Жнец Лисина Александра
— Хозяин, вы уходите? — с беспокойством спросил дворецкий, когда я спустился вниз и взялся за плащ и шляпу.
Я хмуро кивнул.
Да, за пару свечей я успел подремать, но толком все равно не восстановился. Спать в схроне дольше трех дней подряд не рекомендовалось, поэтому мне еще сутки придется ночевать в постели, как обычному человеку. Сегодня этого не хватило для полноценного отдыха. Но время уже к полуночи. И если я не доберусь до Дома милосердия сегодня, то и завтра, скорее всего, сделать этого не удастся.
Чтобы сэкономить силы, с тропами я на этот раз мудрить не стал. Сделал сперва две коротких, добравшись до метки на окраине города. А затем одну длинную до старого монастыря, благо его-то расположение я точно никогда не забуду. Уже там, оказавшись перед закрытыми воротами, я скользнул на темную сторону и набросил на себя доспех. А то мало ли, вдруг на целителя с визуализатором нарвусь? Или еще кого по дороге встречу?
Как только вокруг меня сомкнулась Тьма, а черно-белый мир раскрасился разноцветными полосками заклинаний, по темной стороне пронесся долгий тягучий вой, смутно похожий на тот, что я уже слышал в Верле. Правда, тогда тварь была всего одна, а сегодня следом за первым вскоре раздался второй, а затем и третий голос.
Что это за звери, я определить не смог: то ли волки, то ли какие-то псы. Но мне показалось, что сегодня голоса звучали гораздо четче. И определенно ближе, чем в прошлый раз.
Спустившись на нижний слой и благополучно миновав усеянные сигнальными и охранными заклятиями ворота, я вынырнул на привычный уровень уже во внутреннем дворе и снова прислушался. Но странный вой не повторился. Ни через один удар сердца, ни через два. А значит, твари или потеряли след, или же вообще пришли не по мою душу.
Расположение своей старой камеры я помнил прекрасно. Как ни удивительно, но некоторые вещи из прошлого отпечатались в памяти настолько четко, что я через сто лет, наверное, этого не забуду. Какой это был этаж, какой по счету номер комнаты… я помнил именно место: холодную, выстланную неизвестным, но удивительно мягким материалом камеру, в которой так редко зажигался свет. А помнил я это потому, что не раз пытался расшибить голову об эти стены. И потому, что свет был для меня худшей пыткой из всех, что только можно измыслить. Когда его включали, от него слезились глаза, пересыхало горло, а кожа горела так, что я без стеснения выл и катался по полу от боли. Но целитель заходил в камеру каждый день, в одно и то же время. И по звукам его шагов я всегда мог определить, когда меня ждут новые мучения.
Один прыжок во Тьме, второй, и вот я стою перед дверью той самой камеры.
Двести тринадцать…
Тот проклятый номер, который я потом годами видел во снах. Оказывается, это на втором этаже, в левом крыле лечебного корпуса, в котором когда-то располагались молельни. А теперь из бывших келий доносились не монотонные речитативы молитв, а бессвязное бормотание, вскрики и долгие стоны, которые в темноте казались еще более пугающими.
Совершив глубокий вздох, я в последний раз обжегся о ледяной воздух нижнего слоя и шагнул в свою бывшую камеру, как смертник — на эшафот. Света там по-прежнему не было. Ни звуков, ни движения. Лишь скрюченный, сидящий полубоком силуэт виднелся в дальнем углу и расширенными глазами смотрел прямо на меня.
Я все еще стоял во Тьме, укутанный ее мягкими крыльями, все еще прятался под ее покрывалом, однако обитатель камеры не отрывал от меня глаз. Когда я чуть сдвинулся, он дерганым движением повернул следом голову, а когда я подошел — сжался в комок, обхватив руками колени, и едва слышно прошептал:
— Не убивай!
Только тогда я догадался, что он, как и я, находился на темной стороне. Только в отличие от меня бедняга не знал, как отсюда выбраться. Не помню, стояли ли здесь в прошлый раз заклинания такого уровня, но за прошедшее время надзиратели определенно учли свои ошибки, и теперь, не умея спускаться на нижний слой, выбраться отсюда стало невозможно даже темному магу.
— Не убивай! — умоляюще прошептал узник, глядя на меня снизу вверх покрасневшими глазами. Заросшее лицо, седая борода и такие же седые, спускающиеся почти до груди, неопрятные лохмы делали его похожим на старика. Но когда я подошел ближе, оказалось, что мужчина был еще довольно молод. Лет тридцать, не больше. На бледном, худом, но почти не тронутом морщинами лице застыло выражение такой муки, что я внутренне содрогнулся. А когда стало ясно, что всю левую сторону его головы занимал огромный след от ожога, я наконец сообразил, почему за столько времени никто не распознал подмену.
Когда человек спускается во Тьму, он сильно меняется — внешне и внутренне. Цвет глаз, волос, выражение лица, манеры, привычки и даже голос. Поэтому от того, что когда-то определяло меня как «золотого» мальчика, не осталось ничего, кроме воспоминаний. Но и они были похоронены под таким слоем пепла, что даже я лишний раз не стремился их оттуда вытаскивать.
— Не убивай… — снова прохныкал мой двойник и вдруг без предупреждения прыгнул, целясь пальцами в горло.
Стой я чуть ближе, и жизнь этого парня закончилась бы мгновенно, но, к счастью, я успел повернуть вынырнувшую из пустоты секиру, поэтому не чиркнул его лезвием по груди, а ударил плашмя. После чего двойника отбросило обратно, скорчило на полу, а из горла послышалось хныкающее:
— Не убивай… не убивай… не убивай…
Беспрестанно бормоча и больше не обращая на меня внимания, он сел и начал мерно раскачиваться, судорожным движением обхватив себя руками. Когда я приблизился снова, даже головы не повернул, так что пришлось обойти его по кругу. А когда я все же сумел заглянуть ему в лицо, то понял, что помогать здесь некому — в глазах молодого мужчины плескалось безумие. Причем всеобъемлющее, многолетнее и настолько прочно поразившее его разум, что нечего было и пытаться его излечить.
