«...И ад следовал за ним» Хантер Стивен

Глава 30

Эрл наблюдал и ждал, но продолжения не было. В конце концов он начал сомневаться, не было ли это дьявольской уловкой, частью психологической войны, которую вел против него Окунь: разжечь аппетит, пробудить надежду, а затем снова втоптать в грязь.

И Эрл клял себя на чем свет стоит за то, что купился на обещание старого негодяя. Он не желал признаваться самому себе, какое ужасное разочарование охватило его после того, как в десять вечера был погашен свет и в бараке воцарилась темнота, оглашаемая храпом, стонами и громкими сигналами бурлящих желудков. Эрл ждал во мраке, и чем дольше он ждал, тем сильнее разгоралась переполняющая его ярость. Эта ярость могла стать одним из лучших лекарств от отчаяния, которому он начинал поддаваться.

«Приятель, ты вляпался в отвратительную историю». Эрл гнал прочь подобные мысли, однако он понимал, что они никуда не денутся. Впервые в жизни Эрл был близок к тому, чтобы признать свое поражение.

Наконец после множества воспоминаний о местах, где он бывал, и о жизни, которой больше никогда не будет, Эрла оглушил сон. Сколько он проспал и снилось ли ему что-либо, Эрл сказать не мог, потому что следующее, что он почувствовал, был укус.

Проклятие!

Его разбудила какая-то маленькая тварь, насекомое или мышь, напав оттуда, где ничего не должно было быть, укусив в бок, прижатый к матрасу. Каким образом, черт побери...

Последовал новый неприятный щипок, но теперь Эрл достаточно пришел в себя и понял, что это не укус, а укол. Кто-то тыкал в него через матрас.

Свесившись с койки, Эрл увидел тонкий прут, просунутый между половицами. Именно этот прут и разбудил его. Внизу, под полом, кто-то был.

Бесшумно соскочив с койки, Эрл прижался губами к щели между половицами.

— Да?

— Ползи к третьему окну, считая от восточной стены. И больше ничего.

Застыв на мгновение, Эрл вслушался в храп, стоны, звуки кишечников. Затем без труда дополз до указанного окна, гадая, что будет ждать его там. И вдруг ощутил, как стена словно проваливается наружу: кто-то вынул одну доску. Эрл подождал, когда будет вынута вторая доска, после чего протиснулся в образовавшееся отверстие.

— Иди за мной, — прошептал Окунь.

Поднявшись с земли, он провел Эрла за барак, туда, где они оказались недоступны наблюдателю с ближайшей сторожевой вышки, возвышавшейся над «обезьяньим домом», и при этом оставались достаточно далеко от остальных вышек.

— Здесь нас никто не потревожит, — сказал старик. — Ближайший обход только через полчаса.

— Ты сказал, что можешь вытащить меня отсюда.

— Я этого не говорил. Я сказал, что знаю один способ. Быть может, у тебя хватит духу, чтобы им воспользоваться, быть может, не хватит. Я выводил пятерых. Четверо погибли. Один ушел. Для тебя это не слишком большой риск? Один из пятерых. Сделать это нелегко. Больше того, черт побери, это сложнее всего, с чем тебе приходилось сталкиваться, хотя, готов поспорить, на войне ты насмотрелся всякого. Но это испытание станет самым сложным. Ты хочешь, чтобы я продолжал? Или предпочитаешь, чтобы я исчез, а сам останешься ждать, когда Полумесяц распорет тебе брюхо или Великан оттащит тебя в «дом порок»?

— Почему? — спросил Эрл.

— Что «почему»?

— Почему ты хочешь мне помочь? Ты ведь меня ненавидишь. Я белый. Меня здесь все ненавидят.

