Дурное поведение Дуглас Пенелопа
– Я не забивал себе голову грустными мыслями. И был высокомерен. – Сделав паузу, я ухмыльнулся Истон и добавил: – Во всяком случае, еще более высокомерен, чем сейчас. Я был зациклен лишь на себе.
Ни один из нас не взглянул на официанта, который принес и выставил на стол напитки, а затем беззвучно удалился. Я поднял глаза и встретился с Истон взглядом.
– Когда мне было девятнадцать, одна девушка забеременела от меня. – Я сглотнул ком в горле, вспоминая тот день, в который столько раз хотел вернуться и все изменить. – Мы с ней даже не встречались. Просто случайная связь с незнакомкой, которая затем вдруг стала постоянной.
Истон слушала меня с бесстрастным выражением лица.
– И знаешь что? – продолжил я. – Я даже тогда не изменился. Откупился от нее деньгами, и примерно через год она вышла замуж за кого-то другого. – Я отвел взгляд, чувствуя себя пристыженным. – За отличного парня, который полюбил ее, даже несмотря на ребенка от другого мужчины, и воспитывал моего сына вместо меня.
Горло перехватило, и я заставил себя дышать медленнее. Все эти годы я упорно старался не представлять, как Кристиан просыпается среди ночи и кто-то другой утешает его или читает ему на ночь сказки. Сколько раз он, маленький и беспомощный, нуждался во мне, а меня не было рядом.
Меня никогда не было рядом.
– Я считал себя мужчиной, – спокойно проговорил я. – Но даже близко им не был.
Истон с грустным видом опустила глаза, и я не мог понять, хорошо это или плохо. Изменилось ли ее мнение обо мне в худшую сторону?
Конечно же да.
– Когда мне было двадцать два года, – продолжил я, – я заканчивал колледж и готовился к выпуску. Мне оставалось сдать какой-то предмет из разряда общественных наук. Не помню его название. Но очень хорошо помню, как поспорил с преподавателем. Он давал нам кое-какую тюремную статистику. Процентное соотношение расовой принадлежности заключенных, процентное соотношение рецидивистов…
Я залпом допил содержимое бокала, поставил его на стол и откашлялся.
– Все сочли, что социальное неравенство в тюремной культуре шокирует, но мне было все равно. Я не видел в этом ничего особенного. – Я невольно улыбнулся, вспомнив тот день. – Профессор набросился на меня и велел подумать лучше.
Я посмотрел в упор на Истон, подражая глубокому, грубоватому голосу преподавателя:
– «Мистер Марек, если вас это не возмущает, значит, вы не вникли в суть». А я ответил: «Ну, я не хочу все время чем-то возмущаться. Нечего забивать себе голову проблемами придурков, которых посадили в тюрьму за их собственные ошибки». И все такое. Я считал себя очень умным.
Теперь мне было так смешно цитировать себя двадцатидвухлетнего. Тогда я думал, что знаю все на свете.
– Преподаватель хотел, чтобы мы задумались над причинами происходящего, а мне было плевать. Я хотел зарабатывать деньги. – Я пожал плечами. – Ходить на вечеринки и веселиться.
Истон все так же неподвижно слушала меня.
– И тогда… – продолжил я. – Помню все так, словно это было вчера. Профессор посмотрел мне в глаза и сказал: «Тайлер, если ты собираешься жить нахлебником, то лучше умри сейчас. Ты нам не нужен».
Истон моргнула и показалась мне слегка шокированной.
– Ничего себе, – прошептала она.
– Ага. – Я кивнул. – Он заткнул мне рот. И заставил меня открыть глаза, – добавил я, вспоминая тот момент, когда мои взгляды на жизнь изменились. – Я был никем. Бесполезным потребителем… неудачником, который только брал и ничего не давал взамен.
Я заметил приближающегося официанта и дождался, пока тот уберет тарелки.
– Не хотите ли кофе? – поинтересовался он.
Я покачал головой, отмахиваясь от него.
– И вот. – Я снова посмотрел на Истон, когда официант удалился. – На последнем курсе колледжа я наконец всерьез взялся за учебу. Читал книги о тюрьмах, бедности, религии, войне, бандах, экономике и даже о сельском хозяйстве. А следующей осенью решил продолжить образование, потому что захотел больше, чем просто зарабатывать деньги. Захотел что-то изменить, чтобы меня запомнили.
