Портфолио мадам Смерти Малинина Маргарита

Глава 8

Идя обратно, я размышляла об Иннокентии. Его спортивная куртка подарила мне долгожданное тепло, и я совсем не мерзла, что для моего организма было весьма нетипично. К тому же длинные рукава явно не моего размера куртки прикрывали мои пальцы, которые хранят бодрый холод даже в плюс двадцать пять, и почему-то именно тепло вокруг вечно мерзнущих пальцев и грело сильнее всего. А вот мысли, наоборот, совсем не грели. Стал бы он проверять, висит ли те-ло, если сам его и снял? Конечно, нет. Значит, в том случае, если тот, кто убивает, и тот, кто прячет тела, один и тот же человек, Александров не виновен. Но опять-таки встает вопрос о том, убийство это или самоубийство? Если второе, то где Фаля взял веревку? И насколько ловким он был при жизни, чтобы влезть на высокое дерево, привязать петлю и самому же повеситься?

Стоп! Ступня мертвеца болталась возле моей макушки. Если бы он сам захотел повеситься, нашел бы ветку и пониже. Выходит, Женька прав, это было убийство.

От этих мыслей мне окончательно стало не по себе, и надетая мною ветровка уже не казалась такой теплой. Я иду одна по безлюдной местности, среди деревьев, за которыми может прятаться убийца, по длинной тропе, которая, возможно, не успеет привести меня к дому. До этого я рассматривала только вариант, что убийца один и он очень силен, однако сразу же надо было подумать о том, что убийц может быть несколько. Вдвоем-то куда легче справиться с одним человеком, даже если вы не так сильны, чтобы ваша мощь бросалась в глаза, навевая тем самым лишние подозрения окружающим.

Посторонние звуки сбили меня с мысли. Нет, только не это! Почему я пошла одна? Какая же я дура! Как я могла так запросто поверить во все эти бредни про проклятие и рок? Это расслабило меня, так как хоть и прозвучит это жестоко, но я стою в верхнем ряду. Именно это обстоятельство прибавило мне опасной убежденности, что, если я пойду одна, ничего со мной не случится. Это было так рискованно… Зачем?..

Звуки тем временем приближались. Либо это я к ним приближалась. Не успела последняя мысль пронестись в моем сознании, как ноги сами встали как вкопанные, не успев еще получить сигнал от мозга.

— Ну же! Идите! — говорила я им, но нижние конечности словно жили своей собственной жизнью, не собираясь мне более подчиняться.

— Да! — выкрикнул кто-то неподалеку отсюда.

Почему-то я села. Затем легла на сырую и грязную землю. В чужой куртке. Услышав еще один звук, я поползла по-пластунски в том направлении. Достигнув кустов, выглянула и наткнулась на такую картину, что челюсть, скрипнув, отвисла до земли.

Светлана Барская и Альберт Морозов предавались разврату на подмятой траве, еле сдерживая рвущиеся в атмосферу выкрики и стоны и не замечая никого и ничего вокруг.

— Ни фига себе, — пробурчала я, не боясь быть услышанной. Да что они себе позволяют?! Тут люди гибнут, их тела пропадают, а они… Как можно в такой момент думать о любви? Впрочем, о большом и светлом здесь никто и не думал. Другое дело, что Свету еще можно оправдать, она с минуты на минуту ожидает приход смерти, оттого пытается взять от жизни, пока не поздно, все, что может. Но водитель хорош! Старый пень! Он ей в отцы годится!

Негодуя, я начала медленно отползать назад, вперед ногами, и отползала до тех пор, пока что-то не уперлось в мои стопы. «Дерево», — подумала я и, не глядя назад (глаза мои все еще были прикованы к срамной картине, какая-то неведомая сила удерживала взор на стонущей паре), попыталась обойти преграду, направив ноги немного вбок, но преграда и тут возникла. Что за ерунда? Бегающее деревце? Такого не бывает!

Только я хотела обернуться, как дерево сзади сказало:

— Ты еще и вуайеристка.

Я заорала. Пара тоже заорала и продолжила в убыстренном темпе, чтобы поскорее закончить начатое и посмотреть, кто же тут балуется рядом с ними. Александров мгновенно схватил меня за руку и побежал, чуть согнувшись. Я последовала его примеру, хотя, даже согнутый в три погибели, он все равно был выше меня, так что смысла в этом не было. Ветер и ветки мимо проносящихся деревьев били в лицо.

Остановившись далеко оттуда, негр принялся меня хвалить:

— Молодец, хорошо бегаешь. И дыхание умеешь контролировать. Бегом занималась?

— Немного, — резко ответила я и набросилась: — Ты что, сдвинутый? Зачем ты так меня подставил?! Меня теперь на смех поднимут!

