за Спасской к Москва-реке. Кабинет выходит окнами на Грановитую палату и Соборную площадь Кремля, не на Москву-реку, как у Сталина. Другое крыло Большого дворца. На табличке двери надпись, что здесь сидит первый заместитель председателя Совмина. Остальные должности не упоминались, хотя их много осталось, я их не сдавал. Пока что занимаюсь теми же делами, что и до отпуска, только на новом месте. Довольно много посетителей, ибо жизнь на месте не стоит, всегда что-то успевает произойти, пока начальство отдыхает. Смена кабинета не слишком повлияла на процессы, заложенные еще в старом «домике командующего ВВС СССР». Те же люди, те же доклады о произошедшем за эти три недели. В общем и целом практически ничего не изменилось, только устал принимать поздравления. С чем? Это не моя прихоть, и не моя задумка! «Вождь» или «товарищ Сталин» так решил, а я выполнил его указание. Все шло нормально до того, пока голос секретаря по телефону не доложил о незапланированном посетителе:

– Товарищ Никифоров, к вам зампред КПК товарищ Землячка, зампред Совнаркома.

– По какому вопросу?

Судя по всему, секретарь закрыл рукой микрофон и пытался выяснить у посетительницы цель ее визита. Дверь в кабинет распахнулась, и появилась разъяренная дама в пенсне. Серое платье, серые, из-за проседи, волосы, собранные в тугой узел на голове, серое пенсне с серой цепочкой вокруг шеи. Злющие-презлющие глаза этакой мегеры.

– По какому такому праву у зампреда Совнаркома спрашивают цель его визита? Совсем с головой не дружит новый первый заместитель? Обуржуазился? Решил в «начальника» поиграть? Я тебе быстро устрою «красивую жизнь»! Давно на КПК не был?

– Я вообще-то вас не приглашал, и цель вашего визита мне непонятна. Секретарь у вас спросил только это. Или что-нибудь еще?

– Кто ты такой, черт возьми? И что ты делаешь в этом кабинете?

– Сижу. Посадили и сижу. Принимаю посетителей.

– Тебя не утверждали на ЦК, и я буду против твоего назначения. Тебе не место в этом кабинете!

– Совершенно с вами согласен! Но у меня не было возможности отказаться от назначения.

– То есть? – заинтересованно спросила товарищ Землячка.

– Извините! Не знаю вашего имени-отчества.

Она чуть не поперхнулась! Её, личную связную товарища Ленина, не знали! А я, действительно, не знал! Вот как бы так!

– Розалия Самойловна Землячка. Очень странно, что вы меня не знаете! Чем вы занимались до и во время революции? За кого воевали в Гражданскую?

– Меня зовут Святослав Сергеевич Никифоров. Основная должность до сегодняшнего дня: начальник НИИ ВВС СССР. В Гражданской войне участия не принимал, беспартийный. По специальности – инженер-авиаконструктор.

– Что-то я не припомню такого конструктора, – она решительно сняла трубку внутреннего телефона и набрала прямой номер Сталина.

– Коба, Самойлова. Я тут знакомлюсь с одним персонажем… Да-да. Я не поняла: каким образом он тут оказался? Почему без решения ЦэКа? Что он тут делает?.. Хорошо. Сейчас зайдем. Учти, я буду против! – она повесила трубку и показала рукой на дверь. – Прошу! Сейчас разберемся: кто есть кто и кто может занимать эти кабинеты.

Крута бабка, как не сваренное яйцо! Я едва сдерживался, чтобы не рассмеяться, но удерживался от подобной реакции, потому что мы с ней примерно в одной должности, только она работает в Совнаркоме уже много лет, а я только появился. Она – член ЦК ВКП(б). Один из старейших членов партии, насколько я помню – депутат II съезда РСДРП, еще объединенной. Мне было гораздо интереснее то, как поведет себя Сталин. Я, в принципе, догадывался, что это назначение будет многим против шерсти, о чем и предупреждал во вчерашнем разговоре. Но он принял такое решение.

Пропустив даму вперед, я пошел следом за ней к кабинету Сталина, попросив присутствующих в приемной немного подождать.

– Вы зря надеетесь, что вам удастся сюда вернуться, – практически мгновенно отреагировала мегера.

