Портфолио мадам Смерти Малинина Маргарита

Глава 7

— А как же… — Лера заикнулась от испуга, — Аг… гата?

— Ну, думаю, вы в курсе, есть много препаратов, способных спровоцировать у больного пожилого человека инфаркт. Не так ли, Пахан?

Друг кивнул:

— Да, это так. Проблема в том, что все были у всех на виду.

— Для такого аса, уверяю, это вовсе не проблема. Ему использовать какой-нибудь отвлекающий маневр и подсыпать в стаканчик чего-либо — дело плевое.

— Какие ужасы ты говоришь, — попеняла ему я, обняв себя за плечи. А вдруг он прав? Ранее мы исходили из того, что смерть пианистки — результат ее слабого сердца и магнитных бурь, утопленных в вине. А вопросы начинались уже с другими инцидентами: умерла ли Феля сама, повесился ли Фалалей сам, упал ли индеец сам или всем троим помогли? А, может, кому-то помогли, но где-то была и случайность. Как это вы-яснить? Но теперь, после Женькиных слов… Четвертый случай уже не вписывался в простое стечение обстоятельств. Не может случиться четыре смерти за полтора дня просто так. Тут либо зверствует какое-то жестокое проклятие, либо какой-то жестокий человек. — Если это киллер, то чего он добивается? Неужто всех хочет убить?

— Я не знаю, — смутился Женька, так как не любил чего-то не знать. — Если предположить, что у него определенные цели здесь, то встает два «но»: во-первых, выбор туристов был беспорядочен, никто не знал до конца, кто едет, а кто нет; во-вторых, действительно пугает и зачаровывает порядок убийств, строго по фотографии. Еще одна загадка. Одно дело, если бы работал маньяк, для их мозгов — это самое оно. Но для профессионала… Какой-то дурацкий снимок… Чушь полная. К тому же оставили нас здесь тоже весьма мастерски. Это я про якобы оторвавшуюся антенну, которая якобы сама лишила нас бензина до следующего тысячелетия.

— А я склонен верить больше Иннокентию насчет проклятия, — к удивлению присутствующих и, по-моему, самого себя, изрек Паша. Изумление вызывало не то, что Самойлов верил во все сверхъ-естественное — это я знала уже очень давно, а то, что он, наступив на горло своей ревности, принял сторону неприятеля во имя Правды. — Только вот, мне кажется, оно начало действовать не когда умерла Никитична, а когда индеец это произнес вслух. Всем верующим известно: не произноси имя Зла всуе, и Зло не придет к тебе. Он сам наговорил на нас. И сам же поплатился.

— А мне, например, — встряла Катя, — больше запомнилось стихотворение Фалалея. Рифмованные строчки подчас имеют куда большую силу, нежели все ваши дурацкие порчи и проклятия. Недаром во всех книгах волшебных заклинаний, заговоров и приворотов текст состоит из рифмованных четверостиший — видимо, близким к магии людям давно известна сила поэзии. И Юля со мной согласна, — добавила она непонятную вещь.

У меня даже глаза выпучились:

— Я?! Да с чего ты взяла?

— Как это? — замахала Любимова длинными накрашенными черными ресницами. — Ты же сама, когда увидела мертвого Орлиного Глаза, начала читать по памяти это Фалино последнее стихотворение! Ну же? Не помнишь, что ли?

— Я была на грани безумия. Не принимай мои слова в расчет.

— Да почему ты все время прячешь голову в песок, точно страус? — негодовала лучшая подружка.

— Да-да, я тоже слышал, как она что-то шептала в полуобморочном состоянии, — припомнил сперва Женька, а затем и все остальные, кто имел несчастье присутствовать при страшной находке мертвого тела.

— Не знаю, я помню только последнюю строку, про кровь рекой, — закачала я головой. Пусть они отстанут от меня, чего прицепились?

— Зато я помню. — Екатерина на глазах у всех достала с коленей блокнот скончавшегося музы-канта, неведомо каким способом попавший к ней, и принялась декламировать: — «Нагло мы их украдем, и тогда, когда мы умрем, чужая кровь будет литься рекой». Знаете, существует такое поверье, что творческие люди чувствуют, что проживут недолго, и эту мысль проецируют в поэзию, прозу, музыку, кинематограф. На самом деле, я считаю, все наоборот. Они сами на себя накликают беду. Много ярких примеров, подтверждающих мою гипотезу, допустим, известный Анатолий Папанов. Мало кто знает, что последним кадром его последнего фильма была смерть персонажа, которого он играл. Вскоре после этого он и сам скончался. А Игорь Тальков много раз утверждал, что умрет молодым. И пел что-то про возраст Христа, так почти и случилось.