— Сама ты сдвинутая. Я тебе шепотом сказал, они бы не услышали. Чего кричала?

— Как чего? Испугалась! И вообще хватит за мной по пятам шастать, что за идиотская манера? Ты же шел к своим фонтанам, вот и шел бы!

Мы начали шагать в сторону дома.

— Так я и шел, а потом стал за тебя тревожиться. Ты одинокая хрупкая девушка, а тут такие нравы… Мало ли что? Хотя сейчас я убедился, что крутых нравов ты не боишься, и с радостью к ним бы присоединилась, если бы позвали, я прав?

Я только рот открыла.

— Придурок, — наконец удалось что-то вымолвить, после чего, встав на мыски, отвесила ему смачный подзатыльник (тип на это лишь ухмыльнулся), дав себе зарок с неграми больше не общаться.

Слово я свое сдержала. Мы так и дошли до сторожки: чернокожий что-то говорил, спрашивал, шутил, я же молчала, точно рыбка золотая, представляя себе, что иду одна. Возле дома меня перехватила Катька.

— Вот ты где! Прикинь, все разбежались, как крысы с тонущего корабля, вот и пойми теперь, преставился кто уже или я могу пока спокойно дышать, дожидаясь своей очереди… Кстати, Света среди пропавших.

Мы с негром переглянулись.

— Не переживай, Кать, с ней все в порядке.

— Да? — как-то странно протянула подруга, словно была недовольна таким поворотом. — Ну ладно. Слушай, у меня к тебе разговор есть. — Покосилась на Кешу: — Конфиденциальный.

Тот понял и молча ретировался, удалившись за входную дверь, мы же остались на улице.

— Знаешь, зачем я к Женьке ходила?

— Ты как-то забыла меня просветить, — позволила я себе обиженно фыркнуть.

— Ой, извини, я так занята была этими мысля-ми… В общем, я решила, пока погода нормальная, нужно собрать группу из трех-четырех человек и отправиться в рейд по жилым зданиям. Женя говорил, что они проверяли только ближайшие дома. Но не могли же вывезти целый город? Я придумала идти вдоль главной дороги и попутно заходить во все дома, которые покажутся обитаемыми, стучаться в двери и просить помощи. У кого-то, возможно, работает телефон. А может, там и Сеть возьмет.

— Ну Сеть-то вряд ли. Мы же возле воды, если у нас не ловит, значит, нигде не ловит.

— А мне вот кажется, что, наоборот, волны помехи создают, да и деревья все перекрывают.

— Ну, не знаю. Но у людей хотя бы радио есть, и они наверняка в курсе событий. А мы тут словно в изоляции: ничего не видим, ничего не знаем.

— Вот и я о чем! — обрадовалась Катька, перебив меня.

— Действительно, стоит сходить и выяснить у народа, как да что с этим ураганом. Так что идея хорошая, — закончила я мысль. — А что Женька сказал? Он пойдет?

— Да щас! Он сказал, что это ерунда, и меня он никуда не отпустит! Он хочет, чтобы я была перед его носом двадцать четыре часа в сутки!

— Ну, ввиду предшествующих событий это вполне нормальное и даже закономерное желание.

— Ага, но спасать-то нас кто-то должен!

Выходит, второе. Не диверсия, но миссия. Похвально.

— Катя, Женя прав. Мы женщины, нам страшнее по квартирам побираться. Вот бы Кешу с Альбертом снарядить в добрый путь! Я бы им и бутербродиков собственноручно сварганила на дорожку!

— Поди докажи им, что это нужно! Мужчины — они какие? Если сами что придумали — гениальная идея, если баба доперла — глупость, значит. Короче, идем с тобой вдвоем, деваться некуда.

— Ты что, спятила? Я боюсь одна.

— Так я и говорю: вдвоем.

— С тобой все равно что одна. Даже хуже. Я так осторожничать люблю, а ты все время напролом прешь. В такие проблемы втравить нас можешь, что пожалеем, что рядом с убийцей жить не захотели!

— К чему этот пессимизм все время? — скривилась Любимова. — Запомни: жалеть всегда лучше о том, что сделано, чем о том, что не сделано. Вперед и с песней!

— За-певай! — прикольнулась я.

— Зеленою весной, — завели мы обе, идя по тропе к главным воротам, усиленно маршируя, — под старою сосной…

— С любимою Ванюша прощается! — подхватил кто-то сзади нас. Обернувшись, мы увидали Павла, спешащего за нами.

— Ты что делаешь? — ополчилась на него Катя. — Куда ты прешься?

— Как куда? За вами. Жека велел следовать неотступно!

