Влюбляться лучше всего под музыку Сокол Лена

Паша

Я быстро переодеваюсь, целую растерянную маму в щеку, хватаю толстовку, ключи и выбегаю из квартиры. Спускаюсь быстро: адреналин еще кипит в крови, даря чувство полета. Перепрыгиваю сразу через три ступеньки, преодолевая последние лестничные пролеты в считанные секунды.

Прыгаю в машину, завожу мотор и трясу головой – волосы после душа еще сырые, но сохнут значительно быстрее, чем прежде. Они теперь короткие. С новой стрижкой жить стало удобнее, и никаких запар с расческой по утрам.

На светофоре шарю по карманам, достаю и пересчитываю деньги. Ну, просто супер: две пятисотенных и одна жалкая мятая сотка. Хорошо, хоть они есть. Починил на днях соседу катализатор, тот был забит всякой фигней. Пробил сетку ломом, почистил, поставил обратно и отправил его потом к электрику исправить ошибку. Сэкономил мужику целую кучу денег, потратил три часа, а взял за работу всего полторы тысячи. Ну, и то вперед.

Не пустил бы меня дядя Артем в свой автосервис, не заработал бы и этого. Ну как Артем, вообще, его зовут Аракел, но у местных армян почему-то принято брать себе русские имена. В их окружении полной Василиев, Степанов и даже один Потап водится, который на самом деле Пахратур. Веселые, душевные ребята.

Убрав купюры в карман, нервно давлю на газ. Да уж, с такими деньгами не разгуляешься. Не то, что угостить девушку ужином в приличном месте, тут даже не на всякое захудалое кафе хватит. Придется импровизировать.

От мыслей о предстоящем разговоре с Димой неприятно сосет под ложечкой. Лучше сразу признаться во всем, ведь все равно найдется тот, кто выложит ему все на блюдечке. А так, я скажу, что сам разбил посуду и выпил шампанское – глядишь, не убьет. Все лучше, чем Ане отдуваться одной за ту пирамиду из фужеров, которую она бабахнула.

Хотя девчонка, конечно, просто поразила меня. Всегда казалось, что ее показная отвязность продиктована желанием быть в центре внимания. И по сравнению с той же Лесей, которая выглядит излишне доступной, Солнцева всегда создавала впечатление потенциально способной на серьезные отношения. Иначе, зачем все это? Девушку на одну ночь можно найти в любой момент, а так, чтобы захватывало дух и реально тянуло к человеку – такого у меня еще не бывало ни с кем, кроме нее.

Хотя, о чем ты, парень? Перед тобой шанс, за который можно, нет, просто необходимо уцепиться, если ты адекватный, здравомыслящий человек. Музыка – это цель, к которой ты даже боялся идти потому, что таким ребятам, как ты, никогда не предлагают щедрых возможностей – разве что в сказке.

Пусть это всего лишь одно выступление. И не знаю, найдется ли для меня в группе место после фестиваля, но разве могу я отказаться от хоть и туманной, но перспективы?

Волна стыда вдруг появляется из ниоткуда и накрывает меня с ушами. Аня!

Она останется здесь одна. Между нами зарождается неизвестно что, но это что-то мне почему-то необычайно дорого, и совершенно не хочется выбирать между ней и призрачной возможностью быть музыкантом.

Можно отказаться от предложения. Можно всю жизнь крутить гайки в сервисе, пока пальцы не станут похожими на сосиски и не будут перекрывать своей толщиной все шесть струн. Можно даже до старости делать вид, что ты не просрал однажды такой подарок судьбы.

Но ведь Аня… тоже подарок. Нужно поговорить с ней. Просто обсудить. Если мы все еще вместе. Вчера было весело, не спорю, но что если все так вышло только потому, что мы были пьяны? Нужно срочно посмотреть ей в глаза – там точно должны быть ответы на все вопросы. Глаза никогда не лгут.