— Это ты правильно говоришь. Меня отправили сюда белые, как и всех остальных, кто тут торчит. И мы действительно тебя ненавидим. От вас мы видели только кровь и боль. Ты даже не представляешь, как мы ненавидим всех вас. Вы привезли нас сюда в цепях, и мы по-прежнему остаемся в цепях. Вы трахаете наших женщин, превращая их в шлюх, а когда мы приходим в ярость, вы изображаете невинное удивление. По вашей милости мы бедные и слабые, вы выжимаете из нас все жизненные соки, притворяясь, будто делаете это ради нашего же блага, потому что мы слишком глупы и ничего другого не заслуживаем. Так что для нас остается только твердить: «Да, сэр! Нет, сэр! Да, сэр!», глупо улыбаясь и обнажая белые зубы. Вам очень нравятся наши белые зубы.

— Извини, что спросил.

— Я выбрал тебя по двум причинам. Во-первых, я слышал, что ты зажимал пальцами артерию Малышу, не давая ему умереть от потери крови. Он был сыном моей сестры. Так что я перед тобой в долгу.

— Ты мне ничего не должен. Я сделал бы то же самое ради любого другого человека.

— А я считаю, что в долгу перед тобой. Ну а во-вторых, как я уже говорил, для того, чтобы провернуть это дело, требуется недюжинная храбрость. Немногие могут этим похвастаться. Даже не у всех храбрых, сильных, крепких людей есть это. Тут нужен герой, твою мать. Настоящий герой, твою мать.

— Старик, боюсь, ты обратился не по адресу.

— О нет, я уверен, что не ошибся в тебе. Однако ты должен будешь обещать мне две вещи, и все.

— Какие?

— Скажу позже. Когда вытащу тебя отсюда.

— Я не могу обещать то, чего не знаю.

— Ты должен будешь дать мне слово. Все остальные сделали это, и теперь один из них живет припеваючи на воле.

— Объясни мне хотя бы, что ты затеваешь.

— Все очень просто. Тебе надо будет только отпереть вот это.

Старик протянул ему бронзовый замок, антикварный механизм, весивший почти целый фунт. Чертовски прочный. Эрл что есть силы потянул за ушко, но оно даже не шелохнулось в массивном корпусе замка. Осмотрев и ощупав замок в темноте, Эрл не нашел никаких кнопок или винтов, а одни только заклепки. Он попробовал засунуть в замочную скважину палец, но, разумеется, у него ничего не получилось.

— Я не могу открыть этот замок. Это никому не под силу.

— Дай его мне, — велел Окунь.

Эрл протянул ему замок. Старик накрыл его руками, немножко погладил, словно массируя, и меньше чем через две секунды дужка с едва слышным металлическим щелчком отскочила.

— Господи, — ахнул Эрл. — И ты открыл его голыми руками?

— Отмычкой, — сказал старик, показывая булавку длиной дюйма два. — Потребуется известная практика, но, научившись, ты будешь открывать такие замки за две секунды.

— Да, замечательно, но только где я достану отмычку?

— Ага, в том-то все и дело. Вот почему я потрогал твою ладонь. Теперь у тебя достаточно мозолей, чтобы спрятать булавку. Раньше ты этого сделать не мог.

На глазах у Эрла старик спрятал булавку в ороговевшей мозоли, которая украшала заскорузлую, морщинистую ладонь. Повернув свои руки ладонями вверх, Эрл убедился, что и они покрылись твердыми наростами омертвелой кожи. Эта мертвая зона была одной из немногих благодатей, которые Господь ниспослал тем, кто трудится руками.

— Дай мне свою лапу, парень.

Протянув старику ладонь левой руки, Эрл ощутил не боль, а лишь нажатие. Булавка проткнула кожу, скрылась под мозолью и прочно застряла там.

— Тебе надо будет научиться орудовать отмычкой. Я дам тебе замок. Работай каждую ночь. Ты должен вытащить булавку, вставить ее в замочную скважину. Повернуть, нащупывая податливые вставки. Сначала две слева, затем в обратную сторону две справа. Делай это вслепую. Ночью. Когда придет время, ты ничего не сможешь увидеть.

— Я буду в камере без света?

— Нет. Ты будешь на дне реки. Ты будешь тонуть. Если ты ошибешься, белый парень, сто фунтов бетона, прикованные к тебе цепью, удержат тебя под водой, и через минуту ты захлебнешься.

