Второй шанс: Начало. Снайпер. Счастливчик Мишин Виктор
Я набрал номер, который дал мне Берия. Когда соединили, я услышал знакомый голос:
– Слушаю!
– Лаврентий Павлович, есть информация, только сейчас вспомнил.
– Давай в машину и ко мне. Стой. Ты у Алевтины?
– Да, отсюда и звоню.
– Я подъеду сам. В машине поговорим. Мне уже ехать пора, но время есть.
Я вернулся к Толе и хозяйке. Та усадила нас за стол, но есть мы не хотели, поэтому она продолжила начатый ранее разговор.
– Ребят, не вините себя. Вы ведь тоже воюете, враги-то повсюду, даже в тылу.
– Да мы понимаем, но все равно противно. Мы здесь, а женщины землю копают.
– Сергей, у вас вот ранение, наверное, не в тылу получили? А говорите стыдно! И ходите хромая, и руки тянутся к ране – рефлекторно.
– Вы, наверное, следователем раньше были. А вообще, не так важно, где меня пометили. Все зажило давно. Но вы правы, гнид всяких кругом много. Работы – непочатый край.
– Вот видите. Давайте спать забирайтесь, уже поздно. Вам вставать рано, – ответила хозяйка, мягко и умело уйдя от ответа.
– Позже, дорогая Алевтина Игоревна. Мы сейчас вас покинем ненадолго. Вернемся, я думаю, скоро, вот тогда и поспим. Если получится.
Мы с Толей сидели минут двадцать, наверное. Он просил рассказать, где я воевал. После моего краткого рассказа заметил:
– Уж если тебе стыдно, с твоей-то дырявой шкурой, то про меня и говорить нечего. Ловим всякую шваль, которая у народа последнее отнимает.
– Ладно, Толян. Давай не будем о грустном. Скажи-ка мне, где в Москве можно гитару добыть. А то меня Истомин в госпиталь не пустит.
– Съездим завтра, если время позволит, к одному человечку, – подумав несколько секунд, ответил Толя. – Музыкант, до войны выступал много, сейчас болеет, ноги отказывают. Он тебе и посоветует что-нибудь.
– Договорились. Пошли на улицу.
Мы только выходили на площадку, как к нам поднялся человек в штатском.
– Сергей Новиков? – спросил он. – Вас ждут внизу. Пойдемте!
– Идем, – я кивнул Круглову.
Спустившись, вышли из подъезда. У входа стояла машина Берии. Человек в штатском открыл мне дверь, подождал, когда я сяду, захлопнул.
– Что вспомнил? Что-то важное?
– Да как сказать. Числа всплыли случайно в голове. Завтра, тринадцатого, немцы возьмут Калугу. 16-го Боровск, а 18-го Можайск. Помню, читал, что бойцов на Западном фронте, нет и ста тысяч. Не говоря уже о технике. Несмотря на упорство наших войск, немцы снесут нашу оборону. 15-го числа, ГКО примет решение об эвакуации Москвы, а 16-го в городе начнется паника.
– Так, сегодня же напиши все, что вспомнишь по ближайшим датам. Что же ты раньше не вспомнил. Эх! Плохо с тобой работали, плохо!
– Лаврентий Павлович, ну я же не заказываю, что мне и когда вспомнить. Сегодня был случай, он послужил толчком. Я же не виноват, что «ваши уколы» на меня действуют наоборот.
– Ладно, иди, работай. Помню я, что врачи говорили, почему-то память отказывает, как они сказали, а должна улучшаться. Не получится, видимо, из тебя все нужное вытянуть, пробовали они не раз. Я поехал сейчас к Иосифу Виссарионовичу, потом вернусь к себе. Позже пришлю человека за тобой. Все ясно?
– Да.
– Постараемся успеть хоть что-то сделать, – проговорил Берия чуть слышно.
