Врата Птолемея Страуд Джонатан

Китти

34

Пленников Китти отыскала куда быстрей, чем сама ожидала. Труднее всего было отправиться на поиски – заставить себя выйти из кабинета. Когда она впервые встала на ноги, каждый мускул в её теле протестующе воззвал к небесам. Она содрогнулась, словно от жуткого холода, тело показалось лёгким и водянистым. Но всё-таки она не упала.

«Просто надо всему научиться заново, – подумала Китти. – Напомнить своему телу, что оно умеет».

И да, действительно – с каждым шаркающим шажком она чувствовала себя все увереннее. Китти добрела до кучки оружия, сваленного у двери. Она, поморщившись, согнула колени, присела на корточки и оставалась в этом положении, пошатываясь и бранясь, пока рылась в куче. Шокеры, жезлы Инферно, шары с элементалями… предметы, знакомые со времён Сопротивления. Сумки у Китти не было, но Инферно и шокер она заткнула за пояс. Два шара не без труда поместились в драных карманах её куртки. («Апокрифы» Птолемея Китти вытащила и не без почтения положила на пол. Пригодилась книжечка-то!) Среди магических предметов лежал серебряный диск, отполированный, с бритвенно-острым краем. Китти подавила лёгкое безотчётное отвращение и сунула в карман и его тоже. А потом, держась за стеночку, снова поднялась на ноги.

Осторожно, шаг за шагом, она выбралась из комнаты, перешагнув через обломки двери, и побрела по коридору, мимо пустынного и разгромленного зала Статуй. Она шла туда, где держали их с Натаниэлем, – в памяти осталось жалобное хныканье, раздававшееся где-то поблизости.

По дороге Китти осознала внутри себя странную двойственность. Никогда ещё она не чувствовала себя такой слабой, так ненадёжно связанной со своей физической силой. И в то же время она почему-то никогда не чувствовала себя настолько уверенно. В прошлом её не раз переполняла бесшабашная самонадеянность, радостная вера в собственную юность и энергию. А сейчас она сама себя не узнавала. То чувство, что она испытывала теперь, было куда более спокойным, уравновешенным, не имеющим никакого отношения к состоянию её тела, и в нём не было той дерганости, которую обычно придаёт чувствам тело. Это была несокрушимая вера в себя – Китти чувствовала, как распространяет её вокруг, шаркая ногами по коридору.

И первое испытание этой уверенности нисколько не поколебало. В том месте, где коридор расширялся, неподалёку от лестниц, Китти повстречалась с одним из демонов. Вероятно, он был последним, кто обзавёлся телом; как бы то ни было, он ещё не успел как следует им овладеть. Обиталищем ему служил высокий, тощий мужчина с жидкими белокурыми волосами, одетый в чёрный, явно очень дорогой костюм. Теперь костюм был помят и порван, волосы всклокочены, глаза мутны, как стёклышко, окатанное морем. Его шатало от стенки к стенке, руки слепо дёргались. Его глотка издавала звериный рык, а вместе с ним, время от времени, гневные слова на непонятном наречии.

Голова повернулась и заметила Китти. В глазах вспыхнул жёлтый блеск. Китти остановилась и стала ждать. Интерес демона проявился в том, что он внезапно разразился дикими завываниями, от которых задребезжали стекла в шкафах, стоявших вдоль коридора. Демон решил напасть, но, похоже, не знал, как именно это сделать. Для начала он задрал ногу и указал на Китти носком ботинка. В результате с него сорвало ботинок. Затем он попробовал сделать это локтем – примерно с тем же эффектом. И вот наконец он, после мучительных колебаний, поднял руку, протянул трясущийся палец и выпустил сиреневую молнию. Молния ударила в Амулет Самарканда и тотчас же втянулась в него.

Демон озабоченно оглядел свой палец. Китти тем временем вынула из-за пояса шокер, тихонько подошла к демону и выпустила в его тело синий трескучий заряд. Демон окутался черным дымом, подёргался, подрыгался, отшатнулся назад, перевалился через перила и рухнул на ступеньки четырьмя метрами ниже.

Китти пошла своей дорогой.

Несколько минут спустя она подошла к знакомой двери. Прислушавшись, Китти услыхала придушенные стоны. Она подёргала дверь, убедилась, что та заперта, и вышибла её одним из своих шаров с элементалями. Когда ветер наконец улёгся, она вошла внутрь.