Каждую ночь Эрл работал с замком в темноте. Вытащить булавку, не теряя ни мгновения, быстро вставить ее в замочную скважину, и затем самое тонкое: нащупать сопротивление подпружиненных износившихся вставок, пытаясь воспроизвести нажатие ключа, отыскать нужное место и открыть замок.

В первую ночь Эрлу так и не удалось отпереть треклятый замок.

«Ах ты, чертов бестолковый тупица!» — обругал он себя на следующий день.

К концу второй ночи Эрл наконец что-то нащупал, и замок начал поддаваться.

На третью ночь замок открылся к исходу второго часа.

На четвертую — уже за двадцать минут.

Осталось только сократить это время на девятнадцать минут пятьдесят восемь секунд.

Эрл работал и работал до тех пор, пока однажды ночью снова не ощутил укол снизу.

Соскользнув к половицам, он прислушался.

— Получается?

— Сейчас я управляюсь за тридцать секунд. Нам надо поторопиться, иначе охранники забьют меня до смерти. Или вернется Полумесяц.

— Полумесяц возвращается послезавтра. Тебя он выпотрошит первым же делом, белый парень. Наипервейшим. Можешь не сомневаться. Он вспорет тебе живот, а пока ты будешь истекать кровью, трахнет в задницу. И будет трахать до тех пор, пока ты не отдашь богу душу.

— Господи!

— Не хочешь его опередить и первым расправиться с ним?

— Мне это не по душе.

— Ты слабак, парень.

— Знаешь, я уже достаточно людей отправил на тот свет. Ты даже не представляешь себе, сколько мне пришлось убивать. Никто не в силах это представить. Но предположим, я сражусь с верзилой и даже прикончу его, но мне наверняка здорово от него достанется, а в этом случае я не смогу сделать то, что нужно, верно?

— Верно. Так что условимся на завтра. А сейчас я расскажу тебе остальное.

Эрл приготовился слушать.

— Первым делом ты скажешь начальнику участка вот что: ты хочешь поговорить с Великаном. Ты сломался. Ты готов рассказать все, что от тебя хотят. Итак, охранники отправляются за Великаном. Он приезжает в своем новеньком блестящем «Гудзоне».

— Если я расскажу, кто я такой, меня немедленно убьют.

— Знаю. Так что слушай дальше. Когда Великан приедет, ты почувствуешь, что к тебе сзади приблизился Кривой Глаз.

— Кто такой этот Кривой Глаз?

— Верзила-мулат. У него один глаз ничего не видит. Отсюда прозвище Кривой Глаз. Он кузнец. Лучший кузнец в Миссисипи.

— И?

— Ты оступишься и упадешь. Кривой Глаз ударит по цепи в том месте, где она соединена с наручником правой руки. Один удар, и у тебя руки свободны. Но ты крепко держи цепь, и никто ничего не заметит.

— Хорошо.

— Дальше идет самое веселое. Тебе прикажут подняться на насыпь. Ты подойдешь к Великану и, когда он улыбнется, ткнешь его в морду. Ткнешь изо всех сил, так, чтобы выбить ему зубы и сломать нос. Тебе надо будет очень постараться.

— Да, веселья здесь хоть отбавляй. Единственная проблема: за это меня убьют.

— Нет, не убьют. Тебя изобьют. Изобьют так сильно, что ты пожалеешь о том, что остался в живых. Но тебя не убьют. Больше того, ты даже не потеряешь сознание. По голове тебя бить не станут. Будут дубасить по ребрам, по почкам, по ногам, по животу. Охранники от души поработают палками.

— Что-то все это перестает казаться мне забавным.

— Ты хочешь смыться отсюда?

— А никакого другого способа нет?

— Только так можно обмануть собак. Только так. Собаки обязательно догонят тебя, если ты попытаешься уйти через болото или через сосновый лес. Догонят и разорвут на части. Слушай про самое трудное.

— Продолжай.

— Ты должен оскорбить Великана. Взбесить его так, чтобы он забыл все на свете. Чтобы он убил тебя ради собственной забавы. В Фивах это делается так: человека отвозят в так называемый «дом утопленников».

