Влюбляться лучше всего под музыку Сокол Лена
Вода с сачка падает ей на лицо, заставляя девушку буквально кипеть от негодования. Я подтягиваю к себе рукоять и заглядываю внутрь сетки. Вижу тончайшие ажурные трусики и почему-то, как идиот, боюсь даже взять их в руку. Чувствую, как покрываюсь краской от шеи и до кончиков ушей.
– Давай их сюда! – Шипит Солнцева, подплывая к бортику. Ладонью зачерпывает воду и обрушивает брызги на меня.
Я успеваю вовремя отскочить, и лишь несколько капель падают мне на нос и на голую грудь. Аня смущена, но ее улыбка от уха до уха словно дает мне зеленый свет. Набравшись наглости, я подцепляю ее нижнее белье пальцем, а девчонка в этот момент оглядывается – видимо, стесняется посторонних глаз.
Я подхожу ближе и сажусь.
– Быстро давай их сюда! – Рычит она.
– Одно желание. – Показываю ей краешек трусов и быстро убираю за спину вместе с сачком. – Всего лишь одно.
Мне нравится флиртовать. Хм, оказывается, это очень весело. Хотя… грань очень тонкая. Если бы Аня не улыбалась, это называлось бы издевательством.
– Иди в пень, – хохочет она и протягивает руку. Трясет ею, ожидая, что верну ей потерянную вещь.
Но я не спешу этого делать. Мне вообще не хотелось бы отдавать ей белье: нестерпимо хочется сорвать с Ани и все остальное.
– Всего одно ма-а-аленькое желание. – Показываю пальцами. – Во-о-т такусенькое.
– Слушай, Суриков. – Она прищуривается, и я вдруг понимаю, что вряд ли увижу в жизни что-то прекраснее этих темно-синих глаз и спутанных мокрых волос цвета льна, накрывающих ее голые плечи. – Если ты сейчас же мне их не отдашь, – говорит Аня, возвращая к реальности, – я выйду из бассейна прямо так! Веришь?
Она не шутит. И понимает, что я понимаю это. Мы оба «без башки» – что нам стоит прогуляться голыми перед публикой? Но одно дело Солнцева, другое – моя девушка Солнцева. Такого я допустить не могу.
– Вот стерва! – Усмехаюсь, выуживаю из сачка мокрые насквозь стринги и неохотно протягиваю ей.
– Ха-ха! – С видом победителя Аня хватается за трусы и утягивает их под воду, чтобы надеть.
Уязвленный, я иду наполнить наши стаканы.
– Юбка в хлам, топ весь намок, – жалобно скулит Солнцева, когда я возвращаюсь и ставлю их на землю. – Может, принесешь мне что-нибудь из дома накинуть?
– Например? – Я усаживаюсь на траву возле бортика. – Принести фартук с кухни? Будет смотреться шикарно.
Она накрывает меня очередной волной из брызг, я ловлю их языком.
– Нет!
– А что тогда? Прикажешь порыться в комнате у родителей Димы? Вдруг там найдется костюм развратной медсестры или училки?
– Да нет же! – Аня прислоняется к бортику и кладет подбородок на руки. Ее кожа покрыта мелкими мурашками. – На первом этаже при входе есть встроенные шкафы, там, где все раздевались. Найди что-нибудь подходящее, возьмем напрокат. Здесь все вокруг уже «на бровях», им не до разборок.
– Как скажешь. – Протягиваю ей стакан, встаю и направляюсь в дом.
Внутри музыка звучит еще громче, почти закладывает уши. Кажется, кто-то орет в микрофон. Караоке? Надеюсь, да: голос надрывный, визгливый, и его обладатель совершенно не дружит со слухом.
Я прохожу в гостиную. На диванах расположилась веселая компания, девчонки скандируют: «Ник! Ник! Ник!» Посередине стоит стол, на котором целая батарея пластиковых стаканчиков. Два парня, кудрявый и рыжий, поочередно кидают пустой контейнер от киндер-сюрприза друг другу в пиво.
