Девятнадцать минут Пиколт Джоди
Спустя десять дней после выстрелов в Стерлинг Хай Алекс пришла в комнату Джози. Был полдень, и шторы плотно закрывали окно. Джози спряталась в коконе из одеяла. Несмотря на то что первым желанием было распахнуть ?торы и впустить солнечный свет, Алекс легла на кровать. Она обняла сверток, внутри которого спряталась ее дочь.
— Когда ты была маленькой, — сказала Алекс, — я иногда приходила сюда и спала с тобой.
Одеяло зашевелилось, и показалось лицо Джози. У нее были красные глаза и опухшее лицо.
— Зачем?
Она пожала плечами.
— Я всегда боялась грозы.
— А почему я никогда не видела тебя, когда просыпалась?
— Я всегда возвращалась в свою комнату. Ведь это я должна была быть сильной… Мне не хотелось, чтобы ты думала, что я чего-то боюсь.
— Супермама, — прошептала Джози.
— Но я боюсь потерять тебя, — сказала Алекс. — Я боюсь, что это уже произошло.
Джози некоторое время смотрела на нее.
— Я тоже боюсь потерять себя.
Алекс села и убрала волосы Джози за уши.
— Давай выйдем отсюда, — предложила она.
Джози замерла.
— Я не хочу никуда идти.
— Солнышко, это пойдет тебе на пользу. Это как лечение физическими упражнениями, только для головы. Нужно совершать действия, которые делала каждый день, и тогда снова научишься жить нормальной жизнью.
— Ты не понимаешь…
— Если ты не попытаешься, — сказала она, — это будет значить, что он выиграл.
Джози резко подняла голову. Алекс не нужно было объяснять, кого она имеет в виду.
— Ты догадывалась? — услышала Алекс свой голос.
— О чем?
— Что он может это сделать?
— Мама, я не хочу…
— Я все время вспоминаю, каким он был, когда был маленьким, — сказала Алекс.
Джози покачала головой.
— Прошло слишком много времени, — тихо сказала она. — Люди меняются.
— Я знаю. Но иногда я снова вижу, как он протягивает тебе ружье…
— Мы были маленькими, — перебила ее Джози со слезами на глазах. — Мы были глупыми. — Она с неожиданной поспешностью отбросила одеяло. — Кажется, ты хотела куда-то пойти.
Алекс посмотрела на нее. Адвокат дожал бы свидетеля и добился ответа. Но не мама.
Несколько минут спустя Джози сидела на пассажирском сиденье в машине рядом с Алекс. Она пристегнулась ремнем безопасности, затем расстегнула его и снова застегнула. Алекс смотрела, как она дергает ремень, проверяя, защелкнулся ли замок.
По дороге она говорила о том, что видела: о нарциссах, которые выставили свои храбрые головки сквозь снег на клумбах центральной улицы, о гребцах из команды колледжа, которые тренировались на реке Коннектикуте, а их лодки ломали оставшийся лед. Что, судя по градуснику в машине, на улице больше десяти градусов. Алекс специально поехала по длинной дороге, чтобы не пришлось ехать мимо школы. Только один раз Джози повернула голову, чтобы посмотреть в окно: когда они проезжали мимо отделения полиции.
Алекс свернула на стоянку возле кафе. Было время обеда, улица была заполнена праздными покупателями и занятыми пешеходами, которые несли коробки на почту, разговаривали по мобильному телефону и глазели на витрины магазинов.
— Ну, — произнесла Алекс, поворачиваясь к Джози, — как у нас дела?
Джози посмотрела на свои руки, сложенные на коленях.
— Нормально.
— Все не так плохо, как ты думала, правда?
— Пока нет.
— Моя дочь оптимистка, — улыбнулась ей Алекс. — Хочешь, возьмем на двоих бутерброд с ветчиной и салат?
— Ты ведь даже не посмотрела в меню, — сказала Джози, и они обе вышли из машины.
Вдруг потрепанный автомобиль проехал на красный свет в начале улицы и с ревом промчался мимо.
— Идиот, — пробормотала под нос Алекс, — надо будет проверить номер его машины… — Она осеклась, заметив, что Джози исчезла. — Джози!
И тут Алекс увидела дочь, которая упала на тротуар и вжалась в асфальт. Она была бледная и вся дрожала.
Алекс опустилась на колени рядом с ней.
— Это была машина. Всего лишь машина.
Она помогла Джози подняться с колен. Все вокруг смотрели на них, хотя делали вид, что не обращают внимания.