— Не слишком ли много домов у вас в Фивах?

— Да, этот город состоит из одних домов, это ты верно подметил. В «доме утопленников» тебя прикуют цепью к бетонному блоку. Прикуют таким же замком, как тот, с которым ты работал. Когда стемнеет, тебя отвезут к реке. Охранникам страшно нравится слушать, как осужденные плачут, кричат, молят о пощаде. Это наполняет их сознанием собственной силы и власти. У них есть специальная лодка. С дверцей в борту. Бетонный блок сваливают за борт, ты летишь следом за ним.

Эрл задумался. Он вспомнил долгий путь по мелководью у Таравы, японские трассирующие пули, свистящие над самой поверхностью, тяжелый рюкзак на спине, утягивающий на дно. От этих жутких воспоминаний он непроизвольно поежился.

— Ты окажешься в воде. У тебя будет тридцать секунд. Ты должен будешь отпереть замок. Да, чуть было не забыл спросить. Надеюсь, плавать ты умеешь? Насколько я слышал, белые хорошо плавают. Сам-то я плаваю, как рыба, потому что вырос на Миссисипи. Эй, как ты думаешь, почему меня прозвали Окунем?

— Плавать я умею. Конечно, до Джонни Вайсмюллера[31] мне далеко.

— До кого?

— Ну как же, Тарзан... Впрочем, не бери в голову. Да, плавать я умею.

— Сразу всплыть на поверхность, чтобы глотнуть воздуха, будет нельзя. Тебе придется отплыть под водой в сторону и вынырнуть очень осторожно, не поднимая шума. Иначе тебя обнаружат, хотя, как правило, охранники бывают рады до чертиков и не замечают ничего вокруг. Тебе надо будет плыть медленно и тихо. Проследуешь за лодкой к берегу, иначе заблудишься. Выберешься не на тот берег — и я ничем не смогу тебе помочь. Уясню!?

— Куда мне надо будет плыть?

— Поднимешься вверх по течению, где-то с четверть мили. Ищи огонек. Это буду я со старой карбидной лампой. Там выберешься на берег. Пару дней отдохнешь, а потом я дам тебе компас и отпущу с богом. До железной дороги отсюда по прямой где-то миль двадцать пять. Вскочишь на товарняк и уедешь отсюда. Я припас для тебя кое-какие деньги. Никаких собак, никаких охранников с ружьями, у которых руки чешутся нажать на спусковой крючок. Тебя будут считать мертвым. Все видели, как ты скрылся в черной воде. Итак, никто ничего не знает. Ты возвращаешься домой. Никто не будет тебя искать. Ты волен делать со своей жизнью то, что пожелаешь.

Эрл не нашелся что сказать.

— Но если мы доберемся так далеко, ты пообещаешь мне две вещи. Дашь мне слово, иначе я отвезу тебя обратно на реку и прикую к камню.

Глава 31

Сэм вернулся домой, терзаемый нестерпимыми страданиями. Последняя авантюра окончилась полным крахом. Своим путешествием в Балтимор он разрушил спокойную жизнь порядочной женщины, не выяснив взамен почти ничего полезного. Прилежно напечатав отчет о поездке, Сэм отослал его Дейвису Тругуду вместе с тщательным, дотошным перечнем всех расходов.

Настроение Сэма несколько развеял звонок Конни; затем он посетил тренировку бейсбольной команды, в которой выступал его сын. Мальчишка делал несомненные успехи, и это еще больше успокоило Сэма. Однако все это рухнуло поздно вечером, и даже крепкому бурбону не удалось уничтожить терзания по поводу бесцельно прожитой жизни, предательства, совершенного в отношении лучшего друга, и общего ощущения того, что все выходит из-под контроля.

В конце концов Сэм принял решение. Завтра в десять часов утра он позвонит полковнику Дженксу, начальнику дорожной полиции штата Арканзас, и все ему расскажет. Пришла пора привлечь официальные власти, чтобы те сделали все возможное для спасения Эрла. Затем он навестит Джун Суэггер, которой Сэм в последнее время избегал, словно чумы. Он расскажет ей обо всем, о том, что он свято выполнял распоряжение Эрла, но прошло слишком много времени и настала пора предпринимать какие-то действия.