Работал я опять до глубокой ночи. Писал все, что мог вспомнить. Уже какой раз пытаюсь, но разве можно вспомнить столько информации, да еще за раз ее выдать. В голове-то не четыре ядра. Дай бог – одно. Писал про Конева, Жукова, Рокоссовского, Лелюшенко, Говорова и других генералов, которые в мое время защитили Москву. Вспомнил о погоде, о том, как она будет мешать фрицам, ну и нам, конечно. Написал, что первый мороз, который наконец позволит что-то предпринять, ударит то ли четвертого, то ли пятого ноября. Немцы воспользуются этим, чтобы подтянуть резервы и перегруппироваться. Еще припомнил из чьих-то мемуаров, даже не помню чьих, что под Тулой, из окружения прорвутся остатки войск Брянского фронта и здорово помогут при обороне Тулы, которую немцам не удастся взять. Из воспоминаний Жукова вспомнил фразу, которую он скажет в конце ноября, во время ожесточенных боев, что надо только выдержать напряжение этих дней и немецкое наступление обязательно захлебнется. Про парад 7 ноября упомянул отдельно, что как бы странно это не было, но он действительно помог. Помог собраться солдатам и простым людям, сплотил их ради великой цели. И люди выстояли, ценой огромных потерь Москва не покорится врагу. Более того, 5–6 декабря – начнется наше контрнаступление. Потери будут большие, но наши войска откинут немцев от столицы раз и навсегда. Написал, что залогом успеха стало то, что наше командование смогло сохранить резервы. Тогда как немцы израсходовали все, что могли. Командование тогда ввело из резерва только две армии, но стоит поторопиться с их передислокацией.
Когда за мной пришла машина, было три часа ночи. Берия довольно быстро прочитал написанное мной и еще час расспрашивал. Я дополнял по ходу, сам делая выводы, которые были наиболее очевидны.
Домой, в смысле на квартиру, куда поселили, я вернулся в половине восьмого. Умылся, побрился, уже научился справляться с опасной бритвой. Даже не режусь, почти. Выпили с Толей по стакану чая с булочкой. Хотел прилечь, но с улицы донесся сигнал клаксона. Толя выглянул во двор.
– Серег, не удастся сегодня поспать, за нами!
– Ладно, покой нам только снится.
Андрей сидел в машине, мы поздоровались, я захлопнул дверь, и машина сорвалась с места.
– Куда сейчас? – спросил я водителя.
– На завод. Приказ заниматься своей работой, там ППШ, что ли, переделали, хотят показать. Нарком тоже будет.
– Отлично. А Кремль, что, отменили?
– Пока да.
На заводе представили то, что я и думал. Во-первых, рожковый магазин к Шпагину, во-вторых, показали прототип ППС, так же со свободным затвором, как и Шпагин, даже дали пострелять. Мне очень понравилось. Отдача небольшая. Вес малый. До пятидесяти метров, пули ложатся очень кучно, дальше небольшой разлет присутствует, но не критично. Главное магазины теперь штампуют качественно, не надо часами подходящий подбирать. По гранатомету пока никак, что-то не получалось, инженеры бились над ним днями и ночами. Я тоже помочь не мог, хоть Палыч и просил подумать. Берия выслушал мои отзывы о ПП и сказал, что поехал к Сталину. Он должен утвердить и дать добро на запуск в серию. Да и других дел выше крыши. Сюда он приехал, чтобы все видели, кто уполномочил меня и наделил властью.
Также мне продемонстрировали новую модификацию самозарядной винтовки. Великолепная вещь. А когда предложили посмотреть ее снайперский аналог, я чуть не бегом побежал. Прицел, конечно, так себе, кратностью 3,5, но с двух сотен метров даже я легко попадал в мишень с каждым выстрелом. Только отдача, блин! Конечно, подготовленные люди будут гвозди выстрелами забивать. Но мне кажется излишней такая мощь, спросил о промежуточном патроне – ответили, что делают все возможное.
Я напомнил Берии про Симонова, сказав, что тот может сделать карабин, правда под промежуточный патрон, гораздо удачнее, чем у него получилась АВС-36. Тот лишь кивнул, сделав пометку для себя.