Я миролюбиво промолчал. Во-первых, моя новая должность меня несколько самого не устраивала, во-вторых, чем быстрее будут расставлены все точки над «i», тем лучше. У меня, вообще-то, планов громадье, от которых меня просто оторвали. Бабулька оказалась с характером и очень жестко взялась за дело, обвинив Сталина в самоуправстве, отсутствии коллегиальности и, ни много ни мало, в вождизме и нарушении решений XVIII съезда партии. Говорила злыми отрывистыми фразами, аргументированно, видимо давно накопилось.

– У вас всё, товарищ Землячка? – тихо спросил ее Сталин, когда она остановилась. – Я рад, что вы наконец-то познакомились с моим первым заместителем. Он пришел сюда, в Кремль, не случайно, и до этого исполнял эти обязанности в роли моего первого заместителя в ГКО.

– Государственный Комитет Обороны – это одно, а Совнарком – это совершенно другое дело. Речь идет о принципах построения нашего государства.

Сталин открыл ящик стола, вытащил оттуда связку ключей, подошел к шкафу и открыл его. Дверь книжного шкафа была «подделкой», внутри стоял несгораемый шкаф, откуда Сталин вытащил папку, достал и разложил фотографии.

– Вы знаете, что это такое, товарищ Землячка?

– Камень какой-то.

– А вы, товарищ Никифоров?

– Это отенит. Хороший кристалл, музейный экземпляр.

– Что такое «отенит»? – переспросила Землячка.

– Фосфат двуокиси урана, – ответил я ей. – Это – уранит, из Шинколобве. А это – уранофан, из Германии, тоже ручной сборки. А это – тюямунит, из Киргизии.

– А что это, товарищ Землячка? – Сталин подал ей фотографию, на которой была наша стандартная авиабомба «С» 261-й серии.

– Насколько я понимаю, это бомба.

– Да-да, именно бомба, только начинка у нее сделана из тех самых «камней», как вы сказали. А вы 25 ноября слушали сообщение о том, что Советский Союз запустил в космос первый в мире искусственный спутник Земли?

– Слышала, конечно, а почему двадцать пятого, а не седьмого?

– И действительно! Чем можете объяснить, товарищ Никифоров?

– Так мы ее собрали двадцать первого, а погоды не было, вы же знаете, товарищ Сталин.

– Ну, я-то знаю, поэтому и не спрашиваю, а вот товарищ Землячка считает, что запуск надо было делать именно 7 ноября.

– Да, вообще-то, это выходной день и праздник, и за работу в праздники требуется платить как за сверхурочные.

– Слушайте, что вы мне голову морочите? Он-то к этому какое отношение имеет?

– Да самое прямое. Он в ГКО отвечал за подготовку к войне авиации. И с Германией, и с Японией.

– Даже так?

– Именно так. Так что кабинет он занял не случайно, а по заслугам. Он курировал Авиапром, Спецкомитет, комитеты два, три, четыре и пять. То, что об этом знало всего несколько человек, такова специфика ведения боевых действий в современной войне.

– Он мне так и не ответил: где был и чем занимался в Гражданскую.

– Не было его здесь, все ответы в его личном деле.

– Я его получить не смогла.

– Работал по линии ВЧК, поэтому еще долго его настоящую биографию мы знать не будем. Вернулся перед самой войной и сразу получил две Госпремии за создание самолетов И-16Н и НМ.

– Это же самолет Поликарпова!

– Да, он их не заново сделал, а модернизировал, что позволило массово их использовать в начале войны, без переучивания и с большим успехом. Это – деньги, Розочка, громадные деньги.

– Не называй меня так, Коба.

– Я это к тому, товарищ Землячка, что тебе поручается, чтобы назначение прошло на ЦэКа без сучка и задоринки. Хозяйственник он цепкий, рачительный. Государственные деньги считать умеет и попусту их тратить не собирается. Как и прежде, в первую очередь, будет курировать оборонный блок, хотя предложений по совершенствованию всего комплекса народного хозяйства у него достаточно много. Так что работать придется всем. Вместе и дружно, по-другому не получится. Ситуация в мире достаточно опасная, мы слишком быстро набрали силу, чем немало «озаботили» слишком многих. Нам этого никто прощать не собирается. Да и «головокружения от успехов» никто не отменял. Такой шлейф шапкозакидательства, что хоть всех святых выноси. А против нас – две крупнейших экономики мира. И пока они не будут разгромлены до основания, мы, коммунисты, останавливаться не имеем права.

