Всего лишь тень Жибель Карин
– Может быть. Поберегись, кто знает.
Чувственная и сладострастная, она сегодня выкладывается по полной. Медленно раздевает его, глядя прямо в глаза. Играет с ним, провоцирует. Выставляет себя напоказ и отстраняется. Дает и отнимает.
Долгие минуты она разжигает его до нестерпимости. До боли.
Тем острее будет удовольствие после. Когда он больше не сможет сопротивляться, останется совсем беззащитным.
Когда станет так больно, что его оболочка цивилизованного человека растрескается, уступив место дремлющему в нем животному.
Не существует наслаждения без боли.
Хлоя в этом уверена.
Не существует удовольствия без боли, мой ангел.
Знаешь ли ты это?
Твоя боль, мое наслаждение.
Ты начинаешь сомневаться в себе, в своем рассудке и боевом духе.
Я это чувствую, вижу, слышу.
Ты начинаешь терять силы, уверенность. Как раненый теряет кровь.
Кровотечение больше не остановится.
Я разорвал твою плоть, и ничто теперь не затянет рану.
Борьба началась, и я выйду победителем.
Ты уже начинаешь принадлежать мне, и удовольствие пьянит меня.
Но это только начало, мой ангел. Продолжение будет еще лучше. Для меня, конечно же. Потому что для тебя…
Нет удовольствия без боли. Тебе придется принять это правило.
Ты должна страдать. Для меня.
Потому что я так решил, потому что я тебя выбрал. Просто поэтому.
Я хочу, чтобы тебе было больно, до смерти. Чтобы ты умоляла смерть избавить тебя от этой муки. Прийти и освободить тебя, спасти тебя от меня.
Вот только смертью буду я.
Я оборву тебе крылья, мой ангел. И ты будешь ползать передо мной.
Глава 18
Бертран выпил несколько глотков холодной воды прямо из-под крана. Потом его взгляд упал на кухонное окно. Занимался рассвет. Но ночь еще не закончилась.
Он вернулся в спальню, лег рядом с Хлоей, которая глубоко спала. На животе, как всегда.
К нему сон уже не шел, он слишком хотел ее, чтобы снова заснуть.
Однако игра стала затягиваться, пора начинать новую партию.
Найти новый цветок, собрать с него пыльцу и безжалостно выполоть.
Я должен продумать финальную точку. Но всему свое время. Я с ней еще не закончил. Еще нет. Все лучшее впереди…
Медленно он откидывает простыню, открывая ее почти совершенное тело.
Совершенное было бы скучно.
Он смакует ее глазами, несмотря на слабый свет зари, проникающий в комнату.
Он знает, чего хочет. Стать наваждением, наркотиком, который ничем невозможно заменить.
Нет ничего более возбуждающего.
Это и означает быть живым. Существовать.
Существовать означает, что кому-то тебя недостает.
Существовать означает быть болью другого.
Упорядоченная жизнь? Бертран ее не желает. И никогда не желал. Рутина все портит. Медленно разъедает все, к чему прикасается. Губит эрозией самые твердые камни, крошит любой цемент.
Он хочет, чтобы женщины помнили его. Всегда.
Он хочет, чтобы они были готовы умереть за него. Из-за того, что им его не хватает.
Чтобы они томились, думая о нем. О том, что он им дал. И потом забрал.
В конечном счете он просто вор. Он ворует души.
Он их коллекционирует, как другие коллекционируют часы или произведения искусства.
Он решает очень нежно разбудить Хлою. Всегда очень нежно. Нежностью ты добьешься всего, чего желаешь. Или же силой. И то и другое может быть приятно.
Как оружие: любое пригодно к использованию, если ты им хорошо владеешь.
А Бертран грозный охотник.
Он ласкает ей спину, двигаясь вверх и вниз по позвоночнику. Она открывает глаза, медленно всплывая из сна. Или из кошмара.
Какая разница? Ему плевать.
Она прижимается к нему, он целует ее в шею, потом в плечо. Она очень быстро снова засыпает и не слышит, как он шепчет:
– Скоро ты будешь готова…
Он снова вырывает ее из сна, который наконец-то снизошел на нее.
Но она на него не сердится. Она так счастлива, что важна для него.
Так важна.
Глава 19
Невролог бесконечно долго разглядывает энцефалограмму, как будто ищет в ней ошибку.
