Сокол и Чиж Логвин Янина

Глава 14

Мы почему-то молчали. Так было безопаснее, что касается душевного равновесия, для меня так точно. Странное молчание двоих в одной квартире после шумного утра. Только косились друг на друга исподтишка озадаченно, как будто что-то неуловимо менялось между нами, и мы оба этому удивлялись.

— Сокольский, вот почему ты такой упрямый, а? Я же вижу, что тебе плохо. Неужели так сложно…

— Чиж, перестань. Я отлично себя чувствую. Тебе все равно не удастся уложить меня в постель.

Ну вот, снова обменялись растерянными взглядами и отвернулись. Да что ж такое-то! Даже значение обычных слов видится двояким и волнующим! И вопросы странные задает воображение: а действительно бы не удалось? Если бы я, ну, вы понимаете, по-настоящему захотела его уложить?.. Как-то непохоже, судя по тому, как он меня обнимал и шептал «Анфиса», что я ему неприятна вот прям до колик. До сих пор мурашки бегут по коже, стоит вспомнить, как он шептал мое имя. Ведь не почудилось?

Нет, не буду об этом думать. Не-бу-ду! Это всего лишь гормоны и ничего больше! Это всего лишь Сокольский, который любую девчонку сведет с ума одной лишь своей близостью. О заинтересованном сером взгляде вообще промолчу! Вон как блондинка вчера запала, чуть не ощупала всего. Так старательно хохотала, привлекая внимание. И ведь если бы позвал — пошла. Пошла с ним и, возможно, что даже в эту квартиру и в эту кровать, если бы в ней сегодня не спала самозахватчица Чижик.

Как всегда, детворе хватило полчаса, чтобы превратить гостиную Сокольского в игровую комнату. Я привела в порядок кресла, подняла голову и посмотрела на парня — он как раз прятал пылесос, склонившись к полу. Выпрямился. Над мелькнувшей полоской белья, на стройной спине показались ямочки, чуть выше ягодиц. И снова взгляд скользнул к развернутым плечам. М-да, не зря по Соколу девчонки слюнки пускают и бегут табунами на футбольные матчи. На него просто смотреть приятно, а уж если наблюдать за игрой капитана… Но я-то не любая девчонка. Я стойкая и сильная, и вообще — девушка с трезвым взглядом! Не хуже и не лучше других. Я та, которая уже обожглась, в один миг превратившись из единственной и особенной в череду прочих.

А еще мне известно, чем такая влюбленность заканчивается — слезами и горьким разочарованием. И делить свое — я ни с кем не умею и не хочу, иначе до сих пор была бы с бывшим. Нет, это точно не для меня. Так почему же кажется, что мы с Соколом все время ходим друг за дружкой, старательно делая вид, что случайно сталкиваемся лбами то в кухне, то в коридоре, то в комнате? А может, мне действительно только кажется?

Сокольскому на самом деле стало хуже — глаза покраснели и щеки тоже, но он упорно не желал признавать себя больным. Поговорил по телефону с тренером, потом с кем-то из друзей…

— Нет, на меня не рассчитывайте, сегодня не приеду. Не хочу. Машина пусть стоит. Да, увидимся… Кхэ-кхэ, — кашлянул в кулак и сам удивился: — Ч-черт.

Я решила сильно не мудрить, и, раз уж в наличии оказался бабусин петушок, а в квартире больной — сварила супчик. Да такой, что хоть снова гостей приглашай! Нет, правда, почему-то вспомнила об Илоночке.

— Артем, может, поешь? — оторвала внимание Сокольского от компьютера. — Я суп сварила.

— А ты, Чиж? Здорово пахнет.

— И я.

— Вкусно. Ты где научилась так готовить? Мне кажется, я ничего вкуснее не ел.

— Да ладно, — я даже покраснела. — Дома. Ты же видел, какая у меня семейка пожирателей-червячков. Один Робик чего стоит! — улыбнулась. — Когда девочки родились — первое время было очень трудно, мама почти не спала, вот и пришлось помогать. Так и научилась.

