Аленький цветочек Семенова Мария

Резвый мальчонка

Воздух в любом аэропорту совершенно особенный. Как, впрочем, и на вокзале. Он пахнет дальними странствиями. В нашем Отечестве аромат дальних стран, особенно в летнюю пору, представляет собой сложную смесь эманации разогретого солнцем гудрона, кожи чемоданов, человеческого пота, нетерпения и волнения. Плюс запахи съестного, волнами наплывающие со стороны многочисленных буфетов и ресторанов.

Сквозь автоматические двери порциями врывался горячий июньский ветер и вместе с ним – оглушительный рёв самолётных турбин. Вдоль стоек регистрации с жужжанием скользила моечная машина, направляемая пожилой тёткой в синем халате. Сколько профессору Звягинцеву приходилось летать – в любом уголке необъятной страны аэропортовские Бабки-Ёжки, всё равно, механизированные или нет, обязательно стартовали именно с того угла, где скапливалось наибольшее количество пассажиров и их багажа. А то как же. Скандал, крик, возмущённое потрясание шваброй: «Для вас, проклятых, стараюсь!» Всё развлечение.

На сей раз тётку ожидала досадная неудача. Объявили регистрацию на мурманский рейс, и профессор со спутниками оказались как раз в голове очереди. Могучие спецназовцы и молодые учёные, поднаторевшие в байдарочных путешествиях, в считанные секунды побросали все «катули» на движущийся конвейер, и Баба-Яга, уже изготовившаяся для геройского тарана, разочарованно проследовала со своей автоматической ступой мимо. Ну да ничего. Боевой вылет у неё сегодня наверняка был не последний.

В накопителе, перед последней дверью на лётное поле, ожидание затянулось сверх всякой меры. Красивые и деловитые девушки в форме, с бормочущими рациями в руках, так и сновали туда и сюда, но на посадку почему-то не приглашали. Согласно электронным часам на стене, самолёту уже минут пять как полагалось быть в воздухе. Российские пассажиры, всем известно, – самые терпеливые пассажиры в мире. Но и они мало-помалу начинали чувствовать себя забытыми.

– Бомбу нашли в багаже, – предположила ехидная Виринея.

– Ай-яй-яй! – немедленно подыграл Алик. – Говорила же мне бабушка: не вези автомат багажом, лучше почтой отправь…

– Анекдот есть, – покосившись на Скудина, сообщил Веня Крайчик. – Мать пишет сыну-солдату, мол, вот забрили тебя, родимого, в армию, а тут весна, кто же мне теперь огород вскопает. Сын в ответ: наймите, мама, тракториста, алкоголика Васю, только обязательно проследите, чтобы он тот длинный промасленный свёрток, что я перед армией в картошке зарыл, ни в коем случае не потревожил… Неделю спустя мать новое письмо шлёт: сыночек, миленький, спасибо тебе большое, уж так позаботился! Приехали от тебя два мужика, каждый в плечах сажень, а обходительные до чего! Весь огород перекопали на аршин в глубину – и денег не взяли…

Кудеяр сделал вид, будто не слышал.

– Да, кстати, о сыновьях. – Профессор Звягинцев глянул в очередной раз на часы и повернулся к Ивану, окончательно помрачнев. – Ну и где ж этот ваш мальчик?

В самом деле – несмотря на всё более пугающие значения электронных цифр, генеральского отпрыска по-прежнему не было ни слуху, ни духу. Скудин невозмутимо пожал плечами:

– А хрен его знает.

Ничего иного он даже при желании ответить не мог. Он подряжался присматривать за «генералычем» в полёте и далее. Но вот доставлять его к самолёту, да ещё обеспечивать своевременность отправки этого самого самолёта – нет, таких обязательств Чёрный Полковник на себя не принимал. Некий внутренний голос, правда, уже подсказывал ему, что даже и основные, без дополнительных, обязательства эти синекурой отнюдь не покажутся – по принципу бесплатного сыра, который, как известно, бывает только в мышеловках, – и Кудеяр тихо, надеялся, что, может быть, вот сейчас пригласят на посадку, а генеральское чадо…

Увы. увы. Анекдот, некрасиво порочащий родную госбезопасность, сработал как заклинание. Со стороны регистрации точно из-под пола возник гибкий человек в камуфляжной форме, чёрных очках и невероятно белых, словно зубным порошком начищенных кедах. Мгновенно отыскав взглядом Скудина, он неслышно приблизился и сказал негромко, не разжимая губ:

– Подполковник, я от Владимира Зеноновича. Не оборачивайтесь. Следуйте за мной.

Ох, блин! Как там у Виктора Гюго назывался средневековый чиновник, наделённый потрясающей привилегией, – подойдя к кому угодно, он касался жезлом плеча нужного ему человека, и тот был обязан следовать за носителем жезла без малейшего сопротивления и не задавая вопросов?..

Буров с Капустиным нахмурились, ничего хорошего не ожидая. Остальные участники экспедиции смотрели непонимающе.

– Лев Поликарпыч, – предупредил Иван, – летите без меня, если что.

И молча двинулся за незнакомцем. Тот, к слову сказать, явно обладал кое-какой подготовкой. Неизвестно, насколько хорош оказался бы он в реальной ситуации, но на то, чтобы лишний раз полюбоваться собой, квалификации явно хватало. Он скользил сквозь плотную толпу прямо-таки с грацией кошки, напористостью тигра и быстротой мангуста, помноженной на вёрткость ужа. Скудин нахмурился и последовал за ним не отставая.

Многочисленные двери, снабжённые табличками «Посторонним вход воспрещён» перед гибким посланцем генерала распахивались как по волшебству.

– Сюда, пожалуйста. – Глубоко в недрах огромного здания аэровокзала они без задержки миновали приёмную с секретаршей и вступили в просторный, обставленный с начальственной роскошью кабинет. – Разрешите, Владимир Зенонович?

– Разрешаю. – Девятизвёздочный милостиво махнул рукой и грузновато, всем корпусом, повернулся к Скудину. – Как настроение, подполковник?