Истон опустила глаза и улыбнулась едва заметной, задумчивой улыбкой, словно поняла, о чем речь.
– Я осознал, что если хочу добиться перемен, – сказал я ей, – и стать человеком, на которого другие могут рассчитывать, то мне нужно начать с собственного ребенка. Ему тогда было два года, и он видел меня… – Я покачал головой и признался: – Очень редко. Но Бринн, его мать, не хотела иметь со мной ничего общего.
Я тяжело вздохнул, испытывая муки совести.
– Она брала деньги, которые мой отец посылал каждый месяц на содержание Кристиана, но между нами все было кончено. Она заявила мне, что у нашего сына уже есть любящий отец, а я лишь сбиваю мальчика с толку.
– И ты согласился с ней, – подвела итог Истон.
Я кивнул.
– Просто струсил, – признался я. – Я упорно трудился, чтобы приносить пользу людям, но когда дело дошло до моего ребенка… – Я опустил взгляд и покачал головой, вспомнив, как легко тогда отговорил себя от участия в жизни Кристиана. – Я слишком боялся провала. – Я снова поймал взгляд Истон. – Так что даже не стал пытаться. Я видел ее мужа рядом с моим сыном и не понимал, как, черт возьми, мне конкурировать с этим парнем. Мне хотелось проводить время с Кристианом, но я бы все равно остался для него лишь воскресным папой.
В то время решение казалось мне разумным. Я хотел, чтобы Кристиан узнал меня, но что, если бы его ожидания на мой счет не оправдались? У него уже был полноценный отец и привычная жизнь.
Что, если бы он не перестал ненавидеть меня?
Нет, время еще было. Впереди. Я ждал, когда сын достаточно подрастет, чтобы все понять. Тогда я мог бы стать его отцом.
– Пока он рос, я старался поддерживать с ним контакт, – перечислил я свои оправдания. – Я не пытался отсудить право на опеку над ним, потому что то и дело куда-то уезжал, а Бринн время от времени позволяла нам с Кристианом видеться, если он этого хотел. Но у него появились друзья, спорт, внеклассные занятия, и я позволил ему жить своей жизнью. Мы еще больше отдалились друг от друга.
– Но сейчас он с тобой, – заметила Истон с надеждой в голосе.
Однако я не разделял ее оптимизма. Проживая под одной крышей с Кристианом, я чувствовал, что мы стали друг другу более чужими, чем когда жили раздельно.
– Как-то раз в июне мы договорились, что я заеду за ним и повезу ужинать, – объяснил я, – и он меня продинамил. Отправился на бейсбольный матч со своим другим отцом. – Я сделал ударение на слове «другой». – Я разозлился и поехал туда за ним, а Бринн позвонила и начала кричать, чтобы я оставил их в покое. Она заявила, что из-за меня они все страдают, но мне лишь хотелось провести один вечер с сыном.
Я ощутил жжение в глазах и поморгал, вспоминая, как дерьмово мне было услышать от Бринн, что у меня нет никаких прав на Кристиана.
– И я разозлился, потому что мои оскорбленные чувства никого не интересовали, – признался я. – Бринн была права. Я стал чужим сыну. Я бросил его на произвол судьбы. И из-за меня они все страдали.
Официант принес счет, и я вынул бумажник из нагрудного кармана и протянул ему пару купюр.
– Сдачи не нужно, – бросил я, не глядя на него.
Истон подперла подбородок рукой и безотрывно смотрела на меня. Я снял салфетку с колен и бросил ее на стол.
– Когда Бринн сообщила, что они едут в Египет на год, – продолжил я, – и что она берет с собой Кристиана, я был против. Сказал ей, что не выпущу сына за пределы страны, и мы поссорились. Сильно. Но мне надоело быть трусом. И я хотел видеть сына рядом.
Не знаю почему, но мне хотелось, чтобы Истон это поняла.
– Мне казалось, что уже слишком поздно, когда ему исполнилось два года. И когда ему исполнилось десять лет, я считал, что уже опоздал. А теперь, когда ему четырнадцать, я наконец понял, что никогда не бывает слишком поздно.