Алекс закрыла Джози от посторонних глаз. Она опять проиграла. Будучи человеком, известным своими разумными решениями, она вдруг оказалась бессильной. Она вспомнила, как читала в Интернете, что, когда у человека горе, иногда приходится делать шаг вперед и три шага назад. Но почему-то там не говорилось о том, что, если тому, кого ты любишь, больно это и тебя ранит до глубины души.
— Хорошо, — сказала Алекс, обнимая Джози за плечи. — Поехали домой.
Патрик жил, ел и спал, думая об этом деле. На работе он был собранным и решительным — в конце концов, он был старшим над этими следователями. Но дома он обдумывал каждый свой шаг. На его холодильнике висели фоторафии погибших; на зеркале в ванной он маркером начертил траекторию перемещений Питера в тот день. Он не спал по ночам, составляя список вопросов: что Питер делал дома перед тем, как пойти в школу? Что еще было в его компьютере? Где он научился стрелять? Где он взял оружие? Откуда у него столько ненависти?
Но днем его ждало огромное количество информации, которую нужно было обработать, и еще больше информации, которую предстояло собрать. Сейчас напротив него сидела Джоан МакКейб. На ее слезы ушла последняя упаковка салфеток в отделении, и теперь она мяла в руках бумажное полотенце.
— Простите, — сказала она Патрику. — Мне казалось, что чем больше я буду об этом говорить, тем станет легче.
— Вряд ли так будет, — мягко сказал он. — Я ценю то, что вы выделили время и согласились поговорить со мной о своем брате.
Эд МакКейб был единственным учителем среди погибших. Он преподавал в кабинете на верхнем этаже, на пути к спортзалу. По несчастной случайности он выглянул и попытался помешать происходящему. Судя по школьным записям, МакКейб преподавал у Питера математику в десятом классе. Питер получил «хорошо». Никто не смог вспомнить никаких конфликтов между ними. Большинство учеников не могли даже вспомнить, чтобы Питер ходил на уроки МакКейба.
— Я действительно больше ничего не могу вам рассказать, — сказала Джоан. — Возможно, Филипп что-нибудь вспомнит.
— Ваш муж?
Джоан подняла на него глаза.
— Нет. Это партнер Эда. Патрик откинулся на спинку стула.
— Партнер? В смысле…
— Эд был геем.
Это уже что-то, а может, и нет. По опыту Патрик мог сказать, что Эд, который еще полчаса назад был случайной жертвой, мог оказаться причиной, по которой Питер начал стрелять.
— Никто в школе не знал, — сказала Джоан. — Думаю, он боялся, что это вызовет негативную реакцию. Людям в городе он говорил, что Филипп его старый друг по колледжу.
Еще одной жертвой из тех, кто выжил, была Натали Зленко. Она получила ранение в бок, и ей удалили часть печени. Патрик вспомнил: в списке она значилась как президент клуба геев и лесбиянок в Стерлинг Хай. Она была ранена одной из первых, МакКейб — одним из последних.
Возможно, Питер был гомофобом.
Патрик дал Джоан свою визитку.
— Я бы очень хотел поговорить с Филиппом, — сказал он.
Лейси Хьютон поставила на стол чайник с заваркой и тарелку с сельдереем перед Селеной.
— У нас нет молока… я хотела купить, но… — Ее голос затих, и Селена попробовала про себя закончить предложение.
— Я рада, что вы согласились поговорить со мной, — сказала Селена. — Что бы вы ни рассказала мне, мы постараемся использовать это Питеру на пользу.
Лейси кивнула.
— Все, что угодно, — сказала она. — Спрашивайте, о чем хотите.
— Тогда давайте начнем с самого простого. Где он родился?
— В больнице Дартмон-Хитчкок, — ответила Лейси.
— Роды прошли нормально?
— Абсолютно. Никаких осложнений. — Она слегка улыбнулась. — Я проходила по три мили каждый день, когда была беременна. Льюис боялся, что я рожу прямо на дороге.
— Вы кормили его грудью? У него был хороший аппетит?
— Простите, но я не понимаю, зачем…
— Потому что нам нужно проверить, нет ли нарушений работы мозга, — деловито ответила Селена, — физиологического характера.
— А, — тихо произнесла Лейси. — Да, я кормила его грудью Он всегда был здоровым малышом. Немного мельче остальных — Как он общался в детстве с остальными детьми?
— У него не было много друзей, — ответила Лейси. — Так, как у Джойи.
— Джойи?
— Старший брат Питера. Питер на год младше, и намного спокойнее. Его дразнили из-за роста, и потому что он не был таким спортивным, как Джойи…
— А какие отношения были у Питера с Джойи?