Он по-хозяйски восседал за внушительного вида столом. Сбоку притулился какой-то чин из аэрофлотских, судя по мундиру – тоже далеко не последняя спица в колесе. А чуть поодаль, под сенью раскидистой монстеры, утопало в глубоком кресле… видимо, то самое генеральское чадо.

Сказать, что Ивану «оно» весьма не понравилось, – значит вообще ничего не сказать. Ой, какое там «ничего не сказать»! Преувеличить в положительную сторону в миллион раз!..

Господи, да как тут в очередной раз не вспомнить замечательный журнал «Крокодил». Ведь именно таких персонажей когда-то «поднимали на вилы» его штатные карикатуристы, изображая сынков именитых родителей, понятия не имеющих, как выглядит трудовая книжка. Правда, в тогдашних журналах сынки фигурировали всё больше профессорские, но не в том суть. И не в том, что у отпрыска были жидкие сальные волосы и вялый рот, а кожанка-«косуха», призванная подчёркивать мужественность и крутость, натурально болталась на цыплячьей фигуре. И даже не в прыщах дело – у кого их не было в допризывном-то возрасте…

Нет, тут всё было тоньше и глубже, на уровне подсознания. В его лабиринтах Скудину по обыкновению некогда было разбираться. Он просто знал, что развалившееся в кожаных глубинах существо в его личном словаре определялось ёмким трёхбуквенным словом: «чмо».

Иван едва удержался, чтобы не покоситься на генерала. Ох, Владимир Зенонович сам когда-то бегал по джунглям, это Кудеяру было известно доподлинно. С тех пор тренированные мышцы успели переродиться в начальственную полноту, но… сынуля, по-видимому, удался (а точнее, не удался) в мать. Или – крамольная мысль – являлся «Владимировичем» только по документам. Чего в жизни не приключается.

Между тем чмо никак не отреагировало на появление своего будущего опекуна. «Резвый мальчонка», склонив голову набок, с довольной полуулыбкой идиота смотрел в экран широкоформатного телевизора. Как раз когда Иван вошёл в комнату, на экране возникло рыдающее лицо красивой молодой женщины. Следом возникли титры. Начиналась тысяча вторая серия аргентинского сериала о роковой страсти.

…На самом деле анализ происходившего в комнате занял секунды. Скудин вытянулся, заглянул начальству в глаза.

– Здравия желаю, товарищ генерал армии. Настроение бодрое, предполётное. Только как бы не опоздать, там уже, наверное, в автобус сажают…

– Не переживай, подполковник. Как посадили, так и высадят. – Генерал усмехнулся, глянул через плечо на аэродромного чина. – Я правильно говорю? Дадим ребёнку любимый фильм досмотреть?

В голосе его не звучало ни одной вопросительной нотки, одни утвердительные.

«Да хоть все пятьсот серий, или сколько там их осталось, – зло подумал Иван. – Только, чур, без меня!»

Вероятно, аэрофлотский подумал примерно о том же, но вслух произнёс:

– Конечно, дадим. Экая беда, рейс задержим.

В его голосе никакой инквизитор не уловил бы и тени иронии.

– Вольно. – Девятизвёздочный кивнул человеку в кедах, небрежно указал Скудину на стул. – Садитесь, ребята. Перекурите пока.

Кудеяр сел и постарался не слушать.

Мыльные оперы в исполнении нашего телевидения имеют, помимо прочего, повышенную насыщенность рекламой. И она там не менее специфическая, чем сам основной сюжет. За неполных сорок минут Скудин твердо усвоил, что в Древнем Египте женщины делали тампоны из кусочков папируса, а в античной Греции – из комочков шерсти. Что прокладки фирмы «А» – самые тонкие, фирмы «Б» – самые ёмкие, а фирмы «В» – с крылышками. Цепляй на соответствующее место и лети в любую сторону без самолёта. Плюс ещё тьма таких же полезных вещей, которые и не хочешь, а насмерть запомнишь, после того как тебе их повторят по двадцатому разу. На время рекламы генеральское чадо звук не выключало, слушало про дамские подробности с таким же упоением, как и про жгучие латиноамериканские чувства.

Наконец всё кончилось. Исчезла аргентинская блондинка, щеголявшая в армейских ботинках при платье, сделанном из белой тюлевой занавески, исчез её то ли муж, то ли жених, с которым они всю дорогу упоённо портили друг другу кровь. Чмо, однако, продолжало упорно смотреть на экран, словно намереваясь дождаться следующей серии. Девятизвёздочный поднялся с кресла, подошёл к неподвижному сыну и тихонько потряс его за плечо:

– Вставай, Эдик, пора в путь. Вот, познакомься, это подполковник Скудин, вместе полетите. – Не оборачиваясь, он поманил Ивана, а сам, вытащив Эдика из уютных недр кресла, поставил его на ноги. – Ну всё! Всё, говорю, на воздух пора!

Голос его оставался негромким, однако превратился в этакий замаскированный рык, и Кудеяр различил в нём настоящую ярость. И затаённое страдание.

– За что, папаша? – Эдикова манера говорить вполне соответствовала всему остальному. – На периферию? За что?

Скудин молча приблизился и остановился на расстоянии шага. Генеральский сын посмотрел на него и, надо полагать, сообразил, что понимания и снисходительности от этого человека ждать бесполезно. Он затрясся и выговорил дрожащими губами, негромко:

– Ну ты, мужик, и закабанел в натуре… Ладно, папаша… припомню…

И вдруг с диким криком: «Хрен вам!» – головой вперед, словно центрфорвард в регби, бросился к дверям кабинета. Вот тебе и расслабленное, точно медуза под солнцем, бесхребетное чмо. Иван на всякий случай остался стоять, и правильно сделал. Эдик был мгновенно перехвачен человеком в кедах – тот явно не впервые попадал в такую ситуацию и загодя ожидал чего-то подобного. Он действовал со сноровкой бывалого оперативника. Грохнула, опрокидываясь, кадка с монстерой, разлапистые листья в падении смахнули с полки модель аэроплана, та спикировала на журнальный столик из якобы небьющегося итальянского стекла… Брызнули осколки – империалисты нас по обыкновению жестоко надули.