Потом, мы уже без Берии, поехали на танковый полигон. Там испытывали самоходку. Назвали ее СУ-1–76, почти как в моем времени. Честно говоря, это было просто шасси легкого танка с кое-как навешанными броневыми щитами. Но удалась она конструкторам на славу. Легкая, маневренная, стреляла точно, быстро меняя позицию. А самое главное, яйцеголовые сообщили, что уже делают такую же на базе КВ. Когда озвучили – я аж подпрыгнул. Неужели у нас СУ-152 так рано получится? Оказалось – только пробуют еще, без брони, лишь пушка от гаубицы на шасси КВ. Но заметили, что если удачно испытают опытную машинку, то постараются быстро развернуть серию, в Ленинграде. Там, дескать, мощности есть. После показа я спросил, как у них получилось так быстро? Ответили, что не ночевали дома почти месяц. Так же решено было запустить в производство КВ-1С. Очень порадовало это сообщение. Все-таки он получше простого КВ будет. Главное, чтобы орудие поставили хорошее. И ходовую до ума довели.
С зенитками не клеилось, двадцатитрёхмиллиметровый автомат получился, но приемщики его охаяли. Я в этом ничего не понимал, поэтому не смог ни помочь изобретателям, ни поддержать приемку. Т-34 пока не удается оснастить 85-миллиметровым орудием, зато поставили отличную оптику. Но, узнав, что наладить выпуск полностью новой версии танка смогут не раньше лета следующего года, расстроился.
– А на чем же танкистам воевать? – спросил я у людей из приемки.
– Пока будем выпускать старую версию, с небольшими изменениями. Их можно вносить, не нарушая общую конструкцию. А к лету следующего года постараемся сделать совершенно новую машину.
– Тогда хоть количество бы увеличить, – тихо заметил я, больше для себя.
Конечно, сделать одну машину – это фигня, вот серию наладить – совсем другое дело. Также, благодаря разведчикам, разработали новый снаряд, с ним и старое орудие поработает. Заводы начнут переводить на сборку новой машины только при поступлении новых станков.
Да! Истомин говорил, судоплатовским бойцам удалось где-то стырить немецкий кумулятивный снаряд, вот на его основе и наши постарались. Показали чертежи БТРа, я рисовал его еще в первый мой приезд к Берии. Попытался убедить Палыча, что такая машина очень нужна войскам. Мне показали чертежи, с вооружением трех видов. С короткой пушкой, в сорок пять миллиметров, новейшей двадцатитрехмиллиметровкой и таким же новым КПВ! 14,5 миллиметров! Владимиров все-таки сделал работающий образец, на четыре года раньше, теперь предстоят серьезные испытания. Вот так. Взял за основу свою же автоматическую пушку, сделанную им недавно, и довоенные наработки и сделал пулемет. Он будет также поставляться в войска и на колесном станке. Вот пехота порадуется такой косилке. Таскать его, правда, будет тяжеловато, но думаю, после первого же боя вес и габариты отойдут на второй план. Им же лес валить можно. Только бы наладили выпуск поскорее. Как пулемета, так и боеприпасов к нему. Хотя как раз крупнокалиберных-то патронов – хватает. В общем, мне понравилось. Только тоже оговорились, что все эти новинки быстро не появятся, особенно БТР, нет нормального мотора. На мое предложение поставить два, как на танке, сказали, что это и пробуют. Очень большой объем работы. Но все равно меня впечатлила работа, которую провели различные КБ. Народ действительно загорелся. Берия говорил, что у него в шарашках вовсю проектируют новинки техники и вооружений. Только успевай рассматривать. Даже самолет какой-то новый придумали, сейчас им в полную силу занимается Лавочкин, характеристики – «улет». Да и главный конкурент Яковлев внес какие-то значительные изменения в свой последний самолет. Да такие, что сделал практически новый. По расчетным данным он превосходит все аналоги. По маневренности и скороподъемности – уж точно. Хороша должна получиться птичка, для щипания перышек асам Геринга.
