Аленький цветочек Семенова Мария

Большое плавание

Потом наступил понедельник. Действительно – наступил. Всем и каждому на больную мозоль.

С самого утра обнаружилось, что испарился Эдик. Затем стало ясно, что вместе с ним пропал Кнопик. А также надувная моторка – и все наличные запасы чая на кухне. Поднятый по тревоге спецназ нашёл в Эдиковых апартаментах записку красным фломастером на туалетной бумаге: «Уехали играть в Му-му. К обеду не ждите».

– Я тебе покажу Му-му! Олигофрен!..

На обычно сдержанного профессора Звягинцева было страшно смотреть. Зимой по телевидению показывали китайский фильм о юной и бесправной наложнице какого-то древнего императора. Единственным близким существом у неё был пушистый белый котёнок, привезённый из дому. Однажды ночью злобная завистница истребила зверька – знай, мол, своё место, ничтожная девка!.. А та очень скоро взяла да и сделалась единоличной всевластной императрицей. И, как положено в таких случаях, всем всё припомнила. И вот богато одетую придворную даму тащат варить в котле с маслом: «За что, Ваше Величество?..» – «За моего котика!» И зрителям, только что осуждавшим жестокие древнекитайские нравы, становится совсем не жалко красавицу, гибнущую в котле…

– Изя! – ворвался Лев Поликарпович к Шихману. – У тебя в хозяйстве лодка найдётся? Не одолжишь?

Кажется, попадись ему сейчас Эдик, точно остаться бы генералу бездетным. По крайней мере – безвнучным.

– У нас всё есть, сейчас надуем, – Шихман успокаивающе положил руку ему на плечо, взял переговорник «уоки-токи» и перекатил сигару в другой угол рта. – Джозеф! Активируйте, пожалуйста, резервную десантную лодку. Да. Полный бак, если можно. И побыстрее, ради Бога. Речь идёт о жизни и смерти.

У него самого настроение было паршивое. Братья Бенджамин и Хулио до сих пор не вернулись с охоты, да ещё и категорически не выходили на связь. Жареная оленинка грозила выйти боком: как бы вместо реликтового гоминоида не пришлось заниматься их паршивыми задницами…

– Спасибо, Изенька. Сейчас поплыву искать сукина сына… – Звягинцев благодарно кивнул и, уже повернувшись, добавил сквозь зубы. – Ты только не подумай, я не о собаке своей говорю.

В это время раздался писк зуммера. Тотчас ожил, осветился экран монитора, и Шихман в возбуждении схватился за рацию:

– Алло!!! Беллинг? Сработала система наблюдения! Быстрее, коллега! Похоже, мы таки ухватили гоминоида за его волосатую жопу!

Жизнь в Америке не прошла ему даром. У них там весь бытовой юмор пребывает «на уровне ниже пояса» – либо о сексе, либо о задницах.

Между тем камера, расположенная невысоко над землёй, действительно давала крупным планом… зад какого-то человекообразного существа. Существо сидело на корточках, заросшее густым волосом седалище еле-еле умещалось в экран…

– О-о-о!

Звягинцев даже вздрогнул: качество изображения было таково, что Лев Поликарпович на миг испугался, как бы торжествующий вопль Бубенчикова, ворвавшегося в палатку, не спугнул неведомое создание. Андрей же Павлович, ни на кого не обращая внимания, приник к монитору, в его голосе слышалось счастье учёного, дорвавшегося до сенсации:

– Это невероятно! Каков характер оволосения! Ничего подобного никогда не встречал!..

Несколько секунд прошло в торжественной тишине: возможно, они самыми первыми из людей созерцали кадры, которым суждено будет обойти весь мир.

– О, да оно испражняется совсем как человек! Видит Бог, оно разумно! – вновь задохнулся от восторга Бубенчиков. И перешёл на умоляющий шёпот: – Дайте общий план, коллега, я хочу оценить его телосложение…

– С удовольствием. – Шихман что-то переключил… и по палатке прокатился стон горького разочарования. С телосложением у существа оказался полный порядок. Вот только вместо собственного меха или, на худой конец, звериных шкур оно было облачено в камуфляжную форму. Справив нужду, существо подтёрлось листочком, застегнуло штаны… и, осмотревшись, громко закричало голосом брата Хулио:

– Эй, Бенджи! Греби сюда, тут какие-то motherfuckers108 устраивали пикник!

– Как эти Russians вообще здесь живут? – Брат Бенджамин приблизился с хмурым видом, разгрыз хрустящий крекер и слегка повеселел. – Помнишь, в Аризоне нам тоже сперва показалось, что мы и дня не протянем?

– А то. – Брат Хулио снял с ветки пакет чипсов, повешенный наивными учёными в надежде, что яркий целлофан привлечёт любопытного гоминоида. – Потом выяснилось, что it creeps with rattlers109 и что rattlers очень вкусны…

И оба «брата во Христе» принялись с жадностью поедать приманку, заготовленную для снежного человека.

– И смех, и грех. – Звягинцев вздохнул и, старательно отворачиваясь, чтобы не травмировать своим весельем скорбящих коллег, пошёл готовиться к плаванию.

Отчалили втроём. Профессор, которого никакая сила не свете не заставила бы отказаться от самоличных поисков Кнопика. Скудин, матерясь тащивший крест персональной ответственности за Эдичку. И Буров – в качестве рулевого. Американская лодка, снабжённая мотором «Меркури», ласточкой резала водную гладь, в кильватере расходились волны. Голубое небо отражалось в зеркале озера… Вот только было это зеркало чёрным, недвижимым и непроглядным, полном скрытой угрозы.

– Резвый мальчонка, такую мать!.. – Скудин поднёс к глазам бинокль и, заметив дым на горизонте, скомандовал Глебу: – Влево двадцать. К острову.

Эх, не потребовал он у Владимира Зеноновича исключительных прав в отношении отпрыска! До смертной казни включительно!.. Совсем дурак стал – даже и расписки не взял, чтобы никакого спросу с него, ежели вдруг что. Ну как есть старый дурак… Зато очень к месту вспомнились рассказы Данилова о том, что Костяной – заповедное место, пуп земли, и ходить туда могут лишь нойды, да и то не всякие, только «шибко сильные». Боже упаси простого смертного ступать на священный берег и уж тем паче трогать, тревожить вековой покой жертв – рогатых черепов, лежащих здесь с давних пор и давших острову имя. От старинных костей зависит ход жизни, для нарушителя запретов дело может кончиться худо… Примеров тому не счесть. И тонут, и погибают от ударов молний, и скоропостижно кончаются от неизвестных причин… А теперь вот нелёгкая занесла в гости к духам генеральского отпрыска…

Костяной надвинулся как-то неожиданно, словно идущий встречным курсом огромный авианосец, закамуфлированный от посторонних глаз лесом. А может, не врут саамские легенды и он в самом деле способен плавать по водам, направляемый волей владычицы Сациен?