Мы найдем выход, обязательно отыщем его. Перед нами сотни дорог, тысячи возможностей, а мы запутались там, где нужно радоваться каждой минуте, проведенной вместе.

Я запутался. Но сейчас она появится и все расставит по местам.

Я останавливаюсь у ее дома, взъерошиваю волосы и пытаюсь унять сердцебиение. «Мы вместе придумаем, как лучше поступить, раз уж я сам не могу решить». Долго смотрю на небо, медленно и едва заметно покрывающееся ковром из звезд. «Дай мне знак, а? Эй, мужик, где ты там? Управляешь нами, словно фигурками на шахматной доске. Чего спрятался за тучу? Покажись».

Улыбнувшись самому себе, я выхожу на освещенную фонарями улицу и ощущаю предвкушение долгожданной встречи. Закрываю дверцу, разворачиваюсь и… застываю вдруг, как вкопанный. Мимо идет мальчишка лет тринадцати – с гитарой за спиной и наушниками в ушах, он что-то напевает себе под нос. Я невольно задерживаю дыхание, глядя, как он удаляется прочь по тротуару. «Это он? Это знак?» – обращаю взгляд на небо.

Скажи мне кто в его возрасте: что бы ты выбрал: женщину или мечту, я точно покрутил бы у виска. Конечно, мечту. Возможность. Синюю птицу счастья. Карьеру, если даже это будет одним шансом из тысячи. Если будет даже крохотная, почти ничтожная, надежда на успех.

Черт… Как же сохранить и то, и другое? Возможно ли?

Аня

Почему из всех парней мне достался этот? Не тупоголовый качок с интеллектом хомячка, не ухоженный эгоист, не любитель приврать и повыделываться? Почему Пашка так нравится мне? Совершенно безбашенный, сильный и чуткий. Такой разный. С таким мужчиной не пройдут прежние фокусы, они с ним и в голову-то не придут.

Вот я попала, все, мне конец…

Смотрю в окно.

За стеклом клубится темнота, опускается на усталый город черным плащом, сплетается в причудливые узоры фонарей, в яркие отсветы витрин, напоминает о тяжелом дыхании приближающейся ночи. Я вижу подъехавшую Пашкину развалюху, на которую он заработал кровью и потом, накидываю кофту и выхожу из дома, тихонько прикрыв за собой дверь, чтобы избежать ненужных объяснений с матерью. У нас с ней в последнее время не выходит спокойных разговоров, одни разборки с предъявлением взаимных претензий и перебрасыванием друг в друга старых обид.

Спускаюсь и неожиданно встречаю Пашку на выходе из подъезда, в дверях, точнее буквально впрыгиваю в его объятия, оставляя за спиной ненужные сомнения. Как же мы посмотрим друг другу в глаза? Как будем вести себя? Что почувствуем? Все мимо. Потому что мы уже здесь, касаемся друг друга, и это мгновение застывает вместе с нами в воздухе, вплетаясь в души тонкой лентой зарождающегося чувства.

Кажется, в этот момент я лучше узнаю себя. Понимаю, какой могу и хочу быть – лишь бы только рядом с ним. Его цепкие руки обвивают мою талию, обнимают за шею. Наши рты соприкасаются, сразу и безошибочно найдя друг друга, и мы целуемся. Долго, дико, страстно.

Я тону в любимом запахе, чувствуя, как сильные пальцы нежно сжимают кожу на моей спине, забираясь без моего ведома под футболку, оставляя там дорожки из гусиной кожи. Мечтаю, чтобы там же оказались и его губы. На мне. Везде.

Вспоминаю, что мы стоим вдвоем под светом фонаря, возле подъезда, у всех на виду и ослабляю хватку. Глажу его плечи, поднимаюсь выше и осторожно скольжу ногтями по его шее, вытягивая сладостный стон из его губ. Ощущаю, как Паша дрожит всем телом. Слегка отстраняюсь, провожу пальцем по груди, останавливаясь на пирсинге в его соске. Это заставляет Пашку оторваться от моих губ и весело рассмеяться.