Я взболтал остатки коричневой жидкости на дне бокала, размышляя о том, что так и не завоевал доверие сына, и гадая, что Истон думает обо мне. Может быть, я слишком много выложил ей о себе и все испортил. Я приехал к ней домой сегодня вечером, потому что прочитал в интернете об ее прошлом и не хотел заставлять ее страдать по моей вине. Я не тешил себя надеждой, что могу сделать ее жизнь лучше – она, похоже, и без меня отлично справлялась, – но вспомнил, что люди не такие, какими обычно кажутся со стороны. Я многого не знал про Истон, но точно знал, что она что-то скрывает.
Она заслуживала счастья, и мне почему-то захотелось сделать ее счастливой.
Но моя собственная подноготная вполне могла оттолкнуть ее. Женщины, как правило, не прощают мужчинам слабости и ошибки, но Истон с таким вниманием слушала меня, что я невольно выложил ей все.
Вообще-то, раньше я никому не рассказывал столько о себе.
Я отсалютовал ей бокалом, натянул фальшивую улыбку и внезапно почувствовал, что совершил огромную ошибку, открывшись ей.
– Ну вот, – шутливо произнес я. – Так я и решил заниматься политикой.
11
Я сидела, практически не открывая рта, и слушала историю жизни Марека. Про ошибки его юности, про мудрые слова профессора, про сына, который ни во что его не ставил, и про все то, что Тайлер не знал, как исправить. И больше всего на свете мне хотелось слушать его бесконечно.
Мне нравилось, что он учился на своих ошибках и стремился к успеху. Тайлер не опускал руки перед трудностями. В моменты, когда он отводил взгляд или начинал говорить с сомнением в голосе, я понимала, что в глубине души этот мужчина все еще чувствовал себя тем двадцатидвухлетним парнем. Разменявший четвертый десяток строительный магнат, который вел собрания в конференц-залах и собирал толпы слушателей, до сих пор не считал себя взрослым.
Я не сомневалась, что у матери Кристиана имелись все основания сердиться и не доверять ему. Это естественно, ведь она тоже была молода, а он бросил ее с младенцем на руках. Но я видела, как Тайлер пытается скрыть сожаление и боль, вспоминая, сколько лет не общался с сыном. И он не намерен сдаваться.
Человек, стремящийся стать лучше, уже превосходит великих людей.
Марек взял меня за руку и повел к выходу из ресторана, и я переплела наши пальцы и постаралась скрыть улыбку, когда ощутила мурашки на коже от прикосновения к нему. Оказавшись на улице, мы остановились на тротуаре, чтобы полюбоваться на праздник под открытым небом, которому не мог помешать даже проливной дождь. Крупные капли падали на землю сплошной стеной, и мне приходилось щуриться, чтобы разглядеть лица людей, танцующих в разгаре гуляний.
Слева от меня заиграл трубач, и я оглянулась, увидев пожилого мужчину с седеющими волосами, который стоял под навесом, раскачиваясь в такт музыке, и исполнял When the Saints Go Marching In[6]. Обратив внимание на поток людей, идущий по улицам и вдоль тротуаров, на их промокшие под дождем и прилипшие к телу черные с золотом футболки спортивных фанатов, я догадалась, что в понедельник вечером состоялся футбольный матч. The Saints[7], должно быть, победили. Я равнодушно относилась к футболу, но позавидовала тому, как люди умеют радоваться даже подобным мелочам.
Увешанные бусами женщины стискивали в кулаках длинные горлышки зеленых бутылок с коктейлем Hand Grenade[8] и пританцовывали, поднимая брызги в потоках воды, бегущих по Ройал-стрит, а мужчины улыбались и брели нетвердой походкой. Все вокруг смеялись и, вероятно, наслаждались одним из лучших моментов своей жизни, потому что сейчас чувствовали себя по-настоящему свободными. Хаос, затерянный в хаосе. Возможность стать частичкой всеобщего безумия. Не ловить на себе косые взгляды, не подвергаться осуждению со стороны. В этом таилась желанная свобода.
– Ты разочаровалась во мне, – произнес стоящий рядом со мной Тайлер, продолжая смотреть на дождь. – Не так ли?
Я с подозрением взглянула на него и покачала головой.
– Нет.