Когда и почему он попал во Тьму, вряд ли я когда-нибудь узнаю. Но, судя по всему, он уже давно находился на границе миров, не понимая даже, когда качается в ту или иную сторону. Пока я его рассматривал, он три раза умудрился перейти в реальный мир и обратно, не заметив этого. И все это время безостановочно то плакал, то кричал одно-единственное: «Не убивай!»
Поняв, что ловить тут нечего, я отступил и тем же способом, каким пришел, вернулся в пустой коридор. Освещения и тут практически не было — только тусклый светильник горел в дальнем углу, но его слабый свет не мог разогнать сгустившуюся тьму.
Пройдясь по коридорам монастыря и потыкавшись в разные комнаты, через некоторое время я набрел на комнату одного из целителей. Как и предполагалось, в изголовье лекаря лежал не новый, но вполне исправный визуализатор. А рядом на столике виднелась целая горка записывающих кристаллов, из чего я заключил, что где-то поблизости должны найтись и приборы, с помощью которых велось наблюдение за особо буйными больными.
Висел ли в камере моего двойника такой прибор, я уже проверять не пошел. Времени и так оставалось немного. И на что его действительно стоило бы потратить, это на поиск архива. Или другого помещения, где хранились записи о запертых здесь бедолагах и о том, что происходило с ними на протяжении всех этих лет.
На поиски этого места я угробил время почти до рассвета и при этом устал так, словно отработал вторую смену у статуи в первохраме. Идти с каждым ударом сердца становилось все сложнее, а желания обыскивать все подряд помещения центрального… по идее административного… корпуса оставалось все меньше. Была бы здесь Мелочь, я бы, конечно, управился быстро. Но в конце концов удача мне улыбнулась, и я набрел-таки на комнату, где на стеллажах стояли забитые бумагами коробки, на каждой из которых виднелся номер соответствующей камеры.
Открыть коробку под номером двести тринадцать мне удалось не сразу — от слабости пальцы уже начали подрагивать. А для того, чтобы разобрать бумаги, и вовсе пришлось поставить коробку на пол и с усталым вздохом устроиться рядом. Доспех я, разумеется, не снимал и от шлема тоже не избавился. Это несколько затрудняло процесс разбора документов, но не мешало вникать в написанное.
Двойник и впрямь находился в лечебнице под именем Артура Кристофера де Ленур. Причем вот уже десять лет подряд. Занимался им лично господин Ториер Брон, который, судя по подписи и печати, являлся руководителем сего лечебного учреждения. Однако видимых сдвигов в состоянии пациента за все время наблюдений целителем отмечено не было. «Артур» оставался крайне агрессивным и несговорчивым пациентом, не раз демонстрировал готовность причинять вред себе и посторонним. Неоднократно становился источником бесконтрольных вспышек темного дара. А однажды… в самый первый месяц своего пребывания… умудрился даже сбежать. Да-да. Судя по дате, день и даже время побега были указаны абсолютно правильно. А вот дальше начиналась какая то чушь, причем подписанная и завизированная лично господином Броном.
С его слов выходило, что в означенный день Артур де Ленур невесть каким способом сумел-таки выбраться из камеры, несмотря на то что его поместили в комнату для буйных магов. Комната, со слов целителя, была хорошо защищена и многократно испытана, но ранее подобных казусов с ней не случалось. Каким именно образом необученному девятнадцатилетнему магу удалось ее покинуть, лекарь до сих пор точно не знал, но на всякий случай после того, как беглеца вернули, защита на его камере была поставлена тройная, а количество заклинаний, подающих сигнал о попытке преодоления магических щитов, возросло с пяти сразу до восемнадцати.
О том, что происходило с Артуром де Ленур между этими двумя событиями, бумаги господина Брона объясняли довольно туманно. Но по всему выходило, что на без умного мага, как и положено по уставу, устроили облаву с приказом вернуть беглеца живым или мертвым. В облаве участвовало несколько магов, два целителя и целая толпа простых стражников, но повезло только одному человеку. Который через двое с половиной суток и обнаружил беглеца в лесу, рядом со свежим пепелищем, где бедолагу успело серьезно обжечь. Подкравшись к беспамятному парню, поисковик ловко его спеленал, с помощью специального амулета усыпил и благополучно вернул в монастырь. После этого безумца подлатали, снова заперли под замок и сделали все, чтобы полностью исключить возможность повторного побега. А удачливый охотник получил от господина Брона искреннюю благодарность. Правда, без занесения в личное дело.
И звали этого охотника Оливер Гидеро.
ГЛАВА 11
— Ты что тут делаешь?! У тебя же вроде выходной! — изумился следующим утром Йен, когда открыл дверь собственного кабинета и обнаружил, что он… как бы это сказать… занят. — Арт! И почему твои ноги опять лежат на моем столе?!
Я лениво приоткрыл один глаз. Полулежать в новом кресле Норриди было почти так же удобно, как в старом, но если бы здесь появился полноразмерный диван, а не стоящее у стены мелкое недоразумение, было бы намного лучше.
— Как ты сюда залез? — все еще озадаченно поинтересовался Йен, бросив на второе кресло принесенную с собой папку с бумагами. А я неохотно исполнил требование начальства и сел. — Я же запер вчера дверь. И защиту никто не трогал.
— Я тебя умоляю… защита, которую поставил я сам, защитой от меня в полном смысле этого слова не является. А пришел я пораньше потому, что мне не спалось. И захотелось, представь себе, поработать. После этого возвращаться домой было лень, поэтому я решил дождаться тебя здесь.
Норриди фыркнул и, решительно согнав меня со своего законного места, плюхнулся в нагретое кресло.
— Что ж тебе в комнате следователей-то не спалось?
— У них стулья в кабинетах неудобные, — зевнул я, и это была сущая правда. В последнюю ночь я и впрямь спал плохо, но не по причине кошмаров, а из-за настойчиво крутящихся в голове мыслей по поводу Оливера Гидеро.
