Разлом Тырин Михаил

Глава 3

Свернув за угол, Иван привалился к сырой кирпичной стене, пытаясь перевести дух. Холодный и влажный воздух драл горло наждаком, сердце гулко ухало в груди. Где-то вдалеке раздавались трели полицейских свистков, однако ему, похоже, все-таки удалось улизнуть от жандармов, бросившихся в погоню за его спутниками и потому упустивших его из виду. Конечно, было бы намного лучше не устраивать всю эту беготню с мордобоем, а уйти порталом на Землю прямо из кабака, если бы не одно «но». Сам Иван мог открыть проход, только раздевшись догола и шагнув в неизвестность спиной вперед – однажды у него получилось проделать этот трюк без исполнения столь странного ритуала, причем этот единственный случай он запомнил на всю оставшуюся жизнь. Но как ни пытался он повторить этот эксперимент вновь, ничего не получалось. Деду для успешного перехода требовалось запереться в туалете, Алекс открывать порталы не умел вовсе. Вот уж и вправду: не проводники, а инвалидная команда.

Отдышавшись, Иван огляделся. Эта часть Антарии была знакома ему не слишком хорошо: узкие переулки, петляющие меж старинных каменных особняков, убегали на запад, в сторону рабочих окраин, где ютились многочисленные мелкие мануфактуры и размещались склады. Центр города располагался совсем в другой стороне, туда вела мощенная булыжником Купчая улица, прямая, но не слишком широкая, как и прочие тракты клондальской столицы. Иван решил не менять первоначально принятого плана, разве что внимательнее поглядывать по сторонам, чтобы не нарваться на очередной комендантский патруль. Впрочем, автомата при нем уже не было, да и хорошенько разглядеть его физиономию в полумраке ресторанного зала «жорики» вряд ли успели.

Прошагав по булыжной мостовой с пару десятков метров, Иван убедился, что поглядывать по сторонам было неплохой идеей: глаз подмечал мелкие детали, которые понемногу усиливали и без того зародившееся в душе смутное беспокойство. Обилие среди прохожих людей, одетых в военные мундиры всех сортов и расцветок, он отметил еще сегодня утром, но только сейчас обратил внимание на другие зловещие симптомы, не предвещавшие ровным счетом ничего хорошего. Возле одного из больших частных домов, фасад которого украшали высокие мраморные колонны, стояла запряженная лошадьми подвода. Несколько облаченных в рабочие фартуки мужчин торопливо вытаскивали из здания наспех упакованные тюки и коробки, загружая их в телегу. Из кучи скарба одиноко выглядывал абажур, похожий со стороны на приземлившийся посреди нагромождения чемоданов дирижабль, торчали в разные стороны лакированные палки не то карнизов, не то гардеробных вешалок. Вокруг продуктовой лавки на углу Купчей и Верхней Базарной улиц толпился народ, булочник с окладистой бородой продавал хлеб прямо с деревянного лотка.

– По две буханки в руки! – кричал он. – Только по две! А ну не толкайся!

– Подналяжем, братцы! – вторила ему толпа.

Отоварившиеся покупатели, прижимая буханки к груди, словно близнецов-младенцев, семенили прочь, воровато оглядываясь.

Иван шел вперед, время от времени перепрыгивая через украшавшие брусчатку тут и там лошадиные клубни, источавшие терпкий навозный запах – убирать тротуары, похоже, теперь тоже никто не спешил. В воздухе мирной и тихой прежде Антарии было разлито тяжелое тревожное ожидание.

Зимний парк, прилегавший к Министерству иных миров, выглядел стылым и безлюдным, не было здесь сейчас ни прогуливающихся парочек, ни отдыхающих на лавочках стариков, ни бегающей по аллеям детворы. Это, наверное, и хорошо – Ивану сейчас совсем не хотелось привлекать к себе лишнего внимания. А вот и само здание министерства, похожее на отлитый из бетона мрачный серый куб, на верхней грани которого замерли в вечном ожидании светлого будущего аллегоричные фигуры ученых – были здесь и химик, и инженер, и даже астроном с похожим на подзорную трубу телескопом в руке. Не хватало только рабочего и колхозницы. Возле ступеней этого громоздкого здания тоже царила суета: небольшая площадка перед фасадом заставлена телегами и почтовыми фургонами, в сторонке пыхтит паровой машиной грузовой локомобиль, в кузов которого грузчики деловито закидывают толстые архивные папки с бумагами. По ступеням тоже сновали люди – такого оживления Иван не наблюдал тут давненько.