— Вот блин, — Катя добавила еще что-то беззвучно, одними губами, глядя в небо. Наверно, материлась. Или молилась — опять же, с подругой никогда не знаешь наверняка. — Приставил тоже… Соглядатая… Так, Юля, — подруга приблизилась к моему уху, — не говори ему, куда идем. Оторвемся от него, и тогда рванем!

— Я все слышу! — порушил Катькины надежды Самойлов.

— Ладно, брось, — примирительным тоном сказала я: не хватало еще ссоры между друзьями. — Пусть он идет с нами, с мужчиной не страшно.

— Почему ты вечно воспеваешь мужчин? — завела привычную феминистскую шарманку Екатерина. — Они ни на что не способны. К тому же глянь на него — какой он мужчина?

— Так, я не понял! Это что за наезды? — Павел прищурился, готовясь к атаке.

— Успокойтесь! — прикрикнула я. Взяла под руки обоих. — Вперед, мы должны выполнить миссию — спасти мир от нашествия непонятных трупов.

— Трупы? — испугался Паша. — Где? — Начал оглядываться.

— Надеюсь, что больше нигде.

Через некоторое время мы стояли возле подъезда первого найденного в этом направлении четырехэтажного дома с горящими окнами. Еще был день, но ввиду пасмурной и туманной погоды в квартирах уже было темновато. Кто-то же включил свет! А все остальные здания, попадавшиеся на пути, обитаемыми не выглядели.

Я посмотрела на дом снизу вверх. Он был грязно-желтого цвета с привычными глазу надписями на стенах типа «Маша, я тебя люблю», «Васька — гад, каких свет не видывал» и так далее. Примечательно, что большинство выведенных красящими веществами слов содержало орфографические ошибки.

— Павел, остаешься на стреме. Юль, пошли.

Мы вдвоем вошли в подъезд. Вокруг пахло кошками, страдающими энурезом, и, по-моему, еще табаком. Позвонили в первую квартиру.

Никого.

— Что за ерунда? — недоумевала я.

— Не паникуй, первый блин всегда комом.

Любимовой удалось вселить в меня оптимизм, и в следующую на площадке квартиру уже звонила я, готовя мысленно трогательную речь: «Сами мы не местные, а кушать хочется, подайте, кто сколько может…» Шучу, не эту, конечно. Любимова меня бы укокошила за такие выкрутасы.

Вторая дверь тоже не порадовала нас ничем. Зато третья открылась, но несильно — ровно настолько, насколько позволяла цепочка.

— Здравствуйте, — пропела подруга, узрев перед собой старушку — божий одуванчик.

— Чего хотели?

— Простите, у вас телефон не работает? Мы застряли на территории парка, не можем уехать. Очень нужно позвонить.

— Знаю я вас таких! Пока одна звонит, вторая по шкафчикам шарит! — уставилась бабка на меня с недоверием в глазах. Нет, ну почему она решила, что воровка из нашей пары именно я? Почему бы это не мне звонить, пока Катька будет деньги красть? Несправедливо!

— Как вам не стыдно? — возмутилась Любимова, и дверь сиюминутно захлопнулась. — Карга старая! — крикнула Катька на весь подъезд, опозорив и себя, и вашу покорную слугу, так что на втором этаже звонить принялась снова я, отстранив на время помощника от операции.

Две двери проигнорировали нас, за третьей послышалось шевеление и шум отпираемых замков — словом, история повторилась. Однако на сей раз перед нами предстал пузатый дядечка, который явно был нетрезв, так что на двух прелестных див отреагировал следующим образом:

— О, какие цыпы! Заходите, заходите…

— Нет! — испугалась я. — Мы, видать, ошиблись маленько, извините…

— Да нет же, не ошиблись вы! Заходите, вам непременно сюда!

— Да нет! Нам не сюда! До свидания.

Я отступила, но проворный мужик умудрился ухватить меня за локоть и попытался втолкнуть в квартиру, тут подоспела Катька и ударила его шпилькой по колену. Тот взвыл и выпустил на нас длиннющую тираду, пришлось срочно ретироваться из подъезда.

— Дурдом какой-то! — ругалась Катя, выходя на свежий воздух.

— Да уж, не то слово!

Я осмотрелась. Павла нигде не было видно.

— Где Паша? — спросила я подругу, надеясь, что она окажется менее близорукой, чем я, ведь Самойлов должен был находиться где-то прямо у нас под носом.

— Не знаю. Наверно, он штурмует второй подъезд, помочь решил. Или… Вот гадость! Он пошел стучать Женьке! Сволочь! Женька меня убьет, когда узнает, что я ослушалась и выходила за оговоренные пределы!

— Что это за пределы? — проявила я искренний интерес.