Ближе к рассвету я устал от догадок и по темной стороне пробрался в Управление, чтобы кое что проверить. В базе ГУССа на Гидеро имелось целое досье, причем достаточно подробное, чтобы составить впечатление о человеке. И по всему выходило, что этот странный мужик и впрямь был хорошим следователем. Неглупым, упорным и с фанатичностью прирожденного бойца доводившим даже очень скользкие дела до логического завершения. За полтора десятка лет безупречной службы в должности старшего следователя не было ни одного преступления, которое бы он не раскрыл. Десятки благодарностей от руководства. Несколько значимых наград. И даже королевский орден за безупречную службу… все это создавало репутацию сыскаря, в честности которого никто бы не усомнился.
Быть может, именно поэтому он и стал мишенью того, кто организовал убийство моих близких и подставил меня самого?
Надо признать, Гидеро сыграл свою роль безупречно и со знанием дела подвел под меня обвинение, в чем ему, безусловно, помогли хорошо проплаченные… а возможно, и ставшие жертвами шантажа или угроз коллеги. В кресле начальника тогда восседал по уши погрязший в дерьме Кукнис, так что помощи сыскарям ждать было неоткуда. А своя собственная жизнь и жизни родных волновали их гораздо больше, чем судьба благородного сопляка, за которым и без того водилось немало грешков.
Кстати, этой же ночью я, кажется, понял, след какого магического воздействия обнаружил штатный целитель, когда вскрывал тело Оливера Гидеро. Уверен, если бы кто-то задался подобной целью, то похожие следы были бы обнаружены и на господине Найдише Оменахе, нелепо погибшем на ежегодном городском карнавале, и на старике Тридоре, которого убили вскоре после окончания следствия, и даже, быть может, на теле Хлои Бартон, которая примерно в то же время нелепо утонула в собственной ванне.
Незначительные изменения магического фона вокруг не-магов нередко провоцируются длительным ношением различного рода артефактов. Но только след от магического контракта был способен сохраниться на теле даже после смерти.
Думаю, без дополнительных гарантий жизни своей семье Оливер Гидеро никогда не согласился бы на подлог. Да и старику Тридору незачем было лгать на суде, даже за деньги, если он не был уверен, что его единственная, горячо любимая и тщательно оберегаемая дочка не находится в безопасности. О ее судьбе я, правда, не стал ничего выяснять — девчонка меня не интересовала, но могу по клясться, что она жива-здорова и неплохо себя чувствует благодаря контракту отца.
Но тогда получается, что хотя бы одного из тех, кто лжесвидетельствовал на моем суде, мучила после этого совесть. Из всех погибших Гидеро был самым последним и умер через целый месяц после того, как меня оправдали. Но мог ли он, сожалея о сделанном, не просто испытывать чувство вины, но и пытаться что-то исправить? И мог ли, прослышав о побеге Артура де Ленур, предпринять хоть какие-то меры, чтобы жестокая травля наконец-то закончилась?
Безусловно, отыскать за два с половиной дня хотя бы отдаленно похожего на меня мага, да еще и сумасшедшего, притащить в окрестности Дома милосердия, а затем выдать за Артура де Ленур было не просто рискованно… это была совершенно безумная затея! Но Оливер, похоже, ее осуществил. И этим избавил меня от огромного количества проблем, включая возможность разоблачения.
Какими мыслями руководствовался тогда Гидеро, уже никто и никогда не узнает. Где он нашел того паренька, я тоже выяснить не успел. Но если покопаться в делах этого упрямого, отчаянно не желавшего мириться с несправедливостью и наверняка понимавшего, что его ждет, человека, я, наверное, все же найду какого-нибудь безвестного мальчишку, которому в отличие от меня не так повезло на темной стороне. Безумца, чью довольно-таки спокойную и сытую жизнь в лечебнице бывший следователь обменял на призрачный шанс спасти настоящего беглеца в надежде, что это хоть как-то искупит его вину передо мной.
— Господин Норриди! Ой, мастер Рэйш, вы тоже здесь? — ворвался в мои размышления торжествующий голос Тори.
— А, молодежь, — рассеянно отозвался Йен и, заметив заглядывающую в дверь Лизу, приглашающе махнул рукой. — Что там у вас? Заходите.
В кабинет с загадочными физиономиями зашли оба наших штатных мага, старательно прикрыли за собой дверь, а затем Тори с заговорщицким видом прошептал:
— А я нашел, почему наш амулет не работал!
— Что за амулет? — озадачился Норриди.
— Тот, который я брал взаймы у Лива Херьена.
— Ты что, до сих пор его не вернул? — удивился я.
Тори мотнул головой:
— Не-а. Когда вы ушли, я вдруг подумал: может, это мы его сломали? Вот и решил отремонтировать в перерывах между делами.
— Так. И что же такого важного ты в нем нашел? — все еще недоумевая, поинтересовался Йен.
Вместо ответа Тори вытащил из кармана амулет, положил его на стол перед начальством и предложил:
— Скажите какую-нибудь неправду.
— Арт — дурак, — не задумываясь, выдал Йен.
На крышке амулета загорелся зеленый огонек.
— Сам дурак, — не остался в долгу я, и прибор опять весело подмигнул.
Мы с Йеном быстро переглянулись, но прежде чем успели озвучить свои вопросы, Тори снова забрал побрякушку, что-то нажал, покрутил и, вернув амулет на стол, предложил:
— А теперь скажите что-нибудь правдивое.
— А я сегодня чуть сферу твою не разбил, — сообщил я, демонстративно приподняв ноги.
— Если бы ты это сделал, я бы тебя убил, — спокойно отозвался Йен, и мы дружно посмотрели на стол: оба раза амулет вспыхнул алым, а я с удивлением понял, что сфера для Норриди и впрямь имеет немалую ценность.