Бертран через одного из друзей умудрился устроить ей срочный визит к известному специалисту. Хлоя согласилась, просто чтобы доказать, что она не теряет рассудок. Что тень действительно появилась в ее жизни. А не в голове.
– Вы принимаете медикаменты, мадам?
– Нет, – отвечает она чуть поспешно. – Ну… Только таблетки от сердца. У меня тахикардия Бувре[11].
Она ломает голову, пытаясь припомнить название пилюль, и наконец называет его врачу.
– Что-нибудь еще?
– Другие медикаменты, вы хотите сказать?
– Или… другие вещества.
Хлоя теряется. Наверняка она что-то не поняла.
– Вещества? Что вы имеете в виду?
Чуть заметная улыбка.
– Я здесь, чтобы помочь вам, а не чтобы вас судить. Можете все мне рассказать, поймите… Вы принимаете наркотики? Кокаин, например?
– Нет, конечно! – заверяет Хлоя. Она шокирована.
Он задумчиво смотрит на нее, она стойко выдерживает его взгляд.
– Я не принимаю наркотики. Ни кокаин, ни что-либо другое.
– А снотворные?
– Приняла в пятницу. Но делаю это крайне редко.
– Название препарата?
На этот раз Хлоя, сколько ни роется в памяти, вспомнить не может.
– Кто вам его выписал?
– Никто. Друг принес, когда я сказала, что у меня бывает бессонница.
– И никаких успокоительных или антидепрессантов?
– Нет. А почему вы спрашиваете?
– Симптомы, которые вы описываете, могут быть вызваны двумя факторами: приемом определенных веществ или переутомлением, усугубленным очень сильным стрессом. Такое возможно?
Она уже готова признаться ему, что да, у нее стресс. Что с тех пор, как за ней по следам идет Тень, она живет в постоянной тревоге. Однако сдерживается. Она пришла сюда, чтобы доказать, что пребывает в здравом рассудке, и не стоит бросать ему кость.
– Ну… в последнее время я сильно нервничаю. На работе довольно напряженная обстановка. Я почти не сплю, но не чувствую себя усталой.
– Понимаю. Я вам кое-что пропишу, чтобы расслабиться и, соответственно, наладить сон. Но это, разумеется, временная мера. Только чтобы восстановить силы. Главное, вы должны несколько дней отдохнуть.
– Вы хотите сказать, я не должна ходить на работу?
– На протяжении недели, а то и двух.
– Невозможно! – восклицает Хлоя.
У невролога вырывается раздраженный вздох. Все эти люди, считающие себя незаменимыми…
– Скажем, для начала неделю перерыва.
– Говорю же, я не могу неделю не появляться на работе!
– Правда? Если вас интересует мое мнение, а так оно и есть, иначе вы бы здесь не сидели, то остаются два варианта: или вы возьмете перерыв сейчас, на несколько дней, или вы и дальше будете перегибать палку. Тогда речь пойдет не о недельном отдыхе. Вам потребуется месяц. А то и два… В лучшем случае. Итак, что вы предпочитаете?
Хлоя опускает голову. Что она может ответить?
– Неделя, на протяжении которой вы должны избегать любых стрессов, – отчеканивает врач. – У вас есть возможность отправиться в какое-нибудь спокойное местечко?
– Наверное, я попробую.
– Именно это вам и нужно. А главное, не берите с собой работу. Отдых, сон, покой. Ничего другого. Это понятно? И никаких возбуждающих. Избегайте кофе или любых иных…
По всей вероятности, он остался при убеждении, что она сидит не только на травяных настойках, но решил не вдаваться. Выписывает рецепты, Хлое хочется заплакать, хотя она сама не понимает почему.
– Вы полагаете, что… у меня не в порядке с головой?
Он оглядывает ее с удивлением:
– Нет, мадам. Вы перевозбуждены и взвинчены, испытываете постоянное давление. Человеческий организм штука хрупкая, знаете ли. Позвольте себе сделать паузу. А если симптомы не пропадут, приходите снова ко мне. Договорились?
Она соглашается, дернув подбородком.
– И не надо так беспокоиться, – добавляет он, протягивая ей рецепты и освобождение от работы. – Все быстро придет в норму. При условии, что вы последуете моим советам.
– Я так и сделаю, доктор.
Дверца распахивается в ад.
Гроб проглочен пламенем, словно алой пастью чудовища.
Гомес задыхается. Ощущение, что это его сейчас будут жечь живьем в печи.
