Прекрасный секрет Лорен Кристина

– Я люблю тебя, – прошептал я едва слышно. – Я отчаянно тебя люблю.

– Найл…

– Я знал это, когда пошел к Порции. Мне было плохо там. Я не знал, зачем я туда пошел, но как бы то ни было, у меня, по крайней мере, прояснилось в голове.

Руби безрадостно засмеялась.

– У меня тоже после этого прояснилось в голове.

Я застонал.

– Пожалуйста, Руби, прости меня.

– Я хочу. Очень хочу. Но я не знаю, как забыть это чувство унижения и эту мучительную боль. Все это: как я пыталась понять, что тебе нужно, пыталась делать для тебя все. Как я сказала, что люблю тебя, а в ответ услышала: «Ты прелесть», как потеряла работу, а после этого, что самое ужасное, узнала, что ты собираешься на ужин к Порции, чтобы поговорить о вашей семейной жизни… Мне до сих пор так плохо.

– Понимаешь, мне казалось, что я должен закрыть эту дверь, – попробовал объяснить я. – А может быть, я просто никогда не слышал, чтобы Порция говорила так эмоционально, и где-то в самом темном уголке своей души я испытывал болезненное любопытство. Но я и правда не подумал о твоих чувствах, и это мой ужасный проступок. Как только я пришел к ней, я понял, что нам не о чем говорить, нет никаких скелетов в шкафу, которые нам нужно обсудить. Я чувствовал, что предаю тебя, находясь там…

– Так и было.

Я закрыл глаза. Ужасно было видеть ее в таком состоянии.

– Мне так жаль.

– Я знаю, – кивнула она. – Мне кажется, я понимаю тебя. Но ничего не могу поделать. Я так зла.

Я провел рукой по небритому подбородку и прошептал:

– Пожалуйста, впусти меня.

Глядя на меня, она очень тихо произнесла:

– Разве это не странно, что мне хочется сказать нет? Как будто я хочу убедиться, что могу это сделать? Я дала тебе время переосмыслить все твои сомнения. Я пыталась быть понимающей и терпеливой, но ты не отплатил мне тем же. Я совершенно забыла о себе в последние полгода. Я просила тебя сказать, где мое место в твоей жизни. И вот оно. Ты пренебрег мной. – Она посмотрела мне в глаза и тихо добавила: – Я подумала, что ты больше не хочешь таких отношений.

Ее слова были словно нож острый мне в сердце, и я отпрянул, как будто меня ударили. И хотя ее губы и руки дрожали, хотя я читал по ее лицу те же чувства, которые она испытывала неделю назад, было очевидно, что она не возьмет назад свои слова – ни взглядом, ни жестом.

Я мог бы надавить на нее. Я это видел, и другой мужчина, более агрессивный, мог бы сделать еще шаг и воспользоваться ее болью. Если бы я сейчас ее поцеловал, она бы ответила. Я читал это в ее глазах.

Руби любит меня так же, как я люблю ее.

Я мог бы заставить ее пригласить меня домой, прикоснуться к ней, сорвать одежду и доставить ей удовольствие, почувствовать ее на вкус. Губами, руками и словами я мог бы убедить ее в своей любви.

Но из-за меня она совсем забыла о тебе и сейчас борется с этим. Я не могу манипулировать ею в такой ситуации.

Я провел рукой по волосам, разрываясь на части.

– Скажи мне, что делать. Если я уйду, ты подумаешь, что я к тебе равнодушен. Если останусь, значит, я не прислушиваюсь к твоим желаниям.

– Найл, – прошептала она, – мне так трудно находиться рядом с тобой и не хотеть отдать тебе все, что у меня есть. Теперь твоя очередь быть терпеливым.

Я с трудом сглотнул, сделал шаг назад, потом еще один.

– Приходи ко мне, – взмолился я. – Когда будешь готова. Я буду ждать. Ждать и думать о тебе, если ты хочешь именно этого. Мои чувства не угаснут.