— И я о чем! — обрадовался Самойлов, подпрыгнув, потянулся через весь стол, чтобы пожать очумевшей Кате руку. — Я о том же говорил!

Любимова молча разглядывала друга, затем произнесла, недоумевая:

— Нет, по твоей версии, во всем виноват индеец и его пророчество.

— Это неважно! Индейцы, стихи — какая разница? — «Действительно, стихи — те же индейцы», — хмыкнул мой внутренний голос. — Я говорил, что вслух такие вещи нельзя произносить!

— Тогда я согласна с тобой, — закивала Катя и, уже не колеблясь, крепко сжала ладонь Павла в своей руке.

— Что ж, — подытожила Света, — у нас пять версий. Первая: убивает дух Агаты, и он не угомонится, пока не заберет в свое темное царство каждого, кто отправился с ней на экскурсию, поэтому в живых не останется никто. — Она нервно хихикнула. — Вторая: по вине Леры проклята вся экскурсия в целом, поэтому в живых не останется никто. Третья: беду накликал индеец, поэтому в живых не останется никто. Четвертая: шизанутый металлист сочинил, что умрут они с женушкой, и после этого начнется настоящая резня. Это предсказание сбылось, Фаля с Фелей умерли сами по себе, а дальше… Либо мы друг друга будем кромсать от безысходности, либо по вине несчастных случаев, в любом случае кровь рекой нам обеспечена. А Агата тут вообще ни при чем: к ее радости, она отбросила копыта раньше. Я правильно тебя поняла, Катя? — Та с серьезным выражением лица кивнула. — Вывод из твоей версии… Правильно, в живых не останется ни-кто. Что ж, остается последнее мнение, — тут она посмотрела на Жеку, — которое заключается в том, что среди нас затесался крутой киллер, и он не успокоится, пока не укокошит всех. Голосовать будем? — предложила она, продолжая странно хихикать. — Кто за какую версию?

— То есть, — сказал Паша, — в первых четырех случаях не выживет никто, а в последнем — один человек, да и то безжалостная мразь. Господи, пусть им окажусь я!

— Паш, не время для шуток, — посуровела я.

— А я и не шутил.

— Как бы кому ни было смешно, — Александров одарил грозным взглядом попеременно Светлану и Павла, — придется считаться с каждой версией.

— Отлично, — обрадовался чему-то Логинов. — Начнем с моей. Думаю, неплохо будет разобраться, кто где находился во время убийств. Я повторюсь: убийств. Ведь это моя версия, верно? Имею право. Итак, Агата Никитична. Все сидели в кружке, кроме нас с Катей. Так что мы с подозрений снимаемся. — Некоторые громко проворчали что-то нечленораздельное, но не стали открыто возражать, не найдя аргументов против. — Дальше, следуя моей версии, убийца тот, кто остался среди ныне живых персонажей, иначе выйдет белиберда. Мы ведь сошлись на том, что ас в таком деле среди нас один, верно? — Все вынужденно кивнули. — Значит, не считая нас с Катей, подозреваемые сидят сейчас за столом. Давайте посчитаем их, — предложил он так, точно мы находились в детском саду и учились считать — одна из подготовок к предстоящей в будущем году школе. — Раз, два, три, четыре, пять, шесть. Что ж, не так много.

— Ты издеваешься? — скривился Альберт.