— Хорошая у тебя семья, дружная.

— Да. Тебя тоже отец очень любит, это сразу видно. Артем?

— Умг?

— Не знала, что у тебя есть младший брат, ты не говорил.

— Есть. Лука. Мы редко видимся, он живет с матерью. Наверно, я был бы не прочь его с тобой познакомить.

— С-со мной?

Сокольский поднял глаза, словно сам удивился тому, что сказал. Пожал плечами, отодвигая тарелку:

— Да. Он ревностно относится к моим друзьям, хотя никого из них не знает, но, думаю, ты бы ему понравилась.

Я посмотрела на часы, вставая из-за стола, старательно пряча за поспешностью движений охватившее меня смущение. Убрала посуду в мойку, налила Соколу чай, и снова решилась сказать о том, что беспокоило меня сейчас больше всего, глядя, как лениво он тянется к чашке с напитком, как будто устал, и как потирает ноющую шею.

— Знаешь, Сокольский, я вижу, что ты упрямишься и, конечно, сам волен за себя решать, но тебе бы отдохнуть — вот прямо сейчас. Мне через час на работу, еще надо собраться, так что постараюсь побыстрее уйти и не мешать. Если бы ты еще измерил температуру, мне было бы намного спокойнее. А еще… можно я тебе с работы позвоню? Если ты не против?

— Ладно, — Сокол кивнул. — То есть, как с работы? — спохватился, вставая из-за стола. — С какой работы? Почему? — шагнул к дверям, загораживая проход. — Подожди, Чиж! Разве ты не работала вчера? А как же выходной?

— Работала, — я с удивлением уставилась на парня, вдруг выросшего передо мной. — Вчера была суббота, сегодня — воскресенье, а значит, у Тимура точно будут люди, — ответила. — Выходной день в «Маракане» понедельник, ты разве не знал? К тому же, денег-то у меня нет. А у родителей неудобно просить, вон они сколько нам всего накупили, понимаешь?

— Нет, не понимаю, — упрямо качнул подбородком Сокол. — Не понимаю, Чиж! А если там снова будет какой-нибудь придурок? Тебе что, вчерашнего мало?

Я растерялась, будучи не до конца уверена в том, что правильно поняла слова Артема. И почему он вдруг рассердился? Ведь он рассердился?

— Ты чего, Сокольский? — заморгала изумленно. — Там же люди и охрана. Если что, я сразу Толика позову. Или Сашку. Не в первый раз!

— Не в первый? — глаза парня распахнулись и заблестели сильнее прежнего. — Так, Чиж! — он опустился на стул и откинул затылок на стену. Поймал мое запястье, удерживая возле себя. — По-моему, ты права и я заболел. Точно заболел! Чувствуешь, какой горячий? — неумело приложил мою руку ко лбу, хмуря брови. — Можешь мне помочь? Прямо сейчас?

Помочь я могла. Мало того — хотела! Вот только второй раз замерить температуру губами — на это не решилась.

— Конечно, — я кивнула, ощущая тонкой кожей запястья, какая горячая у него ладонь. — А что ты хочешь?

— Не знаю. А что мне нужно?

— Где у тебя аптечка? Ну, лекарства там всякие: перекись, пластырь, бинт.

— Там, — Сокол кивнул в сторону маленького кухонного ящика, — внутри белый пластиковый контейнер. Стоп! Лучше не смотри! — предупредил, но я уже открыла короб, обнаружив внутри перекись, ватные диски и, собственно, начатую пачку презервативов. Все.

Что ж, на дворе далеко не благородный век, а мы живем не в тридесятом царстве, где о современных средствах контрацепции и защиты никто слыхом не слыхивал. Я на всякий случай проверила содержимое аптечки.

— Здесь ничего нет. Ни жаропонижающего, ни градусника, ни даже активированного угля. Сокольский, а у тебя горячка. Что будем делать? Судя по твоему внешнему виду — не все так плохо, но я не медик, чтобы правильно оценить ситуацию. А если у тебя пневмония? Вряд ли это грипп. Ты ночью здорово промерз.