– Что ты там ищешь? – Хохочет он.

– Интересно, оно все еще там? – Нащупываю металлический ободок. – Да-а, оно там.

Его взгляд, полный страсти, обрушивается на меня, точно волна на подмытый водой берег, глаза блестят в мягком свете фонарей безудержным огнем.

– Понравилось? – Спрашивает Паша, имея в виду колечко.

Я останавливаюсь глазами на его крепкой груди.

– Мне все вчера понравилось, – отвечаю ему, имея в виду что-то другое, совершенно конкретное.

И Пашка тут же понимает, о чем я.

– Поехали! – Вдруг тянет меня за руку к машине.

Послушно следую за ним, мечтая, чтобы то место, куда он меня повезет, не оказалось рестораном. Потому, что единственное, о чем я сейчас мечтаю, это быть с ним наедине. В тишине и без света.

Паша

По пути на пляж мы заезжаем в маленькую, спрятавшуюся среди старых советских пятиэтажек, забегаловку. Аня сидит в машине и ждет, пока я покупаю все необходимое. Расплачиваюсь с молоденькой продавщицей, слегка улыбаюсь в ответ на ее недвусмысленное подмигивание и спешу обратно. Нужно успеть доехать, пока пирожки не остыли, а лимонад не согрелся. Бросаю покупки на заднее сидение, целую Аню в губы и завожу автомобиль.

Всю дорогу любуюсь тонкими линиями ее рук и изящными лодыжками, выхваченными моим взглядом из темноты салона. Любуюсь ногами, до колена прикрытыми белой юбкой и ниже обутыми в грубые короткие сапоги. Интересное сочетание, мне нравится. Как и ее улыбка – манящая, просто сводящая с ума. Как и ее волосы, в которые небрежно вплетены несколько тонких косичек. Идеальный разгильдяйский образ: утонченно-хулиганский и неистово-скромный одновременно.

Когда мы останавливаемся посреди пустынного пляжа, Аня вытягивает шею. Будто не верит своим глазам. Потом смотрит на меня вопросительно, словно недоумевает: «Какого черта мы здесь делаем?». Когда глохнет мотор, она выскакивает из машины, впивается взглядом в длинную полоску воды, тянущуюся вдоль песчаного берега, и долго любуется тихими волнами, ласково лижущими берег.

– Я ужасно расстроена, что ты привез меня сюда, – вдруг выдает она.

– Правда? – Спрашиваю я, опуская руки.

– Нет.

Улыбка на ее губах переливается чистым жемчугом в свете луны, и гаснет, обращаясь в хитрую ухмылку. Солнцева нагибается, сдергивает с ног сапоги и бросает в меня. Один больно прилетает в плечо, другой я успеваю поймать на лету возле самого носа. Девчонка с хохотом срывается с места и бежит к воде.

– Я тебя достану! – Кричу ей, швыряя сапоги на коврик под водительским сидением.

– Он меня достанет! – Заливается смехом Аня.

– Поймаю!

– Поймает! Аха-ха! – Хихикает она, вздымая носком изящной ножки сотни брызг.

Я подлетаю к ней, хватаю, удивляясь тому, какая она маленькая и легкая, ловко закидываю на плечо, и быстро мчусь по кромке берега. Почти лечу, не замечая, как ноги тонут в мокром песке. Ускоряюсь еще и еще, едва только услышав, что она начинает громко визжать, и перекидываю ее за спину, позволяя удобнее обхватить мою шею руками.

Сладкий запах абрикоса, исходящий от ее волос, щекочет ноздри, звонкий девичий смех ласкает слух. Такую невозможно обидеть, такую нельзя не любить. Ее нельзя променять на кого-то другого или что-то другое, нельзя забыть. Я тащу свою добычу к машине и усаживаю прямо на капот. Аня разочарованно стонет и ложится на спину в знак протеста. Вытягивает ноги, закладывает одну на другую, заставляя подол юбки немного приподняться, и, молча, любуется звездами.