Проснувшись с сознанием предстоящего ответственного дела, Сэм принял душ, побрился, надел костюм, завязал галстук, позавтракал с женой, двумя сыновьями и двумя дочерьми и направился в центр города, в свою контору. Поднявшись по ступеням, ровно в десять часов утра он вошел в кабинет и сел перед телефоном. Однако он не смог сразу заставить себя сделать звонок. Лишь через пятнадцать минут Сэм сделал над собой усилие, протянул руку, пододвинул к себе телефонный аппарат и...

Раздался звонок.

Выждав какое-то время, Сэм снял трубку.

— Говорит Сэм Винсент.

— Привет, Сэм, это Мелвин Джеффриз.

Мел заведовал единственной аптекой в городе. Несколько лет назад Сэм не стал возбуждать дело против одного из его сыновей, обвиненного в глупой краже из магазина, за что Мел проникся к нему вечной благодарностью. Если Сэм не ошибался, мальчишка окончил школу одним из первых в классе и сейчас уехал в Фейетвилл поступать в университет штата.

— Доброе утро, Мел. Чем могу служить?

— Да в общем-то ничем, Сэм. Я просто подумал, ты должен знать, что тут о тебе справлялись два типа.

У Сэма в груди все оборвалось.

Из Миссисипи?

Он сглотнул подступивший к горлу клубок.

— Кто такие?

— Из Вашингтона.

— Из Вашингтона? — переспросил Сэм.

— Совершенно верно. Они задавали о тебе самые разные вопросы.

— Сотрудники ФБР?

— Похоже на то. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление, хотя прямо они не говорили. Двое в костюмах, со значками, кобуры под мышкой.

— Что их интересовало?

Затаив дыхание, Сэм приготовился услышать: «Твои приключения в Миссисипи. То, почему ты объявлен в федеральный розыск как заключенный, сбежавший из-под стражи в округе Фивы. То, что ты подозреваешься в убийстве старухи-негритянки. То, как твой друг Эрл прибыл тебе на помощь, а ты обрек его на верную смерть. То, как ты нарушал закон и...»

— В основном их интересовали твои политические взгляды.

— Что? Мои политические взгляды?

— Да.

— В чем дело? Я демократ, как и все в штате Арканзас. Но почему кого-то должны интересовать мои политические взгляды? Я выдвигался на выборную должность от Демократической партии. Надеюсь через год снова выдвинуть свою кандидатуру. Всю свою сознательную жизнь я поддерживал Демократическую партию. Не понимаю, какое отношение имеет к моим партийным предпочтениям федеральное правительство?

— Сэм, этих людей интересовало не это. Скорее, они хотели узнать, не наблюдалось ли за тобой чего-нибудь «подозрительного». Как ты относишься к профсоюзам. Что ты предпочитаешь слушать: негритянский джаз или классическую музыку. Какие журналы ты покупаешь. Какие книги читаешь. Какие чувства ты испытываешь к Советскому Союзу. Случалось ли тебе благожелательно отзываться о господине Сталине. Возражал ли ты против нашей помощи Корее. Выступал ли против атомной бомбы. Не считаешь ли ты, что мы должны были поделиться этим секретом с нашими русскими союзниками. Какого мнения ты о коммунистах. Мне показалось, тебя принимают за «красного».

Сэм понял, что это были следователи от комитета по антиамериканской деятельности Палаты представителей.

— И что ты им ответил?

— Сказал, что ты истинный американец, герой войны, что ты, будучи на государственном посту, беспощадно преследовал преступников и занимался поддержанием общественного порядка, что ты обладаешь трезвым рассудком и твердым характером, но вместе с тем добрым и справедливым сердцем. Сэм, тебе прекрасно известно, как к тебе относятся в нашей семье, особенно после того, что ты сделал для Гаррисона.

— Мне совсем не нравится, что эти люди задают обо мне такие вопросы, — нахмурился Сэм.