— А что может случиться с человеком, если у него горячка?

— Он может сгореть. Не в буквальном смысле, но до летального.

— Вот! Точно, Чиж! И я могу?

— Артем, перестань! — я обернулась. — Ты серьезно, что ли?

— Еще как серьезно! Я знаю, что мне нужна помощь!

— Тебе нужен компресс? Голова болит? Вызвать скорую? Что?

— Все! Но ты, конечно, Чиж, можешь пойти на работу, а я потерплю. Нет! Никаких скорых, я передумал!

Я растерянно огляделась, размышляя как лучше поступить.

— Хорошо! Давай так, Сокольский. Я сейчас звоню Тимуру и говорю, что не выйду. Потом бегу в аптеку за градусником и жаропонижающим. А потом мы вместе анализируем ситуацию и решаем как быть, идет?

— Идет, — парень с облегчением выдохнул. — Возьми деньги в бумажнике. В прихожей. У тебя все равно своих нет.

— Знаешь, будет лучше, если ты сам, — я тоже умею своенравничать.

— Чиж, перестань, — усмехнулся моей ужимке Сокол. — Если бы я тебе не доверял, ты бы со мной не жила.

— У тебя не жила — ты хотел сказать.

— Именно. А вдруг я сейчас встану, и у меня закружится голова? Кажется, мне стало хуже. Я лучше здесь посижу, тебя подожду.

— Ну, уж нет! Лучше давай в кровать, а то позвоню твоему отцу! — пригрозила я, как будто знала номер телефона дяди Васи. Смешно!

— Ладно, Чиж, — Сокол поднялся и развернулся к выходу. Направился послушно из кухни в комнату, а я, несмотря на то, что так и не разгадала настроение парня, не смогла сдержать улыбки и бросила вслед:

— Вот видишь, Сокольский, сам идешь! А говорил, что мне не удастся уложить тебя в постель!

Сокол застыл, обернулся через плечо и так взглянул на меня темно-серыми, острыми глазищами, как будто раздел донага, что я мигом оделась, нашла бумажник и, не помня себя от смущения, выскочила на улицу, щелкнув дверным замком. Хлоп! Сбежала с лестницы, только пятки засверкали!

Вот это я сказанула не подумав!

Снег. Снег. Повсюду снег. Он падал всю ночь и сейчас лежал куда ни глянь красивым, толстым покрывалом, выбелив город до девственной чистоты и как будто приглушив звуки. Я залюбовалась падающими снежинками, укрытой снегом детской площадкой, неспешно прогуливающимися людьми, и поспешила по расчищенной дорожке к супермаркету и аптеке. Сделав покупки, засмотрелась на новогодние украшения и витрины, но побежала назад, не забыв прихватить из аптеки все необходимое и травяной чай. Вошла в подъезд, села в лифт, вышла на нужном этаже… и вдруг на лестничной площадке столкнулась нос к носу с двумя малолетними девицами, которые старательно выводили на стене аэрозольным баллончиком с краской крупными буквами: «Сокол, я тебя хочу!»

Что? Я удивленно уставилась на надпись. Это же так по-детски! И…и глупо, наверно. Но разве я раньше не замечала эти письмена? Просто не видела, кто именно их писал. Теперь знаю: две половозрелые фанатки, если судить по внешнему виду. Не очень умные, но очень деятельные. И, кажется, не на шутку рассерженные моим появлением.

Застыв столбом, даже не заметила, когда баллончик с краской угрожающе закачался перед лицом, а девчонки надвинулись на меня от стены.

— Ну и? Чего встала? — переглянулись. Им явно не понравилось, что их застукали за нелицеприятным занятием.

— Что надо, спрашиваем? Чего уставилась? Топай давай по Гринвичу, куда шла!

— Девочки, вы с ума сошли? — не удержалась от замечания. — Это же жилой подъезд, а не галерея художеств! Так нельзя!