Лейси опустила глаза на свои узловатые пальцы.
— Джойи умер год назад. Погиб в автокатастрофе по вине пьяного водителя.
Селена перестала писать.
— Мне очень жаль.
— Да, — сказала Лейси. — Мне тоже.
Селена незаметно отстранилась. Она знала, что это ненормально, но на случай, если несчастье заразно, она не хотела находиться слишком близко. Она вспомнила о Сэме, которого оставила сегодня утром' спящим в колыбельке. Во сне он сбросил один носок — пальчики на его ножке были персикового цвета, и она еле сдержалась, чтобы не попробовать его карамельную кожу на вкус. Это и есть любовь: ты пожираешь глазами, упиваешься этим зрелищем, поглощаешь его целиком. Ты живешь этой любовью, умираешь от нее, она у тебя в крови.
Она опять повернулась к Лейси.
— Питер дружил с Джойи?
— Питер обожал своего старшего брата.
— Он вам так сказал?
Лейси пожала плечами.
— Ему не нужно было этого говорить. Он ходил на все футбольные игры Джойи и болел за него так же громко, как и все мы. Когда он стал старшеклассником, от него многого ожидали, потому что он был младшим братом Джойи.
А это, поняла Селена, могло стать причиной не только гордости, но и разочарования.
— Как Питер отреагировал на его смерть?
— Он был раздавлен, как и все мы. Много плакал. Сидел в своей комнате.
— Изменились ли ваши отношения после смерти Джоии?
— Думаю, они стали крепче, — ответила Лейси. — Я была потеряна. Питер… он стал для нас опорой.
— А ему было на кого опереться? У него есть близкие друзья?
— Вы имеете в виду девушек?
— Или ребят, — сказала Селена.
— У него такой возраст… Я знаю, что он несколько раз приглашал девочек на свидания, но не думаю, что из этого что-нибудь вышло.
— А какие у него были оценки в школе?
— Он не был круглым отличником, как его брат, — ответила Лейси. — Были четверки, иногда тройки. Мы всегда говорили ему, чтобы он просто делал то, что у него получается.
— У него были проблемы с учебой?
— Нет.
— А после уроков? Чем он занимался? — спросила Селена.
— Слушал музыку. Играл в видеоигры. Как любой подросток.
— Вы когда-нибудь слушали его музыку? Играли в эти игры? Тень улыбки появилась на лице Лейси.
— Я очень старалась этого не делать.
— Вы следили затем, какая информация его интересует в Интернете?
— Мы разрешали ему пользоваться Интернетом только для домашних заданий. Мы много разговаривали о виртуальном общении и о том, насколько опасным может быть Интернет, но у Питера была голова на плечах. Мы… — Она осеклась, отведя глаза. — Мы доверяли ему.
— Вы знали, что он скачивает?
— Нет.
— А насчет оружия? Вы знаете, где он взял оружие?
Лейси глубоко вздохнула.
— Льюис ходит на охоту. Однажды он даже взял Питера с собой, но ему не очень понравилось. Ружья всегда закрыты в шкафчике…
— А Питер знал, где находится ключ?
— Да, — прошептала Лейси.
— А пистолеты?
— У нас в доме их не было. Я даже не представляю, откуда он их взял.
— Вы когда-нибудь проверяли его комнату? Под кроватью в шкафах и так далее?
Лейси посмотрела ей в глаза.
— Мы всегда уважали его право на личное пространство. Мне кажется, что для ребенка важно иметь собственную комнату, и… — Она крепко сжала губы.
— И?
— И бывает, что когда начинаешь искать, — тихо сказала Лейси, — то находишь то, о чем на самом деле лучше не знать.
Селена подалась вперед, облокотившись о собственные колени.
— Когда это случилось, Лейси?
Лейси подошла к окну и отодвинула занавеску.
— Нужно было знать Джойи, чтобы это понять. Он учился в выпускном классе, отличник, спортсмен. А потом, за неделю до выпуска, он погиб. — Ее рука бездумно перебирала ткань занавески. — Кому-то надо было убрать в его комнате, чтобы все упаковать и выбросить то, что мы не хотели хранить. Мне понадобилось время, но в конце концов я это сделала. Я убирала в ящиках комода и нашла наркотики. Немного порошка в обертке от жевательной резинки, ложку и шприц. Я не знала, что это героин, пока не посмотрела в Интернете. Порошок я спустила в унитаз, а шприц выбросила на работе. — Она повернулась к Селене, лицо ее было красным. — Не верится, что я все это вам рассказываю. Я никогда никому не говорила, даже Льюису. Мне не хотелось, чтобы он — чтобы кто-либо — думал плохо о Джози.