– Он – не коммунист.

– Он – советский, а членство в партии – это не «бесплатный билет в красивую жизнь». Всё! Других дел полно, а не разбирать склоку между заместителями. Работайте!

Так вот нас и познакомили. Она, конечно, даже тон не сменила. Не попрощалась, а «отчалила» на второй этаж, гордо подняв некогда очень красивую голову. Не знаю почему, но ее и Надежду Крупскую постоянно во всех книгах демонстрируют старушками в убогих платьишках, подслеповатых и совершенно некрасивых. В молодости они были очень даже «ничего», заглядеться можно было. Дочь богатого купца из Киева, с 17 лет начала свою революционную деятельность. С 1903-го – член ЦК РСДРП. Ее, правда, несколько раз исключали из него, в основном тогда, когда позиции Ленина в нем ослаблялись. Но вновь и вновь она возвращалась на «свое место» в этой группе людей. С 1918 года находилась на политической работе в РККА. В 1921-м стала первой женщиной, награжденной орденом Боевого Красного Знамени, высшей на тот момент военной наградой РСФСР. В 1931-м получила орден Ленина за работу в НКПС. Кто не помнит, в эти годы шло активное восстановление железных дорог России. Руководили которым самые выдающиеся люди: наркомами НКПС были Феликс Дзержинский и Ян Рудзутак. Роль железных дорог и железнодорожников в Великой Отечественной войне переоценить невозможно.

Хорошо, что Землячка – прямая, как столб или стрела, гораздо хуже те, кто замаскируется под «своего» и начнет строчить доносы. Моего непосредственного куратора, генерал-майора ГБ Копытцева, оставили на НИИ ВВС. Здесь в Кремле всем заведует генерал-лейтенант ГБ Власик, с которым у меня вроде и неплохие отношения, но не настолько близкие, как с Алексеем. Впрочем, уже ничего не изменить. Как есть – так есть. Моду и музыку здесь заказывают совсем другие люди. Не я.

Кстати, кто уж действительно воспрянул и откровенно радовался этим переменам, были те люди, с которыми мы работали всё это время. Попасть в кабинет в другом крыле было и сложнее, и занимало больше времени. Требовалось много времени тратить на подготовку всякого рода бумажек. Я, как ныне действующий бюрократ, все бумаги отменить не мог, и тоже их требовал, но объем все-таки значительно сократился, ибо мне не требовались объяснения, для чего это делается и что в конечном итоге принесет, поэтому дела в «оборонке» пошли значительно веселее. Во всяком случае, до съезда.

С которым творилось черт знает что! Я же никогда не принимал участия в их подготовке. Основные приготовления вел не я, но и на меня тоже повесили выступление на нем, причем я должен был заранее согласовать цифры с Госпланом СССР. Его возглавлял тоже первый заместитель председателя Совета Народных Комиссаров СССР Николай Иванович Вознесенский. Он на десять-двенадцать лет меня младше, и совершенно спокойно отнесся к тому, что в Совете Министров СССР двух «первых» не будет. Так как мы довольно часто контактировали в ходе работы по различным проектам, то лично его эта смена позиций нисколько не удивила. Экономист он был сильный, имел не менее сильного заместителя: Максима Сабурова. Их я наметил в «свою» команду. Но до этого еще «как до Луны». Основная проблема была в том, что свое место под солнцем никто из «авторитетных администраторов» оставлять не желал. А руководил этим вопросом ЦК партии.