— Нет, просто я оптимист, — обезоруживающе улыбнулся блондин Логинов. — Второй пункт. Убийство Фелицианы. Время смерти точно не установлено, но примерно это период между половиной седьмого (временем, когда ее видели на пороге дома плюс время на то, чтобы дойти до гаража, если, конечно, она не была убита раньше, вскрытие-то мы не проводили) и восьмью двадцатью — временем, когда мы ее обнаружили. — Я невольно восхитилась другом. Надо же, он запомнил время, когда мы вытащили бедную Фелю из «Газели». Я так вообще ни о чем тогда не могла думать, только о том, почему же нам не удалось спасти ее. — Итак, кто где был? За себя скажу, что в половине седьмого я сидел на этом же стуле и наблюдал за тем, как четверо человек накрывают на стол к ужину. А они, в свою очередь, наблюдали за тем, как я сижу. После ужина мы все разглядывали фотографии. Когда вернулись вы, — глянул он на водителя, — неизвестно где шатавшись до этого, я вместе с тремя своими друзьями отправился на поиски Фелицианы. Меня крайне интересует, где в этот период находились остальные. Далее я и трое моих друзей вернулись в дом, где застали Альберта Семеныча и Светлану. Было где-то около восьми. Все оставшееся время Морозов был на виду. По этому убийству у меня все. Любимова, Самойлов и Образцова меня не интересуют, так как все это время находились рядом со мной и просто не имели возможности совершить убийство. А вот остальных попрошу отчитаться.

— Это для вас они вне подозрений, — фыркнул Альберт. — А мы вот не знаем, вдруг вы все сговорились? Я вижу вас второй день!

— За себя я все сказал, — хладнокровно ответил Женя. — Теперь вас попрошу о том же.

— Хорошо, — сдался он. — Повторяю в сотый раз. Я не имею вашей любопытной привычки постоянно сверяться с часами и не могу сказать, во сколько точно я ушел из гаража. Сначала ушел механик, оставив мне ключи. Я доделал свою работу и ушел после него минут через пятнадцать-двадцать. — Слова Морозов проговаривал медленно и твердо, посматривая на Логинова очень недоброжелательно, почти что с ненавистью. — Я не помню, запирал ли ворота, Валерия вам уже говорила про мою болезнь. Потом я гулял. Еще раз говорю: гулял. Не помню, как долго, может, сорок минут, может, час. Я просто ходил по тропинкам туда-сюда. Затем нашел сторожку. Потом я был на виду у Светланы, так как мы оба сидели здесь, в этой комнате, пока не пришли вы. Это все.

— Отлично, приятно было вас послушать, — ухмыляясь, произнес Женя, затем поднялся, прошелся до тумбы, выдвинул ящик, взял оставлен-ный прежними жильцами лист бумаги и карандаш и положил перед Альбертом. — Рисуйте марш-рут вашей прогулки.

— Блин, я не знаю! Я не помню! — с мольбой кричал Морозов, но Евгений словно не слышал. Тогда водитель в исступлении уронил лицо прямо на бумагу. Что же должно было произойти, чтобы такой удавоподобно спокойный и бодрый тип, как Альберт Семенович, потерял душевное равновесие? Только встреча с Евгением Дмитриевичем Логиновым. Так-то, знай наших!

— Следующий, — скомандовал Женька, не называя имен, мол, мне все равно, однако не отрывая теперь глаз от Александрова.

— Вас интересует пока первый случай, Фелициана? — вежливо осведомился тот. — Или сразу про оба рассказывать?

— Рассказывайте как вам удобнее, — мило проворковал Катин возлюбленный, уподобившись находящемуся в хорошем настроении экзаменатору, разрешившему студенту отвечать на вопросы билета в любом порядке.

— Ну, вначале я был так же, как и вы, у всех на виду, помогая накрывать на стол. Когда вернулся Альберт Семеныч, я вызвался помогать Фалалею с поисками. Нас было трое, мы несколько раз выходили к гаражам, один раз даже слегка заплутали в лесу, но сумели выйти к заливу и сориентироваться на местности. Потом мы с Валерией стали уговаривать Фалалея вернуться, но он не согласился. Тогда мы с ней вернулись вдвоем, оставив его одного. Сейчас, поверьте, я об этом очень сожалею, ведь были бы мы вместе, мы не дали бы ему сделать это и не дали бы кому-то сделать это с ним. Вот, когда мы ушли, было, наверно, девять или начало десятого, да, Лер?

— Я не знаю, у меня нет часов, а мобильник я в комнате оставила, — смущенно ответила она, опустив глаза.

— Когда вы шли в направлении дома, что делал Фалалей? — обратился к ним двоим Женя.

— Он просто… стоял, — ответил Кеша. — Стоял и смотрел нам вслед. Я не боялся тогда, что он погибнет, думал, он быстро смекнет, что одному не слишком приятно вести поиски в потемках, догонит нас и предложит продолжить завтра, поэтому мы с Леркой специально шли медленно. Я бы согласился продолжить на следующий день прямо с утра, а столько часов без передышки ходить… Это же издевательство над собой. Но мы так и дошли до дома, а он не догнал нас.