Комната была небольшая, и все её пространство было забито сложенными вповалку телами. В первый миг Китти испугалась, что случилось худшее; но потом увидела, что все люди крепко связаны и во рту у них торчат кляпы. Похоже, они так и лежали тут с тех пор, как бесы Мейкписа приволокли их несколько часов назад. Большинство были связаны минимумом верёвок и бечёвок, но один или два были с головой замотаны в мешковину или плотные чёрные сетки. В комнате находилось, наверное, человек двадцать, сложенных плотно, валетом, как сельди в бочке. К большому облегчению Китти, она увидела, что многие из них всё-таки шевелятся, вяло и уныло, как червяки в консервной банке.

Одна или две пары выпученных глаз заметили её. Владельцы глаз принялись корчиться и издавать умоляющее мычание. Китти выждала пару секунд, чтобы прийти в себя – у неё дрожали колени от усталости. А потом заговорила – настолько отчётливо, насколько могла.

– Я пришла, чтобы вам помочь, – сказала она. – Пожалуйста, потерпите ещё немного. Я попытаюсь вас освободить.

На это люди заворочались и замычали ещё более бурно. Они дрыгали ногами, трясли и крутили головами. Китти едва не сшибли с ног.

– Лежите тихо, – сурово приказала она, – иначе я уйду и брошу вас!

Волшебники мгновенно притихли.

– Вот так-то лучше. А теперь…

Китти непослушными пальцами достала из кармана серебряный диск и осторожно, чтобы не порезать пальцы, принялась пилить им верёвки на ближайшей из пленников. Верёвки расходились, как масло под горячим ножом. Женщина осторожно пошевелила затёкшими руками и ногами и глухо вскрикнула от боли. Китти бесцеремонно выдернула кляп.

– Когда сможете стоять на ногах, – сказала она, – возьмите что-нибудь острое и помогайте мне освобождать остальных.

И перешла к следующему волшебнику.

Десять минут спустя комната была заполнена прихрамывающими, разминающими конечности людьми. Кто-то сидел, кто-то вставал сперва на одну ногу, потом на обе, пытаясь избавиться от иголок в затёкших, опухших ногах. Никто ничего не говорил – тела их были освобождены, но мысли ещё путались: они были слишком потрясены случившимся и не могли до конца поверить в него. Китти молча трудилась над предпоследним пленником, дородным джентльменом, опутанным сетью. Он лежал неподвижно; сквозь сетку на его лице сочилась кровь. Рядом с ней первая из тех, кого освободила Китти, молодая женщина с бесцветными волосами, боролась с верёвками на последней из волшебников. Эта женщина, замотанная в толстое серое одеяло, была более чем жива – она всё время брыкалась в яростном нетерпении. Китти передала своей помощнице серебряный диск.

– Вот, нате.

– Спасибо.

Остатки сетки и одеяла были разрезаны в несколько секунд, и оба пленника оказались на свободе. Одна, женщина с длинными чёрными волосами и красным, отёкшим лицом, тут же вскочила на ноги и взвизгнула от боли. Второй, грузный старик с лицом в кровоподтёках, лежал неподвижно. Глаза у него были закрыты, дышал он хрипло и отрывисто.

Черноволосая женщина привалилась к стене и принялась растирать ногу, которую свело судорогой, рыча от боли и ярости.

– Кто? Кто это все устроил? Я их убью! Клянусь!

Китти тем временем деловито разговаривала с женщиной с бесцветными волосами.

– Он явно плох. Надо, чтобы кто-то отвёз его в больницу.

– Это я устрою, – сказала её помощница. Она окинула комнату взглядом, выбрала конопатого молодого человека. – Джордж, не будете ли вы так добры?..

– Хорошо, госпожа Пайпер.

– Погодите, – вмешалась Китти. Она устало повернулась, чтобы встать, протянула трясущуюся руку. – Не могли бы вы мне помочь? Спасибо.

Она обернулась ко всем присутствующим.

– Вам всем следует знать, что произошло. Ситуация может оказаться… сложнее, чем вы думаете. В Лондоне вырвались на волю демоны.

Кто ахнул, кто выругался. Лица у всех вытянулись, на них отразились страх и уныние. Волшебники, молодые и старые, уставились на Китти. Сейчас они были беззащитны и ничего не понимали. Вся их волшебническая самоуверенность куда-то делась – теперь это были просто люди, перепуганные, оставшиеся без предводителя, без всего. Китти вскинула руку.

– Слушайте, – сказала она, – сейчас я все расскажу.