Она кивнула, и ее глаза наполнились слезами.

– Пообещай, что придешь ко мне, когда будешь готова. Пусть даже только для того, чтобы сказать, что между нами все и правда кончено.

Руби снова кивнула.

– Я обещаю.

Глава 17

Руби

Апрель был ужасным месяцем, а май еще худшим. По крайней мере, в апреле я снова и снова могла вспоминать, как выглядел Найл, когда он пришел ко мне домой, у меня в ушах звучал его обеспокоенный голос. Вспоминать его голос – низкий, хриплый и отчаянный, когда он сказал, что любит меня.

Но прошел месяц с тех пор, как я видела его в последний раз, и почти невозможно было сохранять уверенность в его чувствах.

Количество дней, которые мне нужно провести без Нилла Стеллы: неизвестно.

Отчаявшаяся обезумевшая девчонка, ждущая, когда он поужинает с бывшей и потом решит, кто лучше, – я или она. Никогда в жизни я не ждала звонка с таким отчаянием, как тем вечером, но когда он позвонил… я не взяла трубку. И не отвечала, пока он сам не понял то, что я знала с самого начала: Порция ему не подходит, а я – лучшее, что могло с ним случиться. Ох, я совершенно сошла с ума.

Я изумляла его своим легким отношением к неприятностям. Это мое свойство всю жизнь удивляло людей. Но эта легкость не означает, что мне не бывает больно, я не сержусь и не чувствую себя обманутой.

Пусть с трудом, но я сумела собрать свою жизнь по кусочкам. Я была решительно настроена на то, чтобы все-таки попасть в программу Маргарет Шеффилд. Так что в начале апреля, после того как я несколько дней только спала, не раздеваясь, молчала, питалась сэндвичами из черствого хлеба и подсохшего сыра, я взяла себя в руки и села на поезд в Оксфорд.

Профессор Шеффилд заверила меня, что письмо Энтони ничего не значит, что мои оценки и рекомендации из Сан-Диего впечатляют. Но хотя она ни словом не намекнула, что «отвлеченность», о которой говорил мой бывший босс, может привести к моему исключению из программы, она и не подтвердила, что я в нее попаду.

В ожидании окончательного ответа я оставалась в Лондоне. Мне повезло устроиться на работу в фирму в Саут-Бэнкс, куда требовался инженер на время декрета сотрудницы. Простой выход и хорошо оплачиваемый, но в первый же день, когда я решила прогуляться домой пешком, а не ехать на метро, я обнаружила, что окажусь в двух кварталах от дома Найла.

Вот черт.

Конечно, после этого ездить на метро было невозможно. Каждый день я чувствовала, как ноги сами ведут меня в ту сторону, как будто меня тянет сильный магнит. И я заставляла себя идти, не сворачивая, и все мое тело ныло.

Его сдержанность и отстраненность были совершенно невыносимы; все у него подчинялось логике: Порция готова говорить, значит, он выслушает ее. Я всегда поощряла его общаться со мной. Неудивительно, что он так же отнесся и к Порции.

Я чувствовал себя обязанным хотя бы выслушать ее.

Я пытаюсь быть открытым. Как минимум, это я ей должен.

В последний день, такое впечатление, Найл вообще не испытывал никаких эмоций, пока не стало слишком поздно. И я не могла забыть эту боль.

Даже когда он наткнулся на меня в кабинете, где я собирала вещи, и умолял простить его. Даже когда он пришел ко мне домой и признался в любви.

Какая я дура, зачем я его прогнала. Я знала, что это глупо. Но кроме того, я знала, что если впущу его, то мои гордость и самоуважение будут растоптаны навеки.

Молчание тянулось нескончаемо.

Количество дней, которые я прожила, не разговаривая с Найлом Стеллой:

Один.

Семь.

Пятнадцать.

Тридцать два.

Пятьдесят девять.

В июне я узнала, что меня приняли в программу Мэгги.