— И что? Завидно?! Ты кто такая вообще? Полиция нравов? Активистка из ЖЭКа? Не надо нам мораль читать, поняла?! Не нуждаемся! Ты ничего не видела!

— Да! Вытаращилась она! Что хотим, то и пишем, тебя забыли спросить! Вали отсюда, здесь тебе не музей мадам Пикассо!

— Вообще-то мадам Тюссо, но не слышала, чтобы в знаменитом музее была галерея наскальной живописи первобытных приматов. И я вообще-то уже пришла.

Перед глазами встала картина, как вот сейчас прохожу под носом этих двух воинственно настроенных фанаток к двери, вставляю ключ в замочную скважину вожделенной квартиры их кумира, и вдруг отлетаю к стене, когда они с криком: «Банзай!» врываются внутрь. А там Сокольский — больной, спящий и, может быть, даже раздетый.

Почему-то последний довод особенно убедительно прозвучал в голове. Ма-ахонкую ревностную мысль о том, что кто-нибудь еще кроме меня увидит Сокола домашним и полуголым, с кубиками пресса и ямочками над ягодицами, постаралась отогнать. Вот еще!

— И-или нет, — встревожено пробормотала под нос, отступая назад. — Ой, к-кажется, нет.

— Чего?! Офонарела, кошка драная?! Нас и так тут двое — пришла она! Юлька, лупи ее! Она тоже Сокола хочет!

— О-о-ой! — и снова пятки засверкали по лестнице со скоростью киношного Электроника. Да что ж такое-то! Я так и в самом деле в спортсменки подамся!

Выскочив из подъезда на улицу, метнулась к детской площадке и свалилась с разбега в сугроб, уткнувшись носом в снег и потеряв шапку. Узел из волос тут же рассыпался по плечам. Вскочив на ноги, оглянулась, но преследовательниц не увидела.

Вот дурочки полоумные! Детский сад какой-то с агрессивным уклоном! Я выплюнула изо рта снег и нахлобучила шапку. Но факт — что теперь делать-то?

Отряхнувшись, села на лавочку, заглянула в пакет — все покупки оказались в порядке, спасибо навернутому сугробу. Вздохнула грустно полной грудью, прижав пакет к себе. Через пять минут сидения на стылой скамейке попа замерзла, так что пришлось встать. Попрыгала вокруг горки на одной ноге, потом на другой.

— Каждый. Охотник. Желает. Знать. Где. Сидит. Фазан!

Звонить Сокольскому не стала. Мало ли, вдруг спит человек, а тут я — здрасьте-приехали, меня в дом не пускают! Да и смешно — вроде бы взрослая девушка, а каких-то пигалиц испугалась. А как не испугаться, если они на самом деле собрались меня отлупить! С одной бы я еще попробовала справиться, но с двумя? Тем более, что они, кажется, сами дикие как кошки. И озабоченные всерьез, как будто сейчас на дворе не декабрь месяц, а буйный март!

— На. Золотом. Крыльце. Сидели. Царь. Царевич. Король. Королевич… Ыыы, холодно! — Я попрыгала дальше. — Сапожник. Портной. Кто. Ты. Будешь. Такой! — Ну когда эти мартышки выйдут уже? Полчаса караулю!

В сумке отозвался телефон. Я посмотрела — бывший. В десятый раз сбросила звонок. Что-то он активизировался за последний час. Точно родители вернулись домой и встретили соседей. Телефон снова отозвался — даже смотреть не стала. Когда растрезвонился не на шутку, нажала на значок зеленой трубки, собираясь как следует ответить… Но услышала из динамика голос Сокольского.

— Чиж? Чиж!

— Ой, Артем, привет!

— Ты почему не отвечаешь? Ты где? — и голос такой: не то сердитый, а не то встревоженный.

— Я? На улице.

— На пути домой? Ты что-то долго.

— Нет. Стою под окнами.

Я подняла голову к дому, нашла седьмой этаж, и тут же увидела Артема, отдернувшего на кухонном окне тюль и прильнувшего к стеклу.