– Минуточку! – Темноволосая женщина схватила Китти за локоть. – Для начала скажите, кто вы такая, чёрт побери? Я что-то не припоминаю ни вашего лица, ни, – тут она поджала губы, – вашей грязной одежонки. По-моему, вы даже не волшебница.

– Верно, – отрезала Китти. – Я простолюдинка. Но если вы хотите остаться в живых, вам стоит заткнуться и выслушать меня.

Глаза у женщины расширились.

– Да как ты сме…

– Да, действительно, заткнулись бы вы, Фаррар, – сказал один из мужчин.

Женщина будто поперхнулась; она принялась бешено озираться по сторонам, однако же руку Кити отпустила.

Если не считать Фаррар, все прочие присутствующие внимали Китти с готовностью и даже с благодарностью. Может, им мешал говорить остаточный шок, а может, они чувствовали в этой седой девушке с усталым, изборождённым морщинами лицом что-то, что внушало неподдельное уважение, – сказать трудно. Но пока Китти рассказывала, что произошло, слушали её очень внимательно.

– А что же с остальными? – жалобно спросил один из волшебников постарше. – Нас ведь в театре сидело человек сто, не меньше. Не могли же они все…

– Точно не знаю, – сказала Китти. – Может быть, есть и другие помещения с пленниками, о которых демоны либо позабыли, либо просто руки не дошли. Надо будет проверить. Но многие из вас погибли.

– А как же мистер Деверокс? – прошептала одна из женщин.

– А Джессика Уайтвелл, а… Китти вскинула руку.

– Извините, не знаю. Думаю, велика вероятность, что многие из главных волшебников одержимы либо убиты.

– Ну, как минимум одна из них жива! – яростно бросила черноволосая женщина. – До тех пор пока остальные не найдутся, я – единственная из членов Совета, кто остался в живых. Так что теперь главная – я. Мы должны разойтись по пентаклям и вызвать своих рабов. Я немедленно свяжусь с ночной полицией. Беглые демоны будут найдены и уничтожены.

– Две вещи, – негромко сказала Китти. – Нет, три. Прежде всего нужно позаботиться об этом человеке. Может ли кто-нибудь добыть машину?

– Я могу.

Конопатый молодой человек склонился над неподвижным телом.

– Тут меньше, чем втроём, не управиться. Мистер Джонсон, мистер Воул, не поможете ли донести его до лимузина?

Подошли помощники. Трое мужчин удалились, неся на руках пострадавшего.

Черноволосая женщина была уже у дверей. Она хлопнула в ладоши.

– Все в пентакли! – приказала она. – Не терять времени!

Никто не двинулся с места.

– Мне кажется, эта леди хотела добавить что-то ещё, – сказал мужчина постарше, кивнув в сторону Китти. – Наверное, стоит её выслушать, как вы думаете, госпожа Фаррар? Хотя бы из вежливости.

Госпожа Фаррар скривила губы.

– Но она ведь всего лишь…

– Я хотела сказать ещё две вещи, – перебила её Китти. Она теперь чувствовала себя ужасно усталой. Голова кружилась, ей необходимо было присесть. Нет, держись! Дело должно быть сделано. – Главный демон, Ноуда, чрезвычайно опасен. Приближаться к нему без самого мощного оружия, имеющегося в наличии, будет самоубийством. И этим уже занимаются.

Она оглядела примолкших волшебников.

– Волшебник, ещё один выживший член Совета, – тут Китти не удержалась, чтобы не бросить взгляд в сторону госпожи Фаррар, – отправился, чтобы сразиться с ним. Он использует посох Глэдстоуна.

Её даже не особо удивили приглушённые восклицания. Похоже, особенно это известие зацепило госпожу Фаррар.

– Но ведь мистер Деверокс это запретил! – воскликнула она. – Кто же посмел…

Китти улыбнулась.

– Это Нат… Джон Мэндрейк. И для всех будет лучше, если у него получится.

– Мэндрейк!!! – Фаррар побелела от ярости. – Да у него способностей не хватит!

– И последнее, что мне хотелось бы сказать, – невозмутимо продолжала Китти, – это что при данных обстоятельствах главное для нас – вообще-то мне следовало бы сказать «для вас», ведь это вы волшебники и власть в ваших руках, – это защитить и организовать народ. С тех пор как Мейкпис вас всех схватил, люди остались без руководства, и сейчас некому заняться эвакуацией районов, где бесчинствуют демоны. Нам грозит множество смертных случаев, множество! Если мы ничего не предпримем, многие простолюдины погибнут.