– Я тебе не поеду! – приблизившись к брыкающемуся отпрыску, грозно рыкнул генерал. – На юрфак захотел?!!

Если Скудин что-нибудь понимал, перспектива юрфака в этой семье эффективно заменяла отменённую в остальном государстве смертную казнь. Эдик сразу перестал лягать ногами державшего его порученца, сдался и только с тихой ненавистью смотрел на Скудина, бессильно шмыгая носом.

– Ну давай, давай, гад… вези меня в свою лесотундру… Квазиморда.

– Ну вот и ладно, – сразу просиял генерал. – Смотри там, веди себя хорошо. Иван Степанович мне будет докладывать. Доложит, что вёл себя хорошо, – может, «Ямаху» куплю…

Что имелось в виду, электрогитара или мотоцикл, так и осталось невыясненным. Зато Скудину показалось, что генерал втихаря перекрестился.

Увезу тебя я в тундру…

Спросите обывателя: чем знаменита Сибирь? В смысле, кроме пельменей? Сибирскими морозами, ответит вам обыватель. Спросите ещё: а известно вам, уважаемый, что летом в Сибири клубника вызревает с кулак?.. Да бросьте, ответит московский или питерский домосед, быть такого не может.

А приходилось вам слышать, как телевизионный комментатор, поленившийся заглянуть в атлас, упоминает «далёкую заполярную Исландию»? Нам приходилось. Но почему-то гораздо реже упоминают, что эта страна, богатая геотермальным теплом, сама себя обеспечивает бананами и ананасами. К чему мы об этом? А к тому, что, судя по температуре воздуха в мурманском аэропорту, на севере Кольского впору было растить эти самые бананы и ананасы. Безо всяких геотермальных теплиц. Кто никогда не бывал в… Заполярье, тот подсознательно полагает, что там всё время холод и снег. А вот кошкин вам хвост…

– Погодка-то, а? – Профессор Звягинцев из-под руки осмотрел горизонт, взглянул на часы, хмыкнул и поднял глаза на Скудина. – Без двух минут. Что-то американцев наших не видно…

– Куда они денутся, – пожал плечами Иван и быстрым движением поддержал споткнувшегося Эдика. Тот к концу недолгого полёта отчего-то совершенно раскис и на ногах держался плохо. «Не переживай, парень, мышечный тонус мы тебе поправим. Мозги тоже…» Если бы генеральский сын мог подслушивать мысли, интонация показалась бы ему многообещающей.

Борис и Глеб кивнули с готовностью матёрых котов, завидевших мышь, Виринея, на чьи колени «резвый мальчонка» почти осмелился посягнуть в самолёте, мстительно усмехнулась. А с неба в это время донёсся басовитый, уверенный гул, и на посадку начал заходить «Геркулес» – американская транспортная машина «С-130».

– Ну вот и они, явились не запылились. – Скудин отпустил Эдика и едва удержался, чтобы машинально не вытереть руку о штаны. – Кстати, Лев Поликарпович, Грин вчера звонил. Обещал, что с транспортом проблем не будет.

Встречающих в аэропорту было немного, да и те вели себя как-то странно, жались по углам, словно боялись чего. Зато в самом центре зала красовался бравый старший прапорщик, с залихватскими рыжими усами, с погонами «микрогенералполковника» и выпущенным из-под фуражки знаком воинской наглости – чубом многократно описанного у классиков пшеничного цвета. В руках гвардеец держал фанерный щит, на котором жирно значилось суриком: «Подполковник Скудин!» Чем так страшен был этот щит и державший его человек, выяснилось сразу, как только фанерка оказалась опущена. На обратной стороне её зловеще выделялся черно-жёлтый знак радиационной угрозы и убийственно краснела надпись: «Зона повышенной опасности! Находиться без средств индивидуальной защиты категорически воспрещается!»

– Ну я Скудин.

Нахмурившись, Иван подошел к «микрогенералполковнику», и тот сразу широко заулыбался, просто засиял от радости, будто встретил давнишнего кореша.

– Разрешите представиться, старший прапорщик Василий Грызлов! Приказано вас встретить и доставить! А также отдаться в полное ваше распоряжение! Докладываю: техника укомплектована, баки под завязку, личный состав в полной боевой. Как товарищ генерал-майор и приказывали.

«Полный порядок, – отчего-то устало подумал Иван. – Кони стоят пьяные, хлопцы запряжённые…»

– Товарищ генерал-майор, значит, приказывали? – И он протянул Грызлову руку, здороваясь. Тот приткнул к стене свою зловещую вывеску и тотчас подхватил под локоток Эдика: юноша двигался точно зомби, сиречь оживший мертвец. Сошедший с плаката из тех, что некогда соседствовали с радиационными значками в кабинетах гражданской обороны. Василий мотнул чубом в сторону выхода:

– Ничего, пацан, ничего, ща встряхнёшься. Машина – зверь. Ласточка…

Ласточка была ещё та. Камуфляжного окраса, средне-бронированная: БТР-60. На левом борту значилось: «Дежурный ВАИ», на правом – «Специальная комендатуры». На пулемётной башне гордо реял российский триколор. Знай наших.

– Петро, заводи!!! – заорал Грызлов. И гостеприимно, по-хозяйски, распахнул боковой люк. – Заходите, гости дорогие, сейчас бронеплиты окон откроем, поедем, как в мягком вагоне. С песнями…

Рявкнул пускач, оживляя двигатель, БТР проснулся, выпустил струю сиреневого дыма, в воздухе густо запахло соляркой. «Ну, Гринберг, ну, пархатый…» Виринея сердито одёргивала короткое платьице, забираясь в БТР, и на всякий случай испепеляла глазами Эдика, но тот не реагировал. Скудин сплюнул, вытащил трубку мобильника и протянул Звягинцеву:

– Лев Поликарпович, звоните Шихману. Надо договориться о рандеву.

Грызлов тем временем подсаживал вяло шевелившегося Эдика.