Лейси опять села на диван.
— Я специально не заходила в комнату Питера, потому что боялась того, что могу там обнаружить, — призналась она. — Я не представляла, что может быть что-то еще хуже.
— Вы когда-нибудь заходили к нему, когда он был в комнате? Стучались в дверь или заглядывали?
— Конечно. Я заходила пожелать ему спокойной ночи.
— Чем он обычно занимался в это время?
— Сидел за компьютером, — ответила Лейси. — Почти всегда.
— Вы не видели, что было на мониторе?
— Не знаю. Он всегда сворачивал документы.
— Как он вел себя, если вы неожиданно заходили? Казался расстроенным? Раздраженным? Виноватым?
— Почему мне кажется, что вы его осуждаете? — спросила Лейси. — Разве вы не должны быть на его стороне?
Селена стойко выдержала ее взгляд.
— Единственный способ провести тщательное расследование — это узнать от вас факты, миссис Хьютон. Именно этим я и занимаюсь.
— Он был таким же, как и все подростки, — сказала Лейси. — Ему не нравилось, когда я целовала его перед сном. Но он не казался смущенным. Он не вел себя так, словно что-то скрывал от меня. Вы это хотели узнать?
Селена отложила ручку. Если свидетель начинал защищать подозреваемого, значит, пора было заканчивать беседу. Но Лейси уже не могла остановиться.
— Я никогда не подозревала, что у него какие-то проблемы, — согласилась она. — Я не знала, что Питер из-за чего-то переживает. Я не знала, что он хотел себя убить. Я ничего этого не знала. — Она начала плакать. — Все эти семьи, я не знаю что им сказать. Мне бы очень хотелось, чтобы у меня была возможность сказать им, что я тоже потеряла ребенка. Просто я потеряла его уже очень давно.
Селена обняла эту маленькую женщину.
— Это не ваша вина, — сказала она, потому что знала: Лейси Хьютон было необходимо это услышать.
Словно подыгрывая школьному юмору, директор разместил Клуб читателей Библии в соседней комнате рядом с Альянсом геев и лесбиянок. Они собирались по вторникам, в три тридцать в учебных кабинетах номер 233 и 234. Днем в кабинете 233 вел уроки Эд МакКейб. Среди членов Клуба читателей Библии была дочь местного священника по имени Грейс Мурто. Она погибла в коридоре, ведущем к спортзалу, недалеко от фонтана. Председатель Альянса геев и лесбиянок все еще была в больнице: Натали Зленко, школьный фотограф, заявила о своей ориентации после первого курса, когда пришла на собрание клуба в кабинете 233, чтобы проверить, есть ли на планете такие, как она.
— Нам нельзя разглашать имена, — голос Натали был настолько тихим, что Патрику пришлось наклониться к самой кровати чтобы расслышать ее. За его спиной зорко следила за происходящим мать Натали. Когда он пришел, чтобы задать Натали несколько вопросов, она сказала, что ему лучше уйти, иначе она вызовет полицию. Ему пришлось напомнить, что он и есть полиция.
— Я не прошу тебя называть имена, — сказал Патрик. — Я просто прошу тебя помочь мне, чтобы я смог помочь жюри понять, почему это произошло.
Натали кивнула. Она закрыла глаза.
— Питер Хьютон, — сказал Патрик. — Он когда-нибудь приходил на ваши собрания?
— Один раз, — сказала Натали.
— Он сказал или сделал что-нибудь такое, что тебе запомнилось?
Он ничего не говорил и не делал, точка. Он появился один раз, и больше не приходил.
— Такое часто бывает?
— Иногда, — ответила Натали, — если человек еще не готов заявить о своей ориентации. А иногда приходят придурки, которые просто хотят узнать, кто гей, чтобы потом издеваться.
— Как ты думаешь, Питер мог принадлежать к какой-нибудь из этих категорий?
Она долго молчала, глаза ее были все еще закрыты. Патрик поднялся, решив, что она уснула.
— Спасибо, — сказал он матери, и тут послышался голос Натали.
— Над Питером издевались задолго до того, как он пришел к нам, — сказала она.
Пока Селена разговаривала с Лейси Хьютон, Джордан сидел с Сэмом, а тот никак не хотел засыпать сам. Тем не менее, десятиминутная поездка в машине моментально вырубает ребенка, поэтому Джордан одел сына потеплее и усадил в детское кресло. И только когда начал выезжать со двора, услышал скрежет колес по асфальту: все четыре покрышки были проколоты.