— Пределы — это дом и пять шагов в любую сторону от дома, далее которых этот жлоб отходить мне запретил. И нечего смеяться! — потому что я в открытую хихикала. — Прикинь, он говорит, мол, никогда не знаешь эту природу. Может, то, что происходит сейчас, — лишь затишье перед бурей, вдруг вы с Юлькой будете где-то далеко и вас засосет в воронку. Так и сказал! Ну где ты воронку здесь видишь, а?

— Я лично не вижу, — улыбалась я. — Кать, пойми, он волнуется за тебя. К тому же он уверен, что среди нас убийца. Да и я эту версию со счетов пока не сбрасываю.

— Я тоже, — чуть помедлив, ответила она и полезла в сумочку проверить, не заработал ли телефон. — Поиск Сети… Проклятье.

— Ну что, идем? — кивнула я на второй подъезд.

— Давай.

Человеческий фактор мы встретили, лишь добравшись до третьего этажа. Странный дом и странные люди… Возможно, причиной не от-крывших-ся на звонок дверей являлось то, что никого попросту не было дома, однако, вопреки этому самому логичному объяснению, почти каждый раз мне слышались шаги по ту сторону, следовательно, если это не галлюцинации, то нам просто не хотели открывать.

И вот наконец повезло. Доброжелательно настроенная тетка средних лет смело распахнула перед нами двери и, выслушав, посторонилась, чтобы вошли, что мы и сделали.

— Это вам сильно не повезло, — покачала головой сердобольная жительница данного района. — Город еще вчера эвакуировали, но мы не успели, все произошло слишком быстро, а самим уехать не на чем. По радио сказали, ураган надвигается. Велели всем оставшимся заколотить окна и уйти в глубь квартир, а также спрятать подальше все колюще-режущие предметы. Только как же их заколотишь-то, окна? Чай, не в деревнях живем. Я вон занавесила и все, сижу жду. А что я еще могу сделать? — Женщина оглядела нас сочувствующим взором и поинтересовалась: — А сколько вас там, в доме-то?

— Восемь, — вздохнула Катька. — Нам бы позвонить, — жалостливо продолжила она, — человек у нас умер. А сотовые не работают.

— Девоньки, никак вы не позвоните. Все кабели до самого Ленинграда оборвало. Уже есть убитые и раненые. — Понизив голос, обрадовала: — К нам оно идет.

— Кто — оно? — испугалась я.

— Торнадо это. Так что прячьтесь в доме, ложитесь на пол, лучше под кровати забейтесь, но подальше от стекол: вмиг разобьет. А заколотить уже не успеете. Да и нечем вам. И уж полицию подождать придется, когда непогода утихнет. Если утихнет.

— То есть? — насторожилась Любимова, обменявшись со мной многозначительным взглядом.

— Хотите знать мое мнение? — Хозяйка квартиры подалась чуть вперед, очутившись очень близко лицом от моего лица. — То, что сейчас происходит, — это начало конца.

— Что? Начало конца? Как это?

— Конца света.

Я невольно отшатнулась, припечатавшись задней точкой к двери.

— Нам пора, — поняла мою реакцию подруга и вывела нас обеих на лестницу. Спускаясь, сказала: — Что-то мне не нравится это. Этот конец света совсем некстати. Нам бы сперва с несчастными случаями разобраться. И с запиской.

— Опя-ать, — простонала я.

— Ты посмотри, что получается. Я вот тут покумекала немного. — Мы вышли из подъезда и застыли на месте. — Ты сможешь сейчас визуализировать себе это послание?

— А что нужно-то? — Вероятно, я могла выполнить просьбу, но, если честно, было лень.

— Ну просто закрой глаза и представь себе его. Этот лист и почерк, которым выведены слова. — Я послушалась, закрыла и представила. — Удалось? Вспомнила?

— Ну?

— А теперь открывай.

Я распахнула веки и уставилась в то, что мне подсунули. Это был блокнот покойных Фали и Фели, который Любимова, точно какая-нибудь фетишистка, с некоторых пор неотлучно таскала с собой. С одной стороны разворота писала новую песню Феля, с другой трудился над чем-то Фаля, так как почерк был конкретно мужским.

— Твои мысли.

— Я поняла, чего ты добивалась, — кивнула я. — Да, письмо нам адресовали явно не они, почерк был иным. Но коли они никак не связаны с запиской, да и вообще записка ни с чем, что сейчас творится, не связана, почему она пропала? Может быть, ты плохо искала?

— Я хорошо искала, — безапелляционно заявила та. — В том-то и дело, что сейчас я окончательно убедилась, что записка очень тесно переплетается с тем, что мы имеем.

— Каким это образом?

Любимова нахмурила брови и погрустнела.