– Ты, может, на броне поедешь? – Старший прапорщик прикурил «Приму», сунул подопечному в рот. – С ветерком, а? Сразу полегчает. А потом мы тебя спиртяшечкой похмелим. Шило первый сорт, только вчера «магазин»67 прилетал… будешь как огурчик…

Эдик отсутствующе кивнул и попытался свалиться на землю. Он пребывал в некоем подобии ступора – реагировал с трудом, еле переставлял ноги, смотрел куда-то вверх без особого выражения. Словом, был весьма нехорош. Васильковые глаза Грызлова светились пониманием и участием, как видно, Эдиково состояние ему было хорошо знакомо.

Звягинцев же, потыкав пальцами маленькие изящные кнопки, прижал трубку к уху, настраиваясь на ожидание… и искренне удивился, сразу услышав голос профессора Шихмана:

– Алле?.

– Изя, ты?

Работая на переднем крае науки и техники, Лев Поликарпович до седых волос не утратил счастливой способности изумляться и благоговеть – будь то чудеса природы или проявления человеческого гения. Вот эта трубочка, например. Меньше пачки сигарет, а возможностей!..

– На обочине загораем, а зохен вэй! – Чувствовалось, что Изя в отличном настроении и улыбается в трубку. – Все говорят, что у нас свободная страна! Так я тебе скажу, что это у вас свободная страна! Формальностей ноль, пограничники даже не посмотрели в нашу сторону, таможенники встретили как родных. В общем, пролетели, точно гусиное дерьмо. Теперь ждём только тебя, шлимазол.68

Как видно, девятизвёздочный слово своё сдержал и действительно дал американцам зелёную дорогу.

– Жди, сейчас будем. – Звягинцев отключился и вернул телефончик Скудину. – Пора, они уже на месте.

И неловко полез внутрь мрачной, воняющей соляркой бронированной коробки. Кудеяр вздохнул и запрыгнул следом, кивнув старшему прапорщику, всё ещё возившемуся с генеральским отродьем:

– Василий, давай грузи его и поехали.

– А то ты бы, может, поблевал? – посоветовал Грызлов. – Два пальца в рот – и вперёд, милый, тут сразу и полегчает…

Ивану немедленно вспомнился анекдот про заболевшего «металлиста». Мать рядом суетится, переживает: «Сыночек, ну как же тебе помочь? Давай в сковородку поварёшкой побью? Цепями над тобой погремлю?..» – «Мама, – отвечает страдалец, – поставь „Модерн Токинг“, может, хоть стошнит…»

Увы, все попытки старшего прапорщика вернуть Эдика к жизни потерпели полный провал. Вздохнув, Василий втащил генеральского сына внутрь, залез сам и громыхнул крышкой люка.

– Петро! Трогай! Товарищ подполковник, мы куда?

– К выезду на трассу. Там…

Иван не договорил. Петро тронул, и все слова сразу потонули в грохоте. Восьмиколесный монстр вздрогнул, заревел моторами и с удивительным проворством покатил по асфальту, великолепный и решительно неудержимый.

– Вот тут шлема припасены, по одному на каждого. Надевайте, пожалуйста, а то железо-то, оно твёрдое… – Поясняя свою мысль больше жестами, чем голосом, Грызлов самолично нахлобучил на Эдика зелёную армейскую каску, приподнял ему голову и застегнул ремешок. – Покемарь, покемарь, малый, потом мы тебя спиртиком-то поправим… Живо оклемаешься…

Снаружи, из-за бронированных бортов, то и дело слышались взвизги автомобильных гудков, лязг железа, надрывный писк тормозов – нет, конечно, производил их не БТР, а окружающий автотранспорт, имевший глупость выехать на одну с ним дорогу. Петро, похоже, знал одну только педаль газа. И маневрировал по принципу: главное, чтобы рядом не было другого БТРа.

«Ну, Гринберг, гад, погоди…» Скудин открыл бронеплиту окна и, с облегчением увидев, что поворот на трассу уже совсем рядом, скомандовал:

– Василий, малый ход, американцев не задави! Остановишься у рекламы!

– Эй, Петро! Стопори у рекламы! – Грызлов шарахнул кулаком в бронированную переборку, для убедительности продублировал ногой, и БТР резко замедлил свой бег. Если учесть, что тормоза у него были могучие, надо ли описывать, с какой силой вступили в действие законы инерции, распространявшиеся на всю начинку машины. Скажем только, что каски оказались весьма кстати.

– За что, папаша… – Эдик очнулся, брошенный торможением в объятия Виринеи. Зашарил где попало руками… Вот уж действительно «где попало». «Где» оказалось явно где не надо, и «попало» не задержалось. Справедливое возмездие отбросило Эдика обратно на место. – Не надо мне «Ямаху», – жалобно заскулил он, – только уберите эту… эту… – Взгляд у Виринеи был откровенно кровожадный – дескать, дай только повод! – и инстинкт самосохранения не дал ему выговорить в её адрес нехорошее слово: – Эту… из моего купе… уберите…

– Вот они! Я их вижу! – Звягинцев выглянул в окно и, едва БТР замер на обочине, первым полез наружу. Скудин отправился следом, многозначительно кивнув своим:

– Боря, Глеб, со мной. Василь, остаёшься за старшего, следи за порядком.

Больше всего он боялся, как бы в его отсутствие Виринея не придушила генеральского сынка.

Встреча на Эльбе

Она произошла у огромного железобетонного, сделанного на века и потому устоявшего во всех передрягах сегодняшней жизни лозунга «Летайте самолётами Аэрофлота». Не подлежало никакому сомнению – со временем, когда уже и Аэрофлот окончательно отойдёт в область преданий, бетонный призыв будет выситься всё так же непоколебимо. В настоящий момент возле него фотографировались американцы. Они прибыли на двух «Хаммерах». Для тех, кто не знает: «Хаммер» – это, скажем прямо, джип всех джипов. Это вам не «асфальтовый внедорожник», на глянцевом боку которого хозяин с ужасом высматривает самомалейшую царапинку. «Хаммер» совсем не таков. Это угловатый монстр, способный силой своих колёс взгромоздиться на вертикальную стенку высотой один метр. Говорят, впрочем, будто российский «Комбат» по ряду параметров его умывает. Очень возможно. Вот только с «Комбатом» скорее всего получится, как со всеми нашими техническими чудесами. В одном экземпляре мы можем сотворить такое, что и Америка и Япония от зависти удавятся. Но чтобы много, чтобы всем, кому может понадобиться, – увы, увы. И «Комбата» мы созерцаем на телевизионной картинке, а «Хаммер» – вот он, серийный, живьём, стоит на обочине. И вылезает из него не кто иной, как…

– Иська!