– Раньше нас это не особо тревожило, – пробормотал молодой человек у неё за спиной.

Но общее мнение было не на его стороне.

– Что нам нужно, так это кристалл, – сказала Пайпер. – Посмотреть, где демоны.

– Или гадательная чаша. Где их тут держат?

– Хоть одна-то должна быть. Идёмте, поищем.

– Давайте доберёмся до пентаклей! Я мог бы вызвать беса и отправить его посмотреть.

– Нужны машины. Кто здесь умеет водить?

– Я не умею, меня муж возит.

– Я тоже…

От двери донёсся хриплый, натужный кашель. Лицо у госпожи Фаррар было измученное, волосы спутанные и растрёпанные, губы стянулись в ниточку. Побелевшие руки упирались в косяки по обе стороны двери. Руки у неё были согнуты, плечи слегка сгорблены – эта поза делала её слегка похожей на перевёрнутую летучую мышь. Глаза её источали яд.

– Все вы здесь – не более чем мелкие чиновники, – сказала она. – Большинство из вас и чиновниками-то не назовёшь: так, секретари и ассистенты. Познания в магии у вас самые скудные и ограниченные – а соображаете вы, похоже, ещё хуже, чем владеете магией. Простолюдины о себе и сами позаботятся. Некоторые из них обладают устойчивостью к магии – уж наверно, они сумеют пережить пару-тройку Взрывов. Как бы то ни было, простолюдинов у нас много. Мы можем себе позволить потерять несколько штук. А вот чего мы не можем – так это стоять и рассусоливать, когда наша столица в опасности! Неужели мы предоставим всю защиту Мэндрейку? Вы что, думаете, он особо могущественный волшебник? Я пошла за своими волками. И пусть все, у кого осталась хоть капля честолюбия, следуют за мной!

Она оттолкнулась от дверной рамы и, не оглядываясь, вышла в коридор. Наступило неловкое молчание. Потом трое молодых людей, опустив головы и насупив брови, протолкались мимо Китти и последовали за Фаррар. Ещё несколько поколебались, но остались на месте.

Молодая женщина с бесцветными волосами пожала плечами и обернулась к Китти.

– Мы пойдём за вами, мисс… кстати, извините, как ваше имя?

Клара Белл? Лиззи Темпл?

– Китти Джонс, – сказала она. И слабеющим голосом добавила: – Не мог бы кто-нибудь принести мне попить?

Пока Китти отдыхала, пока она попивала прохладную минералку из бутылок, припасённых для заседаний Совета, младшие волшебники взялись за дело. Некоторые отправились на разведку в соседние помещения. Вернулись они бледные и дрожащие, с рассказами о трупах, сваленных в других комнатах, об изуродованных и стёртых пентаклях, о таком разорении, какое никому и во сне не снилось. Подобные бойни устраивали обычно врагам в далёких землях. И теперь, когда волшебники столкнулись с этим лицом к лицу, им сделалось очень неприятно. Другие пробрались к выходу и выглянули на улицу. Здания горели, повсюду валялись трупы, а что самое тревожное – никого живого было не видать. Обычно даже в самые глухие ночные часы по Уайтхоллу проезжали автобусы и такси, в здания приходили и уходили ночные служащие, время от времени появлялись полицейские и солдатские патрули. Государственная машина, потерявшая управление в результате предательства Мейкписа и захваченная врасплох появлением Ноуды, на время совершенно заглохла.

Уничтожение пентаклей стало серьёзным препятствием, но скоро сделалось ясно, что демоны были достаточно злы, но недостаточно добросовестны: немало пентаклей они проглядели, и те остались целы. Несколько мелких бесов отправили на разведку, а тем временем в помещении рядом с залом Статуй обнаружили огромный магический кристалл, ранее использовавшийся Советом. Кристалл притащили в комнату, где сидела Китти. Вокруг собрались притихшие и хмурые волшебники. Самый могущественный из присутствующих – чиновник из министерства рыбного хозяйства – без долгих разговоров вызвал джинна, заточенного в кристалле, и громогласно отдал приказ: показать, где сейчас находятся беглые демоны.

Шар помутнел, потемнел… Все подались ближе.

Внутри кристалла вспыхнули огни! Алые и оранжевые. Языки пламени.

Изображение сделалось отчётливее. Пламя, полыхающее вблизи и в отдалении, фонари среди тёмных деревьев. Вдалеке огромное горбатое светящееся нечто…

– Хрустальный дворец, – сказал кто-то. – Это Сент-Джеймс-парк.