– Глеб, глуши мотор, – за кабельтов110 до острова приказал Иван и хмуро взялся за вёсла. А когда ткнулись в песок, первым делом бросил на берег монетку. Жёлтенькую, как полагалось. Может, и предрассудок, только на душе как-то спокойней…

Костяной горбился над водой скалистым хребтом. Не зря говорят саамы, что виден он с любой точки озера. Вот его Эдик и высмотрел. Волны легонько бились о замшелые камни, и больше ничего не нарушало святой тишины – ни птичьи голоса, ни цоканье белки, ни лосиный рёв. Даже ветер, казалось, на остров не залетал. А если и шевелил ветви деревьев, то совершенно беззвучно.

– Весёленькое место… как в гробу. – Глеб непроизвольно понизил голос. Вытащив лодку, указал на следы, едва заметные между осклизлых камней. – Смотри, командир! Свежие.

Тут же неподалеку отыскалась и лодка, упёртая Эдиком. Небольшая, с электрическим моторчиком – только в Пионерских прудах плавать…

– Вот клоун! – ещё больше помрачнев, Скудин первым полез через древние валуны. – Верной дорогой идём, товарищи… К чёрту на рога…

Действительно, чем дальше от берега, тем больше на земле становилось рогов. Они были сложены на первый взгляд безо всякого порядка, и лишь затем становилось понятно, что порядок здесь очень даже был, но совершенно особый, понятный лишь нойдам – тем из них, кто до сих пор приносил жертвы духам и тем регулировал извечный ход жизни.

– Как здесь неуютно… – Звягинцев передёрнул плечами, зачем-то оглянулся, поставил палкой точку на мху. – Того гляди избушка на курьих ножках появится!

Он тоже непроизвольно понижал голос до шёпота, хотя был не из робкого десятка и к тому же потомственный атеист.

Иван привычным жестом тронул кобуру «Гюрзы» – не удержался, прихватил в дорожку. Древние были правы: хочешь мира, готовься к войне. Ствол, кстати, был не маркированный, сугубо «левый» – Гринберг, как обычно, по случаю прикупил в городе Климовске.111 Буров промолчал, вздохнул и глубоко в душе пожалел, что не взял «Светлячка». Его не покидало чувство, что кто-то невидимый пристально смотрел ему в затылок.

Скоро едва заметная тропинка пошла в гору, лес внезапно расступился и открыл вид на идеально круглую поляну, густо усеянную валунами и пирамидами-святилищами, искусно сложенными из оленьих рогов. В центре у векового обглоданного, временем сейда горел весёлый костерок. Эдик, расположившийся возле, не сводил мутных глаз с ведёрка, висевшего над огнём. Дымные языки лизали молитвенный камень, чёрное варево пёрло из посуды, распространяя ядрёный, безошибочно узнаваемый чифирный дух.

– Ну, жизнь… – обжигаясь и капая себе на штаны, Эдик снял ёмкость с огня, зачерпнул кружкой, дуя, поднёс к губам… и вдруг, вздрогнув всем телом, вылил дымящуюся жижу себе на куртку.

Увидел Скудина.

Иван, тихо свирепея, взял его за ворот. Поднял. Встряхнул:

– Где терьер?

– Я те чё, Карацупа112 при вашем кабсдохе? – Эдик издевательски скривился, не сводя тупого взгляда с курящегося ведра. – Сексует где-нибудь. Гон у него. И ваще, я здесь по делу. Буду регистрировать фирму «Рога и копыта». Вишь, сколько добра вокруг пропадает? Как всегда, на золоте сидим, а использовать…

– Кнопик! Ко мне! – отчаянно закричал Звягинцев. Он ждал, что в лучшем случае откуда-нибудь издали отзовётся слабенький визг, но, по счастью, ошибся. Пёсик выскочил на поляну стремглав и сразу бросился к хозяину, сходя с ума от радости, что тот наконец появился. Он был взъерошен, измаран в грязи и поджимал хвост. Он опять был явно напуган – и это при том, что все справочники по собакам приписывают терьерам удивительное бесстрашие!

– Насчет копыт это ты точно заметил. Скоро ими накроешься… – Скудин на весу передал Эдика Бурову, кажется, это у них уже входило в привычку. Как и последующее вытирание рук о штаны. – За срыв экспедиционного дня ответишь по всей строгости. Если доживешь.

Он не торопясь, под истошный крик генералёнка, залил чифирём костёр. Мрачно осмотрел закопчённый сейд, изгаженную поляну… Вздохнул.

– На месте духов, – сказал он, – я бы не простил.

Буров и Лев Поликарпович молча с ним согласились.

Быстро, стараясь поменьше оглядываться, вернулись на берег. Взяли на буксир Эдикову лодчонку, отчалили… Ровно застучал патентованный «Меркури». Остров начал постепенно уменьшаться в размерах. Из авианосца превратился в линкор, затем в крейсер, наконец в подводную лодку, та начала потихоньку погружаться…

«А может, пронесет, чем черти не шутят…» Иван взглянул на кромку берега, с тоской подумал было о куреве, и в это время лодка вздрогнула, мерный стук «Меркури» оборвался. От наступившей тишины даже зазвенело в ушах.

– Налетели на что-то. Камень, или, может, коряга… – Глеб попробовал запустить мотор. Тщетно. Прищурившись, он быстро взглянул на Скудина. – А впрочем… на этой глубине… Очень странно.

Иван не ответил. Он смотрел на небо, где начало происходить нечто малопонятное. Вопреки всем физическим и метеорологическим законам над Костяным вдруг неизвестно откуда возникли тучи. В кино, когда надо изобразить пришествие потусторонних сил, такие создают с помощью компьютерных спецэффектов. А тут всё происходило вживую! Вскипая, словно в адском котле, тучи стремительно разошлись вдоль всей линии горизонта, налились грозовой фиолетовой тяжестью и стали быстро затягивать небесную синеву. Путь их был отмечен сверканием молний и сплошной сиреневой стеной дождя.

– Пошла потеха! – Скудин схватился за вёсла, бешеным гребком взрезал всё ещё безмятежную поверхность озера. – Глеб, режь буксирный конец! Мотор на дно!

– Есть, командир, – откликнулся тот. Всё лишнее тут же отправилось на игрушки лопарским водяным духам, однако стихию это не умилостивило и не остановило. Она надвигалась со скоростью курьерского поезда. Потом налетела – и началось. Кто это сказал, что девятый вал бывает только на море?

«Упавший» с острова шквал мигом развёл волну – лихорадочно частую, с белыми барашками на гребнях. Лодку крутило, вертело, захлёстывало и несло куда-то в совершенно неведомом направлении – и берег, и все прочие ориентиры мгновенно скрылись из глаз. И всё это под ураганный рёв, лиловые сполохи молний и крупнокалиберный, яростно лупцующий ливень.