— Почему, Чиж? — мы встретились взглядами, и я помахала ладошкой.

— Артем, ты только не волнуйся и в голову не бери, ладно? — попыталась сказать спокойно. — И главное, не выходи! Ни за что не выходи из квартиры! Я немножко постою и приду! Ничего страшного!

— Что случилось? — ну вот, голос как будто провалился в глухоту. А я же, кажется, просила не волноваться.

— На нашей лестничной площадке толкутся две девчонки — ну, те, которые надписи пишут на стене. И я не могу пройти! Стыдно сказать, но, представляешь, они меня чуть не отлупили, когда узнали, что к тебе пришла! — я отпустила неуверенный смешок, но получилось не очень. — Да ты не переживай! Не будут же они под твоей квартирой торчать до вечера? А вот если узнают, что ты дома — точно не уйдут! Я еще немного подожду и… Эй, Сокольский, ты куда? Ты слышишь меня? Артем? Да Артем же!

Не слышит. И телефон странно замолчал гулкой пустотой квартиры, не получив команды «сброс». Да и как Соколу услышать, если уже через две минуты он показался на улице с двумя разряженными пигалицами в руках. Распахнул дверь, вышвырнул их из подъезда и потопал ко мне — в наброшенной наскоро куртке, серьезный до немогу!

Девчонки оглянулись, ничуть не удивившись и не обидевшись такому обращению с их фанатским обожанием и, отбежав в сторону, ревностно уставились на меня, сообразив к кому так уверенно идет Артем. И если там, на лестничной площадке освещение было не очень, то на улице в три часа пополудни — еще вполне себе приличное! Недолго думая, я отвернулась и натянула шапку до подбородка, понадеявшись, что Сокольский разберется, где у меня перед, а где зад. Ну, то есть спина.

Разобрался. Взял за руку, развернул и молча повел к подъезду. Я послушно засеменила рядом, помахивая пакетом, отплевываясь от попавших в рот волос.

— Тьфу! Ой! — чуть не упала, запнувшись о ступеньку крыльца, но меня тут же поставили на ноги. Подтолкнули аккуратно вперед. И только когда за нашими спинами закрылась дверь лифта, Сокол холодно спросил:

— Что с тобой, Чиж? Ты меня стесняешься?

— Я? Нет! Ты что!

— Зачем тогда шапку на глаза надвинула? Я все видел.

Неужели он и в самом деле такой несообразительный?! Что значит «зачем»? Не может же ему быть все равно?

— Так это я потому, что не хочу, чтобы твои фанатки запомнили, кого именно ты сегодня к себе привел! Думаешь, Вике-зае или Лере Анисимовой будет приятно узнать, что к тебе бегает какая-то Фанька? А мне еще учиться с ними два года в одном университете и не хочется быть «следующей», понимаешь? И потом, ты же сам хотел, чтобы никто не знал про наш с тобой уговор. А так скажут, что была очередная Зая, да и все. Разве нет?

Сокол не ответил. Развернулся к дверям, дернув плечами, и молча вошел в квартиру.

— Эй, Артем… — растерянно пропищала в спину. — Ты чего?

— Я устал, Чиж, и хочу спать. Просто пообещай, что никуда не уйдешь. Я сейчас не в силах за тобой следить. И запри за собой дверь, пожалуйста. Звонок я уже отключил.

Ну, и чего рычать? Я же не виновата, что наткнулась на фанаток?

— Хорошо. А…

— Не хочу.

— А…

— Ты обещала.

Тю! Ну и как с таким разговаривать?

Вы думаете, он разрешил измерить ему температуру? Или приложить компресс?.. Фигушки! Ну и зачем я, спрашивается, в аптеку бегала? Разделся при мне до боксеров, залез под одеяло и отвернулся к стене — только одеяло хлопнуло. Уснул. На матрасе уснул, между прочим! Как будто не про него кровать в его же собственном доме! Ну и что с таким упрямцем станешь делать?.. Хорошо хоть теплый чай с медом согласился выпить, когда пообещала, что перестану с ним разговаривать. Так и проспал до вечера, а там и до утра.