В общем и целом, некоторые новинки появляются, главное теперь не затянуть с серийным выпуском. Да, было и смешное. Изобрели, так сказать, бронежилет. Это мне рассказал один человек, из комиссии. Когда его два человека натягивали на бойца, тот хмурился, а когда отошли, тот почему-то сразу рухнул на землю. Еще бы, они в него двадцать кило запихнули. Получилось хлеще стального нагрудника, который был давно известен. Короче, было смешно.
После завода меня привезли на Лубянку. Разговор был короткий, Берия просто объяснил мои новые обязанности. Мне предстояло каждый день встречаться с изобретателями. Делать выводы.
– Работать будешь в том же кабинете, будет что-то нужно, подойдешь к секретарю.
Берия просто объяснил, что, выполняя эту работу, ему приходилось выслушивать множество людей, дававших объяснения по тому или иному виду техники и оружия. Быть на испытаниях. А мне-то уже известно, что должно получиться, а что может и подождать. В любом случае, это сэкономит время, которого катастрофически не хватает. На мой вопрос, что я и сам многого не знаю, Берия ответил просто: учись! Может заодно еще будешь что-то вспоминать.
– Жить будешь у Алевтины Игоревны. Если что-то понадобится, вызову.
– Ясно, Лаврентий Павлович. Нельзя ли как-нибудь улучшить вопрос с продовольствием, хотя бы для работающих. Жаль простых людей, я видел их испуганные лица, суровые взгляды на себе ловил.
– Это когда вы от бомбежки прятались? – спросил Берия.
– Дети голодают, а родители ничем помочь не могут.
– Сергей, товарищ Сталин все об этом знает. Он тоже переживает за всех жителей нашей родины. Но положение сейчас такое, тяжело всем. Ты не думай, что раз у вас есть еда, значит, у всех должна быть. Пойми, главное сейчас – это рядовой боец, который бьет врага! Есть вопросы?
– Один.
– Говори!
– Не знаете, что сейчас с дивизией Лебедева?
– Про родственника хочешь узнать?
– Да, товарищ Берия, – сказал я, вздыхая, – именно.
– Дивизия на переформировании, большая убыль была. Пополним и на фронт. Скажу честно, мы приглядываем за ним и за двумя его братьями тоже.
– Товарищ Берия…
– Я не говорил, что их с фронта вывели, просто наблюдают. Мы решили, что так будет правильно. А вот четвертого на фронте нет, он точно воевал?
– Я знаю эту историю, только по рассказам отца и его родного брата. Их отец, мой дед, начнет войну в штрафной роте. Затем искупит вину и будет направлен в нормальные войска. Там тоже получит серьезное ранение и дослуживать будет в авиационном полку, техником. К строевой он годным быть перестанет. До конца войны.
– Вот как! А ты не говорил раньше, что он судим.
– Да как-то не довелось, но я не вижу надобности скрывать, что-то. Просто я не знаю подробностей.
– Так он в тюрьме? И за что?
– Лаврентий Павлович, я, правда, не знаю. Никто толком ничего не знал, отец говорил, что он заступился за девушку, ударил какого-то казаха, что ли, а тот – помер. А вот когда это было, до войны или во время, я не знаю. Отец рассказывал, что он попросился на фронт и его взяли. Я думаю, что в тюрьме он не сидел почти, а сразу воевать пошел.
– Ладно, я проверю. Может, еще не убил никого. А кем он был до войны?
– Вроде бы машинистом на паровозе.
– Тогда у него бронь должна быть. Железнодорожники воюют по специальности. Я проверю. Свободен!
– До свидания, Лаврентий Павлович. – Я вышел из кабинета, взял у секретаря оружие и вышел.
– Ну, вводных не поступало? – спросил я, усаживаясь в машину.
– Нет, – ответил Андрей, – куда поедем, товарищ младший лейтенант.
– А ты Толяна спроси, он знает, – подмигнул я Круглову.
– Поехали на Тверскую. Гитару искать, – просто сказал он водителю.
– Парни, и давайте без званий, вы по возрасту постарше будете, мне неловко. Договорились?
– Хорошо, как скажешь, – откликнулся Андрей.
– Ну, вот и ладненько.