Скудин грёб с бешеной силой, уже не помышляя скоро добраться до берега – знать бы, где он, берег, – просто чтобы не позволить волнам залить лодочку окончательно. Глеб вычерпывал воду и негромко матерился. Он в своей жизни видел много всякого разного, в том числе и глупейшую смерть, постигавшую очень крутых людей буквально на ровном месте. Поэтому с некоторых пор он твердо уверовал: от судьбы не убежишь, а значит, любую опасность нужно встречать достойно и без суеты. У Эдика открылась морская болезнь в самой острой форме, от него не приходилось ждать никакой помощи, только следить, чтобы не вывалился за борт. Кудеяр косился на него одним глазом. Он где-то читал, будто в старину таких Эдиков при аналогичных обстоятельствах выбрасывали в воду. Ох, правильно делали… Звягинцев, потерявший очки, беспомощный и промокший, крепко прижимал к себе Кнопика. «Вот тебе и Му-му…»

Скоро, не выдержав русского напора, одно за другим накрылись американские вёсла. Улучив момент, Скудин посмотрел на дисплей наручного «Касио». Он вообще-то ждал, что шквал выдохнется так же быстро, как начался, но ошибся. Счёт времени шёл уже на часы…

«Товарищи духи, – воззвал он мысленно, – ну нас-то за что? Мы ж свои. И монетку вам бросили…»

Стоило подумать – и неожиданно, как по волшебству (а впрочем, почему «как»?), буря превратилась в обычную непогоду: волны стихли, ветер ослаб, остались только тучи на небе да плотная завеса занудного дождя.

– Ну вот, кажется, пронесло… – Звягинцев погладил Кнопика, дрожащего, мокрого, несчастного, измученного страхом и качкой. – Чего доброго, в самом деле живы останемся.

– Не говорите «гоп», Лев Поликарпович, – посоветовал Скудин. Критически осмотрел нечто, бывшее при жизни веслом, протянул Глебу, сам взял другое, тоже изуродованное до невозможности. Взглянул на пришедший в чувство компас. – Давай, что ли, малый вперёд…

Грести пришлось ещё часа два, не меньше. Под аккомпанемент дождя, жуткие стенания Эдика и хриплое дыхание Звягинцева, вычерпывавшего воду: американская посудина, якобы предназначенная чуть ли не для океанской рыбалки, дала опасную течь. Наконец в мутной пелене показался берег, и на нем яркие огни фальшфейеров. Их ждали.

– Как выразился бы Грин, таки приплыли, – Скудин и Глеб с удвоенной яростью заработали обломками вёсел. – Как раз к обеду. Эй! Эдуард Владимирович! Как насчет стаканчика забортной водички? Ты ведь теперь моряк. Подводник почти…

– Папахену… скажу… – Генеральского сына в тысяча второй раз вывернуло наизнанку, одной желчью, весьма мучительно. – Папахен тебя…

– Знаем, слышали. Задвинет в Чечню. Сделает прапорщиком. – Лёгким движением Скудин выпрыгнул за борт и по колено в воде стал выволакивать лодку на берег. – Только прежде я тебя человеком сделаю.

«По крайней мере попытаюсь…»

К ним уже бежали свои. Совали фляжки со спиртом, плащ-палатки, полотенца, сулили баню, обед и сухое исподнее, благо до лагеря было рукой подать. Боря Капустин поглядывал на Эдика, как Джек Потрошитель на лондонскую проститутку. Виринея почему-то плакала, Веня кутал Кнопика в простыню, близорукие глаза его светились неподдельной нежностью.

– Таки охренеть! – Шихман долго смотрел на остатки вёсел и, ни о чем не спросив, сказал только: – У нас тоже неприятности. Эти долбаные охотники вернулись с час назад, и ты бы посмотрел, Лёва, в каком виде!

Американцы пришли на танцы

А случилось с братьями Бенджамином и Хулио вот что. Погожим солнечным утром, бодрые, в благостном расположении духа они отправились охотиться на оленей. Добротно обутые ноги неслышно ступали по упругому мху, вокруг пели птицы, настроение было прекрасное – аымм! – подстрелить на жаркое местного moose or deer113 таким молодцам раз плюнуть. Дело мастера боится! По ту сторону топкого болота на лесистой горе брат Бенджамин вскорости засёк лосиную тропу, а брат Хулио – дымящийся, то есть совсем свежий помёт, и оба охотника в самом радужном предвкушении добычи двинулись вперёд по следам. Однако шли недолго. На пути «служителей Беговой мамы» точно из-под земли выросли двое в зелёных егерских фуражках с кокардами. Оба держали в руках ружья.

– Документы!

Эффект внезапности был таков, что братья во Христе не сразу сообразили – дорогу к добыче им преграждали два старика.

Оба – вооружённые.

Подумаешь, вооружённые.

Подумаешь, два старика… Не такое видали!

Не, ребята.

Не видали вы такого. Даже близко похожего не видали.

…Потому что это были совсем особенные старики. В Америке их очень любят показывать в кино, но в реальной жизни они практически перевелись. У нас, слава Богу, пока ещё нет.

Один из двоих был ростом прилично за шесть футов,114 с плечами не про всякую дверь. В тяжёлых ладонях, как в колыбельке, покоился «Вепрь». Если кому интересно, «Вепрь» – это далеко не берданка, из которой дедуля-сторож бабахает солью по мелким воришкам, забравшимся в огород. Это очень мощный нарезной карабин. Модификация ручного пулемета Калашникова. Если в вас попадут из такого, то немногое, оставшееся от вас, улетит назад вместе с дверью.

Второй старик, морщинистый, словно печёное яблоко, невысоконького росточка и то ли русского, то ли не совсем русского вида, клацнул затвором «Тигра». Что такое «Тигр»? А всё та же снайперская винтовка Драгунова, отлично известная специалистам всего мира. Что конкретно делает с человеком снайперская винтовка, не надо никому объяснять. Маленький старичок управлялся с ней как с органическим продолжением собственных рук.

– Однако по-хорошему просим! – проговорил он зловеще.

И у обоих дедов были зоркие, очень спокойные, безжалостные глаза.

Вот это, между прочим, и называется – застать в полевом нужнике со спущенными штанами.

Ax, бедные братья Хулио и Бенджамин! Самое обидное, что, очнувшись от мгновенного столбняка, они с большим опозданием идентифицировали обоих. Маленького – просто узнали. Они видели его в день приезда: это он чуть не застрелил русского начальника expedition, это его с большим трудом утихомирил commander Skudin… Потом узнали и рослого старика. Его они ни разу не видели. Однако семейное сходство между ним и упомянутым commander’ом никакому сомнению не подлежало.

Братья было обрадовались, но одновременное движение двух стволов уморило их радость в самом зародыше.

– Документы!

Увы, ни охотничьих билетов, ни разрешений на огнестрельное оружие, ни подавно лицензий на отстрел кого бы то ни было у братьев не оказалось. Зато во всей красе обрисовался языковой барьер:

– Экспедишен, – выдавали они, косясь на калибр 7,62, наведённый на них недрогнувшими руками. – Водка выпивайт… русски бледиш… Союз-Аполло, лайка, перестройка…

– Матка, яйки, млеко, сало, – фыркнул рослый старик. Знаем, мол. Слышали неоднократно.

– Экспедишен, значит? – Низенький нехорошо прищурил и без того маленькие, утонувшие в морщинах глаза – и жестом показал, чтобы нарушители разоружались. – Скидай стволы, говорю!

А чтобы было понятней, не целясь пальнул от бедра из своего «Тигра». И пуля прошла у вздрогнувшего Хулио по волосам.

– Живо у меня, однако!

– Давай, давай. – Его могучий напарник мягко сместился левее, спокойный взгляд был всё так же пристален и внимателен. – А то будет вам Пёрл Харбор.