— И что это было? — хмуро осведомился шеф, когда Тори обвел наши физиономии торжествующим взглядом. Вроде как говорил: ну что, поняли вы наконец?
Мы с Йеном снова переглянулись.
— У него снизу переключатель есть, — избавила нас от мучений Лиза. — Нажмешь на него, и амулет показывает, что люди говорят только правду. Нажмешь снова, и он будет загораться только красным, как будто вокруг сидят одни вруны.
— Это ведь не поломка? — мгновенно подобрался Норриди, когда Тори вновь забрал амулет и, перевернув его, показал нам крохотную выемку, в которую мог пролезть только один ноготь.
— Боюсь, что нет, шеф. Конструкция изменена умышленно. Но до поры до времени прибор может работать исправно — мы проверяли. Просто так попасть пальцем в щель довольно сложно, для этого нужна сноровка. Но, видимо, пока мы с мастером Рэйшем тряслись в экипаже, у прибора разболталась крышка корпуса, вот он и начал показывать сперва одно, а потом другое.
Тьфу ты, гадость! Вот почему я не смог вычислить лжеца в поместье леди Норвис!
— Стоп, — неожиданно осенило меня. — Если над прибором кто-то поработал специально, то это же означает, что наши коллеги из городской стражи имеют прекрасную возможность фальсифицировать показания свидетелей!
— Меня больше волнует, сколько еще таких амулетов стоит на обеспечении Жольда, — мрачно заметил Йен.
— Да. Надо пригласить его сюда и организовать очную ставку с дежурным магом. Как там его зовут? Херьен?
Мы в третий раз переглянулись, но вопрос, как говорится, повис в воздухе.
— Это еще не все, — тихонько добавила Лиз, когда мы прониклись масштабом проблемы и одинаково нахмурились.
Тори согласно кивнул:
— Я уже говорил, что амулет мне дал Лив. Но я говорил с ним вчера… ну, сказал, что мой пока не починили, и если он не против, то я еще немного поработаю этим. А Лив только посмеялся и заявил, что я могу забрать хоть на целую неделю, потому что свой амулет он всегда носит при себе, а это — запасной амулет его напарника, который сейчас в отпуске.
— Шоттика?! — неверяще переспросил Йен.
Тори снова кивнул. А я забрал у парня амулет правды, убедился, что он действительно с подвохом, и недобро усмехнулся.
Ну что, хорек, вот ты и попался. Я же говорил, что когда-нибудь отомщу?
Оставив Норриди размышлять над полученными сведениями, я поспешил слинять из Управления, напоследок умудрившись поспорить с молодежью относительно свойств темных артефактов. Молодежь в этом деле оказалась подкованной, но еще совсем неопытной, поэтому спор я все-таки выиграл. А в качестве наказания велел детишкам порыскать по базе данных и познакомиться с методами работы лучших сыскарей ГУССа, отличившихся в последнее десятилетие.
Само собой, я не собирался принимать у них экзамен на знание чужих биографий. Но раз уж Корн мог отслеживать все наши запросы по сферам, то стоило замаскировать свой интерес к делу Оливера Гидеро. Поэтому я сделал вид, что не заметил обиженного выражения на лице Тори, и отправился по своим делам, благо их с каждым днем становилось все больше.
— Просыпайся, Ал! — бодро возвестил я, спустившись в первохрам. — Новый день настал, и нам опять пришла пора поработать!
Каменный алтарь в один миг налился светом, забурлил и пошел серебристыми волнами, а через пару мгновений на месте «наковальни» возник такой же серебристый человек и, совсем по-нашему зевнув, раскованно потянулся.
— Молодец, осваиваешься, — со смешком похвалил его я, подходя к груде мусора, который еще только предстояло превратить в нормальную статую. После чего Ал опять растекся в большую лужу, облачил меня в блестящую защиту и пропал посреди беспорядочно наваленных обломков, откуда через некоторое время показался несущий очередной камешек ручеек.
Какое-то время мы сосредоточенно работали, стараясь успеть как можно больше. Ал исправно поднимал с пола осколки, я уже сноровисто бросал их на постамент. Однако когда пришла пора перевести дух и я оглядел результаты наших совместных усилий, то оказалось, что сделали мы всего ничего — за три полных дня каких-то три несчастных ряда, высота которых не достигала даже щиколоток будущей статуи! Пожалуй, если работать такими темпами, я успею помереть от старости, а мы так и не доберемся до главного.
— Похоже, придется оптимизировать процесс, — пробормотал я, когда стало ясно, что толку с этой работы немного. Напарник тут же заволновался, забурлил, будто решил, что я ухожу раньше оговоренного срока. — Постой, Ал. Не суетись. Мы с тобой делаем неэффективные телодвижения. Давай ка подумаем, как это можно исправить и как организовать процесс так, чтобы он пошел легче и быстрее.
Застывший перед моим лицом ручеек с очередным обломком задумчиво булькнул. А я поднялся с корточек, походил, разминая затекшие ноги. Оглядел громадный зал, где никого, кроме нас и приютившейся на выступе возле выхода Мелочи, не было. Наконец поскреб в затылке, по думал и решил:
— Была не была. Авось Фол нас за это не испепелит.
Изложив свою задумку алтарю и получив от него согласие на эксперименты, я попробовал слегка разнообразить тактику укладывания камней. К сожалению, бросать их из далека не получилось — летящие камни, во-первых, ударялись о ту же преграду, которая мешала Алу делать эту работу самостоятельно; а во-вторых, они были чудовищно тяжелыми, и у меня при всем желании не получалось бросать обломки дальше, чем на два шага. А те, что я все-таки докинул до стены, благополучно от нее отлетели и едва не зарядили мне в лоб, заставив отказаться от опасной затеи.