– Я уже не тот человек, каким был раньше, Истон. – Он посмотрел на меня сверху вниз. – Теперь я забочусь о том, что принадлежит мне.
Он твердо и прямо смотрел мне в глаза, и я захотела, чтобы все его слова нашли подтверждение на деле. Будет ли он со мной грубым, но не причиняющим боли? Возбудит ли во мне желание большего? Заставит ли меня навсегда остаться с ним рядом?
Я отвернулась и шагнула с тротуара, тут же оказавшись под дождем. Обувь в один миг промокла, а юбка и блузка прилипли к телу. Я закрыла глаза, чувствуя, что Тайлер наблюдает за мной. Прохладный дождь намочил волосы, и я откинула голову назад, чтобы капли остудили лицо.
Почему Марек? Почему именно он пробился к моему сердцу и почему я позволила ему это сделать?
Теплое мужское тело прижалось ко мне сзади, и я почувствовала, как его рука легла на мое бедро. Я повернула голову, и он коснулся ладонью моей щеки и накрыл мои губы своими.
Тайлер.
Я провела языком по его губам и почувствовала, как у меня перехватило дыхание. Тело горело, низ живота отяжелел от желания, и я углубила поцелуй. Коснулась языком его верхней губы, легонько прикусила и потянула нижнюю, а затем позволила Тайлеру проделать то же самое со мной. Марек скользнул руками к моей талии, развернул меня и прижал к себе, одновременно целуя так, что мое дыхание сбилось. Дождь хлестал, одежда прилипла к телу. Тайлер провел языком по моему подбородку, собирая капли с кожи.
– Тайлер, – выдохнула я, зажмурившись, потому что его прикосновения доставляли мне такое удовольствие, что казались практически болезненными. – Тайлер, это неправильно.
Я отстранилась от него и отвернулась, тяжело дыша. Нелегко отказаться от своих желаний, и меня учили, что некоторые ошибки, конечно, можно исправить, но есть такие, которые вообще не стоит совершать. В глубине души мы всегда знаем, что правильно, а что нет. Разобраться в этом не трудно. Трудность заключается в том, чтобы правильно оценить последствия своего плохого поступка и его необходимость.
– Мне нравится твой сын, – призналась я Мареку. – И я люблю свою работу. Ты – публичная персона. Мы не можем себе этого позволить.
С этими словами я уронила руки вдоль тела так, словно они весили тысячу фунтов. Я не устала, но почему-то чувствовала себя совершенно разбитой. Марек посмотрел на меня исподлобья и слегка придвинулся.
– Истон, мы вместе едем домой, – заявил он тоном, не предполагающим возражений.
Измученное сердце забилось сильнее, умоляя меня согласиться. «Если ты не сдашься, то всегда будешь хотеть его. Отправляйся с ним домой. Ложись с ним в постель. Переступи через себя, иначе это безумие не закончится».
Но я не могла.
Что, если все станет еще хуже? Я не могла вынести мысли, что больше никогда его не увижу.
Новый Орлеан, может быть, и большой город, но здесь все равно все друг друга знают. Кто-нибудь – кто угодно – обязательно увидит нас вместе, и вскоре наш роман будет обнародован.
Нет.
Я подняла взгляд на Тайлера и тихо попросила:
– Отвези меня домой, пожалуйста. Ко мне домой.
Он прищурился и стиснул зубы, но я не стала дожидаться возражений. Развернувшись, я пересекла Ройял-стрит и свернула на более тихую боковую улочку, направляясь к парковке. Дождь насквозь промочил одежду, озноб пробирал до костей. Марек догонял меня, и я ускорила шаг, чтобы избежать дальнейших разговоров, быстро миновала вход в отель и двинулась дальше по тротуару. Если Тайлер продолжит настаивать, я точно не устою перед искушением и сдамся.
Но он остановил меня, схватив за локоть.
– Ты мне нравишься, ясно? – глядя себе под ноги, произнес он с таким видом, словно признание далось ему нелегко, и шагнул ближе. – Ты мне очень нравишься, сам не знаю почему, ведь чаще всего ты чертовски несчастна рядом со мной. Ты редко улыбаешься. Никогда не смеешься, зато любишь спорить, но по какой-то необъяснимой причине я хочу видеть тебя рядом. Мне хочется рассказывать тебе о себе, нравится нести всякую чушь. Почему мне кажется, что все это неправильно?