– Там простолюдины устраивали демонстрации.

– Смотрите!

На переднем плане – сотни фигурок, мечущихся среди деревьев и бросающихся врассыпную, как косяк сельди.

– Почему они не убегают прочь?

– Они окружены.

Там и тут вспыхивали выбросы магии, сгоняющие охваченную паникой толпу, сбивающие её в кучу. По краям сделались видны какие-то неестественные движения: движущиеся вприпрыжку фигуры, внешне – человеческие, но выделывающие совершенно нечеловеческие коленца, какие-то немыслимые затяжные прыжки. Они теснили толпу со всех сторон. Одна такая фигура, передвигающаяся длинными скачками, сделалась отчётливо видна в свете фонаря. Она заприметила группку людей, бегущих в её направлении. Фигура пригнулась, приготовилась к прыжку…

Луч белого света – и чудовищный взрыв. Скачущая фигура исчезла – на её месте осталась дымящаяся воронка. Под фонарём промелькнула и скрылась другая фигура, передвигающаяся огромными, но ровными шагами. В руке у неё был длинный посох.

Китти аккуратно поставила бутылку с минеральной водой на пол.

– Вызывайте всех демонов, каких можете, – сказала она. – Если мы хотим быть чем-нибудь полезны, нам надо туда.

Бартимеус

35

Нужно сказать, мы неплохо сработались. Куда лучше, чем рассчитывал он или я.

Нет, конечно, нам потребовалось некоторое время на то, чтобы разобраться между собой, – мы пережили пару неприятных моментов, когда наше тело пыталось одновременно сделать несовместимые движения, но мы очень быстро ликвидировали последствия, так что ничего плохого не случилось[102]. А когда мы пустили в ход семимильные сапоги, то начали перемещаться действительно быстро и сполна использовать преимущества нашего необычного положения.

Первый выигранный поединок с бедняжкой Наэрьян серьёзно нас взбодрил: мы поняли, что надо делать, и разобрались, как сочетать усилия, чтобы добиться наилучшего эффекта. Мы перестали пытаться дублировать действия друг друга и стали больше друг на друга полагаться.

Вот как мы работали. Натаниэль взял на себя сапоги – если нам нужно было переместиться на большое расстояние по прямой, шагал именно он. По прибытии на место (как правило, через пару секунд – эти сапоги были весьма шустрые) управление ногами брал на себя я – я наделял их частицей своего фирменного проворства и заставлял нас прыгать, как антилопа-импала: назад, вперёд, вверх, вниз, вправо и влево, пока любой враг, а порой и я сам, не оказывался окончательно сбит с толку. Натаниэль же тем временем полностью сохранял контроль над своими руками и посохом Глэдстоуна. Он стрелял каждый раз, как только мы подбирались достаточно близко, и, поскольку я мог предугадывать его намерения, я обычно оставался на месте достаточно долго, чтобы он успел как следует прицелиться. Не делал я этого только тогда – и вполне оправданно, я считаю, – когда спешил убраться с пути какого-нибудь Взрыва, Потока или Растерзывающей Спирали. Лучше всё-таки не сталкиваться с подобными вещами, если не хочешь сбиться с темпа[103].

Общались мы с помощью кратких, почти односложных мыслей, как-то: «Бегом!», «Прыгай!», «Куда?», «Вверх!», «Ныряй!»[104] и т. п. Не то чтобы мы докатились до рычания и мычания, но были близки к этому. Конечно, все это чересчур отдавало мачизмом и грубой силой, тут не было места ни рефлексии, ни тонкому анализу, – зато такой образ действия сильно содействовал тому, чтобы остаться в живых, а также гармонировал с некой подавленностью и отрешённостью, овладевшей душой Натаниэля. Поначалу, пока мы общались с Китти, это было не столь заметно (тогда голова у него была наполнена всякими телячьими нежностями, а потом – полу оформившимися, пылкими и возвышенными устремлениями). Но после того случая на Трафальгарской площади, когда женщина отвернулась от него со страхом и презрением, он стремительно впал в уныние и замкнулся. Его возвышенные чувства были ещё слишком свежими и робкими и плохо переносили, когда их отвергали. Теперь они оказались загнаны вглубь, и на их место вернулись старые знакомые: гордость, отчуждение и стальная решимость. Натаниэль по-прежнему был поглощён своим делом, но теперь занимался им с чувством лёгкого отвращения к себе. Может, это и нездоровое чувство, но оно помогало ему сражаться как следует.

А сейчас нам было надо именно сражаться.