Тогда я попросил алтарь выстроить возле невидимой границы подобие второго постамента — чуть выше, чем тот, куда нам надо было сбросить осколки. И попытался скидывать камни оттуда, сверху вниз, чтобы облегчить процесс переноски. Но этот вариант тоже не подошел. Оказывается, вне постамента осколки наотрез отказывались скрепляться «сопливым» раствором и при первой же возможности начинали разваливаться на части, лишь добавляя нам обоим проблем. А без моего участия они и вовсе не могли преодолеть невидимую стену, словно присутствие человека являлось той обязательной составляющей, которая требовалась даже могущественному темному богу, чтобы заново вернуться в мир.
Третья попытка оказалась более удачной. Решив больше ни в кого не кидаться, я предложил алтарю поддерживать мои ладони снизу до тех пор, пока я не донесу осколок до постамента. Таким образом почти весь вес камня забирал на себя Ал, из него же тянулись силы на перенос. Только в таком виде непонятная преграда, хоть и неохотно, соглашалась его пропустить к постаменту бога, а от меня требовалось лишь плавно подвести туда руки и в нужный момент выронить камень.
Попробовав так и этак, мы все же нашли алгоритм, который позволял мне почти не тратить силы на транспортировку. И тогда процесс пошел гораздо быстрее. За то время, что раньше требовалось на укладку всего одного ряда, мы с Алом сумели выложить целых четыре. Однако после этого отдых потребовался уже не мне, а ему.
— Ну что, перерыв? — предложил я, заметив, что растекшаяся среди камней лужа заметно поблекла и почти утратила блеск.
Зависший на высоте моего лица осколок, удерживаемый на весу с явным трудом, покачнулся и с облегчением брякнулся на пол. Но алтарь после этого еще долго не мог собраться воедино. А когда ему это наконец удалось, рядом со мной на полу с тихим журчанием развалился бледный, смертельно уставший человек, который мечтал только об одном — выспаться.
— Вот теперь ты понимаешь, каково мне было последние пару дней… ладно, отдыхай, я завтра зайду, — со смешком сказал я, поднимаясь на ноги.
— Бульк! — из последних сил отозвался Ал.
— Что? Не успеешь восстановиться? Давай тогда послезавтра.
— Бульк-бульк!
Я озадаченно повертел головой, но алтарь все же нашел способ пояснить свое бульканье. И, собравшись с силами, написал на полу серебристыми буквами: «Вечером, сегодня». После чего я с сомнением его оглядел, но все же кивнул:
— Хорошо. До темноты вернусь.
Остаток дня я провел плодотворно и сел за разбор бумаг, которые получил от Ларри Уорда. Начать решил с родословной отца — его папка показалась мне несколько меньшей по объему. Но успел только разложить в кабинете часть бумаг, как возникла еще одна проблема — родовое древо семейства де Ленур оказалось слишком объемным, и в доме попросту не было помещений, способных его вместить. Мой кабинет для этого оказался слишком маленьким, схрон — тем более. В гостиной я бы не рискнул раскладывать эти бумаги. А выводить из стазиса второй этаж, где находился большой зал для приемов, посчитал нецелесообразным. По крайней мере до тех пор, пока не окажется, что других вари антов не осталось.
Так ничего и не решив, я уже по темноте отправил Мелочь по известному адресу в Белый квартал — присмотреть за мальчишкой Искадо, а сам вернулся в первохрам, надеясь, что алтарь успел восстановиться.
Как оказалось, частично он действительно смог вернуть потраченные силы, однако прежнего блеска в растекшейся на полу луже все еще не было. Тем не менее от самой тяжелой работы Ал меня избавил, честно отработал почти до середины ночи, но к полуночи выглядел так, словно в каверне вновь поселился голодный вампир.
— Э-э, нет, так дело не пойдет, — озабоченно произнес я, когда после второго ряда дрожащий от слабости ручеек дважды выронил по пути небольшой осколок. — Давай-ка мы на сегодня прервемся, а завтра подумаем, как распре делить наши силы, чтобы их хватило надолго.
Ал сперва повозмущался, побурлил, но даже это делал вяло и скорее из упрямства, чем из желания продолжить. Закончив с моей помощью второй ряд, алтарь смиренно утек на свое привычное место, где опять обратился в «наковальню» и окаменел.
Оставив его восстанавливать силы, я выбрался на более теплые слои Тьмы и с облегчением расправил плечи. Надо было успеть выспаться, вникнуть в данные Уорда, подумать, как лучше разобраться с Шоттиком, да еще и мальчишку Искадо из виду не упустить. Плюс ко всему, я ни на шаг не продвинулся в работе над списком учителя. Так и не понял, зачем он понадобился моргулу. Не выяснил, кто именно привлек умрунов к созданию врат. И вообще много чего еще до сих пор не сделал. В том числе уже второй день подряд забывал покормить Мелочь, а она, скромняга, так и не рискнула напомнить.
Решив исправиться следующим же утром, я открыл тропу, намереваясь выполнить хотя бы первый пункт из намеченного списка дел. Но уже перед уходом из храма снова услышал долгий, эхом отдающийся во Тьме вой.
Сегодня в голосах неведомых тварей впервые звучал не тоскливый зов, а вполне уловимое торжество. Сами они по-прежнему были далеко, где-то за пределами столицы. Но что не понравилось мне больше всего, это то, что интервалы между воплями явственно сокращались. Первый раз я услышал голоса около недели назад. Второй раз, кажется, они выли, когда я исследовал валун в Вестинках. То есть ровно через три дня. Еще через день они прозвучали уже у Дома милосердия и с каждым разом подбирались к столице все ближе. Более того, количество голосов тоже изменилось. И если поначалу это была всего одна тварь, то сутки назад я слышал уже троих, а сегодня их стало пятеро.
Что, демон меня задери, происходит?!
ГЛАВА 12
Следующие полдня я потратил на то, чтобы обежать столицу и ее окрестности в поисках непонятных тварей. Просмотрел все свои метки, обошел деревни вокруг монастыря, умаялся донельзя, но что это за звери такие, так и не понял. Следов после себя на темной стороне они не оставили, так что оставалось лишь ждать, когда они объявятся снова, и готовиться к худшему.