Визит Землячки – это были только цветочки, уже через неделю стало ясно, что готовится мощная атака на меня, а заодно на Сталина. Причем с нескольких сторон. Сигналы посыпались с разных мест, трясли людей, с которыми я работал до этого. Требовался компромат, грязное белье. А его, как назло, не было. Анкету в сороковом потребовал доработать комиссар Федотов. Её подчистили основательно. Даже новый диплом выдали, подобрав реального однофамильца. Так что я был чист, как стеклышко, так как ничем, кроме работы на оборонку, не занимался. Дело серьезно осложнялось тем обстоятельством, что бучу подняло ЦК и ГПУ. Так как у меня «сохранилось» звание генерал-полковника авиации, то формально я находился на службе в Советской Армии, но переаттестацию не проходил. Звание я получил осенью сорок первого, а возню с переаттестациями и погонами начали только в этом году, а мне было совершенно не до этого. Несмотря на то обстоятельство, что я по должности несколько выше, чем начальник Главного Политического Управления, маршал Советского Союза Мехлис сделал попытку вызвать меня к себе. Я, естественно, это просто проигнорировал, тем более что вызывал он меня через своего секретаря. Последовал звонок, довольно вежливый, но требовательный: прибыть для переаттестации. Пришлось снять трубку телефона и звонить «самому», с просьбой принять по личному вопросу. Дело было еще и в том, что в «ближний круг» я не входил. Один раз был на дне рождения у Сталина на ближней даче, несколько раз с докладами по делам во внеурочное время. Так что никто не мог сказать, что я «любимчик» или «ближайший». Один из многих, кто имел доступ. Так как делами я занимался весьма серьезными, то наши контакты были вполне естественны. А о том, что между нами есть еще кое-какие договоренности, практически никто не знал.

Сталин меня принял, и вопрос был снят, он подписал мою «аттестацию», хотел и звание повысить, но я сказал, что не стоит дразнить гусей. Дело было в том, что резко активизировались «троцкисты», ведь разгром Германии четко прошел по «их» схеме, которую они трактовали, как «рабочий класс Германии, проявив классовую солидарность, поднялся на борьбу и снес клику Гитлера». Хотя генералы люфтваффе просто прикрывали собственную задницу: они проморгали налет на Берлин и их ждал трибунал по этому поводу. Но подвести идейную базу гораздо проще, чем победить Германию. Тут еще один момент выкристаллизовался: сам Сталин, получив информацию о том, что с ним произошло, использовал меня как живца, чтобы определить круг людей, с которыми придется сразиться в ближайшее время. Я не исключал возможности прослушки со стороны структур Власика. Сталин пока никого из ближнего круга не тронул. Тот же Берия и Хрущев сейчас на Украине порядок наводят, и я не исключаю того, что это они сами себе заготавливают гвоздики для последнего дома. Рвения у них хватает, а хватит ли мозгов понять, что это – ловушка, не знаю. Сомневаюсь, во всяком случае.

Мехлис приехал сам, через два дня, имеет практически те же вопросы, что и Землячка: кто я такой, что занял это место?

– Ну, мы с вами встречались один раз в Ставке, когда решался вопрос поддержать или нет Удета. 25 июня, когда сюда мои летчики привезли доктора Зюдова.

– Странно, я этого не помню.

– Я вместе с Филиным сидел и возражал против перевода в Белоруссию Особой авиагруппы. Предложил вначале нанести удар по Варшавскому узлу, подготовленный мной до этого. Как и удар по Берлину.

– Что-то такое припоминаю. Были два летчика.

– Тогда вы должны быть в курсе того, что никакой пролетариат на борьбу с Гитлером не поднимался. Немцы слепо следовали за ним, особо не прислушиваясь к тому, о чем трубила наша армейская пропаганда. Они шли сюда за нашим черноземом и рабами. А в вашем вчерашнем выступлении по радио на совещании политработников армии вы приписываете эту победу верному учению Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина и пролетарской солидарности трудящихся. Вот я и думаю: вы – слепец или враг?

– Кто вы такой, чтобы задавать эти вопросы?

– По должности? Первый заместитель председателя Совнаркома, и есть у меня вот такая «звездочка». – Я открыл ящик стола, внутри которого лежал орден Победы за номером «один». – Еще один такой орден, за номером «два», имеет академик Русаков. Больше кавалеров этого ордена нет. И мне непонятно, почему начальник ГПУ Советской Армии переиначивает слова товарища Сталина, сказанные им на встрече в Кремле, посвященной победе во Второй мировой войне, о том, что «успешность наших действий в этой войне обеспечила наша наука, сумевшая внедрить новые революционные открытия в производство. Предоставившая нам оружие победы в кратчайшие исторические сроки. Это и дало возможность отразить нападение на нас, как со стороны Германии, так и со стороны американского империализма». Именно поэтому ордена Победы присвоены двум представителям советской науки. И никому из военных или политработников. Вы меня понимаете? Как первый заместитель товарища Сталина, вынужден объявить вам замечание, и впредь прошу придерживаться линии партии, а не пороть отсебятину про «пролетарскую солидарность». Не надо выдавать желаемое за действительное. Этим вы наносите громадный вред нашему обществу и переписываете историю этой войны. Тираж с вашим выступлением изъять, внести корректуру, на подпись мне или товарищу Сталину. Действуйте!