Глава 17
Подъехав к какому-то дому, Толя попросил Андрея остановиться. Анатолий и я поднялись на второй этаж четырехэтажного старого дома. Мой охранник постучал в дверь без номерка. Через полминуты дверь открылась. Я увидел тощего лысоватого старичка, с седой бороденкой.
– Здравствуйте, Михаил Александрович, вот друг гитару хорошую ищет, вы не могли бы нам помочь?
– Хорошую днем с огнем не найти, особенно сейчас, но приличную могу показать. Проходите, – он сделал приглашающий жест рукой.
Войдя в квартиру, я остолбенел. Кругом висели какие-то тромбоны, балалайки, стояли гармони и баяны. На большой стене висел красавец саксофон, начищенный до зеркального блеска.
– Что, нравится, молодой человек? – спросил дедан у меня. А я «залип» возле «сакса» в восхищении.
– Очень всегда любил саксы, – ответил я.
– Можете попробовать, – предложил он, – я уже давно не играю.
– Извините, но я еще дольше. То есть я вообще на духовых не умею.
– Только гитара?
– В основном, немного на пианино. Но довольно коряво. А вот гитарой владею неплохо.
– А ну-ка, посмотрите вот этот инструмент, – Михаил Александрович скрылся в какой-то кладовке и вынес оттуда черный жесткий кофр. Положив на стол, он многозначительно посмотрел на меня и щелкнул замками. Откинув крышку, взял в руки изумительной красоты агрегат. Двенадцать струн, клеймо с гербом. Светлый лак. Красота.
– Да, на такую роскошь только глядеть через стекло надо, а не прятать. Италия?
– Именно, вы знаток?
– Скорее любитель, но ценю качественные вещи. А уж музыкальные инструменты тем более.
– Так тут и пальцев-то не хватит, – произнес Толян. – Как на ней играть-то?
– Вы невежда, Анатолий, – сказал Михаил Александрович. И протянул мне инструмент.
Я, взяв гитару в руки, тщательно осмотрел гриф, колки, струны.
– Можно попробовать? – спросил я.
– Уж будьте любезны, молодой человек. Порадуйте старика.
Я провел по струнам, быстренько подтянул убежавшие. Выстроил ряд и перебрал пару аккордов. Звук был – закачаешься. Кто понимает, конечно. В наше время найти гитару со звуком, не режущим слух, можно только за очень неприличную сумму. У меня таких денег, что можно было бы потратить на гитару, отродясь не было. Приходилось играть на средненьких экземплярах. Потерзав ее немного, я задал мучающий меня вопрос:
– Продадите? – и смущенно опустил глаза.
– Нет, этого я сделать не смогу, молодой человек. А вот подарить ее вам, пожалуй, можно!
– Да вы что, я не возьму. Она же, наверное, кучу денег стоит?
– Стоила, в мирное время. А теперь лежит без дела. Такая вещь должна радовать слух людей, а не пылиться в чулане. А вы, я вижу, с инструментом на ты! Берегите ее. И как фронтовик, я вижу по вашей форме, радуйте ее звуком и других бойцов.
– Буду! – я действительно буду ее беречь. – Спасибо огромное. Но просто так я не возьму, мы отойдем на минутку?
– Да, конечно, – сказал Михаил Александрович и пошел открывать нам дверь.
– Что ты хочешь? – спросил Толя, после того как мы вышли.
– Толян, надо привезти ему продуктов, отблагодарить человека.
– Ну, давай я съезжу к нам в столовую. Выпрошу чего-нибудь.
– Подожди, у меня ведь есть деньги?
– Ну да, всем военным начисляют зарплату.
– Тогда поехали туда, где я смогу превратить заработанные деньги в продукты питания.
Мы отоварились в небольшом магазине по каким-то совершенно не слыханным ценам. Но вообще, мне и неважно было – деньги-то были. Главное, когда мы принесли кучу продуктов музыканту, он смутился, но потом, согласившись взять, долго благодарил нас. Я же знал, что с продовольствием было очень туго, а пенсионерам вообще.