– Лёвка!

Двое седовласых мужчин крепко обнялись и долго не могли разжать рук. Потом наконец глянули друг другу в глаза.

– Ну как ты?

– А ты?

Профессор Шихман выглядел неплохо. Одетый в белый полотняный френч, он курил «гавану» один в один от Гринберга, сверкал золотом очков и – недоставало только пробкового шлема – напоминал отважного первопроходца, приехавшего изучать жизнь свирепых каннибалов. Звягинцев, забывший снять каску, больше смахивал то ли на Йозефа Швейка, то ли на прораба-метростроевца, то ли на Отца Солдата из одноимённого фильма.

Когда первый всплеск чувств прошёл, Шихман кивнул на крепенького мужичка в хаки:

– Вот, познакомься. Профессор Беллинг. Наш главный спец по реликтовому гоминоиду… – И, пока учёные обменивались рукопожатием, спросил шёпотом, косясь в сторону Скудина: – Господи, а это кто с тобой? Товарищ, конечно, оттуда?

У Ицхока-Хаима глаз был алмаз. Как-никак большую часть жизни провёл при развитом социализме.

– Товарищ по хозяйственной части… – ответил Звягинцев уклончиво, едва удержавшись от искушения сразить Шихмана упоминанием об их родственных отношениях. Потом выразительно глянул на пятерых мордоворотов, куривших возле головного «Хаммера»:

– Зато твои-то деятели точно из Армии спасения…

– Ага. Со штаб-квартирой в Лэнгли.69 – Изя выплюнул сигару, как-то очень по-русски растёр её ногой и невесело оскалил белые парцелановые зубы. – В этом дерьмовом мире, Лёва, чистой науки не бывает. Хотел бы я знать, кто на самом деле финансирует наш чёртов фонд… – Он хотел добавить что-то ещё, но тут его глаза вдруг округлились. – Ого, смотри-ка, твой хозяйственник, похоже, на короткой ноге с моими благотворителями… Хорошенькое же у вас там интендантство…

Иван Скудин и предводитель шихмановских «благотворителей», сероглазый чернокожий гигант, в самом деле гулко хлопали друг друга по спинам.

– О, преподобный Джон Смит!.. – Кудеяр, конечно, мигом узнал «смирного служителя Боговой мамы», с которым некогда довелось вместе сидеть в яме с дерьмом. Иван молитвенно сложил руки. – Так возблагодарим же Господа Бога нашего за неисповедимость путей его! Возрадуемся, братья! Аллилуйя!

Глеб с Борисом, наподобие архангелов шедшие за ним следом, важно кивнули и без запинки подхватили на два голоса:

– Аллилуйя, аллилуйя!

Зря, что ли, прозвище Святые Угодники прилипло к ним ещё годы назад.

– Аминь! Воистину неисповедимы пути Господни! – Якобы Джон Смит размашисто перекрестился слева направо, после чего троекратно, на православный манер, облобызался со Скудиным. – А мы всё грядём во мраке, в аскезе, в искусе, с именем Всевышнего на грешных устах. Кстати, Господу было угодно наречь меня в миру по-новому – Джозефом Брауном…

– Ага, – кивнул Скудин. И отметил про себя, что акцента у Брауна-Смита существенно поубавилось.

– А это братья во Христе, опора мне на путях Господних… – Чернокожий «батюшка» свирепо оглянулся, и братаны возле джипа виновато побросали окурки. – Узри! Брат Хулио, брат Чарли, брат Бенджамин и брат Родригес-младший. Все мы одна большая дружная семья. Вместе во мраке, в аскезе, в искусе.

«Ишь, как поёт… Любо-дорого…» В прошлый раз, выбравшись из дерьма и чуток переведя дух, спёр, гад, автомат Калашникова, с боем угнал «Скорпиона» мисс Белые Шорты и, обработав из «минигана» лагерь наркоторговцев, скрылся на винтокрылой машине в неизвестном направлении.

Между тем оказалось, что в братстве отца Брауна нашлось местечко и для сестрёнки. Выпустив Скудина из объятий, негр махнул рукой братве, словно отдавая не очень-то принятую у священства команду «вольно», и громко воззвал:

– Однако путь к Богу труден без женской кротости, всепрощения и участия, без истинного целомудрия, смирения и доброты. Я говорю о послушнице нашей, сестре Айрин. Сестра Айрин, сестра Айрин! Покажись нам!

Голос святого отца в режиме полной мощности вполне мог сотворить чудо воскрешения, сиречь поднять мертвеца. Дверца замыкающего «Хаммера» сразу открылась.

– How do you do, guys.70 – На землю соскочила стройная белокурая девица а-ля Норма Бейкер71 в плотно облегающем комбинезоне. Неизвестно, насколько такой комбинезон был удобен, но все анатомические подробности обрисовывал откровеннее купальника. – Я так рада, так рада, что вашего полку прибыло. Как насчёт группового молебна сегодня же ночью?

Кудеяр невольно повёл носом. Да уж, целомудрием и смирением здесь и близко не пахло. Зато за версту несло французской косметикой.

– Это ещё кто? – Звягинцев через плечо посмотрел на фигуристую блондинку. Громкий, дразнящий смех женщины заставил профессора неодобрительно поморщиться – Ты, Иська, не иначе решил своего реликтового на живца брать?..

– Да уж не без того, – ответил за Шихмана профессор Беллинг. Помрачнел, сделался похожим на крестьянина, у которого увели лошадь, и пояснил: – Это, изволите видеть, моя новая ассистентка. Прежний… толковый парень был…

– Был?