Кто попадает, вынуждает противника выпить содержимое стакана до дна – это чертов бирпонг. Стараюсь обойти их стороной: не хватало еще получить вызов от незнакомцев. Я едва ли не ощупываю стены в поисках шкафа, и, наконец, нахожу его за огромным зеркалом. Открываю, сдвигая створку в сторону, внутри обнаруживается верхняя одежда: многочисленные пальто, цветастые плащи и даже шубы. Вот же блин.
Не обыскивать же мне теперь весь дом? Выбираю скромную меховую жилетку (Аня ведь мерзнет там), снимаю с плечиков и с вороватым видом прижимаю к себе. «Это просто напрокат. На время. Мы аккуратненько, а потом вернем на место».
– Это ты своей девушке? – Вдруг раздается женский голос из-за спины.
– Эм… – Я оборачиваюсь и вижу перед собой ту хорошенькую блондинку, что представилась Лесей на танцполе. Теперь при свете ламп мне удается разглядеть ее лучше: девушка примерно моего роста, крепкая, с тонкой талией и крутыми бедрами. На ее губах ярко-красная помада, волосы растрепаны и небрежно убраны за уши. Она одета в рваные черные джинсы и растянутую белую майку, открывающую все части тела, которые только можно открыть, и под ней видны очертания того самого, что вообще-то должно быть в первую очередь скрыто от посторонних глаз. – П-привет.
Я отворачиваюсь, бормочу что-то, пытаясь закрыть шкаф, и моргаю, чтобы не пялиться снова на ее буфера в отражении зеркала.
– Красивая.
– Да. – Отвечаю я, имея в виду свою Аню.
– Жилетка, – вдруг уточняет девушка. – Красивая. Это норка?
– Прости, мне нужно бежать. – Спохватываюсь я и, пытаясь не задеть незнакомку, разворачиваюсь и быстро ухожу.
«Где я бросил свою футболку?»
Силясь вспомнить это, бреду куда-то, пока не натыкаюсь на прозрачную дверь. Толкаю ее и оказываюсь на балконе. Знакомый шум и плеск воды. Подхожу к перилам и смотрю вниз. Невысоко. До бассейна, если оттолкнуться хорошенько, допрыгну.
– Хэй! – Зову Аню и машу ей рукой.
Она, задрав вверх голову, таращится на меня. Скидываю ей вниз жилетку, та приземляется ровно у бортика.
– Что это? – Удивляется девушка.
– Это тебе.
Солнцева щупает мех и крутит пальцем у виска.
– Проще ничего не мог найти?
– Нет!
– Спускайся!
– Я уже!
Залезаю на перила и вытягиваюсь во весь рост.
– Ой, нет-нет-нет, – причитает она внизу. – Ма-мочки-и-и-и!!!
Но я уже отталкиваюсь и лечу бомбочкой вниз, со свистом рассекая воздух. Перед погружением слышу испуганные вздохи со всех сторон и ныряю в тишину воды. Она холодная, почти ледяная, принимает меня, как родного.
Вместо радости, что еще жив, вдруг приходит мысль: «Мне бы сейчас тоже пригодилась шуба». Проверяю – брюки на месте, отталкиваюсь и с довольным видом выныриваю.
Первое, что вижу – полные страха и ужаса глаза Ани над поверхностью.
– Ты чего так долго не всплывал? Я ужасно испугалась, думала, ударился! – Она сидит на краю в одном топе и стрингах, совершенно позабыв о принесенной мной жилетке. Наклоняется к воде и радостно выдыхает.
– Это же обалдеть! – Кричу я, подплывая.
– Вот я и обалдела… – Качает головой Аня.
– Псих! Паха, ты конченый псих! – Подает руку подошедший Ярик и помогает вылезти. – Надеюсь, кто-нибудь успел заснять? – Он обращается к собравшейся возле нас толпе. Но все уже устремили свои взгляды налево: там четверо ребят тащат здоровенный батут. Устанавливают на край: видимо, для прыжков в бассейн. – Точно кто-то шею сегодня свернет!