К Истомину мы приехали зря, тот был на процедурах. Ждать не стали, спросили только, можно ли приехать вечером. Врач сказала, что вообще-то нельзя, да разве мы послушаемся. Решили заехать вечером. А пока время было абсолютно свободным.
– Чего делать будем? – спросил меня водитель.
– Андрей, поехали, поедим. Только не в столовку, а к Алевтине. Она обиделась вчера, наготовила целый стол, а мы и не притронулись.
– А поехали. Алевтина Игоревна всегда очень вкусно готовит.
Хозяйка хоть и не ждала нас, но стол был накрыт минут за пять, не больше. Великолепное первое блюдо, из чего и варила, продуктов-то вроде не достать. Второе попроще, жареная картошечка с солеными грибами. Налопались мы – знатно. Алевтина Игоревна, предвидев мой вопрос, сама рассказала.
– Тетка моя кур держит. Она в деревне под Москвой живет. Привезла два дня назад две тушки. Говорит, что если немец дойдет, так хоть ему не достанется.
Ребята заиграли желваками. Я тоже скрипнул зубами. Блин, как тяжело на фронте, но в тылу-то не легче. Как же выжили наши бабушки, сидя на одних карточках? Ведь не у всех были тетки со своей скотиной. Тем более сдавали много, себе-то ничего не оставалось. Это мне бабушка рассказывала. Так что я на себе почувствовал лозунг: «Все для фронта». Вечером мы поехали в госпиталь. На этот раз удачно.
Майор Истомин встретил нас радушно, а уж когда увидел у меня в руках гитару…
– Ну, вот теперь и у меня появилось время тебя послушать! Пой давай.
Пока выходили на улицу, переговорили о происходящих вне госпиталя событиях. Истомин все время кивал головой.
– Скорее бы выбраться отсюда, да на фронт! – заключил он.
Мы отлично устроились на лавочке во дворе госпиталя, перекурили, и я запел. Было плевать почему-то на репертуар. Спустя несколько минут собрался весь госпиталь. Еще бы, я опять нашел гармониста, вдвоем мы ударили так, что сбежались все, до последней санитарки. Хотя про гармониста я загнул, он сам нашелся. Спел я до этого песни четыре, как слышу, что-то красивое полилось. А это гармонист «Катюшу» затянул, в перерыве между моими песнями. Я подхватил, дальше ему, конечно, пришлось импровизировать. Но иногда и я подхватывал, когда запевал он.
Когда я пел «Алешку» Трофимского, после слов:
- Говорят, на земле был Бог,
- Говорят, он учил добру!
- А у нас целый взвод полег,
- Где служил старшиной мой друг,
- Он теперь не живой лежит,
- А вчера мне успел сказать,
- Ах, как хочется, братцы, жить,
- Ах, как страшно здесь умирать!
Затихли все, слезы появились на глазах даже у Истомина. После этой песни я взял паузу, чтобы люди сумели прийти в себя. Это не двадцать первый век, с его наплевательством и себялюбством. Здесь – настоящие люди. Они прошли через многое и воспринимают все совсем не так, как мы, избалованные дети демократии.
– Серег, а еще про войну твои песни есть? – спросил Истомин.
– Да есть, конечно, хотите новую, только недавно написал?
– Конечно! Давай! – закричали со всех сторон.
– Тихо всем! – рявкнул майор, – а то сейчас все по палатам пойдут!
Народ сразу стих, а меня прорвало.
- Серыми тучами небо затянуто,
- Нервы гитарной струною натянуты,
- Дождь барабанит с утра и до вечера,
- Небо застывшее кажется вечностью.
- Враги наступают по всем направлениям:
- Танки, пехота, огонь артиллерии.
- Нас убивают, но мы выживаем,
- В атаку себя мы навстречу бросаем!
Да, пришлось переделывать прямо на ходу. Не забыть бы только, чего пел. А главное не спеть бы где-нибудь последний куплет, про «сорок пятый»!
Выступление кончилось глубокой ночью, но не из-за усталости. Просто дежурный врач сказал, что бойцам отдых нужен, а то у многих от возбуждения нервишки сдадут.