Раньше он бывал в министерстве всего лишь несколько раз, причем в сопровождении Старика, который оформлял для них особый пропуск. Однако Иван давным-давно усвоил простой принцип, позволявший проникать практически за любые закрытые двери: если взять в руки какой-нибудь большой и громоздкий предмет, а потом изобразить очень деловое и сосредоточенное выражение лица, никому не придет в голову спросить, какого черта ты тут делаешь. Примерно так в далеком московском детстве он бесплатно проникал на утренние киносеансы – с озабоченным видом протащив мимо билетера позабытую работягами в ремонтировавшемся вестибюле стремянку или подобранную во дворе пустую картонную коробку из-под какой-то снеди.

В нынешней суете реализовать задуманное оказалось и вовсе проще простого. Дождавшись, пока в кузов грузовика отправится очередная стопка документов, Иван подхватил одну из пухлых папок и, зажав ее под мышкой, взбежал вверх по ступеням. Раскрыв папку, он проскользнул в двери следом за семенившим впереди посетителем и, перелистывая пожелтевшие бумаги прямо на ходу, быстрым шагом направился к центральной лестнице. Дежуривший за отгородкой у входа вахтер даже не взглянул в его сторону.

Советник Гольм обитал на четвертом этаже. Ведущая туда лестница была широкой, просторной, гулкие площадки освещались естественным светом, падающим из высоких витражных окон. Расположенные в стенах ниши украшали статуи, по всей видимости, созданные неизвестными скульпторами еще до Катастрофы – по крайней мере выглядели они весьма потрепанными временем. Однако сновавшие вверх и вниз люди не обращали внимания на всю эту красоту – они были мрачны и сосредоточены на собственных мыслях. А вот и нужный коридор.

Иван сделал несколько шагов по мягкому, гасящему звуки ковру и замер перед дверью советника, из-за которой доносились возбужденные голоса. Один голос принадлежал самому хозяину кабинета, а вот второй… Второй был тоже хорошо ему знаком. Иван прислушался: ошибки быть не могло.

– Я не понимаю! – Советник был явно раздражен и крайне взволнован. – Как? Как ты мог провалить почти все поставленные перед тобой задачи? Ты бесполезный, совершенно никчемный человек! Весь в своего отца!

– Я старался, дядя… – Судя по интонациям, Готир Гольм и вправду чувствовал себя виноватым, по крайней мере его слова, доносившиеся из-за закрытых дверей кабинета, звучали тихо и смущенно.

– Он старался! – передразнил племянника советник. – Скажи на милость, зачем я вообще пристроил тебя на эту заставу? Штаны просиживать? А я тебе напомню. Ты должен был внимательно следить за происходящим и докладывать мне обо всех, даже самых незначительных событиях. Обо всех, слышишь? Почему не связался со мной, когда начались волнения среди крестьян? Ведь был же известный тебе способ связи!

– Все произошло так стремительно, дядя… Я просто не успел ничего предпринять.

– Зато я бы успел! Это должно было произойти, Готир, но не сейчас. Несколькими днями позже, когда все пограничники покинут Клондал. Еще не хватало, чтобы они встретились тут с кем-нибудь из своего начальства и получили инструкции…

– Я там чуть не погиб, между прочим, – обиженно произнес бывший пограничник. – Когда застава вспыхнула, мы спаслись только чудом. Если бы не…

– Если бы не твое разгильдяйство, дорогой племянник, то все пошло бы по плану, – оборвал его советник, – и тогда тебе не пришлось бы рисковать. Хоть это ты понимаешь?

Иван стоял в коридоре и не верил своим ушам. Их старый знакомый, советник Гольм, не раз выручавший пограничную стражу в сложных ситуациях, теперь играет на чужой стороне поля, да еще и внедрил в коллектив своего соглядатая. Впрочем, он – государственный чиновник, и его интересы во многом определяются текущими интересами правительства Клондала. А правительство, похоже, решило окончательно избавиться от пограничников на своей территории, взяв контроль над торговлей между мирами в собственные руки. Что ж, политический момент для этого выбран как никогда подходящий. Магистрат не зря ест свой хлеб, лорд-протектор Данвил может быть доволен.

Выходит, Гольм больше не союзник. Хорошо, что Готир жив и с ним ничего не случилось: задержавшие его жандармы, судя по всему, сразу же отпустили парня на все четыре стороны. Это, впрочем, совсем не удивительно, учитывая его родственные связи. Вопрос в другом: что делать дальше?