Аня, смущаясь обращенных к ней взглядов, поспешно кутается в жилет. Переживает, что все сейчас будут рассматривать ее голые ягодицы, но толпе уже все равно – народ, сопровождая свои действия визгом, бросается к батуту.
Ярик подает мне футболку. Я надеваю ее прямо на голое тело, и ткань тут же прилипает к коже. Не успеваю ничего сказать, как к нам подбегают какие-то девчонки:
– Где Дима?!
– Его нет, скоро будет.
– Кто за старшего? – Спрашивает одна из них.
Пожимаю плечами:
– Я, наверное.
– Иди, там за воротами полицейские. Требуют хозяев, кто-то из соседей пожаловался на шум во дворе.
– Ясно. – Я поворачиваюсь к Ане. – Жди меня здесь, хорошо?
– Хорошо, – взволнованно кивает она.
– Пошли, – говорю я Ярику, и мы вместе спешим к калитке.
Аня
На улице уже темно. Я крадусь к воротам, тихо ступая по ровному газону босыми ногами. На мне меховой жилет поверх сырого белья. Я похожа на пушистого хомячка – идеальный образ для маскировки и слежки. Вдруг парням понадобится моя помощь?
За кусты не прячусь. На неосвещенном участке территории в этом одеянии я сливаюсь с окружающей средой. Оборачиваюсь к дому: в окнах видны фигуры веселящихся людей в лучах светомузыки. Про звуки, доносящиеся со двора, промолчу – поросячий визг просто песня для ушей по сравнению с толпой пьяной молодежи. Просили же их заткнуться! Так в чем же дело?
Подойдя ближе, я вижу, как Паша собирается с духом и открывает калитку. Наверное, Дима на его месте волновался бы меньше, ведь деньги решают если не все, то многое. Но Калинина сейчас рядом нет, ровно, как и денег его отца. Интересно, как выйдет из ситуации мой Суриков?
– Добрый вечер, – раздается приятный баритон. – Лейтенант Гунько.
– Здравствуйте, – как-то не очень уверенно мычит в ответ Пашка. Крутит головой, выглядывает на улицу. – А… вы один?
– Да. – Спокойно отвечает голос.
– Проходите, – приглашает Пашка и отходит в сторону.
Ярик продолжает стоять, словно истукан. На что он там уставился?
В эту же секунду на территорию усадьбы щупленький мужчина в форме вкатывает свой старенький велосипед, на руле которого закреплен фонарик-мигалка, и ставит его к стене.
– А где патрулька? – Наконец, выдает Ярослав, заставляя меня вздохнуть.
Вот же пьяный дурень…
Мужчина поправляет фуражку:
– Поступила жалоба. Вы нарушаете общественный порядок, соседи жалуются на шум. – В этот момент из-за дома раздается очередной «бултых» и следом дикий хохот. Лейтенант поворачивается на звук, и мне удается его лучше рассмотреть: худой мужичонка лет сорока с усталым взглядом. На нем китель, великоватый на пару размеров, и отутюженные до скрипа брюки со стрелками. – Чем занимаетесь, молодые люди?
– Отдыхаем. – Не теряется Пашка. – Все по закону, не переживайте.
– Так почему же в неположенное время?
– Как неположенное? – Суриков хватает Ярика за руку и глядит на его часы. – Без пяти одиннадцать! У нас целых пять минут в запасе!
– Здесь все совершеннолетние? – Тянет шею служитель закона.
– Да-а, – уверенно мычит Суриков. – Желаете убедиться?
– Я останусь, чтобы убедиться, что через пять минут все закончится.
Суровый какой. Парни озадаченно переглядываются.
– Может, договоримся? – Вдруг предлагает Ярик.
– Молодой человек, – выдыхает мужчина возмущенно, – я на службе, и…
– По писят грамм? – Не сдается Пашка. И вдруг я замечаю тень сомнения в глазах лейтенанта. Суриков хватается за нее, как за спасительную соломинку. – Махнем?
– Не… Я пить бросил, мне нельзя. – Сглотнув слюну, почти шепчет полицейский.