Братья Хулио и Бенджамин были людьми многоопытными. Они оценили ситуацию сразу и безошибочно. И, решив попусту не геройствовать, положили на землю свои помповые ружья, отстегнули ножны с боевыми тесаками – и по команде «гнома», подкреплённой ещё одним далеко не холостым выстрелом, немедленно ретировались.

Куда глаза глядят.

Во всю прыть мускулистых тренированных ног.

Когда стало нечем дышать, они перешли на шаг и начали оглядываться, соображая, куда занесла их нелёгкая. Скоро выяснилось, что нелёгкая занесла их в узкое ущелье, стиснутое с обеих сторон отвесными скалами. Сюда никогда не заглядывало солнце, и на дне лежал снег. Талые ручейки бесшумно змеились между валунами. Было сумрачно, прохладно и тихо. Неестественно тихо…

– What fucking hell might this be?..115 – Брат Хулио зябко поёжился, невольно понижая голос, брат Бенджамин согласно кивнул. Ещё несколько шагов… И тут их глазам предстала огромная колонна, вырезанная из жёлто-белого камня и очень напоминавшая гигантскую свечу. Рядом лежал массивный обломок скалы, судя по всему – жертвенник. Oh, those Russians!.. В этой кошмарной стране водились не только старики со снайперскими винтовками, здесь, по-видимому, ещё и язычество вовсю процветало. С кровавыми человеческими жертвоприношениями…

Закалённая психика сработала моментально: мускулистые ноги опять понесли братьев по необъятным просторам Кольского полуострова. Пока не остановились на берегу маленького горного озера. Это было на редкость унылое место, просто-таки лунный цирк в миниатюре. Камни, камни, камни, ничего, кроме камней.

– Frankly speaking, brother, I’m a bit down,116 – честно признался брат Бенджамин. Брат Хулио согласно кивнул и крепко потёр коротко стриженную макушку. Эта привычка появилась у него совсем недавно. После того, как в четверти дюйма от черепа просвистели две пули.

Чтобы поправить настроение, братья выпили коньяку, закусили шоколадом из НЗ и решили связаться с базой. Fucking hell! Чёртовы рации не работали. То есть работали, но из них слышался только писк и треск. С горя братья ополовинили фляги и собрались возвращаться домой. Но и с этим вышли непредвиденные затруднения – компас определённо взбесился, стрелка, не останавливаясь, вертелась на оси.

Приборчик спутниковой навигации они с собой не захватили. Но было очень похоже, что и он здесь показывал бы какую-нибудь чушь.

– Goddam.117 – Братья двинулись дальше, решив полагаться на интуицию. Вскоре она привела их к огромному пирамидальному камню, сплошь покрытому плотной коростой разноцветных лишайников.

– I’m absolutely fed up with all this fucking hunting,118 – сказал брат Хулио, и было решено устроить у подножия менгира119 большой основательный привал. Добили спиртное, доели НЗ… И по специально отработанной методике погрузились в сон. В наставлениях было обещано – мгновенный и без сновидений…

…Как бы не так. Бедных братьев сразу принялись мучить ужасные кошмары. Привиделось такое, что врагу не пожелаешь. Хотя, впрочем, это уж в меру личной духовной продвинутости.

– Oh no, no, no!..120 – Проснувшись через считанные минуты, брат Хулио вскочил как подброшенный и испытал явное облегчение, убедившись, что привидевшееся не было явью. Его зримо трясло. Какой уж тут отдых!

– Oh no, have mercy, not this!..121 – Брат Бенджамин пробудился рыдая, точно первоклассник, которого привели на уколы.

Отдышавшись, они стали сравнивать пережитое. Обоих, как выяснилось, посетил сходный кошмар. Нечто жутко-извращённое на тему кастрации.

В молчании попили высококалорийной тонизирующей жидкости и мрачно отправились дальше. Куда? Спросите что полегче. Даже солнце здесь было какое-то неправильное и нипочём не желало указывать братьям дорогу. Очень скоро выживание сделалось попросту невозможно. Костер упрямо потухал, а если и горел, то на нём ни в какую не закипала вода, всюду слышались призрачные голоса, а на краю зрения мерещилось такое, что куда там привычным «ужастикам» с их беленькими-пушистыми киношными монстрами. Хорошо ещё брат Хулио вовремя вспомнил о своём католическом происхождении, сотворил очень искреннюю молитву, и Создатель откликнулся. Присев по нужде, Хулио заметил остатки чьего-то пикника. У тропинки валялся недоеденный харч и к тому же, о новое чудо! – свой, привычный, американский. Наверное, благодарственная молитва брата Хулио вышла не такой горячей, как та первая, ибо почти сразу после негаданной трапезы небо затянули тучи, задул ветер и хлынул дождь, вскоре превратившийся в отчаянный ливень. Положение вымокших, с подведёнными животами добытчиков сделалось уже вовсе плачевным… как вдруг брат Бенджамин разглядел сквозь хлещущую водяную стену красные сполохи огней.

Из последних сил, спотыкаясь, охотники пошагали на свет… и вот, о радость! – знакомые лица, милый сердцу берег озера… и разноцветные американские палатки. Ноmе, sweet home!122 Скорее нажраться до отвалу русской гречки – и спать, спать, спать… Только на сей раз безо всяких расслабляющих методик!!!

Между тем Звягинцев с Кнопиком и Скудин с Глебом Буровым тоже вовсю наслаждались благами цивилизации. Высушенные, отогревшиеся и сытые, они пребывали в том блаженном состоянии духа, когда на сердце воцаряются спокойствие и умиротворенность, а пережитые испытания кажутся пустячными и легко одолимыми. Что до Эдика – он в баню не пошёл, столовую проигнорировал и, переживая некое подобие катарсиса, лежал пластом. Как был – мокрый. И рыдал в голос.

– Косит под убогого, гад, чтобы не били, – определил его состояние Боря Капустин. И хрустнул пальцами, складывая пудовые кулаки. – На гной его пора… Человека делать, пока не поздно.

– Уже поздно, милый мой, характер ребенка формируется до трёх лет. – Гринберг прокалённой иглой вскрыл кровавую мозоль на ладони Скудина, хмыкнув, полюбовался на свою работу.

– «Болять мои раны на боке», – негромко пропел Кудеяр.

– «Одна заживаеть, другая нарываеть, а третия засела в глыбоке», – весело подтянул Гринберг. – Всё, командир, последняя, остальные и так пройдут. Теперь ссы на них, пока не иссякнешь. А если вдруг иссякнешь – поможем…

– Да уж как-нибудь справлюсь, – рассмеялся Иван. Давно когда-то в Анголе Грин фальшивил эту же песенку, зашивая ему глубоко распоротое бедро. Под руками не нашлось ни обезболивающего, ни антисептиков. Обошлись крепкой ниткой, обычной иглой… и человеческой мочой, имевшей на африканской жаре консистенцию густого рассола. Ничего – зажило как на собаке…

В это же самое время в вагончике у Звягинцева происходил небольшой междусобойчик, замаскированный под научный консилиум. На повестке дня была череда таинственных событий, несомненно между собой связанных. Явление первое – загадочный портрет в интерьере пещеры. Потом неприятности у братцев охотников. Теперь вот внезапный шторм на озере. Все это были определённо звенья одной цепи, только вот какой? Профессора общались не торопясь, покуривая и потягивая черный кофе с коньяком. Спешить было некуда – всё равно день уже пропал.