Возвращаться в Москву Иван не видел ни малейшего смысла – его там никто не ждет, вся его жизнь и работа сосредоточены здесь, в Центруме. Во-вторых, было бы неплохо разыскать парней, осталось лишь придумать как. Куда могут отправиться двое пограничников, если им удастся избежать ареста и выбраться из города? В том, что они сумеют обмануть «жориков», Иван ничуть не сомневался. Так все-таки куда? Единственный логичный ответ – в Марине. Главный Штаб остался, пожалуй, последним центром притяжения для всех бойцов пограничной стражи в этом стремительно сходящем с ума мире. Даже если разразится война, крошечному городку, затерянному в бескрайних степях между Сурганом, Клондалом и Краймаром, ничего не угрожает: скрепленные много лет назад международными договорами соглашения гарантируют ему полную защиту и неприкосновенность. Значит, нужно отправляться туда. Разыскать полковника Берндта Беккера, который без малого два года назад предлагал ему сменить одинокую заставу в клондальских пустошах на комфортабельные кабинеты в центральном офисе Штаба Корпуса. Уж он-то знает, что делать дальше.

Неприятное ощущение пристального взгляда в спину охватило его в тот момент, когда Иван уже собирался покинуть свой импровизированный пост возле кабинета советника Гольма. Это чувство было ему хорошо знакомо, он уже испытывал подобное не раз. Только не здесь, не в самом центре шумного мегаполиса, а далеко отсюда, в пустынных и продуваемых всеми ветрами предгорьях Синего Кряжа, где он сутками напролет выслеживал очередного нарушителя, пытающегося уйти перевалами в соседнюю Лорею. Затылка будто бы коснулась чья-то мягкая невидимая рука, взъерошив, точно статическим электричеством, волосы, вдоль позвоночника пробежал неприятный холодок. Иван осторожно оглянулся, чтобы не спугнуть нежданного гостя.

Мартыш застыл всего лишь в нескольких шагах, внимательно и настороженно глядя в его сторону. Шерсть у него была буро-серая, со светлыми подпалинами на боках, хвост поджат – очевидно, мартыш нервничал, переминаясь на задних лапах. На его шее виднелся широкий ярко-красный кожаный ошейник – взглянув на него, Иван тут же вспомнил рассказы Готира Гольма о том, что в здании министерства есть небольшой зверинец, «живой уголок», где в просторных вольерах обитают несколько видов птиц, ящериц и других представителей местной фауны. Мартышей, обладавших, по общему мнению, некоторыми зачатками разума, в клетках, видимо, не запирали, позволяя свободно разгуливать по зданию.

– Человек. Беда. Помощь, – произнес по-клондальски мартыш.

Все-таки их речевой аппарат не предназначен для воспроизведения звуков человеческих языков, да и используют они в общении с людьми только существительные – все остальные части речи отчего-то не усваиваются их удивительным сознанием. Судя по всему, мартыш просил о помощи, странно только, что обратился он к чужаку, хотя в здании наверняка полно других, хорошо знакомых ему людей. А может, прийти ему на подмогу может только посторонний?

– Человек. Помощь, – внимательно разглядывая незваного гостя, сказал Иван.

На мордочке мартыша отразилось почти карикатурное выражение задумчивости – наверное, именно так художники-мультипликаторы изобразили бы шимпанзе, размышляющего о судьбах вселенной. Затем существо настороженно оглянулось, шагнуло вперед, коснулось руки Ивана своей мягкой ладонью и, опустившись на четыре конечности, вприпрыжку скрылось в глубине коридора столь стремительно, будто за ним гнались неведомые враги. Иван почувствовал в руке какой-то посторонний предмет. Разжав пальцы, он с удивлением увидел аккуратно сложенную в несколько слоев бумажку, небрежно оторванную от листа размером побольше. Развернув записку, Ударник разглядел состоящую из нескольких десятков очень странных символов строку. Почерк писавшего был неряшливым, почти детским, при этом украшенные многочисленными завитушками знаки относились к какому-то совершенно незнакомому ему наречию. Повертев листок в руках, Иван осторожно сложил его пополам и убрал в карман, решив разобраться с этим загадочным подарком чуть позже.

Окрестности Западного вокзала Антарии напоминали растревоженный муравейник: навьюченные скарбом толпы людей сновали по близлежащим улицам во всех направлениях, кто-то волочил по земле огромные тюки, кто-то толкал перед собой груженные мешками и чемоданами скрипучие тележки. Складывалось ощущение, будто весь город разом решил сняться с места и переехать куда-то в далекие края.

– Последние новости! Министр Вельде объявил о готовности Клондала к войне! – звонко выкрикивал мальчишка-газетчик, размахивая над головой свежим выпуском «Голоса Антарии». – Сурганские войска стягиваются к границам Краймара! В Гранце объявлена мобилизация! Последние новости о войне! Всего за два медяка!