Кажется, удалось нащупать его слабое место, и я беззвучно, как ночной ниндзя, бросаюсь обратно, к бассейну. Густая растительность и мои верные товарищи по оружию – кусты рододендрона прикрывают меня со всех сторон. Где нужно, нагибаюсь, где необходимо – ползу. И вот, скрывшись за поворотом, уже почти бегу.
Не знаю уж, что подумали парнишки, расположившиеся в шезлонгах, когда к ним подбежала странная тетя в короткой шубе без рукавов, но они лишь приоткрыли рты, когда я схватила у них бутылку виски и пластиковые рюмки, а один из них даже выронил изо рта косяк. «Кос… что?»
– Охренели совсем! – Ворчу я, надевая тапки одного из них и затаптывая самокрутку. – Там мент у ворот, а они травку курят. Придурки!
И не давая им опомниться, снова ныряю в кусты, но уже с добычей в виде бутылки и стаканчиков. Прижимаю к себе трофеи и торопливо пробираюсь вперед, вспоминая про себя все ругательства, которые мне известны. Тапки сорок-какого-то там размера только мешают ходьбе, но хотя бы трава пятки не колет.
Замираю в пяти метрах от ворот и снова вслушиваюсь в разговор. Комары, словно пикирующие бомбардировщики, штурмуют мои голые ляжки со всех сторон. Я подпрыгиваю на месте, чувствуя, что начинаю потеть и трезветь. Прихлопываю насекомых бутылкой – руки-то заняты.
А парни продолжают уламывать участкового. Я наблюдаю за ними, выжидая подходящий момент.
Пашка, надо заметить, со спины такой красивый и сильный. Как же я испугалась, когда он нырнул! Подумала, как же нелепо: только нравиться начал и уже сдох. Хорошо, хоть вынырнул. И трусы не потерял, как некоторые.
– Пятьдесят-то грамм можно, завтра же выходной! – Продолжает уговаривать участкового Ярик.
В это время я опускаю бутылку на землю и расстегиваю жилет. Взбиваю пальцами и комкаю волосы, сооружая эффект мокрых кудрей. Затем сдуваю пряди, попавшие на лицо, поднимаю с травы бутылку, стаканчики и делаю решительный шаг под свет фонаря.
– Как выпью, сам себе не хозяин, – жмется служивый и, услышав шум, резко поворачивается ко мне.
Я выскакиваю из кустов, пытаясь сохранять грациозность – ну, насколько это возможно в шубе и тапках. Протягиваю Пашке аргумент в виде бутылки и делаю удивленный взгляд:
– М-м, а кто этот статный мужчина? Наш гость?
Пока Пашка хлопает глазами, Ярик хватает бутылку и наполняет стаканчик.
– Зд-дравствуйте, – краснеет мужчина, когда я обхожу его, оглядывая со всех сторон.
– Аня, – протягиваю ручку.
Исступленно и вдохновенно хлопаю ресницами, пока он ее жмет – чего не сделаешь ради правого дела. Беру стаканчик и протягиваю ему:
– Выпьете с нами?
– Так я…
– Как же хорошо, что вы пришли! – Буквально силой вкладываю стаканчик ему в руку. – За нас, за вас, за прекрасный вечер!
Я подмигиваю парням. Мужчина пьет, морщится, а Ярик подливает ему еще. Пашка хмурится и недобрым взглядом косится на меня.
– Между первой и второй перерывчик, сами знаете. – Вкладываю ему наполненный до краев стаканчик в ладонь. – Расскажете нам о своей работе? Наверное, очень интересная?
– Я… – Мнется мужчина.
Подхожу к нему близко-близко и снимаю с него очки. У него даже челюсть падает от такой дерзости.
– Ох, как же вам идет без очков! Вот это глазищи! – Участковый часто моргает узенькими, как у крота, глазками. Складываю его толстенные окуляры и вставляю ему в ворот рубашки. – Как вы говорили, вас зовут?
– Василий.