Я склонила голову, надеясь, что он не заметит моей улыбки. Он абсолютно правильно подметил. Чаще всего я ощущала себя несчастной, и было странно, что я так сильно понравилась ему. И в другой ситуации, возможно, я бы дала ему шанс. Возможно.
– Марек? – сквозь шум ливня долетел до нас чей-то голос. – Это ты?
Мы с Тайлером отпрянули друг от друга. Я посмотрела по сторонам и увидела группу людей, стоявших под навесом у входа в отель, мимо которого мы только что прошли. Лицо Тайлера сразу же приобрело суровое выражение при виде четырех одетых в деловые костюмы мужчин, курящих сигары. Он взял меня за руку и направился к ним, удерживая меня немного позади себя, а не рядом.
– Блэквелл. – В глубоком голосе Тайлера слышалось раздражение.
Мейсон Блэквелл – я видела его лицо по телевизору и слышала, как его имя упоминали при обсуждениях городского совета, – выглядел совершенно непринужденно и, казалось, находился в хорошем настроении, чего я никогда не замечала у Тайлера. Его черный галстук был ослаблен, а рука покоилась в кармане брюк. На губах играла легкая улыбка, и я почувствовала аромат зажатой в его пальцах сигары, когда он улыбнулся Тайлеру. Сам Марек выглядел напряженным, и я сразу поняла, что ему далеко не комфортно общаться с Блэквеллом.
– На Западном берегу объявили комендантский час из-за непогоды, – сказал тот. – Но здесь вечеринка в самом разгаре.
Его белозубая улыбка погасла, когда он поднес сигару ко рту и затянулся. Несколько девушек, одетых в короткие коктейльные платья, хихикая и спотыкаясь, выбежали из дверей отеля, остановились перед группой мужчин, и каждая из них прижалась к своему спутнику. Юная брюнетка, волосы которой были чуть светлее моих, положила руку на грудь Блэквелла и прильнула к нему.
Тайлер прочистил горло.
– Как поживает твоя жена, Мейсон? – спросил он весело и презрительно одновременно.
Блэквелл держал руку в кармане, так что я не заметила у него обручального кольца, но на лежавшей у него на плече левой руке девушки его точно не было. Блэквелл уставился на Тайлера, улыбнувшись одними губами, и напряжение между ними двумя заметно усилилось. Мейсон перевел взгляд с Тайлера на меня, стоявшую чуть позади.
– Приветик? – поздоровался он и, окинув взглядом мою фигуру, втянул воздух сквозь зубы, и слегка улыбнулся Тайлеру.
– Завидую тебе, – сказал он, поднося сигару ко рту. – Впервые в жизни.
Меня затошнило, и рот наполнился горечью. Возможно, виной тому стал отвратительный запах сигары, а может быть, вопиющее высокомерие Блэквелла, но мне вдруг захотелось заткнуть ему рот. Мейсон протянул мне руку, и в его глазах мелькнуло похотливое выражение.
– Мейсон Блэквелл, – представился он.
Но Тайлер сделал шаг вперед, загораживая меня собой.
– Она замерзла, – бросил он. – Я везу ее домой.
И даже не попрощавшись, Марек схватил меня за руку и потащил обратно по улице так быстро, что мне пришлось бежать трусцой, чтобы не отстать.
– Ты от него не в восторге, – задумчиво произнесла я, моргая, чтобы стряхнуть дождевые капли с ресниц. – И я понимаю почему. По телевизору он производит более приятное впечатление.
Тайлер пересек улицу, волоча меня на буксире, и свернул за угол.
– Он вообще не произвел на тебя впечатления, – тихо проговорил он.
Тротуар пошел под уклоном, и я споткнулась.
Ускорив шаг, я догнала Марека и последовала за ним по пустой темной улице.
– Тайлер, я не собиралась знакомиться с ним, – заверила я, удивляясь, почему он так рассердился.
Так вот почему он помешал Мейсону пожать мне руку? Я не собиралась называть свое имя. Мне было известно, что они с Тайлером претендуют на одно и то же место в сенате. Я же не дура и понимаю, что Мейсон мог бы использовать меня против Тайлера.
Я крепко стиснула его руку, потому что он шагал очень быстро.