— Ты совершенно прав, Сэм. Но они сегодня с самого утра ходят по городу. Я подумал, что тебя обязательно нужно предупредить.

— Понимаю. Огромное спасибо, Мел. Кстати, а как дела у Гаррисона?

— Замечательно, Сэм. Он только что сдал вступительные экзамены.

— Потрясающе.

— Что ж, всего хорошего, Сэм.

— Еще раз спасибо и до свидания, — ответил Сэм.

Потрясенный, он положил трубку. Комитет по антиамериканской деятельности? Проклятие! Какого черта? Что за этим стоит? Жалоба из Миссисипи или же...

Телефон зазвонил снова.

На сей раз это была Мэри Файн, владелица химчистки. Та же самая история: два сотрудника правительственного ведомства, вопросы о политических взглядах, намеки на неблагонадежность и радикализм, обвинения в вольнодумии и разочаровании в существующих порядках. Такие вещи могут одним махом разбить все надежды на политическую карьеру.

Затем позвонили парикмахер, редактор городской газеты и, наконец, Харли Бин, председатель окружного совета Демократической партии, а также мэр города и владелец похоронного бюро, обслуживающего почти весь округ Полк.

— Сэм, черт побери, что происходит? Уж кого-кого, а вас я бы ни за что не заподозрил в симпатиях к «красным». Если, конечно, не считать того случая, когда вы отправили Уиллиса Бодайна в тюрьму за то, что тот пошалил с этой негритянкой Надин Джонсон.

— Однако кому-то это может показаться краснее красного, — заметил Сэм.

— Знаете, Сэм, не мне учить вас вашей работе, но если вы «красный», тогда, наверное, нам пора сдаваться коммунякам, раз уж они добрались так далеко.

— Ну, Харли, вы-то знаете, что никакой я не «красный».

— Да, но все же в чем дело?

— Ко мне пока что эти люди не подходили. Хотя, черт побери, нет никаких сомнений, что рано или поздно подойдут. Именно для этого они сюда и прибыли.

— Сэм, вы знаете, что я готов драться за вас до конца. Но когда речь заходит о ФБР...

— Эти люди представились агентами ФБР?

— Гм... Сэм, знаете, вы спросили, и я начал сомневаться. Однако у меня сложилось именно такое впечатление. На самом деле они просто мельком показали свои значки и удостоверения сотрудников правительственного ведомства, и этим все ограничилось.

— Я не думаю, что это агенты ФБР. Скорее, это следователи комитета Палаты представителей. А это означает, что они не являются сотрудниками правоохранительных органов, и если они носят оружие скрытно, то делают это в нарушение законов штата Арканзас.

— Ну, Сэм, на этот закон сейчас никто не обращает никакого внимания. Определенно, эти люди вели себя как сотрудники ФБР. На вашем месте я бы обязательно докопался до того, что за всем этим стоит. Как вам известно, у нас большие надежды вернуть вас в кресло окружного прокурора.

— Благодарю вас, Харли.

Сэм понимал: люди относятся к нему так хорошо потому, что он хороший прокурор и хороший демократ, хотя второе нередко вступало в противоречие с первым. Быть хорошим демократом означало то, что при распределении определенных муниципальных контрактов Сэму приходилось иногда закрывать глаза. Такова была система. Сэм ее принимал, так как понимал, что не может ничего изменить. И из этой его готовности оставить без изменения существующий порядок вещей вытекало то, что на следующих выборах партия единодушно поддержит его кандидатуру, отыгрываясь за проигрыш реформатору Фебьюсу Букинсу, который использовал эту должность преимущественно для того, чтобы реформировать свой банковский счет. Сэм ни за что не стал бы действовать настолько грубо; всем было известно, что он равнодушен к деньгам и заботится только о каких-то странных вещах, именуемых законом и правосудием.

Самое страшное ждало Сэма вечером. Один из его детей, сын Томми одиннадцати лет, вернулся домой весь в слезах. Он рассказал, что его прямо с урока вызвали в коридор двое угрюмых янки в костюмах и стали расспрашивать мальчика об отце. Эти люди запугали бедного подростка, к чему, видимо, и стремились, и Томми до сих пор трясло при воспоминании о случившемся.