– Итак, досточтимые коллеги, мы столкнулись с рядом аномальных фактов. – Звягинцев задумчиво отхлебнул из чашки, качнул головой и подлил себе коньяку. – По-моему, мы имеем дело с целой совокупностью причин. Во-первых, особые геопатогенные зоны, через которые проходят космические энергоинформационные потоки. Во-вторых, уникальное строение земной коры. А именно, наличие в большом объёме ураноносных и редкоземельных руд. Энергоинформационный поток Земли свободно проникает на поверхность по застывшей вулканической магме, которая здесь словно гвоздь пронзает горную толщу. Результирующая всех этих факторов и приводит к аномальным проявлениям… коим мы с вами и были свидетелями. Есть возражения?

– Возражений нет, – проворчал Шихман. – Вот если мы ещё дотянем логические ниточки от этих отправных точек до, хм, сновидчески отрезанных органов наших охотников…

Тут надо заметить, что несколько раньше братья Хулио и Бенджамин, взятые учёными в оборот, мало-помалу отбросили спецназовскую застенчивость и рассказали обо всём, не утаивая деталей.

– Случайность – это тоже закон, имя которого до поры неизвестно. – Бубенчиков со вздохом вытащил роскошную пенковую трубку и принялся набивать ее ароматизированным табаком. – Мы сами с вами сплошные случайности. – Он чиркнул спичкой, закурил, и в воздухе густо запахло жасмином. – Хомо сапиенс совершенно не приспособлен к существованию на нашей планете. Сила тяготения для него велика примерно в два раза, биологические часы работают в ином ритме, чем у любого земного существа, необыкновенно мощный мыслительный аппарат используется лишь процентов на десять. Да ещё и неадекватно используется. Этакий самонадеянный недоросль с атомной дубиной…

– От которого шкафы нужно запирать, – перебил Бубенчикова Шихман.

– Вот их, кажется, и запирают, – хмуро проговорил Звягинцев.

– И за которым глаз да глаз нужен, – продолжал Шихман. – Хорошая опытная нянька. С ремнём…

Ему очень импонировали теории об инопланетном вмешательстве в исторический ход земных дел.

– Египетская цивилизация, – Бубенчиков поставил на столик опустевший стакан, – просуществовала в неизменном виде более трёх тысяч лет. Это при том, что жрецы владели секретами генной инженерии, ядерного распада и таинственной энергии «мармаш». Однако – кстати о няньках – никто не начал готовить на соседей бомбу, не занялся клонированием и не устроил Чернобыля где-нибудь в районе Абидоса. Техническое развитие не должно опережать ментально-этического – вот о каком законе пеклись жрецы-египтяне. Зато потом пошло-поехало. И вот приехали…

Он грустно махнул рукой.

– Похоже, космическая нянька потеряла квалификацию. Вместе с ремнём, – хмыкнул Шихман, закрывая «конвульсиум». – Мы, по обыкновению, знаем, коллеги, только то, что мы ничего не знаем…

– Зато другие не знают даже и этого, – хором процитировали Сократа Звягинцев и Бубенчиков-Беллинг.

Над Кольским полуостровом бушевала гроза, вызванная недовольством местных богов. Остальная планета жила по законам хомо сапиенса, которого давно не пороли ремнём. Сосед резал соседа из-за украденной курицы, правительства посылали свои народы в бой из-за нескольких квадратных километров песка или болот, никому на самом деле не нужных. Высоколобые умники в засекреченных лабораториях трудились над уже вовсе запредельными средствами уничтожения, а политики изобретали предлог испытать эти средства если не на соседях, так на собственных жителях…

Когда Лев Поликарпович Звягинцев наконец вышел из вагончика под ночной дождь и подставил ему лицо, холодные капли показались ему не наказанием, а благословением Божьим.

Тайны за семью печатями

В вагончике у Скудина было весело. Грин показал широту русской натуры – приволок из своего контейнера дюжину упаковок «Хольстена», связку хорошо провяленных лещей, мешок солёных фисташек, бочонок чёрных маслин, гору черемши и кадочку маринованного чеснока. Если добавить к этому благолепию горячую варёную картошку да колбасу… В общем, роскошные рестораны могут не беспокоиться. Никакие консомэ и жюльены не способны вызвать у русского человека такого гастрономического восторга. У правильного американского человека, как выяснилось, тоже. То есть, когда пришёл Звягинцев, интернациональный пир шёл горой.

Лев Поликарпович вежливо отказался от угощения, только попросил у Скудина спутниковый телефон. Набрал по памяти номер… На том конце трубку сняли без большого промедления.

– Алло? Володя? Да, я… всё благополучно, спасибо… У тебя-то, главное, как успехи?

Слышимость была великолепная.

– Работаю в поте лица, – бодро отозвался Гришин. Он, кстати, тоже что-то жевал. – Пока выяснил следующее. Рукопись выполнена на искусственно созданном языке, а потом ещё и зашифрована. Код очень сложный, но нет таких крепостей… Нет, правда, искреннее удовольствие получаю.

– Понял, Володя, спасибо. – Звягинцев вернул телефон, вторично, сославшись на непоколебимую верность отечественному «Бочкарёву», отказался от «Хольстена», накинул капюшон и двинулся сквозь дождевую стену к себе. В его вагончике всё ещё витал жасминовый дух, по крыше барабанили упругие струи, Кнопик подёргивался во сне, глухо рыча. Ни дать ни взять храбро одолевал неведомого врага, так напугавшего его на острове Костяном. Сон явно был увлекательным – пёсик проворонил даже возвращение хозяина, что в обычной жизни было ему несвойственно. Звягинцев включил автоматический чайник, сел и принялся барабанить пальцами по столу. Делать было решительно нечего. Спать ещё рано, а вот работать… Поднявшись, профессор взял с тумбочки творение Шихмана. Перевернул глянцевый лист с посвящениями и благодарностями… Иська благодарил многих. В том числе кондитерскую фирму «Анадама овенс»: «Автор, засиживаясь над рукописью допоздна, поглощал большое количество печенья, а потому…» Лев Поликарпович просмотрел оглавление и взялся за научные подробности. Его английский позволял читать без труда.

…Структура земной коры представляет собой одну большую неразрешимую загадку. Тайну за семью печатями. На суше её толщина составляет примерно двадцать миль, причем в горных районах эта цифра бывает и в два раза больше. А под поверхностью океана миль всего пять. Это странное явление ещё усугубляется тем, что отдельные огромные глыбы земной коры заглублены от поверхности на двести пятьдесят миль. В довершение, как бы специально, чтобы всё запутать, возраст океанической земной коры составляет не более двухсот миллионов лет, тогда как континентальная кора неизмеримо старше – до четырех миллиардов лет. Современная наука не в состоянии объяснить этот клубок противоречий, все теории фальшивы, наивны и как бы высосаны из пальца.