Я вернулась с работы, и дома меня ждал безобидный конверт. В некоторые дни мне было особенно трудно сопротивляться желанию прийти к Найлу. Временами я делала вид, что поглощена музыкой или чтением новостей, но мысль о том, что я могу прийти на его крыльцо и дождаться, когда он придет домой, то и дело вызывала ноющую боль в ребрах. Однако сегодня эта мысль была совершенно невыносима. Перестала ли я сердиться на него? Если да, допустим, я приду к нему, а он откроет дверь и уставится на меня непонимающим взглядом, потом неловко извинится и скажет, что я была права, порвав с ним? Что он поддался импульсу, связавшись со мной? Что он предпочитает упорядоченную жизнь, а не отношения с порывистой эмоциональной девушкой?

Проблема в том, что я с одинаковой яркостью представляла себе оба варианта – и когда он отвергает меня, и когда он обнимает меня. Я знала расписание Найла, его образ жизни, его предпочтения в еде, кофе и одежде. Но я совсем не знала его душу.

С колотящимся сердцем я открыла конверт и три раза перечитала письмо, сжимая лист бумаги трясущимися руками. Несколько минут я не могла ни моргнуть, ни выдохнуть. Это случилось! Я поеду в Оксфорд. Я буду учиться у Мэгги. Этот ублюдок Энтони не погубил мой шанс.

Я перечитала письмо в поисках дат и взяла себе на заметку, что семестр начинается в сентябре. Значит, остаток июня, июль и начало августа я могу продолжать работать, а потом заняться поисками квартиры в Оксфорде.

Первой моей мыслью было сказать Найлу.

Но вместо этого я позвонила Лондон.

– Руби!

– Ты в жизни не догадаешься, что произошло! – сказала я, улыбаясь, по-моему, первый раз за последние пятьдесят девять дней.

– Твой новый сосед по комнате – Гарри Стайл, и ты купила билет, чтобы я прилетела к тебе в гости?

– Очень забавно, сделай еще одну попытку.

Она задумалась.

– Что ж, в твоем голосе больше счастья, чем я слышала за последние несколько месяцев, так что я предполагаю, что ты позвонила Найлу Стелле, он принял тебя с распростертыми объятиями, а теперь вы лежите и наслаждаетесь блаженным релаксом после секса. Под релаксом я…

У меня заболела грудь, и я перебила ее, не в состоянии подыгрывать:

– Нет.

Она посерьезнела.

– Но попытка была хорошая, правда?

Правда. Но встреча с с Найлом не лучше того, что со мной произошло.

Так ведь, правда?

Но стоило мне об этом подумать, как я поняла, что быть с Найлом – так же прекрасно, как и работать с Мэгги. В первый раз со времени увольнения я не почувствовала, что предаю себя этой мыслью. Если я вернусь к Найлу, в какие-то дни он станет для меня всем миром. В какие-то дни всем миром будет университет. А иногда то и другое будет одинаково важным. И это понимание, мысль о том, что я могу найти баланс, что мне надо наконец разделить голову и сердце, ослабили напряжение, которое я испытывала уже много недель.

– Меня приняли в группу Мэгги, – сказала я. – Я только что получила письмо.

Лондон завопила, и с того конца линии донесся стук, по которому я предположила, что она подпрыгнула, уронила телефон, подняла его. Потом она снова завопила:

– Ты едешь в Оксфорд!

– Да!

– Ты будешь учиться у женщины своей мечты?

– Да!

Она шумно выдохнула и сказала:

– Руби, я должна задать тебе вопрос, на который необязательно отвечать. Хотя, если честно, я месяцами выслушивала твое нытье, поэтому считаю, что заслуживаю ответа.

Я застонала, понимая, куда она клонит.

– Может, мы продолжим разговаривать об Оксфорде?

Она проигнорировала мои слова.

– Я первый человек, которому тебе захотелось позвонить, когда ты получила письмо?

Я не ответила и сосредоточилась на торчащей из свитера нитке.