– Да похоже, что «был». Прямо накануне поездки угодил под машину, причём так, что до сих пор в коме лежит. А эта… Если её что и интересует в гоминоиде, так только размеры его пениса…

Неизвестно, как у снежного человека было с мужской доблестью, а вот профессор Беллинг говорил по-русски превосходно, немного акая, как подобало бы коренному жителю Подмосковья. «Откуси я собственную голову – опять наш человек, – Звягинцев посмотрел на его широковатый курносый нос, на крупные мужицкие руки, вздохнул. – Чёрт, чёрт, чёрт. Вся наука у них заквашена на русских мозгах. А в самой России скоро останутся только чекисты, политики и новое поколение, которое выбирает экстази. И хрен бы с ними со всеми, да за державу обидно…»

Чтобы не расстраиваться, он заставил себя улыбнуться и произнести бодрым голосом:

– Итак, коллеги, давайте к делу. Выдвигаемся к месту разбивки лагеря колонной, мы идём в голове, вы замыкаете, связь по телефону. Остановки по мере надобности, не более пятнадцати минут. Надеюсь, господа, вы кока-колы перед дальней дорогой не перебрали? – Он снова улыбнулся, хлопнул Изю по плечу и закричал громче, чем следовало: – Иван Степаныч! Поехали!

Поехали. Сразу выяснилось, что в городских условиях Петро, оказывается, водит свой драндулет сдержанно, тактично, а главное, с огромным уважением к правилам дорожного движения… Во всяком случае, так стало казаться по сравнению с тем, как он повёл себя на шоссе. Ах, какой русский не любит быстрой езды?.. И уважает кровососов-ментов?.. А ещё Петро обожал громкую привольную песню в исполнении бортовой электроники. Такую песню, чтобы в лад с ней гулко вибрировала броня, буйно пульсировала кровь и в размере четыре четверти ходили ходуном все внутренние органы. Особое предпочтение он отдавал творчеству команды «Сектор Газа» и проникновенно волнующему баритону Аркадия Звездина-Северного.

Словно стальной болид летел вдоль осевой ревущий БТР, только мелькали за бортами северные ели. Эдик от звуков музыки неожиданно оклемался, даже начал подпевать:

– Юбку сдуло, обнажился срам…

Слуха у него никакого не было, голоса тоже. Готовый эстрадный певец.

За Кильдымстроем, там, где стоял знак ограничения скорости и затаились с радаром алчущие гибэдэдэшники, один из них сунулся было с полосатым жезлом на обочину, но, поподробнее разглядев колонну железных монстров, сразу поскучнел и убрался в патрульный «жигулёнок». Дескать, едет себе БТР со свитой – и нехай едет…

– Что, вспомнили Васю Грызлова? – Оторвавшись от окна, старший прапорщик почему-то решил объяснить происходившее Вене Крайчику. – Пристали как-то к Петрухе: «Ну-ка, покажи права, не просрочены ли?» А я в ответ: «Хрен вам, у вас сейчас „жигулёнок“ будет просрочен!» – ну и длинной очередью из пэкатэ72 поверх фуражек. Сразу, гады, отлипли. Пристали тоже. Какие, в жопу, у нас в штрафбате могут быть права? У Петрухи и воинского билета-то нет, не положено ему, бедолаге…

Грохотали динамики и моторы, убегала назад выщербленная асфальтовая лента. Водители встречных машин загодя шарахались к обочине. Колонна двигалась на юг.

За четвёртый интернационал!

– Хорошее место. – Профессор Шихман, разминая ноги, вышел на самый берег озера, повернулся к Звягинцеву, вылезающему из бэтээра. – Вот она, природа-мать. – Закурил с глубокомысленным видом сигару и махнул ею в сторону Джозефа Брауна. – That’s the place. Send the signal.73

– Aye, sir!74 – Оборвав непроизвольное движение, странноватое для святого отца (рука дёрнулась отдать честь), тот выволок из джипа объемистый металлический кофр. Откинул крышку, развернул большую, похожую на зонтик антенну и с ловкостью профессионала принялся нажимать кнопочки.

– Ну и что это такое? – Звягинцев расстегнул ремешок каски и хотел вернуть её внутрь бэтээра. Оттуда послышался грохот. – Американская техника на грани фантастики?

После трёхчасового путешествия в стальной ревущей коробке он слегка оглох и говорил очень громко.

– Это, Лев Поликарпович, приводная радиостанция с маяком. – Скудин поставил наземь нерешительно высунувшуюся в люк Виринею и приступил к ответственной операции – выгрузке Эдика, снова впавшего в состояние ступора. – Сигнал через спутник даст команду компьютеру самолёта, и тот, повинуясь целеуказанию маяка, сбросит груз в требуемую точку. Ничего особенного, отработанная схема.

«А у Гринберга, интересно, план разворачивания лагеря каков?..»

Как вскоре выяснилось, российская сторона предпочла действовать по старинке.

– Петро! Ракету! – скомандовал Грызлов. Зелёный сполох с шипением прочертил небеса, и старший прапорщик беззлобно выругался: – И не так, и не в мать! По новой давай! Товарищ генерал-майор красную приказали!

Тут ожила сотовая трубка Скудина и заговорила голосом капитана Грина:

– Командир, ты? Всё в лучшем виде. Буду минут через сорок, ждите. Всё, до связи, извини, некогда…

– Угу, – сказал Кудеяр. Его слуха успел достигнуть свирепый рык Гринберга:

– Я тебя, полковник, в Чечне сгною!!! Где доски, твою мать?

Затем что-то грохнуло, и связь оборвалась.

«Ну, Додикович, точно не миновать тебе цугундера…» Иван обречённо вздохнул и закричал своим:

– Боря, разводи костер, корми людей. Тушёнка с перловым концентратом у меня в сидоре…

После перелёта и немилосердной тряски в бэтээре есть ему хотелось попросту зверски.

– О, это дело, – вроде бы и не слушавший Василий Грызлов выплюнул окурок, нетерпеливо стукнул по броне. – Петро, у нас гранаты остались? Ты бы, может, вылез, глушанул рыбки на ушицу?