– Что это за аромат, Василий? Нет-нет, погодите, дай угадаю. – Припадаю к его груди, едва не касаясь носом шеи, вдыхаю и делаю шаг назад. – Bleu de Chanel?
– Одеколон «Шипр», – смущаясь, словно подросток, прячет глаза лейтенант Гунько.
– Надо же, пахнет мужчиной, тестостероном и… силой! – Скольжу взглядом по его дряблым плечами невзрачному лицу, и мужчина заливается краской.
Пашкин кашель заставляет меня обернуться и сделать самое невинное лицо, на которое только способна.
Паша
Мы сидим на диванчиках в комнате, заполненной страшными звуками, способными убить любовь к музыке у любого человека. В комнате, где все желающие могут выйти на сцену и спеть караоке – что они с удовольствием последние полчаса и делают.
Сидим, терпим и мечтаем свалить.
– Мы с тобой отрываемся или просто боимся остаться наедине? – Шепчу я Ане на ухо.
Она поворачивается ко мне и улыбается. Едва заметно пожимает плечами. У нее тоже нет ответа на это вопрос.
– Говорил ведь! Нельзя мне пить! – Стонет участковый.
Он сидит на диванчике в кителе, рубашке, семейных трусах и длинных черных носках, натянутых чуть не до колен на манер гольфов.
– Вася, тебе хорошо? – Спрашивает Ярик, сидящий напротив.
Гунько оглядывает зал, задерживает взгляд на коротеньких юбчонках танцующих девиц.
– Да-а. – Он улыбается с видом довольного лиса, попавшего в курятник, и машет рукой какой-то брюнетке, стоящей на сцене и пытающейся петь: «Младший лейтенант, мальчик молодой! Все хотят потанцевать с тобой».
Василий дергает плечами в такт и закатывает глаза.
– Вот и замечательно.
– Так глупо вышло! – Он качает головой. – Изымал паленый безакцизный алкоголь, хранил его опечатанным у себя в кабинете. Кто ж знал? Год лежала эта коробка с вещдоками, вот – второй пошел. Все суды прошли, все разбирательства, а она лежала, мне глаза мозолила. Ну, и начал я ее понемногу приходовать, а тут проверка нагрянула, и кранты. Пришлось написать рапорт, ушел по собственному желанию. Восстановиться смог только, когда новый начальник УВД пришел, и то только участковым взяли!
– Вася, давай я тебя сюда хоть садовником устрою? Или охранником? – Предлагаю я. – Получать нормально будешь.
Гунько вскакивает и пожимает мне руку. Участкового поводит из стороны в сторону.
– Хорошие вы ребята. Только скучные! – Он разводит руками, будто собирается вприсядку танцевать. – Да я в ваши годы так отжигал, ого-го! – И бросается к сцене.
Я закрываю глаза.
Комната гудит, все только размялись, и веселье впереди. Аня кладет мне голову на плечо, я прижимаю ее ближе к себе и зарываюсь носом в шелковистые, еще влажные после купания волосы. Они совсем не пахнут химией для бассейна. В них спящие луговые травы, запах цветущих сине-фиолетовых васильков и спелой лесной малины. В них мечты, загадки и тайны, кажется, самого мироздания.
Я вдыхаю и замираю на мгновение, стараясь оставить этот момент в памяти навсегда, запомнить, какими сумасшедшими и веселыми мы были. Выдыхаю медленно, с волнением – гадая, сможем ли мы с ней поладить. Такие одинаковые и такие разные.
Что будет, когда она узнает, что по жизни я ни разу не человек-праздник? Когда поймет, что со мной все просто, приземленно и скучно? Что я не тот, кто сможет веселить ее каждый день и давать эмоции.
Я – совершенно обыкновенный парень. Без грандиозных планов. Боящийся мечтать и привыкший довольствоваться тем, что имею. У меня мама, сестра, старая ржавая восьмерка во дворе и дырявые карманы в джинсах. Но я такой, какой есть, и скрывать этого не стану. И пытаться быть кем-то, кем не являюсь, тоже не хочу. Да и не смогу.
– Прогуляемся? – Аня надевает фуражку, одолженную у Василия.