Мы с парнями поехали домой, пожелав майору и остальным скорейшего выздоровления. Истомин еще заинтриговал, сказав, что наша работа с ним не закончена. Работы и, правда, очень много, как на фронте, так и в тылу. Я ответил, что всегда рад. Да, Истомин сообщил радостную новость, для меня. После того, как погибла его группа, ему нужны хорошие бойцы. Поэтому он обратился к Берии с просьбой вызвать с фронта мою бывшую разведгруппу. Сразу после излечения парни прибудут в Москву. И дальше опять будем вместе служить. Я очень обрадовался. А Толя Круглов улучил момент и попросил взять его к нам. На что я ответил, что, если мне разрешат, то я возьму их обоих с Андреем, поскольку хороший боец и отличный водила, нам не помешают. И рассказал это Истомину, тот меня поддержал.
– Тем более вы и так со мной. Кто меня без вас куда отпустит? – добавил я.
Спали мы всего ничего. Разбудили телефонным звонком. К аппарату подошел Андрей. Выслушав говорившего, он коротко ответил:
– Есть!
Встал я охрипшим и с такими глазами, что не знал, как буду смотреть в лицо Лаврентию Павловичу. А именно к нему меня и вызывали. Андрюха, посмеиваясь, смотрел, как я пытаюсь холодной водой привести себя в порядок. Я только показал ему кулак и продолжил свое мокрое дело.
Вторая подряд бессонная ночь, нет, я не жалуюсь, хотя, чего там, жалуюсь, конечно. Тяжело мне, не привыкшему. Ну ладно, как-нибудь привыкну, наверное. Другим не легче. И я постараюсь.
Берия сидел за столом и потирал такие же, как и у меня, красные глаза. Пенсне лежало рядом, на носовом платке. Всегда любил наблюдать за людьми, носящими очки. Без них лицо совсем другое делается.
– Ну что, лейтенант, все поешь?
– Немного, Лаврентий Павлович. Что-то накосячил?
– Чего сделал? – Палыч уставился на меня широко распахнутыми глазами.
– Ну, напортачил где-нибудь?
– Скажешь тоже, как хочешь, так и понимай твои слова. Да нет, пой, только думай прежде, чтобы лишнего не ляпнуть. Товарищ Сталин просил узнать, не мог бы ты песню подготовить к параду на седьмое ноября?
– Это как подготовить? – не понял я.
– Да вот так! Исполнить ее с оркестром. А потом выступить.
– Товарищ Берия, я не хочу светиться. Давайте лучше сделаем так. Песню я подберу подходящую, а исполнит ее пусть тот же Утесов. Первоклассный певец, меня и рядом не поставишь.
– Может, ты и прав, насчет «светиться». Я думаю, товарищ Сталин одобрит такой ход. Готовь песню!
– Отлично.
– Я вот зачем тебя вызвал! Ты писал в одном из первых донесений про Власова. Он правда до такой степени опустится? – в словах Берии проскользнул акцент.
– Опять же, Лаврентий Павлович. Двоякое мнение. С одной стороны, он гнида. Так писали многие источники. С другой – его бросили на произвол судьбы, его армию. Не было никакого снабжения. А когда попал в плен, объявили предателем. Ну, он и сделал финт ушами! Там много чего было, генералы из его штаба стрелялись, а он решил сдаться. И в то же время, ну сдался, чего уж клеймить-то. Или впрок, чтобы другие не смели даже думать?
– Возможно. Ясно другое, в критической ситуации он может подвести.
– Ну, в моем времени он хоть и тяжело, но все-таки принес пользу в контрнаступлении под Москвой. Его двадцатая армия хорошо дралась. Так писали в книгах. Хотя…
– Что-то вспомнил? – подхватил Берия, увидев, как я замялся.
– Да. Читал как-то в одной книге утверждение, что Власов, вступив в должность командующего, в армии-то и появился пару раз. Лечился вроде в это время. А когда немцев от Москвы погнали, он был уже в войсках, потому и считалось, что руководил – он. Это можно легко проверить, узнав, где он сейчас.