— Ну же, Томми, успокойся, — нежно обнял мальчика Сэм. — Тут произошло какое-то недоразумение. Эти люди не хотели сделать ничего плохого. К тому же, обещаю, в самом ближайшем времени они уедут из города.

Его сын почувствовал себя лучше, но Сэм, напротив, разозлился еще больше. Спать он лег, переполненный багровой яростью, а на следующее утро проснулся, переполненный яростью черной. Два часа Сэм рылся в юридических справочниках, затем сделал несколько телефонных звонков, после чего стал ждать.

Неизвестные заявились к нему в контору около одиннадцати часов дня.

Сэм встретил их очень вежливо. Предложил войти.

— Сэр, мы федеральные следователи и ведем дело о национальной безопасности.

Они предъявили свои документы, которые Сэм не стал изучать чересчур пристально. Пиджаки у незваных гостей топорщились под мышками, где скрывались револьверы в кобурах.

Следователи были в костюмах, в шляпах; один был в очках. Высокорослые, широкоплечие, предположительно бывшие полицейские откуда-то с Севера. Они привыкли добиваться своего, запугивая людей удостоверениями и значками сотрудников федерального ведомства.

— Итак, ребята, в чем дело? — жизнерадостно спросил Сэм.

— Знаете, сэр, мы рады, что вы горите желанием нам помочь. Вы бы удивились, узнав, с каким враждебным отношением нам приходится сталкиваться. Мы хотим лишь прояснить кое-какие мелочи, а потом сразу вернемся в Вашингтон. Надеюсь, вы отдаете себе отчет, в какие тревожные времена мы живем. Поразительно, где только не приходится выявлять замаскировавшихся врагов, даже в самых верхних эшелонах.

— Я вас прекрасно понимаю, джентльмены. Можете рассчитывать на мое содействие.

— Мистер Винсент, насколько нам известно, вы...

И агент вкратце, но очень точно пересказал жизненный путь Сэма.

Судя по всему, агенты хотели его поразить, произвести впечатление тем, как много им известно о нем, какие потайные закутки и щели его жизни смогли они высветить.

— Совершенно верно, сэр, — подтвердил Сэм. — Вижу, вы очень внимательно присмотрелись ко мне. Раз ФБР считает это настолько важным, разумеется, я помогу вам всем, что в моих силах. Дело настолько серьезно?

— Видите ли, мистер Винсент, ваша фамилия всплыла в связи с одним расследованием. Если так можно выразиться, возникли определенные опасения. И мы хотим как можно скорее их развеять.

— Разумеется. Чем могу вам помочь?

— Все дело в том, сэр, что вы недавно приезжали в Вашингтон и задавали вопросы касательно одного совершенно секретного проекта, который осуществлялся в конце сороковых годов в штате Миссисипи. Однако подобные веши...

— Вижу, от вас, ребят из ФБР, ничего не укроется, да?

— Вы абсолютно правы, сэр, — подтвердил второй агент.

— Итак, не могли бы вы объяснить нам, чем вызван ваш интерес к совершенно секретной правительственной программе? Я хочу сказать, это несколько выходит за рамки компетенции простого прокурора из Арканзаса.

— Да, сэр, — сказал Сэм, — я с радостью отвечу на этот вопрос. Не хочу, чтобы остались какие-либо недомолвки и сомнения относительно моей благонадежности. Я полагал, что Бронзовая звезда, полученная мною в войну, будет достаточным доказательством благонадежности, но вам, ребята, похоже, на это наплевать.

— Сэр, ваш армейский послужной список не имеет никакого отношения к нашему делу. В вопросах национальной безопасности мы располагаем полномочиями...

Сэм сдвинул с письменного стола газету. Под ней скрывался магнитофон, и он работал на запись.

— Сэр, будьте любезны, говорите чуточку погромче. Я хочу убедиться, что эту запись можно будет использовать в суде.

Небольшая пауза.