Ей идет. С меховой-то жилеткой поверх нижнего белья. Я поднимаю руки вверх, будто сдаюсь, и спрашиваю:
– Пистолетик-то у тебя есть?
– Только фонарик, – смеется она, и мы встаем.
Беремся за руки и идем к выходу. Я оборачиваюсь и вижу, как толпа рукоплещет участковому, танцует, качает головой в ритм. Он стоит на сцене в одних «семенах» и бубнит под музыку в микрофон:
– Вокруг шум! Пусть. Так, не кипишуй! Все ништяк! Вокруг шум. Пусть. Так, не кипишуй! Все ништяк![2]
Аня
Я иду по траве в этих огромных тапках и думаю только о том, как неловко было бы общаться, будь мы трезвыми. Пашка для меня всегда был недосягаемой высотой. Два года я смотрела на него украдкой и не решалась сделать шаг навстречу. Потому что он… Добрый, правильный, надежный. И достоин чего-то особенного. Лучшего. Он достоин настоящей любви.
А что я знаю о ней?
Хм. Любовь.
Что это? Привязанность, симпатия или химия чувств? Говорят, это понятие гораздо сложнее и глубже. Пока не почувствуешь, не поймешь.
Не знаю, отчего так совпало, но у меня в бойфрендах всегда были лишь плохие парни. Один оказался жалким любителем травки, второй – смазливым красавчиком с кучей скрытых комплексов, третий – здоровенным детиной с бородой и килограммами мышц, но бесполезным и абсолютно тупым.
Обыкновенные самовлюбленные придурки, недостойные даже того, чтобы я упоминала их по именам. И дело было не в том, что мне всегда хотелось веселья, праздника или быть рядом с кем-то популярным. Просто казалось, до такого, как Паша, я еще не доросла, и нужен кто-то проще. С кем не нужно быть серьезной, настоящей и сходиться настолько близко, чтобы открывать душу.
На деле же раз от раза оказывалось, что глупым мужчинам не нужны умные женщины. Кому из них охота иметь рядом подругу, которая видит его насквозь? Для которой он – не авторитет? Дерзкие, самодостаточные, с чувством собственного достоинства представительницы слабого пола для таких мужчин – потенциальные соперницы. Им грубостью приходится доказывать, что мы «бабы как бабы» – обыкновенные, такие, как все.
И я была, наверное, достаточно умна, чтобы долго прикидываться дурочкой. Беда, что мне всегда и неизбежно это надоедало, и как итог – сейчас я одна. Мне не хочется обжигаться, и уж тем более делать больно тому, кто рядом.
Пашка… и зачем мы с ним всё это затеяли?
– Ого! – Он отпускает мою руку и куда-то бежит. – Это же кольцо там, вверху! Я его сразу и не заметил за деревом.
Семеню за ним на край двора и вижу небольшую баскетбольную площадку со щитом. Пашка уже там, подобрал откуда-то из травы мяч, прицелился и с лету забил трехочковый.
– Хороший домик у Димы, ничего не скажешь! – Подбегаю и крепко обхватываю мяч ладонями. – Давай в «вопрос-ответ»?
– Это как? – Пашка стоит рядом, делая вид, что хочет отобрать у меня мяч.
– Забиваю, ты отвечаешь на вопрос. Промахиваюсь – отвечаю на твой.
– Давай.
Я прицеливаюсь, отталкиваю мяч от груди. Он летит вверх, делает над нашими головами плавную дугу и попадает ровно в корзину.
– Да!
– Весьма недурно. – Усмехается Суриков и идет за мячом.
– Твой любимый цвет?
– Черный.
Я удивленно распахиваю глаза:
– Интересно.
Яркий свет фонаря играет бликами в его глазах.
– Вообще-то, люблю все цвета, но черный универсален. Передает любое настроение, как и музыка. Транслирует в окружающий мир все, что ты в него заложишь.
– Бросай.
Пашка целится, кидает и попадает в кольцо с пяти метров.
– Отлично! – Хвалю я его. – Почти как трезвый.