– Почему ты просто не поговоришь с ним? – тихо спросила она. – Он будет рад за тебя.

– Может, он меня и не вспомнит.

Она недоверчиво засмеялась, а потом застонала.

– Ты меня убиваешь.

Я подошла к дивану и села.

– Я просто нервничаю. Что я скажу? О, привет, я до сих пор схожу по тебе с ума.

– Можно начать с «Привет, меня приняли в программу Мэгги. Что-нибудь посоветуешь?».

Закрыв глаза, я ответила:

– Несмотря на то, что я о нем знаю, я понятия не имею, как он отреагирует, если я ему позвоню…

– Не звони, детка. Приди к его дому, ты ведь каждый раз этого хочешь, когда возвращаешься с работы домой. Сядь на крыльцо и жди его. Он тебя увидит, у него тут же встанет член. Ты скажешь, что тебя приняли к Мэгги, а еще, ой, что ты его любишь и хочешь нарожать ему детишек.

– Что, если я приду, а там Порция?

– Нет.

– Или, я не знаю, он все обдумал и пришел к логическому выводу, что я была права. Надо контролировать свои эмоции.

– Ты меня слушаешь? – спросила она. В ее голосе прозвучали расстроенные нотки, и я поняла, что она вот-вот взорвется. Она девушка терпеливая, но если ее довести до ручки, взрыв сметет все живое.

– Да, но…

Лондон начала нажимать кнопки на телефоне, заглушая мои возражения громким «биип!». Потом спросила:

– Ты все?

– Да.

– Тогда послушай. Это настоящая жизнь, Руби. Это не кино, где встречаются два одиночества, у них плохой опыт предыдущих отношений, смешных и нелепых, но благодаря этому опыту оба участника стали крепче и лучше. В жизни бывают бывшие мужья и жены, приемные дети и домашние питомцы, которых ненавидит вторая половина. Иногда людям больно, и у них нет родителей-психотерапевтов, которые им помогут. Бывшая жена, особенно такая, из-за которой он чувствовал себя неудачником, – не то, что можно легко забыть.

Сглотнув, я сказала:

– Знаю, боже мой, я знаю.

– Тогда прости его за то, что он повел себя глупо и не был достаточно открыт с тобой. Ты знаешь, я всегда на твоей стороне, но сейчас я думаю, что пришло время увидеть его и определиться, можете ли вы быть вместе или тебе надо двигаться дальше. Ты его любишь. И это ты его бросила.

– Знаю, знаю.

– Он тоже признался тебе в любви, – напомнила она. Я ведь рассказывала ей об этом всего лишь раз семьсот. – Я никогда не видела Найла Стеллу, но я не думаю, что он из тех парней, которые могут сказать эти слова и забыть о них два месяца спустя.

Мне нечего было сказать, и я пялилась на стену, понимая, что она права.

Прийти к его крыльцу оказалось не так просто. При мысли о том, чтобы снова его увидеть, кружилась голова и меня тошнило.

К счастью или к несчастью, в понедельник и вторник работа решила все за меня. К нам приехал архитектор, и мне надо было все время находиться под рукой – готовить кофе, заказывать еду и удовлетворять другие просьбы, с которыми, видимо, может справиться только временный сотрудник.

Напряжение внутри меня нарастало, и я не ответила на звонки Лондон ни в понедельник поздно вечером, ни во вторник. В среду она накричала на меня в смс:

«ТЫ К НЕМУ СХОДИЛА? ЧЕРТ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛ, РУБИ, НАПИШИ ТОЛЬКО – ДА ИЛИ НЕТ».

Я всхлипнула и ответила:

«Пойду сегодня после работы. Раньше не было возможности».

Она: «Что ты наденешь?»

Со смехом я написала: «Не думала об этом».

«Хахаха. Ну серьезно».