Хотя нет, в полночь Сокол застал меня на кухне. Неловко получилось. Бывший засыпал сообщениями: «Фаня, ответь!» «Фаня, где ты?» «Фаня, у меня больше никого нет и не будет!» «Фаня, это неправда!» «Фанька, дура, ты моя!» — вот и накатило. Не сдержалась, ответила, чтобы снова послать к черту, а потом разревелась вдруг — тихонечко, по-женски, а тут Сокольский пришел — стоит, шатается на пороге кухни, но смотрит. Пришлось сделать вид, что мою посуду.

Не поверил. Не очень-то убедительно получилось, никакая из меня актриса. А кто бы поверил, когда в мойке и посуды-то нет, а телефон, как живой, все отзывается.

— Как ты? — спросила шепотом.

— Нормально. А ты?

— И я.

— Пошли спать, Чиж. Поздно уже.

— Да, поздно. А ты чего встал?

— Да так, показалось… Это для меня чай?

— Для тебя.

Ночь прошла спокойно, Соколу не стало хуже, как я опасалась, и легкий кашель, так и не начавшись, пропал. Кажется, организм парня и вправду отказывался болеть, но отдыха требовал, и Артем еще крепко спал, когда я утром убегала в университет.

— Анфиса! Постой! — на крыльце учебного корпуса столкнулась с бывшим. Хотела было пройти мимо — не дал. Поймал за руку, выхватив из толпы, и остановил, оттеснив в сторону. — Нам надо поговорить!

Надо же, как осмелел. Заиграл желваками, хмуро глядя в лицо, поеживаясь под стылым ветром в воротник.

Я оглянулась, честно удивившись.

— Со мной? На глазах у всех? Что-то на тебя не похоже. А не боишься, что увидят, как ты тут с серой мышью топчешься? Я ведь тебя знать не знаю, могу отреагировать. Ты кто такой вообще?

— Фаня, перестань.

— Нет, не перестану. А ну отпусти, а то закричу! — на самом деле повысила голос. Сердце вдруг застучало испуганно: мало мне вчерашних слез и слов, так теперь еще и сам смотрит в глаза. И снова боль ворочается в груди, встревоженная знакомым голосом, которому сердце когда-то верило. Памятью о том первом светлом чувстве, которое разбилось вдребезги, но осколки его все еще остались в душе и ранят. — Ты чего пристал?

— Ты знаешь «чего»! — ответил с раздражением. — Кто он? Я хочу услышать от тебя все! И мы слишком близко и давно знакомы, Чижик, чтобы я поверил в твою амнезию.

— Не знаю, — упрямо поджала губы, качнув головой. — Понятия не имею, о чем ты. Это ты дома для меня сосед, а здесь — пустое место. Кто ты такой, чтобы я отвечала? Я с тобой даже здороваться не должна — помнишь? Не я первая это начала.

— И не я! Я просил! — не сдержался, процедил сквозь зубы, но все же взял себя в руки, со злостью глядя в лицо. Прикрыл на мгновение глаза длинными ресницами, успокаивая взгляд. — Фаня, — сказал спокойнее, не отпуская крепко перехваченное сильными пальцами запястье. — Это намеренно, понимаешь? Весь мой игнор. Чтобы тебя не донимали вниманием, чтобы не заклевали. Ты была слишком простой девчонкой для этого города. Я не хотел, чтобы тебя обсуждали за моей спиной, говорили, что ты…

— Что? Ревнивая рогатая дурочка? Чтобы не жалели, ты хотел сказать? Или чтобы не устроили темную, когда ты вдруг соизволил бы обо мне вспомнить? Ты пользуешься популярностью, я заметила. Поздравляю!

— Хватит! — развернул к себе за плечи, не давая уйти. — Прекрати, Чижик! Я никогда о тебе не забывал. Никогда! Ни одной ничего не обещал, слышишь? Всегда знал, что буду только с тобой. Просто поверь, Фанька! Ты же меня сто лет знаешь!