Ударник сжал зубы. Война, война, война. Повсюду только об этом и говорят. Война звенит в воздухе, точно натянутая струна. Все с восторгом ждут, все буквально жаждут ее прихода. Потом эти же самые люди будут стонать в руинах полуразрушенных домов, страдая от голода, холода и отсутствия медикаментов, они будут проклинать войну, сломавшую их жизнь и лишившую надежды на будущее. Но сейчас они с восторгом расхватывают газеты у счастливо улыбающегося мальчугана, разворачивают их, вдыхая терпкий и сладкий аромат типографской краски, впиваются глазами в рубленые черные строчки, повествующие о грядущей войне. Сейчас они не догадываются о том, что их ждет.

Вход на вокзал был перекрыт двойным полицейским кордоном, дальше колыхалась плотная толпа, состоящая из человеческих тел, сумок, мешков и корзин. Терпкий, соленый запах пота смешивался с густым духом лошадиного навоза. Где-то пронзительно взрезала воздух трель жандармского свистка, ей ответил сиплый голос паровоза. Стоящий у перрона поезд тяжело дышал густыми облаками пара, клубящегося в стылом зимнем воздухе.

– Мест нет! – кричал охрипший железнодорожник в съехавшей набекрень форменной фуражке. – Нету мест! Все занято! Разойдитесь, граждане! Следующий поезд завтра по расписанию! Немедленно покиньте платформу!

Народ напирал сзади, толкая стоящих вперед, однако полицейский кордон пока еще с трудом сдерживал людское море.

Где-то в вышине послышалось вдруг басовитое журчание, густой переливчатый звук, то стихающий, то становящийся громче. Иван задрал голову. Небольшой одноместный аэроплан плыл над вокзалом, стыдливо прикрываясь серыми клочками облаков, три коротких крыла чуть покачивались в такт, повинуясь порывам ветра. Прищурившись, можно было даже разглядеть зловещие черные ромбы на кургузом боку самолета. Похожий на этажерку сурганский самолет нагло описал широкую дугу над городской ратушей и скрылся в облачном мареве, совершенно пропав из виду.

– Нет мест! – снова затянул свою шарманку вокзальный работник. – Кому говорят? А ну разойдись!

– Землянин? – дернули Ивана за рукав сзади. – Пограничник?

Ударник оглянулся. Высокий светловолосый парень лет тридцати на вид внешне был чем-то неуловимо похож на легендарного Шурика из старых гайдаевских кинокомедий, разве что не носил очков. Одет он был в свободного покроя куртку и штаны болотно-брезентового цвета, но не военного, а скорее гражданского образца. Примерно в таких «спецовках» более полувека назад комсомольцы-стройотрядовцы под звон гитар и стаканов отправлялись покорять тайгу и поднимать целину своей бескрайней страны. За спиной у незнакомца болтался легкомысленный рюкзачок, смахивающий на школьный ранец. Парень совершенно точно не был пограничником, на торговца или контрабандиста он тоже не походил – на этот счет взгляд у Ударника был наметан.

– Да, – кивнул он, протягивая руку. – Иван.

– Все вы, погранцы, Иваны, – добродушно хохотнул белобрысый.

– Я на самом деле Иван, – сказал Ударник и, хотя в Центруме и было не принято представляться реальными именами, зачем-то добавил: – Иван Переславский.

Здесь, в чужом городе и в чужом мире, посреди встревоженной толпы, он вдруг почувствовал какую-то духовную близость, эмоциональное единение с совершенно незнакомым и посторонним человеком – сейчас достаточно было того, что он тоже с Земли.

– Константин, – пожал протянутую ладонь парень. – Степанов. Ты куда едешь?

– В Гранц, – ответил Ударник, освежив в памяти схему железных дорог Клондала. Путь в Марине лежал через этот промышленный город, альтернативы не было.

– Тогда поспешим, – кивнул ему, как старому знакомому, Константин, – не отставай, граница.

Растолкав локтями толпу, Степанов умело проложил себе путь к платформе, словно ледокол, пробивающийся среди ледяных торосов. Предъявил железнодорожнику какую-то бумагу, прошептал ему на ухо пару слов, оглянулся и приглашающе махнул рукой. Полицейские невозмутимо посторонились, пропуская их сквозь двойной кордон, и Иван вслед за своим провожатым очутился на заполненном горячим паром и спешащими пассажирами перроне.

– Что здесь, черт возьми, творится? – крикнул он, надеясь пересилить шипение пневматики и гул голосов.

– Эвакуация, – не оглядываясь, пояснил Константин. – Все вагоны забиты госслужащими, которые вывозят архивы, ценности, семьи и собственные задницы из города. Обывателям места не осталось, а завтрашнего поезда скорее всего уже не будет. Последний уйдет ночью в Лирмор, откуда можно выбраться морем в Джаваль.