— Черт, — выругался Джордан, когда Сэм опять начал плакать в своем кресле. Он достал ребенка, отнес его обратно в дом и усадил в рюкзак-кенгуру, в котором Селена носила его по дому. А потом позвонил в полицию и сообщил о хулиганстве.
Джордан понял, что у него проблемы, когда дежурный офицер не попросил повторить фамилию — он хорошо ее знал.
— Мы разберемся, — сказал он. — Но сначала нам нужно снять с дерева белку, которая не может сама спуститься.
Трубка умолкла.
Можно ли подать в суд на полицейского, который оказался бесчувственным ублюдком?
Каким-то чудом — вероятно из-за гормонов стресса — Сэм уснул, но испугался и разорался, когда позвонили в дверь. Джордан распахнул дверь и обнаружил там Селену.
— Ты разбудила ребенка, — набросился он на жену, пока она Доставала сына из переноски.
— Значит, не надо было закрывать дверь. Привет, дорогой, — заворковала она. — Папа обижал тебя, пока меня не было?
— Кто-то проколол покрышки на моей машине.
Селена посмотрела на него поверх головы малыша.
— Да, ты точно знаешь, как заводить друзей и оказывать влияние на людей. Давай угадаю — в полиции не очень хотели принимать твое заявление?
— Не очень.
— Думаю, это логично, — сказала Селена. — Ведь ты согласился взяться за это дело.
— А как насчет поддержки?
Селена пожала плечами.
— Этого не было в клятве, которую я давала перед алтарем Если хочешь, чтобы тебя пожалели, это не ко мне.
Джордан запустил руку в волосы.
— Но ты по крайней мере что-нибудь узнала у матери? Например, что Питер был на учете у психиатра?
Она высвободила одну руку из куртки, не выпуская Сэма, затем другую, расстегнула блузку и села на диван, чтобы его покормить.
— Нет. Но у него был брат.
— Правда?
— Ага. Который погиб и который, пока его не сбил пьяный водитель, был сыном американской мечты.
Джордан сел рядом с ней.
— Я могу это использовать…
Селена закатила глаза.
— Ты можешь хоть один раз быть не адвокатом, а просто человеком? Джордан, у этой семьи было такое горе, что шансов оклематься практически не было. Парень стал пороховой бочкой. Родителей волновало только собственное горе, и они все проглядели. Питеру не к кому было обратиться.
Джордан посмотрел на нее, и на его лице заиграла улыбка.
— Отлично, — сказал он. — Наш клиент начинает вызывать сочувствие.
Спустя неделю после выстрелов в Стерлинг Хай школа Моунт Лебанон — в прошлом начальная школа, а ныне, после сокращения количества школьников в Лебаноне, административное здание — была готова стать временным домом для старшеклассников, чтобы они могли закончить учебный год.
В тот день, когда уроки должны были возобновиться, в комнату Джози вошла мама.
— Тебе необязательно это делать, — сказала она. — Можешь еще несколько недель побыть дома, если хочешь.
Несколько дней назад пронесся шквал телефонных звонков и паники, когда все ученики получили письмо, где сообщалось, что учеба возобновляется. «Ты будешь возвращаться? — А ты?» Ходили слухи о том, кого мамы не пустили в школу, кого перевели в школу Святой Марии, кто будет преподавать математику вместо мистера МакКейба. Джози не позвонила никому из своих друзей: она боялась услышать их ответы.
Джози не хотелось возвращаться в школу. Она не могла представить, как пройдет по коридору, даже если это будет не коридор в Стерлинг Хай. Она не понимала, чего ожидали от них инспектор по образованию и директор школы, ведь теперь им придется играть роли учеников, потому что настоящие чувства могут просто убить. Но другая часть Джози понимала, что в школу возвращаться необходимо, потому что там ее место. Только ученики Стерлинг Хай могли действительно понять, как это — проснуться и стараться хоть несколько секунд не вспоминать о том, что твоя жизнь уже не такая, какой была прежде. И только они забыли, как легко верилось раньше, что земля под их ногами твердая.
Если ты затерялся в открытом море с тысячей других людей, можно ли считать, что ты заблудился?
— Джози? — услышала она мамин голос.
— Все в порядке, — солгала она.
Мама ушла, а Джози начала складывать книги. Она вдруг вспомнила, что так и не написала контрольную по химии. Катализаторы. Она больше ничего о них не помнила. Но вряд ли у миссис Дюплессирз хватит совести провести контрольную в первый день. Ведь время не стояло в течение этих трех недель, оно полностью изменилось.