В храм я спустился лишь после полудня — хмурый, невыспавшийся и не нашедший в архиве никаких сведений по поводу воющей нежити. Алтарь при моем появлении на этот раз проснулся сам, но выдохся еще быстрее, чем накануне, так что уже к обеду нам пришлось вернуться к первоначальной схеме работы, чтобы доложить тринадцатый ряд и собрать гигантскую статую хотя бы до середины голеней.
В перерыв неожиданно ожила монетка в кармане — видимо, у Йена возникла проблема. Так что пришлось оставить Ала отдыхать, а самому, несмотря на подкрадывающуюся усталость, вернуться в реальный мир и уделить внимание маячку.
Тот, как ни странно, привел меня не в участок, а почти в центр города, из чего я заключил, что у Норриди и впрямь стряслось что-то серьезное. Но вскоре я узнал здание ГУССа и успокоился: похоже, самого плохого не произошло. Просто Йена неожиданно вызвали к начальству, и там, видимо, срочно потребовалось мое присутствие.
В кабинете шефа, куда я пробрался по темной стороне, присутствовали еще трое: Жольд, Херьен и, как ни странно, Тори Норн. Я, если считать Норриди и самого Корна, оказался шестым. И, разумеется, пришел позже всех, за что удостоился виноватого взгляда от Йена и мрачно-тяжелого от Нельсона Корна.
— Почему я не удивлен? — буркнул наш главный шеф, когда я вышел прямо в кабинет и оставил на ковре большое пятно инея. — По-моему, без тебя ни одна моя проблема не обходится, Рэйш. И даже к этому делу ты, оказывается, успел приложить руку.
— Вы о чем? Какое дело?
— Дело Шоттика, — одарил меня раздраженным взглядом Жольд. После чего я наконец сообразил, отчего здесь такой странный состав присутствующих, и, получив разрешающий кивок от Корна, занял пустующее кресло у окна.
— Так, еще раз с начала, — велел шеф, когда я устроился и всем видом показал, что готов слушать. — Кто, когда и при каких обстоятельствах обнаружил неполадки с амулетом?
Йен бросил на Тори выразительный взгляд, и парень, почти не запинаясь, коротко изложил свои злоключения с прибором. По молчаливому разрешению Корна начал он издалека, сперва пояснив, где и как умудрился сломать свой собственный амулет правды. Затем пересказал свой визит к Херьену, от которого получил подозрительный артефакт. Совсем уж кратко обрисовал нашу работу на месте первого преступления. И после того, как сообщил, что на протяжении следующих суток амулет находился у меня, все взгляды в кабинете обратились в мою сторону.
А я что?
Бросил понимающий взгляд на лежащие на столе Корна амулеты… один был выключен, а на крышке второго горел зеленый огонек. Наверняка это был амулет самого Корна, надежный и тщательно проверенный после того, как Йен сообщил ему о чэпэ. Подозревая, что в это же самое время где-то рядом наверняка работают и записывающие устройства (дело-то тянуло на хорошенький скандал), я так же кратко, как и Тори, рассказал, где провел следующие полтора дня до возвращения в Управление. Результаты допроса слуг в поместье госпожи Норвис Корна особенно не заинтересовали. Он только уточнил, по какой причине я, если заподозрил кого-то во лжи, не отметил этот факт у себя в отчете.
Что я мог на это сказать?
Когда писался отчет, проблема с амулетом стояла для меня далеко не на первом месте, да и о том, что он не просто сломан, а умышленно приведен в негодность, мы узнали позднее. Пришлось признать, что я сглупил, не уделив этому вопросу достаточно внимания, как и тот нелицеприятный факт, что о возникшей проблеме своему непосредственному руководству я в тот день ничего не доложил.
— Тебя извиняет только то, что ты темный, — рыкнул Корн, когда я замолчал и принял как можно более не зависимый вид. — И не обязан досконально знать принципы работы светлых артефактов. Но все же ты сотрудник Управления. И, беря в руки служебный прибор, должен быть уверен, что он работает исправно!
— В тот день я много времени провел на темной стороне, — возразил я. — Поэтому не исключал, что амулет забарахлил именно поэтому. Защитные чехлы все же не рассчитаны на такие нагрузки. А рутинные проверки не требуют от сотрудников отражать в отчетах по делу об убийстве такие незначительные детали.
— Дальше! — словно не услышал Корн.
Я мысленно пожал плечами и быстренько закруглил доклад, закончив на том, что по возвращении в участок передал амулет Тори. Тому снова пришлось раскрыть рот, и примерно на протяжении половины свечи парень довольно подробно описывал, что делал с подозрительным амулетом, чтобы, как он выразился, его «починить».
— Почему вы не обратились с этой проблемой к непосредственному руководителю? — хмуро осведомился Корн, когда парень ненадолго прервался.
Тори отвел взгляд.
— Я подумал так же, как мастер Рэйш. Амулет неоднократно побывал в тот день на темной стороне. И еще я обнаружил трещину на чехле, когда изучал прибор. Мне показалось невежливым возвращать чужую вещь в неисправном состоянии, поэтому я предпринял попытку избавиться от неисправности своими силами.
— Вы разве артефактор, мастер Норн? — с неприятным прищуром взглянул на него Корн. Но Тори, к моему удивлению, смущенно кивнул:
— Да, я немного понимаю в приборах. Свой я, по край ней мере, всегда проверяю сам. Поэтому и счел возможным разобрать этот.
— Так. И что же вы нашли?
Тори подошел к столу, встал боком, чтобы его мог видеть и Жольд, после чего продемонстрировал присутствующим нижнюю часть прибора и в двух словах объяснил, а затем и продемонстрировал принцип работы переключателя.
Когда на глазах Херьена Тори с невозмутимым видом сообщил, что прошлой ночью обокрал королевскую сокровищницу, а амулет радостно подмигнул зеленым огоньком, Лив, по-моему, поперхнулся. Лицо Жольда стало совсем мрачным, а я мысленно ухмыльнулся.