Изнутри состав походил на базарную площадь в праздничный день: все проходы были завалены мешками и тюками, заставлены коробками и сундуками, и повсюду – на откидных полках, на узких деревянных скамьях, да и прямо на грудах багажа – сидели, лежали, теснились люди. Воздух в вагоне, куда с трудом протиснулись Иван и Константин, был спертый и душный, словно в сауне.

– Комфорта не гарантирую, но до места как-нибудь доберемся, – пообещал Степанов, отыскав с помощью проводника свободный уголок на жестком дощатом сиденье в дальнем конце вагона. Иван, перешагивая через груды чужой поклажи, пробился следом и, не найдя куда присесть, опустился прямо на грязный пол. Только сейчас он почувствовал, насколько устал и вымотался за минувшие сутки.

– Ты сам-то чем тут занимаешься? – без особой надежды на успех поинтересовался он.

– Я – специалист по особым поручениям, – уклончиво ответил Константин.

– И чьи поручения ты выполняешь?

– Если бы ты был клондальским жандармом или агентом сурганского Вайбера, я бы сказал, что действую в интересах Маранга, – улыбнулся Степанов, – так местные называют нашу Землю. Не всей планеты, конечно, но у определенных сил из нашего мира есть свои завязки в Центруме. Подробностей сообщить не могу, извини. Но к делам пограничников и к контрабанде это никакого отношения не имеет.

Поезд громыхнул сцепками и тронулся, засвистели оси вагонов, спотыкаясь на стыках рельс. За окнами поплыло предзакатное небо, перечеркнутое ломаными черепичными крышами жавшихся к железной дороге домов. Кто-то зашуршал корзинами, послышались сдержанные разговоры, запахло едой.

– Судя по тому, как народ драпает из Антарии, дела и впрямь плохи, – решил на всякий случай сменить тему Ударник.

– Самолет в небе видел? – подмигнул ему Константин. – Вот и они видели.

Он обвел взглядом окружающий бедлам.

– Клондал не выдержит войны с Сурганом, как бы ни пыжился доказать обратное лорд-протектор, – продолжил Степанов. – Силы слишком не равны.

– Если Сурган нападет на Клондал, он получит войну на два фронта.

– Да ничего подобного. Смотри.

Костя порылся в своем рюкзачке, извлек оттуда изрядно потрепанную карту Центрума, развернул ее прямо на собственных коленях – больше оказалось попросту негде – и принялся водить по желтоватой бумаге пальцем:

– Аламея уже почти полностью оккупирована, сурганским наступательным подразделениям там больше делать нечего. Все начатое ими завершит дружественная Танголу Онелли. Лорею в расчет можно не принимать совсем – этот прыщ на карте, со всех сторон окруженный горами, сам ничего не производит и живет только за счет импорта. Раньше они частично экспортировали технологии, но в последние годы Сурган благодаря хорошо поставленной разведке и агентурной сети в среде контрабандистов научился обходиться и без помощи высокомудрых ученых из Ректората. Поверь мне, через пару месяцев Лорея сама приползет в Тангол на брюхе с мольбами принять ее во вновь создающуюся империю, поскольку тамошним лабораторным крысам внезапно стало нечего кушать. Следующая цель – Клондал.

– Почему? – возразил Ударник. – Мне кажется, Краймар с его мощными финансовыми институтами и развитой банковской системой выглядит куда привлекательнее.

– А ты на карту посмотри хорошенько. Захватив Клондал, Сурган рассечет континент ровно пополам, отрезав Джаваль и Хеленгар от индустриально развитой центральной части. Дальше останется лишь нанести удар по Лирмору, чтобы лишить Цад выхода к морю – естественного транспортного пути, который кормит эту крошечную страну. Далее ее можно смело списывать со счетов. Думаю, Краймар сурганцы оставят на закуску, предварительно выдоив тамошних финансистов по максимуму. Ну а кроме всего прочего, у Сургана к Клондалу имеются кое-какие территориальные претензии.

– Сомневаюсь, что захватчики быстро ассимилируют население столь обширных территорий, – задумчиво произнес Иван. – Все-таки разные языки, разные традиции…

– А они хорошо подготовились, – откликнулся Константин. Снова покопавшись в рюкзаке, он достал небольшую брошюрку, на обложке которой был искусно изображен герб Сургана – молот Первого Кузнеца и сноп пшеницы, – перелистал ее и, открыв примерно на середине, протянул Ударнику. – На, почитай. Это краткий конспект военной доктрины Новой Империи. Они называют это «сурганизацией»: следом за армией идут агитаторы и чиновники, которые немедленно устанавливают на оккупированных территориях собственные законы, набирают из местных жителей полицейские отряды и вешают недовольных. Завоеванная территория используется в качестве ресурсной базы для продолжения войны.