Мужчины переглянулись.

— Мистер Винсент, для вас будет гораздо лучше, если вы проявите благоразумие и изъявите желание сотрудничать...

— Знаете, то же самое я как раз собирался сказать вам, джентльмены. Вы не находите это смешным? Вы полагали, что расследуете мою деятельность. А на самом деле это я расследую вашу деятельность!

— Мистер Винсент, черт побери, за кого вы себя принимаете...

— Вы выдавали себя за сотрудников федерального ведомства. В нашем штате это наказывается тюремным заключением сроком от двух до пяти лет. Конечно, вы можете возразить, что на первый раз судья ограничится предупреждением. К вашему несчастью, я лично знаком со всеми судьями штата и могу гарантировать, что вам никакого снисхождения не будет.

— Послушайте, мистер Винсент, это...

— У меня есть магнитофонная запись, подтверждающая, что вы выдавали себя за сотрудников ФБР. Однако на самом деле вы ими не являетесь. Вы представились федеральными следователями. Но даже и это ложь. Вы технические сотрудники комитета по антиамериканской деятельности из Вашингтона. У вас нет полномочий проводить какие-либо расследования, и, кстати, законодательством нашего штата вам запрещено носить оружие скрытно. Опять-таки от двух до пяти лет. Если бы у вас были здесь друзья, вам удалось бы отделаться легким испугом. Но самое смешное в том, что здесь, в округе Полк, это у меня повсюду друзья.

Мужчины снова переглянулись.

— Вы усугубляете свое положение, — сказал один из них.

— Это вы усугубляете свое положение, — возразил Сэм.

— Вы не посмеете...

— Посмею, джентльмены. Видите ли, вы мне не нравитесь. Мне не нравятся люди, которые всюду суют свой нос, запугивают неосведомленных, используют в своих целях незнание.

— Сэр, мы обладаем правом привлекать к судебной ответственности. Мы можем вызвать вас в качестве...

— Вы не обладаете правом привлекать к судебной ответственности. Вы можете запросить его через члена комитета, и, если тот поддержит ваше прошение, право привлекать к судебной ответственности может быть поручено вам по усмотрению Конгресса. Вы полагаете, это происходит автоматически? Знайте: это не так. Все будет определяться тем, кто станет нажимать нужные рычаги. Вы утверждаете, что можете добиться постановления о привлечении меня к суду. Я же, в свою очередь, утверждаю, что могу сделать так, чтобы вас вышвырнули со службы и вы больше никогда не смогли бы устроиться в правительственное ведомство.

Сэм посмотрел на своих гостей. Те молча выдержали его взгляд.

Сэм улыбнулся.

— Предположим, я сейчас позвоню своему доброму другу Гарри Этериджу, конгрессмену от шестого округа. Вы ведь знаете босса Гарри, так? Не сомневаюсь в этом: как-никак он председатель комиссии по бюджетным ассигнованиям на нужды обороны, что делает его в вашем городе большой шишкой. Но догадайтесь, что я вам сейчас открою? Представьте себе, босс Гарри родом из нашего города, здесь он жил и работал перед тем, как перебраться в Форт-Смит. У него до сих пор осталась летняя вилла неподалеку отсюда. И вот, предположим теперь, что я позвоню боссу Гарри и скажу, что две макаки из комитета Дайса[32] мутят в наших краях воду, утверждая, что на родине босса Гарри завелись коммунисты. Только представьте себе, как это не понравится такому патриоту, как босс Гарри; не сомневаюсь, он тотчас же поставит все на свои места. А как вы думаете, что сделает босс Гарри, узнав, что эти два проходимца выдавали себя за сотрудников ФБР, запугивали честных людей и вытаскивали маленьких детей прямо с занятий?

Наконец-то. Один из визитеров сглотнул комок в горле. Другой нервно облизнул губы, затем также сглотнул.

— Уверен, как только мы все объясним...

— А я уверен, что как только я все объясню... Знаете что, предлагаю решить наш спор прямо сейчас, хорошо? Давайте позвоним в Вашингтон и послушаем, что скажет босс Гарри.