Природа зверя Пенни Луиза

Глава десятая

Оперативный штаб Квебекской полиции снова разместился в здании старого вокзала, который давно уже не использовался как вокзал. Длинное кирпичное здание по ту сторону речушки Белла-Белла занимала добровольная пожарная команда во главе с Рут Зардо, которая, как всем было известно, водила знакомство с адским огнем.

А сейчас вокзал служил вместилищем для команды, занятой еще более скорбными делами.

В здании старого вокзала кипела жизнь – техники и агенты устанавливали оборудование, необходимое для расследования современного убийства. Столы, компьютеры, принтеры, сканеры. Телефонные линии. Много линий, поскольку деревня располагалась в долине среди гор, куда не был проведен высокоскоростной Интернет и не доходили даже сигналы со спутника. Им приходилось пользоваться телефонной линией и модемами.

Подобная техника действовала на нервы, раздражала и работала ужасающе медленно.

Арман Гамаш только что пришел сюда и остановился посреди этого бурления. Теперь ему было под шестьдесят, а когда он поступал в Квебекскую полицию, не существовало даже факсов и последним достижением техники считался телетайп.

Изабель Лакост, глядя на Гамаша, вспомнила свое первое участие в расследовании убийства под руководством старшего инспектора. Они оказались тогда в охотничьем лагере с трупом и отпечатками пальцев, но не имели возможности передать информацию криминалистам.

Старший инспектор Гамаш снял тогда телефонную трубку, отвинтил ее нижнюю часть, удалил микрофон и подключился к линии напрямую.

«Вы закоротили телефон?» – спросила Изабель.

«Вроде того», – ответил он. И показал, как это делается.

«Ну и работенка у вас была в прежние времена, – заметила она. – Когда ничего другого еще не придумали».

«Оставалось больше времени на размышления», – сказал Гамаш.

А потом они сидели у печки и размышляли. И к тому времени, когда информация дошла по телефонной линии до получателя, они раскрыли дело.

Теперь Изабель стала старшим инспектором. И смотрела на всю эту устанавливаемую аппаратуру в полной уверенности, что техника играет решающую роль в раскрытии дела.

Но она знала, что это еще не все. И Жан Ги Бовуар знал.

И человек, который только что вошел, тоже знал.

– Спасибо, что пришли, сэр, – сказала она, пробираясь вместе с ним через провода и коробки.

– Всегда рад, – ответил Гамаш. – Чем могу быть полезен?

Изабель показала на стол для совещаний в дальнем углу вокзального помещения.

– Настало время подумать, – ответила она и увидела улыбку на его лице.

Она помедлила у стула во главе стола. Неловкая ситуация. Прежде это место неизменно занимал старший инспектор Гамаш.

Но на сей раз он прошел мимо и сел слева от нее. Оставляя инспектору Бовуару место по правую руку от Изабель.

Арман Гамаш знал свое место. Собственно говоря, он сам его и выбрал.

– Итак, вот что нам известно, – сказала Лакост. – У нас есть огромная пушка, спрятанная в лесу, и мальчик, которого убили рядом с ней, а затем перенесли тело в другое место. Вы знали Лорана лучше, чем мы, – сказала Лакост Гамашу. – Что, по-вашему, произошло?

– Очевидно, он обнаружил орудие, – сказал Гамаш. – И похоже, кто-то очень не хотел, чтобы мальчик рассказывал о своей находке.

– Но он уже многим успел рассказать, – возразил Жан Ги. – Для начала – всем нам. Все в бистро тогда слышали его.

– Возможно, убийца не знал этого, – ответил Гамаш. – Возможно, его не было в бистро в тот момент.

– Значит, по-вашему, после нас он рассказал свою историю кому-то еще? – спросила Лакост. – Человеку, который убил его, чтобы заставить замолчать?

Гамаш кивнул:

– Не исключено также, что он сам по себе снова отправился туда и наткнулся на преступника. Хотя на первый взгляд кажется, что там никто не бывает.

– Мы будем знать больше, когда криминалисты закончат, – сказала Лакост. – Но у меня тоже создалось такое впечатление.

– И что же мы тогда имеем? – спросил Бовуар.

– Я думаю, убийца Лорана плохо его знал, – сказал Гамаш.

– Почему вы так думаете? – спросил Жан Ги.

– Ну, прежде всего, он поверил Лорану. Парень он был замечательный, но большой фантазер. Все знали, что он любит присочинить, и рассказ про пушку ничем не отличался от остальных его историй. Гигантская пушка в лесу, больше дома.

– А на ней монстр, – добавила Лакост.

Словно призрак, перед ними возник мальчик. Худенький. Заляпанный грязью и листьями, взволнованный. Глаза горят. Руки распахнуты во всю ширину. Рассказывает очередную свою небылицу. Такую невероятную, что невозможно поверить.