Ударник просмотрел текст по диагонали – глаза слипались, словно кто-то налил под веки сладкий сироп. Единственное, что он запомнил из прочитанного, – это то, что все работающие на оккупированных территориях сурганские чиновники имели воинские звания.

– Гляжу, ты совсем с ног валишься, граница, – участливо произнес Константин. – Поспи часок-другой, будем подъезжать – разбужу.

Гранц. Город-завод, центр металлургии Клондала, средоточие тяжелой промышленности. Над Гранцем почти никогда не светит солнце: небо вечно затянуто плотной дымкой, стелющейся меж частокола труб сталелитейных комбинатов. Куда ни глянь – всюду тянутся ввысь пышные хвосты заводских дымов, смешиваясь с громадами низких кучевых облаков.

Поезд прибыл в Гранц на рассвете. Привычная вокзальная суета казалась сегодня чуть более оживленной: среди снующих по перронам носильщиков и пассажиров в повседневной гражданской одежде тут и там мелькали люди в военных мундирах. Иван проснулся за несколько минут до того, как состав, шипя пневматикой и лязгая сочленениями, лениво вполз под ажурные арки дебаркадера Центрального вокзала Гранца. Константин уже бодрствовал и, судя по весьма свежему и довольному выражению лица, тоже успел вздремнуть часок-другой.

– Куда теперь? – спросил Степанов, завязывая тесемки на своем рюкзаке. – Есть подозрение, что здесь твое путешествие не заканчивается.

Ударник поднялся на ноги, потянулся: от долгого пребывания в неудобной позе на полу вагона у него ужасно затекла и ныла поясница.

– В Марине, – откликнулся он. – Отсюда вроде как прямая ветка.

– Эх, не советовал бы я тебе сейчас туда соваться, – покачал белобрысой головой его спутник, – впрочем, тебе решать.

– Чего так?

– Есть опасение, что сурганцы перережут железнодорожную ветку в долине между Синим Кряжем и Разломом в самое ближайшее время. На своей территории, в предгорьях, они уже несколько месяцев строят укрепрайон, стянув туда войска численностью до бригады.

Иван прикинул в уме расстояние, примерное расположение железной дороги на карте и пришел к выводу, что все сказанное Степановым вполне может быть правдой.

– Бригада – это много или мало? – на всякий случай уточнил он. В структуре сурганских вооруженных сил Иван разбирался не слишком хорошо.

– Считай сам. Шесть пулеметных батальонов, отдельный артиллерийский полк, четыре батареи капонирной артиллерии, – словно по писаному принялся перечислять Константин, – инженерный батальон, саперный батальон, рота связи и оперативно-тактический танковый батальон численностью около трех десятков машин. Это не считая ударных наступательных подразделений и пехоты, которые Тангол в последние две недели перебрасывает к границе. Тебе хватит. Хотя… Может, и проскочишь, если повезет.

– Я попытаюсь, – упрямо заявил Ударник. Другого плана у него в запасе все равно не было.

– Что ж, удачи. Если что…

Степанов помедлил, о чем-то размышляя.

– Если что, в Гранце, в Мельничном переулке, есть постоялый двор «Дубовая бочка». Там можно разыскать меня или моего партнера, его зовут Виорел. Нужна будет помощь – обращайся. Бывай, граница.

С этими словами он подхватил свой рюкзак и исчез в толпе пассажиров, устремившихся к выходу на перрон.

Поезд на Марине отходил через полтора часа с первого пути, причем был это не просто поезд, а целый караван, состоящий из нескольких десятков грузовых и пассажирских вагонов. Состав сопровождал уже знакомый Ивану бронепоезд с фольклорно-историческим наименованием «Король Атинг»: грозный на вид, поблескивающий тяжелыми стальными щитами в бородавках металлических заклепок, ощетинившийся орудийными и пулеметными стволами в поворотных турелях. Паровоз уже стоял под парами, и Иван решил не отправляться в город, ибо делать там было решительно нечего, а дышать промышленной гарью ему тем более не хотелось. Купив на остатки наличности в вокзальной кассе билет во второй класс и разжившись у уличного лоточника несколькими горячими лепешками, он занял свое место в пассажирском вагоне.