А все же молодец мальчишка. Теперь главное, чтобы переключатель не сломался не вовремя, не то к парню домой вскоре нагрянут с обыском. Так, на всякий случай проверить, не врет ли этот шутник и не завалялся ли у него под кроватью королевский скипетр на пару с короной.
К счастью, с переключателем все было в порядке, поэтому при повторении фразы амулет добросовестно показал нам: «вранье». Тори этим, правда, не удовлетворился и ради подтверждения своих выводов еще пару раз сказал чистую правду.
На Лива после этого стало больно смотреть. У Жольда на скулах заиграли желваки. А взгляд, которым его одарил Нельсон Корн, был таким выразительным, что я даже пожалел начальника западного Управления городской стражи, перед лицом которого только что замаячила перспектива оказаться под долгим, позорным и весьма утомительным следствием.
Разумеется, сор из избы выносить никто не захочет, поэтому процесс будет тихим и совершенно закрытым. Но если в результате проверки выяснится, что Шоттик далеко не один фальсифицировал данные или кому-то… пусть даже вскользь… стало об этом известно, то головы и должности полетят только так.
— Что скажете, Жольд? — сузил глаза Корн. — Это ведь ваше подразделение.
Начальник городской стражи западного участка отчетливо скрипнул зубами.
— Да, шеф. И мне было так же неприятно услышать об этом инциденте от коллеги Норриди, когда он пришел ко мне сообщить о проблеме.
Я бросил любопытный взгляд на Йена.
Ого. Так он не пошел сразу к Корну, а сперва совершил визит вежливости к соседям? Что ж, умно. И очень дальновидно. Ведь теперь Жольд, если, конечно, не замешан в этом деле, ему крупно обязан. Хотя я уверен — прежде чем идти к нему, Йен прихватил с собой сразу парочку амулетов правды и, быть может, даже записывающие кристаллы. Которые наверняка пригодятся даже в том случае, если Диран окажется абсолютно чист.
Корн, видимо, подумал о том же, потому что Йену от него достался быстрый, но оценивающий взгляд. Тот сделал вид, что не понял подоплеки. А я вдруг понял, что горжусь этим хитроумным сукиным сыном, который совершенно правильно все рассчитал и только что получил в глазах начальства несколько важных баллов.
— Получив тревожный сигнал от коллег из УГС, я немедленно инициировал служебное расследование, — тем временем сообщил Жольд. — За прошедшие сутки мы проверили склад, все действующее оборудование сотрудников и все маготехнические приборы, которые находятся на нашем обеспечении…
Ну конечно. Наверняка, получив целые сутки форы, ты наизнанку вывернулся, чтобы к моменту допроса у Корна обладать всей полнотой информации.
— Нарушений в работе приборов, условиях хранений и соблюдении техники безопасности не выявлено, — по-военному четко доложил начальник городской стражи. — Дежурным магом здание было осмотрено на предмет наличия не подвергшихся сертификации артефактов и иных приборов — таковых обнаружено также не было.
— Да? — понимающе прищурился Корн. — А самого мага вы тоже проверили?
— Безусловно. Для этого был приглашен независимый специалист из Ордена. Вот его заключение.
Жольд выудил из-за пазухи официальную бумагу с печатью и подписью и положил ее на стол, а я так же мысленно присвистнул.
— Похоже, неисправный амулет в вашем подразделении был всего один, — неопределенно хмыкнул Нельсон Корн. — Что ж, это радует. Как и то, что вы успели так оперативно отреагировать на тревожный сигнал.
Ну Йен. Ну ты жук. Да Жольд тебе теперь не просто обязан — он тебе ноги целовать будет за то, что ты подарил ему возможность прикрыть дымящийся зад.
— Что скажете, Херьен? — Корн, бегло просмотрев отчет, перевел тяжелый взгляд на вцепившегося в подлокотники мага. — Вы действительно не знали о наличии у напарника этого амулета?
— Знал, — отчаянно потея, признался светлый. — Но я не думал, что у прибора появились дополнительные функции. И уже тем более не знал, что благодаря им можно подделывать результаты допросов.
Конечно. Иначе ты бы ни за что не передал эту «игрушку» в руки соседей из УГС.
— Как по-вашему, сколько времени ваш напарник самовольно изменял показания свидетелей и оказывал влияние в ходе расследований?
— Трудно сказать. Амулеты нам выдают раз в три года. Каждый год техники проверяют качество их работы, и последняя проверка была около шести месяцев назад.
— Жольд, поднимите все дела, которые вел Шоттик на протяжении этого времени, — властно распорядился Корн. — Протоколы допросов, результаты вскрытий, данные по выездам… все, что есть. И проверьте там все до единого слова.
— Так точно, — вытянулся в кресле Жольд. — Мы уже начали, шеф! Отчет будет в самое ближайшее время.
— Херьен, ваш напарник отстранен от дел, так что вся текущая работа в Управлении ляжет на ваши плечи, пока мы не отыщем замену.
— Так точно, господин Корн!
— Мастер Норн!
— Да? — поднял на шефа настороженный взгляд Тори.
— Надеюсь, вам понятно, что на все время, пока проводится проверка, ни вы, ни ваши коллеги, владеющие информацией по поводу амулета, не имеете права ее распространять?
— Разумеется, господин Корн. Мне это прекрасно известно.
Нельсон Корн удовлетворенно кивнул:
— Хорошо. Жольд, где сейчас находится ваш второй маг?
— В отпуске. Приказ подписан почти три недели назад. Через несколько дней срок отпуска подходит к концу. Но Шоттика в городе нет. Я еще вчера отправил людей на Солнечную с предписанием доставить его в Управление, но пока безрезультатно. Имеет ли смысл объявлять его в розыск?
Корн на мгновение задумался.
— Думаю, шум пока поднимать не будем, — наконец уронил он к вящему облегчению Жольда. — Если ваш маг планировал покинуть город, то он еще не в курсе возникшей проблемы. Разумеется, при условии, что ваши люди не имели желания его об этом предупредить.