Давление нарастало по мере приближения съезда партии. К делу подключился и IV Интернационал, для него было очень важно свалить Сталина и меня, поэтому они дали отмашку на сближение позиций и показали «морковку» или конфетку нашим «ослам». Дескать, роль КПГ и их собственная в перевороте в Германии гораздо выше, чем ее пытаются показать Сталин и Никифоров, Удет – наш агент, которого мы внедрили в НСДАП, и это он дал команду беспрепятственно пропустить самолеты АГОН до Берлина, хотя сам Удет в это время находился на Восточном фронте и никаких решений по этому поводу не принимал. Он вернулся в Берлин после удара по правительственному кварталу. Тем не менее пришлось лететь в Берлин и лично приглашать бывшего исполняющего обязанности канцлера Германии на съезд в Москву. С Тельманом он пока не дружит, армии и авиации у Германии нет, пост рейхсканцлера аннулирован, вся власть в Германии и на бывших оккупированных ею территориях принадлежит СВА (Советской Военной Администрации). Помогал нам во время советско-японской войны, сейчас отошел от дел, занимается формированием социалистической партии Германии. В ближайших планах у него выборы в Рейхстаг. Человек он – сложный, генерал Серов, из НКГБ, провел с ним неудачные переговоры, на которых он ехать в Москву отказался. Дескать, это меня не волнует, в мои ближайшие планы не входит, мне это не интересно. Меня интересует только Германия и ее судьба.

Мы встретились с ним на аэродроме Гросс Делльн в полковом казино. Сам Удет жил в имении Геринга, расположенном неподалеку. Бывший владелец находился в СССР под арестом. Я прилетел сам на двухместном «долгоносике» с турбовинтовым климовским движком. Он у меня давно, и я с ним не расстаюсь, особенно когда требуется срочно куда-нибудь попасть. Чуть больше двух часов назад я еще был в Москве. На аэродроме хозяйничают наши, но генерал Удет прибыл в форме люфтваффе. С ним еще один гауптман, с тремя «птичками» на петлицах.

– Генерал-полковник Никифоров.

– Генерал-полковник Удет. Прошу! – он махнул рукой в сторону небольшого двухэтажного строения справа от СКП. – К себе не приглашаю, там все прослушивается неизвестно кем, раньше это было гестапо, а кто сейчас этим занимается – я не в курсе. Это – полковое казино, там можно поговорить. Мне сказали, что прилетит первый зам Сталина.

Я раскрыл свои документы. Удет ухмыльнулся и подал руку.

– Эрнст. Я думал, что придется куда-нибудь лететь, чтобы с ним поговорить.

– Святослав. Лететь, наверное, придется, если обо всем договоримся.

– Зачем я вам понадобился? НСДАП, как политическая сила, низложена. Это пока не принесло свободы немецкому народу, но небольшие шаги в этом направлении все же предпринимаются.

– У нас возникла дискуссия по поводу того: как и кто выиграл эту войну. Причем не на уровне Верховного Главнокомандования, а расхождения именно в политической оценке поражения Германии и Японии. Вопрос будет рассматриваться на XIX съезде ВКП(б) в конце марта текущего года.

– А какой мне смысл принимать в этом участие?

– Вы пошли на переговоры с нашим командованием, и вы отдали приказ о капитуляции. Вы единственный наш «свидетель» с этой стороны конфликта. Все остальные находились ниже вас в этой теперь уже истории. И депутатам съезда будет интересно узнать: почему вы приняли это решение. Нас упорно хотят столкнуть влево на путь мировой революции. Некоторые отчаянные головы продолжают считать ее возможной, тем более что мы сейчас обладаем абсолютным превосходством в сухопутных вооружениях. А нам новая война не нужна, тем более что основной противник пока тихо сидит за океаном и судорожно пытается хоть что-нибудь сделать, чтобы мы совершили эту ошибку. Задействовал даже ваших коллег по IV Интернационалу.

– Я из него вышел, когда они начали давить на то, чтобы я капитулировал и перед Британией. Вы воевали в эту войну?