Но кто-то услышал его историю. И поверил в нее.

– Убийца, вероятно, понял, что на сей раз Лоран говорит правду, – сказал Бовуар.

– Exactement[21], – кивнул Гамаш.

– Вы думаете, кто-то знал про пушку и хранил эту тайну долгие годы? Десятилетия? – спросила Лакост.

– Может, даже охранял ее, – подхватил Бовуар, которому понравилась такая версия. – И тут Лоран находит пушку. Катастрофа. Он решает заткнуть рот мальчику единственным возможным способом – убийством.

– Кто мог знать, что там спрятана пушка? – вслух подумала Лакост.

– Прежде всего тот, кто поставил ее туда, – ответил Гамаш.

– Вы думаете, создатель пушки все еще жив? – спросила Лакост.

– Возможно, – сказал Гамаш, подаваясь вперед.

– Кому еще Лоран рассказал о пушке? – спросила Лакост. – Куда он отправился из бистро?

– Домой, – ответил Бовуар, посмотрев на Гамаша. – Вы отвезли его домой.

– Да, отвез. Можно мне?

Гамаш показал на собранные ими улики. Они лежали в пакетиках на столе.

– Oui, – кивнула Лакост. – Они очищены, отпечатки пальцев сняты.

Гамаш взял кассету. «Лучшие песни Пита Сигера».

Он прочитал список песен. «Куда исчезли все цветы?». «Майкл, греби к берегу». «Уимове»[22]. Гамаш улыбнулся. Это была любимая песенка Анни в детстве. Он тоже любил Пита Сигера. Точнее, любил до тех пор, пока не провел первый год ее жизни, ежечасно слушая «Сегодня ночью лев спит». Днем и ночью.

Он просмотрел другие названия. Все классические народные песни, включая «Как было, так и будет». Гамаш и забыл, что эту песню, основанную на тексте Екклесиаста, написал Пит Сигер.

– Всему свое время[23], – произнес он.

– Pardon? – переспросила Лакост. – Что вы сказали?

– У Ала Лепажа в машине много магнитофонных кассет.

Он протянул ей кассету, думая: неужели, доставив тогда Лорана домой, он отдал его в руки убийцы?

– Генерал Ланжелье? Говорит старший инспектор Лакост из Квебекской полиции.

– Добрый вечер, старший инспектор.

В голосе генерала прозвучала настороженность. Поздний звонок на армейскую базу явно не доставил ему удовольствия. Изабель почти видела, как он смотрит на часы и думает: уж лучше бы вторжение Соединенных Штатов, чем этот звонок.

Шел девятый час, и она осталась в оперативном штабе одна. А перед этим им принесли сэндвичи и кофе из бистро, и они поели, не отрываясь от работы.

Изабель отправила Жана Ги в гостиницу договориться о размещении, а сама уселась заканчивать бумажную работу. Как часто она сама вот так оставляла старшего инспектора Гамаша одного в каком-нибудь оперативном штабе на отшибе, в сарае, лачуге, на заброшенной фабрике. И там до поздней ночи горела одинокая лампочка.

Вот и сейчас наступил вечер. А в оперативном штабе теперь горел ее свет.

Изабель сидела перед компьютером, разглядывая фотографии на экране. Потом нашла номер телефона и позвонила на армейскую базу Валькартье.

И только напористостью и завуалированными угрозами она добилась, чтобы ее соединили с командиром базы в его доме.

– Чем могу вам помочь, старший инспектор?

– Я расследую дело об убийстве, и мне необходима ваша помощь.

После паузы она снова услышала настороженный голос:

– Дело как-то связано с базой Валькартье? Замешан один из наших солдат?

– Нет, сэр, нам ни о чем таком не известно. Убийство произошло в Восточных кантонах, неподалеку от границы с Вермонтом.

– Тогда почему вы звоните мне? Вы наверняка знаете, что мы расположены далеко от тех мест.

– Да, сэр. Ваша база находится близ Квебек-Сити. Но мы нашли кое-что, и наша находка может заинтересовать вас.

– Что же вы нашли?

Тревога ушла из его голоса, появилось любопытство.

– Громадную пусковую установку. Я поискала в Интернете, но не нашла ничего хотя бы отдаленно похожего на нее.

– Пусковая установка? В Восточных кантонах? – В голосе генерала отчетливо послышалась тревога. – У нас там нет никаких баз. Никогда не было. Как она там оказалась?

Изабель чуть не рассмеялась:

– Поэтому я вам и звоню. Мы не знаем. А установка, которую мы нашли, необычная. Как я уже сказала, она громадная.

– Ну да, они такие и есть, – сказал он. – Вы уверены, что нашли пусковую установку? Может, это какой-нибудь фермерский инструмент или буровой станок?

– Могу послать вам фотографии.