— Проверка на складе и в Управлении проводилась как внеплановая без уточнения причин, — качнул головой начальник городской стражи. — О результатах я объявил только сегодня. Всем сотрудникам вынесена официальная благодарность за хорошее исполнение своих профессиональных обязанностей.
— Значит, все должно быть спокойно. Но ордер я все равно подпишу, а у дома на Солнечной оставьте наблюдателей. Возможно, все пройдет спокойно, и шумихи в прессе не произойдет.
Конечно. Зачем Управлению лишние проблемы? Идеальный вариант, если Шоттика повяжут тихо и незаметно, а затем так же тихо допросят и еще тише переправят в королевскую тюрьму, если факты фальсификации данных подтвердятся. Зная паскудную натуру светлого, я почти не сомневался, что Жольд, даже если и покрывал его мелкие грешки, обязательно что-нибудь откопает. Так что даже если у семьи Шоттика много денег и хорошие связи… а особняки на Солнечной кому попало не принадлежат… то, прилипни у этого хорька на рыле хоть одна сомнительная пушинка, Корн его сожрет. А Жольд с облегчением и радостью позволит это сделать, лишь бы отмазаться самому.
Спустя еще две свечи, закончив с допросом, получив ордер на задержание Шоттика и подписав все необходимые бумаги, мы благополучно вернулись на западный участок. Кэб довез нас до дальнего входа, откуда начиналась половина, отведенная для городской стражи. И именно там мрачный донельзя, вспотевший на несусветной жаре Жольд почти вежливо распрощался со мной и с Йеном. Норриди так же вежливо ему кивнул, после чего все же позволил себе усталую улыбку и, наверное, впервые на моей памяти вполголоса предложил отпраздновать окончание долгого дня.
Я, подумав, решил не отказываться. И когда Норриди умчался на нашу половину за вещами, от нечего делать принялся прогуливаться вдоль здания. А услышав внутри невнятный шум, полюбопытствовал заглянуть, что происходит.
Как выяснилось, по дороге в свой кабинет Жольд споткнулся о забытые кем-то в холле вещи и теперь в своей манере выражал недовольство тем, что в его Управлении дарит полный бардак. Сотрудники от греха подальше вещи быстренько уволокли, посторонние из холла убрались самостоятельно. А когда шеф ушел и внутри воцарилась блаженная тишина, я прислонился к стене возле тетки-регистраторши. И, решив, что дожидаться Йена в прохладном коридоре гораздо лучше, чем на раскаленной улице, вполголоса поинтересовался:
— И часто он у вас так?
— Да почти каждый день, господин маг, — вздохнула моя давняя знакомая. — То он орет, то посетители… какой здесь только швали не бывает. Намедни, вон, опять пьяницу какого-то приволокли, который облевал нам весь коридор. Еще двое умудрились подраться прямо тут, у всех на глазах. Когда закрыли нелегальный бордель, здесь еще и девицы легкого поведения толклись, галдя и благоухая в ожидании, пока их оформят. У вас-то, наверное, поспокойнее… — снова вздохнула она, от нечего делать рисуя в журнале регистрации какие-то закорючки. — Уволиться отсюда, что ли?
Я флегматично пожал плечами:
— Увольняйтесь.
— Да? А пособие? — возразила тетка. — Мне бы еще годик тут посидеть, и уже на старость откладывать не надо.
Я удивленно на нее покосился. Какая старость? Тебе еще жить и жить!
— Устала я, — неожиданно призналась регистраторша, отодвинув журнал. — Каждый день одно и то же: люди, крики, писанина… а кому она нужна? Кто вообще смотрит эти журналы?
— А вы туда все записываете? — спросил я больше от скуки, чем из желания поддержать беседу. Йен все еще задерживался — через линзу я видел, как он копошится в своем кабинете. А идти на жару не хотелось.
Тетка посмотрела на меня с искренним недоумением:
— Конечно. Кто пришел, к кому, когда… порой такие имена встречаются, что с первого раза и не выговоришь!
— Может, они вам врут, что их так зовут.
— А и ладно, — отмахнулась она. — Я их на амулете правды не проверяю. Поэтому не удивлюсь, если окажется, что половина из этих имен придумана. Вот, полюбуйтесь!
Женщина развернула ко мне журнал и перелистнула несколько страниц.
— Господин Кирстекускаутаре! Ничего себе фамилия, да? Или вот: леди Гираофоурсим! Разве можно было так назвать человека?!
Я хмыкнул и ради интереса тоже взглянул на пожелтевшие страницы. И правда… кого там только не было. Посетители, просители, заявители. Даже даритель какой-то приходил, возжелавший отблагодарить Жольда бутылкой отменного вина за помощь в раскрытии дела, как он выразился, «о пропавшей бутылке».
К сожалению, что это за дело такое, тетка не знала — она всего лишь записала причину обращения со слов посетителя. Но после этого мне действительно стало любопытно, и, убедившись, что Йен зачем-то уткнулся в сферу вместо того, чтобы идти на выход, я взял со стола журнал.
На удивление, почерк у регистраторши оказался ровным и красивым, благодаря чему все записи читались без труда. Ни клякс, ни помарок там тоже не было, что и вовсе казалось удивительным. Ну и насчет необычных имен регистраторша оказалась права, и я немного развлекся, читая самые невероятные, фантастические и зубодробительные фамилии, которые только можно было придумать. К тому же посетителей за день через журнал проходило немало, так что я прямо проникся сложностью работы женщины, вынужденной с утра до вечера, изо дня в день записывать сюда всякую чушь, которую наверняка никто не проверяет.
Неожиданно мой взгляд зацепился за что-то знакомое и ошеломленно замер. Не веря глазам, я трижды перечитал короткое имя, искренне полагая, что в записи закралась какая-то ошибка. Но на четвертой с конца странице, на предпоследней строке было очень старательно выведено: «Барри Хорс». А в графе «цель визита» таким же красивым почерком указано еще одно имя: «Альтис Шоттик», при виде которого у меня сердце неровно стукнуло.