Дверца закрывается, глаза тоже. Но он представляет, видит и чувствует все. Сначала огонь, овладевающий саркофагом. Потом температура поднимается, становясь непереносимой.
Плоть плавится, пожираемая языками пламени.
Любовь его жизни обугливается, превращается в пепел, исходит дымом.
Он почти теряет сознание, так это больно.
Больше не увидеть ее улыбки, никогда.
Больше не услышать ее голоса, ее смеха. Никогда.
Больше не утонуть глазами в ее глазах.
Больше не почувствовать ее кожу пальцами или губами. Ее тело рядом со своим.
Никогда больше.
Абсолютная боль.
Хлоя долго колебалась. Ее отсутствие на работе именно сейчас будет ошибкой, и она это сознает. Но тип в белом халате сумел ее убедить.
Понедельник, около трех дня. Хлоя набирает номер мобильника Старика. Придумать что-то, как она это умеет. В любом случае, проверить он не сможет.
Ей даже удается изменить голос. «Оскар» за лучшую женскую роль.
Она описывает ему ситуацию. Грипп, высокая температура, головокружение. Она на ногах не стоит, а ведь хотела взять документы с собой. Ей очень жаль. Очень, очень жаль.
Пардье заверяет, что прекрасно все понимает, но Хлоя чувствует, что теряет баллы. Ничего не поделаешь, наверстает потом.
У нее целая неделя. Оазис или тяжкий переход через пустыню?
Отдалиться от всего, велел врач. Отдалиться от Тени.
Она сразу перезванивает Бертрану:
– Привет, дорогой мой…
– Что сказал доктор?
– Что я должна отдохнуть несколько дней. Что я переутомилась и все время нахожусь в стрессовом состоянии.
– Вот видишь! Я был прав. Ты согласилась, надеюсь?
– Да. Он велел уехать куда-нибудь на природу. Я подумала навестить родителей. Они живут в деревне, и я давно их не видела.
– Отличная мысль… А где именно они живут?
В затерянной деревушке, в двухстах километрах от Парижа. Описание, которое она ему выкладывает, достойно туристического агентства, хотя сама она всегда находила эту дыру ужасной.
– Ты… ты сможешь поехать со мной, а? – с надеждой спрашивает она.
Трудно себе в этом признаться, но неделя без него кажется сущим наказанием.
– Никак не получится, – извиняется Бертран. – Но если хочешь, я приеду туда на поезде и присоединюсь к тебе в следующие выходные. Заодно и с ними познакомлюсь.
– Да, было бы отлично. Можешь приехать в пятницу вечером, переночуешь там.
– Не стоит их стеснять, – возражает Бертран.
– Нет, не беспокойся… А я уеду завтра утром. Увидимся вечером?
– Конечно. Приеду после работы, рыбка моя. Все наладится, вот увидишь. Несколько дней вдали от Парижа живо поставят тебя на ноги!
– Я только надеюсь, что они не будут стоить мне директорского поста…
– Не думай об этом, дорогая. Вернешься и займешь то место, которого ты достойна.
Повесив трубку, Хлоя идет за чемоданом в гараж. Слесарь явится только в шесть, у нее есть время собрать вещи.
Выбирая, какую одежду взять с собой, Хлоя продолжает думать о Тени. Об этом незнакомце или, наоборот, старом знакомом, который решил превратить ее жизнь в кошмар. Будет ли он в ярости, что упустил ее, что она на несколько дней ускользнула из-под его власти? Отомстит ли по возвращении?
Если только не отследит ее.
Если только он вообще существует… Кроме как в ее голове.
Она предпочитает отбросить эти два варианта, один страшнее другого.
Глава 20
На какой-то момент он застывает перед шкафом в спальне.
Наконец берет джемпер, который она особенно любила. Подносит его к лицу, закрывает глаза и долгие минуты вдыхает запах. Стоя в пустой комнате с реликвией в руках.
Гомес не плакал с момента кремации. Больше сил нет.
Впрочем, сил нет ни на что. Только на боль. Но на это особых сил не нужно. Достаточно просто продолжать жить. Даже если наполовину, даже если это всего лишь иллюзия жизни.
Он садится на кровать с шерстяным джемпером в руках. Вокруг тишина.
Болезнь такая сука. Она забирает любимое существо.
Но не любовь.
Несмотря на таблетки, Хлоя спала плохо. Сон урывками, кошмары, которые смешивались с тяжелым бредом. С ожесточенными боями против армий кровожадных демонов. Но никакие бои не изгонят ее привычное наваждение. В начале и в конце ночи, словно открывая и закрывая скобку.