— Вот пока не знаю. Ладно, сдаюсь, я не убедилась, а всего-навсего послушала свою интуицию. Но она меня ни разу еще не подводила, и ты это прекрасно знаешь.

— Да, знаю, — пришлось признать мне. — Катя, есть одна любопытнейшая новость для тебя. Труп Фалалея кто-то снял с дерева, перепилив веревку.

— О господи! — Она схватилась за грудь. Та быстро вздымалась и опускалась, опять вздымалась и снова опускалась. — Теперь ты видишь?! Это кошмар какой-то! Происходит что-то невероятное, а я никак не могу построить логическую цепочку! Я анализирую, анализирую, и ничего не выходит! Я не знаю, чему верить! Иногда мне правда кажется, что проклятие существует и мы все умрем! Но все-таки я более склонна верить Женьке и его уму. Если он говорит, что убийца есть, значит, он есть, только неясно, относится ли к остальным смертям смерть Агаты и то, что Светку чудом не пришиб абажур? А вот остальные три случая — металлисты и индеец — кажутся мне конкретными убийствами. А ты что считаешь?

— Я считаю, что записка не имеет к этому отношения. А еще я считаю, что пора отправляться домой, а то потемнело как-то сразу. И где Паша в конце концов?

— Не знаю. Странно это, мог бы предупредить, что уходит, не так уж долго мы были в подъезде, мог и подождать. Ладно, давай заглянем в последний, вдруг он там?

Мы заглянули. Прошлись до последнего этажа, спустились вниз, вышли из дома.

— Значит, он ушел, — резюмировала я.

— И нам тоже пора, — пугающим голосом сказала Катька, побелев лицом, направив взор на небо за моей спиной.

Я обернулась, и глаза мои расширились от ужаса: на нас с устрашающей скоростью надвигалась огромная черная воронка, уничтожающая все, что попадалось на ее смертоносном пути. Минут через восемь-десять на этом пути окажемся мы, после чего бесповоротно попрощаемся с жизнью.

— Бежи-им! — заорали мы обе хором и нажали внутренние педали газа до упора.

Убегая от смерча, я думала лишь о том, насколько провидцем оказался Евгений. «Угадал или накаркал?» — билась в голове мысль. Накаркал, блин! «Ага, анекдот помнишь? — не согласился внутренний голос. — Мужик на дереве пилит сук, на котором сидит. Прохожий говорит ему: «Что ты делаешь, ты же упадешь!» Тот молча допиливает сук и впрямь падает на землю. Поднимаясь, возмущается: «Ну ты колдун!» Теперь-то ты что думаешь?»

Да, голос внутри прав. Просто Женька умный, Катька чрезмерно самоуверенная, до самодурства, а я просто дура. А Паша предатель. Вот такая у нас команда. И все же мне нравится наша четверка, как ни крути. Господи, только бы выжить сейчас…

Мы бежали, держась за руки, к лесу. Конечно, такая мощь и деревья вырвет с корнем — не заметит, но это был единственный путь к спасению. Сторожка находилась в глубине леса, так что, быть может, там ветер будет не таким сильным, и ее не снесет. И как же быстро погода меняет свое настроение! Мне казалось, что она налаживается, и вот на тебе. Прав был Жека, затишье перед бурей.

Ветер с силой тянул мое тело назад. Я же старалась, как могла, превозмочь эту затягивающую силу, быстрее шевеля ногами. Пугливо обернулась: высокий черный столб пыли неотступно следовал своей дорогой, приближаясь к нашему парку. Внутри него я разглядела яркий кусок металла — чей-то горемычный автомобиль был съеден этим жутким смерчем. Насколько меньше я вешу, чем машина? Раз в двадцать? Я для торнадо — как для меня перышко.

Так как я не смотрела под ноги, зачарованная природным явлением, какой-то камень сбил меня с ног. Я рухнула на землю, почувствовав нестерпимую боль в коленке, на которую посчастливилось приземлиться. Отпустила Катькину руку, но поздно: по моей вине она тоже оступилась и присела на корточки, успев ухватиться за траву.

— Ты чего?

— Беги! — ответила я ей, пытаясь подняться. Не тут-то было: нога никак не желала разгибаться. Н-да, на одной левой я далеко не убегу.

— Юль, быстрей! Мы не успеем! — кричала мне подруга.

— Беги! Позовешь помощь!

Любимова неуверенно посмотрела вперед, затем обернулась на меня и твердо изрекла:

— Нет, я останусь с тобой. Смотри вперед. Видишь сросшиеся дубы? Они не так далеко, как кажется. Они крепкие, ползи к ним, укроемся меж стволов.