Я достаю из машины пакет с горячими пирожками, упаковку салфеток и две бутылки с лимонадом, с которых мелкими капельками стекает конденсат. Ставлю всё это на капот, запрыгиваю и располагаюсь рядом. Аня садится, разглядывает содержимое пакета и с недоумением сверлит меня взглядом:

– Беляши?

– Да.

– Хм. Лимонад?

– Ага. – Достаю несколько салфеток, самый пузатый ароматный беляш и протягиваю ей. – Элитного шампанского мы уже вчера попили, сегодня на ужин меню проще.

– Хорошо, – ничуть, кажется, не расстраивается она, принимая из моих рук пирожок и откусывая здоровенный кусок.

Секунда, две, и из ее уст вырывается неприличный стон, годящийся разве что для взрослых фильмов. Затем еще один и еще. Неудивительно – хрустящая корочка, внутри нежнейшая мякоть, обжигающий сок и вкусное свежее мясо. Пальчики оближешь!

Я открываю лимонад и, дождавшись, когда она прожует, протягиваю ей.

– Воткинский лимонад. Такой продают только в одном магазине города. Дефицитная вещь, но он того стоит.

– М? – Удивляется она, принимая из моих рук бутылку. – Не слышала про такой.

Сейчас все вопросы отпадут. Ну же… Да! Контрольный в голову. Ледяная сладость, обжигающая язык десятками мелких пузырьков, и свежесть, остающаяся на губах и требующая ее слизнуть. Что я и делаю, припадая к ее рту лишь на долю секунды.

Мне хорошо, мне так спокойно с Аней. Здесь, под луной. У реки, которая тихим шелестом волн, мерцающими в ней малиновыми огоньками звезд, словно облегчает душу и успокаивает нас.

– Советуют покупать лимонад только в стеклянной таре… – начинает Аня.

– Я люблю тебя, – одновременно с ней говорю я.

И девушка вдруг замирает, вцепившись в стекло бутылки, как в спасательный круг. Смотрит на меня, будто гипнотизирует. Долго-долго. И я боюсь даже улыбнуться. Сглатываю, понимая, что все испортил, что больше шанса не будет, и понимая, что она сейчас сбежит. Медленно вытираю пальцы о салфетку и молчу.

Но в ее глазах нет страха. Нет отторжения, злобы, брезгливости. Аня просто разглядывает меня, и я не удерживаюсь от того, чтобы тоже смотреть на нее – так же открыто и смело. Стараюсь запомнить каждую черточку милого сердцу лица, запомнить то волнение, которое рождается в моей душе при взгляде на него. Ту радость, которая выплескивается наружу, едва я замечаю улыбку на ее открытом лице.

Аня склоняет голову набок и проводит тыльной стороной ладони по моей щеке – медленно, нежно, едва касаясь. Заставляя меня закрыть глаза и податься в сторону ее прикосновения, будто кота, жаждущего ласки хозяйки. Ее рука застывает на моем лице чуть дольше положенного.

– Лимонада? – Вдруг хрипло спрашивает она в тишине.

Я открываю глаза.

– Давай.

– С пирожком? – Хитро прищуриваясь, говорит Аня.

– Нет. – Выдыхаю я, отставляя бутылку в сторону. – С тобой.

Она первой касается моих губ, и мы будто летим вместе в пропасть – быстро, отчаянно, жадно.

Аня

Когда я падаю в его объятия, бутылка лимонада, стоящая на капоте, сильно шатается и чуть не падает, но все же остается стоять по стойке смирно. Там же остаются пирожки, салфетки, разлетевшиеся по песку от легкого дуновения ветра, и моя кофта.