– Именно об этом я тебе и говорила, – напомнила я. – Мы обязательно наткнемся на кого-нибудь из твоих знакомых. И что ты собираешься делать? Прокрадываться в мою квартиру по ночам, когда Кристиан ляжет спать? – выпалила я. – Возить меня в забытые богом ресторанчики где-нибудь в Мариньи? Я не хочу быть твоим секретом, Тайлер. Это слишком опасно.
У меня перехватило дыхание, когда он протащил меня через широко открытые ворота погруженной в полумрак парковки и тут же прижал к стене рядом с ними. Нас в любой момент могли увидеть: мог проехать какой-нибудь автомобиль, а подъездная дорожка, как мне было известно, вела в жилую зону и оканчивалась большим двором.
Но сейчас поблизости никого не было.
– Что ты делаешь? – ахнула я.
Марек прижался лбом к моему лбу и вскинул руки, удерживая в ладонях мое лицо.
– Укромные местечки, тихие уголки, – прошептал он мне на ухо. – Вот и все, что нам нужно, Истон.
И я затаила дыхание, когда Тайлер склонил голову и поцеловал меня, быстро и страстно лаская мой рот, посасывая и покусывая мою нижнюю губу, словно изнывал от желания. Я застонала, ощутив, как он прижимается ко мне возбужденным членом, а затем скользит ладонями вниз, подхватывает меня под бедра и придавливает к стене. Я обхватила его ногами за талию. Обеими руками Марек порывисто сжал мои ягодицы и продолжил целовать с такой силой и страстью, что я не могла нормально соображать.
– Тайлер, пожалуйста, – выпалила я, задыхаясь. – Нам нельзя.
Он нарушал все запреты, и я понимала, что теряю рассудок.
Твою ж мать!
Марек приподнял меня повыше и стянул с моих плеч блузку, обнажая грудь. Соски затвердели в ожидании ласки, и я обвила руками шею Тайлера, притягивая его ближе к себе. Торопливо и жадно он поймал один из них ртом, прикусил и пососал его, усиливая во мне желание и вызывая дрожь в теле. Его пальцы скользнули в трусики, погрузившись в мою влагу.
– Мне плевать, с кем ты знакомишься, – прорычал он, – лишь бы не с этим куском дерьма.
– Тайлер… – Я крепко зажмурилась, когда он задвигал пальцем активнее.
– Он всегда такой чертовски самодовольный, – процедил он сквозь зубы, – всегда берет верх. Я думал, мне понравится обладать тем, чего нет у него, но это не так. – Он ввел второй палец, растягивая меня изнутри. – Я не хочу, чтобы он пялился на тебя, Истон.
Я прикусила нижнюю губу, чтобы подавить крик, когда он сорвал с меня трусики.
– Я приревновал тебя. А я никогда не ревную, – заявил он, прижимая меня к стене и вдавливаясь бедрами в мою обнаженную промежность. – Ты заставляешь меня чувствовать себя неуверенно. Зачем ты это делаешь, а?
Я застонала, жар между ног был невыносим.
– Потому что ты жаждешь того, чего не можешь получить, – поддразнила я его. – И боишься, что кто-то другой получит это.
Я двинула бедрами, потерлась о Тайлера, о ту единственную его часть, которую хотела, но вместо того, чтобы поддаться, он замедлил движения и лукаво посмотрел на меня.
– Бедная девочка, – наклонился к моему уху и прошептал он коварным голосом. – Ты действительно думаешь, что я чего-то не смогу получить?
Я улыбнулась, крепче обняла его и покрыла его подбородок цепочкой поцелуев, остановившись у самого рта.
– Пусть риск того стоит, – бросила я с вызовом в голосе. – Покажи мне, как ты берешь то, что хочешь.
Дыхание Тайлера коснулось моей щеки, когда он тихонько усмехнулся и погладил мою грудь, а затем властно сжал ее.
– Я вся горю, – выдохнула я.
Он одарил меня самодовольной ухмылкой, от которой в низу моего живота все сжалось, и расстегнул ремень.
– Я превзойду все твои ожидания, – пообещал он.
Его теплая мужская плоть уперлась мне между ног, он провел членом вверх и вниз, размазывая влагу по половым губам.