– Хорошо, мы примем это к сведению и проверим. Хорошая и своевременная информация. Что там у тебя на сегодня?
– Сам у вас хотел спросить.
– Тогда дуй к оружейникам. Они там безвылазно работают. У них есть, что показать.
– Понял, лечу, – я развернулся, но, подумав чуток, снова обратился к Лаврентию Павловичу.
– Товарищ генеральный комиссар, можно личное мнение высказать.
– Говори, – Берия поднял глаза.
– Не сочтите за то, что я позволяю себе лишнее советом, но…
– Я же сказал, говори!
– Не будьте строги к генералу Горбатову. Он очень хороший командир и отличный человек. – Всегда испытывал хорошие чувства к Александру Васильевичу, вот и не смог удержаться.
– Ты все же правильно заметил, это именно лишнее, но я это обдумаю, – ответил Берия, вроде даже и спокойно.
– Разрешите идти?
– Иди уже, советчик! – хмыкнул нарком, а я пулей направился к выходу. На улице столкнулся с человеком, который поспешил обратиться ко мне.
– Извините, вы ведь товарищ Новиков?
– Да, я. С кем имею честь разговаривать?
– Мы с вами виделись на стрельбище. Вам понравился мой пистолет-пулемет.
– Товарищ Судаев? Извините, не признал сразу.
– Ничего страшного. Вы не уделите мне пару минут?
– С удовольствием! Пойдемте, прогуляемся.
Мы шли по улице, за нами тихо следовала моя машина. Судаев шел к Берии, надеясь к нему попасть. Дело было важным, и, встретив меня, он решил попробовать попасть через меня.
– Понимаете, Сергей Сергеевич, конструкция ППС такова, что его можно производить в любой мастерской, или даже специально оборудовать несколько сборочных цехов. Ведь все нужное есть.
– И в чем проблема?
– Да есть у нас товарищи, которые тормозят все дело. Не поймите меня неправильно, я не выслуживаюсь. Но…
– Что за товарищи?
– Да есть у нас там, не до тебя сейчас говорят.
– Как это не до тебя? У вас же приказ. Вы ведь не себе на дачу что-то мастерите, а для фронта. А с чем наши бойцы должны родину защищать? Пойдемте, постараюсь вас провести, Лаврентий Павлович, думаю, сможет вам помочь.
Мы вернулись в приемную, я попросил секретаря доложить. Тот снял трубку, сказал, что я вернулся, но не один.
– Проходите, – коротко произнес мне секретарь.
Мы вошли в кабинет, Берия был не один. Рядом с ним стоял какой-то человечек, откровенно еврейской наружности. Да, подумал я, эта нация всегда будет при власти. Хоть война, хоть мир. Нет, конечно, есть и рядовые, воюют, еще и другим пример показывают. Но в основной массе только руководят. По крайней мере мне в основном попадаются именно такие.
– Что случилось, Сергей? – спросил Палыч и посмотрел на Судаева. А тот как-то странно смотрел на собеседника Берии.
– Лаврентий Павлович, вот Алексей Иванович прибыл, у него есть что сказать, – вдруг тот, второй человек, стал что-то шептать практически в ухо Берии.
– Вы извините, пожалуйста, – обратился я к нему, – но не прилично шептаться в присутствии других людей.
– А вам-то какое дело, – нагло произнес тот.
– Прекратить! – потребовал жестко Палыч. – С вами мы обсудим позже, – сказал он своему собеседнику, – подождите в приемной.
Когда дверь закрылась, Берия обернулся к нам:
– Знаете, по какому поводу пришел этот человек?
– Догадываюсь, – произнес Судаев.
– А мне, может, скажут, кто это такой и зачем он приперся.
Берия метнул на меня сердитый взгляд. А я поднял руки.
– Виноват! Сорвалось.
– Следите за языком, товарищ Новиков. А вы, товарищ Судаев, объясните, почему вместо того, чтобы работать на благо родины в такое тяжелое время, вы, обеспокоены отсутствием награды за ваше изобретение?