И вновь взгляд так близко, словно время повернуло вспять, и мы с ним снова за нашим домом. Одни. Вечер, звезды, и наши губы — обветренные и чуть вспухшие от поцелуев. И его руки, пробравшиеся туда, куда пробираться нельзя.

Да, я все еще помню, но сердце больше не трепещет от предвкушения и не замирает в восторге от его близости. Этот парень однажды просто перестал быть моим.

— Не верю, — закрыла глаза, собираясь с духом. Ответила тихо и спокойно: — И признаний твоих не слышу. Перестань мне звонить, пожалуйста. Все давно в прошлом, и когда-нибудь я тебя прощу, обещаю.

— Фанька! — подступил ближе, пытаясь обнять. Заметил, как отшатнулась, испугавшись прикосновения. — Фанька?

— Осторожно, — предупредила, отступая. — Смотри, Заи увидят, — так вы их называете? Хотя тебе все равно не привыкать, кого обнимать.

— Плевать мне на всех! Надоело! Я не виноват, что родился мужиком! Это все легко забыть. Все! Легко! Забыть! Слышишь, Чижик? — и после тяжелого выдоха: — Я тебя всегда любил, сколько себя помню. Давай просто вернем наше — ты ведь тоже все помнишь. Или начнем заново — один черт! Я согласен на все!

Студенты на крыльце стали со смешками оглядываться. Ладно, не так и страшно, здесь подобной картиной никого не удивить.

— Перестань, на нас смотрят.

— Пусть! — грубо дернул подбородком. — Кто он? Тот, другой? Не молчи, Фанька, скажи! Я хочу знать: кто он?!

Напрасно думал, что я не выдержу взгляд. Мне нечего стыдиться, кто бы что обо мне ни думал.

— Просто человек, с которым мне хорошо.

— Черт! — жесткий кулак бывшего врезался в стену, наверняка содрав с костяшек кожу. — Ты не должна была… — Выругавшись сквозь зубы, парень поднял голову, чтобы уверенно сказать: — Ты сегодня же с ним расстанешься и переедешь ко мне. Я помогу тебе перевезти вещи и сам с ним поговорю. Объясню популярно, а если не поймет…

Я продолжала смотреть на него.

— Что? Что будет, если не поймет?.. Почему ты уверен, что он так легко меня отпустит? Откажется, как однажды отказался ты?

— Что? — кажется, бывший растерялся.

— А ты сам? Сможешь сделать вид, что все хорошо? Забудешь?

Вдалеке показалась Ульяшка. Перебежала дорогу, сворачивая к широкой аллейке, и бывший отреагировал на мой взгляд. Коротко обернувшись, заслонил от подруги плечами. Закусил задумчиво краешек губы, чтобы через секунду усмехнуться. Я почувствовала, как в горле пересохло от догадки.

— Не смей! Только не она! Иначе я все расскажу!

— Почему же до сих пор не рассказала? Почему молчала? Боялась, что не поверит?

Нет, не потому. Но разве объяснишь?

— Потому что много чести, мир не вертится вокруг тебя. Потому что хотела забыть. Просто не замечать и не помнить.

— Не вышло? — он упер руки в стену по обе стороны от моей головы и склонился к лицу. Коснулся щеки губами, протянув влажную дорожку к уху.

— Давай поспорим, что я в три счета смогу ее переубедить, какая ты черствая. Ты сама ко мне придешь, Фанька, — вдруг снова стал серьезен, — и я еще подумаю, простить твое упрямство или нет. А насчет дружка… — оттолкнулся руками, отступая. — Я все равно его найду! Вот тогда и посмотрим, как он после разговора со мной от тебя «не откажется».

— …Я не понимаю, как могла ошибиться в такой простой задаче? Я эти тесты дважды самостоятельно проходила и точно помню, что правильный ответ находился под пунктом «Б». Как могло оказаться, что я промахнулась? Разве само по себе внедрение информационных технологий в экономику не ведет автоматически к улучшению бизнес-процессов? Почему Зарецкая мне балл снизила? Я к ней скоро на пары ходить перестану! Терпеть не могу нашу Снежную королеву с ее экономической информатикой!