— Кать, даже если я успею до них доползти, этот ураган их погнет, и нас просто меж ними расплющит, — простонала я, все же ползя к ним, как и сказала Катя. Сама она подхватила меня под плечо, так мы достигли дубов.

Две лучшие подружки безнадежно смотрели на приближающийся «конец света», потому не сразу услышали зов. Оказалось, что Женька и Кеша искали нас повсюду и наконец разглядели среди стволов. Логинов тут же бросился к Катьке, а Александров поднял меня на руки, и все побежали обратно к дому. На сильных темных руках бегущего Иннокентия меня серьезно укачивало, однако это не помешало мне по обычаю провалиться в обморок и очнуться уже на пороге. Любимова одарила меня завистливым взором, и это дало мне понятие, насколько страшно ей было по дороге к укрытию.

Подбежал Альберт, и все трое мужчин приня-лись укреплять дверь и окно в столовой, так как оно было самым большим и, треснув, могло нанести серьезные увечья людям, а также испортить электроприборы и открытую проводку. Я же прохромала в свою комнату, опираясь на Катю. Заботливая Лера тут же зашла к нам и предложи-ла что-нибудь поесть. Пожевать и правда хотелось до неприличия, нужно было восстановить силы. Когда я сообщила об этом Малиновой, она незамедлительно вызвалась приготовить для меня что-нибудь и принести в постель, но Катька вдруг заартачилась и сказала, что для своей подруги готовить будет сама, после чего удалилась в столовую. Непонятно, не то она подозревала Валерию в убийствах и боялась, что меня отравят, не то просто взревновала. Короче, через пятнадцать минут подруга приволокла нам обеим две полные глубокие тарелки макарон с тушенкой и чай с подсохшим печеньем. Все это она водрузила на две составленные вместе наподобие журнального столика табуретки, которые придвинула к моей кровати, сама села рядом со мной, таким образом мы начали обедать, попутно слушая завывающий ветер и звон стекла от ударов по нему веток рядом растущего дерева и наблюдая за тем, как устрашающе шатаются и прогибаются стены от силы урагана. Картина была настолько дикой и непривычной, что я от всей души посоветовала себе обращать внимание только на еду, а не глядеть по сторонам. Я, конечно, целую тарелку макарон не осилила, но Катька заявила, что это не проблема, и тут же подмела остатки из обеих посудин.

Напившись горячего чаю, я укуталась в постели и сама не заметила, как уснула. Мне снились ужасные вещи. Тайфун мое правое полушарие представило как гигантского аллигатора, поедающего все и вся вокруг. Странно подумать, раньше они мне нравились, а вот после этого сна… Думаю, любовь к крокодилам на этом закончена.

Открыв глаза и пытаясь угадать, а сколько же времени, я наткнулась на потрясающую картину: Любимова… плакала! Чтобы моя хладнокровная, уравновешенная подруга роняла слезы — для этого должен был как минимум умереть кто-то близкий. А скорее сразу несколько близких.

Я вскочила с постели и, забыв о коленке, подбежала к ней.

— Катя, что случилось?

Сердце защемило от недоброго предчувствия.

— Ой, Юля… Оказалось, что Паша не вернул-ся перед нами, как мы считали. Он до сих пор не явился, понимаешь? Я не знаю, что произошло! — воскликнула она громко, как будто я собиралась ее допрашивать или в чем-то обвинять. — Может, он пошел вперед по дороге, вот его и засосало в воронку. Или… Я не знаю, короче, он так и не пришел! А Женька… — Катька спустилась на пол, вытирая слезы ладонью, ноги по непонятной причине не хотели ее держать. — Он пошел его искать! В ураган! Мы его все отговаривали, а он все равно ушел! Бли-ин… Что, если он не верне-отся-а…

— Катя, он вернется, они оба вернутся, обязательно! — Я говорила то, что должна была, но сама не сильно этому верила. Наверно, причиной всему — мой врожденный пессимизм во взгляде на вещи. Но Катька бы на моем месте говорила именно то, что сказала сейчас я, поэтому я так и сказала.

— Не знаю. Я ничего не знаю. Вдруг это рок? — Подруга подняла на меня испуганные заплаканные глаза. Впервые мы поменялись ролями, теперь я была мамочкой, а она слабой, беззащитной дочкой.

Я прижала ее к себе и ответила Женькиными словами:

— Никакого рока нет. Все происходит по причине. Женя найдет Пашу, и они оба вернутся.

— Но дверь заставили мебелью…

— Они постучат, и Кеша с Альбертом Семенычем разбаррикадируют ее. Ложись, тебе нужно отдохнуть.

— Я не хочу отдыхать! — вспыхнула Любимова, подпрыгнув. — Я хочу искать его! Я сейчас пойду на улицу и буду их звать! Нужно же что-то делать, я не могу вот так сидеть и ждать у моря погоды! Вдруг им необходима моя помощь?