Желающих покинуть Гранц в направлении сурганской границы оказалось куда меньше, чем пассажиров, спешащих в обратную сторону. Вагон оказался заполнен в основном военными, отправляющимися к западным рубежам Клондала, причем настроение у них, судя по всему, было отнюдь не радостным. По крайней мере на их лицах застыло растерянное и подавленное выражение. Иван прикинул: до узкого перешейка, соединяющего бутылочным горлышком Разлом и предгорья кряжа, они доберутся часов за пять. Дальше поезд будет ковылять уже вдоль сурганской границы, и сколько времени займет такое путешествие, предугадать почти невозможно. Несмотря на зимнюю пору, во втором классе почему-то не топили, вероятно, железнодорожники экономили уголь. Спасаясь от сквозняка, Ударник поднял воротник. Общаться с наводнившими вагон вояками он был совершенно не расположен, а потому, доев лепешки, откинулся на жесткую спинку скамьи и закрыл глаза – дремать в царившем вокруг гомоне было практически невозможно. Да спать в общем-то не хотелось, хотелось наконец принять по-человечески душ и переодеться. По проходу прошел проводник с ручным компостером, проверил билеты и командировочные документы у вояк. Паровоз отдал прощальный гудок, и состав тронулся.

Первые несколько часов поезд катил по пустынной холмистой равнине весьма бодро: стучали колеса, летели за окнами яркие светлячки искр, вырывающихся из паровозной трубы. Затем локомотив замедлил бег, а потом и вовсе стал зачем-то останавливаться на путях примерно через каждый километр, то трогаясь, то замирая вновь. Люди приникли к окнам, переговариваясь шепотом, но эти чуть слышные голоса сливались в общий тревожный гул – в воздухе повисло напряжение, на нервы давило подсознательное ощущение опасности.

Наконец поезд снова остановился и стоял на этот раз очень долго. Несколько раз локомотив вроде бы пытался стронуть состав с места, по вагонам, точно клацанье падающих друг за другом фишек домино, пробегала металлическая дрожь, но ничего не происходило. Спустя полчаса томительного ожидания паровоз зачем-то немного сдал назад, пронзительно свистнул и встал окончательно.

– Военнослужащим и подданным Клондала просьба освободить вагоны, – гнусаво бубнил проводник, бочком пробираясь по проходу.

– Что там стряслось, уважаемый? – поинтересовался Ударник, осторожно ухватив железнодорожника за черный форменный рукав.

– Сурганский блокпост, – неохотно ответил тот, – составы пропускают, но только после личного досмотра багажа и проверки документов у пассажиров. Мы за их жизнь ответственности не несем, потому просим покинуть поезд от греха, у кого бумаг нету. Нам жертвы не нужны, Управление железных дорог сохраняет политический нейтралитет.

Что ж, определенная логика в этом прослеживалась. Железнодорожники, как известно, считались в Центруме отдельной силой – разветвленная сеть стальных магистралей, опутывающих густой паутиной континент, представляла собою независимое государство, подчиняющееся своим собственным правилам и законам. Железнодорожникам все равно нужно возить грузы, а во время войны потребность в грузоперевозках возрастает многократно. При этом им самим, по большому счету, все равно, кто находится у власти – клондальцы, сурганцы или какие-нибудь зеленые рептилоиды с планеты Нибиру. Платили бы деньги. Притом собственных стволов и пушек у железнодорожников хватает в избытке, благодаря чему они и пользовались среди обитателей Центрума должным уважением. Совсем как пограничники некоторое время назад, невесело ухмыльнулся своим мыслям Ударник.

Клондальские солдаты спрыгивали из вагонов на землю, настороженно оглядывались. В своих выкрашенных в светло-серый цвет касках с широкими полями они напоминали возникшие посреди безжизненной пустоши заросли бледных поганок. Похоже, никто не проинструктировал их заранее о том, зачем они здесь находятся и что следует делать дальше, – складывалось впечатление, будто в клондальских войсках царит полная сумятица и неразбериха. Откуда-то появился офицер, жестами приказал растерянно бродившим возле насыпи бойцам соорудить окоп поблизости от железнодорожного полотна. Двое солдат волоком протащили мимо вагона станковый пулемет.

Иван шагнул на влажную от росы подножку, выглянул наружу, ухватившись за холодную металлическую ручку тамбура. Справа высились темными громадинами предгорья Синего Кряжа, слева холмистая степь упиралась в серое марево густого тумана: где-то там вдалеке зиял бездонной пропастью Разлом, таинственная природная аномалия, глубокий порез на израненном теле планеты. А впереди… Впереди ждала неизвестность.

Теоретически сурганцы вполне могут пропустить его через кордон – гражданином воюющей страны он не является и угрозы для них не представляет. С другой – у него нет при себе никаких документов, что может вызвать нежелательные осложнения.

– Вы остаетесь? – вновь прогнусавил железнодорожник, следуя в обратном направлении по опустевшему вагону.

Эх, была не была.

– Остаюсь.