Я взглянула на свой сегодняшний наряд, и у меня что-то дрогнуло в груди, пока я делала селфи. Короткая темно-синяя юбка, моя любимая синяя блузка в красный горошек. Я сфотографировала себя под неправильным углом и выглядела толстой, но все равно отправила. Лондон знает мой гардероб не хуже своего собственного.

«Черт, куколка. Ты обула красные каблуки?»

«Да».

«Бог мой. У него будет такой стояк, как никогда в жизни».

Улыбаясь в экран, я напечатала: «Будем надеяться» – и убрала телефон в сумку. Я была вне себя от волнения при мысли о сегодняшнем вечере. Я буду счастлива просто улыбке, поцелую в щеку, словам, что он не против попробовать еще раз. Надо притвориться, что я не умираю от желания заполучить его.

Ох уж этот рабочий день. Вы знаете, как это бывает. Секунды тянулись бесконечно, минуты казались часами. Такое ощущение, что прошла неделя. Под конец дня я столько раз обдумывала вечер, что мне начало казаться, будто никакого Нилла Стеллы не существует, это плод моего воображения.

Наконец стукнуло полшестого, и сотрудники начали покидать офис. Я зашла в туалет поправить макияж и одежду и с ужасом уставилась на себя в зеркало.

Шелковая блузка сильно помялась. О чем я думала сегодня утром? Юбка слишком короткая. Как у шлюхи. Сколько ты берешь за час, детка? Я застонала и придвинулась к зеркалу. Тушь размазалась… по всему лицу. Румяна стерлись.

Я сделала, что могла, но проблема заключалась в том, что я настолько перенервничала, что меня подташнивало. Посидеть еще в туалете, на случай если меня вырвет? Взять с собой пакет? Зачем я так долго ждала, чтобы увидеть его? Что, если я не смогу произнести ни слова?

Потом случилось нечто очень странное: я засмеялась. Я ужасно боюсь идти к Найлу Стелле. Я проверяю макияж, переживаю по поводу тошноты и беспокоюсь, что утрачу дар речи.

Это нормально.

Больше не глядя в зеркало, я взяла сумку и вышла.

Коридор, лифт, улица. Семнадцать кварталов, один мост, и вот я на месте. Стою на углу и думаю.

В этот миг мне показалось, что сердце мое вот-вот разорвется на части и кровь закипит.

Он не знает, что я иду к нему. Я не видела его и не говорила с ним два месяца. Я попросила дать мне время, и он дал… Я одновременно была благодарна за это и злилась. Что, если для него все изменилось? От этого мне станет еще больнее, чем от неизвестности. Я могу пойти к себе домой. Поужинать хлопьями и пересматривать «Сообщество», пока не наступит время ложиться спать, и завтра сделать то же самое. Я могу продолжать работать в этом скучном месте, пока не настанет время переезжать, и тогда я исчезну из города, и мне не придется переживать все это. В один прекрасный день я забуду Найла Стеллу.

Или я могу повернуть направо, пройти два квартала до его дома, сесть на крыльцо и дождаться его. Сказать, что я хочу сделать еще одну попытку, и услышать его «да» или «нет». Если он скажет «нет», я пойду домой, насыплю хлопьев в тарелку, посмотрю сериал, и со временем боль утихнет. Но если он скажет да…

На самом деле выбора не было.

Я шла, уставившись на скучный серый тротуар и на свои красные туфли. Идти легче, если сосредоточиться на чем-то конкретном. Я сосчитала количество трещин в асфальте между судьбоносным перекрестком и квартирой Найла (двадцать четыре) и количество раз, когда мне хотелось развернуться и пойти домой (около восьмидесяти), и снова и снова обдумывала, что я скажу.

Привет. Я знаю, я поступила глупо, придя сюда и не позвонив перед этим, но я хотела тебя увидеть. Я соскучилась. Я тебя люблю.

Надо говорить проще, подумала я. Сказать как есть, и пусть он решает.

Я была уверена, что его нет дома, но на всякий случай позвонила. Никто не ответил, и я посмотрела на крыльцо, перевела дух и села на ступеньки, собираясь ждать и снова и снова повторяя то, что я ему скажу.