Мы падаем вниз, прямо на песок, даже не убедившись, одни ли мы на пляже или в окрестностях бродит кто-то еще. Машина надежно укрывает нас со стороны берега, но со стороны реки мы совершенно обнажены. Во всех смыслах. Волнение уже переливается через край, подо мной лишь белая юбка, а надо мной Паша, лихорадочно сдирающий с себя футболку.

Я дрожу всем телом, глубоко вдыхая влажный вечерний воздух. Взгляд торопливо шарит по его груди, рельефным мышцам, татуировке на предплечье в виде черепа со змеей, выползающей из его пустой глазницы и тянущейся вдоль ключиц. Завораживающе пугающее зрелище. Скольжу взглядом по пирсингу в соске – оно как венчальное кольцо для меня, соединившее наши судьбы. И именно сейчас мне дико хорошо от того, что все произошло ровно так, как произошло.

Иначе мы не были бы вместе. Никогда.

Больше никаких но. Никаких сомнений, отсрочек, колебаний. Есть только мы, и ничто не помешает нам стать одним целым. Навсегда.

Когда мой рот приоткрывается, чтобы произнести слова любви, Пашка наклоняется и разводит мои губы своим языком. Целует порывисто и требовательно, заставляя отвечать ему с удвоенной силой. И мне больше не страшно. Смущение отступает. Тревоги уходят на второй план, остаются лишь ощущения.

Его губы смыкаются, затем размыкаются снова, язык соприкасается с кончиком моего языка. Во рту сладкий вкус лимонада и надвигающейся грозы. Все о чем я думаю, это Он. Мои руки на его теле, бурлящем от желания. Его грудь на моей груди.

Я целую его яростно, прижимаюсь решительнее и крепче. Целую до тех пор, пока не чувствую, что одних поцелуев нам уже недостаточно. Запускаю пальцы в его волосы, ощущая требовательные ладони на своих бедрах, закрываю глаза и тону в нашем слиянии. Извиваюсь, словно умоляя, пока, наконец, не чувствую его в себе. В этот момент мысли замирают, и с губ срывается стон.

Ничто больше не будет таким как прежде.

Спустя целую вечность, мы лежим, опьяненные друг другом, и таращимся в звездное небо, словно переживая внутри себя случившееся раз за разом. Блаженствуем. Перебираем пятками мокрый песок, улыбаемся и гладим друг друга.

– Есть предложение, – наконец, произносит Паша отрывисто и хрипло.

– Какое?

– Нужно повторить.

Меня не нужно уговаривать.

Паша

Я просыпаюсь от того, что сестра с разбегу запрыгивает ко мне на кровать, ложится поверх одеяла и душит. Ее руки удавкой сжимаются на моей шее. Наверняка, она и не ставит себе цель придушить меня, просто чересчур сильно проявляет проснувшиеся вдруг братские чувства.

Я рычу сквозь сон и дергаю плечом, пытаясь ослабить ее хватку. Машка наваливается на меня всем телом и давит.

– Задушишь, – ворчу я, разлепляя веки. – Раздавишь…

– И тебе доброе утро, Суриков! – Капкан ее рук, наконец-то, разжимается, позволяя мне вдохнуть полной грудью.

– Чего это у тебя хорошее настроение с утра?

Ложусь на спину и подозрительно щурюсь.

– Я пришла сказать, что ты так пел тогда на вечеринке… – она кладет мне голову на грудь и замирает, – в общем, я тобой горжусь. Прости, что с опозданием, но хвалю!

– Спасибо.

– И еще я рада за вас с Аней. Все-таки ты – лучший из всех парней, что ей попадались. Раньше не думала об этом, но сейчас уверена.

Смотрю, как она забавно морщит носик, и улыбаюсь.

– Неужели ты это говоришь?

– Сама в шоке!

– Как у вас дела… с Димой? – Все-таки решаюсь спросить я. Какая-то часть меня все еще бунтует против того, что сестренка начала встречаться с ним без моего благословения.