– Тогда сойдите с подножки и займите свое место. Отправляемся.

Состав громыхнул сцепками, и степь за окнами медленно поплыла назад. Качнулись и исчезли суетящиеся солдаты, уплыли вдаль сгруженные с состава ящики с боеприпасами и дымящиеся костры, вокруг которых топтались все те же воины в бесформенных бушлатах. Вновь потянулась монотонно-бурая равнина. Поезд тащился медленно, даже не пытаясь набрать скорость, колеса лениво отсчитывали стыки рельс.

Наконец картинка за окном изменилась. Показалось нечто, похожее на пограничный рубеж из нескольких слоев «колючки», растянутой меж врытых в землю кольев. Солдат в долгополой серой шинели и глубокой каске отодвинул в сторону полосатый красно-белый шлагбаум, мимо прокатился, обдав его облаком сизой гари, приземистый колесный танк с черным ромбом на боку. Еще двое солдат о чем-то лениво переговаривались, сидя в обложенных мешками с песком пулеметных гнездах. Дальше окружающий пейзаж становился все более оживленным: вдоль полотна теперь сновали солдаты все в той же серой полевой форме, пропылил тентованный фургон на паровом ходу, показалось еще несколько стоящих в сторонке колесных танков, маленькие, хищные башни которых были бережно прикрыты от непогоды темным брезентом. Вдалеке, за небольшим пригорком, задрав стволы в небо, замерло около десятка артиллерийских орудий. Сурганцы, похоже, решили обставиться тут основательно: вдоль железнодорожного полотна выстроились шатры полевых палаток, где-то дымила кухня, потянуло кислыми щами. Ударник обратил внимание на весьма интересные конструкции, собранные из сложного переплетения металлических труб и закрепленные на спинах лошадей, которых вели под уздцы солдаты. В голове сам собою всплыл термин «вьючное седло»: конструкция позволяла закрепить на спине лошади огромное количество тюков, мешков, ящичков и торб, которые иным способом водрузить на конягу было бы попросту невозможно. Сбоку одного из вьючных седел он даже разглядел закрепленный кусок холщовой ткани с многочисленными кармашками, из которых выглядывали клювы почтовых голубей. Самое любопытное, подумал Иван, что, судя по карте, до сурганских земель отсюда еще около двух километров пути, то есть полевой лагерь был разбит уже на клондальской территории.

Тем временем поезд, устало и глубоко вздохнув, остановился. Двое сурганцев, первый – с винтовкой за спиной, второй – с пистолетом-пулеметом неизвестной Ивану конструкции на пузе, ловко запрыгнули на подножку и шагнули в полупустой вагон. Окинув нескольких оставшихся пассажиров подозрительным взглядом, вооруженный пистолетом-пулеметом солдат, на груди которого поблескивал медью круглый жетон с двумя перекрещенными мечами на фоне традиционного пшеничного снопа, сразу же шагнул к Ударнику.

– Диз лихте тарде кан? – спросил он.

– Извините, я не говорю по-сургански, – произнес Иван одну из немногих фраз, которые знал на этом языке.

– Предъявите документы, пожалуйста, – тут же перешел на клондальский обладатель блестящего жетона.

– У меня нет с собой документов. Я пограничник.

С этими словами Иван продемонстрировал татуировку на собственном запястье. Сурганец покачал головой:

– Вы находитесь в зоне боевых действий, и без документов мы не имеем права позволить вам следовать дальше. Прошу прощения, но вам придется пройти с нами.

– С какой целью?

– С целью установления личности. Не волнуйтесь, вашей жизни ничто не угрожает.

Пожав плечами, Иван дождался, пока напарник вооруженного пистолетом-пулеметом солдата закончит проверку бумаг у оставшихся пассажиров, и направился следом за ними к выстроившейся вдоль железнодорожной насыпи линии палаток. Вблизи лагерь казался еще более оживленным, чем из окна поезда: снующие туда-сюда вояки старательно месили сапогами грязь, к запаху готовящегося супа примешивался аромат горящих дров и конского навоза.

Ивана отвели в одно из наспех сколоченных из досок сооружений с натянутым поверху брезентовым тентом вместо крыши, велели ждать и заперли снаружи дверь на щеколду. Конструкция напоминала обычный дровяной сарай, свет проникал внутрь сквозь единственное небольшое оконце в дощатой стене. Наверное, сурганцы планировали хранить тут провиант. Хлипкая дверь сарая не представляла собою серьезной преграды: Иван мог бы выломать ее одним хорошим пинком. Если бы, конечно, в этом просматривался хоть какой-то смысл: с учетом количества обретавшихся снаружи вооруженных солдат это представлялось совершенно безнадежной затеей.