– Если вам угодно, – вяло произнес генерал.

Он дал ей свой электронный адрес с защищенным доступом, и она узнала о прибытии ее письма по словечку «merde», которое он прошептал, увидев фотографии.

Наступила пауза, пока он рассматривал вложения.

– А рядом стоит человек? – спросил Ланжелье, когда обрел способность к членораздельной речи.

– Oui.

– Tabernac[24], – выругался он. – Вы уверены?

– Я сама сделала сегодня эти снимки. Ведь это пусковая установка, верно? Не доильная машина?

– Oui, – растерянно подтвердил генерал. – Не знаю, что вам сказать, старший инспектор. Никогда не видел ничего подобного. Откровенно говоря, хотя размеры громадные, штуковина вроде бы довольно древняя, возможно времен Второй мировой.

– Может, она осталась с тех времен? Поставили ее там для обороны, а потом забыли?

– Мы не оставляем оружия в лесах, – сказал он. – И оборону в то время вынесли на побережье, а не вглубь страны. Она действующая?

– Мы не знаем. Поэтому я и звоню вам. Нам нужна помощь, чтобы понять, с чем мы имеем дело.

– А снарядов вы там не заметили? – спросил генерал. – Орудие заряжено?

– Мы ничего не обнаружили, но продолжаем искать. Пока кажется, что, кроме пусковой установки, там ничего нет. Вы можете прислать кого-нибудь?

В трубке послышался вздох, и Изабель почти увидела, как генерал чешет в затылке.

– Честно говоря, наши специалисты по баллистике и тяжелым вооружениям знакомы лишь с современным оружием. С межконтинентальными баллистическими ракетами. Сложными системами. А тут динозавр какой-то.

Лакост посмотрела на фотографию на экране. Генерал был прав. В буквальном смысле. Они откопали некое доисторическое животное.

Но почему его спрятали? И кто, черт возьми, его создал? Для каких целей?

И почему сохранить эту тайну было так важно, что ради этого пришлось убить Лорана?

– Давайте-ка я подумаю, а после свяжусь с вами, – сказал генерал.

– Дело, как вы понимаете, секретное, – напомнила Лакост.

– Да, понимаю. Сделаю, что смогу.

Лакост поблагодарила его и повесила трубку. Кое о чем она ему не сказала. О рисунке на лафете орудия.

Изабель Лакост заставила себя успокоиться, жалея, что в здании старого вокзала так темно, тихо и одиноко, потом кликнула по следующей фотографии и стала разглядывать крылатого монстра. Даже на фотографии, даже на расстоянии он производил сильное впечатление. Впечатление ужаса.

Она смотрела на монстра и спрашивала себя, почему не сказала командиру базы в Валькартье о монстре с семью змеиными головами. Может быть, потому, что вспомнила мальчика, вбегающего в бистро с историей про громадную пушку.

Как и говорил Гамаш, если бы Лоран ограничился рассказом только про пушку, они, возможно – всего лишь возможно, – поверили бы ему. Но он в своем рассказе зашел слишком далеко, и его история стала невероятной.

Лакост знала, что генерал Ланжелье почти наверняка не оценил в полной мере размеры орудия. Ни одна фотография не могла их передать, даже притом что для масштаба рядом с орудием поставили агента. И она подозревала, что крылатый монстр не вызвал бы доверия у генерала.

Изабель Лакост разглядывала изображение на лафете. Она не могла не признать, что поверить в такое невозможно.

Жан Ги Бовуар распаковал сумку, повесил рубашки и брюки в стенной шкаф, нижнее белье уложил в сосновый комод, а туалетные принадлежности отнес в просторную ванную.

Он договорился с Габри о номерах в гостинице для Лакост и для себя на такой срок, какого потребует расследование. Габри дал ему тот же номер, в котором Бовуар уже не раз останавливался, – с большой кроватью, крахмальным бельем и теплым пуховым одеялом. С полом из широких сосновых досок и с восточными ковриками.

Жан Ги отдернул занавеси и увидел свет в окне старого вокзала.

Оперативный штаб был оборудован. Собранные улики отправлены в лабораторию в Монреале. Местное отделение полиции согласилось выделить охрану для громадной пушки, хотя качество присланных агентов вызывало сомнения.

– Только что из академии, – заметила Изабель Лакост. – Научатся.

– Может быть.

– Мы когда-то тоже были такими.

– Такими мы никогда не были, – возразил Бовуар. – Не так уж трудно сопоставить факты, Изабель. Они учились в академии три года. А значит, эти двое и все остальные на их курсе поступили на учебу в самый разгар той эпидемии.

– Думаешь, и на них порчу навели?

– Я подозреваю, что в то время набор курсантов проводился по особым критериям, – ответил Бовуар.