– Лимонки найдутся! – Из недр бэтээра показался Петро. Он держал подсумок с оборонительными гранатами Ф-1, осколки которых, как мы все давно усвоили из новостей, разлетаются на двести метров. – Мины ещё есть. Противопехотные. Посмотрим, водятся ли в этом озере водолазы…

Внешне он был очень неказист. Щуплый, угловатый, с бледным, невыразительным лицом. На левой руке синела татуировка: «Раб Ельцина», на правой – «ДМБ 2010».

Подошедший профессор Звягинцев замахал на них руками:

– Боже сохрани вас, товарищи, ни перлового концентрата, ни тем более гранат! У американцев уже всё готово, приглашают перекусить. По-походному, чем Бог послал, говорят, обычный пехотный рацион. Пошли, а то обидятся.

Дважды повторять не пришлось! Тем более что походный американский рацион действительно ничего особенного из себя не представлял. Так, на один зуб, – всего-то тушеная свинина, жареный цыплёнок, шоколадные крекеры и на десерт – кекс. Скукотища, одним словом. Ни тебе какой романтики: унифицированные упаковки, стерильная чистота, саморазогревающиеся химическим способом котелки, в которых харч через три минуты доходит до оптимальной, научно выверенной температуры. Все желающие могли завершить трапезу чашечкой растворимого кофе, вскипятив воду в стандартных опять-таки кружках. С помощью топливных таблеток триоксана и миниатюрных пожаробезопасных примусов. Плюс на выбор три сорта жевательной резинки ради профилактики кариеса… То есть не походно-полевая жизнь, а прямо по анекдоту: «Вам охота на дачу, а дачи у вас нету? Не беда. Отключите в квартире свет и газ, заколотите мусоропровод, ванную и туалет…»

– Да… – задумчиво протянул Грызлов, вычищая из зубов остатки жареного цыпленка со сложным гарниром. – Это не макароны с манной кашей в одной миске… а, Петро?

– И не гороховое пюре, – проворчал тот. Вспомнил, наверное, как в столовке они снайперски запускали миски с упомянутым пюре: те взлетали, вращаясь, под потолок и… приклеивались к нему. Причём насмерть.

Пить кофе Петро не стал, принёс из бэтээра пачку чая и принялся варить в стандартной американской кружке русский чифирь. Когда закипело, он шумно отпробовал и, сразу угадав в Эдике родственную душу, дал приложиться ему.

– Глотни-ка, кореш… с первого подъёма…

Генералов сын сразу оживился, протянул дрожащую руку к дымящейся кружке и… В это время в небе раздался гул, и на фоне солнца показался силуэт «Геркулеса». Громадный самолётище заходил на цель. Вот рёв двигателей сделался гуще, раскрылись створки рампы, и в безоблачной синеве стали распускаться алые купола. Это спускались контейнеры с оборудованием, палатками, приборами и провиантом. Компьютер мгновенно оценил высоту выброса, влажность воздуха, силу и направление ветра, сделал поправку на турбулентность потоков и среднестатистическую ошибку пилотов, а также на рельеф местности и близкое расположение обширных водных пространств. Математический расчёт, прецизионная точность… Под конец блистательной выгрузки головорезы отца Джозефа, правда, чуточку опустили павлиньи хвосты. Триумф американского технического гения всё же оказался неполным. Последний контейнер (в котором, как выяснилось чуть позже, находилось с полтонны жратвы) почему-то шлепнулся аккурат метров за тридцать от намеченной цели, угодив прямёхонько в озеро. Однако – всё предусмотрено, полная герметичность! Контейнер немедленно всплыл, огромным поплавком закачался на водной глади.

– Never mind!..75 Сейчас активизируем нашу самонадувную моторную лодку…

Торопиться было вроде бы некуда, и преподобный Браун с братвой для начала занялись более важными делами: самоустанавливающимися утеплёнными палатками, разноцветными, словно боевая раскраска индейцев из племени делаваров (то бишь коренных американцев, как теперь принято говорить)…

Однако судьба не сулила им пристойно и благочинно довершить начатое. С востока послышался чудовищный гул, по сравнению с которым звук двигателей «Геркулеса» сошёл бы за стрекот кузнечика. По глади озера побежала беспокойная рябь, столетние ели откликнулись мелкой дрожью ветвей, а Кнопик, заскулив, принялся срочно готовить окоп – даром, что ли, его дед по материнской линии был настоящим терьером!76

Из-за леса выплыли в небо тяжёлые винтокрылые машины. У трёх покачивались под брюхом вагончики-бытовки, четвертый вертолёт транспортировал нечто отдалённо напоминающее контейнер со смертоносными кассетными бомбами.

– Holy shit!77 – Глаза у преподобного Брауна расширились от изумления, он захлопал по карманам в поисках фотоаппарата, оказавшегося, естественно, в нужный момент вовсе не под рукой. – Black Sharks! Alligator!!! Oh, goddam it all to Hell…78

Следом за вертолетами под душераздирающий рёв моторов, лязг траков и скрежетание металла по камням появилась четвёрка, танков. Запряжённые цугом, они тащили титанического размера волокушу, груженную стройматериалами. Сзади подскакивал на недоразглаженных танками ухабах новенький «ГАЗ-66» с фургоном-дизельгенератором.

– Oh fuck my mother twice! – Джозеф Браун замер на месте, сигарета выпала у него изо рта. – This is the «Black Eagle» himself,79 мать его за ногу.

Всё его семейство – братья во Христе и Христова сестрёнка – дружно впало в некое подобие экстаза, словно им явился собственной персоной Спаситель. А пришествие всё продолжалось. Едва танки, угомонившись, застыли порыкивающими чудовищами, как раздалось завывание стада доисторических динозавров, и на водной глади в облаке брызг возник огромный, стремительно приближающийся блин. Озеро под ним, казалось, так и кипело.

– Ни хрена себе, – только и смог пролепетать Джозеф Браун. И замотал головой, словно отгоняя привидевшихся дьяволов со всеми их кознями. – It’s impossible!

– Impossible! Impossible!80 – подхватила братия. Видимо, так у них, на растленном Западе, в религиозной среде принято было реагировать на чудеса. А если серьёзно, подтянутые братки остро переживали, что нет возможности сфотографировать этот огромный, ощетинившийся самым современным вооружением ревущий блин – последнюю суперсекретную модель российского десантного экраноплана «Чёрный вихрь», способного на равных вести бой с эсминцем.