Привет. Я знаю, я поступила глупо, придя сюда и не позвонив перед этим, но я хотела тебя увидеть. Я соскучилась. Я тебя люблю.

Солнце медленно и неохотно катилось по небу. Мимо проезжали машины, соседи входили и выходили, бросая на меня короткие любопытные взгляды. Вечерняя суматоха на дорогах внезапно закончилась, и в домах загорелся свет. До меня начали доноситься запахи готовящегося ужина. Найла все еще не было.

Каждый раз, когда я думала, что мне лучше вернуться домой (вдруг он в баре с друзьями?), я волновалась – вдруг он появится ровно через минуту после моего ухода?

Я думала, он придет примерно через полчаса, но пошел час, другой, третий. Я сидела на ступеньках уже четыре часа, а его все не было, и мне в голову пришла ужасная мысль: что, если он на свидании?

Эта мысль была такой горькой, что я застонала. Уткнувшись лбом в колени, я сосредоточилась на дыхании. Вдох, выдох.

Не знаю, сколько еще времени я так провела – тридцать минут или три часа. Но потом меня будто что-то кольнуло. Все звуки утихли, кроме одного – слабого постукивания мужских туфель по асфальту. Звука размеренных широких шагов Найла Стеллы.

Сколько раз я прислушивалась к шагам Найла Стеллы: неисчислимое количество.

Я повернула голову и увидела его. То, что со мной произошло в эти секунды, нужно описать в медицинском справочнике под названием «любовная болезнь». Сердце сначала куда-то исчезло, потом снова появилось, увеличившись в размерах, и начало дико колотиться в груди. Его удары пульсировали у меня в ушах, отдавались в руках и ногах, и по телу побежали мурашки. У меня закружилась голова, и я прищурилась, потому что он начал расплываться, словно в тумане. Я подумала, что сейчас упаду в обморок.

Он был одет в темно-синий костюм – в свете уличных фонарей я разглядела оттенок – и выглядел потрясающе. Сильный, уверенный, с расправленными плечами и гордо поднятой головой.

На расстоянии двадцати футов он заметил меня.

И остановился, дернувшись и поднеся руку к затылку.

Я поднялась на трясущихся ногах, вытирая ладони о юбку. Моя одежда немного помялась на работе, но это было ничто по сравнению с теперешним ее состоянием. Не представляю, как я выглядела после нескольких часов сидения на его крыльце влажным июньским вечером.

Он неуверенно сделал шаг вперед, и я тоже двинулась навстречу. От любви у меня заныло в груди. Люблю его четко вылепленные черты лица и темно-карие глаза, и эти зовущие к поцелуям губы. Его большие ладони, длинные руки. Мне нравилось, что в десять часов вечера его костюм выглядит как с иголочки, мне нравился ровный четкий стук его шагов.

Мне хотелось броситься к нему в объятия и сказать, что я больше не хочу ждать, что он мне нужен.

Привет. Я знаю, я поступила глупо, придя сюда и не позвонив перед этим, но я хотела тебя увидеть. Я соскучилась. Я тебя люблю.

Он сделал еще один медленный шаг, я тоже, а потом мы оказались на расстоянии нескольких футов друг от друга. Мое сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.

– Руби?

– Привет.

– Привет. – Он сглотнул, и только сейчас, когда мы были так близко, я заметила, что он похудел и выглядит уставшим. Запавшие скулы, темные круги под глазами. Видит ли он в моих глазах, как я скучала по нему эти два месяца? Как мне было физически плохо без него?

Привет. Я знаю, я поступила глупо, придя сюда и не позвонив перед этим, но я хотела тебя увидеть. Я соскучилась. Я тебя люблю.

Но не успела я произнести заранее подготовленную речь, как он спросил:

– Что ты здесь делаешь? – и я не могла понять по его голосу, рад он или нет. Он прекрасно владел собой.