– Я больше конструктор, чем летчик, но именно я готовил удары по 8-му авиакорпусу в Греции, по Берлину и Варшаве. Как с точки зрения подготовки техники и вооружения, так и по подготовке личного состава. Сам боевых вылетов не имею.

– Это и есть ваш «тропфен»?

– Не совсем, это истребитель сопровождения, с дальностью 2800 километров, точнее его учебно-боевой вариант. Они не принимали участия в войне против Германии, использовались чуть позже против Японии. То, что вы называете «тропфен», имело другой двигатель: М-62ИР или М-63, наддутые по оборотам до 1560 и 1800 сил.

– Вот, можете передать вашим депутатам, что это был серьезнейший прокол нашей разведки. По нашим данным, у вас не должен был появиться истребитель, равный нашему «фридриху», еще три-четыре года. При самом благополучном для вас раскладе. Разведка была уверена, что самолет И-180 в серию не пойдет, вместо него будет выпускаться Як-1, уступающий по всем параметрам нашим «мессершмиттам». Вы применили «стовосьмидесятые» в Греции, но адмирал Канарис убедил Гитлера, что 7 ноября 1940 года был подписан документ о снятии его с производства и с вооружения. И показывал этот документ. В воинских частях на границе этот самолет не появился, там по-прежнему стояли И-16 и И-153. Несколько полков перешли на новые МиГ-3. Но самолет еще не был освоен вашими летчиками, поэтому его в расчет можно было не принимать.

– Видите ли, генерал, если это скажу я – мне не поверят.

– Почему?

– Потому что я получил две Сталинские премии за создание самолетов И-16Н и И-16НМ.

– Это же самолеты Поликарпова.

– Да, я только модернизировал их винтомоторную группу.

– И провели две бомбежки, которые решили исход войны… Хорошо, я согласен выступить на вашем съезде. Но мне требуется встреча с самим Сталиным. Мне кажется, что вы в Германии совершаете большую ошибку, усиленно продвигая вперед только партию Тельмана. Но об этом я хотел бы поговорить лично с ним.

– Я задам ему этот вопрос, сейчас я ответить за него не могу, генерал.

– Я понимаю. Это не будет связано с выступлением на вашем съезде, но я не хотел бы упускать возможность привлечь гораздо большее количество людей для строительства новой Германии.

– Я пришлю за вами самолет. До свидания!

– До встречи! Теперь я по меньшей мере знаю, кто это сделал. Рад был познакомиться.

Мы пожали друг другу руки и прошли к самолету. Одним «союзником» стало больше. Мой охранник доложил, что самолет заправлен и получен позывной на обратный рейс. Я запустился от аэродромной сети, помахал рукой последнему руководителю Третьего рейха и вырулил на старт. В Москве казалось, что его будет не уговорить прилететь в Москву. Так, по крайней мере, докладывал Серов.

Еще до начала рабочего дня в Кремле был на месте и секретариат успел подготовить докладную записку Сталину. Но вызвал он меня по этому вопросу гораздо позже. Заодно сделал втык за использование «капельки» для перелета. Пришлось напоминать ему, что он лично разрешил мне летать еще в сороковом. Сдал ему черновик своего выступления. Его вернули через день с кучей исправлений и пометок. К концу марта я уже вошел в курс дела почти полностью, даже умудрился выделить два часа времени на работу чисто по проблемам НИИ. Я встаю раньше на три часа, чем «он». Здоровье пока позволяет, а ответственность за работу НИИ ВВС с меня никто не снимал. Там я этим занимался круглые сутки, здесь могу выделить только два часа и воскресенье.

Страницы: «« ... 1213141516171819 »»

Читать бесплатно другие книги:

Алый император сожалеет о содеянном и готов сделать шаг навстречу. Но не все так просто. Мы делим од...
Нам твердили, что рациональное мышление – ключ к успеху. Но современные научные исследования доказыв...
Нина – красивая и умная молодая женщина, одинокая, но вовсе не несчастная. У нее собственный бизнес,...
Поцеловаться в ночном клубе с незнакомцем? Вполне допустимо для девушки, которую бросил любимый, и у...
Инопланетяне, наконец, появляются вслед за монстрами! Жить становится сложнее, а выжить – тем более....
Вино способно творить чудеса и новые миры. Джей Макинтош, писатель, который не пишет, безнадежно зас...