Между тем в древневавилонском тексте «Энума Элиш», датируемом примерно двухтысячным годом до Рождества Христова, рассказывается о вселенской катастрофе. Катастрофа заключалась в столкновении двух небесных тел, одним из которых была наша планета. Рассмотрение геофизических проблем с точки зрения данного эпоса всё ставит на свои места. Делаются корректны теории материкового дрейфа, равно как и концепция полой Земли. Кстати, древние шумеры называли нашу планету КИ, что буквально означает «создать внутреннюю полость».

Пусть это послужит нам лейтмотивом, в свете которого могут сделаться хоть как-то понятны нижеследующие факты и легенды, дошедшие до наших дней. В первую очередь стоит поговорить об Агарти, подземной стране высшего знания. Там обитают человеческие существа иного, более высокого порядка развития, сочетающие вечную юность и глубокую мудрость. Из древних легенд явствует, что властелином подземного царства является великийЦарь мира, как величают его на Востоке. Утверждается, что Агарти, основанная на принципах золотого века, существует более шестидесяти тысяч лет. Люди там не ведают зла и не совершают преступлений. Подземный народ, достигший невероятных вершин знаний, не ведает болезней и не боится никаких катаклизмов. Царь мира правит не только миллионами собственных подданных, но также – тайно – всем населением на поверхности. Ему ведомы все скрытые пружины мироздания, он постигает душу каждого человеческого существа и читает великую книгу судеб. Царство Агарти простирается под землёй по всей планете. В том числе и под океаном. Как рассказывают гималайские ламы, в пещерах Агарти существует особое свечение, позволяющее даже выращивать овощи и злаки. В подземных мастерских кипит неустанная работа. Там плавят металлы и куют изделия из них. В необыкновенных самодвижущихся колесницах проносятся жители Агарти по туннелям, проложенным глубоко в недрах… Уровень их технического развития поражает самое смелое воображение. Они в состоянии осушить моря, затопить сушу и возвести горы среди песков пустыни, могущество их практически безгранично. Когда-то благой царевич Шакьямуни, Будущий Будда, совершил восхождение в горы и обнаружил там каменные таблицы, испещрённые письменами. Он сумел расшифровать их только в старости. Тогда он понял, кому принадлежат найденные им скрижали, и самолично отправился в царство Агарти. Там он встретился с самим Царём мира, Брахитмой, и получил от него, дабы передать людям, священные знания.

С преданиями об Агарти перекликаются легенды о подземной цивилизации человекоподобных серпентоидов-«нагов». Мудрые наги – персонажи ведийского и индуистского пантеонов, полулюди-полузмеи, их змееподобное туловище оканчивается человеческой головой. Им принадлежит подземное царство Патала. Они живут в блистающих золотом и драгоценностями дворцах и владеют несметными сокровищами земли. Им ведома тайна эликсира бессмертия, с его помощью они способны не только неограниченно продлевать свою жизнь и сохранять вечную молодость, но и оживлять мёртвых. По слухам, один из очагов древнего змеиного царства находится в России, в Поволжье, на месте так называемой Самарской Луки.

Поскольку речь зашла о России, нельзя не вспомнить её национальный эпос, а именно предания о трёх подземных царствах: медном, серебряном и золотом. Популярность этой сказки превыше всяких сравнений, только опубликованных версий известно более пятидесяти, хотя главный стержень во всех вариантах остаётся неизменным. Во-первых, попасть в подземное царство не так уж сложно – нужно отворотить заветный камень, а там – дыра в землю, дальше – главное не теряться, не бояться. Во-вторых, во всех трёх царствах светло точно днём, то есть существует определенная светоносная эманация. В-третьих, там счастье и изобилие – живи не хочу. Таким образом, нам предстаёт классическая мифологема трёх стадий первоначального развития человечества: медного, серебряного и золотого веков.

Теперь, проигнорировав общеизвестное – легенды староверов о подземных хранителях ключей счастья, уральские сказы Бажова, северные предания о чуди, нибелунгах, карликах и клуриконах, – стоит вспомнить кое-какие факты из истории Третьего рейха. В 1938 году Германия вдруг обнаруживает необъяснимый интерес к Антарктиде. За неполные полтора года были осуществлены две антарктические экспедиции. Самолеты Третьего рейха произвели детальное фотографирование ранее совершенно неизученных территорий. При этом на вечные льды было сброшено несколько тысяч металлических вымпелов, несущих на себе знак свастики. Впоследствии вся обследованная территория получила название «Новой Швабии» и стала считаться частью Третьего рейха. Тысячекилометровые перелёты, сотни тонн сожжённого топлива, многомиллионные затраты… Для чего Германии понадобилась эта недоступная, далёкая, холодная территория площадью шестьсот тысяч квадратных километров? В 1943 году, когда, кажется, и без того хлопот был полон рот, гросс-адмирал Карл Дёниц обронил весьма примечательную фразу: «Германский подводный флот гордится тем, что создал для фюрера, на другом конце света Шангриллу – неприступную крепость». Уже после войны стало известно, что существовало совершенно секретное соединение германских субмарин, получивших наименование «конвой фюрера», в него входило тридцать пять подводных лодок. Весной сорок пятого года в порту Киля с них сняли всё вооружение, загрузили контейнерами с провизией и оборудованием – и отправили в Антарктиду, к Земле Королевы Мод. Далее сведения становятся всё более туманными. Известно только, что в январе 1947 года ВМС США, видимо, выжавшие из пленных немцев кое-какую информацию, решили провести операцию «Высокий прыжок». Возглавил ее адмирал Ричард Бёрд, ранее якобы обнаруживший, что на севере Аляски существует отверстие в земной коре, которое ведёт к обширному подземному району с тёплым климатом. Таким образом, Бёрд глубоко верил в концепцию полой Земли. В своем распоряжении адмирал имел весьма внушительные силы: авианосец и при нём ещё тринадцать боевых кораблей, а также двадцать пять самолётов и вертолётов палубной авиации. Всего в операции участвовало более четырех тысяч человек. Армада двинулась к Антарктиде и встала на якорь опять-таки вблизи Земли Королевы Мод. А затем произошло необъяснимое. Всего через неполный месяц, в феврале 1947 года операция «Высокий прыжок» была внезапно свёрнута. Мощная военно-морская эскадра, имевшая запас продовольствия на шесть—восемь месяцев, неожиданно возвратилась, и всё связанное с ней тотчас окружила плотная завеса секретности. Однако тайное рано или поздно становится явным. Просочилась информация, из которой следовало, что во время злополучной экспедиции случились потери: минимум один корабль, четыре самолёта и несколько десятков человек… Якобы Бёрд признавался потом, что прекращение исследований было вызвано действиями вражеской авиации. Таким образом, имеются по крайней мере косвенные данные о том, что нацисты сумели отыскать в районе Антарктиды вход в подземную полость и nocmpoили там мощный укрепрайон. Экспедиция Бёрда закончилась провалом, потому что на её пути оказались превосходящие силы противника. Мир праху адмирала, через несколько лет он погиб при совершенно таинственных обстоятельствах. Видимо, знания – и вправду слишком опасное бремя…

Пойдем дальше. Благоразумно оставим в стороне сделанное Эрихом фон Деникеном нашумевшее описание подземных катакомб в непроходимых джунглях Эквадора, эпохальные откровения таинственного Лобсанга Т. Рампы123, сенсационные результаты, полученные Мулдашевым124. Вернемся на территорию России, причём опять-таки не будем затрагивать общеизвестное – град Китеж или, к примеру, Мангазею Златокипящую125. Поговорим о подземном царстве, обнаруженном в самом центре России – в Поволжье. Странное это место, загадочное. Когда-то давно, ещё до Первой мировой войны, на поверхность выходили лазы к подземным убежищам. Ходили слухи, что в юности здесь бывала и медитировала мадам Блаватская, тогда ещё носившая девичью фамилию Ган. Немало известно и устных преданий о несметных сокровищах, хранящихся глубоко под землей, и о загадочных стражах, их стерегущих. Известны люди, которые видели таинственные лазы, не исключено, что спускались и сами. Но об этом молчат, не рассказывают. Всё дело, как обычно, испортило НКВД. В июле 1942 года во время наступления фашистов на Сталинград особисты, опасаясь диверсантов (а подземные коммуникации находятся на территории бывшей республики немцев Поволжья), взорвали все выходы на поверхность. Да так основательно, что расчистить старые спуски абсолютно невозможно. Единственное, что остается, – пробиваться по новой. В течение ряда летних сезонов группе энтузиастов во главе с известным изыскателем господином Чернобровом с помощью физических приборов удалось определить многокилометровые контуры подземных туннелей, произвести бурение и начать раскопки. Ситуация осложняется тем, что в данном регионе почему-то напрочь блокируются сейсмоволны (так называемая красная полоса). Причём со стопроцентной вероятностью наблюдается странная корреляция – автобуры неизменно ломаются, а обычные ручные не в состоянии пройти более пятидесяти сантиметров, упираются в какое-то очень твердое препятствие и проворачиваются вхолостую. Едва начинаются многообещающие раскопки, как налетает ураган, сносит палатки, заливает костры – и так далее, и тому подобное. Тем не менее с помощью гравиметров и биорамок было установлено, что туннели являются многокилометровыми идеально ровными подземными сооружениями шириной около семи метров. Для сравнения: стандартный туннель подземки, кстати меньшего диаметра, никогда не бывает абсолютно ровным. О происхождении таинственных туннелей выдвинут ряд гипотез, все они заслуживают внимания.

1. Туннели – секретная военная база. (Маловероятно. Точно установлено, что во всей округе нет и никогда не было военных баз.)

2. Туннели – разломы в земной коре, то есть имеют естественное происхождение. (Маловероятно, наука не знает столь идеально ровных разломов.)

3. Туннели – энергетическая структура живой земли. (Никаких комментариев – нет информации.)

4. Туннели – искусственное сооружение древней цивилизации. (Не исключено. К слову сказать, нашей цивилизации соорудить что-то подобное не под силу.)

5. Туннели – место обитания неизвестной подземной цивилизации. (Не исключено, особенно если учесть наличие загадочных корреляций и тот факт, что местные жители частенько наблюдают странных существ в непривычных одеждах.)

6. Туннели – скрытая транспортная сеть, тайно построенная представителями внеземных цивилизаций. (Очень может быть, тем более что экстрасенсы уверяют, будто сеть тянется от Поволжья аж до Новой Земли в Северном Ледовитом океане.)

Словом, вопросов больше, чем ответов.

Теперь перенесемся из Поволжья в Якутию, на реку Вилюй. Там расположена не менее загадочная аномальная зона с таинственными выходами из-под земли на поверхность. Речь идет о знаменитой «Долине Смерти», где непонятные куполообразные надземные сооружения прикрывают проходы, ведущие в неизведанные недра. О «Долине Смерти» писал ещё в XIX веке известный исследователь Вилюя Р. Маак: «На берегу речки Алгый-Тимирнить, что означает „большой котёл утонул“, действительно находится гигантский котёл из неизвестного металла. Величина его неопределима, так как над землёй виден только край, в котором растут несколько деревьев». Имеются показания старого кочевника. Тот, побывав в «Долине Смерти», поведал о «металлической норе, а в ней лежат насквозь промёрзшие шибко худые одноглазые люди в железных одеждах». Другой свидетель показывал, что размер котлов колеблется от шести до девяти метров в диаметре, металл, из которого они сделаны, не берёт отточенное зубило, молоток даже не оставляет вмятин. Этот металл не откалывается и не куётся. Сверху он покрыт слоем неизвестного материала, похожего на наждак, его тоже ни сколоть, ни поцарапать не удавалось. Древние якутские легенды описывают достаточно странные события, непосредственно связанные с металлическими объектами на реке Вилюй и ходами, сокрытыми в вечной мерзлоте. Здесь и загадочный огонь, изрыгаемый железной трубой, которую прикрывала хлопающая крышка, и опять-таки железные коридоры, уводящие далеко в недра земли. Там, в глубине, согласно легендам, обитает «сеющий заразу и мечущий огненные мячи» исполин Уот Усуму Тонг Дуурай, что в переводе означает: «преступный пришелец, продырявивший землю и укрывшийся в глубине, огненным смерчем уничтожающий всё вокруг». Ни больше, ни меньше! Признайтесь, о чём вы сразу подумали? Правильно, о засекреченной ракетной базе стратегического назначения. Но ведь мы с вами говорим об очень древней легенде…

Монотонно барабанил дождь по крыше, в небе сдержанно грохотало. Звягинцев листал страницы, задумчиво поглаживал подбородок… Кнопик уже не рычал. Уютно свернувшись, он чему-то тихо улыбался во сне.

До свадьбы заживёт

Эдика судили ранним утром в тесном мужском кругу. Люди, умевшие за несколько секунд проникнуть внутрь запертого авиалайнера, вскрыли хилую (по их понятиям) дверцу вагончика, не произведя лишнего шороха. Сильные руки выдернули генеральского отпрыска из-под одеяла, одновременно заткнув ему рот. Дальнейшее по своему духовному наполнению напоминало блистательный эпизод из фильма «Правдивая ложь». Голого Эдика притащили на берег древнего саамского озера и привязали к шершавому стволу громадной, как ракета-носитель, зелёной стрельчатой ели.

А вокруг разливалось щедрое великолепие заполярного лета. Дождь кончился, незаходящее солнце ласково поглядывало сквозь деревья, капли влаги на траве искрились, как драгоценные камни. Так мог бы выглядеть рай до грехопадения человека. Но вот оно состоялось – и грозные архангелы собрались на суд, и райская благодать превратилась в горестную насмешку.

– Ну, приступим, благословясь… – Скудин вытащил хищный, особой заточки нож-стропорез и стал завораживающе-медленно водить им туда-сюда по ладони. Вчерашние волдыри на ней успели превратиться в жёсткие корки. Эдик явственно слышал, как скребли по ним кровожадные зубчики лезвия. – Какие будут мнения, господа офицеры?

Связанный генералов сын был бледен, тощ, угловат и до крайности непригляден. Он окарябал спину о еловый ствол и перемазался в смоле, им начали живо интересоваться муравьи.

– А чё тут долго думать-то. – Гринберг извлёк из кармана большой, заранее приготовленный тюбик «вазелина душистого» и стал выдавливать на ладонь желтоватую колбаску. – Сделаем его педерастом лагерным, будет в хозяйстве хоть какая-то польза. Американцам в аренду сдадим… за твердо конвертируемую валюту… Дыши животом, сладкий мой, – посоветовал он Эдику и нежно погладил его бедро, оставив на коже след вазелина. – Это только первый раз больно. Зато потом так приятно…

Эдик рванулся, но безо всякого толку: привязывали его профессионалы. Уж они-то умели спутать пленника так, чтобы ни удавиться не смог, ни болячек не нажил от передавливания сосудов, и, конечно, ни в коем случае не освободился. Эдик затравленно огляделся. Насколько он мог видеть, места были совсем незнакомые, а это значило, что затащили его достаточно далеко и подмоги можно не ждать. А самое худшее – во рту у Эдика торчал кляп. Никакой возможности закричать, попросить о пощаде… даже просто мнение своё высказать…

Он вдруг понял, что основной ужас ситуации и заключался именно в этом: в полной невозможности высказаться. Люди, приволокшие его сюда, словно тряпичную куклу, и поступать с ним собирались как с куклой, никакого права голоса не имеющей. Никто не собирался слушать его. Никого не интересовало, что имеет сказать голый человек, привязанный к ёлке.

Где-то вдалеке зацокала белка. Звонко приложился клювом о ствол дятел. И снова наступила тишина – загадочная, ощутимо вязкая, страшная. Вот возьмут да так тут и оставят на съедение муравьям…

– Возражаю! Категорически. – Нахмурившись, Боря Капустин выволок из бездонного кармана ржавые, неописуемо жуткие ножницы по металлу, клацнул ими вхолостую в воздухе. – Вначале кастрировать! Петушить – потом. Гринберг, отвали, освободи операционное поле!

Ножницы клацнули снова. Капустин начал придвигаться к Эдику, не сводя оценивающего взгляда с его мужского хозяйства.

Эдик трясся и невнятно мычал. Слезы, сопли и моча стекали на землю.

– Интересно, интересно… – Скудин оживился, словно вспомнил о чём-то, глаза сделались озорными: – А давайте-ка его утопим! Так сказать, все концы в воду. Проверим, сможет ли папаша-генерал со дна озера своего сынка выудить… Капитан Грин! Что-нибудь тяжёленькое – и побыстрей.

– Это подойдет? – Додикович весело подкатил небольшой, на полцентнера, валунок, мигом обвязал его тросиком и надел петлю-удавку Эдику на шею. – Ну вот, всё в лучшем виде. Булькнуть не успеешь, гарантирую. «Отче наш» помнишь?

Работать бы ему в инквизиции, далеко бы пошёл.

– «Мочилась ли ты на ночь, Дездемона», – проворковал Скудин.

– Возражаю! Категорически! – Боря Капустин всё никак не унимался, Гринберг его отпихивал, но Капустин был увёртлив и без конца щёлкал ножницами возле гениталий Эдика. – Кастрированного топить интересней!

Взгляд у него был как у маньяка, движения быстры и уверенны – под крылышком у Игнатия Лойолы, отца-основателя ордена иезуитов, он тоже не остался бы без куска хлеба.

Эдик уже не плакал – рыдал взахлёб. Похоже, первый этап судилища завершился, наступала пора игры в хорошего и плохого следователя. Эту игру нам тысячу триста восемьдесят семь раз показывали в американских полицейских боевиках, так что ушлый зритель всё с самого начала видит насквозь и лишь снисходительно удивляется: и как это преступник, сидяший в комнате для допросов, не просекает, что детективы его элементарно «разводят»? Дурак, наверное. Или по сюжету так надо…

О том, как бы они сами себя повели, когда с одной стороны – три кровожадных амбала с нешуточными намерениями, а с другой – человек вроде бы сочувствующий, ушлые зрители задумываются очень редко…

– Э, ребята, вы что там? Вы что? – Из-за ёлок ненавязчиво возник Буров, не иначе совершавший утреннюю пробежку. Он легко оттеснил Капустина, отодвинул в сторонку Гринберга и несокрушимо встал между ними и Эдиком: – Нет, ребята, что-то вы тут не то затеваете. Зачем мальчонку топить?

Весь он был такой огромный и добрый, со скуластого крепкого лица его не сходило сочувственное выражение. Он вытянул у Эдика изо рта кляп. Несостоявшийся великомученик набрал полную грудь воздуха, собираясь говорить, говорить, говорить… но смог лишь невнятно захныкать.

– Ладно, сынок. Живи. – Тут Глеб навис над генеральским отпрыском всей своей мощью, и стало ясно, что он может быть грозен настолько же, насколько был сейчас добр. – Учти только… по второму разу я тебя от этих типов не смогу защитить. – Тут он кивнул на Гринберга с вазелином и вооружённого ножницами Капустина. – Они в Анголе да Бирме такое выделывали, что тебе ни в каком фильме ужасов не покажут. Им человека убить – как тебе комара. Они и лидером сделают, и кастрируют, и утопят. Не ты первый, сынок…

С этими словами он легко оборвал верёвки, и Эдик, всхлипывая и сверкая тощими ягодицами, рванул прочь. На самом деле утащили его от лагеря не особенно далеко – надо думать, дорогу к своему вагончику найдёт без труда.

– Да… Вот уж верно сказано: битие определяет сознание… – Скудин проводил воспитанника задумчивым взглядом, потом повернулся к подчинённым. – Что, макаренки, дадим кружок? В среднем темпе?.. Кстати, кто знает, что у нас сегодня на завтрак?

Возвращение к ледовому дворцу заняло чуть ли не полдня, в основном потому, что все были загружены под завязку, словно мулы. Только профессору не позволили тащить тяжёлый рюкзак; Лев Поликарпович бережно нёс сумку с видеокамерой, заключённой от помех в специальный экранирующий кожух. Над этим кожухом Виринея корпела большую часть ночи. Теперь глаза у неё были красные, и на каждом привале она немедленно засыпала у Гринберга на плече.

Наконец добрались до горы Нинчурт. Поднялись на знакомый гребень, нависший над ущельем Чивруай. Вот наконец и фирновый панцирь!

– Недолго мучилась старушка в балтийских опытных руках… – Веня Крайчик первым сунулся в щель, дрожа от исследовательской лихорадки. Однако пение тут же смолкло. Вместо него в голубое небо рванул фонтан примитивного мата, которого до сих пор от интеллигентного Вени никто никогда не слыхал.

Тут надо наконец пояснить, что этнически Вениамин Борисович Крайчик был целиком и полностью русским; однако граждане, озабоченные национальной проблемой, по причине довольно-таки «видоспецифического» ф.и.о. то и дело записывали его в евреи. Веня не обижался, справедливо полагая, что причисление к любому из земных племён хулой быть не может, а уж почётное членство в народе, давшем человечеству Библию и много чего ещё, следует рассматривать скорее как комплимент. Решив соответствовать имиджу, Веня выучил несколько еврейских присловий типа «ле хаим» и «шлимазол»126 и щеголял ими при каждом удобном случае – особенно в годы разгула ныне уже подзабытого общества «Память»…

…Однако на сей раз он, чуть не плача, отчаянно и свирепо ругался чисто по-русски, и именно по этому признаку его друзья поняли – стряслось нечто серьёзное.

– Что такое?