— Ты ничем им не сможешь помочь, но хорошо, я попрошу Кешу. Может быть, он рискнет отправиться на поиски. А ты садись, — помогла я подруге достигнуть ее кровати и подождала, когда она устроится. Затем вышла «в народ».

В столовой сидели трое — Валерия, Светлана и Иннокентий. Перед ними лежала еда — сваренные пельмени и банка с соленьями, но они к ней не притрагивались, думая каждый о своем.

Увидев меня, Лера спросила сочувственно:

— Как она? — говоря о Катьке. Я махнула, мол, фигово. — А ты сама как?

— Коленка болит. Но жить буду. — Я повернулась к Иннокентию: — Как ты смотришь на то, чтобы помочь Женьке в поисках?

Александров тяжко-тяжко вздохнул.

— Черт, не хотелось бы… Знал, что ты попросишь. Просто это чистейшей воды самоубийст-во. — Я расстроилась и приготовилась скулить. — Нет, только не нужно слез! Если ты хорошо попросишь меня, я таки не сумею устоять, гарантирую.

Света нервно хихикнула.

— Ты что смеешься? — спросила ее Лерка.

— Он намекает на интим, непонятно, что ли? Я их как представила вместе, так и смешно стало.

Не знаю, что на меня нашло в тот момент, но я осмелилась ответить на это вот чем:

— Знаешь, я тут тоже как-то додумалась представить тебя со стареющим Альбертом Семеновичем. Вышло так прикольно! Обхохочешься!

Реакция у народа была следующая: Кеша донельзя выпучил глаза, причем его глазные яблоки были такими контрастно-белыми на фоне лица, что стало как-то страшновато; Малинова покраснела и прикрыла ладонями щеки, как будто бы это ее саму в чем-то устыдили; Морозова, как я уже сказала, в столовой не было, он отдыхал в своей комнате, а сама Света удивленно хмыкнула:

— Вот кто за нами подглядывал. Любопытная Варвара. Заведи себе лучше любовника, чтобы другим не завидовать!

— Света! — одернула ее Лера.

— Завидовать тебе? — удивилась я. — Что ты. Я, наоборот, боялась, как бы у него на тебе инфаркт не случился, возраст все-таки…

— Юля! — это снова Валерия.

Негр же захохотал и принялся аплодировать.

— Вот вам и тихоня, — со злостью выговорила Барская, чье лицо покрылось некрасивыми красными пятнами. — Терпеть не могу таких. Небось в школе отличницей была? Учила уроки, дома сидела, взрослым не перечила, с мальчиками не гу-ляла? Такие, как ты, мужика себе завести не могут и потому собак спускают на тех, кому это счастье выпало.

— Ты так считаешь? — тихо усмехнулась я. — Между прочим, пока такие, как ты, гуляли с мальчиками да шлялись по дискотекам, такие, как я, заполняли свои мозги знаниями, решая задачки и читая произведения классиков. Ну и к чему это привело? Ты хоть знаешь таких персонажей, как Евгений Онегин, Наташа Ростова, Григорий Печорин? Ты знакома с теорией вероятности? Слышала ли ты о Гераклите, Фалесе, Фоме Аквинском, Рене Декарте? Читала ли ты Мопассана, Гете, Бальзака, Дюма, Ницше? О чем с тобой можно вести беседы? О шмотках да мужиках, в которых ты ни хрена не смыслишь. Ты натура ограниченная, стервозная и легкодоступная. Потому и клюют на тебя только такие, как Морозов, — нищие, безмозглые склеротики, лодыри и пьяницы. Это счастье? Отнюдь. Я не завидую, я сочувствую тебе.

Светлана налилась краснотой уже полностью и надула щеки в приступе гнева от моей обличающей правды.

— Что ж, если ты такая утонченная и умная, как считаешь, почему же ты не замужем? Не берет никто?

— Да, Свет, а ты бросишься на шею первому бомжу, что позовет, — понимающе закивала я. — Муж не показатель, показатель то, что у тебя в голове. Я самодостаточная личность, мне интересно с самой собой, чего не скажешь о тебе.

Барская захлопала глазами в полной растерянности. Словарный запас исчерпался, и она ничего не ответила.

— Ладно, все. Браво, отличная речь, — снова хлопнул в ладоши Иннокентий. — Но что-то ты разошлась. Придется мне уступить дорогой Юлии и отправиться на поиски ее друзей, не то она разорвет нас всех в клочья.

Я и сама дивилась про себя. Что это на меня нашло, в самом деле?