А «Вихрь» тем временем прошёлся по воде аки по суху, сбавил скорость, прытко выполз на берег и, отвечая своему назначению, выпустил из необъятного чрева десант – роту стройбатовцев с лопатами и пилами. Предводительствовал коими сущий дядька Черномор (или, учитывая географию, Беломор?..) – красномордый и мутноглазый, не проспавшийся после вчерашнего капитан.

– Становись, ёксель-моксель! – Он был небрит, зато по-командирски немногословен и строг. – Смирно! Равнение на дирижабль!

И тут с зависшего над землей «Аллигатора», перекрывая чудовищный шум, раздался громоподобный, как знамение Господне, голос:

– Здравствуйте, товарищи! Приказываю приступить к работам согласно утвержденного мною плана!

«Согласно утверждённого? Или утверждённому?..» – задумался над вечной филологической проблемой Кудеяр. Голос принадлежал Гринбергу.

– Ура! – задрав головы к небу, дружно отозвались стройбатовцы. Им было не до языковедческих тонкостей. Сказали «копай от меня и до следующего столба» – значит, надо копать…

И буквально через минуту на берегу озера закипела работа. Кто отцеплял и устанавливал вагончики-бытовки, кто зарывался в землю, кто пилил уже покрашенные, с загнутыми и торчащими гвоздями доски. Стук молотков, грохот кувалд, витиеватый мат командиров…

Семейство Брауна взирало на стройку века в молчаливом остолбенении. Шихман курил очередную сигару, едко усмехался – он-то видел в «Совдепии» и не такое. Особенно пока работал ассенизатором. Беллинг оставался убийственно спокоен. По сторонам не смотрел, ничему не удивлялся, занимался своими делами. «Как пить дать, тоже жил в России, – подумал Лев Поликарпович. – Нет, точно бывший наш. И вообще у них там, куда ни плюнь – если не по бабушке, так по дедушке – одесский еврей…»

В общем, лагерь россиян вырос на голом месте поистине с потрясающей скоростью. Уютное жильё, баня, открытая летняя кухня, сортир на четыре посадочных места (армейские умельцы прорезали очки в форме сердечек, получилось очень трогательно и романтично). Наступила завершающая фаза строительства. Командиры взводов во главе с похмельным капитаном отцепили от брюха «Аллигатора» загадочный контейнер, вертолет легко приземлился… и из него вышел Евгений Додикович Гринберг. В точности по знаменитому анекдоту, увенчанному фразой: «…И тут выхожу я во всём белом». Ну, не совсем во всём белом – так, в скромной полевой форме генерал-майора. Тем не менее явление Додиковича народу эффект возымело охренительный. Так, наверное, выходил к своим «чудо-богатырям» полководец Суворов. Тоже, кстати, внешне достаточно неказистый, и притом ещё старенький, но ведь шли же за ним и на Чёртов мост, и через заоблачные альпийские перевалы… А что? И пойдёшь, и полезешь ещё куда похуже, если тебе прожгут душу таким вот взглядом. Воистину фельдмаршальским, пронимающим до печёнок…

– Спасибо, ребятушки! – заорал полководец и опять же по-суворовски повёл рукой. Скудину даже показалось, что на глазу у него блеснула слеза. – Благодарное Отечество вас не забудет! Виват Россия! Ура! Вольно.

Подойдя к контейнеру, Гринберг резким движением сорвал пломбу.

– Товарищи офицеры, ко мне.

В его руках прямо из воздуха возникли блокнот и калькулятор: боевой генерал на глазах превратился в прожжённого завмага.

– Так… авиаторы… десять мест «Чёрной смерти». Берите, берите и – слушайте, не крутите мне яйца! Бой за ваш счёт. Ладно, только из уважения к вам – тару можете оставить себе…

Соблюдая субординацию, на малой скорости к контейнеру подъехал БТР. Василий Грызлов погрузил три ящика «Спецназа», одну бутылку сунул в люк водителю, другую распечатал сам, глотнул:

– Нормальный ход, Петруха, не палёная, не левая. Жми давай, может, те менты ещё стоят, согнем их в Курскую дугу. А потом – к Лидке…

Получив водочное довольствие, войска стали быстро рассредотачиваться – танкисты скрылись за лесом, авиаторы взмыли в небо, строительный легион унёсся на крыльях «Чёрного вихря». На берегу вновь настала тишина, и была бы она вполне богоугодной и благолепной – если бы не перекликались, отходя от пережитого ужаса, оробевшие птахи… да не матерился истошно, мешая русский с английским, и не только, преподобный Джозеф Браун. Святой отче как раз обнаружил, что контейнер с провиантом таинственным образом исчез с поверхности воды. Утонуть он не мог, далеко уплыть тоже… Но не ревел ли «Вихрь», уносясь прочь, на четверть тона ниже, чем по прибытии?..

– В целом молодец, Додикович. – Кудеяр скупо улыбнулся подчинённому. – Благодарность тебе от месткома. Мафиозо хренов…

– Спасибо – оно не шуршит, не булькает и шубы из него не сошьёшь… – пригорюнился было прагматичный Гринберг… но тут взглянул через плечо на мисс Айрин, возникшую, словно мимолетное виденье, неподалеку, и сразу приосанился, звякнул генерал-майорскими правительственными наградами, втянул и без того впалый живот, выпятил грудь. – Вы обедали? Жрать что-то хочется…

– Американцы покормили. – Скудин внимательно наблюдал, как Джозеф Браун, стоя в резиновой лодке, промеряет шестом озёрную глубину. – Свининой. Иудеям всё равно нельзя.

– А кто вас спрашивал о свинине? – парировал Гринберг. – Слышь, командир, может, устроим товарищеский ужин и всех пригласим? – Не отрывая взора от прелестей сестры Айрин, Женя плотоядно оскалился, плюнул на ладонь и пригладил чёрные, коротко стриженные, чтобы не курчавились, волосы. – Как говорится, от нашего стола вашему столу. У меня там бастурма замаринована…