– Подожди, – задыхаясь, прошептала я и попыталась стянуть с него пиджак.
Мне хотелось видеть его тело. Но Марек толкнулся в меня бедрами, и я вскрикнула, ощущая в низу живота сладкую боль от первого проникновения.
– О боже, – простонала я. – Я, мать твою, ненавижу тебя.
Почему он не мог подождать? Я хотела прикоснуться к его обнаженной коже.
– Пока ты, мать твою, трахаешься со мной, мне все равно.
Марек подхватил меня под левое бедро, ускоряя рывки, и мне оставалось лишь вцепиться в его пиджак и держаться, ни о чем больше не думая. Он проникал так глубоко, что я чувствовала каждый дюйм его члена.
Налетел прохладный, влажный ветерок, наполненный запахом земли, и я услышала смех, доносившийся откуда-то издалека. По тротуару шли люди, не подозревая, что совсем рядом я в задранной юбке трахаюсь с мужчиной, который, возможно, мне даже не нравится. Но – поскуливая, двигая бедрами и отвечая на ласки, – я чертовски наслаждалась сексом с ним.
– Тайлер! – воскликнула я, ощутив, что до боли натерла спину о стену.
Наши взгляды встретились, а губы находились совсем близко, когда Марек прижался лбом к моему лбу. Мои мышцы сжались вокруг его члена, наслаждаясь его длиной и движением, и я испытывала легкий кайф каждый раз, когда он задевал мою точку джи.
– Ну, как тебе? – Тайлер прикусил мою нижнюю губу. – Нравится, как я беру то, что хочу?
Его игривый голос звучал так чертовски самодовольно, что мне захотелось преподать ему урок.
– Нет, – ответила я. – Ты осторожничаешь со мной.
– Да неужели? – Тайлер притворился обеспокоенным.
И не успела я опомниться, как он поставил меня на ноги и развернул лицом к стене, снова приподнял юбку и вошел в меня.
– Ах! – Я задыхалась, ноги покалывало. – Тайлер, боже!
Я выгнулась и обвила рукой его шею, а он мягко прижал меня к стене, продолжая трахать. Моя грудь оказалась притиснута к шершавым холодным кирпичам, и Марек, казалось, понял это, потому что положил ладонь на стену, чтобы я могла прижаться к ней щекой. Мои глаза закатились, где-то в глубине тела зарождался оргазм.
– Мне так хорошо с тобой, – едва слышно прошептала я.
Он повернул к себе мое лицо и поцеловал меня неторопливо и сладко. Я ощутила, как все внутри пульсирует и сжимается, и, хотя Тайлер продолжал двигаться в прежнем темпе, именно его губы пленили меня больше всего. Мягкие, ласковые и такие нежные.
– Истон, – выдохнул он мне в рот.
Я открыла глаза и увидела, что Тайлер смотрит на меня.
Его взгляд стал задумчивым.
– У меня было достаточно много женщин, чтобы я научился понимать, когда им хорошо со мной, а когда – нет. – Он прикусил мою нижнюю губу и отпустил ее. – И когда я ласкаю тебя, это лучше всего на свете.
Я застонала, удерживая его взгляд, и начала отталкиваться от стены в ответ на его движения.
– Я хочу почувствовать под собой твое полностью обнаженное тело, – проговорил он более напряженным голосом и провел руками вниз, грубо растирая и сжимая мои бедра. – И попробовать тебя на вкус.
Я уронила голову, пытаясь отдышаться.
– Пожалуйста, – взмолилась я, хотя сама не понимала, о чем прошу. – Тайлер, пожалуйста.
Я не хотела, чтобы он прекращал заниматься со мной сексом, не хотела, чтобы он прекращал говорить, но понимала, что рано или поздно все закончится.
– Я раздену тебя и уложу в постель, – прошептал Тайлер мне на ухо, – чтобы любоваться твоим прекрасным телом, пока ты скачешь на мне сверху.
Я вонзила ногти в кирпич, царапая твердую поверхность.
– Да, – простонала я. – Сделай это.
Он наклонился вперед, прижавшись ко мне так плотно, что между нами не осталось абсолютно никакого пространства.
– Надеюсь, ты принимаешь таблетки. – Его толчки становились все сильнее и быстрее, я двигалась навстречу им, и некоторое время раздавались лишь мои стоны, его рычание и глухие шлепки наших тел друг о друга. – Мы поедем ко мне домой и повторим все это.