Маша хихикает. Я приподнимаю голову, чтобы убедиться – она покраснела, точно переспелый помидор.

– У нас будет кафе.

– Это как?

– Я ухожу с работы, и мы с Димой вместе будем заниматься развитием нового кафе, которое отдал ему отец. Оно было убыточным, так что нам придется полностью переделать концепцию, отремонтировать и запустить его, уже как новый бренд.

– А какая у тебя роль во всем этом?

– Я – генератор идей. Буду руководить процессом переделки, а потом и самим кафе.

Я прочищаю горло и молчу. Хорошо-то оно все, хорошо, да не очень.

– А не боишься, что все выйдет так, что ты поможешь ему поставить бизнес на ноги, а потом вы разойдетесь? – Глажу ее по волосам и замечаю, как сестра напряглась всем телом. – Останешься потом ни с чем, без работы. Бывает, даже супруги не доверяют друг другу до конца, а вы встречаетесь-то всего-ничего.

Машка смотрит на меня, упрямо дуя губы.

– Я – большая девочка, Паша. И нет, он так со мной не поступит.

Я напускаю на себя виноватый вид:

– Ты же знаешь, я не мог не сказать.

– Знаю.

– Еще хотел спросить.

– Говори.

Она приподнимается и смотрит на меня.

– Я что, такой вот совсем ужасный, да?

Меня поражает, насколько взрослой она сейчас смотрится. Ее глаза светятся неподдельным счастьем – искренним, светлым. Это удивительно, но во взгляде Димы я видел то же самое. Похоже, есть чувства, которые делают нас лучше. Проверено, кстати, на себе.

– Нет, – неуверенно отвечает сестра. – Не ужасный.

– Почему ты тогда не рассказала мне про этого урода?

– Ты… про Игоря?

– Да. – Руки при звуке его имени сами сжимаются в кулаки. – Это я должен был вломить ему там, а не Дима. И не на вечеринке, а еще год назад, когда у вас… все произошло.

Она тяжело падает обратно на мою грудь.

– Я не могла. Мне было стыдно.

– Перед кем? Передо мной? Да мы с тобой девять месяцев вместе в одной утробе провели – нашла, кого стыдиться.

– Перестань, – Маша затихает, будто собирается с мыслями, – Паша, мне даже сейчас трудно понять, как так вышло. Он… у меня просто не оказалось сил сопротивляться.

Чувствую, как ярость, закипающая в крови, начинает буквально бить по вискам. Стараюсь вложить все свои эмоции не в негатив, а в утешении сестры. Глажу ее по волосам, по спине и рукам, ощущаю себя уродом, который даже не заметил, что ей было невыносимо тяжело. Не спросил, не успокоил, не помог, не защитил ее честь. Когда же я перестану быть таким дуболомом?

– Еще никуда не уехал, а уже перетрухал, – смеется Боря, пытаясь хмурить для вида свои широкие брови.

Мы сидим в студии уже второй час, а меня все еще колбасит так, что не могу собраться. Всего несколько дней остается на репетиции и сборы, а еще столько всего нужно выучить назубок. И тут этот мандраж, так некстати. Гитара не слушается, пытается прыгать, как стрекоза, в моих дрожащих потных ладонях. Пробую снова и снова. Еще и еще.

– Давай сделаем перерыв. – Боря отбирает у меня свой инструмент, кладет на колонку и направляется в комнату отдыха.

– Хорошо, – соглашаюсь я, мне начинает казаться, что мои внутренности от страха, а не от изжоги.

Парень неспешно разливает горячий чай по чашкам, бросает в обе по два кубика сахара, размешивает коричневой от чайного налета ложкой.

– Так, значит, говоришь, Леся здесь у вас главная? – Спрашиваю я.

Боря разглядывает меня, ехидно прищуриваясь:

– Не говори, что запал на нее.

Смущение моментально заливает мое лицо. Как он мог, вообще, такое подумать?