«А теперь мы имеем целый выпуск таких полицейских, – подумал он, открывая окно и ощущая холодный ветерок. – Несколько выпусков. Теперь они повсюду в Квебекской полиции. Повсюду в лесу».

Следствием этого безобразия была в лучшем случае некомпетентность, а в худшем – готовность агентов продать честь мундира.

Бовуар взял Библию, которую нашел на книжной полке в номере, пролистал, нашел Книгу Екклесиаста. Его заинтересовали строки из песни Пита Сигера.

В окне он увидел свет, горящий в доме Гамаша, и представил его и Рейн-Мари у камина за чтением.

«Всему свое время», – прочел он.

В доме Клары по другую сторону деревенского луга тоже горел одинокий огонек.

«Время сетовать, и время плясать».

Жан Ги увидел три высоких ствола сосен, которые чуть покачивались на осеннем ветерке. Увидел, как из бистро вышли две темные фигуры.

Одна высокая, сутулая. Вторая, с тростью, прижимала что-то к груди другой рукой.

Две фигуры прошествовали по деревенскому лугу мимо скамьи, мимо пруда, мимо трех сосен.

Жан Ги увидел, как месье Беливо проводил Рут до двери. А потом сделал нечто неслыханное: вошел в ее дом.

Время было позднее, но Бовуар не чувствовал усталости.

«Время молчать, и время говорить».

Он позвонил домой и поговорил с Анни. Они обсудили покупку какого-нибудь дома с двориком близ школы и парка. Потом рассказали друг другу о прошедшем дне. Он лежал на знакомой кровати в гостинице, думая о том, что она лежит на их кровати, болтая ногами.

У Анни был сонный голос, и Бовуар неохотно пожелал ей bonne nuit[25] и повесил трубку.

«Время рождаться, и время умирать».

Его рука задержалась на трубке, и он задумался о Лоране. И о Лепажах. И о том, что чувствует человек, потерявший ребенка.

Бовуар надел халат, спустился по лестнице и подсоединил ноутбук к телефонной линии.

Он все еще сидел внизу, когда в бистро погас свет и пришли Оливье и Габри. Он все еще сидел там, когда все дома в Трех Соснах погрузились в темноту и вся деревня уснула.

Жан Ги сидел там, на его лице мелькали блики монитора. Наконец он нашел то, что искал. И только тогда он откинулся на спинку стула, уставший, с затекшей спиной. Глядя на имя, которое его поиск выудил из глубокой норы.

Он позвонил и оставил послание на автоответчике, потом поднялся в свой номер и забрался под одеяло. И уснул. Свернувшись вокруг плюшевого львенка, которого брал с собой, если знал, что не приедет ночевать домой.

«Время войне, и время миру».

– Гостиница, – ответил по телефону певучий голос.

– Bonjour. Моя фамилия Розенблатт. Майкл Розенблатт.

– Вы хотите забронировать номер?

– Нет, вы мне звонили. Что-то по поводу ракет.

Розенблатт услышал смех.

– Извините, – ответил человек. – Вы, вероятно, ошиблись номером. Здесь гостиница. Никаких ракет у нас нет. Даже ракеток нет.

Майкл Розенблатт уже понял это.

– Dsol[26], – сказал он. – Наверное, я неправильно набрал номер.

Он повесил трубку, проверил номер, покачал головой и вернулся к тому, от чего оторвался, – к приготовлению завтрака. Утренний звонок с кафедры в Университете Макгилла был какой-то невнятный. Что-то о послании, полученном предыдущей ночью, и о каких-то старых ракетах.

Когда полчаса спустя зазвонил телефон, он поднял трубку и услышал незнакомый голос.

– Профессор Розенблатт? – спросил по-английски человек с квебекским акцентом.

– Да.

– Меня зовут Жан Ги Бовуар. Я инспектор Квебекской полиции. Мне дали ваш домашний телефон в Университете Макгилла. Надеюсь, вы не возражаете.

– Вы из полиции? – переспросил он.

– Да.

Бовуар решил не говорить ему о том, что работает в отделе по расследованию убийств. В голосе профессора и без того звучало раздражение. Пожилой человек. Зачем ему еще один покойник?

– Так это вы оставили для меня послание в университете? – спросил Розенблатт. – Я пытался вам перезвонить, но человек, снявший трубку, ответил, что я попал в гостиницу.

Бовуар извинился.

«Говорит дружеским тоном, – подумал Розенблатт. – Обезоруживающим».

Но заслуженный профессор понимал, что это означает. Он знал: самые опасные люди всегда говорят обезоруживающим тоном. Он немедленно перешел к глухой обороне.

– Мой сотовый здесь не работает, – сказал инспектор Бовуар. – Поэтому пришлось оставить вам номер стационарного телефона в гостинице, где я остановился. Мы расследуем преступление и обнаружили в лесу нечто непонятное.