– Но мне нужно готовиться к урокам, – с улыбкой прошептала я ему на ухо. – У нас с тобой скоро родительское собрание, а ты не единственный родитель, о котором мне нужно позаботиться.
Его глаза вспыхнули и закрылись. Он был уже близко к оргазму.
– Твоя подготовка к урокам и другие родители могут подождать, – приказал Марек и схватил меня за волосы. – Пока что ты заботишься обо мне.
Сжимая его член внутренними мышцами, я распахнула рот, задыхаясь и постанывая, и воскликнула:
– Тайлер!
– Ох, чтоб меня! – тяжело дыша, простонал он и сжал мою грудь.
И я согнулась и закричала, ощущая взрыв оргазма внутри, когда член Тайлера в последний раз задел мою точку джи, принося долгожданное удовольствие.
– О боже! – простонала я.
Внизу живота разлилось тепло, а ноги ослабели и задрожали. По телу пробегали судороги, а голова моталась туда-сюда, пока Тайлер продолжал входить в меня. Наконец он зарычал и так сильно сжал мои бедра, что я вздрогнула. Моя голова еще раз качнулась, когда Марек снова насадил меня на свой член, погружаясь так глубоко, как мог, и кончил. Его теплое семя наполнило меня, а неровное дыхание коснулось моей лопатки, когда он склонил голову, пытаясь отдышаться. Я ощущала его член внутри себя и не делала ни малейшей попытки отстраниться.
Черт возьми.
Постепенно до меня дошло, где мы находимся и что нас мог видеть кто угодно. Мое тело – совсем недавно такое разгоряченное – стало замерзать под мокрой одеждой, а боль между ног с каждой секундой становилась все сильнее. Спина, вероятно, была покрыта царапинами, на ягодицах и бедрах, вполне возможно, уже проступали синяки от грубых прикосновений Тайлера, трусики валялись разорванными на грязной земле.
Но мне было все равно.
Я запрокинула голову, нашла сладкие губы Тайлера и растворилась в его нежном поцелуе.
Да, мне все равно.
Вот черт.
12
Бесконечный дождь барабанил в окна, и я проснулся. Комнату освещало лишь слабое сияние, исходившее от голубых цифр на табло электронного будильника. Я медленно сел, провел пальцами по волосам и вытер пот со лба. Черт, как же здесь жарко. Во время дождя влажность становилась невыносима.
На другой половине постели лежало изящное тело, укрытое простыней, и я осторожно повернулся и оперся на локоть, с учащенным сердцебиением любуясь Истон Брэдбери, которая свернулась калачиком на боку, положив руку – ладонью вверх – на подушку возле лица. Ее глаза были безмятежно закрыты, привычная хмурая складка между бровей разгладилась. Истон выглядела умиротворенной.
Я тяжело вздохнул, внезапно почувствовав, что воздух стал слишком густым.
Какого черта она со мной творит? Я уже давно не испытывал ничего подобного. С тех самых пор, как впервые понял, что хочу общаться с сыном, но теряю его.
Кристиан был еще совсем малышом, когда я увидел его в первый раз. И впервые в своей жизни я наконец-то начал понимать, что, возможно, не все желаемое мне удастся получить. И мне стало страшно. Точно так же, как и сейчас.
Кристиан улыбается так широко, что глаза превратились в щелочки, и пинает маленькими ножками пляжный мяч. Губы вытягиваются в трубочку, когда он видит, как далеко летит мяч, и бросается за ним в погоню. Я смотрю на них с Бринн, играющих в парке и не подозревающих о моем присутствии. У меня болит сердце.
Мой сын.
Я едва могу дышать.
Я ехал по Сент-Чарльз-стрит, когда заметил машину Бринн. А через несколько секунд и ее саму увидел.
И Кристиана.
Сам не знаю, зачем я притормозил. Мы давно не общались, и я не видел сына с тех пор, как он родился. Я думал о нем, но до конца не мог поверить в его существование.
До этого момента.
Бринн подхватывает Кристиана и поднимает над головой, а у меня встает ком в горле. Ему всего полтора года, и я с улыбкой замечаю, какой он веселый и резвый.