Жуткий вопль, тело летит в пустоту и разбивается у ее ног…
– Хорошо спала? – заботливо спросила Матильда.
Хлоя улыбнулась; странное ощущение завтракать в компании матери.
– Как дитя! – соврала она.
– Здесь тихо. По крайней мере, никто тебя не побеспокоит. Сможешь отдохнуть.
Это точно, гарантированная глухомань.
Ни автострады, ни скоростного шоссе, ни дорожного движения.
Ни бумаг, которые надо рассмотреть, ни телефонных звонков, которые необходимо сделать, ни мейлов, которые надо рассортировать.
Ни бешеной гонки с утра до вечера.
Птичье пенье, шум воды или ветра. У Хлои такое чувство, будто она укрылась в монастыре. Не так уж неприятно, между прочим. При условии, что ее вынужденный реабилитационный курс продлится не больше недели. Если дольше, она спятит. Натурально спятит.
– Я пригласила на вечер твою сестру с Арманом.
– Я думала зайти к ним повидаться, – поспешила вставить Хлоя. – Но ты хорошо сделала.
– А Лиза, хочешь, пойдем ее навестим? Ты не так часто здесь бываешь…
Рука Хлои сжала чашку.
– Лучше я схожу одна.
Матильда ни в чем ее не упрекнула, как всегда. Только добавила: Ей будет приятно.
Хлоя прекрасно знала, что нет. Тут и речи быть не может о приятности. Ни для нее, ни для Лизы.
Только мучение, долг, который она на себя взвалила. Наказание.
Постоянно наказывать себя. В конце концов, это ее вина. Пусть даже никто никогда ей этого не говорил.
Без сомнения, потому что она никому никогда не говорила.
– Бертран приедет за мной в пятницу, – объявила Хлоя, чтобы сменить тему.
Увидела, как в глазах матери вспыхнула улыбка.
– Вот мы и познакомимся, как я рада!
Хлое был понятен дальнейший ход ее мыслей. Надеюсь, этот-то наконец окажется тем, кто нужен. Тем, кто сумеет тебя удержать, у кого хватит мужества остаться с тобой.
Матильда занялась посудой. Хлоя смотрела на нее с глубокой нежностью. Мать казалась усталой, постаревшей, но по-прежнему элегантной. Одета она была просто, но элегантность не очень зависит от одежды. Это способ существования.
Хотя они не виделись уже полгода, Хлоя затруднилась бы сказать, действительно ли ей не хватало матери. Всегда тяжело возвращаться в родительский дом, в обстановку, которая равнозначна счастливому детству.
Пока однажды все не превратилось в ужас.
На кухне появился отец, вернувшийся с утренней прогулки. С тех пор как он бросил работу, это стало ритуалом. Каждое утро вставать спозаранку и отправляться бродить по полям.
– Привет, дочка, – бросил он, целуя Хлою.
– Привет, па…
Они никогда не знали, что сказать друг другу. Он, мрачноватый деревенский малый, скупой на слова и излияния чувств. Гордый успехами своей старшей дочери, но никогда этого не говоривший. Счастливый тем, что она здесь, хотя ни за что этого не покажет и не признается. Как если бы слова внушали ему страх. Как если бы чувства были слабостью.
Хлоя пошла в него. Во многом.
Он уселся напротив нее, налил себе кофе.
– Можно я завтра утром пойду с тобой? – с надеждой спросила Хлоя.
И мгновенно перестала понимать, зачем она это предложила.
Удивленный не меньше ее, он пожал плечами:
– Если хочешь, но я не буду дожидаться десяти часов, пока ты проснешься… И у тебя хоть есть нормальная обувка?
– У меня есть очень красивые зеленые лодочки на шпильках, – улыбнулась Хлоя. – Думаешь, подойдет?
Мать засмеялась, отец скривился.
– Если подвернешь ногу, не хнычь! – проворчал он.
– Ты понесешь меня на спине.
– Можешь не рассчитывать. Я уже слишком стар для такого.
– Нет же, – развеселилась Хлоя. – Сил тебе по-прежнему хватает, я уверена.
– Годы, дочка… Годы не знают жалости.
Дело не только в годах, подумала Хлоя.
В углу кухни появилась Тень. Возникшая из ниоткуда.
Нет, из моей головы. Возможно, больной.
– Вы не против пойти напиться?