Я нервно сглотнула, перед тем как ответить.

– Я знаю, я поступила глупо, придя сюда.

Что там дальше?

Он бросил взгляд за мою спину и спросил:

– Ты давно здесь?

– Прости, что не позвонила, – выпалила я.

Не обращая внимания на мои слова, он шагнул ко мне и снова спросил, на этот раз тише:

– Ты давно здесь сидишь, Руби?

Я пожала плечами.

– Какое-то время.

– С тех пор как ушла из «Андерсон»?

Он знает, где я работаю. И до скольких.

Я моргнула и заглянула ему в лицо, и это была ошибка. Самый красивый человек на свете, и я помнила его до малейшей черточки. Его лицо я видела, закрывая глаза, когда я чувствовала волнение или желание, когда хотела успокоиться.

– Да, с тех пор как ушла с работы, – созналась я.

– Это же… несколько часов, – начал было он, потом покачал головой. – Я не знал… То есть в последнее время я редко прихожу домой рано. Нет…

Пока он не попросил меня уйти и не сказал, что это была плохая мысль – прийти сюда, я перебила его:

– Послушай, я… – Я отвела взгляд, совершенно забыв, что хотела сказать. Что я хотела его увидеть? – Послушай, дело в том… – Я снова взглянула на него и выпалила: – Я просто очень, очень тебя люблю.

Только что он был в двух футах от меня, а через секунду рядом. Подхватил меня, отрывая от земли, прижал к себе. У меня сбилось дыхание. Найл заглянул мне в глаза с мрачной сосредоточенностью, от которой у меня опять заболела грудь.

– Скажи это еще раз.

– Я люблю тебя, – прошептала я, с трудом выталкивая слова. – Я скучала по тебе.

Он снова заглянул мне в глаза, потом наклонился и прижался лицом к моей шее. Его рот… о господи, самый прекрасный рот во Вселенной с низким стоном прильнул к моему горлу, потом поднялся к подбородку, и я перестала дышать.

– Найл…

Он проговорил мне прямо в шею.

– Дорогая, повтори еще раз. Я не вполне уверен, что мне это не снится.

Я всхлипнула и сказала:

– Я тебя люблю.

Внезапно меня охватила паника, и я засомневалась, происходит ли все это на самом деле или я уснула на его крыльце и вижу сладкий сон. Но потом его губы снова шевельнулись, скользнули по моей щеке и прижались к моему рту поцелуем одновременно нежным и страстным, и я чуть не подавилась собственным стоном, когда его язык скользнул внутрь, и он тоже застонал.

Он бормотал, как сильно скучал по мне, какой ужасной была его жизнь, как он боялся, что никогда больше меня не увидит. Он сжал мое лицо ладонями и снова целовал, то ласково, то агрессивно, то едва касался, то впивался губами, проводя большими пальцами по моим щекам, и я знала, что выгляжу ужасно, но мне было наплевать.

– Пойдем домой, – прорычал он, проводя губами по щеке к уху. – Ты останешься у меня на ночь.

– Да.

– Сегодня. И все остальные дни тоже.

Я кивнула, улыбаясь и прижимаясь лицом к его шее.

– Да. Пока мне не надо будет переезжать в Оксфорд.

Он отодвинулся и взглянул мне в лицо.

Страницы: «« ... 1314151617181920 »»

Читать бесплатно другие книги:

Практика в середине учебного года? Да еще и в Преисподней?! Кажется, директриса сошла с ума, раз отп...
В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно...
Ее длинные темные волосы развевались на ветру, а походка была уставшей. Лодка качалась в прохладных ...
Это зловещее место недаром называют остров Проклятых. На его скалистых берегах располагается тюремна...
Фэнни Флэгг верна себе – чуточку старомодна, чертовски обаятельна и задушевно иронична. «Под радугой...
Всю жизнь уборка и домашние дела казались мне каторгой. Ну нет у меня к этому делу никакого таланта....