— Значит, его умертвить могли в период с девяти до десяти вечера, когда мы его обнаружили. Если только… — Тут Женька в упор поглядел на негра и Леру. — Если только вы не сделали это раньше, вдвоем. Эх, зря мы тело не потрогали…

Те, опешив, разинули рты. Наконец Александров сказал:

— Я никого не убивал, ясно?

— Конечно, яснее ясного. Я тоже никого не убивал. Спроси здесь любого — никто никого не убивал. Однако мы имеем четыре трупа за два неполных дня, сечешь?

— Да, — хмуро кивнул тот, осознав правоту оппонента.

— Что ж, Валерия меня больше не волнует, остались вы, Светлана.

Света посмотрела на Женьку, потом поочередно на всех и выпалила на одном дыхании:

— Я готовила ужин, ела, смотрела фотографии, потом, когда все ушли, я была на глазах у Альберта Семеныча, и он может подтвердить, что я никуда не уходила. Затем, когда вы его забрали, в столовой появился индеец, и мы с ним болтали, так что я тоже не могла уйти. К тому же, вспомни этого Фалю, кем надо быть, чтобы без его разрешения его повесить? Довольно глупо меня подозревать в этом, как считаешь?

— Действительно, — согласился с этим Женька. — Однако с хрупкой женщиной, какой была Фелька, ты бы справилась. Сколько в тебе веса? Семьдесят?

— Грубиян! — подскочила Барская. — Накачал себе тут мускулы, а мозги забыл подкачать, да? — Женька лишь усмехнулся. — Во мне чуть больше шестидесяти, понял? — Я оглядела тело-сложение Светланы. Да нет, врет. Шестьдесят пять точно. — Я еще раз повторяю, для тупых специально. Меня видел сперва Альберт, затем индеец! Я была на виду, все время!

— Да, очень здорово, — влезла Катька, давно дожидавшаяся момента, когда же можно будет влезть. — Учитывая, что первый страдает частичными потерями памяти, а у второго теперь не спросишь. За то ты его и убила, да? Чтобы не сказал никому, что ты из дома спешно выбегала? Тебе удобнее всех, твое окошко в той же стороне, что и у убитого.

— Ха! — Света демонстративно всплеснула руками. — Ты уже на его стороне, да? — Кивок на Жеку. — А как же проклятие, Катя? Ты уже в него не веришь?

Любимова насупилась и ответила с горечью:

— Это и есть проклятие. Мы вынуждены жить рядом с убийцей.

С этим нельзя было поспорить, и все замолчали.

— Поговорим теперь про убийство Большой Ноги, — вновь заговорил Логинов.

— Орлиного Глаза, — подсказала я.

— Неважно. Плохой момент: его комната соседствует с пустой, где должны были жить металлисты. И все же должен спросить: кто-нибудь утром слышал что-либо необычное? — Никто не ответил. — Так я и думал. Я тоже ничего не слышал.

— Слушай, вчера был очень тяжелый день, — сказал Кеша. — Немудрено, что народ так отреагировал на стресс. Я тоже сразу отключился, стоило голову на подушку пристроить.

— Ладно, будем исходить из другого. Кто первым проснулся? Меня лично разбудил Пахан.

— Я проснулся рано, но не выходил из нашей комнаты, — сообщил Самойлов другу. — Ворочался, потом начал читать.

— Включив свет, — возмущенно вставил тот.

— Да, а как можно по-другому читать? Было еще не сильно светло, знаешь ли! А я боюсь потерять зрение. Как будущий врач, скажу тебе: ни в коем случае не читай при плохом освещении.

— Но я же спал! А ты включил общий свет!

— Не надо врать. Когда я включил свет, ты стал ругаться. Это что, во сне было? Непохоже. Следовательно, в тот момент ты не спал.

— Конечно, потому что я проснулся! Из-за света в глаза!

— Правда? — удивился Паша. — Вот блин.

— Ладно, это все лирическое отступление. Ты слышал шум?

— Да, перед тем как я начал читать, кто-то ходил по столовой. Но это было только два раза, с промежутком в пять минут или меньше.

— Любопытно. Возможно, открытое окно лишь для отвода глаз, а, граждане?

Пришлось признаваться:

— Жень, это была я.

— Ты убила индейца?! — тут же завопил Павел. — Юля, зачем? Он был такой прикольный!

Жека в отличие от друга не был идиотом:

— Это ты была утром в столовой? — Я кивнула. — Что ты делала?

Я смутилась.

— Я… я не могу сказать.

— Придется, дорогая, придется.

— А ну, признавайся! — подключился Павел. Гад. А еще ухаживать за мной пытался! — Зачем ты ходила по столовой?

— Я правда не могу. Стыдно.

— Хорошо, я попробую угадать, а ты кивнешь, где надо, — предложил Паша миролюбиво. — Поесть захотела, оттого вышла? — Я отрицательно покачала головой. — Блин, у меня больше нет вариантов. — Естественно, он может думать только о еде! — Кто знает, что еще делают в столовой ранним утром, когда все спят? — обратился Павел за помощью в зал.

Женька подключил свой знаменитый сарказм:

— Может быть, она книгу хотела почитать, но так, чтобы подругу не разбудить?! Потому свет включила в столовой, а не в общей комнате, где спал человек!

— Да ладно тебе… — махнул рукой Павел, отказываясь принимать эти бредни за версию. Но тут же обернулся ко мне: — Что, так и было, да?! Так и было?

— Нет, — снова покачала я головой.

Любимовой надоел этот спектакль.

— Господи, ну что вы к ней пристали? В туалет ходил человек, в туалет! Наша комната с одной стороны, а сортир рядом с комнатой Леры и Светы, то есть в совершенно другой стороне. Конечно, ей пришлось пройти мимо вашей опочивальни два раза. Я права, дорогая?

Я молча кивнула, уставившись в стол. Боже, какой позор! Моя прабабка дворянских кровей учила меня ни за что не произносить таких вещей. Хоть мне было полтора года, когда она померла, но все ее принципы непостижимым образом втемяшились в мозги невинному ребенку. Как Кате удается так просто это произнести среди незнакомых людей? «Ходила в туалет»… Позор мне! И ей тоже. Нам обеим! Вечный позор!

— Ну что нос повесила, подруга? — подмигнула мне Катя, пытаясь подбодрить.

— Она стесняется, — засмеялась Светка. Вот гадина! А я ее еще выгораживала!

— А ты помалкивай, малолетняя душегубка! — ополчилась против нее Любимова и стукнула по столу — зазвенели чашки, а старенький громоздкий пластмассовый абажур под высоким потолком угрожающе зашатался.

— Я никого не убивала! Среди нас всех только ты можешь быть киллершей поганой!

— Поганая здесь только ты, шалава! — немедленно отразила удар Катя, повторно стукнув.

Абажур зашатался еще неистовее, и свет стал мерцающим, как на дискотеке. Я с интересом наблюдала, как освещается сперва стена напротив, затем лица сидящих за столом передо мной, потом освещаются кружки и блюдца на столе, затем свет бьет в глаза, после, зайдя мне за спину, начинает обратный путь.

— Это я шалава?!

— Да, ты! — подтвердила агрессивно настроенная Катерина. К слову сказать, я давно привыкла к ее внезапным вспышкам бешенства.

— Дамы, угомонитесь! — взмолился праведник Александров, прижав темные пальцы к усталому лицу.

— Я, да?! Это я шалава?! На себя посмотри! — Барская дважды топнула ногой. Следом произошло нечто ужасающее. Тяжелый абажур слетел с потолка и рухнул вниз, а лампочка в двести ватт осталась висеть под потолком. Но ужас был не в том. Светлана сидела прямо под этим абажуром, и в самый последний миг Женька и Паша, так как находились к ней ближе всех, успели прыгнуть и столкнуть Барскую со стула, на который тут же обвалилась конструкция. Табурет хрякнул и упал, а абажур раскололся натрое. Остальные просто тупо пялились на пол, не двигаясь.

— Боже! Я могла умереть! — дошло наконец до Светки, и она приложила ладошки к пухлым щечкам. — Я ведь могла умереть? — на всякий случай уточнила она у своих спасителей, которые в ту секунду помогали ей подняться.

— Вполне, — кивнул Логинов. — Черепушка у тебя навряд ли крепкая. А абажурчик нехиленький, хоть и пластмасса.

— Но как он мог свалиться?

— Он был уже расколот, и от грохота мог оторваться буквально маленький кусочек в том месте, где он держался за лампу, вот и свалился. Странно то, что раньше это не произошло, мы ведь тут успели даже подраться, — глянул он исподтишка на Альберта. — Напрашивается вывод: его могли и специально подпилить, в аккурат к сегодняшней «летучке».

— Да кому это надо? — удивился Иннокентий. — Тем более, кто мог знать, что она сядет именно сюда?

— Я понял! Люди, я понял! — Павел вскочил на стол, чтобы его лучше было видно, и направил перст на Светлану. — Она — следующая! По списку! Вот ее рок и нашел! Рок в лице абажура!

— Что? — нахмурился Женька. — Что ты мелешь? Какой на фиг рок? Какой список?

— Ты что, Жек, «Пункт назначения» не смотрел? Может быть, мы должны были все умереть по дороге сюда? Разбиться, например? И теперь не случайно мы здесь застряли. Рок убьет нас всех по очереди, раньше этого не ждите хорошей погоды!

Н-да, Павел любит нестандартно изъясняться. Ну зачем нам ждать погоду уже после того, как мы все умрем? Так бы и сказал: «Хорошей погоды больше не будет. Для нас, по крайней мере». Но вообще-то он умеет производить впечатление. Все разом замолкли и уставились на нашего друга. На лицах читался животный страх.

— О боже! — зарыдала Света. — Значит, это правда! Я умру! — Ее взгляд наткнулся на спасителя Евгения, она в сердцах кинулась в него бумажкой, лежавшей перед Морозовым, на которой тот не сделал ни штриха. — Ну и где же твой киллер? Нет его! Мы просто все подохнем!

— Это еще не доказано, — перехватил Жека лист, подумал-подумал и смял его в ладони.

— Ну и что мне теперь делать? Я к тебе обращаюсь, оратор! — прикрикнула Света на Пашу.

— А я что? — Тот мигом слез со стола, расхотев быть центральной персоной. А то еще вопросами, поди, закидают.

— Ну ты же в курсе дела! Ты единственный понимаешь, что происходит!

— Секундочку, я ничего не знаю!

— Не отвертишься теперь! А ну говори, что там в твоих фильмах? Мы все погибнем?

— Ну… — Самойлов напряг лоб, вспоминая финалы просмотренных кинокартин по тематике судьбы и смерти, остальные не сводили с него глаз, ожидая ответа. — Да.

— Блин! — Светлана потянула себя за хвост, надеясь, что он отвалится, и его можно будет принести в жертву Року. Откупиться. Но нет, если хвост и собирался помирать, то только вместе с хозяйкой. — И что, никак нельзя спастись?

— Единственное, что можно сделать, это обмануть смерть, — задумчиво вымолвил Павел, сызнова завладев нашим вниманием.

— Выкладывай же! — поторопила его Барская. — Как это сделать?

— Да! Да! Как же это сделать? — накинулись все.

— Неспроста же на тебя люстра упала! — принялся он было пояснять, но, как часто любит делать, тут же сменил направление: — За тобой охотится смерть, она ходит по пятам, наступает на твои же следы и все ближе и ближе подбирается к…

— Паша! — Светка швырнула в него карандашом, также найденным на столе возле согнутых в локтях рук горе-водителя. — Не увиливай!

— Вот именно! — поддержала подругу Валерия. — Она и без того напугана. Как можно обмануть смерть?

— Как сейчас мы сделали, например, — вздохнул друг. — Она должна была умереть, но взгляните на нее, — он театрально протянул к ней руки и с пафосом сказал: — Она жива! Значит, обман имел место быть.

— Что же мне, так всю жизнь и прятаться от нее? От смерти? — Света опять разревелась. — Это невозможно!

— То есть, — обратилась Катя к Паше, — ты считаешь, что рок будет охотиться за ней до тех пор, пока не убьет? Что ж, остальные пока могут отдыхать. — Я пнула ее ногой под столом. — Это шутка, шутка! Нечего бодаться.

— Сомневаюсь, — заговорил загадками разбирающийся в вопросах кармы человек, взлохматив и без того лохматые черные волосы.

— То есть? Договаривай, — потребовал негр, гладя себя по коротко стриженной голове. Он тоже хотел бы что-нибудь себе взлохматить, да было нечего.

— Кто его знает, этот рок? Может, он просто перепрыгнет через нее и пойдет дальше! Он ведь себе на уме.

Осознав смысл сказанных слов, все восемь человек, включая самого Павла, в два прыжка достигли буфета, на полке которого в последний раз была оставлена фотография, и шестнадцать рук потянулись к ней одновременно, чудом не порвав бедняжку в клочья. Снимок заявил, что мисс Смерть теперь ополчится против Павла. Конечно, мы этого не забыли, и все же должны были убедиться, что снимок не магический и ничего на нем не меняется, кроме закрашенных глаз. Сам Самойлов простонал и кинулся на шею дражайшему другу Женьке прощаться.

— Прекрати истерику, — уговаривал его тот, — никакого рока нет! Зло причиняют люди, а не фотокарточки!

Все было впустую. Павел достал из кармана маленькую икону своего ангела-хранителя и принялся молиться. Мы с Катей прослезились: друга очень не хотелось терять. Вот бы Женька оказался прав! Вдруг и впрямь никакого рока нет, ни-кто за нами не охотится, и через пару часов погода прояснится, дороги откроют, и за нами кто-ни-будь приедет? Но внутреннее чутье подсказывало: у этой истории хеппи-энда не будет.

После обеда, во время которого я ничего не ела (от любого упоминания о еде мутило, ибо перед глазами не переставая маячил убитый индеец), непогода и вправду сдалась. Дождя не было, ветер слегка утих, хотя его все еще было слышно даже за закрытыми окнами, но макушки деревьев качались уже не так неистово, а небо с темно-темно-серого поменяло свой окрас на средне-серое, так что на улице немного посветлело. Любимова убежала в комнату к парням о чем-то советоваться (эта особа никогда не может усидеть на месте, вот и сейчас она придумала какую-то не то диверсию против других обитателей сторожки, не то миссию по их спасению — поди разбери), а я решила, что мне не повредит прогуляться в одиночестве. Надев джинсовку, я вышла из дома и напрягла зрительную память и пространственное мышление, чтобы сориентироваться, в какой стороне висит труп Фалалея, и случайно на него не наткнуться. Я вспомнила и, просчитав для себя безопасный маршрут, двинулась в путь. Мне нужно было подумать, а суета внутри дома отвлекала. Я не хотела, чтобы все мы погибли, потому реально стоило во всем разобраться и найти пути решения проблемы. Если зверствует рок или проклятие, конечно, побороть его я не в состоянии, но вот если Женька прав и тут замешан человек, тогда необходимо было задуматься, прокрутить в голове все события и несчастья (я имею в виду убийства, самоубийства либо несчастные случаи) и сделать выводы. Кто из наших способен на такое? Хм, пожалуй, никто. На ум приходит только одно-единственное серьезное предположение: Света была права, Фаля довольно тяжелый мужчина (беря в расчет его экипировку — цепи, ботинки, куртка), так что убийца должен быть очень крепким человеком. Скорее всего, мужчиной. Мужчин среди оставшихся ровно половина, притом двое из них — это люди, которых я знаю очень хорошо. А вот двух других я практически не знаю. Но Альберта знают и Лера, и, по-моему, Света, и они его совсем не подозревают. Стало быть, Непохожий-на-тебя? Снова загвоздка. Вместе с ним была Лера, не мог же он при ней убить Фалалея и повесить его? Что же, он подкупил ее? Или пригрозил ей? Что-то не верится как-то в такое. Но с Валерией придется потолковать, очень уж ее лихорадило, когда они вернулись с улицы. С другой стороны, было холодно, и меня бы трясло еще пуще. Лера тоже худенькая, ее тоже кровь не должна греть, как и меня.

В этом деле удивляет еще одно обстоятельство. Куда делся труп жены Фали? Кому он нужен? Почему, убив ее, тело оставили в машине, а когда Фелю нашли мы, то труп тут же красиво убрали? Потому что в «Газели» тело оставили специально, чтобы нас запугать? Или чтобы навести на подозрение о суициде, а когда эта затея не прошла, тогда уж решили от трупа избавиться? А почему не избавились от… Ой, мама!

Я круто изменила направление, повернувшись на сто восемьдесят градусов. Я шла теперь туда, в то место, от которого у меня до сих пор мороз по коже. Я просыпалась ночью несколько раз в холодном поту, потому что видела его во сне, снова и снова. Я шла туда, где не ждало меня ничего хорошего. Где ждал меня мертвый человек, подвешенный на дереве, словно в подражание Иуде. И идти туда было нужно.

Прошло много времени. Пару раз я выходила к стоянке, к воротам, к дворцу, обратно к дому, к заливу, к забору, огораживающему фонтаны. Где же это место? Я никак не могла найти.

Так, вспоминай, Юля, вспоминай. Женька говорил, что мы свернули не на ту тропинку. Вот ведь наблюдательный человек! Ему в бойскауты надо. Итак, вот я снова на стоянке. Два сиротливых автомобиля смотрят на меня печальными выключенными фарами. Антенна, проткнувшая бензобак, валяется прямо в гигантской луже — смеси бензина, воды и грязи. Ветер заставляет кутаться плотнее в кусок ткани и все же не остужает желания докопаться до истины. Вот две тропы, та, что правее, — наша, я по ней сейчас уже раза три доходила до дома лесника, в котором мы жили, и обратно. А в тот раз мы пошли по той тропе, что слева, но по ней я уже тоже пару раз плутала, выходя то к заливу, то к фонтанам. Куда же идти? Здесь нет третьей дорожки, не по траве же мы шли в темноте, в самом деле? У Кеши был фонарик. Да и помню я, что стопы по тропинке передвигала. А вот через минут пять, обидевшись, ушла чуть в сторону — вот там он и висел.

— Мазохистка.

Я подпрыгнула и обернулась.

— Боже, ты напугал меня! Совесть есть у вас? — от неожиданности я соединила «выканье» и «тыканье».

— У нас — это у негров? — задорно ухмыльнулся темнокожий парень, не упустив возможности лишний раз заставить меня краснеть.

— Нет, у вас — это у тебя, только вежливо, — смутилась я. Опять. Как у него это выходит? — Почему ты обзываешься, скажи мне лучше?

— Я думал, тебя и пинками на это место не загонишь, — пояснил он. — Недооценил. Молодец. Я тоже додумался это проверить.

— Что проверить?

— То же, что и ты. Пойдем.

Я пошла за ним. Он вел меня вперед по этой тропе, через пару минут шагнул вбок.

— Смотри. — Я смотрела. Ничего. Трава, деревья. На что он хочет обратить мое внимание? — Дерево узнаешь? — кивком указал он наверх.

Я подняла голову. Пригляделась, подойдя поближе.

— О господи… О боже…

На самой крепкой ветке векового дуба висело что-то грязно-белое. Это были остатки веревки, срезанной кем-то.

— Он ведь здесь висел? — Кеша кивнул. — То-то я хожу туда-сюда и найти не могу. Но кто его снял?

— Не я, — пожал он плечами. — Теперь ты понимаешь?

— Нет, — покачала я головой. — Что я должна понять?

Он улыбнулся еще шире.

— А то, что здесь не все так просто, как кажется.

Я нахмурилась.

— Мне и до сих пор так не казалось. Все сложнее некуда.

Мы немного постояли в раздумьях. Усилившийся ветер трепал мои не собранные против обычая в хвост волосы, закидывая их на лицо и тут же отбрасывая назад. Но часть цеплялась за нос, не желая расставаться с фасадной стороной моей головы и усиливая этим дискомфорт от непогоды. Катька все удивляется, почему я никогда не расстаюсь с заколками. Вот почему. Эти непослушные на ветру волосы ужасно раздражают, рукам просто надоедает их постоянно приглаживать как надо.

— Прогуляемся? — предложил Кеша, с любопытством наблюдая за моим поединком с прической.

Я неуверенно покачала головой:

— Наверно, нет. Я лучше пойду обратно.

— Ладно, — вроде бы не расстроился баскетболист. — На вот, возьми, — он скинул с себя ветровку «на молнии» от спортивного костюма и накинул мне на плечи, оставшись, вопреки всяческим ожиданиям… в тельняшке. Негр в полосатой бело-синей тельняшке — это выглядело так нетривиально, что я рассмеялась. — Чего ты? — опустил Кеша взор на свою грудь. — Ну да, в ней тепло. Не ходить же, как наш Альберт Семеныч, на таком морозе в футболках, в самом деле. Заболеть можно.

— Ты же спортсмен, спортсмены не болеют, — попыталась я пошутить.