— Само по себе нет, Уль. Только в сочетании с внедрением приложений, изменением самих бизнес-процессов, повышением квалификации сотрудников и совершенствованием управления информационными системами. Помнишь, мы проходили платформы? Программные системы, позволяющие разрабатывать приложения? Вот тогда Полина Викторовна и объясняла.

Мы собрали с Ким сумки, спрятали тесты с оценками и вышли из аудитории, где провели последние две пары. Тестирование я сдала на «отлично», но почти не помнила, в чем состояли вопросы и как на них отвечала. В мыслях было так же пасмурно и грустно, как на улице за окном, где все валил и валил рыхлый снег. И ни одного яркого лучика.

Нет, один лучик надежды все-таки был. В ответ на звонок домой мама заверила, что они с папой не назвали соседям фамилию Сокола. Просто обмолвились, что были в гостях у дочери и ее парня. И что парень им очень понравился. Последнее папа повторил соседу дважды, и тут уж мама ничего поделать не могла.

Ульяшка догнала меня и взяла под руку. Прижалась плечом.

— Фань, ты случайно не заболела? Какая-то ты сегодня грустная. Вон, даже Зарецкая заметила и лишний раз тебя на лекции не дергала как обычно.

— Правда?

— Да. Ты не ответила на ее вопрос, вот она и удивилась.

— Надо же. Я ничего не слышала.

После нашего последнего разговора несколько дней назад, Ульяшка все еще немного обижалась, но заподозрив неладное с моим самочувствием, тут же обо всем забыла.

— Со мной все хорошо, Уль, не переживай. Просто погода не радует, вот настроение и подкачало.

— Бывает, — подруга охотно согласилась. — А как там Сокольский поживает? — спросила с живым интересом. Прошли выходные, и обмен новостями никто не отменял. — Не сильно досаждает вниманием? Картошку больше не лопает за двоих? — хихикнула. — Знаешь, Фань, я когда о вас думаю, все время представляю себе мистера и миссис Смит. Их разборку в доме. Помнишь, как в фильме Джоли разбивает китайскую вазу о голову Пита? Бах! А он ей такой, ни разу не раненый, — Ульяшка забежала вперед, томно закусила губы и поманила меня к себе ладошками: — «Ну, давай еще! Иди же ко мне, малышка»! Ах, еще! И Джоли такая Пита затылком о стену — шмяк! Получай, дорогой! Вот это совместное проживание, я понимаю!

— Нет, все не так! — я поддержала игру. — Он ей сказал: «Давай, милая, иди к папочке!». А потом за милую получил затылком о шкаф!

У Ким замечательно получалось пародировать голоса и поднимать настроение, и мы вместе рассмеялись.

— Или вы уже с ним спелись, как Джинджер и Фред? А, Чижик? Помнишь фильм Фредерико Феллини в ретро-показе в позапрошлую пятницу? Кто кого подстрахует, дорогая? — Ульянка картинно взмахнула ресницами и продемонстрировала танцевальное па с видимой поддержкой. — У-ля-ля, Фаня, не могу без тебя!

Неужели всего минуту назад я грустила? Вот что значит настоящий друг, который так же, как ты, обожает старое кино. Сейчас я смотрела на кареглазую девчонку перед собой и улыбалась. Подумаешь, что глупо и о своем! Это же Ульяшка!

— Ну, что-то типа того.

— Да ты что, Фанька! Серьезно, что ли? — изумилась подружка, застыв на месте. — Я же пошутила!

Сбоку мелькнула высокая фигура темноволосого парня, отделившаяся от компании друзей. Проходя мимо, он сдернул с плеча Ульки сумку с длинными ручками и, ловко подхватив ее у пола, повесил девушке на шею.

— Ким, а ты, я смотрю, уже не такая деревянная, как раньше! Будет нужен партнер для танцев — зови!