Глава 9

— Сечешь, кого ждал Альберт, гуляя, как он нам расписал, туда-сюда минут сорок-пятьдесят после ухода из гаража? — спросил меня Кеша на улице. Он не желал с собой брать столь хрупкую девушку, как я, говорил, что это опасно, но мне не хотелось оставаться с девчонками наедине после давешней разборки. А Катю тревожить было бы преступлением, пусть отдохнет.

— Свету? — ахнула я и подняла лицо к небу. Воронка, успевшая, видимо, испугавшись нас двоих, уйти поскорее в море, оставила после себя гигантские разрушения. Деревья были повалены, в парке, куда мы незаконно проникли по берегу залива, валялись отколотые куски камня и гранита. Когда мы вышли к стоянке, обнаружилось, что оставленные служебные автомобили были перевернуты. Вид они имели тот еще. — Да, вполне возможно, — подумав, сказала я. — Только он не признается. А почему она на встречу не пошла?

— Не знаю, — пожал он плечами, держа меня за руку, а второй рукой сжимая включенный фонарик (несмотря на детское время — половину восьмого, — на улице было как-то мрачно и неуютно, а карманное солнце вселяло немного бодрости и оптимизма). — Может, погоды испугалась?

— Или в то время, как он ждал ее в одном месте, она убивала человека в другом, — задумчиво молвила я.

— Да ты что? В тот период она никак не могла убить. Мы были в столовой, никто не мог выйти незамеченным. Хотя… — Кеша нахмурился, исподтишка на меня поглядывая, словно решая мысленно, стоит мне доверить какую-то тайну или нет. Я ответила ему самым наивным и открытым взором, на который была способна. Новехонькие тайны могли помочь в расследовании. — В общем, даже не знаю… Ладно. Слушай. Я видел, как Фалалей выходил из вашей с Катькой комнаты.

— Ох ты! — непроизвольно выдала я и открыла рот. Что бы это значило? Металлист в нашей комнате?

Пройдя стоянку вдоль и поперек, мы снова углубились в лес.

— Никто не обратил на это внимания, — продолжил баскетболист, — вы так вообще крутились возле плитки и буфета вместе с Лерой, остальные решили, что он ошибся комнатой, такое вполне могло быть, ведь официально никто из нас никого не распределял. Может показаться, что он зашел, увидел, что комната занята, и вышел. Поверь, это заняло у него меньше половины минуты, оттого у людей не возникло никаких подозрений. Но я спортсмен, понимаешь, у меня в крови настороженность. Я должен знать наперед, что предпримет противник, и быть к этому готовым. Отсюда у меня очень высокая наблюдательность. За долю секунды я успел заметить, как он клал что-то в карман. Что-то белое, свернутое. Похожее на лист бумаги, но я не уверен.

Он помолчал, а я боролась с собой, чтобы не выбросить в окружающую среду вулкан, возродившийся внутри моего мозга. «Письмо! Письмо! Наше письмо! Вот кто украл его! Но зачем?!» Я усиленно скрипела зубами, памятуя о своей дурацкой болезни и пытаясь не выдать наш с Катей секрет, и все же одно слово просочилось:

— Письмо!

— Не знаю, может быть. Хочешь сказать, что вы недосчитались чего-то важного? Хм, я хотел вам сказать, но при всех неудобно, потом начались поиски пропавшей Фели, потом умер он сам… И я решил, что о мертвых нельзя говорить плохо. Вдруг он правда ошибся дверью? Но этот белый уголок, что он поспешно затолкал глубже в карман… Я не знаю, что это было, но мне не понравился сам факт, что зашел он с пустыми руками, а вышел с чем-то, что ему, судя по всему, не принадлежало.

— Кеша, как жалко, что труп сперли, — поделилась я своими переживаниями, надеясь на сочувствие и поддержку. — Я бы, честное слово, не побоялась влезть к нему в карман и проверить то ли это, что я думаю. Катька обыскалась этого письма.

Я ждала, сильно ждала следующего вопроса, который просто не мог не возникнуть, но так и не возник. Что это было? Природная негритянская тактичность? Или он все знал, знал, о чем я говорю, потому не просил уточнений? Будь на его месте Паша, он бы тут же прилепился ко мне с вопрошаниями: «А что это за письмо: от кого оно, что в нем было?», «Зачем, как ты считаешь, оно понадобилось Фалалею?», «Почему ты не рассказала мне о нем раньше?»… Но Паша уже знал о нем и даже принял самое активное участие в дешифровании. А Кеша не знал. И вроде бы не хотел знать. Притворялся? Или просто совсем не любопытен? Не знаю, мне казалось, все темнокожие жутко любопытны. А Паша… Где же Паша?.. Найдем ли мы его? Как бы хотелось верить!