– А я и есть. – Он бросает мне мяч. – Твоя любимая песня?
– Хм, – приняв подачу, задумываюсь. – Нет такой. И группы нет любимой, и исполнителя, и стиля… Их слишком много, чтобы выбрать кого-то одного. Похоже на оправдание?
Пашка качает головой.
– У меня также. И все мои любимые песни старше меня раза в два или три.
Я подбегаю к кольцу, но чертовы тапки не дают, как следует оттолкнуться, и до корзины я не допрыгиваю. Эх! Мяч, отскочив от кольца, летит в кусты.
Суриков смеется и идет его искать.
– Твой любимый фильм?
– «Ангелы Чарли»! – Отвечаю, не задумываясь.
– Что? – Брезгливо спрашивает он. – Это старье?
– Честно! – Мне и самой смешно. – Глупо, но правда. Если вижу его по телевизору, не могу переключить на другой канал. Есть в нем что-то волшебное, уж не знаю, что именно.
– Бе-е, – изображает рвоту Суриков, – даю тебе еще одну попытку. Удиви меня.
– Ну-у… «Брат 2». Его тоже могу пересматривать бесконечно, хоть он мне и не по возрасту.
– Ладно, зачет! – Хвалит он и закручивает мяч. Тот крутится в воздухе, а затем ложится ровно в цель. – Чего ты боишься?
Улыбка исчезает с моего лица.
– Взрослеть, – произношу так тихо, словно боюсь обжечься собственным дыханием.
– Этого все боятся. Думал, ты бесстрашная.
– Нет. Боюсь, что так и не узнаю своего предназначения в жизни. Я дала себе это лето на то, чтобы решить, кем хочу стать. Некоторые с детства твердо знают, кем хотят быть: врачами или космонавтами, а я люблю сериальчики в прикуску с вредностями. Что со мной не так?
Паша смеется. Искренне, открыто, и мне тут же нестерпимо щемит душу от нежности. Я останавливаюсь. Что со мной? Все, что я чувствовала к мужчинам прежде было просто влечением, интересом. А это какое-то совсем другое… Первый раз в жизни я начинаю бояться саму себя.
Хватаю мяч, швыряю со всей силы и тот, на удивление, скрутив пару кругов по ободку кольца, вдруг ныряет внутрь.
– Какие девушки тебе нравятся? – Кричу я, отправляясь за мячом.
Это такой трюк, чтобы спрятать глаза.
– Мне нравишься ты. – Не раздумывая, отвечает Пашка.
И это заставляет мой желудок сжаться. Я слышу его шаги за спиной, бросаю мяч и бегу по траве прочь. Суриков несется следом и хохочет. Я оборачиваюсь и ловлю его взгляд. Мне жарко. Нестерпимо жарко. Но я не собираюсь снимать эту шубу ни за какие коврижки, лучше поискать, во что переодеться.
Паша настигает меня возле гаража, разворачивает к себе и прижимает спиной к холодной стене. Он берет мое лицо в ладони и целует меня: так же страстно, сильно и до боли, будто хочет выпить меня до дна. Я таю в его сильных руках, понимая, что теряю контроль над собой и своим телом.
Когда его пальцы сжимаются на моих ягодицах, я вскрикиваю, и это раззадоривает его еще больше. Он лихорадочно нащупывает что-то на стене, нажимает, и дверь в гараж внезапно отъезжает наверх. Я чуть не падаю, но Паша в последнюю секунду успевает меня подхватить.
Мое тело горит, я в бреду. Мне все равно, где и как мы это сделаем: он нужен мне прямо сейчас. Я жду, когда Пашка втолкнет меня внутрь помещения, но его горящие губы вдруг соскальзывают с моих и замирают. Я открываю глаза и сквозь туман пытаюсь проследить за его взглядом. Он направлен на мощный черный четырехколесный агрегат, стоящий прямо у входа и сверкающий своей новизной.
– О-о-о, – выдыхает Паша, отпуская мою талию. – Вот это конь.
Читать бесплатно другие книги:
